Батурина Е.Н. РЕЧЬ ПОВЕСТВОВАТЕЛЯ И КОНЦЕПТ ЧЕЛОВЕК В ПОВЕСТИ «ДВОЙНИК» Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО В статье предпринята попытка анализа текстового концепта ЧЕЛОВЕК в повести «Двойник» Ф.М. Достоевского. Описание содержания данной единицы в рамках отдельных текстов писателя представляется нам весьма перспективным, поскольку позволит проследить эволюцию смыслового наполнения концепта ЧЕЛОВЕК в идиостиле Достоевского в разные периоды творчества. В определении сущности концепта, как понятия, мы следуем за В.И. Болотовым, считающего, что «Планом выражения концепта не может быть ни термин, ни слово, но только персонифицированный текст, выражающий данную конкретную идею» [1, с. 86]. Поэтому, по нашему мнению, текстовые репрезентации такого ядерного для художественного мира Ф.М. Достоевского концепта, как ЧЕЛОВЕК — это не только сама лексема человек и ее дериваты, но и минимальные контексты, в которых они реализуются. Кроме того, основополагающим теоретическим положением нашей работы выступает также идея М. М. Бахтина о слове у Достоевского как об «идеологической позиции» [2, с. 94] о «диалогичности» [2, с. 293] и «разноголосости» [2, с. 310] этого слова. Поэтому для целостного описания рассматриваемого нами концепта необходимо обратиться к контекстам как к «идеологическим позициям», как к «точкам зрения» в речи автора и героев. В «Двойнике» Достоевский выступает как экспериментатор в области организации форм повествования. Специфика повествовательной структуры повести заключается в том, что голос рассказчика (повествование от автора) и голос главного героя, Голядкина-старшего, тесно переплетаются между собой, «сближаются» в форме несобственно прямой речи. Итак, обратимся к контекстам речи повествователя, содержащим лексему человек и характеризующим главного героя. В начале повести голос рассказчика еще автономен, «независим» от голоса персонажа. Представляя своего героя, автор не использует традиционные для этой функции конструкции: «он был человек…», «это был человек…», «этот человек…», человек этот…», непосредственно, напрямую характеризующих его. Слово человек выступает в конструкциях со сравнительным союзом: «как человек не вполне еще уверенный» [3, 109]1; «как человек веселого характера» [I, 112]; «как закусывает человек, у которого впереди богатый званый обед» [III, 123]. Эти «как человек…» отражают сомнения автора относительно психологического состояния героя. Автор словно отказывает герою в его самости, а себе - в праве считать Голядкина человеком, по-настоящему полноценным и адекеватным. Кроме того, Далее в статье даются сноски на издание: Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений в 30т: Т. 1. Бедные люди. Повести и рассказы. – Л.: Наука, 1972. с указанием главы и страницы соответственно (I, 112). 1 авторские квалификации героя с союзом как коррелируют в начале повести с квалификациями полуофициальными: «титулярный советник Яков Петрович Голядкин» [I, 109] и «господин Голядкин". Последняя номинация героя является доминирующей на протяжении всего текста. Уже в IV главе тональность авторского повествования меняется, в нем появляются «нотки» голоса господина Голядкина, т.е. проявляются черты несобственно прямой речи: «…а во вторых, чего же не придет в голову человеку, выжидающему счастливой развязки обстоятельств своих почти битые три часа в сенях, в темноте и на холоде?» [IV, 131] В V главе, переломной для сюжета повести, частотность употребления лексемы человек в речи автора заметно возрастает: 15 раз против 4-х в главах I – IV. Первый контекст с данным словом относится к эпизоду, описывающему состояние Голядкина на улицах ночного Петербурга перед самой «встречей» с его двойником, когда «господин Голядкин … желал убежать от себя самого, … совсем уничтожиться, не быть, в прах обратиться» [V, 139]. Рассмотрим этот контекст: «Наконец, в истощении сил господин Голядкин остановился, оперся на перила набережной в положении человека, у которого вдруг, совсем неожиданно, потекла носом кровь, и пристально стал смотреть на мутную, черную воду Фонтанки» [V, 139]. Физическое изнеможение («положение человека, у которого вдруг … потекла носом кровь») сопряжено у героя Достоевского с высшей степенью нервного и психического истощения, сопровождаемого отчаянием и «слабыми остатками духа» [V, 139]. Этот фрагмент речи повествователя как бы «предопределяет» трагедию сознания Голядкина, неизбежность рокового для него свидания с его двойником. Все последующие контексты со словом человек условно можно назвать «контекстами сталкивающего характера», так как в них показана динамика этого свидания как события, т.е. его отражение в пространственно-временном континууме текста (в восприятии автора) и в восприятии Голядкина. Лексема человек в этих контекстах выступает как ключевое слово (КС). По нашему мнению, при анализе этих фрагментов необходимо учитывать синтагматические связи данной единицы и ее контекстуальные синонимы. Рассмотрим данные фрагменты последовательно, выделив жирным шрифтом КС человек с его ближайшим словесным окружением. 1. «Не то чтоб он боялся недоброго человека, а так может быть…» [140]. 2. «Перед ним опять, шагах в двадцати от него, чернелся какой-то быстро приближавшийся к нему человечек» [141]. 3. «Человечек этот спешил, частил, торопился; расстояние быстро уменьшалось» [141]. 4. «Но он узнал, почти совсем узнал теперь этого человека» [141]. 5. «Он его часто видывал этого человека, когда-то видывал, даже недавно весьма» [141]. 6. «… да и особенного-то в этом человеке почти не было» [141]. «… особенного внимания решительно ничьего не возбуждал с первого взгляда этот человек» [141]. 8. «Так человек был, как и все, порядочный, … - одним словом: был сам по себе человек» [141]. 9. «Господин Голядкин не питал даже ненависти, … ни даже никакой самой легкой неприязни к этому человеку» [142]. 10. «… господин Голядкин знал вполне этого человека» [142]. 11. «… он даже знал, как зовут его, как фамилия этого человека» [142]. 12. «Положение его в это мгновение походило на положение человека, стоящего над страшной стремниной, когда земля под ним обрывается…» [142]. 13. «Таинственный человек остановился прямо против дверей квартиры Голядкина» [143]. 14. «… Петрушка… тотчас отворил дверь и пошел за вошедшим человеком со свечою в руках»[143]. В тексте главы между 1-м и 2-м из выделенных нами контекстов есть фрагмент с репликой внутренней речи героя, оформленной как прямая речь: «Да что ж это такое, - подумал он с досадою, - что ж это я, с ума, что ли, в самом деле сошел?» [141]. В реплике этой внезапное и поразительное по своей силе прозрение больного Голядкина, осознание им своей участи, пожалуй, единственное в тексте повести. После этого прозрения сознание героя уже обречено. В рассматриваемых контекстах, кроме слова человек, дважды употребляется его дериват человечек. Факт, зафиксированный с почти графической точностью при помощи этого слова с уменьшительноласкательным суффиксом в сочетании с глаголами чернелся, спешил, торопился и с причастным оборотом быстро приближавшийся, усиливает передачу состояния ужаса в душе Голядкина. «Человечек этот» стремительно превращается в «этого человека». Следует обратить внимание на многократное (6 раз) повторение сочетания этот человек в авторском повествовании. Практически во всех выделенных нами фрагментах можно увидеть маркеры свободного косвенного дискурса. Это модальные слова, неопределенные и указательные местоимения, частицы, вопросительные предложения, выражения разговорного характера, имитирующие особенности речи героя, его мысли. Вот один из наиболее ярких примеров: «Дело в том, что незнакомец этот показался ему теперь как-то знакомым. Это бы еще все ничего. Но он узнал, почти совсем узнал теперь этого человека. Он его часто видывал, этого человека, когда-то видывал, даже недавно весьма; где же бы это? уж не вчера ли?» [141]. Лишь единственный из контекстов – 12-й – можно в целом отнести к плану речи автора-повествователя, характеризующего героя: «Положение его в это мгновение походило на положение человека, стоящего над страшной стремниной…» [143]. Этот фрагмент – своего рода «зеркальное отражение» уже упомянутого нами другого фрагмента, содержащего сочетание положение 7. человека: «Голядкин остановился, оперся на перила набережной в положении человека, у которого вдруг, совсем неожиданно, потекла носом кровь». Но в этом случае описывается нервное и физическое изнеможение героя, в то время как в 12-м контексте - полное истощение его сознания и рассудка, все же ощущающего пропасть. Следует также отметить, что контекст с аналогичным сочетанием есть в следующей главе: «Герой наш, если возможно сравнение, был теперь в положении человека, над которым забавляется проказник какойнибудь, для шутки наводя на него зажигательное стекло» [VI, 147]. Один из рассматриваемых нами отрывков «решающей» V главы, без сомнения, относится к плану внутренней речи господина Голядкина, хотя в тексте нет формальных средств, это подтверждающих (ср. глаголы подумал, понял, почувствовал, наречие вдруг). Приведем данный контекст: «Так, человек был, как и все, порядочный, разумеется, как и все люди порядочные, и, может быть, имел там кое-какие и даже довольно значительные достоинства, - одним словом: был сам по себе человек» [141]. Сочетание сам по себе неоднократно встречается в речи главного героя «Двойника». На этот факт указывал М.М. Бахтин: «Речь Голядкина стремится прежде всего симулировать свою полную независимость от чужого слова: "он сам по себе, он ничего". … он себя убеждает, себя ободряет и успокаивает и разыгрывает по отношению к себе самому другого человека» [1, Пробл. поэтики, гл. 5]. Назовем контекстуальные синонимы сочетания этот человек: прохожий, по какому-нибудь случаю запоздалый; этот запоздалый; прохожий; новый запоздалый товарищ; тот самый знакомый ему пешеход; незнакомец; свой незнакомец; свой интересный спутник; спутник господина Голядкина; ночной приятель его; другой господин Голядкин; что называется, двойник его во всех отношениях. Наиболее частотной среди перечисленных номинаций является лексема незнакомец (10 раз). Приведенный синонимический ряд наряду с выделенными выше контекстами, содержащими КС человек в V главе повести особенно остро передает, как нам кажется, весь трагизм происходящего с сознанием Голядкина, усугубление ситуации его болезненного состояния и, наконец, разрешение ее в финале главы – итог, предугаданный самим героем: «он даже желал этой встречи, считал ее неизбежною» [142]. Итог, отраженный в последнем предложении главы: «Ночной приятель его был не кто иной, как он сам, - сам господин Голядкин, другой господин Голядкин, но совершенно такой же, как он сам, - одним словом, что называется, двойник его во всех отношениях…» [143]. Впервые в тексте здесь появляется лексема двойник. В единственном фрагменте речи повествователя со словом человек содержится в целом позитивная, хотя и не без иронии, оценка поведения господина Голядкина-старшего: «Одним словом, герой наш решился. … Решился же он протестовать, и протестовать всеми силами, до последней возможности. Такой уж он был человек! Позволить обидеть себя он никак не мог согласиться, а тем более дозволить себя затереть, как ветошку…» [VIII, 168]. У безумного Голядкина есть «амбиция», чувство собственного достоинства, что особо подчеркивается автором в выделенном нами восклицательном предложении. А в мысли Голядкина: «человек не ветошка» [IX, 172] - прямая полемика со словами Макара Девушкина: «…бедный человек хуже ветошки» [т. 1, 68]. В речи повествователя есть еще один контекст «сталкивающего характера»: «… лицом к господину Голядкину, в дверях, которые … герой наш принимал доселе за зеркало, стоял один человечек, стоял он, стоял сам господин Голядкин, - не старый господин Голядкин, не герой нашей повести, а другой господин Голядкин, новый господин Голядкин» [IX, 174]. Номинация один человечек отражает, как нам кажется, пренебрежительную оценку автора по отношению к Голядкину-младшему, с одной стороны. А с другой – усиливает выражение самоотчуждения в раздвоенном сознании Голядкинастаршего.. Следует отметить, что в последних главах (X-XIII) фактически нет контекстов речи повествователя с КС человек, характеризующих Голядкинастаршего, участь которого предрешена. И только в двух случаях отношение автора к герою выражено в «сочувствующих» формулировках: «преследуемый, невинный и вероломно обманутый человек» [X, 195], «предательски оскорбленный человек [X, 196]. И наконец в финале повести, по мнению автора-повествователя, господин Голядкин-старший, «примеренный с людьми и судьбою», видит своего двойника «не зловредным и даже не близнецом» своим, «но совершено посторонним и крайне любезным самим по себе человеком»[XIII, 225-226]. Таким образом, в результате анализа контекстов с речью автораповествователя, содержащих лексему человек и характеризующих главного героя, можно констатировать: 1. Для характеристики героя используются сравнительные конструкции типа: как человек..., в положении человека…. 2. Частотность употреблений КС человек заметно возрастает в IV главе, где это слово и его дериват человечек используются в контекстах «сталкивающего характера» как «предварительные» номинации двойника господина Голядкина. 3. Наиболее частотным в этих номинациях является сочетание этот человек, выступающее как доминанта ряда контекстуальных синонимов. 4. Выделенный в контексте IV главы развернутый синонимический ряд особенно ярко, по нашему мнению, отражает диалектику феномена раздвоения в сознании героя с точки зрения авторарассказчика – от номинации прохожий, по какому-нибудь случаю запоздалый и т. п. до номинаций этот человек и незнакомец, от номинации незнакомец до полного «прозрения» что называется, двойник его во всех отношениях. Библиографический список 1. Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. Изд. 4-е. М.: Сов. Россия, 1979. – 320 с. 2. Болотов В.И. А.А. Потебня и когнитивная лингвистика // Вопросы языкознания. 2008. - №2. – С. 82-89. 3. Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений в 30т: Т. 1. Бедные люди. Повести и рассказы. – Л.: Наука, 1972. – 520 с.