Букет земляники

Букет земляники.
Южаково. Корнилово.Чувашия.
Артемьев Ильдар.
г.Екатеринбург. Январь 2008г.
Ветхий деревянный мост, что навис над речкой Ямбаркой, походил на старого деда, который ходит,
опираясь на посох, и взвали ему на плечи груз чуть больше, чем он может нести, тут же и рухнет. Так и
мост латаный перелатаный, на подпорках, которые уже меняли много раз, мог рухнуть от любой
перегруженной машины, да, наверное, и просто так рухнуть от сгнивших балок и настилов, в которых
зияли дыры. И, не дай Бог, если в такую дыру попадет колесо машины. Вот и пришло время заменить
его современным бетонным. Старый закрыли, и все теперь ездили вброд через Ямбарку, ожидая с
нетерпением, когда закончат строительство нового моста. Машины отсыпали новую дорогу, подъезд к
мосту, укладывали бетонные пролеты, работали без выходных. Любопытствуя, я подошел по насыпи к
мосту, новые пролеты еще «дошли» только до середины реки, а мое внимание привлекли насыпи, и там,
отмытые после дождя, лежали куски прекрасного пегматита. Удивляться было нечему, прямо от моста, в
лесочке, что отделял Южаково от Корнилово, находились знаменитые копи «Чернуха». «Золотуха»,
«Богатое болото». Лес этот был перепахан так, что походил на место боев, которое бомбили и с воздуха
и с земли. Воронки разного диаметра и разной глубины и были этими копями, в которых лет так 200
местные горщики добывали топазы, аквамарины, цитрины, морионы, да и многое другое. Откуда возили
породу для отсыпки, догодаться было нетрудно, на краю «Богатого болота», на кромке леса и
распаханных полей, был уже небольшой карьер, из котрого брали породу и раньше для ремонта дорог. Я
вспомнил, что прямо у въезда в карьер была зацеплена мной жилка, из которой почти сверху, я добывал
морионы с турмалином, шерл, а иногда на друзочке поблескивал кристалл берилла. Может быть, карьер
расширили и зацепили эту жилку, вдруг она уходит на глубину, я-то ее вскрыл всего метра на полтора,
да и по длине она должна уходить в сторону карьера. Жаль, вспомнил все это немного поздновато, как
это раньше не спохватился, времени-то прошло вон сколько, скоро отсыпку закончат. И вот я у карьера.
Узнать его было трудно, старый-то больше походил на большую яму. А этот глубиной такой, что
экскаватор на дне, если бы задрал свой ковш кверху, и то не достал кромки карьера. Новенькие
«КАМАЗы», наполненные породой, с натугой вылезали из карьера, чадя соляркой. Я стоял на краю
карьера и любовался на только что открытую страницу геологической книги: на отвесных стенах
карьера отпечатались все геологические катаклизмы, что прошли за миллиарды лет. Мешанина жил и
пород, разнообразных по цвету и толщине, напоминали картины авангардистов, но куда им в сравнении
с природой. Те, кто занимается сбором минералов, всегда, находясь в этих местах, думают: вот бы
сдернуть дерн, покрывающий породы, и сколько открылось жил, которые, быть может, у тебя прямо под
ногами, а в них- занорыши. Ну, фантазиям нет предела, а перед тобой вот она мечта, где все обнажено, и
ты можешь обследовать каждую жилу. Спускаясь вниз на дно карьера, любуюсь стенкой, которая под
лучами солнца блестела миллионами слюдинок в белой, как сахар, породе полевого шпата, которую
прорезали чуть больше толщины пальца прожилки пегматита, в которых проглядывались маленькие
пещерки с наросшими чуть больше толщины спички черными турмалинами, иногда выглядывают
мелкие мориончики с глянцеватой поверхностью, которые сидели, как воронята в гнездышке, и чернота
отливала радугой побежалости. Зеленые породы змеевиков пересекались и смешивались с
гранитогнейсом, а в них, в этих гнейсах, диаметром до метра, как замурованные шары, блестели гнезда
биотита, который был такой мягкий и жирный на ощупь, что, казалось, это вовсе не камень. Да и трудно
назвать все это прочным камнем, к которому мы привыкли, потому что верхний слой на несколько
метров вниз был выветрен, и осталось только впечатление, что это прочная порода. Если ее ткнуть
пальцем, то палец проваливался в глубину, и не верилось, что такое бывает.
Все сохранилось; и
рисунок жил, и полное впечатление, что перед тобой прочнейший гранит. Вот поэтому без взрыва
экскаватор просто черпал эту породу ковшом, в которой местами сохранились и твердые куски
пегматита, желваки лимонита, больше походившую на окаменелую красную глину, в которой блестели
тысячи мельчайших кристалликов хрусталя, наросших на кварцевую пленку, эти желваки халцедона
пронизывают лимонит, и можно было выбрать прекрасный образец в виде пещерки, в глубине которой
светилось и переливалось это кварцевое чудо. В середине карьера когда-то была жила с гранатомальмандином, от которой уже не осталось и следа, и только кое-где попадались мелкие щетки наросших
кристаллов граната, которых найти уже было можно с большим трудом в этой мешанине пород после
работы бульдозера, который равнял площадку для экскаватора. На дне, где экскаватор дорылся до не
разрушенных пород, образовалось неестественное голубое озерцо, оно под лучами солнца переливалось
осколками аквамарина. Видимо, никель окрасил воду до такого цвета, который встречался зелеными
промазками в змеевиках вперемешку с мрамором, как в никелевом карьере в Липовке. На краю карьера
сохранилась дедовская копь, где когда-то добывали полихромный турмалин, и в отвале, которго сейчас
уже нет, попадались изредка эти чарующие многоцветные кристаллы.
Замолк грохот работающих машин, мужчины у костра разливали чай в алюминиевые кружки, хлеб
ломтями лежал на доске со шматками сала и колбасы. Видимо, обед. Я подошел и, не зная с чего начать,
сначала пожелал «хлеб да соль», а потом без перехода спросил разом всех: «Не встречались ли вам
кристаллы и разные минералы?» Они , перестав жевать, с удивлением уставились на меня, словно я
задал им такой вопрос, который, ну, никак к ним не относится. Один, видимо старший, ответил: «Ты,
это, спроси чего-нибудь полегче, а что такое кристаллы – мы понятия не имеем. Порода все это, для
отсыпки дорог, за которую нам платят, и бывает разной категории». Все закивали и стали наперебой
спрашивать меня, зачем я пришел да еще с кайлом и лопаткой. И тут меня прорвало : «Да знаете ли вы,
что на дорогу, которую вы отсыпали ушли такие самоцветы, что в некоторых музеях за них большие
деньги дадут!» Ну, тут меня понесло, и я с вдохновением, как перед аудиторией, начал исторический
ликбез об этих местах и о тех чудо-находках, которые вызывали восхищение у минерологов всего мира ,
не говоря о любителях драгоценностей. Когда зашла речь о стоимости самоцветов, мужики перестали
жевать и уставились на меня, как на инопланетянина или сбежавшего из сумашедшего дома. «Так,
значит, мы сидим на миллионах, а горбимся здесь день и ночь ради тыщи», - засмеялся экскаваторщик,
запихивая хлеб и сало в рот, при этом, успевая сказать: «Ну и заливать ты мастер!» Все потонуло в
общем хохоте. «Так вы мне не верите», - и я бросился к стене карьера, где выделялась особенно мощная
жила пегматита, зацепив щель, я кайлом обрушил породу, и открылся небольшой занорыш, в красной
глине «сидел» чистейший кристалл дымчатого хрусталя размером чуть больше спичечного коробка. Я
обмыл кристалл в воде голубого озера и торжественно нес его на раскрытой ладони. А он, как принц в
золотистой одежде, поблескивал всеми гранями, представ перед мужиками, которые повскакивали с
бревен и уставились на ладонь. «Ты это, наверное, с собой принес,»- спросил один, пока другие,
передавая друг другу, прищурившись, глядели сквозь кристалл на солнце, удивленно переглядывались и
все еще с подозрением смотрели на меня. Я позвал их к жилке и, пару раз ударив, еще выковырял
кристалл, но чуть поменьше. Микрозанорыш был небольшой, и ждать от него было больше нечего.
Мужики взяли у меня кайло и с остервенением дербанили жилу. Я остановил их и начал рассказывать,
как рождаются камни в занорышах. Обед прошел мигом, они уже по-другому смотрели на породы,
которые окружали их. Я попросил внимательно смотреть, и что вызовет у них подозрение, пусть
оставлять для меня. «А я вам огранку сделаю из этого камня, и вот тогда вы поймете, что такое
самоцвет.» «Ну, ты и так заморочил нам голову, как теперь работать, или на ковш смотреть, или на
породу, а у нас план, чудной ты, однако. У нас в Чувашии нет таких, не встречали,» - засмеялись они.
На следующий день готовый ограненный дымчак, который больше походил на золотистый цитрин,
был у меня завернутый в тряпочку и лежал в кармане. Лева, друг мой, огранил его так, что просто
залюбуешься: площадку сделал побольше, чтоб свет проникал в камень, дробился там на тысячи искр, и
казалось, что внутри не одно солнце, а солнечный хоровод, особенно когда камень поворачиваешь
вокруг оси, станок у нас в деревне редко отдыхал от работы. Я с нетерпением ждал встречи с рабочими.
Они уже ждали меня. Опять заглох двигатель экскаватора, перестали урчать моторы «КАМАЗов», и все
окружили меня. А я, как факир, достал тряпочку и незаметным движением сбросил ее с камня. Солнце
влилось в каждую грань, и я, раскачивая ладонь, подставлял камень лучам солнца. Ко мне тянулись
грязные руки со всех сторон, загрубелыми пальцами пытались взять его в руки, но он не давался им. Я
сам научил, как надо брать за рундист, и они попеременке брали его, и им никак не верилось, что их
вчерашнего кристалла можно получить «осколок солнца». Вопросы сыпались со всех сторон: и сколько
же граней, и как гранить. А главное, ну неужели, они вывезли на дорогу такие же камни, и почему я не
появился раньше. Один, самый молодой и самый молчаливый, последним взял в руку это маленькое
чудо, отошел ото всех, сел на глыбу и с каким-то детским восторгом поворачивал камень туда-сюда,
смотрел с обратной стороны, и видно было, что-то ворочалось у него в душе, что-то проснулось, и он
как-то удивленно воскликнул: «Какой же он радостный, и как жаль, что я раньше не видел такой
красоты». Он встал, подошел к тому месту, откуда был добыт кристалл, и с нежностью гладил породу
черной, измазанной солидолом и маслом рукой, а другой с силой сжимал ограненный камень, боясь
выпустить его из руки. «Слышь, а дома-то, в Чувашии, мне не поверят, что в простой породе, которой я
вывез тысячи тонн, скрываются такие солнечные камни?» Я засмеялся и ответил, что это только малая
частичка, что спрятана в этой земле, и не самая ценная. «Нет, это самый ценный, он первый из всех, что
я увидел, он мне будет сниться.» «Ты знаешь, забери его себе,» - сказал я. Он раскрыл ладонь, пытаясь
вернуть камень мне, и ему не верилось, что можно вот так вот просто расстаться с такой красотой. Все
мужики спрашивали меня, сколько же он стоит, и только он не задал мне этого вопроса, и я понял, что
отдал именно тому, кто из всех больше всего восхищен и еще больше взволнован, что в обыкновенной
породе, которую меряют кубами, может быть то, что стоит дороже денег. Они еще работали неделю,
оставили мне в правом борту мощную пегматитовую жилу, а сами дорабатывали участок, где жил с
пегматитом не было. В один из дней проехала платформа с экскаватором мимо дома, где в
Кайгородском мы живем все лето, проскочило несколько «КАМАЗов» мимо, и только один резко
затормозил, хлопнула дверь кабины. Кто-то постучал щеколдой в ворота. Я открыл дверь и передо мной
стоял, улыбаясь, тот парень. Он что-то прятал в руке за спиной и, смущаясь, протянул мне букетик
земляники с крупными сочными ягодами. «Ты знаешь, я хочу как-то отблагодарить тебя, денег ты не
возьмешь, цветы дарят женщинам, а это, как те камни-самоцветы, о которых ты рассказывал. Спасибо
тебе, дома в Чувашии я расскажу о тебе и об Урале. Всем буду показывать твой самоцвет,»- он неловко
обнял меня. Хлопнула дверь, взревел «КАМАЗ», а я еще долго стоял на дороге, смотря в след уходящей
в далекую Чувашию машине, в ней лежал чудо-камень, уехал человек, у которого открылась душа
навстречу прекрасному. И очарованный красотой самоцвета, его глаза будут видеть теперь не
кубометры земли для отсыпки дорог, а прекрасные породы, где рождается чудо природы – самоцвет
Урала.
Веточки земляники я поставил в стакан с водой, и когда падал взгляд на этот букет, то с моего лица
не сходила счастливая улыбка.