Выступление директора Фонда «Центр развития фондового рынка», председателя попечительского совета Фонда «Институт посткризисного мира» Данилова Ю.А. на пресс-конференции, посвященной презентации Доклада «Финансовая архитектура посткризисного мира: эффективность решений», в агентстве «Интерфакс» 29 июня 2009 года Спасибо! Я сосредоточусь на позиции Института, которая была выработана в ходе анализа документов, имеющих касательство к процессу G20, а также в ходе более глубокого исследования отдельных проблем, которые остались за пределами повестки дня G20, более глубокого экономического исследования. Я считаю, что саммит G20 в Лондоне, достиг тех результатов, которые ставили инициаторы этого процесса перед собой. Были выявлены причины того кризиса, который мы сейчас в мире наблюдаем и предложены решения по разрешению этого кризиса. Причем некоторые из этих решений, они многим нашим экспертам кажутся, условно говоря, потусторонними, не нашими, не касающимися России. В частности, вот с Алексеем Тимофеевым обсуждали одну из таких причин: процикличность систем стимулирования менеджеров корпораций, процикличность систем пруденциального надзора в части определения достаточности капитала. Я еще раз попробую повторить свои аргументы. Эта проблема, может быть, для России даже более значима, чем для других стран, потому что именно эта проблема привела к формированию в России избыточного количества плохих корпоративных долгов. Природа кризиса, который мы переживаем в России, это долговой кризис корпоративного сектора. А корпорации набирали эти долги, в том числе, и потому, что система внутреннего стимулирования была нацелена на то, чтобы, в конечном счете, привлекать как можно больше денег, начинать как можно больше инвестиционных проектов, не очень думая о долгосрочных последствиях, потому что система стимулирования краткосрочна, а инвестиционные проекты долгосрочны. Когда бонус человек получает через год, он вообще-то не очень думает, как отдавать этот кредит, за который он выступал сегодня, через 10 лет. Вот как это отразилось, в частности, на российской экономике. Российские эксперты в целом оценивают процесс G20 негативно. Мы охарактеризовали их позицию как перпендикулярную позицию. Они, в общем, действительно оказались самоизолированы от глобальной дискуссии. Они в большинстве своем говорят немножко о других проблемах, чем те, которые волнуют развитые страны. И в этом есть свои плюсы и свои минусы. По сути дела, в своих официальных предложениях к саммиту G20 голос России прозвучал голосом одинокого волка. Он пел не о том, что волновало развитые страны. Россия заявила некоторые проблемы, которые волнуют и развивающиеся страны, развивающийся мир. Есть и плюсы, и минусы в такой позиции России. Минусы в том, что мы не можем говорить на одном и том же языке с развитыми странами. Наши эксперты не могут, наши политики не могут. Представители наших ведомств, которые участвовали в дискуссиях, они крайне пассивно участвовали в дискуссиях. Кто-то говорит, что вообще все представители развитых стран молчали в рамках тех рабочих групп, которые были организованы в рамках процесса G20. Это минус. Есть планета людей и есть планета русских экспертов. Это две разные планеты, это два разных языка. Это минус. Но есть и плюс. Россия, благодаря (может быть, это парадоксальная ситуация) перпендикулярности своей позиции, заявила те вопросы, которые остались за пределами повестки дня G20, но которые в то же время касаются более фундаментальных причин, чем причины текущего кризиса. Они касаются тех накапливающихся глобальных диспропорций, которые могут привести в перспективе к более мощному и более разрушительному кризису, который мы назвали «глобальный цивилизационный кризис». Глобальный цивилизационный кризис по своим последствиям сопоставим с мировой войной. То есть, после такого кризиса, если он разразится в предельно острой форме, может действительно просто не остаться ничего, никаких институтов, которые вырабатывались человечеством на протяжении столетий. И в чем фундаментальная причина этого цивилизационного кризиса? Очень многие эксперты говорили о неэквивалентности обмена. Оппоненты отвечали им, что нет неэквивалентности обмена между развитым и развивающимся миром, потому что развитый мир предлагает инновации. Но есть другой дисбаланс, есть другая диспропорция, и она реальна, она бесспорна. С недавних пор, с 1999 года, т.е. в последние 10 лет, сбережения, которые делаются в развивающихся экономиках, перераспределяются в инвестиции в развитые страны. С точки зрения экономической теории, с точки зрения здравого экономического смысла, с точки зрения эффективности предпринимательских решений должно быть наоборот. Капитал из развитых стран должен идти в инвестиционные проекты, рентабельность которых выше, т.е. в инвестиционные проекты в развивающемся мире. Так всю жизнь и было, все время так было. Но с 1999 года направление сальдо потоков капитала, глобального потока капитала, поменялось. И теперь капитал течет из развивающегося мира в развитый. И вкладывается во все больше количество инструментов. А так как всегда и везде количество надежных инструментов примерно одинаково, то растет доля ненадежных инструментов. Ипотечный кризис в США 2007 года – яркий тому пример: деньги вкладывались, по сути дела, в воздух. И в воздух вкладывались не где-то там, в Индии или Китае, или в Филиппинах, или в России, Казахстане, Украине, деньги вкладывались в воздух в Америке. То есть, надежность инвестиций капиталов в развитые страны в последнее десятилетие резко снизилась и, может быть, стала даже ниже, чем надежность инвестиций в страны развивающиеся. Какие причины лежат в этом инвестиционном дисбалансе? На наш взгляд, есть две основные причины, два фактора, которые это предопределяют. Мы выделили 7 конкурентных преимуществ развитых стран перед развивающимися в финансовом плане, в плане привлечения капитала. Среди этих семи конкурентных преимуществ 5 – естественные, они очень сильные, они играют ведущую роль. В первую очередь, это более высокий уровень защиты прав собственности. Это никто не оспаривает, и здесь нет повода даже для дискуссии: в России права собственности совершенно не защищены по сравнению с тем уровнем защиты, который есть в развитых странах. И двигаться до уровня развитых стран нам по этому фактору еще очень и очень долго. Но есть два фактора, которые мы назвали факторами конкурентоспособности, основанными на монополии развитых стран. Это монополия на эмиссию резервных валют и монополия на оценки инвестиционной привлекательности стран. Важность оценок инвестиционной привлекательности стран все более и более растет. По нашим оценкам, примерно 80 процентов глобальных инвесторов, принимая инвестиционные решения, сейчас должны (не просто делают это, а должны это делать) ориентироваться на оценки инвестиционной привлекательности в той или иной форме. В первую очередь, это правило действует для консервативных инвесторов, для пенсионных инвесторов, для долгосрочных инвесторов. И если в таких рейтингах Россия находится на 36 месте, а Бахрейн находится где-нибудь на 12 месте, то инвестиции пойдут скорее в Бахрейн, чем к нам. Ну и естественно, что развитые страны находятся на первых десяти местах. Эта дискриминация развивающихся рынков связана, в том числе, с субъективизмом оценок. Ну, скажем, в британском рейтинге предпочтение отдается бывшим британским колониям. В американском рейтинге предпочтение отдается тем странам, которые экономически наиболее тесно вязаны с Америкой. Что касается резервных валют. Мы выделили несколько вариантов будущей мировой валютной системы. Понятно, что сейчас та система, которая существует, она отходит от моновалютной системы, основанной на долларе, и движется к двухвалютной системе, основанной на долларе и евро, и далее имеет тенденцию превратиться в многовалютную систему, это один вариант. Имеет шанс на существование проект создания наднациональных валют – это другой вариант. Вы знаете, что есть проект создания наднациональной валюты на основе специальных прав заимствований. Очень широко обсуждается в экспертных кругах проекты создания региональных валют, на мой взгляд, маловероятно реализуемые. В нашем докладе мы предложили для обсуждения экспертному сообществу еще один вариант, который учитывает и предыдущие варианты построения мировой валютной системы («золотой стандарт», «серебряный стандарт», «золотосеребряный стандарт», «золотовалютный стандарт»), но, тем не менее, отходит от тех недостатков, которые были им свойственны и отходит от тех недостатков, которые свойственны системам, основанным на национальных валютах. Мы предложили обсудить проект создания валютной системы, основанной на многотоварном стандарте, когда вместо одного только золота или вместо золота и серебра, в расчет берутся и другие биржевые товары, то есть, те товары, справедливость ценообразования на которые наиболее высока. Мы уходим от субъективизма, который будет свойственен валютной системе, основанной на специальных правах заимствования. Мы уходим от доминирования национальных интересов отдельных стран, которое неизбежно в том случае, если это будет система, основанная на национальных валютах. В теоретическом плане предложенная нами конструкция многотоварного стандарта, на мой взгляд, выглядит безупречно. Естественно, будет проблема в деталях, в технических деталях внедрения, которые могут оказаться очень серьезными. Они, эти детали, могут похоронить нашу теоретически безупречную конструкцию. Но могут и не похоронить. Эту проблему надо обсуждать. Я считаю, что если мы пойдем по направлению к многотоварному стандарту как основе валютной системы будущего, то выиграют от этого те страны, которые имеют наибольшие запасы вот этих самых биржевых товаров. В частности, Россия, Бразилия, из наших ближайших соседей тот же Казахстан, который имеет большие запасы нефти. Нельзя сразу перепрыгнуть какую-то стадию, нельзя сразу перейти от двухвалютного стандарта к многотоварному. Но в процессе движения к многотоварному стандарту преимущества получат Россия и другие страны с запасами полезных ископаемых. Ведь когда мы говорим, что какой-то Центральный банк, Национальный банк той или иной страны покупает доллар, это не означает, что он наличные доллары покупает. Он покупает казначейские облигации США, номинированные в долларах. И если, например, какая-то из таких стран, обладающих достаточными запасами биржевых товаров, выпустит государственную облигацию, не просто обеспеченную честным словом Правительства, а обеспеченную также и теми товарными запасами, которые у нее есть, то, мне кажется, той валюте, в которой будет выражена эта облигация, поверят очень многие-многие глобальные инвесторы, которые сейчас, в период кризиса, бегут от риска именно в товарные запасы. Все. Спасибо!