Фантомная боль - Dr. Tatiana Vincent

“Aнглия”,9-15 ноября, 2012
Фантомная боль
Так называемые фантомные боли являются
таинственным болевым синдромом, который слабо
поддается лечению. Ведь трудно лечить то, чего нет.
Кирилл Белан
Вера гордится тем, что она – человек приземленный. Down-to-earth, в хорошем смысле.
Это в России «приземленный» значит сбитый летчик, а на Западе это здоровая
расчетливость и успех. У Веры в ее сорок «с гаком» есть все - карьера, муж, ребенок,
моргидж в Лондоне. Все перспективное и запланированное. Есть только одно «но» Родина. C Родиной Вере никак не удается выяснить отношения, несмотря на все ее
расчетливость и практицизм.
- Сначала были живы родители, приходилось ездить навещать. Потом возня с
наследством. Я ведь не из Москвы, а из глубинки. Каждая поездка – километры нервов,
пыль на зубах, боль в спине. Если бы я выбирала страну рождения, Россия была бы в
последней десятке. Но и не ездить не могу. Глупо, правда?
Я молчу. Вера платит мне гонорар не за готовые рецепты. Я всего лишь помогаю ей
отбирать нужные для жизни ингредиенты, а «коктейль» взбивает она сама.
- Рада бы отвязаться, да что-то все время не срастается с продажей родительской
квартиры. Там ведь проблемы на каждом шагу, все не «для», а вопреки. Квартирантов
не пустишь – за ними глаз да глаз нужен. С коммуналкой все время какая-то
свистопляска. Набегаешься за какой-нибудь бумажкой, приползешь домой, а там в
подъезде нагадили, воду отключили, по телевизору какой-то бред. Ни в чем ни капли
здравого смысла...Бывает так гнусно, стыдно, что я русская, что одна из них. А
посидишь вечерком на даче с друзьями, потом утром проснешься – по радио гимн, за
стенкой соседи ругаются, в окно синичка стучит. И чувство такое, как будто я... дома.
Понимаете, у меня за долгие годы ни разу не было такого чувства здесь, в Англии.
Потом выхожу на улицу, и к обеду опять ненавижу! Уезжаю все время «навсегда», не
оборачиваясь. А через полгода опять в Россию тянет, зудит, как отрезанная нога.
Говорят, что родиться лучше всего в Швеции, учиться в Англии, работать в Америке, а
скучать – по России. Говорят, именно русские придумали ностальгию. Тоска по
родине, как любая тоска, чувство иррациональное, но кто ждет от русского человека
рациональности? Вера рассказывает о России как о живом человеке. И отношения
между ними рваные, бурные, как бывают между родными людьми – вместе тесно, а
порознь тошно.
Современную Россию любить трудно и не модно. А ведь любят. Скрывая это чувство,
стесняясь его, как интернатовские детки отчаянно любят и стесняются своей непутевой
матери. В нашей уникальной стране сложилась уникальная ситуация, в ней ностальгия
– удел даже тех, кто никогда не выезжал за границы бывшего Советского Союза. Тоска
по «совку» - фантомная боль нескольких поколений, с пеной у рта клянущих своих
бывших идолов.
История «опального» писателя Виктора Некрасова – пример высокого накала чувств к
Родине. В 1976-ом Виктор с женой и сыном был вынужден эмигрировать во Францию.
Его просьбу посетить родину советский посол проигнорировал. Больше писатель не
обращался. За два года до смерти он написал: "Нет, не тоскую я за Киевом. Разлюбил
его, потому что он разлюбил меня".
Огромная в прошлом страна, с ее невротическим нравом и жуткой наследственностью,
бросает своих «детей», по выражению Токаревой, «на ржавый гвоздь». В ответ
получает гремучую смесь любви-ненависти.
- Лучше умереть от тоски за родиной, чем от ненависти к ней, - говорил Некрасов
друзьям перед выездом.
Но позвольте, скажете вы. К чему такие страсти в наше время глобализации и стертых
границ? Сел в самолет и адью! Мы уже не «совки», парами идущие на субботник, а
свободные граждане мира. А ностальгия нынче успешно лечится фейсбуком.
Так, да не совсем так. Ученые мужи говорят, что личность - всего лишь слепок с
«лица» общества. Коллективное бессознательное, архетип, ментальность – этот
феномен называют по-разному. Можно вывезти себя из родного Краснореченска:
надеть костюм от «Brioni», сесть в бизнес-классе «Air-France» и отгородиться от мира
журналом «Esquire» - но вывезти Краснореченск из себя гораздо сложнее.
- Порой мне кажется, что я бессознательно саботирую продажу родительской
квартиры, – продолжает Вера. – Там, в России, совсем другой мир, и я другая. Могу
себе позволить то, о чем здесь, в Англии, и подумать не смею: пельмени на ночь,
выпивку, сплетни, грубость. Первые дни у меня там обычно чувство превосходства,
«избранности». Я как бы смотрю на «их» муравейник свысока – ну как же, заморская
штучка! Но через пару-тройку дней становлюсь такой же – злюсь, пихаюсь, суечусь.
Получается, я ненавижу в России то, с чем так долго боролась в себе самой, но без чего
не могу жить? Получается, я именно за этим туда и еду??..
Вера была поражена своей догадкой. Она думала, что нелюбимая «русская» ее часть
отрезана, предана анафеме и забыта. А она, оказывается, не только преследует хозяйку
фантомной болью, но и активно вторгается в ее бережно выстроенный внутренний
мир. Мир чистых линий, понятного, логичного дизайна.
Что же делать, спрашивает она? Борьба с фантомами – тоже вполне себе образ жизни,
вспомните хоть Дон Кихота. Но можно попробовать и договориться. Лучше живая,
активная часть личности, чем старый ноющий рубец. Лучше бурные частые ссоры с
матерью, чем иссушающая душу обида. Гениальный Хеллингер ответил бы Вере так:
- Мы становимся именно тем, что отвергаем в матери. Это завладевает нами. Все что
мы в матери любим – делает нас свободными.
Татьяна Винсент
DCounsPsy trainee, BPS reg
www.tatianavincent.co.uk