в формате формате WORD (*)

«Золотой век» еврейской поэзии в Испании
Передача 6 (17 апреля, суббота, 20:30)
из цикла «Роль книги в истории еврейской культуры»
Авторская программа д-ра Зои Копельман
Специфика еврейской жизни в мусульманской Испании в 9-13 веках
Литературное направление, о котором я собираюсь рассказывать, принято
называть «Золотым веком» еврейской литературы в Испании. Оно возникло и
расцвело в совершенно особой культурной ситуации, которая сложилась на
Пиринеях в Средние века.
Как известно, Пиринейский полуостров, т.е. территорию современной
Испании и Португалии, в 7 веке завоевали арабы-мусульмане, и в начале 10 века
там процветал независимый Кордовский халифат с эмиром Абд ар-Рахманом во
главе. Этот просвещенный правитель, а потом и его сын, правление которых
длилось с 912 по 976 год, превратили Кордову в цветущий город Европы. У эмира
была собрана богатейшая рукописная библиотека, при его дворе жили и творили
поэты, философы, ученые. Там считалось достойным быть сведущим в поэзии и
философии, которая увлекала арабских интеллектуалов во многом благодаря
переводам трудов античных греческих философов на арабский язык. Эмир
покровительствовал как словесному, так и материальному искусству: изысканной
архитектуре, огранке драгоценных камней, изготовлению богато декорированного
оружия и металлических сосудов, ткачеству, вышивке. Все, что связывается в нашем
воображении с орнаментальной и пышной роскошью арабского Востока – в
первую очередь, благодрая волшебному миру сказок "Тысячи и одной ночи", –
было присуще Кордовскому халифату тех лет.
По примеру Абд ар-Рахмана, его видные сановники также имели пышные
дворы и своих придворных поэтов, поощрали и содержали ученых и философов.
Положение евреев в Кордовском халифате было относительно свободным.
Ясно, что они жили своей общиной и в своих кварталах, но это скорее отвечало их
собственным запросам, чем являлось следствием дискриминации. В самом деле, так
им легче было жить по еврейским законам, т.е. питаться кошерной пищей, учить
детей Торе и заниматься Талмудом, вести свое галахическое судопроизводство.
Многие еврейские торговцы были вхожи в дома арабской знати, они
способствовали развитию международных связей и дипломатических отношений,
так как действовали через своих единоверцев, рассеянных по всему свету. Высокого
общественного положения добились также некоторые еврейские врачи.
Общая культурная атмосфера в стране влияла и на евреев, которые,
добившись богатства и влияния, тоже начинали материально поддерживать науки
и искусства, собирать манускрипты, приближать к себе поэтов, переводчиков,
философов, поощряли развитие еврейской религиозной учености и – что было
совершенно ново – еврейской светской культуры. Благодаря особой социальнокультурной ситуации Средневековье в Андалусии (так называли мусульманскую
часть Испании и Португалии) в 11-13 веках ознаменовалось небывалым расцветом
интеллектуального творчества и словесного искусства, отчего и получило название
«Золотой век» еврейской культуры в Испании.
1
Зарождение светской ивритской поэзии и ее связь с арабской поэзией.
Жанровая палитра ивритской светской поэзии.
Поэзия у арабов Андалусии была весьма почитаемым искусством, но это искусство
было строго регламентировано, т.е. подчинялось раз и навсегда данному делению
на жанры с жесткими требованиями к формальной структуре каждого жанра, к
подобающему ему образному и словесному материалу и правилам разработки
темы. Можно сказать, что арабская средневековая поэзия была в высшей степени
конвенциональным искусством. Поскольку у евреев Андалусии своей традиции
светской поэзии считай что не было, а арабский язык стал их родным, наряду с
ивритом, языком и донес до них очарование арабской поэзии, еврейские поэты
решили создать свою, ивритскую поэзию равной красоты и совершенства.
Вдохновленные социальной и культурной свободой, они поставили целью
воспроизвести нормы арабской поэзии на иврите, сохраняя те же жанры и следуя
тем же метрическим, структурным и тематическим образцам. А обильное
цитирование Корана в арабской поэзии они постановили заменить не менее
обильным цитированием Танаха, тем более что великий поэт Восточной школы
рав Саадия Гаон уже дал великолепные образцы использования Танаха как
источника языковых оборотов, образов и метафор и необычных грамматических
форм.
Об удивительном творческом подвижничестве еврейских литераторов,
которые с воодушевлением принялись создавать светскую ивритскую поэзию как
гебраизированное (т.е. выраженное на иврите) подобие арабского стихосложения,
мы знаем из замечательного литературного памятника – написанной по-арабски
"Книги бесед и упоминаний" ивритского поэта Моше ибн Эзра. Этот трактат был
написан мэтром ивритской поэзии на закате дней как наставление потомкам. В нем
он рассуждает о месте поэтического искусства и красноречия в ситсеме наук,
излагает историю арабской и еврейской поэзии с древних времен до своего
времени, дает фрагментарные жизнеописания видных ивритских поэтов "Золотого
века" и приводит собственную биографию, а главное – дает подробнейшее
описание формальных правил, которых следует придерживться начинающему
поэту, дабы не посрамить высокого искусства изящной словесности. Все правила и
законы арабского стихосложения и их воплощение на иврите Моше ибн Эзра
иллюстрирует примерами из арабской и ивритской поэзии, и среди последних
большинство взято из его собственных стихов. Трактат Моше ибн Эзра
неоспоримо доказывает нам, что еврейская культура той эпохи сумела творчески
воспринять и переработать на свой лад достижения внешней, нееврейской
культуры.
Так на иврите возникли оды (т.е. славословия), адресованные вельможепокровителю. Ода – на иврите "‫ – "שיר שבח‬с немыслимыми преувеличениями
восхваляла реальные и стереотипные достоинства благодетелей, изощряясь в
описании их щедрости и просвещенности. И действительно, чем щедрее меценат,
тем более вдохновенно и благодарно пишет о нем покровительствуемый им поэт, а
чем просвещеннее этот меценат – тем больше у него шансов оценить
непревзойденное поэтическое искусство обласканного им стихотворца. В мировой
культуре этот жанр хвалебных стихов, обычно оформляемых, как послания,
известен под арабским названием «касыда».
Другой важный жанр – гимн вину, жанр, особенно уместный на званных
пирах в домах у знати. Стихи о вине прославляли внешний вид красного, как кровь
2
вина (обычно, кровь виноградной лозы); его игру в стеклянном прозрачном бокале
сравнивали с чудом – описанной в Торе казнью Египетской, когда соседствовали
лед и пламень: «град, и пламень вспыхивает внутри града» (Исход, 9:24;).
Воспевалось также веселящее и утешающее действие этого удивительного напитка,
например, так:
Вино прохладой освежит, когда жарой объят весь свет,
От зноя тенью защитит, уймет лучей палящих свет.
Когда мороз, как лютый враг, нежданно явится чуть свет –
Согреет и спасет от мук меня хранитель вин бурдюк.
О дочери лозы, пленен я сетью ваших чар.
Дарует силы мне вино, струясь рекой из полных чар.
Из нищих делает вельмож оно волшебной властью чар.
В скитаний дни и в дни разлук бокал – целитель мой и друг.
Пер. Я. Либерман
Эти стихи о вине написал вышеупомянутый Моше ибн Эзра. Поэт использовал тут
один из излюбленных риторических приемов эпохи – сопряжение
противоположностей: "прохлада – жара", "мороз – согреет", "враг – спасение". Но
главное – эти стихи рифмуют одно и то же слово в разных значениях, так
называемая омонимическая рифма, в использовании которой Моше ибн Эзра был
непревзойденным искусником.
Третий жанр – стихи о любовной страсти, адресованные безымянной
красавице или даже красавцу (что никоим образом не следует понимать как
свидетельство о распространении гомосексуализма у евреев). То не были
романтические стихи о реальных чувствах к избраннице сердца. Поэта больше
занимала сама возможность создать стихотворение по заданному канону и в то же
время поразить слушателей красотами языка и неожиданными сравнениями.
Объектом страсти выбиралась какая-нибудь из подавальщиц на пиру, или
виночерпий, или танцовщица, или служанка. В этих стихах влюбленный поэт
жаловался на «жестокость» своей любимой, на то что «стрелы ее взглядов»
изрешетили его, воспевал ее черные, как вороново крыло, волосы, белоснежный
висок, румяные, как яблоко, щечки и т.п. При этом чем больше разных образных
рядов соединит поэт для характеристики одного и того же предмета, тем более он
достоин похвалы. Вот, например, обращенные к девушке строки из разных
любовных стихотворений Иегуды Галеви:
Солнце, из-за облака кос свет своей щёчки скорей выводи
И, ликом путь озарив, раба, больного любовью, освободи.
Златоволосая лань, венец земной красоты –
Как же как хищный лев терзаешь юношей ты?
Газель, что солнцем взошла, – друга долгим отсутствием истомила:
То ли меня погубить обет дала, то ли беду мне тайком уготовила.
Живые – ее волею живы пока, а почивших она
взглядом к жизни опять возвратила.
Речи ее очарованья полны: каждое слово – хрусталь,
их в ожирелье нитью она срепила.
3
Эти подстрочные переводы не отражают не только метрической организации
стиха, они никак не отражают связи поэтического текста с текстом Танаха.
Вообще, читая русские переводы средневековой поэзии следует постоянно
помнить, что все эти куртуазные сравнения формулировались на библейском
иврите, что поэты обыгрывали библейские метафоры и обороты, которые в
оригинале нередко служили для описания проникнутых святостью эпизодов. Так
развивалось двойственное отношение к тексту Танаха – сакральное и
литературное, санкционированное еще равом Саадией Гаоном в его стихах.
4