Занятие 9. Ч. Дарвин О РАЗВИТИИ УМСТВЕННЫХ И

Г Л А В А
V
О РАЗВИТИИ УМСТВЕННЫХ И НРАВСТВЕННЫХ
СПОСОБНОСТЕЙ В ПЕРВОБЫТНЫЕ И ЦИВИЛИЗОВАННЫЕ
ВРЕМЕНА
Прогресс умственных способностей под действием естественного отбора.— Важность
подражания.— Общественные и нравственные способности.— Развитием в среде
одного племени.— Влияние естественного отбора на цивилизованные народы.—
Доказательство, что цивилизованные народы были некогда варварами.
Предметы, подлежащие рассмотрению в этой главе, в высшей степени
интересны, но рассмотрены мною очень несовершенно и отрывочно. М-р
Уоллес в превосходном сочинении, упомянутом выше (1), доказывает, что
после того, как человек отчасти усвоил себе те умственные и нравственные
способности, которые отличают его от низших животных, его физическое *
строение могло измениться лишь весьма незначительно, посредством ли
естественного отбора или другими какими-либо путями, потому что в силу
своих умственных способностей человек в состоянии «поддерживать
гармонию между неизменяющимся телом и изменяющейся вселенной». Он
обладает большой силой приноравливать свои привычки к новым условиям
жизни. Он изобретает оружие, орудия и новые способы для того, чтобы
добывать пищу и защищать себя. При переселениях в более холодный климат
он защищает себя одеждой, устраивает убежища и разводит огонь, а при
помощи огня варит пищу, иначе неудобоваримую. Он помогает своим
собратьям разными способами и предвидит будущие события. Даже в
отдаленные века у него существовало некоторое разделение труда.
Наоборот, низшие животные должны изменять строение своего тела,
чтобы выжить при значительно измененных условиях. Они должны были
сделаться сильнее или приобрести более сильные зубы н когти, чтобы
защищаться от новых врагов, или должны были уменьшиться в размерах,
чтобы не быть замеченными и уйти от опасности. При переселении в более
холодный климат они должны были покрыться более густым мехом или
изменить свое телосложение. Если бы они таким образом не изменились, то
перестали бы существовать.
Вопрос принимает, однако, другой вид, как справедливо замечает м-р
Уоллес, когда дело идет об умственных и нравственных способностях
человека. Эти способности изменчивы, и мы имеем полное право думать,
что изменения эти имеют тенденцию наследоваться. Поэтому, если они были
вначале очень важны для первобытного человека и его обезьянообразных
1 W a l l a c e , «Anthropological Review», май 1864, стр. 158.
1
предков, то они совершенствовались и развивались под влиянием
естественного отбора. Сомневаться в большом значении умственных
способностей невозможно, потому что человек обязан главнейшим образом им
своим господствующим положением в мире. Мы можем видеть, что при самом
примитивном состоянии общества личности, наиболее смышленые,
изобретавшие и употреблявшие наилучшим образом оружие и западни и
наиболее способные защищать самих себя, должны были вырастить
наибольшее число потомков. Племена, заключавшие наибольшее число таких
даровитых людей, должны были увеличиваться в числе и вытеснять другие
племена. Численность народонаселения зависит прежде всего от средств к
существованию, а эти последние отчасти от физической природы страны, но
гораздо более — от уменья пользоваться ими. Когда одно племя
увеличивается в числе и одерживает верх, то оно часто увеличивается и за
счет того, что поглощает другие племена( 2). Рост и сила людей данного
племени играют, очевидно, некоторую роль в успехах последнего и зависят
отчасти от качества и количества пищи, которая может быть добыта. В
Европе люди бронзового периода были подавлены расой более сильной и, судя
по рукояткам мечей, расой, имевшей более крупные руки( 3); впрочем, успех
этой расы, вероятно, зависел скорее от превосходства ее в ремеслах74.
Все, что мы знаем о дикарях или что можем узнать из их преданий и по
древним памятникам, история которых совсем забыта современными
обитателями, показывает нам, что с самых отдаленных времен племена,
имевшие успех, вытесняли другие племена. Остатки угасших и забытых
племен встречаются повсюду как в цивилизованных странах, так и в диких
равнинах Америки и на уединенных островах Тихого океана. И в настоящее
время цивилизованные народы повсюду вытесняют дикарей, за исключением
тех местностей, где природа противополагает непреодолимые- препятствия; и
успех зависит здесь главным образом, хотя и не исключительно, от их
культуры, являющейся продуктом их интеллекта. Следовательно, очень
вероятно,
что
у_людей
умственные
способности
постепенно
совершенствовались путем естественного отбора 75. Этого заключения
достаточно для наших целей. Без сомнения, было бы очень важно проследить
развитие каждой способности в отдельности, начиная от состояния, в котором
она находится у низших животных, и кончая состоянием ее у человека; но у
меня недостает ни умения, ни знания, чтобы взяться за это.
Необходимо заметить, что как только родоначальники человека сделались
общественными (а это случилось, вероятно, в очень ранний период),
умственные способности под влиянием подражания в соединении с рассудком
и опытом должны были развиться и видоизмениться в такой степени, что мы
находим только следы этих способностей у низших животных. Обезьяны,
равно как и низшие дикари, очень склонны к подражанию, и уже простой
факт, приведенный выше, что ни одно животное не попадается в западню,
стоящую долгое время в одном и том же месте, показывает, что животные
выучиваются путем опыта и подражают осторожности других особей. Если
бы, например, какой-нибудь один член племени, более одаренный, чем все
другие, изобрел новую западню, оружие или какой-либо новый способ
нападения или защиты, то прямая личная выгода, без особого вмешательства
рассуждающей способности, заставила бы других членов общества подражать
ему, и таким образом, выиграли бы все. С другой стороны, привычное
упражнение в новом ремесле должно было, в свою очередь, развивать до
некоторой степени умственные способности. Если новое изобретение было
важно, то племя должно было увеличиться в числе, распространиться и
вытеснить другие племена. В племени, которое стало многочисленнее
вследствие таких причин, будет всегда более шансов для рождения других
одаренных и изобретательных членов. Если такие люди оставят детей,
которые могли бы наследовать их умственное превосходство, то шансы для
рождения еще более одаренных членов несколько возрастут, а в маленьком
племени положительно поднимутся. Даже в том случае, если эти люди не
оставят потомков, в племени будут все-таки находиться их кровные
родственники, а из опыта сельских хозяев известно (4), что можно накоплять
желаемые особенности при тщательном сохранении и разведении животных
из семьи особи, которая обладала, как выяснилось после ее смерти, ценными
качествами, но, будучи убитой, [не оставила потомства].
Обратимся теперь к общественными нравственным способностям. Для
того, чтобы первобытные люди или обезьянообразные родоначальники
человека, сделались общественными, они должны были приобрести те же
инстинктивные чувства, которые побуждают других животных жить в
сообществах и, без сомнения, обладать теми же общими наклонностями. Они
должны были испытывать неудобство вдали от своих товарищей, к которым
чувствовали известную степень любви; должны были предупреждать друг
друга об опасности и помогать один другому при нападении и обороне. Все это
предполагает известную степень сочувствия, верности и храбрости. Такие
общественные качества, громадную важность которых никто не оспаривает
для низших животных, были, без сомнения* приобретены родоначальниками
человека аналогичным образом, т. е.’ путем естественного отбора с помощью
унаследованной привычки. Когда два племени первобытных людей, живущие
в одной стране, сталкивались между собой, то племя, которое (при прочих
равных! условиях) заключало в себе большее число храбрых, верных и
преданных членов, всегда готовых предупреждать других об опасности,
помогать и защищать друг друга,— без всякого сомнения, должно было| иметь
больший успех и покорить другое. Не нужно забывать, какое огромное
значение должны иметь мужество и верность при нескончаемых’ войнах
дикарей.
Преимущество
дисциплинированных
солдат
над
недисциплинированными ордами основано главным образом на доверии,
которое каждый имеет к своим товарищам. Послушание, как хорошо показал
м-р Бейджот(5), чрезвычайно важно, потому что любая форма правления
лучше, чем отсутствие такового. Себялюбивые и сварливые люди не могут
держаться вместе, а без единения нельзя ничего достигнуть.
Племя, одаренное перечисленными качествами, распространится и одержит
верх над другими племенами. Но с течением времени оно, как показывает
история всех прошедших веков, будет, в свою очередь, покорено каким-либо
другим, еще более одаренным племенем. Таким образом, общественные и
нравственные качества будут иметь тенденцию постепенно развиваться и
распространяться по всей земле.
Но можно спросить: каким образом в пределах одного племени значительное
число членов было впервые наделено подобными общественными и
нравственными качествами и как поднялся впервые уровень развития?
Весьма сомнительно, чтобы потомки людей благожелательных и
самоотверженных, или особенно преданных своим товарищам, были
многочисленнее потомков себялюбивых и склонных к предательству членов
того же племени. Тот, кто готов скорее пожертвовать жизнью,, чем выдать
товарищей, чему известно столько примеров между дикарями, часто не
оставляет потомков, которые могли бы наследовать его благородную природу.
Наиболее храбрые люди, идущие всегда на войне в первых рядах и
добровольно рискующие жизнью для других, должны в среднем гибнуть в
большем числе, чем другие. Поэтому едва ли окажется вероятным (имея в
3
виду, что здесь не идет речь о победе одного племени над другим), чтобы число
людей, одаренных такими благородными качествами, или уровень их
развития могли возрасти путем естественного отбора, т. е. в результате
переживания наиболее приспособленных.
Хотя обстоятельства, ведущие к увеличению числа подобным образом
одаренных людей в пределах одного и того же племени, слишком сложны,
чтобы их можно было вполне проследить, тем не менее мы имеем возможность
указать на некоторые вероятные ступени этого развития. Можно принять,
во-первых, что по мере того, как мыслительные способности и
предусмотрительность членов племени совершенствовались, каждый из них
мог легко убедиться из опыта, что, помогая другим, он обыкновенно получал
помощь в свою очередь. Из этого себялюбивого побуждения он мог приобрести
привычку помогать своим ближним, а привычка делать добро, без сомнения,
должна была усилить чувство симпатии, служащее первым толчком к добрым
делам. Кроме того, привычки, существовавшие в течение многих поколений,
вероятно, склонны передаваться по наследству.
Но существует другое, еще более сильное побуждение к развитию
общественных добродетелей, именно одобрение и порицание наших ближних.
Любовь к похвалами страх позора в отношении наших поступков г равно как и
самое одобрение или осуждение поступков других, обусловливаются
первоначально, как мы уже видели, инстинктом участия, а этот инстинкт был,
без сомнения, первоначально приобретен, подобно всем другим общественным
инстинктам, путем естественного отбора. Насколько рано на пути своего
развития родоначальники человека стали способными ценить одобрение и
порицание товарищей и руководиться ими, мы, конечно, не можем сказать.
Но, по-видимому, даже собаки умеют ценить одобрение, похвалу и порицание.
Самому грубому дикарю знакомо понятие о славе, как видно из того, что они
сохраняют трофеи своих подвигов, имеют привычку страшно хвастать,
старательно украшают себя и заботятся о своей внешности. Если бы они не
дорожили мнением своих товарищей, такие привычки не имели бы смысла.
Нет сомнения, что дикари стыдятся нарушения некоторых из своих даже
менее важных правил и, по-видимому, чувствуют угрызения совести, как об
этом можно судить из случая с австралийцем, который стал худеть и не спал
по ночам, потому что не убил другой женщины с целью умилостивить дух
своей умершей жены. Хотя я не знаю другого подобного случая, но трудно
предположить, чтобы дикарь, который жертв)ет жизнью, не желая выдать
своего племени, или отдается в плен, чтобы не нарушить своего слова ( 6), не
чувствовал в глубине души угрызении совести, если он не выполнит святого,
по его понятиям, долга, хотя он тщательно скрывает это чувство [57].
Мы имеем, следовательно, право сделать вывод, что на первобытного
человека в очень отдаленное время влияли одобрение и порицание
товарищей. Очевидно, что члены одного племени одобряли поступки,
которые, по их мнению, служили к общей пользе, и осуждали те, которые
казались им вредными. Делать добро другим, поступать относительно других
так, как мы желаем, чтобы поступали с нами,—вот краеугольный камень
нравственности. На этом основании едва ли возможно преувеличивать
значение любви к одобрению и страха порицания во] времена дикости.
Человек, который не побуждается никаким гл\бо-1 ким инстинктивным
чувством жертвовать жизнью для блага других и, несмотря на это, способен на
такие поступки из-за любви к славе, возбуждает своим примером то же
желание славы в других и уси* ливает в них благородное чувство восхищения.
Таким образом, ов может принести своему племени гораздо больше пользы,
чем в том случае, если бы он оставил потомков с врожденным стремлением
наследовать его возвышенный характер76.
С нарастанием опыта и разума человек замечает самые отдаленные
последствия своих поступков, и тогда личные добродетели, как например,
умеренность, целомудрие и т. д., которые, как мы видели, не пользуются
никаким почетом в ранние времена, начинают высоко цениться и даже
считаться священными. Нахожу, однако, лишним повторят! то, что было уже
сказано об этом предмете в четвертой главе. Таким образом развивается
мало-помалу то чрезвычайно сложное чувство которое имеет первым
источником общественные инстинкты, руководится в значительной степени
одобрением себе подобных, управляется рассудком, личной выгодой, а в
позднейшие времена— глубоким религиозным чувством, подкрепляется
образованием и привычкой и в общей сложности составляет наше
нравственное чувство или совесть.
Не следует забывать, что хотя высокий уровень нравственности дает
каждому человеку в отдельности и ого детям лишь весьма небольшие
преимущества над другими членами того же племени или вовсе не приносит
им никаких выгод, тем не менее общее повышение этого уровня и увеличение
числа даровитых людей, несомненно, дают огромный перевес одному племени
над другим. Очевидно, что племя, заключающее в себе большое число членов,
которые наделены высоко развитым чувством патриотизма, верности,
послушания, храбрости и участия к другим,- членов, которые всегда готовы
помогать друг другу и жертвовать собой для общей пользы, — должно
одержать верх над большинством других племен, а это и будет естественный
отбор77. Во все времена и на всея земле одни племена вытесняли другие, а так
как нравственность составляет один из элементов их успеха, то ясно, что
общий уровень нравственности и число одаренных людей должны постоянно
стремиться к увеличению и нарастанию.
Тем не менее трудно дать себе отчет в том, почему именно одно племя, а не
другое одерживало верх и поднималось на более высокую ступень
цивилизации. Многие дикари все еще находятся в том же состоянии, как при
первом их открытии несколько столетий тому назад. Как замечает м-р
Бейджот, мы склонны считать прогресс естественным законом человеческого
общества, но история опровергает это мнение. Древние не были даже знакомы
с этим понятием, и современные восточные народы тоже совершенно не знают
его. Другой высокий авторитет, сэр Генри Мен( 7), находит, что «наибольшая
часть человечества никогда не обнаруживала ни малейшего желания
усовершенствовать свои гражданские учреждения». Прогресс зависит,
по-видимому, от стечения многих благоприятных обстоятельств, и этот
комплекс слишком сложен., чтобы можно было проследить все составные его
части в отдельности.. Было много раз замечено, что более холодный климат,
заставляющий человека обратиться к промышленности и различным
изобретениям, чрезвычайно благоприятствует прогрессу. Эскимосы,
побуждаемые крайней нуждой, сделали много искусных изобретений, но их
климат оказался слишком суровым для постоянного прогресса. Нравы
номадов, как в широких равнинах, так и в густых лесах тропиков и по берегам
моря, оказывались постоянно весьма неблагоприятными для прогресса.
Вовремя моих наблюдений над дикими обитателями Огненной Земли я был
поражен тем, что обладание какой-либо собственностью, постоянное жилье и
соединение нескольких семейств под управлением одного- главы оказывались
постоянно необходимыми условиями для цивилизации. Такие нравы почти
необходимо приводят к обработке земли, и первые шаги в земледелии
обусловливаются, вероятно, как я показал в другом месте ( 8), случайностью,
5
например, падением на кучу гнилья семян плодового дерева, давших особенно
ценную разновидность. Во всяком случае вопрос о первоначальном развитии
дикарей в сторону цивилизации слишком сложен, чтобы его можно было
решить в настоящее время.
Влияние естественного отбора на цивилизованные народы 78. — До сих пор
я рассматривал развитие человека от получеловеческого состояния до степени
современного дикаря. Стоит, однако, сказать несколько слов о влиянии
естественного отбора на цивилизованные народы. М-р Грег основательно
разобрал этот вопрос(9), о котором еще раньше писали м-р Уоллес и м-р
Гальтон(10). Большинство моих замечаний заимствовано у этих трех авторов.
У дикарей слабые телом или умом скоро погибают и переживающие
обыкновенно одарены крепким здоровьем. Мы, цивилизованные люди,
стараемся по возможности задержать этот процесс вымирания; мы строим
приюты для слабоумных, калек и больных; мы издаем законы для бедных и
наши врачи употребляют все усилия, чтобы продлить жизнь каждого до
последней возможности. Есть основание думать, что оспопрививание
сохранило тысячи людей, которые при своем слабом сложении в прежнее
время погибли бы от оспы. Таким образом, слабые члены цивилизованного
общества распространяют свой род. Ни один человек, знакомый с законами
разведения домашних животных, не будет иметь ни малейшего сомнения в
том,что это обстоятельство крайне неблагоприятно для человеческой расы.
Нас поражает, до какой степени быстро недостаток ухода или неправильный
уход ведет к вырождению домашней породы, и за исключением случаев,
касающихся самого человека, едва ли найдется кто-либо настолько
невежественный, чтобы позволить размножаться принадлежащим ему
худшим животным.
Помощь, которую мы склонны оказывать слабым, представляется
главным образом привходящим результатом инстинкта участия, приобретенного первоначально как составная часть общественных инстинктов и
сделавшегося впоследствии описанным выше образом более нежным и
широким. Отказывать в сочувствии, даже по голосу рассудка, нельзя, без
унижения благороднейших свойств нашей природы. Хирург может
заглушать в себе сострадание во время операции, сознавая, что действует для
пользы больного; но если бы мы намеренно оставляли без внимания слабых
и беспомощных, то делали бы это лишь в виду могущего произойти отсюда
добра в будущем, купленного ценой большого и верного зла в настоящем.
Стало быть, мы должны переносить безропотно несомненно вредные
последствия переживания и размножения слабых. Существует, повидимому,
только одно средство задерживать их размножение, именно, чтобы браки
между слабыми и мало одаренными членами общества были реже, чем
между здоровыми. Эта задержка могла бы быть чрезвычайно усилена, если
бы слабые умом или телом совсем воздерживались от брака (хотя на это
скорее можно надеяться, чем ожидать этого).
В каждой стране, где существуют большие постоянные армии, цвет
молодежи подпадает набору. Таким образом, они подвергаются опасности
преждевременной смерти на войне, нравственной порче и не имеют
возможности вступать рано в брак. С другой стороны, более низкорослые и
слабые по своей конституции люди остаются дома и, следовательно, имеют
более шансов вступить в брак и оставить потомство (и) 158].
Человек наживает себе собственность и оставляет ее своим детям; таким
образом, в пределах того же народа дети богатых людей получают
преимущества перед детьми бедняков, независимо от их телесного или
умственного превосходства. Кроме того, дети недолговечных, а поэтому в
среднем физически более слабых родителей получают наследство ранее других
детей и потому склонны вступать ранее их в брак, оставляя большее число
потомков, наследующих их слабую организацию. Но наследование
собственности само по себе далеко не является злом, ибо без накопления
капитала не могли бы процветать ремесла, а между тем цивилизованные расы
прежде всего благодаря им одержали и продолжают одерживать верх над
другими, занимая место низших рас 79. Умеренное же накопление богатств не
мешает процессу отбора. Когда бедный человек начинает преуспевать, его
дети берутся за торговлю или промыслы, в которых процветает борьба, и
наиболее способный телом и духом всегда успевает более других.
Существование известного числа образованных людей, которым не нужно
работать для добывания насущного хлеба, имеет значение, которое нельзя
переоценить. В самом деле, вся высшая интеллектуальная работа
производится ими, а от этой работы зависит материальный прогресс в самых
разнообразных формах, не говоря ужо о других высших преимуществах80. Нет
сомнения, что очень большое богатство превращает мало-помалу людей в
бесполезных трутней, но число и? никогда не бывает велико; притом же оно
нередко подвергается сокращению: мы видим ежедневно богатых людей,
которые вследствие расточительности или недостатка умственных
способностей растрачивают все свое состояние.
Право первородства с майоратами—болео прямое зло, хотя в прежние
времена оно могло быть и большим благодеянием, способствуя образованию
господствующего класса, а мы уже сказали, что любое правление лучше
отсутствия такового. Старшие сыновья, несмотря на умственную или
физическую слабость, обыкновенно вступают в брак, между тем как младшие,
хотя бы и были несравненно выше их в этих отношениях, женятся реже. Но, с
другой стороны, с майоратами недостойные старшие сыновья не могут
растратить своего состояния. Здесь, как и во всех других случаях, отношения
цивилизованной жизни так сложны, что встречаются компенсирующие
влияния. Мужчины, богатые по праву первородства, могут из поколения в
поколение выбирать себе в жены наиболее красивых и привлекательных
женщин, а последние бывают обыкновенно здоровы телом и деятельны умом.
Дурные последствия, которые должны проистечь от постоянного сохранения
одной и той же родословной нити, без всякого отбора, находят противовес в
том обстоятельстве, что люди высших классов постоянно стремятся к
увеличению своего богатства и влияния и для этой цели женятся на
наследницах. Но дочери родителей, имевших только одного потомка, сами
склонны, как показал м-р Гальтон(12), быть бесплодными. Таким образом,
прямая линия аристократических семейств постоянно обрывается, и их
богатства идут по боковым ветвям. К несчастью, эти ветви определяются не
превосходствами какого бы то ни было рода.
Хотя цивилизация, противодействует, как мы видели, во многих
отношениях влиянию естественного отбора, зато, с другой стороны, введением
хорошей пищи и избавлением от случайных нужд она, очевидно,
благоприятствует лучшему развитию организма. Это видно из того, что при
сравнении цивилизованных людей с дикарями первые оказываются всегда
физически сильнее последних (13). Они, повидимому, и выносливы не менее
дикарей, если судить по многочисленным опасным экспедициям. Даже
роскошь богатых может приносить лишь незначительный вред, потому что
продолжительность жизни нашей аристократии во всех возрастах и в обоих
7
полах очень мало уступает долговечности здоровых англичан низших классов
(14).
Обратимся теперь к умственным способностям. Если на каждой общественной ступени разделить членов общества на две равные половины,
из которых одна заключала бы интеллектуально более развитых, а другая
менее развитых людей, то нет причин сомневаться, что первые стали бы
лучше успевать во всех предприятиях и вырастили бы большее число детей.
Даже в самых простых житейских делах уменье и ловкость дают известные
преимущества, хотя при многочисленности занятий, благодаря разделению
труда, и весьма небольшие. Отсюда у цивилизованных народов должна
возникать известная тенденция к увеличению числа и уровня способных
людей. Я не хочу, однако, отрицать, что эта тенденция более чем
уравновешивается другими путями, например, размножением беспечных и
непредусмотрительных людей. Но даже и таким людям дарования дают
некоторые преимущества.
Против высказанных выше мнений возражали много раз, что наиболее
талантливые люди из когда-либо существовавших обыкновенно не оставляют
потомков, которые могли бы наследовать их высокое умственное развитие.
М-р Гальтон (15) говорит: «Мне жаль, что я не в состоянии решить простого
вопроса, действительно ли и насколько именно мужчины и женщины,
отличающиеся большими умственными дарованиями, бесплодны. Я показал,
однако, что очень даровитые мужчины вовсе не бесплодны». Впрочем,
великие законодатели, основатели благодетельных религий, великие
философы и ученые, делающие открытия, способствуют своими творениями
прогрессу человечества в несравненно большей степени, чем если бы они
оставили многочисленное потомство. Что касается физического строения, то
усовершенствованию вида способствует преимущественно отбор несколько
более одаренных илщшз- чение несколько менее одаренных особей, а не
сохранение резких и редких^аномалий (16). То же должно существовать й
относительно умст- —венных способностей вследствие того, что несколько
более одаренные люди на каждой ступени общества успевают более, чем люди
менее способные, и, следовательно, должны увеличиваться в числе, если не
встретится никаких других препятствий. Если у какого-либо народа уровень
умственных способностей и число даровитых людей увеличились, то мы
можем ожидать на основании закона уклонения от среднего уровня, на
который указал м-р Гальтон, что замечательные таланты появятся в
несколько большем числе против прежнего.
Что касается нравственных качеств, то устранение самых худших
наклонностей делает постоянные успехи даже у наиболее цивилизованных
народов. Преступников казнят или заключают в тюрьмы на долгое время,
так что они не могут свободно передавать по наследству своих дурных
качеств. Меланхолики или умалишенные бывают обыкновенно отделены
от других людей или кончают жизнь самоубийством. Злобные и
неуживчивые люди часто находят кровавый конец. Беспокойные люди,
которые не в состоянии выбрать постоянного занятия,— этот остаток
варварства является большой задержкой для цивилизации (17),— выселяются в новооткрытые страны, где они оказываются полезными
пионерами. Невоздержанность так страшно губительна, что средняя
продолжительность вероятной дальнейшей жизни пьяниц 30-летнего
возраста составляет не более 13,8 лет; между тем как для сельских рабочих в
Англии в те же годы это число равняется 40,59 годам ( 18). Развратные
женщины имеют мало детей, а развратные мужчины редко вступают в брак.
Как те, так и другие подвержены различным болезням. При разведении
домашних животных уничтожение хотя бы небольшого числа особей,
имеющих какой-либо резкий порок,— вовсе не маловажный шаг к успеху.
Это в особенности относится к дурным свойствам, имеющим стремление
появляться вновь путем реверсии к первоначальному типу, как например,
черный цвет у овец. У людей некоторые иа худших наклонностей,
проявляющиеся иногда в семьях без всяких понятных причин,
представляют, может быть, случаи возврата к дикому состоянию, от
которого мы не удалены слишком большим числом поколений. Этот взгляд,
повидимому, лежит в основе английской клички «черная овца» для таких
выродков в семье81.
В той мере, в какой вопрос касается высокого уровня нравственности и
увеличения числа вполне хороших люд ей, ^естественный отбор производит
по-видимому, у цивилизованных народов мало влияния* несмотря на то, что
основные общественные инстинкты были первоначально приобретены этим
путем. Но, при рассмотрении низших рас, я уже сказал Достаточно о причинах,
обусловливающих развитие нравственности, именно о влиянии одобрения
наших собратий, об усилении наших симпатий вследствие привычки, о
примере и подражании, о рассудке, опыте и даже личном расчете, наконец, о
влиянии образования в молодости и религиозных чувств.
М-р Грег и м-р Гальтон(19) обратили внимание на одно важное препятствие, существующее в цивилизованных странах относительно увеличения
числа людей высшего класса, именно на тот факт, что наиболее бедные и
беспечные, часто зараженные пороками люди почти всегда женятся рано,
тогда как люди расчетливые и умеренные, отличающиеся обыкновенно
безукоризненной нравственностью, женятся поздно, чтобы иметь возможность
жить самим и содержать семью в довольстве. Вступающие рано в брак дают в
данный период времени не только большее числа поколений, но, как
показывает д-р Дункан (20), производят и гораздо большее число детей. Далее,
дети, рожденные матерями в молодости, Крупнее и тяжелее, и стало быть
сильнее, рожденных в поздние годы. Таким образом, беспечные,
безнравственные и часто порочные члены общества размножаются быстрее,
чем осмотрительные и вообще добродетельные члены его. Или, по выражению
м-ра Грега: «Беззаботные, ленивые, непредприимчивые, нестремящиеся ни к
чему ирландцы размножаются, как кролики, тогда как воздержанные,
осмотрительные, уважающие себя, честолюбивые шотландцы, которые строго
нравственны, религиозны и обладают здоровым и дисциплинированным
умом, проводят лучшие годы в борьбе и безбрачии, женятся поздно и
оставляют после себя мало детей. Если представить себе страну, заселенную
первоначально тысячью саксов и тысячью кельтов, то после двенадцати
поколений пять шестых населения будут кельты; но, с другой стороны, пять
шестых собственности, влияния, умственных сил будут в руках одной шестой
оставшихся саксов. В вечной борьбе за существование численный перевес
будет на стороне низшей и мет одаренной расы, и преобладание это будет
обусловлено не добродетелями и хорошими качествами, а, напротив,
недостатками»82.
Существуют, однако, препятствия этому стремлению к ухудшению,Мы
видели, что невоздержанные люди подвержены огромной смертности, а очень
развратные оставляют мало потомков. Наибеднейшие классы окучиваются в
городах, а д-р Старк показал на основании десятилетних статистических
данных, собранных в Шотландии(21), что во всех возрастах цифра смертности
в городах выше, чем в деревнях: «в течение первых пяти лет жизни цифра
9
смертности в городах почти ровно вдвое больше, чем в деревнях». Так как эти
числа заключают в себе богатых и бедных, то нет сомнения, что потребовалось
бы более чем двойное число рождений для поддержания цифры населения
бедного класса в городах на одном уровне с деревенским населением. Для
женщин брак в очень молодые годы крайне пагубен; во Франции найдено, что
«замужних женщин ниже двадцатилетнего возраста умирает вдвое более
против; незамужних женщин тех же лет». Равным образом и смертность женаных мужчин моложе 20 лет «очень высока» ( 22), но какая этому причинатрудно решить. Наконец, если мужчины, предусмотрительно откладывающие
вступление в брак до той поры, пока будут в состоянии содержать свою семью
в довольстве, станут выбирать, как весьма часто случается, женщин в
расцвете лет, то цифра нарастания в лучшем классе будет лишь слегка
понижена.
На основании громадного статистического материала за 1853 г. найдено,
что во всей Франции неженатых мужчин между 20—80 годами умирает
гораздо больше, чем женатых. Так, например, на каждую ЮОй неженатых
мужчин в возрасте между двадцатью и тридцатью годам» умирало ежегодно
11,3, тогда как из женатых умирало только 6,5( 23).‘ Подобное же отношение
существовало и в 1863 и 1864 гг. для всего! населения свыше двадцати лет в
Шотландии. Например, на каждую 1000 неженатых мужчин между 20 и 30
годами умирало ежегодно 14,97, из женатых же умирало только 7,24, т. е. менее
половины.
Д-р Старк замечает по этому поводу: «Холостая жизнь пагубнее наиболее
опасных промыслов и даже жизни в самых нездоровых помещениях и местах,
где никогда не было сделано ни малейших попыток к улучшению санитарного
состояния». Он считает уменьшение смертности прямым последствием «брака
и более правильной домашней жизни, соединенной с этим состоянием». Он
признает, однако, что невоздержанные, развратные и порочные классы, у
которых продолжительность жизни низка, обыкновенно не вступают в брак.
Кроме того, нужно принять в расчет, что мужчины слабого телосложения,
плохого здоровья и отличающиеся каким-нибудь умственным или
физическим недостатком, часто не имеют желания вступать в брак или не
успевают в своих исканиях. Д-р Старк приходит, повидимому, к заключению,
что брак сам по себе составляет причину большей продолжительности жизни.
Он нашел, что пожилые женатые люди имеют в этом отношении тоже
значительное преимущество над холостяками того же возраста. Впрочем,
каждому должны быть известны примеры, что мужчины, слабые здоровьем в
молодости, не вступали в брак и, несмотря на это, доживали до преклонного
возраста, продолжая быть слабыми и стало быть имея меньше шансов на
жизнь и на брак. Есть еще одно замечательное обстоятельство,
подтверждающее выводы д-ра Старка, именно, что вдовцы и вдовы во
Франции подвержены большей смертности сравнительно с женатыми
людьми. Но д-р Фарр приписывает это обстоятельство бедности и дурным
привычкам, проистекающим от расторжения семейства и от горя. Вообще мы
можем заключить с д-ром Фарром, что меньшая цифра смертности у женатых
мужчин сравнительно с холостыми (которая представляет, повидимому,
общий закон) «есть простое следствие постоянного исключения
несовершенных типов и искусного отбора более совершенных в каждом
последующем поколении», отбора, относящегося здесь только к брачному
состоянию и влияющего на физические, умственные и нравственные качества
(25). Мы можем, следовательно, принять, что здоровые и порядочные люди,
остающиеся некоторое время холостыми из расчета, не подвергаются
значительной смертности.
Если разнообразные влияния, перечисленные в двух предыдущих
параграфах, и, может быть, еще другие, неизвестные до сих пор, не в силах
будут удержать численного перевеса беспечных, порочных и вообще худших
членов общества над лучшим классом людей, то нация, очевидно, начнет
регрессировать, как и случалось столько раз в истории мира. Мы должны
помнить, что прогресс не представляет неизменного закона. Крайне трудно
сказать, почему один цивилизованный парод поднимается, становится
могущественнее и шире распространяется, чем другой, или почему один и тот
же народ успевает более в одну эпоху, чем в другую. Мы можем только сказать,
что это стоит в зависимости от нарастания населения, от увеличения числа
людей, одаренных высокими умственными и нравственными качествами,
равно как и от степени их дарований 83. Физическое сложение имеет,
повидимому мало влияния, если не считать того, что здоровое тело
обусловливает здоровый дух.
Некоторыми писателями было выражено мнение, что так как существование высоких умственных способностей выгодно народу, то древние
греки, стоявшие по своему умственному развитию на несколько ступеней
выше когда-либо существовавших рас (26), должны были бы подняться еще
выше в своем общем развитии, увеличиться в числе и занять всю Европу, если
бы естественный отбор действительно имел столь важное значение. В основе
такого заключения лежит молчаливое допущение (весьма распространенное
относительно физического строения) о том, что существует какая-то
врожденная тенденция к постоянно» му развитию ума и тела. Но всякое
развитие зависит от стечения многих благоприятных обстоятельств.
Естественный отбор действует только путем проб. Отдельные особи и целые
расы могли приобрести некоторые неоспоримые преимущества и тем не менее
погибнуть за недостатком других необходимых качеств. Так, греки могли
погибнуть вследствие отсутствия единства между многочисленными мелкими
государствами, вследствие малой величины всей их страны, существования
рабства нли чрезмерной чувственности; они пали лишь тогда, «когда были
обессилены и испорчены до мозга костей»(27). Западные народы Европы, превосходящие теперь неизмеримо своих диких родоначальников и стоящие на
вершине цивилизации, обязаны весьма мало или даже вовсе не обязаны своим
развитием прямому наследию от древних греков, но они очень многим
обязаны письменным творениям этого замечательного народа.
Кто может с уверенностью сказать, почему испанский народ, некогда
столь могущественный, отстал от общего движения. Пробуждение
европейских народов от темных веков представляет еще более трудную
задачу. В этот ранний период времени,—замечает м-р Гальтон (28),~ почти все
люди мягкого нрава, склонные к умозрению или умственному { труду, не
имели иного приюта, кроме церкви, которая требовала безбрачия; это
обстоятельство едва ли могло остаться без вредного влияния на каждое
следующее поколение. В то же время «святая инквизиция» выбирала с
особенной заботливостью наиболее мыслящих и смелых людей для того,
чтобы сжигать их или бросать в тюрьмы. В одной Испании лучшие из
людей,—те, которые сомневались и пытливо вопрошали, а без сомнений не
может быть прогресса,— были уничтожаемы в течение трех столетий, средним
числом, по тысяче в год. Зло, которой принесла, таким образом, католическая
церковь, неизмеримо, несмотря] на компенсирующее действие ее полезного до
некоторой, возможно до] большой степени, влияния в других отношениях, а
между тем Европа] подвинулась вперед с беспримерной быстротой.
Замечательный успех англичан-колонистов сравнительно с другими
11
европейцами, лучшим примером которого может служить сравнение!
благосостояния канадцев английского и французского происхождения,
обыкновенно приписывается их «отваге и постоянной энергии»; но кто может
сказать, каким образом англичане приобрели свою энергию? Повидимому,
много справедливого в мнении, что изумительное процветание Соединенных
Штатов, равно как и характер тамошнего населения представляют следствия
естественного отбора, потому что наиболее энергичные, предприимчивые и
смелые люди всех частей Европы выселялись в продолжение последних
десяти или двенадцати поколений в эту обширную страну и преуспевали здесь
наилучшим образом (29). Смотря в далекое будущее, я не нахожу
преувеличения в следующих словах м-ра Цинке (30): «Все остальные
исторические явления, как например, результаты умственного развития
Греции и все последствия владычества Римской Империи, имеют,
повидимому, цель и значение лишь в том случае, если рассматривать их в
связи... с великим потоком англо-саксонской эмиграции на запад, или, вернее,
в качестве дополнительного момента к нему». При неясности вопроса о
прогрессе цивилизации мы можем, по крайней мере, убедиться в том, что
народ, производивший в течение долгого времени наибольшее число высоко
интеллектуально одаренных, энергичных, храбрых, патриотических и доброжелательных людей, одерживает обыкновенно верх над менее одаренными
народами 84.
Естественный отбор проистекает из борьбы за существование, а последняя
есть следствие быстрого размножения. Невозможно не сожалеть горьким
образом (но разумно или нет — это другой вопрос) о той пропорции, в которой
человек стремится размножиться. Эта быстрота ведет у диких племен к
детоубийству и многим другим преступлениям, приводит цивилизованные
народы к крайней бедности, безбрачию или поздним бракам
предусмотрительных людей. Но так как человек страдает от тех же внешних
влияний, как и другие животные, то он не имеет права ожидать пощады от
пагубных последствий борьбы за существование. Не будь он подвержен в
первобытные времена естественному отбору, он наверное не достиг бы
никогда высокого достоинства человека [59]. Встречая в различных частях
света огромные пространства плодороднейшей земли, которые населены
лишь немногими бродячими дикарями, тогда как они могли бы кормить
множество счастливых семейств, можно было бы подумать, что борьба за
существование не была достаточно сурова, чтобы поднять человека на
высшую ступень развития85. Судя по всему, что мы знаем о человеке и низших
животных, существовало всегда достаточно изменчивости в их умственных и
нравственных способностях для постоянного усовершенствования путем
естественного
отбора.
Нет
сомнения,
что
такое
постоянное
усовершенствование требует стечения многих благоприятных обстоятельств;
тем не менее, можно сомневаться в том, была ли бы достигнута эта цель при
помощи наиболее благоприятных обстоятельств, если бы нарастание
населения не шло быстро, а следовательно и борьба за существование не была
жестока до последней крайности [60]. Из примера некоторых
южноамериканских стран мы можем, повидимому, заключить, что нации
более или менее цивилизованные, как например, тамошние испанские
поселенцы, способны впадать в бездеятельность и отступать в развитии своем
назад,если условия существования становятся слишком легкими. У народов
высоко цивилизованных непрерывный прогресс лишь в подчиненной степени
зависит от естественного отбора, ибо эти народы не вытесняют и не
истребляют друг друга, подобно племенам дикарей. Тем не менее, в общем
более умственно развитые члены того же общества будут иметь.успех перед
менее способными и оставят более многочисленное потомство, а это ведь и
есть одна из форм естественного отбора. Одной из наиболее действенных
причин прогресса является, повидимому, хорошее воспитание в юности, когда
мозг более восприимчив, равно как высокая степень развития,
проявляющаяся в лице наиболее достойных и лучших людей и
воплощающаяся в законах, обычаях и традициях народа, подкрепляемых
общественным мнением. Следует, однако, помнить, что усиление
общественного мнения находится в зависимости от нашего уменья ценить
одобрение или неодобрение своих ближних, что основано на нашем чувстве
симпатии, несомненно развившемся первоначально путем естественного
отбора в качестве наиболее важной составной части общественного инстинкта
Доказательства в пользу того, что все цивилизованные народы были,
некогда варварами 86.— Этот вопрос разбирали так полно и талантливо сэр Дж.
Лёббок(32), м-р Тэйлор, м-р М’Леннан и другие, что мне остается только
привести здесь в самых коротких словах полученные ими резуль-i таты.
Доводы, приведенные в новейшее время герцогом Аргайлем( 33) и ранее
архиепископом Уэтли в пользу мнения, будто человек появился на земле как
цивилизованное существо и будто все дикари деградировали впоследствии до
их теперешнего состояния, кажутся мне слишком слабыми в сравнении с
доводами, приводимыми противной стороной. Нет сомнения, что уровень
цивилизации многих народов понизился и некоторые впали, может быть, в
дикое состояние, хотя относительно последних случаев мне неизвестно
никаких данных. Обитатели Огненной Земли были, по всей вероятности,
принуждены другими победоносными ордами поселиться в своей
негостеприимной стране и могли вследствие этого несколько деградировать.
Но было бы трудно доказать, что они деградировали значительно ниже
ботокудов, населяющих самые роскошные части Бразилии.
Доказательства в пользу того, что все цивилизованные народы произошли от варваров, заключаются, с одной стороны, в ясных следах прежнего
низкого состояния, в существующих до сих пор обычаях, верованиях, языке и
т. д. С другой стороны, их можно видеть в том обстоятельстве, что дикари
способны самостоятельно подниматься на известное число ступеней по
лестнице цивилизации и действительно поднялись таким образом.
Доказательства первого разряда крайне любопытны, но не могут быть
приведены здесь; я опираюсь на такие факты, как, например, искусство
считать, которое, как ясно доказывает м-р Тэйлор, произошло (судя по
названиям, употребляемым в некоторых местах) из пере- считывания пальцев
сначала на одной руке, потом на обеих и, наконец, прибавления пальцев ног.
Мы видим следы этого происхождения в нашей десятичной системен в
римских цифрах, представляющих, повидимому, сокращенное изображение
человеческой руки, которые, дойдя до V, изменяются в VI и т. д., после того,
как другая рука была привлечена к счету. Далее, «английское выражение
three-score and ten основано на двудесятичной системе, причем каждое score,
взятое отвлеченно как единица или «один человек», как сказал бы мексиканец
и караиб, равно 20»(34). Поучению весьма крупной и постоянно
увеличивающейся школы филологов, каждый язык носит в себе следы
медленной и постепенной эволюции. То же относится и к письму, так как
буквы представляют рудименты изображений-рисунков. Невозможно читать
сочиненно м-раМ’Леннана(35) и не убедиться, что почти все цивилизованные
народы сохраняют еще некоторые следы столь грубых нравов, как, например,
насильственное похищение жен. Можно ли назвать хоть один древний народ,
— спрашивает тот же автор,— у которого одноженство существовало бы с
13
самого начала? Первобытное понятие о справедливости, выражающееся в
законах войны и других обычаях, следы которых у нас еще сохранились, было
тоже крайне грубым. Многие из существующих суеверий представляют
остатки прежних ложных религиозных верований. Высшая форма религии —
великое понятие о боге, ненавидящем зло и любящем правду,— была
неизвестна в первобытные времена.
Обратимся ко второй категории доказательств. Сэр Дж. Лёббок показал,
что многие дикари сделали в последнее время успехи в некоторых из своих
простейших ремесел и искусств. После его чрезвычайно интересного описания
оружия, орудий и искусств, существующих у дикарей в различных частях
света, нельзя сомневаться, что почти все они были независимыми
изобретениями, за исключением, может быть, искусства добывать огонь( 36).
Австралийский бумеранг — хороший пример таких самостоятельных
изобретений. Таитяне, при их первом открытии, были значительно развитее
обитателей большинства других островов Полинезии. Нет достаточных
оснований относить высокую культуру древних обитателей Перу и Мексики к
какому-нибудь чужеземному источнику); они уже в то время возделывали
многие из туземных растений и обратили в домашнее состояние небольшое
число животных. Мы должны помнить, что кучка выходцев из какой-нибудь
полуцивилизованной страны, прибившаяся к берегам Америки, не имела бы,
судя по ничтожному успеху большинства миссионеров, никакого заметного
влияния на туземцев, если бы они не были уже до известной степени
развитыми. Обращаясь к весьма отдаленному периоду всемирной истории,
мы встречаем, говоря словами сэра Дж. Лёббока, палеолитический и неолитический периоды, и никто не будет утверждать, что искусство высекать грубые
каменные орудия было заимствовано. Во всех частях Европы, восток до
пределов Греции, в Палестине, Индии, Японии, Новой Зел дии и Африке, не
исключая и Египта, были найдены каменные орудия в большом числе; между
тем, современное население не имеет никаких преданий об их прежнем
употреблении. С другой стороны, существу косвенные доказательства их
прежнего употребления у китайцев и др них евреев. Следовательно, едва ли
можно сомневаться в том, что жите всех этих стран, заключающих в себе
почти весь цивилизованный щ находились некогда в состоянии варварства.
Думать, что человек первоначально цивилизован и затем подвергся
деградации в столь многих областях, значит иметь очень низкое понятие о
человеческой nрироде. Очевидно, более правдоподобна и утешительна та
мысль, что прогресс — явление гораздо более общего значения, чем регресс,
что человек поднялся, хотя и очень медленными и прерывистыми шага» из
низкого состояния до того высокого уровня развития, которую достиг теперь в
науке, нравственности и религии.