1.Ты спишь?.. Ты спишь? Не спи. Давай болтать о главном –

1.Ты спишь?..
Ты спишь? Не спи. Давай болтать о главном –
О расстояньях между городами,
Которые проходят пилигримы.
У них в котомке соль, краюха хлеба –
Ржаного, с хрусткой корочкой… А знаешь,
Когда весной из леса тянет прелью
И дым костра доносит горький ветер,
Мне хочется идти, идти просёлком
На Русский Север, где монастыри
Стоят на месте капищ позабытых,
Где тёплый ягель нянькает бруснику
И рыжих сосен тонкие стволы
Родят янтарь, играющий на солнце…
Ты спишь? Не спи. Не спи, давай шептать,
Пугая тени в лунном полумраке, –
О том, что с неба падает звезда,
И, если проводить её глазами,
Узнаешь о причудливых краях,
Куда от века ходят пилигримы –
И я пойду однажды. Ты со мной?..
Ты спишь. А с неба падает звезда...
2.Светка
Санька сгорал на работе, Светка варилась на кухне,
Курила три пачки в сутки, смотрелась в мыльные оперы,
Видя своё отраженье в чёрном волшебном ящике
С гарантией где-то годик на счастье в неравном браке,
А после - чёрные дыры...
Санька седел на работе, Светка сидела Вконтакте,
Строчила верлибры о сексе (точней об его отсутствии),
О Плавске, детстве и школе, но больше о том, как добреющий
Муж влюбился в работу, забыв, что его работа Делать Её счастливой...
Муж зависал на работе, Светка висела на люстре,
И нимбом люстра светилась над падшим бескрылым ангелом,
Стёршим своё отраженье в чёртовом чёрном ящике...
На грязном полу же валялись мятые фотки со свадьбы
И разбитое Светкино сердце...
3. Не помню...
Не помню,
почти ничего не помню,
где двери, ступеньки, окна,
как расположены комнаты,
что мы пили, ели,
о чём говорили, как ты звал меня,
как прислонялся ко мне
всей своей душой,
не помню, ничего не помню…
Только одно не уходит из памяти
неслучившегося –
как твой дом переворачивался
вверх тормашками,
стоило мне подойти к нему.
Как он становился котёнком,
желающим только, чтобы ему
погладили живот.
Он долгие годы стоял на животе,
как стоят на своём –
все дома стоят на этом…
Никогда не смогу
упрятать это видение
в глубину забвения,
как всё остальное,
которое мне помнить
больно,
как бывает больно помнить то,
что ты никогда не сможешь связать
со своей жизнью
4.Час волка воет на луну...
Час волка воет на луну –
Ребро щербатое.
Окурки мыслей на столе
И рюмка мутного.
С тобой на чёрной простыне
Тоска дремотная
Лежит, колени разведя –
Жена законная.
Ты погружаешься в неё
И забываешься.
Пусть лихо – тихо, не буди,
Баюкай шёпотом.
Скрипят, вращаясь, жернова
Небесной мельницы;
Из муки вымелют муку –
Краюха к празднику,
Когда изгложет волк луну
В дремучем логове,
Родит брюхатая тоска,
Да от любовника,
Когда завянет чертоплод
На светлой памяти.
5.Гениальный писатель
Гениальный писатель не курит, не пьёт.
Встанет рано, спортивной трусцой пробежится,
примет душ, приготовит на завтрак омлет
и любимой в постель принесёт вместе с кофе,
не забыв повторить, как он любит её,
как она вдохновляет, как ей благодарен.
Гениальный писатель идёт в кабинет
с полной сумкой идей, за компьютер садится
и по 20 страниц за присест выдаёт,
неподвластных векам и редакторской правке.
В год по книге выходит, а то и по две,
принося миллионы и диспуты в прессе.
Он с женою объездил весь мир. Ну почти.
Приглашают. На хинди уже переводят.
У него ещё сеть магазинов и банк –
гениален во всём гениальный писатель...
Так считает моя завитая мадам.
И грустит, что я гением быть не согласен.
6. Новости
В Швеции уборщица угнала поезд
Они не догонят. Ладони легко
Касаются звезд изумрудных.
О, как мимолётен карьерный скачок
Уборщицы до машиниста.
В Канаде с фермы украли туалет
Не потянешь ипотеку?
С мамой затяжной конфликт?
Выбирай жильё доступней!
Ну, хотя бы туалет.
Преступник оставил за собой след из чипсов Сheetos
Гретель, нынче вечеринку
Гензель глупый обломал.
Ведь не только ведьма видит
Крошки чипсов, но и коп.
7.Среди булавок
На дачном чердаке в большой коробке,
Замотанной надежно паутиной,
Пылятся много лет воспоминанья:
Две пуговицы, детские тетрадки,
Булавки, пожелтевшие открытки,
С погнутыми краями фотоснимок,
Запечатлевший мир провинциальный:
Размытая дорога возле рынка,
Под лавкой спит бездомная дворняга,
Вдали блестит на солнце купол храма,
Похожий на буденовку солдата.
А в центре, в белом платье и косынке
Девчонка улыбается кому-то,
В худых руках садовые ромашки,
У ног лукошко, полное малины.
Девчонка эта – бабушка Тамара,
Прошедшая войну, Сырецкий лагерь.
Ей предстоят страдания Марии:
Присутствовать на страшной казни сына.
Но это будет позже, а на фото
Глаза девчонки светятся от счастья.
И пуговицы светятся огнями.
…Их срежет бережливая Тамара,
Как будто перезревшие маслины,
И пронесет с собой, и сохранит их
В коробке жестяной среди булавок.
8. Натюрморт
кто из дома,
кто в дом
под крыло замолчавшей кукушки
но ни тем ни другим никуда не удастся дойти
шасть!!! - и нет никого
хвать!!! - и нет на земле человечка
лишь его голосок остается скрипеть и взлетать
на холодных качелях
уставших свободных качелях:
кто из дома,
кто в дом...
кто из дома,
кто в дом...
непридуманный мир
разъедается несовершенством
абсолют невозможен и круг никогда не замкнуть
точка в нижнем углу
разрушительна для натюрморта жжёт листву старый бомж
дым поднявшись становится небом
кто из дыма,
кто в дым
безмятежно бубнит старичок
кто из дыма,
кто в дым
9.Летний квас
Облако - причудливый монстр Дефилировало в окне зелени.
Уплыло.
Ветер ворошит листья.
Вином / вольно изложенным
ноктюрном одуванчиков/ ли
испить лето?
Закваску пасмурных будней
залить водой размышлений,
добавить хлеб мысли,
сахар беспочвенной грёзы.
Дрожжи чувств - нужны?
Разве чуть - чтобы скисли
мечты...
Денёк,
другой.
А вот и квас
/клокочущий верлибр
авторского стихоброжения/!
Пузырьки тайнописи
поднимаются построчно,
покалывая череп изнутри...
10.Ода белому стиху
Бытует мнение, что белые стихи
Бледнее, примитивней и скучнее
Стихов, украшенных изящной рифмой,
В них никакого благозвучья нет.
Готова опровергнуть заблужденье:
Ведь преломлённый призмою таланта
Стих белый станет ярче и нарядней
Расцвеченного рифмою стиха.
Так женщина, смыв пудру и румяна
И прочие красоты макияжа,
Оставит на лице своем улыбку
И внутреннего мира красоту.
11.Читая сказки…
…одна из множества абстрактных обезьян,
ударяющих случайным образом по клавишам печатной машинки,
в течение неограниченно долгого времени –
рано или поздно напечатает любой, сколь угодно гениальный, роман…
Теорема о бесконечных обезьянах.
(в одном из многочисленных вариантов формулировки)
Когда бы Золушка хрустальный башмачок не потеряла на ступенях замка –
то принц её бы не искал.
И не нашёл бы.
И сказка, столь известная – увы! – не состоялась бы.
Когда бы Кай – случайно! – осколок зеркала не получил бы в сердце,
и Герда бы на сутки опоздала,
а слово "Вечность" было сложено́ –
то не было бы сказки.
Совершенно.
История совсем другой бы стала.
И вряд ли кто из сказочных героев
сумел ожить бы в наших детских снах.
А наша жизнь? Игра? Закономерность?
А, может, неоконченный роман,
который мелом пишет обезьяна
на чёрной звёздной грифельной доске?
Её хозяин, бог, Великий Ра́ндом,
читает труд служанки.
И словам он придаёт реальность –
в снах – своих.
А мы лишь строчки, мы – слова и буквы,
все смыслы наши, суть – всего случайность.
Что кажется нам смыслом –
стало им с божественным прочтением…
Удачей…
Звучит не ново…
Только вот оно, что беспокоит и гнетёт:
а вдруг – случайный текст в момент какой-то станет
бессвязным,
скучным богу?
Что тогда?
Чем нам тогда предстанет жизнь?
Замрёт ли?
Закончится коллапсом?
Точкой?
Чем?
И вот ещё что интересно мне:
а сколько их всего, мартышек этих?
И где они сейчас, те строки, что –
в бред воплотились?..
в брак?..
в недоуменье?..
А, может – мы и есть тот самый бред?
А может мы – прочитаны давно?
Пылимся, где-то там, на антресолях…
Мне иногда приходят эти мысли…
Читая сказки…
12. Нежность
...Par delicatesse
J'ai perdu ma vie.
A. Rimbaud {*}
Из-за нежности
я погубил свою жизнь.
А. Рембо (франц.)
Передо мной она - в центре двора вокруг помпы,
вечная лужа, в которой отражается огненно-синее небо,
цветное зеркало в лучах последней славы
дневной звезды на фоне густеющих чернил.
Когда-то я искала в ней твой образ нежный, тонкий, невесомый.
Ты стояла, облокотившись на перила узкого балкона,
а я ощущала прикосновения к моему сердцу
крыльев бабочек, порхающих серебряным нимбом вокруг твоего чела,
и оно тоже становилось крылатым.
Ты была моей феей. Моей мечтой. Моей болью.
Твой волшебный образ морочил мои сны
и я судорожно обнимала влажную подушку,
не понимая, что со мной творилось...
А днём пряталась от тебя с одержимостью героя,
которому непременно надо было донести
до штаба противника бомбу...
Моей бомбой была моя тайна.
Мне было 12 лет.
Потом 13.
Потом 14....
Потом 20.
А потом меня выдали замуж.
Бездну лет уже бескрылый комок в моей груди истекает бессилием и тоской.
Иногда он почти взрывается, но тут же умолкает, дрожа порывисто и жалко,
затихает бесполезный убогий мятеж вечного каторжника.
И опять там, внутри, нелюдимо, холодно и сонно,
как под сводами подземелья замка Графа Монте Кристо.
Я опять стою у колодца и ищу в бездне лужи тебя.
Но в ней только великий дух ночи, ждущий своей очереди,
хранитель моей детской тайны.
И мне, посеребревшей бывшей девочке, так хочется кинуться в эту бездну,
но не для того, чтобы умереть,
а чтобы поймать отблеск тайной мечты в час, когда вечерние колокола причитают
в бесконечной мольбе об её исполнении...
.................................................
Солнце село.
И скоро небо - огромная чёрная курица, уронит в мою лужу золотое яйцо-луну.
А я унесу с собой вопрос, на который так и не нашла ответа:"Что такое нежность?"
13.Лопасненские мотивы
Макушка лета выдалась прохладной.
Вишнёвый сад, уставший от дождей,
шагнул в туман у берега Лопасни
и там пропал… должно быть, заблудился.
А мы с тобой блуждаем в нашем прошлом,
рука в руке – боимся потеряться.
И чувства, словно выросшие дети,
упрямы, своенравны, непослушны.
Так хочется увидеть всё иначе:
июльский плёс, и песни под гитару,
и смех другой, восторженной девчонки.
Но мы, как тени чеховских героев…
Чего мы ждём? Смотри, уже светает,
и новый день – бессмысленная вечность –
тягуче поднимается с востока,
где зреют тучи, цвета спелых вишен.
И с ветром молодым в окно струится
зелёный запах скошенной люцерны.
Но где же ты?.. причудливая память
тебя сегодня ночью воскресила,
вернув тепло родной руки... А утром
проснулся дождь, серебрян, нескончаем.
И первая бессонница июля
тревожной чайкой кружит над Лопасней.
14.По словесам Бояна
Лисицы брешут, бьётся стая
Лебедей. Див кличет. Боян грае.
Стогне град Тмутаракань.
Полно волкам рыскать полем,
Вои чёрные рвут кадила с рук.
Масло закипит, да зола из ока.
Пьёт огонь чёрный Марево.
Дым свивает в руно чёрен грак.
Скрещены мечи, да улов изъят.
Из червленых лат кропит яд.
Не насытятся крови вороны.
Стогне град колокольный.
15.Рождение Любви
Новую Радость ты сразу заметить сумеешь, если она поселилась в твоём подсознании клейким росточком, который умылся дождями, в грунте взрыхлённом согрелся, от ветра
запрятался.
Новому Счастью уже ты пытаешься верить, если оно, словно тесто в агонии мечется,
дышит всей грудью, боясь молоком захлебнуться, горечью новых предчувствий и
привкусом сладости.
Воздух губами хватая, и вверх разрастаясь, мысленно тянется Счастье всё выше, как
облако… Вряд ли сожмёшь его, вряд ли руками удержишь, если оно поползло по
тропинкам нехоженым.
Видно, Любовью своей управлять невозможно, если она, как ребёнок в утробе сжимается.
В ней и невинность, и жажда свободы крылатой, и ощущение схваток и боли рождения.
Выжить бы надо, на свет появиться однажды. В комнате Жизни губами притронуться к
лотосу. В матрице новой родившись, предстать на пороге, чувствуя запах святой
утешительной Истины…
16.Старые тапки, муха или о том, как ты уходил
ты уходил так тихо, что от жужжанья мухи
ярость во мне вскипала. и мухобойка где-то
пряталась партизаном, а на полу два тапка,
стоптанных, полурваных: "все-таки ты - неряха!
разве такие дранки можно носить годами,
даже не замечая?" думала и искала,
чем бы мне муху шлепнуть, злилась еще сильнее,
что мухобойки нету, что копошишься долго,
тихо и беспристрастно, хоть бы, какое слово,
пусть даже будет матом, но нестерпимо бесит
пренебреженье молча. я подняла два лаптя,
нет, лапти все же краше, в общем, взяла я в руки,
то, что давно когда-то, мы называли тапки,
в комнату дверь открыла, где паковались вещи,
тихо, без склок и шума, словно ложились сами
в пузико чемодана. а собиравший это
взгляд удивленный бросил и улыбнувшись мило,
вынырнул из нирваны и произнес спокойно:
"Трогательно, спасибо, эти вот два ошметка
вытащил я из тумбы, обувь перебирая,
выбросить собирался, только подумал, тапки все-таки ведь чужие, вдруг и тебе, как память
дОроги, раз хранишь их". тут чемодан наевшись,
рот свой закрыл беззвучно, руки его схватили
и утащили к двери. даже шагов не слышно,
мне показалось, только, руки здесь побывали,
не было б слов о тапках - не было бы и тела.
да, вот настолько тихо, ты уходил, а муха
все донимала звоном. я покрутила тапки чьи они, в самом деле? в памяти покопалась,
но не найдя ответа, вышла в просвет прихожей.
как наважденье, даже, дверь ты закрыл бесшумно...
муха промчалась звуком, прячась в тенях одежды,
где-то металась нервно, был и фонарь напрасен.
и, разозлившись напрочь, я запустила тапки
в дверь, на лету сбив муху. стало настолько тихо,
лучше б она летала. села и разрыдалась,
страстно себя жалея, жутко тебя ругая,
глядя на тельце мухи, ставшее жирной точкой
в нашем с тобой романе...