файл - Волгоградский государственный университет
реклама
Многоуровневость общенародного русского языка в институциональном измерении О.В. Иншаков, Д.П. Фролов Фундаментальная теория общенародного русского языка, развивавшаяся в трудах С.П. Лопушанской, органично основывалась на системно-эволюционном подходе, акцентирующем «неравномерность развития необозримой массы слов, безграничность их изменчивости и превращение бесконечного множества слов в гармоническое целое под действием внутренних законов, обеспечивающих реализацию основной, коммуникативной функции общенародного языка»1. Дальнейшее развитие этой теории в предметном поле институциональной экономики позволило сформировать новое направление междисциплинарных исследований − институциональную лингвистику, − и получить ряд оригинальных научных результатов. Во-первых, посредством критического анализа и синтеза многих определений четко дифференцированы понятия институции и института, что позволило обосновать некорректность их отождествления в российской и зарубежной научной терминологии. На основе модели метапроизводственной функции обосновано «категориальное ядро» институциональной теории и «трансакционное ядро» общественного бытия, раскрывающее взаимодействие институции, организации, институтов и органов в социально-экономических системах2. Сформирована унифицированная англо-русская институциональная терминосистема, позволяющая повысить точность прямого и обратного перевода специальных понятий3. Во-вторых, введено в научный оборот понятие nomina institutis (институциональные номинации, или имена институций), рассматриваемое как класс отглагольных существительных, производный от nomina actionis (имена действия). Данный методологический шаг продиктован важностью разграничения названий отдельных действий и операций (nomina actionis), с одной стороны, и названий институций (nomina institutis), т.е. социальных форм типизации обособленных действий, устойчиво закрепляемых за агентами в качестве их статусных функций. Доказано, что названия агентов (nomina agentis) являются производными от названий институций, постоянно или регулярно осуществляемых ими типичных действий4. В-третьих, изучение содержания и видового многообразия институции как социальной формы функций субъектов, объектов, процессов и результатов человеческой деятельности с присущими им атрибутами (статусами, нормами, правилами, соглашениями, порядками и т.д.) привело к выявлению ее типовой номинации5. Определено наиболее общее средство фиксации значения институции в русском языке – имя существительное, оканчивающееся формантом -ство6. На этой основе составлены первые словники институций на материалах древнего (около 600 слов) и современного (более 1700 слов) русского языка7. Проведенный сравнительный анализ взаимного соответствия институциональных номинаций в славянских языках показал, что во всех них существуют устойчивые аналоги форманта -ство для обозначения институций: -ство (украинский, болгарский), -цтва, -ства (белорусский), -ство, -штво (сербский), -stvi, -ství, -ctvo (чешский), -ctwo, -stwo (польский)8. Родство способов образования номинаций социально-экономических институций свидетельствует о близости институциональных систем наших народов, объединяемых общей славянской письменностью и культурой. Однако это не отменяет значительных различий в номинировании одних и тех же институций в разных языках славянской группы, что отражает неравномерность и различия в историческом ходе институционализации социально-экономических систем разных стран. В-четвертых, проведен поэтапный анализ тысячелетней эволюции наименований социально-экономических институций, институтов, их органов и агентов в российском историческом контексте9. Ведь, по словам С.П. Лопушанской, все более важным становится «сопоставление древней системы слов и словоформ с современной. Казалось бы, никто этого исходного требования сравнительно-исторического метода не отменял, но как-то так получилось, что диссертации, монографии, учебные пособия по истории русского языка замкнулись на исследовании материала именно древне- и старорусских памятников, как правило, без сопоставления с живым русским языком»10, а тем более с эволюцией лингвистического отражения меняющейся институциональной реальности. В этой связи особое значение приобретают исследования новейших трансформаций общенародного русского языка, в частности под влиянием массовой «трансплантации» социальных и экономических институций изза рубежа в конце XX – начале XXI в. Это потребовало составления словаря заимствованных институциональных номинаций в современном русском языке (около 300 слов)11. Выявлено, что наиболее частым формантом для nomina institutis в современном английском языке является активный и продуктивный суффикс -ing, указывающий на генетическую связь обозначаемой статусной функции с определенным видом деятельности (doing), родом занятий человека как живого разумного существа (human being). Лингвистическое отражение «трансплантации» зарубежных институций выражается в транслитерации их номинаций (с формантом -ing) и постепенной русификации (использование форманта ство), в результате чего возникает неоднородное лексическое множество, нуждающееся в многоаспектной классификации. Институциогенез органично включает в себя лингвогенез, сочетающий эволюционные процессы изменения, отбора и передачи словарного состава языков агентов, представляющих различные виды деятельности. Любая институция, как и любой институт, имеет свой особый язык – специализированную систему кодов и когнитивных правил, выступающую способом коммуникации агентов. Изучение конкретных институциональных языков – важная задача лингвистики и широкое поле междисциплинарных исследований. Значительным эвристическим потенциалом обладает предложенная С.П. Лопушанской модель полевой структуры общенародного русского языка, обеспечивающая изучение «динамики изменения коррелятивных связей между единицами как одного языкового уровня, так и разноуровневых в едином языковом пространстве»12. В структуре языка выделяются «ядро» и двойная «оболочка», охватывающая языковые средства ближней и дальней периферии13. Применительно к институциональным языкам, «ядро» образуют узкоспециальные, профессиональные термины и аббревиатуры. Они наиболее стабильны, конкретны, точны и имеют ограниченную сферу применения. Институциональные агенты вполне могли бы сказать вслед за А. Дензау и Д. Нортом: «Основываясь на этих категориях, мы формируем ментальные модели для объяснения и интерпретации окружающей среды, обычно так, что это соответствует некоторым целям. И категории, и модели будут развиваться, отражая обратную связь на основании нового опыта»14. Первую «оболочку», или центральную часть языка института (или институции), формирует система общих понятий. Она контактирует с общенародным языком и культурой опосредованно, через комплекс динамично меняющихся неформальных понятий (сленг), выступающий второй, внешней «оболочкой» данного языка. Несмотря на активное взаимодействие с внешней средой, языковая система любого института специфична и достаточно замкнута. Новые слова попадают в нее только после сложного отбора, в ходе которого проверяется их статусная и профессиональная пригодность, неповторимость смыслов во внутренней и внешней среде, потенциал массового употребления, инновационная эффективность и т.п. Это – неофициальные длительные процедуры и никем не прописанные алгоритмы. Внедрение новых единиц общения в языки институтов происходит чаще неожиданно, случайно, что подтверждает высокую степень непредсказуемости «решений» экономической эволюции, особенно на ее наноуровне. Общее модельное представление структуры институционального языка позволяет показать его интегральную дифференциацию по секторам (Sn) – отраслям деятельности; по сферам (σni) внутри секторов – уровням компетенций и аллокаций от «ядра» данной системы до ее «оболочки»; по сегментам (skni) – видам и разновидностям деятельности внутри секторов и сфер лингвистической институциональной системы (LIS) (см. рис. 1). Такая модель позволяет частично выразить сложность и отразить «пульсацию» в статическом состоянии, динамике структурных сдвигов (рост) и системной эволюции (прирост) институционального языка посредством прямых и обратных связей между компонентами его структуры. Приграничное взаимодействие данной системы позволяет посылать сигналы в виде новых институционально специфицированных терминов в другие языковые системы, а также получать новые термины за счет изменений в других лингвосистемах и собственного словообразования, равно как путем интеграции частей лексических единиц разных систем. Во-первых, институциональное разделение языка осуществляется по уровню развития компетенций агентов, что разделяет лингвосистему на сферы по сложности, распространенности и мобильности. Это – всеобщая генетическая форма разделения, фиксирующая уровень развития общественного разделения труда и дифференциации институционального развития общества. Во-вторых, разделение языка происходит в особенной функциональной форме по секторам (отраслям) деятельности отдельного агента, выражая его обобщенные, доминирующие институции. В-третьих, в единичной форме язык каждого институционального агента конкретизируется в сегменте его деятельности внутри отраслевого сектора и конкретной сферы. Таким образом, разделение языка отдельного института на секторы (секторизация) показывает наличие в нем «вложенных» социолектов – языков институций, образующих данный институт. Наличие в языке института различных сфер (сферизация) выражает уровневую иерархию языковых компетенций. Дифференциация по сегментам (сегментация) отражает специфику коммуникаций различных специализированных групп агентов. Но «каким бы ни казалось разнородным это словесное многоцветье, в комплексе оно составляет единую мозаичную систему»15. Рис. 1. Структура лингвистической институциональной системы Условные обозначения: Sn – n-ый сектор LIS; σni – i-ая сфера n-ого сектора LIS; skni – k-ый сегмент i-ой сферы n-го сектора LIS. Основные сферы языковых компетенций: σ1 – наука и искусство; σ2 – управление; σ3 – специальный язык; σ4 – профессиональный язык; σ5 – общепринятый язык; σ6 – диалект; σ7 – сленг. Например, в структурных рамках языка университета, как института научно-образовательной системы разделение по лингвистическим сферам происходит по уровню сложности и богатства языковых компетенций агентов. Оно выражается в дифференциации по указанным критериям языков продвинутых исследователей и руководителей университета, деканов факультетов и заведующих кафедрами, преподавателей и докторантов, аспирантов и студентов, сотрудников административноуправленческих и инфраструктурных подразделений. Такое разделение выражается как в письменных документах, так и в устной речи, показывая разный уровень институциональной грамотности относительно накопленных (прошлых) и актуальных (настоящих) компетенций. Лингвосистема предприятия как базового экономического института значительно варьируется в зависимости от сферы и отрасли деятельности. Но очевидна специфика языков сотрудников производственных, плановоэкономических, кадровых, технических и других подразделений. Так, работники бухгалтерии или финансового отдела, отдела сбыта и рекламы, ремонтно-строительного управления, службы безопасности, производственного цеха и др. – в речевой практике используют разные наборы специальных терминов и сленговых выражений, отражающие уровень их компетенций, особенности осуществляемой деятельности, бизнес-процессов и технологий. Даже между работниками разных подразделений одного предприятия возникают «языковые ножницы», т.е. институционально обусловленная информационная и, шире, трансакционная асимметрия. Это связано с разделением языковых компетенций в рамках предприятия, например, охранника и маркетолога, фрезеровщика и слесаря, главного бухгалтера и главного энергетика и т.д. Представленная на рис. 1 модель была использована и содержательно уточнена при изучении лингвистических аспектов института биржи16. Язык биржи обладает всеми признаками продукта ее деятельности и отражает компетенции ее участников, их технику, имеет материальное воплощение, реализует статусы, групповые цели и интересы, информирует ее среды. Причем «в процессе формирования значений действительность “давит” на язык, стремясь запечатлеть в нем свои черты»17. Принятая биржей система кодов внедряется взаимодействующими акторами в возникающее между ними трансакционное поле и направлена на повышение эффективности обмена действиями при помощи общих и специальных сигналов и символов. При этом действует правило: чем сложнее институт, тем сложнее его язык. Эволюция биржи подтверждает эту общую системную закономерность. В процессе эволюции института биржи происходит отражение его сложности в коллективном сознании акторов, воплощающееся «в избыточность языка, что представляет собой естественный способ построения адекватного кода»18. Язык института биржи глубоко структурирован и широко дифференцирован, но его усложнение продолжается непрерывно, поскольку эволюционно усложняется описываемый им институт. Язык биржи обеспечивает устойчивость внутренних связей и способа функционирования институционально тождественных и взаимосоответствующих агентов в рамках их социальной кооперации, направленной на поддержание и укрепление способа их существования. Он выступает эволюционирующим механизмом минимизации трансакционных издержек биржевых коммуникаций в условиях неопределенности. Институт порождает свои слова для коммуникации внутри и вне себя. «Такие слова развиваются и меняются вместе с группой, опыт которой они выражают. В них отражается ситуация, история группы. А потому они остаются неясными, они никогда не живут полной жизнью для других, для тех, кто не разделяет опыта группы, кто не говорит от имени той же традиции, кто не переживает сходные ситуации (курсив наш. – Авт.)»19. Коммуникативный барьер (как необходимая часть барьера социального) между биржевым сообществом и людьми, не имеющими к бирже отношения, возникает объективно и естественно. Ведь биржевые агенты осуществляют весьма специфичную по своему содержанию и формам деятельность, которая связана с особыми институциями и статусами, ролями и рутинами, знаниями и умениями, методами и инструментами, процедурами и структурами, выражаясь в типичных событиях. В отношении биржи справедливо утверждение Д. Кана: «Всякий, кто желает овладеть каким-то языком, предварительно должен узнать лингвистические правила, которые, собственно, и порождают присущую вожделенному языку избыточность. Знание этих правил позволяет находить и исправлять ошибки, появляющиеся при передаче сообщений»20 в ходе коммуникации биржевых агентов. «Внутренний мир» биржи понятен только тем, кто «включен» в процесс ее функционирования. В основе коммуникативного барьера лежит способность агентов биржи к гораздо более адекватной интерпретации происходящих в ее рамках процессов по сравнению с агентами других социально-экономических институтов. Приведем показательный пример, зафиксированный на отрывке из ленты Интернет-форума трейдеров. Суть представленного диалога: более опытный биржевой игрок (Гость 1) делится своими навыками с неопытным игроком (Гость 2). Понять смысл приведенного фрагмента совершенно невозможно без наличия специальных биржевых знаний и без владения ее сленгом. Налицо четкий и очень высокий коммуникативный барьер, отгораживающий агентов биржи от «азеров» (от англ. other), т.е. от посторонних для биржевого сообщества лиц. Гость 1: – Хорошо, давай поговорим. Во первых – нужно чётко обдумать на какой валютной паре ты хочешь торговать. Я например выбрал фунт/евро. Эти валюты болееменее стабильны. Она не очень дёргается от фундаментала. Если приняла нужную позицию (вверх или вниз), то так и идёт в течение дня. Теперь давай посмотрим на то, что говорят специалисты в области анализов. Многие говорят, что (например, Саксобанк) не стоит сейчас торговать – слишком непонятна ситуация... Многие говорят о поддержке и сопротивлении... Исходя из этих данных, мы и принимаем решение. Опускаться ниже часа или 4 часов нет смысла. Самый нормальный график при внутридневной игре. Теперь о моменте входа – открываешь минутный график и в момент отката (например) входишь, чтобы заграбастать дополнительные 5-15 пунктов… Ну это так, лишь бы что-нить дополнительное отхватить... Лично я уже пролетел слегка… Рынок не стабилизировался, идёт в непонятном направлении. Хотел на короткой марже большим лотом сразу и много отхватить – рулетка не сработала... т.е. все мои пункты (а их за месяц около 800) были брошены просто впустую… Гость 2: – Я не понял, что ты имел в виду: ты играешь без тормозов или не ставишь стоп-лоссы? Гость 1: – И не то, и не то. Стопы я ставлю, но они не срабатывают, так как перед ними срабатывают профиты. Источник: http://forum.dealingcity.ru. Язык биржи – особый вид социальных диалектов, то есть профессиональных, групповых и корпоративных языков, отличающихся от языка общенародного исключительно лексикой. Т.И. Ерофеева предлагает использовать в этом случае более емкий термин «социолект»21. Социолект биржи включает, во-первых, понятие социального типа, с которым соотносится индивид под влиянием осуществляемой им на бирже институции и поддерживаемого института в целом; другими словами, это речь среднего, нормального, типичного агента биржи. Во-вторых, биржевой социолект предполагает систему речевых средств, детерминированную различными социальными, биологическими, психологическими и другими факторами участвующих в коммуникациях агентов (в частности, их статусами и ролями, полом и возрастом, характером и темпераментом, стажем и т.д.). Все элементы «осязаемой» и «неосязаемой» частей предметного мира биржи, равно как происходящие в ее рамках процессы, имеют определенные названия, формирующие сугубо специальный, профессиональный, сложный и закодированный язык. «Человеку с улицы» такие простые для биржевика слова как листинг, фьючерс, дисконт, спрэд, опцион, клиринг, рейдер или дериватив вообще непонятны. Да и сложные: операции «репо», стоп-лосс, тэйкпрофит, интрадей-трейдинг, уровень сопротивления или боковой тренд, – не значат ровным счетом ничего. И это в порядке вещей, так как речь идет об узкоспециальных терминах, обслуживающих определенный институт. Такого рода термины определяют содержательную специфику биржевого языка, выступая его «ядром». Они наиболее конкретны, точны и имеют ограниченную сферу применения. Конечно, критерий «специальности» языка довольно зыбок, с чем согласны многие лингвисты. В принципе, любую коммуникацию можно рассматривать как специальную, поскольку она предполагает знание, считывание, включение и переключение различных социальных кодов для демонстрации или сокрытия своего статуса и намерений. Вместе с тем, существует система общих понятий, неразрывно связанных с биржевой деятельностью, например, акция, облигация, инвестор, эмитент, портфель акций, первичное размещение, котировка, спекуляция, резидент, дивиденд, инфляция, доходность, ликвидность, кредит, прибыль, инвестиционный климат и др. Эти слова и словосочетания, в принципе, на слуху у деловой публики, даже у той ее широкой части, которая непосредственно не «пересекается» с биржей. Их мы часто встречаем на страницах деловой прессы. Высокая степень распространенности этих понятий и их «узнаваемость» отражают значимость биржи как одного из «стержневых» институтов рыночной экономики, опосредованно влияющего на все сферы хозяйственной деятельности. «Внешнюю оболочку» языка биржи составляет биржевой сленг (жаргон), который «защищает» внутреннюю среду данного института на ее неформальной границе от вторжения субъектов внешней среды. Сленговые слова «пересыпают» специальную профессиональную речь биржевых агентов, делая ее более выразительной, эмоционально насыщенной, придавая ей неформальный характер. Профессиональный язык формален и образует центральную часть языковой системы биржи. Он контактирует с общенародными языком и культурой опосредованно, через неформальный язык. Для лингвистического анализа института биржи важно замечание В.И. Карасика: «Задача профессиональной речи – не только обеспечить точное и емкое обозначение предметного мира соответствующей профессии (или их группы. – Авт.), но и отстранить профанов, которые своими поверхностными суждениями наносят вред профессионалам, подрывая престиж профессии»22. Поэтому «ядро» биржевого языка наиболее стабильно, а его элементы характеризуются точностью и однозначностью. Идет процесс постоянного ввода, отбора и укоренения понятий, характеризующих институт биржи, отражая в языке его эволюцию. Пополнение биржевого языка происходит по двум основным каналам – извне (за счет языков иностранных бирж) и изнутри, за счет самостоятельного генерирования новых словообразований. Как открытая система, язык биржи активно взаимодействует с внешней средой. Например, «в последние годы на Лондонской бирже металлов (LME), да и на других биржах тоже, все чаще можно услышать выражение go posh, что можно перевести дословно как “пошел пош” – прекрасная сделка»23. Модное в современной Англии слово «posh» было быстро перенято не только российским биржевым сообществом, но и бомондом: в результате «у нас уже появились posh-вечеринки, posh-одежда, posh-друзья…»24. Отечественные трейдеры и брокеры тоже не остаются в долгу перед «великим и могучим». Один из первых систематизаторов российского биржевого жаргона К. Царихин приводит выражения из лексикона некоего брокера Стара, в частности, «легкая покупка (продажа)» и «мрачная покупка (продажа)», означающие, соответственно, один и два заключенных контракта25. Далеко не все новые биржевые термины получают широкое распространение, особенно это касается сленговых неологизмов. Например, Б. Биггс в книге «Hedge Hogging»26 приводит сленговый термин «ежи» (англ. hedgehogs), под которым понимаются агенты хеджевых фондов (англ. hedge funds), осуществляющие хеджирование рисков (англ. hedging). Этот жаргонизм имеет своим основанием игру английских слов hedgehog и hedging, поэтому не был востребован российским биржевым сообществом. Секторизация языка биржи отражает существование в его рамках гетерогенного множества профессиональных языков различных категорий агентов биржевой деятельности (дилеров, брокеров, сотрудников инвестиционных структур и рейтинговых агентств, интернет-трейдеров, аудиторов, андеррайтеров, финансовых консультантов и аналитиков и др.). Анализ сегментации данного институционального языка позволяет увидеть, что коммуникации по обслуживанию каждого биржевого продукта обеспечиваются целевой группой биржевых специалистов одной сферы какого-либо сектора. Это порождает разделение функций между специалистами сферы данного сектора вследствие продуктовой дифференциации. Сегментация языка биржи непрерывно развивается по линии дробления его секторов в соответствии с возникновением новых биржевых товаров и инвестиционных инструментов. В результате возникают, например, специфические языки трейдеров и брокеров фондовых, товарных (в том числе нефтяных, зерновых, металлических и др.), опционных, фьючерсных, фрахтовых и других бирж. Связи между сегментными группами каждой сферы внутри одного сектора наталкиваются на статусные барьеры между сферами языка биржи. Взаимодействие сфер еще более затруднено, что порождает дополнительные трансакционные издержки для их агентов. Например, большинству трейдеров неведомо сленговое значение таких слов, как «кабан» (крупный клиент, банк.), «клоун» (бедный клиент, инвест. комп.), «ковёр» (широта покрытия компаний аналитиками инвестиционных банков, банк.), «наэкрулить» (провести начисление обязательств, бухг.), «ПиЮшка» (производственная единица, аудит.), «репарить» (завершать проект, инвест. комп.) и многие другие, относящиеся к языкам банковских структур, инвестиционных компаний, аудиторских фирм и др. Дифференциация языка биржи отражает расширение и пространственную диффузию биржевых структур. При общих фундаментальных понятиях у всех бирж возникают свои языки (например, у фрахтовых и фондовых бирж), каждый со своим словарем, синтаксисом и семантикой. Фондовым трейдерам неизвестно значение таких терминов, как бербоут- или тайм-чартер, постоянно используемых в ходе трансакций фрахтовщиков и фрахтователей. Различаются даже системы жестов: «как правило, на каждой бирже (и даже в ее отдельных секторах) используются только ей присущие [арбитражные жесты]»27. Существуют специфические языки биржевых секций – обособленных по торгуемым товарам групп участников биржевых торгов. Например, у торговцев опционами в ходу такие понятия, как «стрип» (англ. «strip»), «стрэдл» (англ. straddle), «стрэнгл» (англ. strangle) и «стрэп» (англ. strap), которые не используются другими категориями биржевых агентов. Интеграция системы биржевого языка происходит одновременно с его дифференциацией. Это – объективная закономерность его развития, связанная со сближением, согласованием, взаимной адаптацией и унификацией понятий, используемых на разных биржах, которая фиксируется эмпирически как явная тенденция. Унификация языка биржи ведет к формированию общей системы коммуникационных кодов и когнитивных правил, позволяя агентам разных секторов и сегментов, а также разных бирж понимать друг друга. Становятся возможными взаимные контакты, дискуссии, переходы, слияния. Напротив, незнание биржевого тезауруса и сленга ведет к постоянным потерям и влечет дополнительные издержки на дешифровку непонятных сигналов и сообщений. В результате у агентов биржи возникают информационные убытки, образующиеся из-за некорректного использования биржевых кодов и неверной оценки используемых данных. Так, «проблемы в ходе участия в торгах возникают не только из-за отсутствия личного опыта в применении теоретических знаний в реальной практике, но и вследствие “произношения одинаковых слов” при существенно разном их толковании»28. При помощи общего и частных языков биржи маркируются и становятся «видимыми» ее социальная структура (статусы и роли агентов), границы фракций и коалиций, торговые действия и их результаты, происходящие процессы и события. Поскольку биржа – не маргинальный или отчужденный от общества институт, ее язык эволюционирует в русле необратимых изменений живого общенародного языка, отражая случайные и целенаправленные, внешние и внутренние новации, их отбор в условиях неопределенности среды и медленные процессы внутренней рутинизации, нормализации и стандартизации. Происходит непрерывное развитие биржевого языка, благодаря которому становится возможным общее действие обмена в ходе торгов. Возвращаясь к проведенному анализу функциональной структуры институциональных языков, необходимо признать методологическую значимость замечания С.П. Лопушанской «о подвижности и изменчивости дифференциальных разновидностей лексики, а следовательно, о проницаемости структур»29, выделенных на рис. 1. Подход к сленгу как языку определенного, довольно низкого уровня поверхностен и ограничен, поскольку игнорирует объективное наличие сложных видов сленга, употребляемых в неформальной речевой практике агентами с высоко развитыми компетенциями. Специфическим сленгом пользуются в своем общении журналисты и компьютерщики, аспиранты и преподаватели, работники МВД и МЧС, врачи и фармацевты, инвестиционные и инновационные менеджеры, маркетологи и хедхантеры, музыканты и блоггеры и др. Так, спасатели и пожарные используют в своем общении такие сленговые термины, как линия, спрайдер, пэобразка, «жужа», «сэндвич», «степняк», «горняк» и т.п., ёмко и выразительно обозначающие используемые технические средства и типичные ситуации в целях экономии речевых средств в ходе экстремальной деятельности. Как показывает анализ языка института биржи, сленг характерен для всех категорий ее агентов, равно как для агентов различных экономических структур, пересекающихся в ходе биржевых трансакций или имеющих к ним опосредованное отношение. Поэтому недопустимо однозначно связывать сленг с просторечной лексикой и речевыми аномалиями. Многоуровневый подход к пониманию сленга означает, что на каждом уровне полевой структуры общенародного языка возможен свой сленг, отражающий уровень компетенций агентов. Сленговые формы бытуют как специфическая форма лингвистического отражения развития отдельных целевых групп и сообществ, обеспечивающая функцию их институциональной идентификации в воспроизводстве. Сленг возникает на границе каждого из уровней общего языка как приграничный слой языковых средств, своеобразный промежуточный мезоуровень, выполняющий посредующие и связующие функции в отношении базовых уровней лингвистических компетенций. Сленг формируется на контурах взаимодействия секторов, сфер и сегментов лингвосистем. Это − особый «склеивающий слой», неформальный интегратор гетерогенной системы любого языка. Сленговые формы, безусловно, функционально ориентированы на упрощение сложных специальных терминов, способствуя их более широкому распространению и укоренению в профессиональной языковой среде. Чем шире масштабы и выше интенсивность взаимодействий контактирующих групп и сообществ агентов, тем больше область пересечения их сленговых терминосистем. Именно поэтому на практике наблюдается близость сленга тесно связанных категорий агентов − студентов и преподавателей, сотрудников милиции и представителей криминального мира, рейдеров и арбитражных управляющих, таможенников и автоперевозчиков, адвокатов и работников прокуратуры и т.д. Сленг − неформальный способ формирования речевых конвенций, повышающих эффективность коммуникаций и трансакций агентов, обеспечивая прогресс системы общественного разделения и кооперации труда. Сведения об авторах Иншаков Олег Васильевич – доктор экономических наук, профессор, Заслуженный деятель науки РФ, ректор Волгоградского государственного университета Фролов Даниил Петрович – доктор экономических наук, заведующий кафедрой маркетинга и рекламы Волгоградского государственного университета Лопушанская С.П. «Интерес к прошлому как забота о будущем» – доминанта научного наследия академика Д.С. Лихачева // Модернизация и традиции – Нижнее Поволжье как перекресток культур: материалы Междунар. науч.-практ. конф., посвящ. 100-летию со дня рождения акад. Д. С. Лихачева (г. Волгоград, 28-30 сентября 2006 г.). СПб.; Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2006. С. 454. 2 См.: Иншаков О.В. Институция и институт: проблемы категориальной дифференциации и интеграции // Экономическая наука современной России. 2010. № 3; Иншаков О.В., Фролов Д.П. Эволюционная перспектива экономического институционализма // Вопросы экономики. 2010. № 9; Іншаков О.В., Фролов Д.П. Інституцiя – ключ до розумiння економiчних iнститутiв // Економічна теорія. 2011. № 1. 3 См.: Иншаков О.В., Фролов Д.П. Лингвистика институциональной экономики. Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2010. С. 100-108. 4 См.: там же. С. 17-30, 34-35. 5 См.: Иншаков О.В. Экономические институты и институции: к вопросу о типологии и классификации // СОЦИС. 2003. № 9. 6 См.: Иншаков О. Введение // Иншаков О.В., Фролов Д.П. Институционализм в российской экономической мысли (IX–XXI вв.). В 2 т. Т. 1. Волгоград : Изд-во ВолГУ, 2002; Иншаков О. Введение // Иншаков О.В., Фролов Д.П. Эволюция институционализма в российской экономической мысли (IX-XXI вв.): В 4 т. Т. 1. М.: Экономистъ, 2007. 7 См.: Иншаков О.В., Фролов Д.П. Лингвистика институциональной экономики. С. 135-168. 8 См.: там же. С. 189-198. 9 См.: там же. С.169-180. 10 Лопушанская С.П. Указ. соч. С. 452. 11 См.: Иншаков О.В., Фролов Д.П. Лингвистика институциональной экономики. С. 236-260. 12 Лопушанская С.П. Указ. соч. С. 453. 13 См.: там же. С. 454. 14 Denzau A.T., North D.C. Shared Mental Models: Ideologies and Institutions // Kyklos. 1994. Vol. 47. № 1. P. 224. 15 Мокиенко В.М., Никитина Т.Г. Большой словарь русского жаргона. СПб.: «Норинт», 2001. С. 3. 16 См.: Иншаков О.В., Белобородько А.М., Фролов Д.П. Биржа: эволюция экономического института. Волгоград: Волгоградское научное изд-во, 2008; Иншаков 1 О.В., Белобородько А.М., Фролов Д.П. Биржа: эволюция экономического института. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2008. 17 Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений. Оценка. Событие. Факт. М.: Наука, 1988. С. 6. 18 Яблонский А.И. Модели и методы исследования науки. М.: Эдиториал УРСС, 2001. С. 295. 19 Элиас Н. О процессе цивилизации. Социогенетические и психогенетические исследования. Т. 2: Изменения в обществе. Проект теории цивилизации. М.; СПб.: Унив. кн., 2001. С. 62. 20 Кан Д. Война кодов и шифров: История четырех тысячелетий криптографии. М.: РИПОЛ Классик, 2004. С. 465-466. 21 См.: Ерофеева Т.И. Социолект: стратификационное исследование. Автореф. дис. … докт. филол. наук. СПб., 1995. 22 Карасик В.И. Язык социального статуса. М.: ИТДГК «Гнозис», 2002. С. 67. 23 Королева Т. Go posh – пошел пош, или Почему они так говорят // Валютный спекулянт. 2006. № 2. С. 89. 24 Там же. 25 См.: Русский биржевой жаргон // Валютный спекулянт. 2004. № 8. С. 43. 26 См.: Биггс Б. Вышел хеджер из тумана... / Под ред. Зазовского В.Ф. М.; СПб.: Вершина, 2007. 27 Корельский В.Ф. Современный биржевой словарь. 3-е изд. М.: Крафт+, 2006. 880 с. С. 266. 28 Там же. С. 4. 29 Лопушанская С.П. Указ. соч. С. 455.
