Попова И

Попова И.А.
Огонь в мифологическом сознании славян и художественном тексте
Лингвистика начала III тысячелетия обращается к изучению содержания и
функционирования языка в контексте культуры. Язык – условие существования культуры
и средство её выражения, результат коллективной деятельности и творческой активности
отдельных личностей – выражает традиции нации, её интеллектуальные стереотипы и
установки, своеобразное видение мира. По мнению В.А. Масловой, «Тайна языка –
главнейшая из тайн человечества: если её раскрыть, то раскроются многие сокрытые в
веках или утраченные знания» [7, 4].
Огонь – один из ключевых образов всех мировых культур, так как является одним
из первоэлементов и необходимым условием существования человека. «Огонь – это нечто
универсальное. Он живёт в сердце. Он живёт в небесах… из всех явлений он один столь
очевидно наделён свойством принимать противоположные значения – добра и зла…
Огонь противоречив, и поэтому это одно из универсальных начал объяснения мира» [2,
19]. У каждого народа исторически сложились свои наиболее распространённые
представления об огне. В Китае они связаны с солярным культом, в египетской
иероглифике к
этому представлению
образа добавляется коннотация высокого
социального положения. Древние греки понимали огонь как «деятеля превращений»,
«поскольку все вещи возникают из огня и в него возвращаются» [6, 352]. В славянской
мифологии символика огня также имела антиномическое содержание: тепло, уют
домашнего очага и всепоглощающая стихия – два взаимоисключающих понятия
сосуществовали в сознании славян и вызывали уважение к «Царь-Огню», как они его
называли.
Архетипические представления наших предков растворены в
культурном
пространстве нации и продолжают существовать в сказках, паремиях, фразеологизмах,
обычаях, обрядах. Особенно интересным для исследования является интерпретация
древнейших знаний в художественном творчестве отдельного автора или целого
литературного направления. Для анализа взяты тексты автобиографической трилогии М.
Горького «Детство», «В людях», «Мои университеты», насыщенные лексикой огня,
несмотря на то, что сюжет повестей связан только с двумя пожарами.
«Огонь есть самая чистая = светлая, и в этом смысле святая стихия, не терпящая
ничего омрачающего, в переносном смысле: ничего злого, греховного» [1, 11]. Такой
огонь славяне называли «живым». В этом эпитете сказывается антропоцентричность
мышления
человека,
свойственная
ему
с
древнейших
времён.
Традиционно
существование огня уподоблялось жизни славянина: он имел те же фазы (огонь рождался,
рос и умирал), приобретал черты его самого (общеязыковая метафора – вспыльчивый,
горячий человек). Такой приём находит отражение
в творчестве Горького в составе
индивидуально-авторских образных средств: …Огонь - не ждал…- [5, 100]; Огонь не
шутит (4, 151); Этот человек [Александр Васильев] вспыхнул передо мной, как костёр
в ночи, ярко погорел и угас…[4, 350] (часто сочетаются разные тропы одной
семантической направленности, в данном случае – метафора и сравнение); …Вспыхивали
угарные синие огоньки злости, …тлело в сердце чувство тяжкого недовольства [4,
153]. Сочетание «синие огоньки» исторически имеет положительную коннотацию,
обусловленную небесным происхождением (в результате молнии), но, характеризуя
негативную сторону человеческой жизни (злость) и сочетаясь с прилагательным
отрицательной коннотации (угарные), в тексте Горького теряет силу положительного
свойства и вербализует переходное состояние огня из «живого»
в злую
стихию,
потенциально опасную, способную тлеть.
Производные огня участвуют в передаче портретных характеристик: У него
[соседского мальчика-барчука] были, помню, узкие ладони, и весь он – тонкий, хрупкий, а
глаза очень ясные, но кроткие, как огоньки лампадок церковных [4, 105 ].
Сфера же человеческого бытия – жизнь и душа – тоже описывались в
автобиографической трилогии «огненной» лексикой: Кочегар [Яков Шумов] не смеялся,
не осуждал, ничто не обижало его и не радовало заметно… Жизнь горела перед ним, как
огонь в топке под котлами, он стоял перед топкой с деревянным молотком и тихонько
стучал по крану форсунки, убавляя или прибавляя топлива [4, 326]; Бога ради истреби
себя в вещах и сохрани в духе, и воспылает душа твоя навеки… [4, 349] Примечательно,
что душа для славян – это частица божественного огня, и смерть праведников часто
сопровождалась видением огненного столпа от земли до неба: душа-огонь возвращалась к
источнику.
Образ любовного огня традиционно используется в устном народном творчестве:
«В печи огонь горит, палит, и пышет, и тлит дрова; так бы тлело, горело сердце у рабы
Божией имярек по рабе Божием имярек во весь день, по всяк час…». Он очень
распространён в литературной традиции и является «общепринятым иносказательным
обозначением страсти» [2, 3] межкультурного плана. Идиолект Горького также включает
в свой состав лексемы группы огня для выражения любовного чувства: Думаю, - быть бы
мне богатому, эх – женился бы на самой настоящей барыне, на дворянке бы, ей-богу, на
полковницкой дочери, примерно, любил бы её – господи! Жив сгорел бы около неё [4, 405].
Применяет Горький образ огня и в пейзажных зарисовках (о природе средствами
номинаций природных явлений): …Зайдёт солнце, прольются в небесах огненные реки и
– сгорят, ниспадёт на бархатную зелень сада золотисто-красный пепел… (об отблесках
зари на листве) [4, 149].
Огонь в славянской мифологии - носитель правды, символ душевной чистоты, они
вместе с водой поддерживали порядок на земле. Соединение стихий проявляется
в
следующем контексте Горького: Таяла наша изба, вся в красных стружках…(о пожаре)
[5, 85], Всё вокруг – только медленное движение тьмы, она стёрла берега, кажется, что
вся земля растаяла в ней, превращена в дымное и жидкое, непрерывно, бесконечно, всею
массой текущее куда-то вниз, в пустынное, немое пространство, где нет ни солнца, ни
луны, ни звёзд [5, 108], - выражая в дискурсе автора тенденцию к целостному
мировосприятию, что находит своё подтверждение в мифологическом сознании древних,
дошедшее до нас в паремии: «Огонь – царь, вода – царица, воздух – господин». Наличие
молекул воды и кислорода необходимо для горения как физического явления, доказывают учёные современности.
Понимание славянами огня как враждебной стихии подвергается переосмыслению
в автобиографической трилогии Горького. Для изображения картины пожара Горький
часто использует бытовую лексику: По тёмным доскам сухой крыши, быстро опутывая
её, извивались золотые, красные ленты…тихий треск, шёлковый шелест бился в стёкла
окна…(о пожаре) [4, 45]; …Я выволокся в сени, на крыльцо и обомлел, ослеплённый яркой
игрою огня… (4, 46;. В тихой ночи красные цветы его [огня] цвели бездымно[4, 45];
Обугленные вереи ворот стояли у костра чёрными сторожами, одна верея в красной
шапке углей и в огоньках, похожих на перья петуха [5, 105]; Оставив часть мужиков
следить за хитростями красных змей, Ромась погнал большинство работников… [5,
102]. Образ петуха использован не случайно: пустить петуха в народной культуре
означает поджог [3, 443]. Воплощение огня в образе змея (змеи) тоже имеет свои корни в
мифологии славян: изгибы молнии напоминали им форму змея, причастного тем самым к
происхождению огня, охранявшей его, в сказочном повествовании
появился мотив
змееборства.
Традиционное понимание славянами образа огня, безусловно, находит отражение в
автобиографической трилогии М. Горького. С одной стороны, автор продолжает традиции
использования лексем огня в изображении человека, его психологического состояния,
портретных характеристик, расширяя круг лексических средств-репрезентантов образа с
учётом менталитета русского народа. В семантическую область «Человек – Огонь»
вовлечены номинации, описывающие внутренний мир человека (тлеет душа, жгучие
впечатления, горит человеколюбивая воля к жизни, вспыхивать обидой и гневом, огонь
веры). В область «Огонь – Человек» входят лексемы группы артефакт в изображении огня
как стихии (ленты пламени, раскалённый гребень, кровавые копья пламени, шёлковый
шелест). В состав сферы «Огонь – Природа» (огонь не противопоставляется природе, а
лишь конкретизируется как составная её часть) включены речевые образы, передающие
семантику огня (красные цветы
[огня], огни ползли пауками). «Природа – Огонь»
характеризуется наличием отыменного образования со значением цвета предельной
насыщенности (огненные реки [облака во время заката], огненные клесты, пепел [о лучах
угасающего солнца на листве]).
С другой стороны, в понимании сущности этой стихии Горький смещает
характерную для народного миропонимания полярность «добрый» огонь («живой»,
несущий тепло и свет) – злой (всепоглощающая враждебная сила). Пожар в
автобиографической трилогии – одушевлённая стихия, которую автор сознательно
поэтизирует. Отрицательные коннотации появляются в цикле повестей при описании
негативных, разрушающих эмоций (обида, зависть, ненависть, горечь от сгоревших книг).
Язык писателя структурирует свою, авторскую систему ценностей,
значимость
образа, наполняя его
несколько
отличным
от
утверждает особую
народной
традиции
содержанием. «Не любя – невозможно понять жизнь. Те же, кто говорит: закон есть
борьба, это слепые души, обречённые на гибель. Огонь непобедим огнём, так и зло
непобедимо силою зла!» (5, 61)
Литература
1. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. В трёх томах. Том
второй. – М.: Современный писатель, 1995. – 400 с.
2. Башляр Г. Психоанализ огня: Пер. с франц. – М: Издательская группа
«Прогресс», 1993. – 176 с.
3. Бирих А.К., Мокиенко В.М., Степанова Л.И. Словарь русской фразеологии.
Историко-этимологический справочник – СПб.: Фолио-Пресс, 2001. – 704 с.
4. Горький М. Собрание сочинений: В 8 т. Т. 6. − М.: Сов. Россия, 1989. − 480 с.
5. Горький М. Собрание сочинений: В 8 т. Т. 7. − М.: Сов. Россия, 1989. − 464 с.
6. Керлот Х.Э. Словарь символов. – М.: «RELF – book», 1994. 608 с.
7. Маслова В.А. Лингвокультурология: Учеб. пособие для студ. высш. учеб.
заведений. – М.: Издательский центр «Академия», 2001. – 208 с.