Андреев А. Н. ЗАКОНЫ ПРОЗЫ, или ИЗВЕСТНОЕ ИЗВЕСТНО

Андреев А.Н. (БГУ, Минск)
ЗАКОНЫ ПРОЗЫ, или ИЗВЕСТНОЕ ИЗВЕСТНО НЕМНОГИМ
Создание великой литературы – великое культурное достижение. И это –
навсегда.
Казалось бы, утверждение из разряда бесспорных. Однако, как
показывает практика, в век информационных войн необходимо прилагать
великие усилия для того, чтобы не утратить статус счастливого обладателя
великой литературы. Созданное по художественно-бессознательной
технологии нуждается в доказательном научно-сознательном осмыслении.
Попросту говоря, необходима великая методология, которая обосновывает
критерии художественности. Искусство без серьезной гуманитарной науки,
оказывается, мало чего стоит (в том числе – в буквальном смысле). В
противном случае великая литература может превратиться в сырье, некий
самобытный
туземный
продукт,
на
который
цивилизованные
информационные технологи на свое усмотрение будут навешивать ярлык
шедевра, полушедевра или вполне заурядного творения. Чтобы обладать
великой литературой мирового уровня, необходимо иметь научное
представление о мировом художественном уровне. Русской литературе, в
частности,
необходим
легион
подготовленных
специалистовлитературоведов. Иначе великую литературу, как и великую победу в ВОВ,
просто не удержать. Великая литература требует непрерывного великого
духовного усердия. Это весьма хлопотное и затратное дело.
Как
известно,
аксиомы
целостно-антропологического
(персоноцентрического) литературоведения, имеющего потенциал великой
методологии, проявляются в законах художественной прозы (а также в
законах поэзии; но в данном случае речь идет о прозе).
Таких законов всего четыре.
1. Закон первый, определяемый всеми последующими. Каждая, уже
написанная или еще не написанная, строка промаркирована магистральным,
генеральным смыслом, восходящим к концептуальному замыслу
произведения. Разумеется, сказанное относится также к любой «части»
строки, будь то отдельные слова, метафоры, ритм, фонетика, интонационносинтаксический строй, речь персонажей и т.д.
Таким образом, часть и целое художественной прозы соотносятся по
принципу «капля – океан». Автономия частей в прозе – это попросту
признак, не позволяющий идентифицировать написанное как прозу. Это
писанина, графоманство, изготовление чтива – словом, нечто
нехудожественное. Такова природа художественной информации.
2. Второй закон вытекает из первого. Магистральный смысл бывает
всегда и только философским; он формируется в информационном поле, где
психика (натура) стремится к сознанию (к культуре), человек – к личности.
От человека – к личности: такова содержательная сторона
художественной прозы, ибо такова ось прогресса в культуре.
3. Третий закон вытекает из второго. Чем более персоноцентрического
начала в прозе, чем выше персоноцентрическая валентность, тем выше
потенциал художественности.
Что, разумеется, не означает: отчетливый вектор персоноцентризма и есть
качество прозы само по себе. Нет, не само по себе – только как необходимая
(но недостаточная) предпосылка.
4. Четвертый закон, на первый взгляд, противоречит первым трем (то
самое исключение, которое на деле реализует правило в полном объеме):
качественная – и даже выдающаяся – проза может быть лишена внятной
персоноцентрической ориентации (содержательности).
Это происходит в тех редких случаях, когда способы выражения смысла
(стиль) становятся актуальнее самого смысла (решающей предпосылка
стиля). Стилевой диапазон, виртуозное владение возможностями языка –
также необходимая (но уже в известном смысле – самодостаточная)
предпосылка качества прозы. Дело в том, что в художественном отношении
персоноцентризм (управление смыслами) и способы его выражения
(владение словом) – неравнозначны. Они одинаково важны, но – по-разному.
В литературе умение писать зачастую противоречит бессодержательности
письма (умению мыслить). Почему?
Все дело в природе литературы как вида искусства, где искусству
мыслить (философии) отводится второстепенная роль, что не снижает ее
первостепенной важности.
Вот почему указанное парадоксальное обстоятельство не в силах
отменить закон законов великой прозы, проявляющийся в ориентации на
философский персоноцентризм, ярко воплощенный в стиле. В идеале
четвертый закон не противоречит первым трем, а способствует их
реализации: умение мыслить воплощается в умении писать (создавать стиль).
Слово в художественной прозе всегда связано с высокими смыслами, оно
не пишется, а пульсирует в поле напряжения, созданного сакральными
смыслами, тяготеющими к изысканной эстетике. Именно в этом заключен
трудноуловимый, но несомненный эффект «колдовства», «волшебства»
прозы: если глубоко – то непременно красиво; если красиво – то несомненно
в чем-то глубоко. Изготовление же детективов, фантастики и прочих
массовых штучек из подручных словесных конструкций вообще из другой
оперы – это ремесло в принципе не имеет отношения к художественной
прозе.
Таким образом, законы прозы отражают вовсе не художественные, а
информационные законы взаимопроникновения макро- и микроуровней.
Художественный текст – это прежде всего особым образом
структурированная информация.
С натяжкой, конечно, указанный феномен можно уподобить некой
художественной нанотехнологии: микроуровень сообщает свойства
макроуровню.
Если это так, то качеством художественности следует наделять тот
текст, который таковым и является по сути. Тексты массовой литературы
(чтива), например, не обладают качеством художественности, ибо не
соответствуют законам прозы.
Сказанное, между прочим, означает и следующее: автобиографический,
мемуарный, документальный и любой иной не вымышленный или имеющий
прототипическую основу текст может быть как художественным (fiction), так
и не художественным (non fiction). Все решает не степень соответствия
реальности, а соответствие fiction/non fiction технологии. В художественном
тексте любые реальные, пусть даже документально зафиксированные факты,
превращаются в элемент вымышленной реальности – иными словами,
утрачивают свойство реальности. Художественная реальность вся
«пронизана» философским видением автора-творца. А факты как таковые –
всего лишь способ воплощения замысла.
Можно описать событие (не художественно) – и это будет более-менее
верное описание события, не более того. Событие, описанное по
художественной технологии, утрачивает свойства объективности (в этом
смысле – самоценности), превращаясь в повествование о совершенно ином
информационном объекте.
Таким образом, в принципе возможно преображение любого
фактического материала в свете авторской системы ценностей. Факты и
художественно осмысленные факты – это принципиально разные
информационные картины, которые следует оценивать в соответствии с
разными законами.
Из сказанного, в частности, следует: к художественной автобиографии
нельзя относиться как к автобиографии. Происходит, повторим, подмена
объектов и способов исследования информации.
Указанные законы в аспекте аксиологическом являются ничем иным как
критериями художественности, связанными с целостным единством
высших культурных ценностей, отраженных в понятиях истина – добро –
красота. Легко увидеть: закон второй имеет отношение к истине, третий – к
добру (к философии нравственности, определяющей личностную
проблематику), четвертый связан с понятием красота (стиль). Что касается
закона первого, то он как раз о целостности – о способе сосуществования
сакральной триады.
Особенно актуальны критерии художественности в нашу эпоху. Какую
литературу сегодня следует считать культурно прогрессивной и
перспективной?
С одной стороны, на роль образцовой претендует литература
«правильная», выставочная, демонстративно содержательная, с крепкими
консервативными традициями, не интересующаяся, не говоря дурного слова,
грешной природой человека и не поминающая зло всуе, – иначе говоря,
литература, озабоченная высокоморальностью более, нежели самой
литературой.
Такая, социоцентрическая литература, из лучших побуждений подменяя
персоноцентризм абсолютизацией морали (абсолютизация – самый тяжкий и
одновременно архаический философский грех), грубо нарушает сразу три
закона прозы: второй, третий и четвертый.
С другой стороны, на роль лидера в литературном развитии человечества
претендует стильная литература, гейм-литература, варварски нарушая второй
и третий законы прозы (при этом абсолютизируя четвертый – из побуждений
исключительно благородных; нравственно-философская база такой
абсолютизации – индивидоцентризм).
С нашей точки зрения, стать культурным лидером все шансы имеет
литература персоноцентрическая, которая учит мыслить, укрощать смыслы,
обосновывая неизбежность, вечность высших культурных ценностей, –
литература, соблюдающая все четыре закона прозы. Основой
художественности такой литературы выступает тотально-диалектическое
мышление.
Если говорить о прозе, то наиболее актуальным жанром сегодня
становится гносеологический роман, все более становящийся разновидностью
философской литературы. Возможно, имеет смысл говорить не столько об
актуальности
определенного
жанра,
сколько
об
актуальности
гносеологического дискурса, который может быть реализован в разных
жанрах прозы, например, в повести или рассказе.
Познавательный дискурс, где переживание становится результатом
мыслительной деятельности, и даже еще сложнее: где предметом становится
бесконечное взаимное стимулирование психики и сознания, – такой дискурс
все более и более адекватен реальности, имеющей информационный облик
(культурный, квазикультурный или антикультурный – сразу не разберешь).
Сегодня война – понятие информационное, поражения и победы – также
реалии информационные. Понятия человек, личность, права человека, права
личности, художественность, гуманитарная наука (или лженаука) – все это из
области
по-разному
организованной
информационной
структуры.
Следовательно, базовые категории культуры счастье, свобода, любовь,
патриотизм, не говоря уже об истине, добре и красоте, – представляют собой
результат мыслительно-информационной деятельности.
В этом контексте гейм-литература и (высоко)моральная литература – это
род оружия в информационной войне, развернувшейся за душу и разум
личности.
В этом контексте хорошая литература – умная литература. Мораль и
красота, замешанные на глупости, становятся формой зла, как это ни
прискорбно.
Гуманитарным наукам описанная информационная картина, в общих
чертах, известна. Однако – «известное известно немногим» (Аристотель). По
причинам, кроющимся в информационной деятельности человека, удельный
вес немногих отчего-то неуклонно сокращается.
Это уже закон из «прозы жизни».