РомЯрсДвеСтороны - Высшая школа экономики
реклама
“Две стороны одной монеты или одна сторона – двух…” (Предисловие) _____________________________ Павел Романов, Елена Ярская-Смирнова В период мирового экономического кризиса возникают новые вызовы, на которые вынуждены реагировать не только бизнес, но и правительственные организации, и гражданское общество. Эти вызовы негативно влияют на социальный консенсус и уровень доверия граждан к структурам, отвечающим за их благополучие. Когда базовые структуры рыночной экономики испытывают сбой саморегуляции, как никогда очевидно, что устойчивость всей политической системы зависит от степени ее открытости интересам различных социальных групп, способности учитывать меняющиеся приоритеты и в то же время – сохранять преемственность базовых ценностей, в отношении которых поддерживается определенное общественное согласие. Общественные движения складываются вокруг этих приоритетов и ценностей, развиваются и ширятся подчас независимо от того, хотят и способны ли доминирующие политические группы включать их в процессы принятия решений на местном или национальном уровне или нет. Более того, исключение таких акторов из сферы легитимных дебатов приводят к рискам радикализации форм борьбы, угрожающим политической стабильности в целом. Эта книга продолжает разговор, начатый в 2007 году в Журнале исследований социальной политики и на круглом столе в Высшей школе экономики [Общественная роль социологии, 2008]. Многие из проблем, которые тогда оказались в центре обсуждения, – вклад общественных наук в социальные изменения, роль публичной социологии в диалоге между общественными группами, обществом и государством, – тесно связаны с природой гражданского общества в России, его неоднозначным прошлым, противоречивым настоящим и неопределенным будущим. Анализ процессов в этой области открывает новые перспективы публичной социологии, представляя пространство для интеллектуального поиска и обсуждения. В современном урбанизированном обществе множество условий ведет к индивидуализации интересов и забот в ущерб коллективным интересам: люди ищут индивидуального спасения от коллективных бед, персонального решения системных противоречий [Beck 2001. P. 3, 144]. Кроме того, людям не всегда доступны такие институциальные формы реализации своих гражданских прав и выражения своих интересов, как обращение к правозащитникам и профсоюзам, выдвижение законодательных инициатив, сотрудничество с местными органами власти и другие формы влияния. Внеинституциальные стратегии отстаивания своего гражданского статуса могут быть пассивные и активные, в том числе, насильственные – организованные или стихийные. В статье Андреаса Умланда продемонстрировано, что общественные движения могут принять негражданскую форму ультранационалистических и фундаменталистских группировок, подрывая общественную солидарность и атакуя ценности, и с этим тоже необходимо считаться, когда мы говорим о социальной активности масс. В России появляются новые гражданские инициативы и развиваются существовавшие ранее общественные движения. Некоторые уже приобрели широкий размах и получили легальное организационное оформление. Другие представляют собой распространенные, но нелегальные формы протеста, а иные – пока лишь ростки гражданского общества, небольшие по размеру и фрагментарные по характеру усилий. Группы интересов, локальные или международные негосударственные организации, общественные объединения и прочие формы коллективных усилий ставят перед собой разные по уровню сложности задачи – от улучшения качества жизни, охраны прав до структурных реформ государственной политики или модификаций ценностей и практик людей. Развитие социальных движений происходит в поле борьбы конфликтующих между собой целей и идеологий разных групп, организаций [Tourain, 1981], т.е. тех акторов, которые берутся за формулирование определений социальных проблем и оспаривают сложившийся порядок. Конфигурация этого поля постоянно изменяется во времени, чем и обусловлен сравнительный подход к анализу меняющихся условий, ценностных приоритетов и характера коллективных действий, как показывает Олег Яницкий в своем исследовании развития экологического движения. Как возникают и оформляются гражданские инициативы, каким образом складывается и чем определяется отношение акторов к таким инициативам и поддерживающим или инициирующим их институциям, – составляет предмет социологических исследований [Гражданское общество современной России, 2008]. Как раз здесь и открывается поле очень важного диалога и взаимовлияния социологии и общества. Однако, эта связь не всегда очевидна или работоспособна. Словами персонажа пьесы Тома Стоппарда, …одни считают, что мы для вас, другие, что вы для нас. Это две стороны одной монеты. Или одна сторона – двух, поскольку нас тут так много [Стоппард, 2000]. Между тем, социальные движения, давая интереснейший материал для науки, могут серьезно повлиять на изменение взглядов самих социологов, юристов, педагогов и других профессионалов, в свою очередь, почерпнув у тех новое понимание проблем и способов их решения, как это делают, например, активисты из числа жителей Петебургских микрорайонов (статья Миляуши Закировой) или родителей детей-инвалидов (статья Романа Дименштейна и Ирины Лариковой). Майкл Буравой в этой книге рефлексирует диалектику опыта и интерпретации отношений на производстве и рабочего движения в контексте структурных трансформаций политического режима. Многие общественные движения напрямую и весьма существенным образом затрагивают академическую сферу (женское, антирасистское, рабочее, разные направления правозащитного движения), побуждая к пересмотру методологии и эпистемологии науки. При этом сама академическая среда может оказаться и питательной средой, и каменистой почвой для роста подобных возможностей перехода этого диалога к публичной социологии – на эту тему размышляет Ольга Здравомыслова, анализируя ситуацию российских гендерных исследований, оказавшихся на перекрестке между наукой и социальной практикой. Проекты исследования гражданского общества нередко ведут к созданию мифов и оборачиваются колонизацией жизненных миров. От навязывания «западных» клише в исследованиях общественной активности в России предостерегает в своей статье Суви Салменниеми, предлагающая применять антропологический и дискурсивный подходы для того, чтобы понять местные контексты и укорененные в них практики отстаивания прав и мнений, способы создания коллективного «Я». Именно тактики легитимации коллективных действий и конструирования идентичности правозащитной организации «Солдатские матери» выступают предметом исследовательского интереса Елены Здравомысловой. Социальные движения рождаются из совместных действий людей, которые становятся активно действующими субъектами, не только изменяя условия жизни, но и переопределяя самих себя. Если на Западе общественные движения и исследования влекут изменения в социальной политике, то в современной России репертуар коллективных действий некоторых групп, например, инвалидов, определяется государственной властью, формулирующей политические определения групповых прав (данный вопрос анализирует в своих исследованиях общественных движений инвалидов Наталия Данилова). Ведь социальная политика – это не только государственные и корпоративные стратегии управления ресурсами с целью формирования общественных условий таким образом, чтобы они становилось более пригодными для жизни людей. Это еще и идеологически и рационально обоснованная стратегия коллективных действий, стратегия влияния общественных движений на государство, организации и общество с целью добиться позитивных изменений. Речь идет о важном вопросе в развитии демократии, когда «личное» становится «политическим». Кстати, со способностью общества выдвигать требования тесно связана и способность власти или любых иных управляющих структур отзываться на воздействие социальной среды [Дилигенский, 2001]. Там же, где власть применяет откровенные репрессии, общественное несогласие принимает форму диссидентства и подпольной борьбы (условия развития инакомыслия в СССР – в фокусе статьи Ивана Суслова). В постсоциализме появились новые способы активизировать солидарность между людьми, сформировать сильные коллективные идентичности. Наиболее существенной чертой такой общественной трансформации является усиление социальной активности граждан и их деятельность в рамках добровольных объединений для отстаивания политических, профессиональных и других групповых интересов. В Россию одна из версий гражданского общества в начале 1990-х годов была привнесена иностранными донорскими агентствами, поэтому некоторые формы негосударственных организаций были выстроены в соответствии с западным дизайном третьего сектора [См.: Hemment, 2004]. Особенно слабым российский «третий сектор» оказался в малых городах, где проживает почти треть населения страны. В конце 1990х – начале 2000-х годов наблюдалось контр-движение – с одной стороны, традиционные организации эволюционировали в направлении более демократической модели, они нуждались в международном признании и интеграции в мировые структуры. С другой стороны, те новые небольшие, но активные сетевые структуры, которые были созданы с участием западных доноров, стали укреплять свои связи с местным самоуправлением и стремиться к большему участию в формулировании национальных приоритетов. В середине первого десятилетия 2000-х годов на волне локальных протестов наблюдается отчетливый рост консолидации местных сообществ, новый подъем гражданской активности, который стимулируется социальными проблемами городов и недостатками социальной политики (в частности, протесты пенсионеров против монетизации, роста тарифов на коммунальные услуги), экономической политики (выступления против роста таможенных пошлин на подержанные импортные автомобили), за трудовые права (независимые профсоюзы ВАЗа, российских заводов Форда). Протестные действия групп, лишенных привилегий, выносят на повестку дня и четко идентифицируют те или иные условия в качестве социальных проблем – деформация городской среды, плохие жилищные условия, риски жизни и здоровью призывников, недоступность положенных по закону социальных услуг… И хотя возникновение какого-либо социального движения, НГО или гражданской инициативы не ограничивается законодательством российской государственной системы и на региональном уровне, определенные экономические и структурные ограничения, неформальные властные отношения на уровне местного и центрального управления препятствуют институциализации политических и социальных интересов людей. Эти административные практики затрудняют эффективное взаимодействие государства и добровольных асоциаций, выражающих интересы представителей групп граждан. Политическое поле, в рамках которого развивается гражданская активность, изменилось в последние 15 лет неузнаваемо. Главные изменения – быстрый рост количества организаций в 1990е, в том числе, при поддержке иностранных доноров, снижение объема международной помощи в 2000е и кризис многих небольших объединений. В связи с расширением «суверенной демократии» усиливается критика тех негосударственных организаций, которые получают поддержку зарубежных фондов, и их легитимность поставлена под вопрос. Образуются подконтрольные власти структуры гражданского общества – Гражданский форум, Общественная палата, фонды, институты и другие организации, при помощи которых проводятся конкурсы и распределяется бюджетная финансовая поддержка. Общественные ли организации тут сценаристы собственной истории – или же они должны, насколько могут, талантливо или бездарно разыграть заранее написанный сценарий? Это задачка наподобие той, что так и не решили для себя Розенкранц и Гильденстерн из пьесы Стоппарда. Немногим более 10% лидеров отечественных некоммерческих организаций допускает необходимость лояльности власти и поддержки ее инициатив в ответ на поддержку государства [Мерсиянова, Якобсон, 2007. С. 79]. Отсутствие у российских властей доброй воли и политической культуры выстраивать системы действий в условиях многополярного гражданского общества, а также недостаточная общая консолидация социальных движений ведут к ограниченности диалога между общественными организациями и административным аппаратом. Усиливается конкуренция между старыми и новыми объединениями, в результате выигрывают те, кто имеет больше символических ресурсов и опыт взаимодействия с отечественной бюрократией. Адекватно отвечать на глобальные экономические и политические вызовы и сохранять общественную стабильность современное государство может только при условии политического плюрализма и учета тех интересов, которые выражают разнообразные общественные движения. В работах, которые опубликованы здесь, заинтересованный читатель сможет увидеть и то, как преодолевая разрыв между академической наукой и политическим действием, социологи включаются в процессы социальных изменений. Список источников Гражданское общество современной России. Социологические зарисовки с натуры / Отв. ред. Е.С. Петренко. М.: Институт Фонда «Общественное мнение», 2008. Дилигенский Г. Существует ли в России гражданское общество // Поговорим о гражданском обществе. Институт Фонда «Общественное мнение», 2001. Мерсиянова И.В., Якобсон Л.И. Общественная активность населения // Мониторинг гражданского общества. Выпуск 1. М.: Издат. дом ГУ-ВШЭ. 2007 Общественная роль социологии / Под ред. П. Романова, Е. Ярской-Смирновой. М.: ООО «Вариант», ЦСПГИ, 2008. Стоппард Т. Розенкранц и Гильденстерн мертвы / Пер. Иосифа Бродского Санкт-Петербург: Издательство "Азбука", 2000. Beck U. Living your life in a runaway world: individualization, globalization and politics // W. Hutton and A. Giddens (eds.) On The Edge. Living with global capitalism, London: Vintage. 2001. P. 164-174. Hemment J. The Riddle of the Third Sector: Civil Society, International Aid, and NGOs in Russia // Anthropological Quarterly. Vol. 77, №2. 2004. P. 215-241 Tourain A. The voice and the Eye: An analysis of Social Movements. Cambridge: Cambridge University Press, 1981.
