Флора Сару

Флора Сару
[email protected]
+79608896565
+79275351926
На краю пропасти
Действующие лица:
Мэлс – 32 года, модель
Эва – 29 лет, работник банка
2014г.
1
На краю пропасти
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.
Картина первая.
Первый день весны. С улицы доносится шум проезжающих мимо машин,
стук каблуков и смех детей. В просторной, уютной и со вкусом обставленной
гостиной, совмещенной с кухней, полный разгром: на полу разбросаны вещи,
стулья, стол ножками вверх, горы разбитой посуды – все говорит о том, что кто-то
вымещал на мебели свое отчаяние и злость.
В центре комнаты на диване сидит Мэлс, в руке он вертит стеклянную
шарообразную чашу, наполненную маленькими разноцветными конфетами. Мэлс, лет
тридцати, спортивного телосложения, темноволосый, кареглазый, с хорошо
выраженными чертами лица. С виду он спокоен, но в душе его бушует ураган
эмоций.
Через какое-то время слышно, как в замке поворачивается ключ, как
открывается и захлопывается входная дверь. В комнату входит Эва с полными
пакетами продуктов и в полном недоумении оглядывается по сторонам.
ЭВА: Я же вроде вчера убиралась? (ее взгляд падает на диван; удивленно)
Мэлс?
Их взгляды встречаются. За годы дружбы они научились понимать друг друга
и без слов. Уже по глазам Мэлса она поняла, что все ее худшие опасения
оправдались. Лицо Эвы искажается, в глазах появляется дикий страх, пакеты
выскальзывают из онемевших пальцев и падают на пол.
Мэлс вновь переводит взгляд на чашу с конфетами. Эва, словно в
глубочайшем трансе, медленно подходит и аккуратно садится на диван рядом с
другом. Мэлс продолжает изучать глазами чашу, а взгляд Эвы устремлен на ковер
под ногами. Оба погрузились в сосредоточенное молчание.
МЭЛС (глядя на чашу, старается говорить спокойно, но в его голосе
пробирается паника): Не спросишь, сколько мне осталось? Месяца три… если
повезет! (помолчав, вздыхает) Что ж, по крайне мере я точно знаю, какой срок мне
отвели. (долгая пауза) Молчишь?! Не знаешь, что сказать? Неужели я дожил до
дней, когда моей малявке нечего сказать?! Теперь и помереть не жалко. (с горечью
усмехается)
ЭВА (дрожащим от слез голосом): А как же… Израиль?
МЭЛС: Евреи лишь плечами пожимали, а взгляд их буквально кричал:
простите и прощайте.
ЭВА: Но…
МЭЛС (стальным голосом): Я умираю! Слышишь, я умираю! И чем раньше
ты это примешь, тем лучше для нас обоих.
Эва сжала рукой рот, чтобы из нее не вырвался вопль. Мэлс глубоко
вдыхает и выдыхает, пытаясь себя успокоить.
МЭЛС (уже спокойным голосом): Сегодня, я позволю тебе плакать, но
утром… обещай мне, что с завтрашнего дня и до конца МОИХ дней, ты, ни
слезинки не проронишь? (смотрит прямо ей в глаза; настойчиво) Обещай мне!
Поколебавшись мгновение, Эва медленно кивает. Мэлс кладет чашу на ковер,
встает с дивана и идет к входной двери.
Прости за… бардак.
Дверь за ним закрывается.
2
Эва, все еще в полнейшем шоке,
отрешенным взглядом. Затем подбегает
отказываются ее держать, она падает на
горько рыдает: слезы бежали из ее глаз
не становилось.
Гаснет свет.
поднимается с дивана, обводит гостиную
к двери, но резко останавливается, ноги
колени и, опустив голову в свои ладони,
все быстрее и быстрее, но от этого легче
Картина вторая.
Начало июля. Больница на окраине города. Уютно и со вкусом обставленная
палата: две одноместные кровати, между ними у окна стоит маленький диван,
письменный столик, на котором лежит выключенный ноутбук, та же стеклянная
шарообразная чаша, наполненная разноцветными конфетами.
У окна стоит Эва с чашечкой зеленого чая. Ее голубые глаза печально
устремлены куда-то за окном. На диване сидит Мэлс в окружении молодой
журналистки и фотографа.
Мэлс, бледнее полотна, остриженный и одетый по последней моде с
неизменной высокомерной улыбкой, положив ногу на ногу и без горечи в голосе
обсуждает с журналисткой свою предсмертную статью. Он задумчиво, читает про
себя черновой вариант статьи и лукаво улыбается: только глаза его скрыты под
стильными очками.
МЭЛС (протягивая журналистке статью): Ты там уж постарайся, используй
весь свой писательский дар, чтобы получилось симпотишно и достойно.
Эва искоса смотрит на друга. По выражению ее лица ясно, что весь этот
спектакль не по душе ей.
ЖУРНАЛИСТКА: Мэлс, не первый год дружим. Я знаю, что написать, что
подчеркнуть и как подать материал. Поверь мне, я создам шедевр.
МЭЛС: Ну, ты уж там не переусердствуй.
ЖУРНАЛИСТКА: Я лишь подчеркну все твои заслуги перед модельным
бизнесом.
МЭЛС: И много этих… самых заслуг?
ЖУРНАЛИСТКА (не скрывая своего восхищения): К тридцати годам, ты
добился не малых высот. Один из высокооплачиваемых моделей. Любимчик
большинства именитых дизайнеров. Ты, не побоюсь этих слов, легенда модельного
мира. На тебя ровняются все начинающие модели, тебе подражают…
МЭЛС (перебив ее): Я плохой пример для подражания. Взгляни, как я
отлеживаю свои последние деньки.
ЖУРНАЛИСТКА (печально): Так сложилась судьба, Мэлс. Для твоих
поклонников, к которым я отношу и себя… случившееся… удар вселенского
масштаба. Мы молимся и все же… по сей день надеемся.
МЭЛС: Поздно милая моя, поздно. И бессмысленно. Если вы все верите в
силу молитв… возносите в защиту себя. Так и передай моим поклонникам.
ЖУРНАЛИСТКА: Все мы ходим под Богом. И удел человека… банальная
надежда.
МЭЛС: Это ты верно заметила. Уж кто-кто, а этот Тип… (указывает пальцем
вверх) Умело выставляет счет.
ЖУРНАЛИСТКА: Справедливо ли?
МЭЛС: Он – воплощение справедливости. По отношению ко мне, конечно.
ЖУРНАЛИСТКА (удивленно): Вот как…
МЭЛС: Вот как-то так, но это не для протокола.
ЖУРНАЛИСТКА: Ну, хорошо, тогда последний вопрос…
МЭЛС (улыбаясь): Ну, пока еще надеюсь, что не последний.
3
ЖУРНАЛИСТКА (виновато): Прости, я не хотела тебя… ранить.
МЭЛС: Милая, меня уже нельзя ранить – я умираю, а вдобавок в соседней
палате лежит полу-покойник, который каждую ночь зовет эту бабку с косой, чтобы
та наконец-то пришла и забрала его душу.
ЖУРНАЛИСТКА: Мэлс, не боишься так измываться над самой смертью?
МЭЛС: Эта сучка с косой сама надо мной глумится. Я сижу при полном
параде, а она не пойми, где блуждает.
Палату заполняет хохот, громче всех смеется сам Мэлс и только взгляд его,
никто не может разглядеть. Эва взглянула на друга, крепче сжимая чашку, и вновь
уткнулась взглядом в окно.
ЖУРНАЛИСТКА (смеясь): Мэлс, ты не исправим.
МЭЛС: Не забудь об этом упомянуть в статье.
ЖУРНАЛИСТКА: Обижаешь! И все же Мэлс, вернемся к моему вопросу. Это
касается твоей семьи.
МЭЛС (нахмурил брови, а взгляд его вспыхнул огнем ярости; злобно и
холодно): Эта статья – не касается моей семьи.
Журналистка замерла, не зная, что отвечать и как реагировать.
ЖУРНАЛИСТКА: Я просто хотела…
МЭЛС: Ни слова о моих родителях. (быстро улыбается ей, а затем смотрит
поверх ее головы на дверь и вновь на нее)
ЖУРНАЛИСТКА: Ты уверен?
МЭЛС: Уверенность… одно из моих сильнейших качеств.
ЖУРНАЛИСТКА: Как тебе будет угодно, Мэлс.
Мэлс сжал губы, ничего не ответив, и всем своим видом дал понять, что
разговор на этом закончен.
Журналистка отключает диктофон, убирает статью в сумку, фотограф делает
заключительное фото и один за другим они выходят из палаты, плотно закрыв за
собой дверь.
Мэлс наконец-то снял свои очки и аккуратно положил на прикроватную
тумбочку.
ЭВА (помогая другу расстилать кровать; сердито): И каково же это?
МЭЛС: Что?
ЭВА: Выставлять себя шутом?
МЭЛС: Истинное блаженство! Попробуй, тебе понравится.
ЭВА (прикрикнув): Ты ведешь себя, как законченный засранец! (опомнившись,
закусила нижнюю губу) Прости.
МЭЛС: Я не засранец, меня таким мама родила. (лег на койку, сложил руки
за голову, молча смотрит в потолок)
ЭВА: Что ты этим всем хочешь сказать?
МЭЛС: Малявка моя, я хочу, чтобы ты и остальные запомнили меня таким,
каков я есть. Каков я на самом деле. Это не дешевая маска, которую я якобы
напялил, чтобы продемонстрировать свое бесстрашие. Нет! (встает с кровати и
начинает шагать взад вперед по палате: он раздражен тем, что его не
понимают) Больным, немощным, который тужится из последних сил, моля Бога,
даровать ему еще один день… меня таким ты никогда не увидишь. Я много сил
вложил, чтобы стать тем, кто я есть. Пусть все помнят, что я – король подиума с
достоинством покидаю и подиум, и эту жизнь. Я угробил свое здоровье, чтобы во
всем быть лучше и краше! (воздев руки вверх; восклицает) Слава – вот ради чего я
пришел на этот свет!
ЭВА: И что тебе дала эта твоя слава?
МЭЛС: Что бы ни дала – все мое. Я не Пушкин и не Шекспир, но в своем
деле, я и тот и другой и не много еще Моцарт. Все плясали под мою музыку, это
4
именитые модельеры упрашивали меня выступать на их показах, фотографы и
издатели модных журналов ночами караулили меня, чтобы я снялся для их
обложек. Восхищение, слава и деньги – вот, что я заслуженно заработал, и ничего
из этого я не смогу забрать с собой туда. И пока я здесь, на земле, мой факел
славы не угаснет.
ЭВА: Зато угасаю я, видя тебя в таком… состоянии.
МЭЛС: Я не стою того, чтобы ты угасала из-за меня. Не можешь жить в
нашей квартире, так продай ее и купи себе домик. Выйди, наконец, замуж, детишек
нарожай и будь счастлива. Ты всегда мечтала о такой жизни… так иди за своей
мечтой. Живи, радуйся жизни, реви, когда тебе больно, смейся, когда смешно,
только не говори мне, что ты угасаешь.
Слышатся шаги за дверью. Мэлс бросает взгляд на закрытую дверь и,
замерев, прислушивается: он ждет очень важного человека. Эва тайком следит за
его взглядом: она догадалась, кого именно он хочет видеть.
ЭВА: Ты им уже сказал?
МЭЛС: Все мои друзья в курсе… событий.
ЭВА: Ты знаешь, о ком я говорю.
МЭЛС: Эти обезболивающие прекрасно действуют – вышибают из памяти
всякий хлам.
ЭВА: Они должны об этом узнать. И узнать они должны от тебя. Они твои
родители.
МЭЛС (напряженно и резко): Моим, как ты выразилась родителям, было
наплевать на меня с шестнадцати лет.
ЭВА (пристально поглядев на него): Просто скажи им.
МЭЛС: И осчастливить раньше времени. Нет уж, пусть подождут. Недолго
осталось.
ЭВА: Ты должен им сказать!
МЭЛС: Никто никому ничего в этой жизни не должен! Столько лет тебя
этому учу, а все без толку.
ЭВА (настойчиво): Они нужны тебе… сейчас.
МЭЛС: Я позвоню им и что? Скажу, здравствуй, матушка, как ты? А я вот
тут помирать собрался, будь любезна закажи панихиду. Ты так представляешь себе
эту беседу?
ЭВА: Избавь меня от своих ядовитых словечек.
МЭЛС (с легкой издевкой): Как помру, так сразу.
Эва на какое-то мгновение растерялась.
ЭВА (не сразу; сквозь стиснутые зубы): Ты… ты просто не выносим.
МЭЛС (не меняя тона): Не переживай, скоро вынесут…
Понимая, что разговаривать с Мэлс сейчас бесполезно, она в бешенстве
выбегает из палаты, но уйти не решается. Стоит за дверью и прислушивается.
МЭЛС (ей вслед): Прекрасно, хоть сегодня усну, не слыша твоего храпа.
ЭВА (беззвучно; одними губами): Я? (бьет ногой в закрытую дверь, давая
понять, что все слышит)
МЭЛС: Истеричка! Теперь понятно, почему ты до сих пор не замужем.
ЭВА (в закрытую дверь; язвительно и громко): Может потому что за неделю
до свадьбы, ты… (указывает пальцем в закрытую дверь) Подложил в постель моему
жениху проститутку?
МЭЛС: Было дело! (скривил губы в усмешке) Зато какую,… какие ножки, а
грудь… впрочем, ты сама видела фотографии.
ЭВА (не меняя прежнего тона): О да! Спасибо тебе огромное, эти фотографии
украсили мой девичник.
5
МЭЛС: А что мне еще оставалось делать?! Я тебе сразу сказал, этот тип
недолюбливает меня.
ЭВА (возмущенно): Зато он меня любил.
МЭЛС: Ну-ну! Тот, кто любит, надевает на палец обручальное кольцо с
бриллиантом, а не ошейник на шею.
ЭВА: Это свадебное ожерелье! Индийская традиция.
МЭЛС: Тот-то ты запела: Джимми, Джимми, ача-ача.
ЭВА: Ты специально делаешь мне больно?
МЭЛС: В отличие от тебя, я честно выполняю наш уговор.
ЭВА: Не помню, чтобы мы договаривались причинять друг другу боль?!
Мэлс садится на стол, ставит рядом с собой чашу с конфетами.
МЭЛС: Заботиться и защищать друг друга – вот, что мы обещали. (жует
конфету) Привела в дом мошенника со сладкими речами, уши развесила, да еще и
сари напялила. Тоже мне индианка белокурая!
ЭВА: Он клялся, что покончил со своей прежней жизнью.
МЭЛС: Он уже шестой год срок мотает. Клялся он ей!
ЭВА: Я верила ему. Я любила его.
МЭЛС: А что же не простила маленькую шалость с той девицей?
ЭВА: Я бы его простила, если бы…
МЭЛС: Если бы любила, на самом деле. Давай говорить начистоту. Мы уже
в том возрасте, чтобы быть честными перед самими собой.
ЭВА (обдумав его слова): Может оно и так…
МЭЛС: Поверь, именно так. Как говорится: устами полу-покойника глаголет
истина.
ЭВА: Это ты сейчас будешь учить меня, что значит любить?
МЭЛС (шутя): Ну, хочешь, я на тебе женюсь?!
ЭВА (в шок; одними губами): Что?
МЭЛС: Больше уже некому.
ЭВА: Ты уже женат.
МЭЛС: Ах да… забыл. Бывает! (в закрытую дверь; громко) Не переживай,
квартиру, я оформил на тебя.
Эва упирает руки в бок.
Не надо, не благодари. И ничего, что ты не умеешь готовить, мы с моим желудком
уже привыкли.
ЭВА (чуть повысив тон; возражает): Я вкусно готовлю.
МЭЛС: Да-а-а?! Напомни-ка, из-за чего вечным сном спит твоя собака?
ЭВА (понизив голос; виновато): Она отравилась.
МЭЛС: Говоришь, готовишь вкусно… (усмехается) Надо было твоим
наивкуснейшим ужином свою бывшую жену угостить.
ЭВА: Маленькая поправочка. Официально она все еще твоя жена.
МЭЛС: Большая поправка. Я уже третий год живу с тобой. (уточняя) Только
живу.
ЭВА: Это ты приютил меня в своей квартире.
МЭЛС: Опустим детали.
ЭВА (не сразу): Я ведь так и не поблагодарила тебя…
МЭЛС: За проститутку?
ЭВА: И за нее тоже. (печально усмехается) Ты как всегда, протянул мне руку,
когда я в ней нуждалась.
МЭЛС: Следую твоему примеру, друг мой.
ЭВА: Моему? Ты столько всего для меня сделал, а я…
МЭЛС: Ты делала и делаешь гораздо больше.
ЭВА: А хотела бы сделать больше…
6
МЭЛС: Друг мой, ты не знаешь меры – это плохое качество. Говорю тебе, как
эксперт.
ЭВА: Я просто хочу, чтобы твоя семья была рядом с тобой.
МЭЛС: Ты же рядом!
ЭВА: А как быть с ними?
МЭЛС (меняет тему разговора; снова шутя): Ну что, пойдешь за меня?
ЭВА (резко открывает дверь и останавливается на пороге): Обалдел что ли?
МЭЛС: Фамилию сменишь.
ЭВА (прислоняется к дверному косяку и скрестила руки на груди): А чем тебе
моя фамилия не угодила?
МЭЛС: Эва Дубина?! Звучит как-то… э-э-э специфически.
ЭВА (гордо): Между прочим, фамилия моя символизирует твердость и силу.
МЭЛС: Чтобы носить такую фамилию, действительно требуется не дюжая
сила.
Эва подходит к другу и садится с ним рядом на стол.
ЭВА: Он мне написал письмо… (подняла и чуть повернула голову, чтобы
видеть реакцию на его лице)
МЭЛС: Знаю. Я читал.
ЭВА: Ты опять рылся в моих вещах?! (жует конфету)
МЭЛС: Маленькие слабости друга.
ЭВА: И что скажешь?
МЭЛС: По содержанию письма видно, что в тюрьме неплохая библиотека, и
он ей удачно воспользовался. Ты ему ответила?
ЭВА: Еще нет.
МЭЛС: Еще нет или точно нет?
ЭВА: Думаю…
МЭЛС: Думать – это хорошо, а не отвечать еще лучше.
ЭВА: Думаешь?
МЭЛС (жуя конфету): А смысл?
ЭВА: Я чувствую свою вину перед ним.
МЭЛС: Ветеринар мог и ошибиться.
ЭВА: Я не о собаке говорю.
МЭЛС: То есть вину перед несчастной псиной, которая стала жертвой твоих
кулинарных изыск, ты не чувствуешь?!
ЭВА (возмущенно): Мэлс…
МЭЛС: Я просто хотел уточнить.
ЭВА: Это из-за меня он попал в тюрьму.
МЭЛС: Что за дебильная привычка становиться главной героиней в чужом
фильме?!
ЭВА: Все зависело от меня. Понимаешь?! Он просил у меня прощения, а я
не смогла найти в себе силы простить его. Если бы я его простила, он бы не
вернулся к своей прежней жизни. Значит… я слабая?!
МЭЛС: С твоей-то фамилией. (пауза) Эва послушай… Этот тип всего-навсего
второстепенный герой, которого даже не стоит упоминать в титрах, твой главный
герой еще появится.
ЭВА (задумчиво): Возможно он…
МЭЛС: Нет, не возможно.
ЭВА: Я была бы сейчас замужем, у нас были бы дети… наш дом.
МЭЛС (усмехаясь): А парень-то легко отделался.
ЭВА (легонько ткнула локтем его в бок): Да ну тебя!
МЭЛС (протягивает ей конфету): Обиделась?
ЭВА (беря конфету): Сделала выводы.
7
МЭЛС: И к какому-такому ума заключению ты пришла?
ЭВА: С тобой нельзя говорить о серьезных вещах.
МЭЛС: Тебе не приходило в голову, что винить себя в чужих ошибках,
попахивает этаким дубинизмом?!
ЭВА: Оставь в покое мою фамилию.
МЭЛС (серьезным тоном): Оставь в покое чужие ошибки. (он одной рукой
взял ее за подбородок, подняв ее лицо вверх) У тебя своих грехов хватает, вот и
мучай ими себя.
ЭВА: Ну вот, как с тобой разговаривать?
МЭЛС (кладет руку ей на плечо): Не имею ни малейшего понятия! (оба
смеются)
Гаснет свет.
Картина третья.
Прошла неделя. Мэлс стоит в центре палаты, разведя руки в стороны.
Пожилой мужчина, с благородной сединой ловко крутится вокруг Мэлса с
сантиметром в руках, обмеряет его и записывает мерки карандашом в большую
тетрадь. Открывается дверь и в палату входит Эва. Она на мгновение застыла в
дверях, думая о том, что может означать эта сцена.
МЭЛС (с бесстрастной иронией): И не смотри на меня так! Я не доверяю
твоему вкусу, а в гроб, в чем попало – я не лягу.
Портной резко выпрямился и посмотрел на Мэлса так, словно впервые его
увидел.
(улыбаясь) Разве я не прав?!
ПОРТНОЙ (не сразу; с озадаченным видом разглядывая его): Вы же сказали,
что на выписку?
МЭЛС (иронично): Ну, меня, так или иначе, выпишут, а вот как вынесут…
Портной рассеяно переводит свой взгляд с Мэлса на Эву.
ЭВА (быстро и чуточку нервно): Не обращайте внимания на моего друга,
перед смертью он ведет себя как полный болван.
МЭЛС (указывая взглядом на портного): По-твоему так приводят в чувства
людей?
ЭВА: А ты прекращай шокировать людей. Уже ходят слухи, что ты с ума
спрыгнул.
МЭЛС: Девиз у меня такой. (восклицает) Сходи с ума, пока не сошел с ума!
Портной продолжает торопливо снимать мерки.
ЭВА: Потрясающая логика! (становится поблизости и наблюдает за
портным) И, что ты шьешь?
МЭЛС: Если я скажу, это перестанет быть сюрпризом.
ЭВА: Не надоело еще?
МЭЛС: Помнится, тебя вполне устраивали мои сюрпризы.
ЭВА: Помнится, они были иные… эти самые сюрпризы.
МЭЛС: Тебе не угодишь! Ох, уж эти женщины! (обращается к портному) Вы
женаты?
ПОРТНОЙ (гордо): Тридцать лет!
МЭЛС: Тот-то вы уже седой и руки трясутся.
ПРТНОЙ (усмехается): Моя похлеще вашей.
ЭВА: Он мне не муж!
МЭЛС: И слава Богу! (вновь обращается к нему) И каково лицезреть тридцать
лет одно и тоже лицо?
ПОРТНОЙ: Нормально. Она у меня… послушная.
8
МЭЛС: Не скучно с послушной женой?
ПОРТНОЙ: Скучать она мне не дает.
МЭЛС: Друг мой, послушай, что умные люди говорят.
ЭВА: Быть послушной?
МЭЛС: Именно!
ЭВА: Я попробую.
МЭЛС: Боюсь, до этих дней не доживу.
Портной изобразил на лице нечто, что отдаленно напоминает улыбку.
ПОРТНОЙ (хриплым от волнения голосом): Я пост… постараюсь все сделать…
закончить вовремя. (спешно закрывает тетрадь и, не оборачиваясь, удаляется
прочь)
МЭЛС: Странный тип…
ЭВА (с ухмылкой): От кого я это слышу?!
Слышится стук в дверь. Эва и Мэлс резко оборачиваются.
МЭЛС: Войдите.
Дверь открывается. На пороге стоит все тот же портной с потерянным
лицом.
ПОРТНОЙ: Я по поводу… по поводу тканей.
МЭЛС: Вам их завтра доставят. Скажем, после обеда, подойдет?
ПОРТНОЙ: Вполне. До свидания. (закрывает за собой дверь)
Мэлс идет к окну. Сложив руки в карманы, смотрит куда-то вдаль с
блуждающей улыбкой.
МЭЛС: Ты просьбу мою выполнила?
ЭВА: Выполнила.
МЭЛС: Всем-всем раздала?
ЭВА: Да.
МЭЛС (взглянув на нее через плечо): А что бледная такая?
ЭВА (с негодованием): Мэлс, по твоей так сказать, просьбе, я объездила
полгорода, вручая нашим друзьям приглашение на ТВОИ похороны. Думаю, это
объясняет бледность моей кожи? (бросает сумку на кровать и садится на диван) И
теперь, я хочу знать… Зачем?
МЭЛС (непринужденным тоном): Ну, во-первых, эта, какая-никакая, а память.
Во-вторых, в этих приглашениях, четко указаны, какие именно цветы они должны
принести, ты же знаешь, у меня аллергия на гвоздики. И наряды, в которых они
должны будут явиться. Я не хочу, чтобы все наведались на кладбище в черном
тряпье. Достаточно и их скорбных физиономий, мол, какого человека потеряла
земля!
ЭВА: А разве нет?!
МЭЛС (делает вид, что не расслышал ее): Ну, а в-третьих, это же весело.
Официальное приглашение на похороны. Без указания даты.
ЭВА: О да! Мы так смеялись.
МЭЛС: Я знал, что все оценят мою… креативность. (самодовольно
ухмыляется)
ЭВА: Тебе смешно, а мне приходилось часами убеждать каждого, что умом
ты не тронулся. В чем лично я начинаю сомневаться. Я конечно за годы дружбы
уже привыкла к твоим не подающим уму выходкам, но это… перебор, Мэлс.
Мэлс берет со стола белую папку с бумагами и опускается на диван.
МЭЛС (оторвав взгляд от папки): Ну и какие же у них были лица? Эх, надо
было самому этим заняться, представляю себе, какие гримасы они состроили.
ЭВА: Да нет, такие лица ты и представить себе не можешь.
9
МЭЛС: У меня бурная фантазия. Наверняка, неженка Кирюша, после
прочтения, грохнулась в обморок, а ее обожаемый благоверный Димусик Сергеевич,
тут же бросился утешать свою… как он там нашу Кирюшу зовет? Кар-кар?
ЭВА: Крю-крю.
МЭЛС: Крю-крю! И эти крюшки, будут провожать меня в последний путь!
ЭВА: Это наши друзья.
МЭЛС (язвительно): Я безмерно горд и счастлив! (пристально вглядываясь в
текст) А Максу ты передала? Спорим, он назвал меня полным болваном, затем
зарыдал?! Еврей оплакивает русского,… как банально! (смотрит на нее) Вы там
друг друга не искусали – это дело вы любите.
ЭВА: Как видишь,… нет. (делает паузу) Не такой он уж и плохой. (спешно
идет в ванную, слышно, как полилась вода)
МЭЛС (подозрительно устремив взгляд на дверь ванной комнаты: он
чувствует, что она что-то от него скрывает): Ого! Он тебя точно не укусил?
ЭВА (из ванной): Очень остроумно.
МЭЛС: И за что ты его невзлюбила?
ЭВА: А за что ты его уважаешь?
МЭЛС: Он не обижается, когда я зову его кретином.
Эва возвращается в палату.
ЭВА: Любопытное у тебя представление об уважении.
МЭЛС: Какое есть! (принимается что-то писать, что-то зачеркивает и вновь
пишет)
ЭВА (указывая взглядом на папку): Ты там случаем не мемуары пишешь,
Казанова?
МЭЛС (не отрывая взгляда от папки): Лучше, намного интереснее. (нервно
подтирает подбородок; читая про себя)
ЭВА: Мне это точно не понравится. (достает из холодильника тарелку с
нарезанными фруктами)
МЭЛС: Опять?! (покачивая головой, укоризненно зацокал языком)
ЭВА: Это же фрукты. (садится за стол, ставя перед собой тарелку)
МЭЛС: А утром было три куска пирога, я уже молчу о конфетках.
ЭВА (круто оборачивается): Два куска пирога.
МЭЛС: Это ты сейчас меня пытаешься обмануть или свою талию?
ЭВА: Отстань ворчун, я голодная. (принимается за еду) У меня сегодня был
тяжеленный день.
МЭЛС: Хочу напомнить, что ты потратила пару литров бензина, а не пару
сотен калорий.
ЭВА: Что ты привязался к моей фигуре? Я что поправилась или много ем?
МЭЛС: Вы хотите об этом поговорить?
ЭВА: Отстань!
МЭЛС: Заедать, и есть – это разные вещи, друг мой.
ЭВА (с набитым ртом): Ты же запретил мне плакать. Теперь и есть
запрещаешь?
МЭЛС: Не пытайся вызвать во мне чувство вины – это бесполезно. Я лишен
привычки, винить себя в чужих ошибках и тебе не советую – потолстеешь.
ЭВА: Я слежу за своей фигурой.
МЭЛС: Убеди ее в этом.
ЭВА: Фу, испортил мне аппетит. (отодвигает от себя тарелку) А как быть?
МЭЛС: Начни бегать – мозги проветришь.
ЭВА: Ты же говорил, что у меня их нет?!
МЭЛС: Кого?
ЭВА: Этих самых мозгов.
10
МЭЛС: На лицо первые признаки здравого ума.
ЭВА: У тебя взяла попользоваться.
МЭЛС: Добавь-ка и своих извилин, иначе плохо кончишь.
ЭВА: Решил пожаловаться на жизнь?
МЭЛС: Жалуются – здоровые, а больные – подают пример.
ЭВА: Ты винишь себя в своей болезни?
МЭЛС: В этой жизни, все хорошее и плохое – я заработал потом и… кровью.
(сразу меняет тему разговора) Кто у нас там дальше идет по списку? Ну, Степка,
точно хватился за стакан, уверен он уже второй месяц меня отпивает. Ольга,
Марина, Риточка, Светочка, Марго и им подобные – этим барышням по барабану,
главное выгодно отметиться. Как и всем остальным.
ЭВА: Ты сам выбрал себе таких спутниц.
МЭЛС: Ты еще не видела моих заграничных… спутниц! Представляешь, все
обещали прибыть. Весь заграничный бомонд прибудет сюда, чтобы лицезреть мое
заключительное дефиле. (пауза) Ах да! И как я мог забыть… милейшая Софушка –
поскакала за своими антидепрессантами.
ЭВА: Софушке пришлось скорую помощь вызвать. ( начинает нервно стучать
пальцами по поверхности стола)
МЭЛС: Что «волшебные» таблеточки закончились?
ЭВА (не сразу): Она их второй месяц не принимает.
МЭЛС: Думаю, я дал ей очередной повод возобновить свое э-э-э лечение.
ЭВА: Ты ведь ее первая любовь. (убирает обратно в холодильник тарелку с
фруктами)
МЭЛС: Было дело! (делает паузу; улыбается, вспоминая) Мы даже писали
друг другу письма, не сообщения, а настоящие письма.
ЭВА: Благодаря тебе, Соня стала писательницей.
МЭЛС: Должен же я был как-то отблагодарить ее за невыносимые годы
нашей супружеской жизни.
ЭВА: Единственная девушка, которая ухитрилась затащить тебя в ЗАГС.
МЭЛС: Меня женили, пока я был в отключке. Представляешь себе, мое лицо
на утро…(бросает папку на диван)
ЭВА: С ней ты был другим. Свободолюбивый гуляка, переродился в
хранителя очага. Эдакое воплощение идеального мужа.
МЭЛС: Идеальный муж?! (усмехается) Я просто потрясающий актер.
ЭВА: Не обманывай, это не было игрой. Ни одну женщину ты не любил, так
как ее.
МЭЛС: Женщин – много и любить их надо уметь по-разному.
ЭВА: Все те женщины, не задерживались в твоей жизни, а Софушка –
осталась.
МЭЛС (скрестил руки на груди): Эх, Софушка, Софушка! Променяла меня на
торгаша знаний.
ЭВА: Ты сам толкнул ее в объятия профессора.
МЭЛС: Я всего-навсего, исполнил свой супружеский долг.
ЭВА: Интересное у тебя представление о супружеском долге.
МЭЛС (вновь резко меняет тему разговора; разглядывая свои ногти): Надо
будет позвонить Свете, пусть придет, сделает мне маникюр.
ЭВА: Ты все еще не готов говорить об этом?
МЭЛС: Прошлое – это не повод для бесед.
ЭВА: А если прошлое хочет с тобой встретиться?
МЭЛС (задумчиво наморщил лоб): С прошлым встречаются либо глупцы, либо
мазохисты.
ЭВА: Поговори с ней.
11
МЭЛС: Мы уже все сказали друг другу. (достает из кармана мобильный
телефон)
ЭВА: Это было много лет назад.
МЭЛС (ищет в телефоне нужный контакт): С тех пор, ничегошеньки не
изменилось, ни-че-го.
ЭВА: Обстоятельства изменились. Она хочет с тобой увидеться.
Мэлс застыл и на какое-то время утратил способность говорить. Делает вздох
и берет себя в руки.
МЭЛС (встает с дивана): Пойду, позвоню Свете. (подносит телефон к уху)
ЭВА: Мэлс!
МЭЛС (в телефон): Алло, Светлана!... Твой голос хорошеет с каждым днем.
(выходит из палаты)
ЭВА (вздыхая): Идиот!
Через какое-то время Мэлс возвращается в палату, бросает телефон на
кровать, подходит к холодильнику.
МЭЛС (беззаботно): Землю на кладбище я уже прикупил. Кстати, обошлось
мне это в кругленькую сумму, но это место буквально создано для меня. (достает
из холодильника бутылку открытого вина и бокал из шкафчика) И памятник себе
заказал. Я, в полный рост с оголенным торсом.
ЭВА: А приличней наряда не нашлось?
Мэлс садится на диван с ноутбуком. Эва, покусывая губы, нервничая,
начинает ходить по палате из угла в угол, как загнанный зверь. Ей явно хочется о
чем-то серьезном поговорить с Мэлс, но каждый раз бросая на него взгляд, ее
решимость ускользает. Мэлс делает вид, что не обращает на нее никакого
внимания, сидит на диване и, попивая бокал вина, что-то внимательно изучает на
экране ноутбука.
МЭЛС (иронично): До чего дошел прогресс!
ЭВА: И до чего же он дошел?
МЭЛС (уткнувшись в экран ноутбука; невозмутимо): Да вот, присматриваю
себе гроб. Как ты думаешь, как я буду смотреться в гробу «Люкс»?
ЭВА (резко останавливается; в полном шоке): В каком… люксе?
МЭЛС: Нет, ты только послушай... (читает вслух) «Из массива сосны,
покрытие матовое белое, шестигранный, двухкрышечный, а внутренность гроба
отделана шёлком, для удобства переноски снабжен по бокам двумя длинными
деревянными ручками, углы нижней части гроба украшены фигурками ангелов». Как
мило! За триста двадцать тысяч рублей?! Не будет ли это чересчур… э-э-э
вульгарно? (поворачивает ноутбук и указывает взглядом на картинку гроба на
экране)
ЭВА (тыкая пальцем на экран): Ты меня сам скоро доведешь до… этой
картинки.
МЭЛС (задумчиво наморщил лоб): Хм, а мне нравится! (достает из кармана
мобильный телефон, набирает указанный на сайте номер) Здравствуйте девушка… я
хочу заказать у вас гроб… «Люкс»… да белый… цена устраивает… для себя…
алло…
Эва стоя над ним, крутит пальцем у виска.
В смысле, зачем мне гроб? (его губы дергаются в легкой ухмылке) Ну явно не для
того чтобы в нем прохлаждаться… а кто шутит? Хорошо, завтра к вам придет
девушка и все вам объяснит. (выключает телефон и бросает на диван) Я
умудрился шокировать девушку, которая работает в похоронном бюро… Я все еще
на коне! Кстати о конях… (вновь берет телефон и набирает номер) Алло,
Оксаночка… ну как слышишь жив пока!… Слушай, тебе завтра необходимо будет
сходить в похоронное бюро… да… адрес и фото отправляю по электронке… что за
12
фото? Поверь, тебе понравится… пока. (отключает и вновь бросает телефон на
диван)
ЭВА: Почему ты об этом попросил именно Оксану?
МЭЛС: У нее нет сердца.
ЭВА (кусая нижнюю губу): Ясно…
МЭЛС: Теперь, я готов тебя слушать.
ЭВА: Что?
МЭЛС: Ну, ты же не просто так дефилировала передо мной?! Ну что ж,
теперь у тебя есть такая возможность, давай, выпускай своих тараканов.
ЭВА: Ах, это… (подходит к шарообразной чаше, берет конфету и, жуя,
смотрит в окно: подбирает нужные слова)
МЭЛС: Хватит лопать конфеты – береги талию! (оглядывает ее с ног до
головы) Точнее, то, что от нее еще сохранилось.
Эва не реагирует на сарказм, продолжает смотреть в окно: ее мысли заняты
предстоящим с Мэсл разговором.
ЭВА: Мэлс… я…
МЭЛС (залпом осушил бокал вина): Ясно! (ставит ноутбук и пустой бокал на
пол) Ты ходила к моим родителям?!
Эва опускает голову, давая понять, что так и есть.
Какого черта! (пауза) И что именно надоумило тебя сходить к ним? (смотрит на
нее, стараясь не выходить из себя)
ЭВА: Ты ночью звал ее…
МЭЛС (рассерженно): Я был в бреду! (пауза; смотрит в окно) И что они тебе
сказали? (закидывает ногу на ногу) Хотя, можешь не отвечать, я и так все знаю…
(тяжело вздыхает) Знаю, потому что, слышал все лично… (указывает пальцем на
свое ухо) Я был у них.
ЭВА (опускается на диван рядом с ним): Когда?
МЭЛС (не сразу): Первым же делом побежал к ним, как только узнал о своем
диагнозе. (с горечью усмехается) Чего я ждал? На что надеялся? (вскакивает с
дивана и подходит к столу) Надежда! (как бы размышляя вслух) Боже, какой же
болезненной ты можешь быть?! (бьет кулаком по столу) Порой мне кажется, что эта
надежда не угаснет во мне и после смерти. Мне не нужны их слезы, слов
раскаянья – ничего от них не надо, пусть придут, пусть помнят, что когда-то их
сын ходил по этой земле. Но, ей наплевать. Что же, не заслужил я ее любви.
В палате наступило затишье, которое через пару секунд нарушилось
торопливыми шагами за дверью. Мэлс не отрывая глаз, смотрит на закрытую дверь.
Он продолжает ее ждать.
ЭВА (тихо): Я еще туда вернусь…
МЭЛС (резко обрывает): И что? Что ты им еще можешь сказать? Придите,
посмотрите, где ваш сын отлеживает свои последние деньки? Плевать они хотели и
на меня, и на твои слова. Неужели это так сложно понять? И как тебе только
взбрело в голову пойти к ней?
ЭВА: Не зря же, моя фамилия Дубина.
МЭЛС: И по этой же причине, ты решила поведать мне о своем визите?
ЭВА: Я хочу узнать причину. Мы никогда не говорили на эту тему.
МЭЛС: А тебе не приходило в голову, что это касается только меня и только
моей матери?
ЭВА (сжимает пальцами подлокотник дивана): Значит, как лезть в мою
личную жизнь с советами – это можно, а мне, видите ли, нет, так получается?
МЭЛС: Извини, но эту часть своей жизни, я унесу с собой.
ЭВА: В постоянном ожидании?
МЭЛС: О чем это ты?
13
ЭВА (поднимается на ноги): По-твоему, я слепая и не замечаю, как ты,
каждый раз, слыша шаги за дверью, смотришь, ждешь, когда же она войдет…
МЭЛС: Она не придет.
ЭВА: А что ты делаешь, для того, чтобы она пришла?
МЭЛС: Все, что я мог уже сделал! (судорожно то сжимает, то разжимает
кулаки) Мне что, ее силой сюда притащить, приковать наручниками к батарее и
заставить смотреть, как ее сынок умирает? Я уже был у нее, я уже просил
прощения, а в ответ услышал, что я заслуженно наказан, что я грешнее Иуды и,
конечно же, просто обязан гореть в пламени ада! (разводит руками) А то, я не
знаю, куда указан мне путь. Путевку в ад, я лично заработал! (криво улыбается)
Эва вздрагивает от его слов, словно ей дали пощечину.
ЭВА (дрожащим голосом): Но… почему она так сказала?
МЭЛС (язвительно): Прости, но дверь перед моим носом, она захлопнула
прежде, чем я успел задать этот вопрос.
ЭВА: А отец?
МЭЛС: Отец… Слесарь уже пропил свои мозги, если они у него конечно
были. Он, по-отцовски, пожал мне руку со словами: (копирует голос пьяного отца)
«Мужайся сынок и одолжи денег нам с Мишей очень надо». (пауза) И знаешь…
больше всего меня поражает мое отношение. Я злюсь на себя. Злюсь и пытаюсь
понять… (рассматривает столик, как будто что-то ищет) Почему же меня тянет
туда, где меня презирают? Почему я зову ту, которая никогда не придет?
(рассерженно; с ноткой иронией) Как полный болван, я жду, когда откроется дверь
и моя мать, раскрыв свои объятия, прижмет меня к своей груди, как это делала в
детстве. Пускай, она меня будет бранить, осуждать, но я хотя бы буду слышать ее
голос… Голос матери – нет музыки слаще.
В палате вновь повисло молчание. Каждый из них думает о своем. Эва
осмысливает услышанное и пытается найти выход из сложившейся ситуации, а
Мэлс пристально, гипнотизируя, смотрит на закрытую дверь: вера и надежда – имеют
великую силу.
Раздавшийся звонок мобильного телефона выводит их из задумчивости. Мэлс
тут же отвечает на звонок.
МЭЛС (в телефон; весело с ноткой надменности): Оксаночка… Получила фото?
Ну и как?... (отводит телефон от уха) Я бессердечный? Если я не ошибаюсь, этот
диагноз тебе поставили три твоих бывших мужа?! Четыре? Ты и с последним
развелась? Поздравляю… его конечно. (подходит к двери, оборачивается, прикрывает
ладонью телефон) Эва, пока не забыл. Я запрещаю тебе приближаться к тому дому.
(в телефон; удивленно) Ты уже звонила им? Ну и кто из нас бессердечный?
(возмущенно) Что значит, договорилась сбить цену? Это мой гроб и мои деньги!
(выходит из палаты)
Эва опускается на диван и в полном отчаянии закрывает лицо руками.
Гаснет свет.
Картина четвертая.
Ночь. Палата. На больничной койке, освещенная лунным светом, мирно спит
Эва. Мэлс тихонько подходит, садится на край кровати и пристально, с нежностью
смотрит на спящую девушку, затем укрывает ее одеялом и гладит ее по щеке. Эва
медленно открывает глаза.
ЭВА (встревожено): Мэлс? Что-то случилось? Тебе плохо?
МЭЛС: Было бы мне плохо, я бы корчился от боли, а не сидел тут.
ЭВА: А без иронии никак?
МЭЛС: Смех – спасение в земной жизни.
14
ЭВА: Смотря, какой юмор.
МЭЛС: Не помню, чтобы кто-то жаловался…
ЭВА: Это сейчас от твоего юмора веет… чернотой.
МЭЛС: Так и полоса жизни у меня такая. Какова полоса, таков и юмор.
Закон соответствия.
ЭВА: Почему ты не спишь, юморист?
МЭЛС: Думаю.
ЭВА (улыбаясь): Смешно.
МЭЛС: Малявка моя, с каких это пор в тебе цинизм проснулся?
ЭВА: Должна же я хоть что-то от тебя унаследовать.
МЭЛС: По-твоему, это лучшее, что я могу тебе оставить?
ЭВА: Ну, квартиру ты уже оставил мне и машину подарил.
МЭЛС: Может так кто-то на тебя клюнет.
ЭВА: Обалденно щедрый человек!
МЭЛС: Я же не виноват, что мужской пол всячески старается тебя избегать.
ЭВА: Умело же ты утешаешь девушек. Спасибо, великодушный козлик.
МЭЛС: Я думал, что уже дорос до козла?!
ЭВА: Рано еще.
МЭЛС: Ты уж поторопись, а то можешь и опоздать.
ЭВА: Так, какие такие мысли беспокоят твой сон?
МЭЛС (внимательно рассматривая ее лицо): Скажи, ты никогда не любила
меня, не хотела как мужчину?
ЭВА (слегка удивленно, но уверенно): Нет.
МЭЛС: А если подумать?
ЭВА: Э-э-э… Нет.
МЭЛС (пальцами нежно касаясь ее щеки): А если еще подумать?
ЭВА (не сразу; смотрит на него во все глаза): Ты не в моем вкусе.
Мэлс делает притворно-трагическую мину и качает головой.
МЭЛС: Ты точно не лесбиянка?
ЭВА: А ты?
МЭЛС: Лесбиянка ли я?
ЭВА: Ты понимаешь, о чем я.
МЭЛС: Ты не в моем вкусе! (бросает на девушку с ног до головы
оценивающий взгляд) Определенно, не в моем вкусе. (насмешливо скривил губы)
ЭВА: Какой-то не симпатишный получается у нас разговор.
МЭЛС: Просто хотел убедиться, что она существует.
ЭВА: Она – это…
МЭЛС: Дружба! Чистейшая дружба! (улыбается и чмокает ее в висок)
Подвинься. (растянулся рядом с ней на постели и кладет свою руку ей на плечо) И
как только мы умудрились это сделать?
ЭВА: Что?
МЭЛС: Дружить, просто дружить.
ЭВА: Иногда не просто было. (смотрит на него) Но и это дорого.
МЭЛС: Это да!
ЭВА: Хорошего у нас было куда больше.
МЭЛС: Повеселились мы с тобой на славу! А помнишь, мы как-то подрались
с тобой,… не помню из-за чего.
ЭВА: Ну, ты вспомнил. Нам тогда было лет по двадцать что ли… И била
тебя я, не сильно правда, а ты лишь оборонялся.
МЭЛС: Извини, не имею привычки – бить женщину. Я их сразу ломаю.
ЭВА: Это тебе Софушка сказала?
15
МЭЛС: У меня не было основания ломать Софушку. А может, она ушла
прежде, чем у меня возникло такое желание…
ЭВА: Ушла ли она?
МЭЛС: Ты думаешь, она стала призраком?
ЭВА: Вы хотите об этом поговорить?
МЭЛС: Нет, звать батюшку и шамана, заодно…
ЭВА: Поговори с ней. Выйдет дешевле и без последствий.
МЭЛС: Без последствий с Софушкой – не выйдет.
ЭВА: Мое дело – предупредить.
МЭЛС: Штурмом брать она не будет. Не из той она породы.
ЭВА: От твоей жены все можно ожидать.
МЭЛС: А ты не могла об этом сообщить до ЗАГСА?
ЭВА: До ЗАГСА, тебя все в ней устраивало.
МЭЛС: Паршивец Купидон, после свадьбы спер свои стрелы, мол,
выкручивайтесь теперь сами, и полетел к другой парочке.
ЭВА: Интуиция подсказывает, что стрелы еще при вас.
МЭЛС: У твоей интуиции есть одна большая проблема…
ЭВА: Какая?
МЭЛС: Она врет и не краснеет.
ЭВА: Неужели врет?
МЭЛС (не сразу): Я отпустил свою бывшую женушку с Богом… прямиком к
профессору.
ЭВА: Почему же не отвечаешь на ее телефонные звонки?
МЭЛС: Она прекрасно общается с моим автоответчиком.
ЭВА: И что же передает твой автоответчик?
МЭЛС: Еще чуть-чуть и он лопнет от накала страстей.
ЭВА: Все ведет к тому, чтобы вы поговорили. Без посторонних.
За дверью доносится приближающийся шум шагов. Мэлс, перевел взгляд на
дверь, потом снова на нее.
МЭЛС: Скажи, чего ты боишься?
ЭВА: Самое страшное, уже случилось…
МЭЛС (с сарказмом): Ты про свои лишние килограммы?
ЭВА: Опять…
МЭЛС: Моя болезнь, плохо отразилась на твоей фигуре.
ЭВА: Я ни на грамм не поправилась.
МЭЛС: Тут уже граммами и не пахнет, тут как минимум килограмма три.
Вон, какие щеки, скоро уже морщинки пойдут.
ЭВА: Рановато для морщин.
МЭЛС: А знаешь, в чем прелесть моей жизни? Я никогда не встречу свою
старость. Ты не увидишь меня ни с безобразными морщинками, ни с сединой.
ЭВА: Тебе никогда не хотелось дома, семьи, детей?
МЭЛС: Слава – вот моя семья и дети, а подиум – мой дом родной.
ЭВА: Да-а-а… Каждый твой выход на подиум – сенсация.
МЭЛС: Это уж точно! Сенсация, за сенсацией. Это тебе не калькулятором
щелкать.
ЭВА: Куда нам, жалким работникам банка!
МЭЛС: Вернешься в свой банк?
ЭВА: На прежнюю работу меня уже не примут. Придется подыскать другой
банк.
МЭЛС: Опять хочешь заточить себя в коморке и выдавать людям кредиты?
ЭВА: Других перспектив… я не вижу.
МЭЛС: Не припомню, чтобы ты пыталась найти эти перспективы…
16
ЭВА: Не научилась я, кардинально менять свою жизнь.
МЭЛС: Эва, ты уже это сделала.
ЭВА: Когда?
МЭЛС: Когда, отправила своего шефа на пару тройку букв и хлопнула
дверью.
ЭВА: И ничуточки об этом не жалею.
МЭЛС: И все ради меня.
ЭВА: Ты, единственный раз в жизни, сказал, что тебе нужна дружеская
поддержка.
МЭЛС: И ты бросила все и прилетела ко мне.
ЭВА: Ты собрал пресс-конференцию, чтобы сообщить о своей болезни и
решении уйти из модельного мира. И хотел, чтобы в эту минуту, я держала тебя за
руку. Именно так поступал и ты, когда я нуждалась в поддержке.
МЭЛС: Вот видишь, начало уже положено.
ЭВА: Начало чего?
МЭЛС: Смены деятельности.
ЭВА: С чего ты взял, что я этого хочу?
МЭЛС: Твое постоянное нытье навеяло меня на эту мысль.
ЭВА: Ты каждый раз бросал трубку, когда я начинала, как ты выразился,
ныть.
МЭЛС: У меня исчерпался запас утешительных слов.
ЭВА: И какой ты после этого друг?
МЭЛС: Далеко не дешевый, судя по телефонным счетам.
ЭВА: Я хочу изменить свою жизнь, но не знаю как. Все так сложно,
запутанно. Может и не стоит ее менять?
МЭЛС: Вот интересно, чем же тебя таким в детстве кормили, что ты выросла
такой… дубиной?
ЭВА: Ну оставь ты уже в покое мою фамилию.
МЭЛС: Я сейчас говорю о тебе. Ты когда в последний раз хоть чем-то
занималась, помимо своей работы?
ЭВА: Э-э-э…?
МЭЛС: Может уже пора прекращать «экать» и заняться делом?!
ЭВА: Что ж ты дружишь столько лет с таким никчемным созданием?
МЭЛС: На фоне тебя, я лучше смотрюсь.
ЭВА: Другого ответа, я от тебя и не ожидала услышать.
МЭЛС (тон его мягок и ласков): Моя дорогая, любимая малявка. Наша
дружба – самое ценное, что я смог сохранить. И это, чистейшая правда устами
полу-покойника! (целует ее в висок) И вовсе ты не никчемное создание, тебе просто
надо научиться жить, а это действительно сложнее всего сделать, хоть и очень
просто.
ЭВА (кладет голову ему на плечо): Мэлс, а как я буду жить без тебя?
МЭЛС (иронично): Наверняка сопьешься. Предлагаю начать с виски, у меня
отличная коллекция набралась.
ЭВА: А если серьезно?
МЭЛС: Не начинай пить. Сходи в спортзал, а еще лучше к хирургу. В
Германии отличный специалист. Кстати, он обещал быть на похоронах, вот и
познакомитесь.
ЭВА: Я уже знакома с ним.
МЭЛС: Да?
ЭВА: Забыл, кто ухаживал за тобой, когда ты себе в ягодицы импланты
вставил?!
17
МЭЛС: Точно-точно! Мне тогда еще и форму ушей поменяли… со скидкой!
А ты все ходила и нудила… (копирует ее голос) Мэлс, включи разум! Мэлс, зачем
тебе менять еще и нос. И что с того, что он у тебя большой, он к лицу тебе.
ЭВА: Если бы я тебя не остановила, ты бы всего себя искромсал. Я, конечно,
понимаю, модельный бизнес и все такое… но…
МЭЛС: В том-то и дело, что никакое «но» – не приемлемо. Ты должен это
делать и все! (пауза) Я не жалею, нет. Я жил как хотел, делал, что хотел…
(откинулся на спинку кровати и задумался)
Оба лежат в тишине и смотрят друг другу в глаза.
ЭВА: О чем задумался, друг мой?
МЭЛС: О том, о чем думает человек на пороге смерти – о жизни! (сделался
серьезным и мрачным; повернув голову, он смотрит ей прямо в глаза) Помнишь,
как начался взлет моей карьеры?
ЭВА: Конечно. Именитый фотограф разглядел в тебе будущую звезду и увез
тебя в Париж.
МЭЛС (брезгливо): А знаешь, какой ценой мне обошелся этот пресловутый
билет до Парижа?
Эва медленно качнула головой, понимая, что сейчас услышит что-то очень
личное и судя по выражению лица друга, неприятное.
(нерешительно и растерянно) После того как я повертел задницей перед этим
именитым фотографом… Он подошел ко мне и начал говорить что-то типа у тебя
есть талант, в тебе чувствуется мощь, но на что готов ты ради славы?.... Потом, он
шепнул мне на ухо название гостиницы и время… Поначалу, меня это взбесило, я
даже хотел набить ему морду, но вернувшись домой… (не сразу находит в себе
силы продолжить) Я сидел в своей комнате и думал о своей жалкой жизни, о
папаше алкаше… слесаре третьего разряда, о маме и жалком ее существовании,
смысл, которого я до сих пор не понял. (крепко сжимает ее руку) Я испугался,
Эва. Чертовски испугался того, что могу упустить свой единственный шанс и стать
слесарем третьего разряда. (смотрит на дверь, в сторону, но только не на нее)
Эва нервно закусила губу и затихла, не шевелясь, не зная, как принято
реагировать в такие минуты. Все, что она могла – слушать. Без жалости и
сочувствия, смотреть на него – она знала, этих вещей, он не терпит.
И этот страх придал мне решимости. Страх и исключительно личный интерес – два
рычага, которые заставляли меня двигаться все дальше и дальше, подыматься все
выше и выше. После того, как я провел ночь с этим мерзким типом, я вернулся
домой, и меня стошнило прямо на пороге. Я часами стоял под душем, пытаясь
отмыться от того, что сделал… (глубоко втянул в себя воздух, но от этого, ничуть
не стало легче) Меня поимела собственная мечта! А утром позвонил мне этот
именитый говнюк и сказал, чтобы я паковал чемоданы. В ту минуту, мне казалось,
что я продал душу дьяволу.
ЭВА (тихо): А теперь?
МЭЛС: Теперь думаю… Продал ли я на самом деле свою душу дьяволу или
просто жил, выживал по канонам, установленным самим человеком? Не продавай я
себя, свое тело, свою душу не покупал бы я того, чего желал. (смотрит ей в глаза)
Ты осуждаешь меня?
ЭВА (придушенно): Не имею такой вредной привычки. К тому же, ты был
восемнадцатилетним подростком, который четко знал, чего именно хочет получить
от этой жизни и остановить тебя, было невозможно. Ты и сам не раз говорил, что
если есть мечта, то жертвы – неизбежны.
МЭЛС: Мечта! Как сладка она бывает в теории и как мерзка на практике!
(встает с кровати и начинает ходить из угла в угол по палате) Не скажу, что это
было противно, ибо после него у меня были связи и с другими мужчинами. Для
18
меня, как и для них это был чистый бизнес. Я начал получать в этой жизни все,
что хотел… И в этом ее прелесть… И в этом же большое несчастье. Я играл в
чужие игры лишь в угоду себе. Я не знал, что значит проиграть, быть вторым…
жизнь ни разу не наказала меня, даже сейчас она делает мне большую милость.
ЭВА: Милость?
МЭЛС (повернулся и, прищурив глаза, пристально поглядел на нее): Я сделал
достаточно говна в этой жизни, чтобы набраться мудрости и понять, что все это я
получил заслуженно. Удача и сейчас улыбается мне во все, так сказать, тридцать
два зуба.
ЭВА: В тебе, конечно, иногда просыпается полный засранец, но не более
того. (пауза) Мэлс, это был твой выбор… правильный он или нет…
МЭЛС (усмехаясь): А конец-то один…
ЭВА: А Софушке ты об этом рассказывал?
МЭЛС: Она бы не смогла принять и эту правду.
ЭВА: Какую еще? О твоих взаимоотношениях с мамой?
МЭЛС: В отличие от тебя, она не пыталась рыться так глубоко.
ЭВА: Она не знает тебя столько, сколько знаю я. И с мамой твоей, я
неплохо общалась… когда-то.
МЭЛС: И это «когда-то» – закончилось. Пришло время – смирения и
понимания.
ЭВА: Легко это сделать лишь на словах.
МЭЛС: А на деле?
ЭВА: А на деле… твой взгляд до сих пор прикован к закрытой двери.
МЭЛС: Безжалостная и непобедимая… надежда.
Резкий приступ боли заставил его резко закрыть глаза и сжать зубы.
ЭВА: Мэлс? (подлетает к нему) Мэлс? (пытается помочь ему, но он не
позволяет) Я сейчас позову врача. (выбегает в коридор)
Мэлс пытается дойти до постели, но на полпути, его накрывает очередной
приступ боли. Он завопил, это не помогло: боль не унималась.
МЭЛС (изнывая от боли; шепотом): Мама! Мамочка!
Он падает на пол, прижимаясь щекой к полу, дышит короткими, голодными
вдохами.
В палату влетает Эва, падает перед ним на колени, кладет его голову себе
на колени и гладит по влажному лбу.
ЭВА (борясь со слезами; хриплым голосом): Держишь, слышишь меня. Борись!
МЭЛС (словно в бреду, тихо стонет): Мама, прошу тебя, коснись меня,
исцели свое дитя.
ЭВА: Я рядом, Мэлс. (прижимает его к себе) Рядом.
В темноте слышно, как вновь открывается дверь палаты и шаги медсестер.
Занавес.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.
Картина первая.
Две недели спустя. Окутанная полумраком палата, лунный свет освещает две
аккуратно застеленные кровати. Через минуту слышаться шаги, голоса и звонкий
детский смех.
Открывается дверь и в палату входит Мэлс с небольшой кожаной дорожной
сумкой и пакетом, а за ним – Эва. Слышится щелчок выключателя и в палате
загораются электролампочки.
19
ЭВА (возмущенно): Это просто уму непостижимо… (захлопывает дверь и
буравит взглядом Мэлса, ожидая от него слов)
МЭЛС (игнорируя ее взгляд, бросает сумку и пакет на диван): Твоему уму
многое непостижимо, так что, будь любезна поясни.
ЭВА: Оставь свои шуточки, мне сейчас не до них.
МЭЛС: А кто шутит?!
ЭВА: И это после случившегося… тебя же чудом откачали… Как тебе только
взбрело в голову такое вытворить?!
МЭЛС: А поконкретнее можно? Я только с самолета и слегка не соображаю.
ЭВА: Слегка? Додуматься только, улететь во Францию и все ради чего…
МЭЛС (обрывает; поясняя): Не ради чего, а ради кого.
ЭВА: Не поняла?
МЭЛС: Я бы удивился, если бы было иначе.
ЭВА (топнув ногой): Мэлс!
МЭЛС: Ну хорошо, все очень просто. У меня есть деньги, возможности, тебе
это и так известно. А в соседней палате лежит девочка девяти лет по имени Вера.
У Веры была мечта, побывать в Диснейленде. В общем, она достала и меня, и
врачей своим нытьем, вот я и решил разом убить трех зайцев: сберечь нервы
врачей и свои, кстати, тоже. Исполнить мечту девочки и сделать доброе дело.
ЭВА: Так ты все это сделал ради девочки?
МЭЛС: Ну… у меня и свои причины были вернуться туда. Оторвался от
обыденной реальности, вспомнил остроту ощущений, я уже и забыл в этих четырех
стенах, что такое энергия, эмоции… положительные эмоции. Потанцевал с
Белоснежкой, она мне никогда не отказывала. А прекрасная Золушка, изменила
своим принципам и принцу, кстати, тоже, и сходила со мной на свидание.
Помнишь, в прошлый раз, когда мы были с тобой, она меня грубо отшила, но в
этот раз мне удалось ее очаровать. Четыре дня сказочной жизни, хоть и с
переодетыми персонажами!
ЭВА: Как тебе это удалось?
МЭЛС: Позвонил куда надо, поговорил с кем надо, заплатил кому надо и…
вуаля бонжур, Париж!
ЭВА: Мэлс, я… я просто… у меня нет слов.
МЭЛС: Уверен, это охладит твой пыл… (протягивает ей пакет)
ЭВА: Подарок? Мне? (достает из пакета коробку, а внутри – босоножки)
МЭЛС: У Золушки украл. Специально для тебя, друг мой.
Сменив гнев на милость, Эва надевает босоножки и начинает вышагивать по
палате. Мэлс усаживается на диван и с улыбкой наблюдает за ней.
ЭВА: Чертовски красивые и чертовски дорогие.
МЭЛС: У них устойчивый каблук, так что… шагай по жизни смело.
ЭВА (подходит к нему): Спасибо,… за устойчивый каблук. (берет его лицо в
ладони и нежно чмокает в щечку; их взгляды встречаются, на глазах ее
наворачиваются слезы, Мэлс качает головой мол, не надо слез) Хорошо, прости.
(садится рядом с ним на диван и кладет голову ему на плечо)
МЭЛС: Какими новостями ты меня порадуешь?
ЭВА: Ты меня чуть до инфаркта не довел. Исчез среди ночи, не сказав мне
ни слова, спасибо врачам…
МЭЛС: Откачали?
ЭВА: Нет, сообщили, куда именно ты смылся. Мог бы и предупредить.
МЭЛС: Телефон разредился.
ЭВА: Я звонила и кроме гудков ничего не слышала. Оставил бы хоть
записку, перед уходом.
МЭЛС: У меня отвратительный подчерк.
20
ЭВА: У тебя на все находится оправдание.
МЭЛС: Натура у меня такая: становиться красноречивым, когда оправдываюсь.
У меня еще один сюрприз, для нас… (достает из дорожной сумки прозрачный
пакетик с мелкими черно-белыми деталями из плотного картона)
ЭВА: Что в пакетике?
МЭЛС: Мозаика. (протягивает ей пакет) Никогда не находил времени, чтобы
ее собрать.
ЭВА: Как мы будем ее собирать? (крутит в руке пакетик) Где картинка?
МЭЛС: Вот как соберем, так картинка и прояснится.
ЭВА: Соберем и в рамку вставим?
МЭЛС: Зачем?
ЭВА: Совместная работа, двух друзей.
МЭЛС: Тебе решать. (бросает телефон на диван и встает) Я в ванную.
ЭВА: Мэлс, она мне звонила и… приходила сюда.
Мэлс резко останавливается в дверях ванной комнаты. Он понял о ком идет
речь.
МЭЛС (поглядев на нее через плечо): Меня это не касается.
ЭВА: Она твоя жена.
МЭЛС (грубо): Бывшая жена! (входит в ванную и закрывает дверь)
Эва высыпает пазл на стол и начинает рассматривать одну деталь за другой,
пытаясь понять, что за картину им предстоит собрать. На диване вибрирует
мобильный телефон Мэлса.
ЭВА: Мэлс тебе сообщение.
МЭЛС (из ванной; громко): Посмотри от кого.
ЭВА (берет телефон и смотрит на экран): От некой Галочки.
МЭЛС: Помнит меня моя старушка!
ЭВА: Постой, тебе пишет Галина Петровна? Директор нашей школы?
МЭЛС: Для тебя она директор школы, а для меня просто Галчонок.
ЭВА: Не думала, что ты до сих пор с ней общаешься. (подходит к ванной
комнате) Посмотрим, что она тебе пишет… (читает вслух) «Доброй ночи, мой
птенчик? Как долетел?» Откуда она знает?
МЭЛС: Я ей сказал. (возвращается в палату)
ЭВА: Ей, ты, конечно же, сказал… Куда мне до нее!
МЭЛС: Тебе не говорили, что читать чужие сообщения, чревато болезненными
последствиями. (берет из ее рук телефон и смотрит на экран, читая про себя
сообщение, затем выключает телефон и кладет на стол)
ЭВА: Ты перестал мне быть чужим в тот день, когда я застукала тебя и
директрису в туалете. Я уже молчу, в какой позе была Галина Петровна.
МЭЛС: Любила она… экстрим.
ЭВА: Крутить роман с директором школы… только ты на это способен.
МЭЛС: Она хотела исключить меня со школы. Пришлось выкручиваться.
Целых два года выкручивался.
ЭВА: Только не говори мне, что ты об этом сожалеешь?
МЭЛС: С ее-то фигурой?! В свои сорок она выглядела как юная школьница.
ЭВА: С этим не поспоришь!
МЭЛС (вспоминая): Дикой была она штучкой. Как же надо мной издевалась…
В хорошем смысле.
ЭВА: А-а-а!
МЭЛС: Какие взгляды на меня бросала, а что в постели вытворяла…
ЭВА: Эй нет! Избавь меня от этих подробностей. Уже нагляделась.
МЭЛС: Ни к одной женщине я не испытывал такой страсти. Это уж точно!
ЭВА: А как же Софушка?
21
МЭЛС: Софушка была мне женой. И этим все сказано! (поворачивается к
столу) Ну что, приступим… (потирает руки) Для начала, нужно найти детали,
которые с одной стороны плоские. Так написано в инструкции.
ЭВА: А Галочка знает… о тебе? (подходит к столу и начинает выискивать
нужные детали)
МЭЛС: Я ей цветы с приглашением отправил.
ЭВА: И почему меня это не удивляет?!
МЭЛС (складывая нужные детали в другую кучу): Ты просто видела нас в
туалете.
ЭВА: Как вас только не застукали?
МЭЛС: Мы умело шифровались.
ЭВА: В туалете?
МЭЛС: У нас тогда все только закрутилось.
ЭВА: В туалете? (усмехается) А если бы вошла не я, а кто-нибудь другой?
МЭЛС: Вошла же ты.
ЭВА: Ну а просто представь…
МЭЛС (отстраняется от нее, кладет руки ей на плечи и смотрит ей в
глаза): Свою жизнь без тебя? Не могу.
ЭВА: Выходит, что мы стали друзьями только из-за того, что ты испугался?
МЭЛС: Чего?
ЭВА: Что я могу обо всем рассказать.
МЭЛС (опускает руки и вновь приступает к пазлу): Ты бы этого не сделала.
ЭВА: Но ты же не знал этого, когда силой заталкивал меня обратно в туалет.
МЭЛС: А кто тебя просил убегать?
ЭВА: Хочу напомнить, друг мой, что я была восьмиклассницей, которая
застала десятиклассника с директором школы. Какой реакции ты еще ожидал?
МЭЛС: Да? А выглядела на все девять классов.
ЭВА: Фу, не будь козликом!
МЭЛС: Я когда-нибудь дорасту до полноценного козла?! А то, тридцать лет,
козлик, да козлик. Не солидно как-то, друг мой.
ЭВА: Рано еще! (отходит от стола и становится у окна с чашей конфет в
руке)
МЭЛС: Ну, а теперь твоя очередь делиться… телефоном.
ЭВА (жуя конфету): В смысле?
МЭЛС: Ну и кто он?
ЭВА (рассматривая чашу): Он – это кто?
МЭЛС (пристально поглядев на нее): Тот, кто пишет тебе днем и названивает
по ночам.
ЭВА: Почему мне кажется, что ты уже обо всем знаешь?
МЭЛС: Не все, только то, что этот Макс иногда пишет с ошибками, либо он
безграмотный, либо его переполняют чувства.
ЭВА: Рылся в моем телефоне, Шерлок?
МЭЛС: Вынужденная мера, Ватсон.
ЭВА: Вынужденная?
МЭЛС: Ты начала прятать от меня свой мобильный и шептаться в коридоре.
Чего я в тебе раньше не замечал.
ЭВА: А без этой нотки укора не мог обойтись?
МЭЛС: Мог, но для эффекта он просто необходим. (присаживается на диван,
закидывает ногу на ногу) Общаясь с ним, шепот твой насквозь пропитан
нежностью, так что друзей и знакомых я отбросил сразу.
ЭВА: А если это кто-то из нашего круга?
22
МЭЛС: Из нашего круга? (озадачено потирает подбородок) Дайте-ка Ватсон
мне подумать... (удивленно вскинул брови и покосился на нее) Не может быть?! Макс
Дан?!
Эва моргнула и кивнула головой.
(он потрясен известием, но пытается это скрыть равнодушным тоном) Он же
кретин, хоть и еврей.
ЭВА: Умеешь же ты в каждом моем парне находить изъян. (усаживается на
диван с чашей конфет) Никто из них не пришелся тебе по душе.
МЭЛС: Почему же, мне нравились те, кто сбегали от тебя раньше, прежде
чем ты успевала принять присягу генеральши.
ЭВА: То есть, это я во всем виновата?
МЭЛС: Ты сейчас спрашиваешь или утверждаешь? Не разобрал по тону.
ЭВА: Лети-ка ты к черту!
МЭЛС: Как раз жду вылета.
ЭВА: Хорошо, скажи, что же я делаю не так, друг мой?
МЭЛС: Не поверишь, но у меня действительно не хватит на это времени.
ЭВА: А ты постарайся, отступи от предисловий и сразу переходи к основным
главам.
МЭЛС: Увы, друг мой, у вас безнадежный случай, без предисловий никак.
ЭВА: Помнится, кто-то предложение делал этому безнадежному случаю?!
МЭЛС: Я другое дело.
ЭВА: Вот как!
МЭЛС: У меня на тебя выработался иммунитет.
ЭВА: Хоть какая-то польза от нашей совместной жизни.
МЭЛС: Года три?
ЭВА: Три года и два месяца.
МЭЛС: Мы жили с тобой в одной квартире и у меня ни разу не возникло
желание заглянуть к тебе в комнату.
ЭВА: Опять этот не симпотишный разговор?
МЭЛС: Хочешь сказать, что и у тебя тоже не возникало такого желания?
ЭВА: Не льсти себе!
МЭЛС: Вот прям никогда-никогда?
ЭВА: Ты брил при мне ноги, знаю, издержки профессии.
МЭЛС: Даже пьяная?
ЭВА: Тем более.
МЭЛС (театрально хватается за сердце): Ты убила во мне мужчину.
ЭВА: Зато друга сохранила.
МЭЛС: Оказывается, ты можешь быть мудрой.
ЭВА: Может, я не так безнадежна?
МЭЛС: Ну и давно у вас это закрутилось? Месяца четыре, примерно?
ЭВА: И все ты знаешь!
МЭЛС: Когда же ты успела завести роман? Ты же целыми днями мне глаза
мозолишь?
ЭВА: Когда ты лечился в Израиле.
МЭЛС: Вроде, ты меня и там доставала?!
ЭВА: Нет, в Израиле меня не было. Ты меня обманул, сказав, что идешь на
поправку, даже немецких врачей подговорил. Мало того, что ты и эти немцы
разыграли для меня спектакль, ты еще заставил меня вернуться в Россию…
МЭЛС (перебив): Уточню. Попросил.
ЭВА: Уточняю. Заставил! Ты обманул меня во второй раз, пообещав, что
прилетишь из Германии, максимум через неделю.
МЭЛС: Разве нет?!
23
ЭВА: Через неделю, я узнала из газет, что ты в израильской клинике. И в
третий раз обманул, уверяя, что… (понизив голос; печально) Восстанавливаешь силы.
Целых два месяца… (умолкает, не в силах договорить и взглядом дает ему понять,
какую боль он ей причинил этой жестокой ложью)
Мэлс с пониманием кивает: ему самому неприятно и то, как он поступил с
ней, и то, через что пришлось пройти ему.
МЭЛС: Мне хотелось побыть одному. Все осознать. Принять. И смиренно
ждать. (пауза) Ты молодчина, что времени зря не теряла.
ЭВА: Два месяца я жила с верой в чудо-исцеления. А чудо не произошло
и… нет чудес на свете.
МЭЛС: Как же роман с евреем? Это ли не чудо?!
ЭВА: Не чудо это. Просто… любовь.
МЭЛС: И как он относится к тому, что ты целыми днями и ночами торчишь
у меня?
ЭВА: Понимает и поддерживает.
МЭЛС: И не ревнует?
ЭВА: К кому?
МЭЛС (угрюмо): Вот именно, уже не к кому. Ты и Макс Дан… уму
непостижимо! У вас же была взаимная непереносимость друг друга… Не ты ли
звала его высоко-функциональным предурком…
ЭВА (притворно обиженным голосом): Не зови моего парня предурком.
МЭЛС: При каждой встречи «гавкались как собаки», а теперь, ты его
защищаешь?! Как мило!
ЭВА: Я еще сама не до конца разобралась… как так вышло… как такое
возможно… просто поняла, что люблю его. (пауза) А он, любит меня.
МЭЛС: Так сказать, до гавкались до любви! (пауза) Ну и кто из вас первым
признался в возможность невозможного?
ЭВА: Один случайный поцелуй расставил все точки.
МЭЛС: И как же произошел этот ваш судьбоносный поцелуй?
ЭВА: На дне рождении Киры.
МЭЛС: Вы что, в бутылочку играли?
ЭВА: Нет.
МЭЛС: Вы были пьяны?
ЭВА: Трезвы, друг мой.
МЭЛС: Я исчерпал все возможные аргументы.
ЭВА: На вечеринке был какой-то тип, друг Димусика Сергеевича, не помню
его имени. Он выпил лишнее и начал ко мне приставать, мол, пошли, потанцуем, я
не соглашалась. Ну и тут, за меня решил заступиться Макс. Естественно, меня
удивил его благородный порыв.
МЭЛС: И ты, конечно же, бросилась целовать своего рыцаря? На глазах у
изумленной публики.
ЭВА: Никто не знает о нашем романе. Только ты. (пауза) Поцелуй получился
когда он провожал меня домой после вечеринки. Что меня удивило еще больше. В
общем, идем мы с ним…
МЭЛС (перебив): Вы шли пешком?
ЭВА: Да.
МЭЛС: И?
ЭВА: Я случайно подвернула ногу, случайно оказалась в его объятиях и вот…
тот самый случайный поцелуй. Знаешь, как в старом кино…
МЭЛС: Бывает. Случайно.
ЭВА: Это все, что ты скажешь?
24
МЭЛС: Дай мне переварить эту информацию. Зануда и еврей… вот умеет же
Бог поиздеваться над людьми. (засмеялся коротким смешком)
ЭВА: У нас с ним все по-другому… по-настоящему… по-честному.
МЭЛС: Все так серьезно?
ЭВА: Я еще не решила. Не хочу больше этого пафосного пустословия. Пусть
все идет, так как должно идти. К чему-нибудь мы обязательно придем.
МЭЛС: Я слышу из твоих уст «мы»?
ЭВА: А что, до этого было иначе?
МЭЛС: До этого было типа… Я ему дала понять, я ему сказала, я так
считаю… я настаивала (это мне особенно нравилось) Всегда это твое «я».
ЭВА: Что плохого в моем «я»?
МЭЛС: Ничего, кроме того, что тебе скоро тридцать, а ты все спишь одна в
обнимку со своим «я». Ты пойми, я – имеет пользу в умеренных дозах.
ЭВА: С каких это пор ты у нас философом заделался?
МЭЛС: С тех самых пор, как мне вручили бесплатную путевку на тот свет.
Будь хоть слегка мудрей, сдай ты уже в архив свое генеральшество.
ЭВА: Гены… тут уже ничего не поделаешь. Дочь военного, привыкла жить
по уставу.
МЭЛС: По уставу созданному и одобренному лично тобой. Вот они все и
дезертировали.
ЭВА: Кого-то я и сама отправляла в отставку.
МЭЛС: И сразу в тюрьму, зачем мелочиться! Кстати, ты ведь ему так и не
ответила на письмо… этому любителю тюремной библиотеки.
ЭВА: А смысл?
МЭЛС: Ого,… с евреем повелась – ума набралась!
ЭВА: Устала деградировать.
МЭЛС: Взрослеешь, малявка моя! Ну ты там не переусердствуй, а то, прощай
джинсы – здравствуй смирительная рубашка. Чтобы выжить в этом мире, нужно
быть и мудрой, и чуть-чуть глупой, ну или создавать видимость.
ЭВА: Мне страшно, Мэлс. Мне кажется, что я все делаю, точнее, начинаю
делать правильно, но… правильно ли то, что я считаю правильным?
МЭЛС: О-о-о с твоей-то логикой, без еврея никак. (пауза) Друг мой,
исправление себя – одно из труднейших занятий человека.
ЭВА: Он поможет мне в этом?
МЭЛС: Все в твоих руках. Пока ты сжимаешь свои кулаки – ты хозяйка своей
жизни и этот мир принадлежит тебе. Заметь: не генеральша, а хозяйка!
ЭВА: Ну и кто из нас начитался мудреных книг?
МЭЛС: Жизнь заставила прибегнуть к чтению. Как там говориться?... «Читал,
читал, а все без толку».
ЭВА: Цитируешь из Онегина?
МЭЛС: Ай да Пушкин, ай да… гений! Это что же, получается, сбылась мечта
Дубины? Попала-таки в сказку? И злой дракон, и принц, и не совсем юная
принцесса – полный комплект.
ЭВА: Допустим, с принцем и принцессой определились…
МЭЛС: Не совсем юной принцессой.
ЭВА: И кто же у нас этот злой дракон?
МЭЛС: Ваш покорный барин.
ЭВА: Ты хотел сказать, слуга?
МЭЛС: Нет, служанка это у нас как раз ты.
ЭВА: Высоко же ты ценишь принцессу свою.
МЭЛС: Принцесса не моя. И слава Богу!
ЭВА: Да ну тебя!
25
МЭЛС: Сама посуди… заточил тебя злой дракон в своей крепости.
ЭВА: А дверь-то открыта. Получается, принцесса самовольно сдалась злому
дракону.
МЭЛС: Злой дракон – бывалый ловелас! Стольким принцессам жизни
попортил. По обоюдному согласию, конечно.
ЭВА: А дракон-то не таким злым оказывается.
МЭЛС: Как же? Заставляет убираться, гладить, стирать… Кстати, будь другом,
достань мои вещи из сумки и закинь в стиральную машину.
ЭВА: Разве я могу отказать дракону…
МЭЛС: Принцесса, конечно, добрейшей души, но умело наказывала дракона…
ЭВА: Скажешь про мою готовку и лишишься третьей головы.
МЭЛС: А принцесса-то у нас с характером!
ЭВА: А ты поживи с драконом.
МЭЛС: Я уже был женат. И с медузой Ивановной имел удовольствия…
пообщаться.
ЭВА: Вспомнил тещу?
МЭЛС: О ней забудешь, как же! Постарайся держать подальше свою маму от
принца, как можно дальше.
ЭВА: Мама уже знакома с ним.
МЭЛС: Да ладно!
ЭВА: Случайно столкнулись в магазине.
МЭЛС: Опять случайно? Это уже неслучайно.
ЭВА: Действительно случайно. Но, мама еще ничего не знает. Честно.
МЭЛС: И как себя проявил принц-еврей?
ЭВА: Как доблестный рыцарь! Подвез до дома, помог с пакетами и не
отказался от ее фирменного пирога.
МЭЛС: Он ел мой пирог?! Предатель!
ЭВА: Это ты о Максе?
МЭЛС: Я о пироге! Лезет в рот, кому попало.
ЭВА: Но, остается верен тебе.
МЭЛС (серьезным тоном): Почему же ты молчала о своем романе?
ЭВА: Искала подходящий момент, но ты как всегда умело форсируешь все
события.
МЭЛС: Но ты бы мне рассказала?
ЭВА: Обязательно.
МЭЛС (нежно берет ее за подбородок и повернул к себе лицом): Спасибо,
что еще не вычеркнула меня из своей жизни. Я уже начал думать…
ЭВА (закрыла пальцами его рот): В моей жизни, ты – главный герой, друг
мой. (улыбается, убирая руку)
Мэлс бережно обняв ее за плечи, начал гладить ладонью по голове.
МЭЛС: Принц твой много золотых гор наобещал?
ЭВА: Никакие золотые горы он мне не обещал.
МЭЛС: А ну да, он же еврей.
ЭВА: Мэлс?
МЭЛС: А?
ЭВА: Ты из-за этого уехал?
МЭЛС: По-моему, я уже объяснял причину?!
ЭВА: А если еще подумать?
МЭЛС: Честно?
ЭВА: А ты можешь как-то иначе?
МЭЛС: В делах «иначе», я – ас!
ЭВА: Не по отношению ко мне. Так, что глаголь истину, друг мой!
26
МЭЛС: Истина проста и как это часто бывает – ранима. Это твои первые
отношения, в которых я не принимаю участия. Это твоя первая любовь, о которой
я узнаю через четыре месяца и не из твоих уст.
ЭВА: Все это произошло так неожиданно, даже для меня самой… Я не
хотела, я не думала, что она придет вот так… внезапно и так некстати.
МЭЛС: Любовь – она такая!
ЭВА: Я знаю, я сама позволила тебе играть роль в моих отношениях. И
ничуточку, слышишь, ничуточку об этом не жалею. Твои советы, все твои
поступки, дабы защитить меня… никто не сделает для меня столько, сколько делал
и делаешь ты. Я хотела тебе обо всем рассказать, но не знала как. Я хочу слушать
твои циничные, порой чересчур циничные советы, я в них и сейчас нуждаюсь.
МЭЛС: Я уже обрадовался, думая, что ты отпустила меня.
ЭВА: Нет. Не могу. Не хочу.
МЭЛС: Пора, друг мой, пора!
ЭВА: Больно, друг мой, очень больно!
МЭЛС: Я рад, что ты начинаешь двигаться вперед. Ты и так со мной
намучилась.
ЭВА: Намучилась?
МЭЛС: Больше года, ты ни на шаг от меня не отходишь. Ты перестала
общаться с друзьями, уволилась с работы, мотаешься со мной по больницам, я уже
не говорю о том, что Макса и того, отодвинула на второй план, и все ради чего…
чтобы я прожил еще один гребанный день. Я отнял и твою жизнь.
ЭВА: Я не жалею ни единой секунды проведенной с тобой.
МЭЛС: А должна бы… в твоем возрасте, ты должна быть там, где кипит
жизнь, а ты крепко держишь руку того, кто… (делает паузу) Полу-покойник.
ЭВА: Заботиться друг о друге… помнишь?
МЭЛС: Исправно выполняешь свой долг?!
ЭВА: Исключительно из-за любви к тебе.
МЭЛС: Я всегда подозревал, что ты ко мне не ровно дышишь.
ЭВА: У меня те же подозрения, относительно тебя, судя потому, как ты ловко
расправлялся с моими ухажерами.
МЭЛС (удивленно): Я? Этому мастерству у тебя надо поучиться. (оба смеются)
ЭВА: Ну, и какой же конец у этой нашей сказки, друг мой?
МЭЛС: Банальный конец… (откинулся на спинку дивана и сомкнул веки)
Принц отправляет к злому дракону бабку с косой, сама понимаешь – еврей! Та
уносит его с собой к черту… И живут принц с принцессой долго и счастливо, до
самой свадьбы.
ЭВА: А что после свадьбы долго и счастливо не получается?
МЭЛС: После свадьбы начинается фильм ужасов… (делает паузу; встает и
подходит к своей кровати) Поздно уже,…А ты прекращай лопать конфеты.
ЭВА: Когда это в тебе успела проснуться жадность?
МЭЛС: Когда ты слопала пятнадцатую конфетину.
ЭВА: Ты считаешь, сколько конфет я съела?
МЭЛС: Нет, сколько часов тебе предстоит потратить на беговой дорожке.
ЭВА: Конфеты полезны для ума.
МЭЛС: Жир – давит на мозг!
Эва бросает в него конфетку. Мэлс уклоняется.
Говорю же – давит на мозг.
Эва хватает чашу и замахивается.
Не стоит разбрасываться своим приданным из Венеции.
Мэлс прилег на кровать и сплел пальцы на груди. Эва ставит чашу обратно
на стол и подходит к другу, садится рядом и берет его за руку.
27
ЭВА: Спасибо тебе.
МЭЛС: За приданное?
ЭВА: За то, что затолкал меня обратно в туалет.
МЭЛС: Ты не так уж сопротивлялась. (пауза) Эва, не впускай в квартиру кого
попало. Береги ее честь.
ЭВА: А Макса можно… впустить? Потом… не сейчас.
Эва опустила голову, но Мэлс осторожно взял ее в ладони и заставил ее
взглянуть ему в глаза.
МЭЛС: Не сейчас… потом… можешь, но он все равно кретин, хоть и…
ЭВА: Знаю… еврей.
МЭЛС: Нет, хоть и хороший кретин.
ЭВА: И такие бывают?
МЭЛС: И такие бывают.
ЭВА: Мэлс…
МЭЛС: Что?
ЭВА: Чем же не угадили тебе дракониха и ее мама?
МЭЛС: Тещу свою я любил. Она изначально была против нашей свадьбы.
Черт, надо было слушать эту… тещу. Добрейшая злыдня, каждый день съедала мой
мозг и запивала моей же кровью. На днях, она мне звонила.
ЭВА: Теща?
МЭЛС: Она родимая!
ЭВА: И?
МЭЛС: Мы с ней очень мило побеседовали. Она мне даже комплимент
сделала. Сказала, что ее второй зять хуже первого.
ЭВА: А ты?
МЭЛС: Обещал ждать ее в аду с пламенным поцелуем.
ЭВА: Наверняка, она оценила твою преданность.
МЭЛС: Я и теща вечность в аду… свихнуться можно.
ЭВА: Вы же с Софушкой не из-за тещи разошлись?
МЭЛС: У нас с Софушкой нашлись причины посерьезнее.
ЭВА: И с профессором это не связанно?
МЭЛС: Я сам толкнул ее в объятия профессора, помнишь?
ЭВА: Разногласия у вас появились намного раньше.
МЭЛС: Милая Софушка за четыре года совместной жизни пришла к выводу,
что от меня воняет гнилью.
ЭВА: Гнилью?
МЭЛС: Так и сказала, мол, Мэлс ты душишься дорогим парфюмом, а все
равно воняешь гнилью… (делает паузу; смотрит на потолок, прищурившись)
Сказала мне вслух то, чего я так тщательно скрывал от самого себя.
ЭВА: А ты?
МЭЛС: Помог ей собрать вещи и отправил к профессору.
ЭВА: И не захотел выяснить, почему она так сказала?
МЭЛС: Обоняние у нее как у собаки, видимо от матери передалось… (зевает)
Давай спать. Я жутко устал. (закрывает глаза; Эва сидит рядом, держа его за
руку)
Гаснет свет.
Картина вторая.
Неделю спустя. Палата. Раннее утро. Эва спит на больничной койке. Посреди
палаты стоит небольшая елка, а рядом несколько коробочек с елочными игрушками.
28
Мэлс, что-то напевая себе под нос, крутится вокруг елки, украшая ее. Просыпается
Эва и резко подымается на постели.
ЭВА (ошарашено): Ничего себе вздремнула… Мэлс, что происходит?
МЭЛС: Отстань старуха, я впал в детство.
ЭВА: Не помню, чтобы ты оттуда выходил.
МЭЛС: Возможно, но повзрослел я быстро. Хватит лежать, вставай и
помогай.
ЭВА: Где ты только все это умудрился достать? (вылезает из кровати и
подходит к елке)
МЭЛС: Любой каприз за мои же деньги. (вешает одну игрушку, за другой) В
чудном мире мы живем. А тебе еще предстоит в нем выживать. Представляешь, с
шестнадцати лет не наряжал елку. В детстве, когда я еще был послушным
ребенком, так сказать, подходящим для мамы сыночком, мы с ней любили это
дело. Мама говорила, что елочные игрушки таят в себе особую магию. Магию,
которая сближает семью, хрупкие стеклышки – приносят в дом радость и смех, а
потом… приползал слесарь третьего разряда, изрядно накачавшись… (вздыхает) Вот
и сказочки конец.
ЭВА: Но, виной не слесарь третьего разряда?
МЭЛС: По словам самого слесаря третьего разряда, он стал жертвой
собственной жены. (с оттенком призрения и иронии) Вот уж истинная трусость
мужика! Перекладывать собственную ничтожность на плечи женщины. Нет, вы,
конечно, умело давите на мозг, но тот или иной выбор – остается за нами.
ЭВА: Нельзя просто уйти. В конце концов, у твоего отца – есть ты.
МЭЛС: Он разменял любовь ко мне на бутылку, да покрепче. Порой, уйти –
просто необходимо, чтобы сохранить то, что еще возможно сохранить. Не глушить
себя, мучая других. Чем я сейчас и занимаюсь.
ЭВА: Наряжая елку в июле?
МЭЛС: Вся прелесть человека в том, что он может это делать сам.
ЭВА: Что?
МЭЛС (рассматривая в руке игрушку): Приносить в дом… хрупкие
стекляшки. Было бы желание.
ЭВА: И все же, друг мой, почему твоя мама… (умолкает и заглядывает в
глаза другу)
МЭЛС: Заживо меня похоронила? Не стесняйся, говори как есть.
ЭВА: Просто хочется понять...
МЭЛС: Ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы самой ответить на этот
вопрос.
ЭВА: А ты сам… ну…
МЭЛС: Считаю ли я себя виноватым?! Моя мудреная матушка именно так и
думает… достаточно и этого. Я смотрю, ты опять была у нее? Хотя я тебе
запретил приближаться к тому дому.
ЭВА: Разве я когда-нибудь тебя слушала?
МЭЛС: Как показывает практика… и правильно делала, что не слушала –
дольше жить будешь. (пауза) Ну, и кто из них на этот раз захлопнул перед твоим
носом дверь? Спорим, эта была моя матушка. Хлопать дверью – ее излюбленное
занятие. Ни одна мать с таким упоением не захлопывает дверь, как она.
ЭВА: И все же, я не могу ее понять… Откуда в ней столько злости? Что же
могло такого произойти между вами, что она…
МЭЛС: Не желает лицезреть свое же создание? Говоря общими словами, это
извечная проблема матерей и сыновей. Каждый день по капли ссоры… капля за
каплей… вот чаша и не выдержала, лопнула… взорвалась. А матушку мою ты
знаешь, женщина она мудреная, яд из нее так и сочится. Это у нас семейное.
29
ЭВА: Не наговаривай на себя, ты не такой…
МЭЛС: У тебя всегда были проблемы со зрением.
ЭВА: Это не оправдывает ее.
МЭЛС: Зато дьявол от зависти локти кусает.
ЭВА: Прости, но я все еще не могу ее понять.
МЭЛС: И не пытайся,… сопьешься, как мой папаша. (пауза) Тысячи сирот
умирают, так и не узнав, кто их родители. Тысячи людей умирают, так и не
получив прощения. Чем я отличаюсь от них? (пауза) Я не заслужил любви матушки
при жизни, почему ты думаешь, я заслужил ее… сейчас. Что изменилось для нее?
Ничего. Она захлопнула дверь перед моим носом, но любезно открывает свой
кошелек каждый раз, когда приходят деньги. Мои деньги. Деньги, которые я
заработал вот этими руками. (смотрит на свои руки и судорожно сжимает пальцы)
Раздается звонок мобильного телефона. Мэлс достает мобильник из кармана
джинс, мельком смотрит на экран и тут же сбрасывает вызов. По его недовольному
взгляду, можно догадаться, что ему звонит его бывшая жена. Не проходит и
секунды, как на прикроватной тумбочке звонит телефон Эвы. Эва отвечает на
звонок.
ЭВА: Да?... Привет… (удивленно) Внизу?.... А-а-а… (смотрит на друга)
Хорошо… (выключает телефон и бросает на кровать) Софушка внизу, она…
Внезапно, черты лица Мэлса исказились от гнева.
МЭЛС (грубо и взволнованно): А теперь слушай меня. Внимательно слушай!
(подходит к ней, кладет руки ей на плечи и, глядя прямо ей в глаза) Сейчас ты
спустишься к ней и мягко, очень мягко попросишь ее, чтобы она убралась ко всем
чертям! (он украдкой взглянул на дверь, а затем снова на девушку) Ясно тебе…
ЭВА (испуганно глядя на него во все глаза): Но…
МЭЛС (шипит сквозь стиснутые зубы): Я сказал… ко всем чертям!
ЭВА: Но, Мэлс она же…
МЭЛС: Я все сказал! (он опускает руки)
Эва нетвердым шагом, в полнейшем недоумении направляется к двери,
оборачивается. Мэлс всем своим видом дает понять, что непоколебим в своем
решении. Дверь за девушкой медленно закрывается. Мэлс смотрит на елку: взгляд
его полон ярости. Он отходит, нетерпеливо мерит шагами палату при этом, то и
дело, поглядывая на дверь. Затем резко останавливается, оборачивается и что есть
силы, швыряет елку на пол. Слышен звук разбивающихся стекол и дыхание Мэлса:
тяжеленное, пропитанное болью и злобой к самому себе. Более или менее взяв себя
в руки, он садится за стол, открывает белую папку и принимается писать.
В палату входит Эва, закрывает дверь и прослоняется к ней спиной. Вид у
нее встревоженный и потерянный.
МЭЛС (обернувшись к ней): У тебя такое лицо, словно ты в аду побывала.
Теперь ты понимаешь, с кем именно мне пришлось жить…
ЭВА (ее взгляд падает на елку и осколки игрушек): А в чем елка перед тобой
провинилась?
МЭЛС: Цветом. Ты не поймешь.
ЭВА: Ты полнейший болван!
МЭЛС: Это мне говорит девушка, которая расхаживает по больнице в
нелепой пижаме?
ЭВА (разглядывает себя): Ой!
МЭЛС: Не переживай, я видел тебя в нарядах и похуже этого.
ЭВА: И не пытайся, тебе не увильнуть от разговора. В конце концов, Мэлс,
почему?
МЭЛС (складывает исписанные листы в папку): Негоже беременным шастать
к полу-покойникам.
30
ЭВА: Как ты узнал?
МЭЛС: Её благоверный наведался ко мне, просил аудиенции для своей
беременной благоверной.
ЭВА: Вы должны поговорить друг с другом.
МЭЛС: Не начинай! (приступает к сбору пазла на столе. Мозаика
практически собрана и картина проясняется – это черно-белая фотография, на
которой изображены Мэлс и Эва)
ЭВА: Она обещала, что вернется.
МЭЛС: У вас у женщин, одна большая проблема – вы не слышите мужчин.
ЭВА: Не поступай так с теми, кто тебя любит.
МЭЛС: Свою любовь Софушка обрела в объятиях профессора.
ЭВА: Хорошо, с тем, кого любишь ты.
МЭЛС: Кого люблю я, стоит передо мной в пижаме и нудит. Лучше о себе
заботься.
ЭВА: Я уже начала о себе заботиться.
МЭЛС: Тот-то ты в последние дни все реже приближаешься к конфетам?!
Или это любовь уже отбила аппетит?
ЭВА: Мы говорим о твоей любви.
МЭЛС: Моя любовь канула туда, куда скоро кану и я… в бездну пропасти и
поминай, как звали!
ЭВА: Сейчас же ты здесь?
МЭЛС: Не хочу умирать дома – это плохой тон.
ЭВА: Прекрати свое изысканное красноречие и нормально отвечай на
вопросы.
МЭЛС: Для этого и вопросы должны быть нормальные.
ЭВА: Ей больно, Мэлс.
МЭЛС: Пусть обратится к врачу. (пауза) Женщинам часто кажется, что у них
болит там, где на самом деле не болит.
ЭВА: Она в отчаянии. Ей необходимо с тобой увидеться.
МЭЛС: Я в отчаянии и мне нет необходимости, видеть ее.
ЭВА: Она просит выслушать ее. Я понимаю, это действительно непросто, но
ты должен пройти через это, Мэлс. Она говорит, что все уже забыла и не винит
тебя за прошедшее. В чем именно она тебя обвиняет? Мне она не говорит,
молчишь и ты. Пришло время, забыть прошлое. Тебе ли это не понимать…
МЭЛС: Не вороши прошлое – побереги свою психику. Сейчас у тебя
прекрасная пора в жизни. Крутишь роман с евреем… вот и закручивай.
ЭВА: Вот только избавь меня от твоего язвительного монолога. Я уже
наслушалась. Сейчас мы говорим о тебе и о твоей жене.
МЭЛС: Бывшей жене!
ЭВА: Что же между вами произошло? Почему ты не хочешь ее видеть?
Почему не отвечаешь на ее звонки? Почему ведешь себя как законченный засранец?
МЭЛС (возведя глаза к потолку; скорее самому себе): Воистину счастлив тот
мужчина, чья женщина немая.
ЭВА: Что-о-о-о?
МЭЛС: Не слишком долгим было это «о»?
ЭВА: Тебе завтра помирать, а ума так и не набрался.
МЭЛС: Значит, умру глупцом! Говорят, идиоты любимцы Бога.
Эва строго смотрит на него, держа руки на бедрах, мол, говори.
Не хочу ее видеть. Честно. Не хочу, чтобы она видела меня… таким. Не хочу
видеть ее фальшивой улыбки. Не хочу слышать слов об утерянном счастье. Я знаю,
что я потерял, не надо мне об этом напоминать.
ЭВА: А почему ты захотел это потерять?
31
МЭЛС: Чтобы спокойно жить самому и позволить жить ей. Все очень просто.
ЭВА: И чертовски сложно.
МЭЛС: Скоро и это закончится.
ЭВА: Не для нее, Мэлс. И чтобы ты там не говорил, я знаю, что ты хочешь
поговорить с ней.
МЭЛС: По-моему, мои поступки говорят обратное.
ЭВА: Твои поступки говорят лишь о том, что ты ведешь себя как
законченный трус!
МЭЛС (голос его кипит от злости): Кто ты такая, чтобы судить меня?
ЭВА (не сразу: слова задели ее за живое; не уступая ему в тоне): Я та,
которая пытается понять, что черт возьми, происходит с тобой… Откуда взялись
все эти тайны, недомолвки? Ты никогда ничего от меня не скрывал.
МЭЛС: Что ты знаешь обо мне? Что ты знаешь о той другой моей жизни?
Это для тебя я, эдакий ангел с циничными речами!
ЭВА: Тогда, начни говорить. Я все могу принять и понять.
МЭЛС: Ты хочешь, чтобы мы поссорились?
ЭВА: Мы с тобой никогда по-настоящему не ссорились. Это невозможно!
МЭЛС: Мы это постоянно делали.
ЭВА: Это был период дружеской притирки, а не ссора.
МЭЛС: Ты выводила меня из себя.
ЭВА: Вот только не строй из себя великомученика. Тебе это не к лицу.
Оба буравят друг друга взглядами. Оба на грани ярости и пока в этом
отдают отчет, стараются не перейти эту грань. Первым на мировую идет Мэлс.
МЭЛС (глубоко выдыхает, словно выпускает свою ярость; более спокойным
тоном): В следующий раз, когда она придет, передай ей это. (достает из своей
прикроватной тумбочки стопку конвертов)
ЭВА: Что это?
МЭЛС: Письма, которые она мне писала. Скажи ей, что я их все эти годы
бережно хранил и редко, очень редко, но все же перечитывал… каждое. Всегда
приятно знать, что кто-то испытывает к тебе такие… возвышенные чувства, что
кто-то когда-то видел в тебе эдакого распрекрасного принца.
ЭВА: А что ты ожидал от шестнадцатилетней девчушки, по уши в тебя
влюбленную?!
МЭЛС: Ей, что, правда, было шестнадцать лет?
ЭВА: Это ты у меня спрашиваешь?
МЭЛС: Постой, когда мы женились, ей было восемнадцать.
ЭВА: А до этого вы года два встречались.
МЭЛС: Растлитель малолеток! Поздравляю Мэлс, еще один бонус к твоим
грехам.
ЭВА: Ты, что решил грешки свои подсчитать?
МЭЛС: А вдруг, там, мне еще чужие грешки припишут…
ЭВА: Уверенна, ты сможешь договориться.
МЭЛС: Ты думаешь, коррупция достигла таких… (указывает взглядом вверх)
Вершин?
Эва лишь плечами пожимает.
Продолжим? (указывает взглядом на елку)
ЭВА: Наряжать?
МЭЛС: Прелесть жизни, помнишь?
ЭВА: Ага.
МЭЛС: Для этого ее нужно привести в надлежащее положение. (поднимает
деревце и ставит на пол)
ЭВА (снимает с веток остатки от разбитых игрушек): И не жалко?
32
МЭЛС: Нет.
ЭВА (иронично): Изверг!
МЭЛС: Поняла, наконец, что я не такой уж белый и пушистый?
ЭВА: Еще и колючий, вреднючий, самовлюбленный козлик.
МЭЛС: Ты винишь меня?
ЭВА: За что конкретно?
МЭЛС: За то, что я легко вычеркиваю из своей жизни людей?
ЭВА: Легко ли? Вычеркнул ли? Письма-то у тебя…
МЭЛС: Это всего лишь пустые слова в красивых конвертах.
ЭВА: Не так они и пусты. Те обещания, ты, так или иначе, выполнил.
МЭЛС: Читала?
ЭВА: Вынужденная мера, Шерлок.
МЭЛС: Ватсон, вы за свой нос не боитесь? Могут и оторвать…
ЭВА: У меня новый отрастет.
Мэлс улыбается. Оба молча, продолжают наряжать елку. Эва краем глаза
наблюдает за другом и, видя, что с лица его спал гнев, решается вернуться к
больной, для них обоих теме. Она понимает, что времени у них не так много:
женское любопытство имеет неограниченную силу над благоразумием.
ЭВА: Мэлс, скажи…
МЭЛС: Что?
ЭВА: Этот день наступит?
МЭЛС: Какой?
ЭВА: Когда поднимется занавес?
МЭЛС: Тебе-то это зачем?
ЭВА: Скажем… ты заинтриговал меня.
МЭЛС: А если подумать?
ЭВА (тайком наблюдая за ним): Тебя это мучает.
МЭЛС: Кто тебе это сказал?
ЭВА: Твое поведение и многолетняя дружба. Не хочу, чтобы между нами
осталась эта тайна. Это не к лицу нашей дружбе.
МЭЛС: Порой, друг мой, недосказанность, помогает сохранить дружбу.
ЭВА: Разве у нас такой случай?! Я всегда обо всем узнавала первой. Где бы
ты не находился, ты мог будить меня среди ночи и по телефону делиться своими
новыми контрактами, детально описывал свой выход на подиум или съемку в
журнале, о всех твоих планах, знакомствах, загулах, интрижках с девушками и о
многих-многих вещах ты мог поделиться со мной. А теперь, я понимаю, что
большую часть своей жизни, ты скрываешь от меня. Я не знаю главных вещей…
МЭЛС: Чего, например?
ЭВА: На повестке дня, все те же головоломки…
МЭЛС: Друг мой, ты не над тем ломаешь голову.
ЭВА: Это важно для меня.
МЭЛС: Закончим с этим. (указывает на елку) Вот это важно.
Взгляд Мэлса четко дает ей понять, что время упущено – друг не готов и не
намерен делиться с ней.
ЭВА (смиренно): Как скажешь, друг мой.
МЭЛС: Эх, Ватсон, чтобы я без тебя делал?
ЭВА: Прописался бы у хирурга и кромсал бы себя вдоль и поперек. Не
думаю, что все твои переделки себя, связанны только с модельным бизнесом. Тебе
так осточертело собственное лицо или как?
МЭЛС: Я перестал узнавать.
ЭВА: Собственное лицо?
МЭЛС: И себя, и свое лицо. Смотрел на себя в зеркало… и ничего.
33
ЭВА: И сейчас тоже?
МЭЛС: Спасибо обезболивающим – вернули мне лицо.
ЭВА: И каково?
МЭЛС (не сразу): Болезненно.
ЭВА: Но терпимо же? (она пристально смотрит ему в глаза, хочет знать,
какую еще тайну он от нее скрывает)
МЭЛС: Бьешь моим же оружием?!
ЭВА: Вот учитель, дивитесь своим созданием.
МЭЛС (шутя): Я вырастил монстра!
ЭВА: Фу, не будь ты козликом!
МЭЛС: Все еще…
ЭВА: Рано еще.
МЭЛС: Это стоит отметить! (аккуратно чокаются елочными игрушками и
одновременно вешают на елку) Как поживает твой, не побоюсь этих слов, ухажер?
ЭВА: Зачем спрашиваешь, если ты с ним и так беседуешь. Втайне от меня.
МЭЛС: Вот трепло! Не по-мужски.
ЭВА: У нас нет друг от друга секретов.
МЭЛС: А я и говорю – не по-мужски.
ЭВА: Ты меня ревнуешь или проявляешь заботу?
МЭЛС: Рассудим так. У меня была женщина, к которой я испытывал
неудержимую страсть. Жена, которую я любил и ты, к которой я не испытывал ни
того, ни другого.
ЭВА: Ясно. Как обычно, в свойственной только тебе одному манере,
проявляешь заботу.
МЭЛС: Скорее, инструктирую бедолагу. Как с тобой обращаться. На какую
кнопку лучше нажимать, как именно нажимать, а на какую вообще не стоит
нажимать.
ЭВА (возмущенно): Я что бытовая техника?
МЭЛС: Сам-то я не видел, но он говорит, что ты женщина, хоть и не
научилась готовить.
ЭВА: Максу нравится, как я готовлю.
МЭЛС: Вчера он жаловался на несварение желудка.
ЭВА: Вчера я не готовила ему.
МЭЛС: Везет парню, меня ты не щадила.
ЭВА: А ты никогда не жаловался на мою готовку, это в последнее время на
тебя что-то нашло.
МЭЛС: Не жаловался? Я тебя дважды записывал на кулинарные курсы, а ты
ни разу туда не сходила.
ЭВА: А-а-а, это когда ты ухлестывал за шеф-поваром, а она тебя отшила?! Ято думала, что ты из своих личных соображений…
МЭЛС: Она меня просто околдовала своим голосом.
ЭВА: Мэлс, она была немой. Ты мне сам говорил.
МЭЛС: Вот поэтому и околдовала. Идеальная жена с тремя, как минимум,
нужными достоинствами: немая от рожденья, круглая сирота и потрясающе готовит.
ЭВА: Как мало тебе для счастья надо!
МЭЛС: Не иронизируй, а бери пример.
ЭВА: Хм… может и впрямь сходить на эти курсы?
МЭЛС: И готовить научишься и узнаешь, когда лучше всего заткнуться.
ЭВА: А если я не смогу?
МЭЛС: Заведешь еще одну собаку будет кого травить и с кем лаяться.
ЭВА: Не смогу двигаться дальше без тебя?
МЭЛС: Бар стоит в гостиной, а где проводятся курсы, ты и сама знаешь.
34
ЭВА: Не все же зависит от меня?
МЭЛС: Должно же что-то зависеть от Бога, чтобы о Нем помнили. На
крайний случай, попрошу у Него парочку крыльев и стану твоим ангеломхранителем. Твой, что-то паршиво работает.
ЭВА: Ты в Бога начал верить?
МЭЛС: Удел всех умирающих – уверовать наконец-то в Бога. Как все
нормальные люди.
ЭВА: Нормальные люди не ложатся в гроб в золотистом фраке.
МЭЛС: Всегда мечтал надеть фрак.
ЭВА: Ты и это желание осуществил.
МЭЛС (не сразу): Только… не быть мне свидетелем на твоей свадьбе.
ЭВА: Поэтому у меня его не будет.
МЭЛС: Почему? У тебя много некрасивых подруг, выбери одну.
ЭВА: По каким еще критериям ты сделал меня свидетельницей на твоей
свадьбе?
МЭЛС (вешая последнюю игрушку): Ну вот и все. Готово! (оба отходят и,
обнявшись, смотрят на собственное творение)
ЭВА: А гирлянду вешать будем?
МЭЛС: И так сойдет.
ЭВА: Ага.
Гаснет свет.
Картина третья.
Палата. За окном ярко светит солнце. Эва стоит у открытого холодильника,
сменяясь с ноги на ногу, думает, чтобы ей поесть. Из ванной выходит Мэлс,
бросает ухмыляющийся взгляд на елку. Звонит мобильный телефон. Мэлс достает
из кармана телефон, мельком смотрит на экран: презрительная гримаса на миг
искажает его лицо. Он сбрасывает вызов. Через несколько секунд вновь начинает
звонить телефон, он вновь сбрасывает вызов, ставит телефон на беззвучный режим
и бросает его на кровать.
МЭЛС: Это какой же надо было уродиться, чтобы стать такой упертой!
ЭВА (захлопывает дверцу холодильника и поворачивается лицом к нему):
Мэлс, она серьезно настроена поговорить с тобой.
МЭЛС: Я серьезно настроен не говорить с ней.
В палате зависла тишина, лишь телефон продолжает вибрировать на постели.
Мэлс стоит неподвижно и смотрит на вибрирующий телефон. Он борется с
огромным желанием ответить на звонок. Эва не сводит с Мэлса пристального
взгляда: она знает, какую войну он ведет в душе.
ЭВА: Ты отвечаешь, когда звонит теща, но не желаешь поговорить с женой.
Может, все же объяснишь? Только давай без черного юмора, по-человечески.
МЭЛС: Увы, но человеческими качествами я не обладаю. (взгляд его то и
дело устремляется на все еще вибрирующий телефон)
ЭВА: Ну, хватит на себя наговаривать.
МЭЛС (взведя глаза на потолок): И почему мне никто не верит?!
ЭВА: Вот с этого места поподробней, пожалуйста. (улыбается)
МЭЛС (точно угрожая): Ладно, поподробней, так поподробней… (зло
усмехается)
Эву насторожила неприятная ухмылка Мэлса.
Вечеринка, по случаю моего нового контракта, припоминаешь?
ЭВА: Какая конкретно, у тебя их столько было, всех и не упомнишь.
МЭЛС: Ну, с компанией, которая выпускает нижнее белье?!
35
ЭВА: Опять-таки, ты столько раз блистал на подиуме в нижнем белье…
МЭЛС: Это было в Милане.
ЭВА: А-а-а… что-то такое припоминаю. И что?
МЭЛС: О чем говорили в этот вечер, помнишь?
ЭВА: Смутно… тебя поздравляли, ты тогда еще с Соней из-за чего-то
разругался, она со скандалом ушла…
МЭЛС: А дальше?
ЭВА: Ты надрался, начал приставать к какой-то модели… (она притихла;
задумавшись продолжила) А еще говорили о парне-модели, которого жестоко избили.
МЭЛС: И?
ЭВА: Ну, из-за серьезной травмы, кажется, что-то с головой и ногами
связанное, ему пришлось распрощаться с карьерой… Я не помню подробности.
МЭЛС: А слова свои помнишь?
ЭВА: Э-э-э…
МЭЛС: Ты наивно воскликнула: «что за зверь это сделал…»
ЭВА: Ляпнула что-то такое… И что с того?
Мэлс побледнел, и все его лицо стало угрожающим и немного страшным.
МЭЛС (с презрительной усмешкой): А что, если этот зверь стоит перед тобой?
А? Как тебе такой сюжет? (зловеще, стиснул зубы и обвел грозным взглядом
палату)
Эва автоматически отступила на шаг назад. На некоторое время повисла
тишина. Даже воздух в палате, казалось, наполнился леденящим ужасом. Оба стоят,
словно пригвожденные к земле, и не могут пошевелиться.
ЭВА (постепенно овладев сбой): Не может быть!
МЭЛС (пытается не смотреть на нее: переводит взгляд со своих ботинок
на потолок, затем на закрытую дверь): А ведь этот парень был далеко не
единственный. Он был первый, но не единственный.
Эва молча смотрит на него с расширенными от страха глазами.
Тогда я и простился со своей человечностью. Простился именно так, как и
подобает прощаться таким существам как я. Я искалечил жизнь человеку, чтобы
блистать задницей на подиуме в ультрамодных трусах. Высоко задрав голову, я
вышагивал по подиуму, как победитель. Самое страшное то, что я действительно
чувствовал себя победителем, и никто не мог переубедить меня в обратном.
Конечно же, каждый раз мне удавалось выходить чистым из воды, но Софушка…
(на секунду замялся) Софушка хоть и была слегка наивной, но меня… Черт возьми!
Меня она видела насквозь. Поэтому она назвала меня гнилью! (пауза) Поначалу она,
конечно же, пыталась разбудить во мне то хорошее, что было, того кого она
любила, но хорошее заканчивается тогда, когда появляются трудности. Передо мной
вновь и вновь вставал выбор: уступить или перешагнуть, мое самолюбие или
человечность.
ЭВА (собирая в кулак решимость; придушенно выдавила): Ты способен на
такое?
МЭЛС (с самым суровым выражением на лице): Я на многое способен. (пауза)
Либо ты имеешь эту жизнь, либо она тебя! Мне повезло, с первого же раза имел
я!
ЭВА (сердито подавила желание заплакать): Скольким… Сколько жизней ты
искалечил?
МЭЛС: Спроси у Софушки… счет вела она, а не я. Жить с гнилью она не
пожелала, зато тайком подсчитывала мои злодеяния.
ЭВА: Поэтому она и ушла?
МЭЛС: Это вопрос, не требующий ответа.
ЭВА: И ты… ты даже… не раскаиваешься в содеянном?
36
МЭЛС (язвительно): Удел всех подонков… рассказывать о своих злодеяниях,
не находя в себе мужества раскаиваться в них. (доносится шум шагов за дверью;
его взгляд метнул на закрытую дверь и обратно на нее) Или ты действительно
думаешь, что очутившись на пороге смерти, во мне проснется эта человечность?
Так не бывает! Я ничтожество и с достоинством принимаю этот факт.
ЭВА: Почему ты это скрывал от меня?
МЭЛС: У меня потрясающий характер, я умело хороню свои злодеяния в
подсознании и напрочь о них забываю. Попробуй, отличное средство.
ЭВА: А если еще подумать?
МЭЛС (не сразу; пристально глядя ей в глаза): Не хотел видеть вот такого
взгляда! (указывает пальцем на нее)
Эва сразу же сникла, не сводя глаз с его пальца.
Ты всегда смотрела на меня как на… Бога, что ли… И я держался за этот взгляд,
как за спасательный круг. Каждый раз, делая больно другим людям, там, в другой
жизни, я прибегал к тебе… И только твой взгляд спасал меня.
ЭВА: Спасал ли?
МЭЛС: Называй как хочешь. Это уже не имеет смысла.
ЭВА: Как ты живешь с этим?
МЭЛС: Терпимо.
ЭВА: Терпимо?
МЭЛС: Знаешь, когда отключаешь в себе человечность, то и дышится легче.
Когда совесть умывает руки – жизнь становится прекрасной. (делает небольшую
паузу; больше самому себе) И как же не вовремя эти паразиты вновь заявили о
себе.
ЭВА: И все же… раскаиваешься…
МЭЛС: Самое подходящее время для бутылки хорошего вина. (достает из
холодильника бутылку открытого вина, наливает в бокал и с бокалом
оборачивается к ней) Можешь начинать свою проповедь о бесчеловечности и тому
подобное… (протягивает ей бокал) И будь что будет, хуже уже не будет.
Эва смотрит на него, ощущая, как дикая ярость сжимает ей горло. Так и не
произнося ни слова, она берет свою сумку и молча уходит. Мэлс стоит в
полнейшем шоке, он не ожидал, что она уйдет. Он становится в центре палаты:
опустошенный и раздавленный.
МЭЛС: Черт тебя дери слава! Я перешагивал через себя, давил своих
конкурентов, ломал чужие жизни и все ради тебя. Какой же силой притяжения ты
обладаешь… (подносит бокал вина к губам. Не сделав ни глотка, швыряет бокал в
закрытую дверь)
Гаснет свет.
Картина четвертая.
Два дня спустя. Палата. В центре палаты стоит елка. На ветвях ее сверху
вниз по спирали висит гирлянда. Разноцветные мигающие лампочки скрывают
полумрак палаты.
На больничной койке крепко спит Мэлс. На диване молча сидит Эва.
Подтянув ноги к груди и обняв их руками, она смотрит на своего спящего друга.
Мэлс медленно открывает глаза.
МЭЛС (явно борясь с болью; чуть слышно): Я уже не надеялся тебя увидеть.
ЭВА: Мне нужно было время, чтобы…
МЭЛС: Сорок восемь часов, чтобы прийти к выводу, что я ничтожество?
(делая над собой усилие, медленно спускает ноги на пол и садится на постель) Ты
пришла за вещами?
37
ЭВА: Я пришла, чтобы остаться.
МЭЛС: Только давай без этой жалости.
ЭВА: Жалость?! Кому она нужна? (делает паузу) Я была у Сони…
МЭЛС: Знаю, она мне сказала.
ЭВА: Ты снизошел и ответил на звонок?
МЭЛС: Лично принял в своих покоях. (чуть набравшись сил, с тяжелым
вздохом, встает с кровати и нетвердой походкой идет к столу; прячет от нее
свое лицо, дабы скрыть боль в теле) Нам действительно необходимо было
поговорить. (смотрит в окно, думая о чем-то своем)
ЭВА: О чем же вы говорили и к чему пришли?
МЭЛС: О том, о чем говорят муж и жена,… чья любовь до сих пор жива.
ЭВА: Признался наконец-то!
МЭЛС: Сознался! (не в силах больше стоять на ногах, аккуратно садится на
стул) Но, я запретил ей любить меня.
ЭВА: Вот так вот взял и запретил?
МЭЛС: Да, именно так.
ЭВА: А она?
МЭЛС: Что она?
ЭВА: Как отреагировала?
МЭЛС: Сказала, что очень постарается.
ЭВА: Так просто?
МЭЛС: А как иначе? Муж – просит, жена – делает. Иначе… фильм ужасов.
ЭВА: Вот как!
МЭЛС: Бог наделил женщину потрясающим талантом – уступать. Почаще
используй этот талант, не всегда, конечно.
ЭВА (бросает взгляд на прикроватную тумбочку: конверты с письмами до
сих пор лежат): Ты не отдал ей письма?
МЭЛС: Хотел, но не смог. Рука не поднялась. Вот такой я трус.
ЭВА: Это не трусость.
МЭЛС: Ты всегда умело оправдывала меня… даже сейчас.
ЭВА: Не волнуйся, повод, чтобы отругать тебя, ты мне также давала. Как и
я.
МЭЛС: Этого у нас не отнять.
ЭВА: И как нам быть дальше?
МЭЛС: Не спиваться.
ЭВА: А если еще подумать?
МЭЛС: Не причиняй боль людям. По крайне мере нарочно.
ЭВА: Как быть, когда боль причиняют тебе?
МЭЛС (вздыхает): Бывает.
ЭВА: Знаю, что бывает… вот как быть?
МЭЛС: Нашла у кого спрашивать. Знал бы я ответ на этот вопрос, не стал
бы тем, кем… стал.
ЭВА (указывает взглядом на елку): Ты же говорил, что и без гирлянд сойдет?
МЭЛС: Фальшивая рябь – скрывает истинное лицо.
ЭВА: Есть, что еще скрывать?
МЭЛС: Все зависит от того… (умолкает, глядя ей в глаза)
ЭВА: От чего, друг мой?
МЭЛС: О каких моих злодеяниях успела поведать моя бывшая женушка?
ЭВА: Ничего.
МЭЛС: Я столько сделал, чтобы теперь услышать пустое «ничего»?
ЭВА: Я не хочу знать. Точнее, я хотела узнать, но потом… передумала.
МЭЛС: Испугалась за свою психику?
38
ЭВА: Таким я тебя не знала, не знаю и…
МЭЛС: Ты имеешь в виду настоящим?!
ЭВА: И не хочу тебя таким знать. (слегка улыбнулась и посмотрела ему в
глаза) Ты настоящий – такой, каким я тебя знала все эти годы. Преданный друг,
который в любые невзгоды держит меня за руку крепко-крепко. И мне казалось,
нет, я уверенна, я верю, что нет такой силы, которая смогла бы разъединить наши
руки.
МЭЛС (тихо): Твоя рука – это все, что у меня осталось.
ЭВА: Оказывается…
МЭЛС (обрывает ее): Оказывается, не так уж велика потеря, как тебе
казалось…
ЭВА: Нет, оказывается, что Вера ни единственная девочка, чью мечту ты
осуществил. Я узнала лишь о трех детях, чьи желания сбылись благодаря тебе, но
поговаривают, что их было куда больше. Почему ты об этом мне не рассказывал?
МЭЛС: Человеческие руки способны на все. Эти руки… (с трудом подымает
ладони) Одной рукой я творил добро, а другой – зло. Но грош цена этому добру,
если зла сделано больше.
ЭВА: Ты неплохой человек. Ты просто совершал одну ошибку за другой.
МЭЛС (резко и грубо): Никогда, слышишь меня, никогда не ищи оправдания
моим поступкам. Им нет оправдания. И я безмерно счастлив, что до Него…
(указывает пальцем вверх) Наконец-то дошло, что пришло время нам с Ним
встретиться. (делает паузу; пристально смотрит мимо нее на закрытую дверь)
Тошно мне! Меня тошнит от собственной жизни. Вот поэтому, я принимаю смерть,
как дар Божий. (сжимает руку в кулак) Я устал ежесекундно осуждать самого себя,
за свои грехи… устал задавать Ему вопросы и не получать на них ответа. Пусть
теперь Он ответит мне, судит меня, а я послушаю. Только Он – выносит
окончательный приговор. Справедливо-суровый приговор.
ЭВА: Мэлс, мне кажется, что пришло время перестать корить себя.
МЭЛС: Для этого, нужно было постараться достойно прожить свою жизнь.
Этого я не смог сделать. Не захотел. Я проиграл, Эва. Противно это осознавать…
но… Я проиграл. Друг мой, постарайся прожить жизнь так, чтобы тебе не
пришлось произносить перед смертью таких вот слов. Обещай мне!
ЭВА: Я могу… постараться. Но… обещать – нет. Жизнь… она ведь такая…
вреднючая-вреднючая. А я… всего лишь человек.
МЭЛС: Не забывай о человечности.
Эва встает с дивана и идет к другому краю стола. Взгляд ее падает на
мозаику.
ЭВА: Почему ты собрал только свое лицо, а мое лишь наполовину?
МЭЛС: Я собрал свою часть, а тебе это еще предстоит сделать. Управишься
одна?
Эва пожимает плечами.
А если еще подумать?
ЭВА: У меня есть другой выход?
МЭЛС: Нет! Слабый человек никогда не достигает того, чего желает.
ЭВА: Ты все мудришь!
Мэлс берет белую папку со стола и протягивает ей. Эва хочет заглянуть
внутрь, но он останавливает ее.
МЭЛС: Нет, не сейчас… потом.
ЭВА: Заинтриговал.
МЭЛС: Ничего интригующего. Смотри, сделай все так, как написано, слово в
слово и не мухлюй, я все равно узнаю. Оттуда-то лучше видно. (пауза) Внутри
завещание, пара тройка моих мудреных советов и… (умолкает; набирается сил)
39
ЭВА: И?
МЭЛС: Шесть чудных местечек, которые ты обязана будешь посетить.
ЭВА: Обязана?
МЭЛС: Именно! Если быть точнее, ты и Макс должны будете побывать.
Обязательно!
ЭВА: А?
МЭЛС: Не переживай, Макс свое согласие уже дал.
ЭВА: Я смотрю, ты все предусмотрел.
МЭЛС: Ты же меня знаешь…
ЭВА: Это меня и пугает! Почему шесть?
МЭЛС: Седьмую, ты выберешь сама.
ЭВА: Почему ты хочешь, чтобы я посетила эти места?
МЭЛС: Для духовного и культурного развития.
ЭВА: А Макс?
МЭЛС: Ничто так не сближает влюбленных, как совместная смена лопнувшего
колеса и многочасовое пребывание в салоне машины.
ЭВА: Это куда же ты нас посылаешь, еще и на машине?
МЭЛС: Ты доверяешь мне?
ЭВА: Порой, больше чем себе.
МЭЛС: Тогда, это именно то, что тебе нужно.
ЭВА: Ни дня не можешь прожить, не заинтриговав меня.
МЭЛС: И?
ЭВА: Я обещаю выполнить все в точности.
МЭЛС: Помни… я буду начеку.
Мэлс пытается встать на ноги, но тут же, снова сел: руки и ноги его были
словно ватные. Сделав небольшую передышку, он попытался вновь встать, на этот
раз ему с трудом удается. Эва подбегает к нему и, поддерживая его, помогает ему
дойти до кровати. Бережно укладывает его на постель.
Мэлс лежит не подвижно, лишь глаза его устремлены на закрытую дверь: у
него больше не было сил шевелиться, каждый вздох приносил ему адскую боль.
ЭВА: Я позову врача. (выбегает из палаты)
Гаснет свет.
Картина пятая.
Окутанная мраком палата. Нет ни елки, ни разноцветных огней. За окном
первые проблески рассвета. На больничной койке лежит Мэлс, а рядом у постели
сидит Эва и крепко держит его руку. Он не может пошевелиться, все жутко болит,
но ему приходится мужественно терпеть эту боль, стараясь не выдать своих
страданий.
МЭЛС (не открывая глаз; тихо): Друг мой, я все еще чувствую твою руку.
(с трудом поднимает отяжелевшие веки) Я и сейчас вижу тот самый дорогой и
любимый взгляд.
ЭВА (гладит его руку и мягко, успокаивающе шепчет): Я здесь. Я рядом.
Он умолкает, не шевелясь, лишь медленно вздыхает и выдыхает,
единственное, на что ему хватает сил.
Мэлс?
МЭЛС: Да здесь я… еще здесь.
ЭВА: Мэлс, постарайся не уходить от меня далеко. (она проводит по его лбу
рукой)
МЭЛС: Эгоистка.
Эва опустила голову, изо всех сил стараясь сдерживать слезы.
40
ЭВА: Мне очень страшно.
МЭЛС: Одно из проявлений эгоизма.
ЭВА: Опять твои мудреные книги?!
МЭЛС: Выпусти мою руку.
ЭВА: Больно?
МЭЛС: В моем положении, боли уже не чувствуешь, к ней просто
привыкаешь. (он собирает последние остатки сил и пытается встать, но
безуспешно: тело престало слушаться)
ЭВА (поглаживая его лоб): Тебе неудобно?
МЭЛС: Мне неудобно, что ты до сих пор держишь мою руку.
Эва сложила руки на свои колени и уставилась на них. В палате повисла
долгая пауза. Мэлс пристально изучает ее глазами, словно хочет запечатлеть в
памяти ее образ. Эва по-прежнему сидит, всматриваясь на свои руки. Они оба
понимают, что конец уже близок.
ЭВА: Друг мой…
МЭЛС (с большим трудом): Малявка моя, выполни мою просьбу. Что-то
сладкого захотелось, принеси мне моих конфет. Горько мне.
Эва подбегает к стеклянной шарообразной чаше на столе – она пуста. Хватает
свою сумочку, высыпает все ее содержимое на пол, но и там их нет.
ЭВА: Мэлс, конфет нет. Потерпишь до утра?
МЭЛС: Горечь во рту… душит меня.
Эва подымает с пола свой кошелек и быстрым шагом подходит к койке.
ЭВА: Ну и капризный же ты козлик! (чмокает его в щечку и с нежностью
проводит ладонью по волосам)
МЭЛС: Еще не козел?
ЭВА (подходит к двери и оборачивается к нему): Рано еще!
Эва выбегает из палаты. Мэлс остается один на больничной койке: именно
этого он и хотел.
МЭЛС (с усилием улыбается): Вот ты и пришла… сучка с косой… (делает
долгую паузу и на последнем издыхании) А она не пришла… Мама… (последнее,
что успевает сказать)
Гаснет свет.
Картина шестая.
В палату, запыхавшись, вбегает Эва с пакетиками конфет. На больничной
койке, в окружении врача и санитара лежит бездыханное тело Мэлса. Медленно,
словно теряя сознание, она прислоняется спиной к стене и сползает на пол.
Дрожащей рукой, на автомате, она раскрывает пакетик его любимых конфет и
начинает есть, не чувствуя вкуса. Она жует одну конфетку за другой и ждет, когда
же покатятся из глаз долгожданные слезы. Слез все нет и нет.
МЭЛС (голос за сценой): Я ушел на рассвете вслед за королевою луной.
Земную жизнь свою оставил и все, что было нажито мной, и лишь грехи мои
неотступно плетутся следом. Я ушел на рассвете так и не получив прощения той,
кому обязан жизнью. Я ушел на рассвете, а там… Бог рассудит.
Эва сидит и смотрит, как санитар бережно уносит тело ее друга, как
захлопнулась за ними дверь и палата погрузилась в кромешную темноту.
Занавес.
41