Ольга Савельева Образ Рая в древнерусской и народно-христианской картине мира Мировоззренческая основа древнерусской культуры слагается из трёх основных компонентов: официальное (церковное) христианство, так называемое «народное христианство» и язычество. Последнее в чистом виде может рассматриваться только в самом начале зарождения того культурно-идеологического комплекса, который мы называем древнерусским, в то время, когда христианство только усваивалось. Позже взаимодействие между язычеством и христианством породило новую форму религиозного мировоззрения – «народное христианство». Образ рая в русской традиционной культуре (в древнерусской литературе и традиционном фольклоре) формировался в результате комплексного взаимодействия различных религиозно-мировоззренческих систем. Это является первой важной проблемой, встающей перед исследователем. Вторая, не менее важная проблема коренится в фундаментальных свойствах человеческой психики, для которой образ блаженства является куда более неясным и расплывчатым, нежели представления о муках. Еще во времена раннего христианства в «Апокалипсисе Петра» (II в.) рай описан в самых общих чертах, тогда как адские муки детально выписаны. Исследования показывают, что существовало и существует (например, у современных старообрядцев) несколько представлений о рае. Самыми распространёнными можно считать образ леса (природный символ) и образ сада (культурный символ). Лес, являясь одним из самых архаичных и архетипических символов коллективного бессознательного, в самых различных культурах обозначает «мир иной» или «нижний мир». Не являлось исключением и славянское (как частный случай – древнерусское) язычество. Как показал в своё время В.Я. Пропп, в русских народных сказках лес – «чужое» пространство, в котором царит Баба-Яга, способствующая возрождению сказочного героя в качестве социально полноценного индивидуума в «этом» мире после ступеней инициации-умирания в мире «ином». Представление о «чуждости» леса сохранилось и в русском народном христианстве, однако представления о его «инакости» усложнились. С одной стороны, лес остаётся обиталищем сверхъестественных существ, враждебных человеку и унаследованных из дохристианских представлений – леших, кикимор, русалок. С другой стороны, для русского христианина, в том числе и для старообрядца новейшего времени, это место, где молящийся человек лучше слышит голос Бога и способен развить и укрепить в себе святость путём следования простой, аскетической, соприродной жизни, чуждой соблазнам цивилизации. Это место смерти не самого молящегося, но его греховности и суетности. Строительство монастырей в лесах имело, разумеется, прежде всего рациональные причины, но и символический смысл такой локализации тоже нельзя не учитывать. При этом, если обратиться к литературным и фольклорным источникам, то можно убедиться, что материнский аспект лесного мира сохраняется: лес называется «матерью-пустыней». Особенно показательны в этом отношении тексты так называемых покаянных стихов, получивших распространение в городской среде в XVI в. Таким образом, лесной рай – это своего рода рай на земле, а праведная жизнь в лесу должна была означать возврат к изначальной гармонии между человеком и природой, утерянной для человека в результате грехопадения Адама. Возврат этот должен был осуществляться через христианство, церковное или не церковное – не имело решающего значения, главной была и остаётся символическая смерть для греховного мира и приобщение к материнскому лесному раю через покаяние. Сад как образ рая в христианстве связан, естественно, прежде всего с Ветхим Заветом, с первыми главами Книги Бытия. Однако в восточнославянском язычестве сад 1 рассматривался как девический мифологический локус, а также, по косвенным данным, как локус женских rites de passage. Такие представления о саде могли быть близки идее «ирья», то есть обиталища душ усопших и места, куда на зиму улетают перелётные птицы. По-видимому, представления о рае-саде в русском народном христианстве не связывались с эсхатологическим раем, куда все праведные попадут после Страшного Суда, но с неким Богородичным раем, куда праведная душа имеет шанс попасть сразу после кончины человека. В этом плане особенно показателен стих о так называемой «Аллилуйевой жене», некогда весьма распространённый у старообрядцев Поволжья, а теперь не известный нашим информантам. В этом стихе можно проследить отчётливую связь между печным устьем как аналогом материнской утробы, садом, который Богоматерь показывает Аллилуйевой жене в устье печи, и самой Богоматерью. Примерно то же самое показывают нам тексты о так называемых «обмираниях», где рай изображается в виде сада, как место всеобщего изобилия, над которым царствует Богоматерь. С её помощью душа обмершего (точнее, обмершей, потому что в подавляющем большинстве случаев речь идёт именно о женщинах) может приблизиться к Престолу Христа. Между прочим, следует отметить, что иконографические изображения рая немногочисленны. Чаще всего это райский сад, в котором обитают Адам и Ева еще до грехопадения. Особую проблему представляет вопрос о локализации того или иного вида рая в народно-христианских представлениях. Так, как уже было сказано, лес – опасное, сакрально нечистое место и в то же время некая идеальная модель сосуществования человека и природы. Рай-сад, располагающийся в печи, напоминает нам о том, что сама печь, при всём почтительном отношении к ней в быту, считалась принадлежащей к женскому, и стало быть, к нижнему миру (как и женская утроба, аналогом которой печь была). Т.А. Бернштам показала, что девический рай-сад, где временно пребывала душа просватанной девушки, символически связывался со столом в избе – локусом сакрально чистым, бытовым аналогом Божьего престола. Вместе с тем, изображение рая-ирия вышивалось на подолах девичьих рубах – то есть на той части одежды, которая была связана с телесным низом и с идеей репродуктивности и изобилия. Таким образом, можно заключить, что в представлениях о рае отразилась вся сложность и противоречивость представлений о мире, свойственная народному христианству как религиозно-мировоззренческому комплексу. Кроме того, рай-лес – это рай на земле, тогда как рай-сад – некий идеальный конструкт, существующий в «ином» мире. 2