Рецензия. Преподаватель кафедры библеистики Института
реклама
Рецензия на: «Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета в современном русском переводе под ред. М.П. Кулакова и М.М. Кулакова» Всякий новый перевод Библии является поводом для радости, поскольку свидетельствует не только об интересе (возрастающем?) к библейскому тексту, но и об обогащении языка и культуры перевода. Кроме того, новый перевод – это всегда возможность посмотреть на знакомый текст по-иному. Однако новый библейский перевод – это и определенный вызов: ведь читатель оказывается в ситуации множественности переводов, существования нескольких альтернативных версий авторитетного текста. Особые трудности появляются в тех случаях, когда на протяжении долгого времени доминирующим был какой-либо один перевод, который определил развитие богословской терминологии и стал частью литературного мира той или иной культуры (как это было вначале с церковнославянским переводом Библии, а затем и с Синодальным). Появление в начале 2015 г. еще одного полного перевода Библии на русский язык окончательно и бесповоротно ставит русскоязычного читателя в ситуацию существования множественности переводов. Новый перевод выполнен группой профессиональных переводчиков Института перевода Библии при Заокской духовной академии (под редакцией М.П. Кулакова и М.М. Кулакова; далее в ряде случаев мы будем обозначать новый перевод как «перевод Кулакова»). Кроме ставшего классическим Синодального перевода, в 2011 г. вышел в свет перевод Библии, осуществленный Российским Библейским обществом и который также успел завоевать популярность среди читателей. Конечно же, можно возразить, что ситуация «множественности переводов» была и до этого года, достаточно просмотреть библиографию русскоязычных библейских переводов. Однако ни один из предыдущих переводов не стал достаточно популярным и авторитетным, чтобы составить реальную конкуренцию Синодальному переводу. А вот переводы РБО и Кулакова вполне готовы к соперничеству за читательское внимание, поскольку сделаны профессиональными переводческими командами и, что немаловажно, свой выход в свет предваряют определенной информационной подготовкой аудитории. Думаю, многим читателям уже сегодня стоит поискать на своих книжных полках место для нового издания. Подробный анализ и оценка нового перевода, а также сравнение его с другими версиями – задача будущего. Для первого ознакомления достаточно прочитать несколько страниц нового перевода. Удобнее всего это делать с небольшой по размерам книгой, что даст возможность составить цельное представление об особенностях переводческой стратегии и тактики. Именно поэтому мы остановили свой выбор на книге Ионы, которую мы и используем для первого знакомства с переводом. Впрочем, прежде чем перейти к чтению текста, необходимо сделать несколько предварительных замечаний. Как правило, читатели привыкли оценивать переводы, говоря об их «правильности», «верности», «точности», полагая, что существует тот самый единственный эквивалент, который точно передает значение оригинала. Однако работа переводчика часто похожа на работу художников: обладая одинаковой технической подготовкой, они очень по-разному могут изобразить один и тот же предмет, поскольку сами очень по-разному могут воспринимать действительность. Каждый перевод – это всегда новое прочтение текста, попытка воссоздать его в новой коммуникативной ситуации при помощи доступных языковых средств. Можно даже сказать, что у каждого перевода – свое особое звучание, своя тональность. Вот об этом звучании нового перевода Библии и пойдет далее речь. В области переводоведения существует термин «субъективная теория перевода», который указывает на тот простой и очевидный факт, что у каждого из нас существуют определенные представления о том, что такое перевод как феномен человеческой жизни, как следует переводить и каким должен быть «идеальный» перевод. Поэтому в своих оценках мы исходим именно из этих (как правило, неосознанных) представлений. Кроме того, большое влияние на восприятие нового перевода может оказывать тот перевод, который стал общепризнанным, своего рода «эталоном» в данной культуре. Таким для многих поколений русскоязычных читателей был Синодальный перевод. Проблема может быть в том, что при создании нового перевода его авторы могли исходить из совершенного иного набора критериев, чем те, которыми руководствуемся мы. Эти критерии могли быть сформированы читательским и переводческим опытом переводчиков, а также теми целями, которые ставили перед собой создатели и та аудитория, к которой они обращались. Все это означает, что новый перевод следует оценивать на основании тех целей и задач, который сформулировали его создатели. Иначе можно критиковать переводчиков за то, к чему они вовсе и не стремились. После традиционного «реверанса» в сторону Синодального перевода, издатели Библии под редакцией Кулакова указывают основной мотив, который побудил их к созданию нового перевода: «новая эпоха потребовала нового перевода Библии на современном русском языке, более близком, чем язык Синодального перевода». Основной целевой аудиторией являются не профессиональные исследователи библейских текстов, а те, кто «не живет в мире языка и ценностей ближневосточной культуры», доступ к которым он имеет только через посредство «словаря или тезауруса». Ничего не говорится о церковном статусе целевой аудитории, однако в качестве основных функций нового перевода указывается частное духовноназидательное и молитвенное чтение, а также использование в богослужебной практике. Базовый принцип, на который ориентировались переводчики, сформулирован несколько парадоксально: «переводить буквально, насколько возможно, и свободно, насколько необходимо». Причем, как мы постараемся показать ниже на примере одного библейского текста, преобладает скорее вторая тенденция («свободно, насколько необходимо»). Таким образом, в последних значимых проектах по переводу Библии на русский язык заметна явная тенденция к отказу от буквалистской переводческой модели (перевод Нового Завета В.Н. Кузнецовой, перевод Ветхого Завета под ред. М.Г. Селезнева, перевод Библии в Заокском). Выбор целевой аудитории определяет ряд важных переводческих решений. Библейский текст многомерен и многозначен. Одна из задач, которую ставили перед собой переводчики – «подсказать» читателю эту многомерность «без понуждения обращаться к упомянутым словарям и отдельным комментариям». Решить поставленную задачу можно разными способами: посредством вступительных статей, примечаний, а также посредством раскрытия части имплицитной информации внутри самого текста. Авторы перевода используют все указанные средства. И если первые два достаточно привычны, то третье используется переводчиками Библии достаточно редко, тем более в русскоязычной среде. Имплицитную информацию также можно раскрывать достаточно по-разному, например, при помощи курсива, который в данном проекте выполняет несколько функций: иногда он используется как средство создания связности текста, а также для раскрытия культурной имплицитной информации. Признавая правомерность использования данного средства, все же остается вопрос о том, насколько удобным он является для читателя. С одной стороны, он делает текст более понятным, но с другой стороны, обилие курсивных вставок вступает в некоторое противоречие со стремлением представить Библию как художественный текст, поскольку может препятствовать плавному чтению текста. Кроме того, использование курсива ставит вопрос о статусе информации, представленной таким образом. Имплицитная (лингвистическая и культурная) информация является одной из непременных составляющих значений текста, а потому имеет не меньшее право быть обозначенной в тексте, чем информация эксплицитная. Необходимость и степень ее раскрытия зависит лишь от релевантности ее для конкретной аудитории. Но, в любом случае, она является непременной частью значения текста. Однако курсив как семиотический знак ставит вопрос о статусе информации, представленной таким образом: означает ли он, что данная информация является интерпретацией переводчика, вторичной по отношению к основному тексту? Курсив может предполагать, что переводчики не уверены в обязательности подобных экспликаций, то стоит ли в таком случае вносить их в текст, имеющий авторитетный статус у большей части читательской аудитории? Впрочем, во многих случаях курсивные вставки полностью оправданы. К очевидным плюсам издания можно отнести использование разнообразных примечаний, в которых содержится как филологическая информация, так и комментарии, поясняющие исторический контекст. Кроме того, в примечаниях даются альтернативные варианты перевода, что позволяет читателю расширить свои представления о природе библейского текста. Важным представляется и то, что каждой книге Библии предпосылается краткое введение, дающее общее представление о времени написании, авторстве и основных темах произведения. Такого рода введения позволяют читателям узнать базовые параметры первоначальной коммуникативной ситуации библейского текста. И, конечно же, нельзя не отметить еще один важный аспект переводческой стратегии – это стремление представить библейский текст не только как религиозный памятник, но так же и как художественное произведение. В последнее время исследователи обращают все большее внимание на различные аспекты литературности библейских текстов, которые помимо своего религиозного и нравственного значения свидетельствуют о наличии высоких художественных качеств. При переводе литературных текстов важно помнить, что литературным текст является не сам по себе, но лишь с точки зрения той культурной и литературной системы, внутри которой он возникает и функционирует. Вне этой системы текст может не восприниматься в качестве художественного. Иными словами литературность текста – явление прагматическое, то есть текст воспринимается как литературный только в том случае, если он соответствует нормам и критериям «литературности» в данной культуре. Авторы библейских текстов следовали тем литературным нормам, которые существовали в их культуре. Поскольку культурные нормы и представления о критериях литературности меняются, то библейские произведения не могут автоматически рассматриваться как литературные произведения в рамках нашей культуры. Исходя из этого, теоретики перевода проводят различие между «переводом литературного текста» и «литературным переводом текста». В первом случае («перевод литературного текста») речь идет о переводе текста, который рассматривался в качестве литературного в культуре оригинала, но может не быть таковым в новой коммуникативной ситуации. Когда мы говорим о «литературном переводе текста» – это означает, что перевод должен отвечать хотя бы некоторым требованиям, которые в принимающей культуре выдвигаются к литературным текстам. Заокский перевод можно отнести ко второму тип («литературный перевод древнего текста»). Такая стратегия, по мнению его создателей, позволяет читателю «не только постичь в художественных картинах «живую жизнь» древнего библейского героя, извлечь уроки из его потерь и обретений, но и открыть для себя богочеловеческую тайну творчества и испытать полноту эстетического чувства при постижении Слова Божьего». Именно этому аспекту нового перевода мы хотели бы далее уделить особое внимание, проведя предельно краткий анализ книги Ионы. Книга Ионы особенно интересна для нашего анализа, поскольку ее без всяких оговорок отнести к шедеврам не только древнееврейской, но и мировой литературы. Естественно, что автор книги Ионы использовал доступные в его культуре художественные средства, буквальный перевод которых не дает ощутить эстетическую привлекательность, сюжетный драматизм, эмоциональную насыщенность данного произведения. Своеобразный художественный код книги создают такие стилистические средства, как повтор и вариация, буквальная передача которых может выглядеть неестественно в культуре перевода. Это означает, что переводчику, который хочет помочь современному читателю ощутить художественное измерение древнего текста, следует использовать те средства, которые доступны в его языке. На наш взгляд, переводческой команде удалось решить поставленную задачу. Безусловно, такой перевод отличается от более привычных буквальных переводов, основное внимание которых сосредоточено на передаче формальных черт оригинала. Однако подобный подход помогает понять, что библейские авторы для передачи богословских истин использовали множество разнообразных средств своего языка, что делало прочтение их текстов, помимо всего прочего, увлекательным. Так, стих 1:2 книги Ионы открывается двумя императивами ()ךל םוק, между которыми отсутствует соединительный союз. В такой конструкции основная идея вводится вторым императивом, который сохраняет свое лексическое значение, а первый императив употребляется адвербиально и имеет функциональное значение. Благодаря такой конструкции создается особый динамизм повествования и придается дополнительный эмоциональный оттенок. Таким образом, вся фраза ךל םוק подчеркивает важность поручения Господа и требует незамедлительной реакции со стороны адресата. Буквальный перевод «встань, иди» не передает этой особенности оригинального синтаксиса, снижая динамику текста. Поскольку литературный перевод требует передачи функциональных аспектов оригинального текста, то в новом переводе данное выражение передается как «ступай немедля»: «Ступай немедля в великий город Ниневию…» (ср. Синод: «встань, иди в Ниневию, город великий»). В стихах 1:1-3 и 3:1-3 автор намеренно выстраивает «зеркальную» структуру, противопоставляя повеление Господа и реакцию на него пророка. В 1:2 и 3:2 использован случаях использован один и тот же глагол «( ארקзвать, призывать, называть»), но с разными предлогами ( לעв 1:2 им לאв 3:2). Многие экзегеты и переводчики полагают, что разные предлоги использованы для создания лексического разнообразия. Однако уже создатели древних переводов (напр., Септуагинты) видели в выборе разных предлогов более глубокое семантическое различие. Выражение לע ארק потенциально несёт негативное значение приближения беды, угрозы, несчастья для объекта провозвестия. Выражение ( לא ארק3:2) является нейтральным и не имеет подобного негативного оттенка. Эту разницу между двумя стихами переводчики передали следующим образом: «предостереги живущих там: ждет их возмездие» (1:2) и «объяви всем, кто живет там, ту весть, что вложу Я в уста твои» (3:2). В первом случае значение לע ארקраскрыто при помощи глагола «предостереги» (можно услышать одновременно и заботу, и угрозу) и существительного «возмездие» (значение угрозы, суда). В 3:2 выбран более нейтральный глагол «объяви» – то есть донеси, сделать известной определенную информацию (конечно, тут можно услышать и угрозу, однако такое значение вторично) и существительное «весть». Благодаря такому переводу удалось отразить не только разные значения, но и создать разную эмоциональную окраску двух эпизодов. Одна из особенностей Заокского перевода – частое использование курсива в разных функциях. Так, добавление курсива «в отчаянии» в стихе 1:5 помогает почувствовать состояние моряков, которые попали в сильный морской шторм: «Страх объял моряков… В отчаянии они побросали за борт весь груз, чтобы облегчить корабль». Безусловно, этих слов нет в оригинале, курсив ни к чему не обязывает и в данном случае указывает на вторичность и предположительность информации. Однако он помогает читателю лучше воссоздать атмосферу происходившего в тот момент на корабле. Добавление курсива в следующей части того же стиха даёт читателю возможность реконструировать последовательность действий (автор показывает одновременную реакцию моряков и Ионы на разыгравшуюся бурю): «Страх объял моряков, и каждый из них стал взывать к своему богу… В отчаянии они побросали за борт весь груз… А Иона тем временем спустился в трюм, лег там и заснул крепки сном» (в древнееврейском тексте на такую последовательность действий указывает инверсия). Большое значение для корректной интерпретации всей книги имеет образ Ниневии. В последнее время экзегеты склоняются к мнению, что Ниневия в книге Ионы представлена не столько как грозный противник Израильского царства, сколько как легендарный город прошлого, славный своим богатством и нечестием – мотив, популярный в литературе эллинистической эпохи. Вполне возможно, что именно стремлением создать в переводе образ Ниневии как легендарного города прошлого объясняется курсивное дополнение в 3:3: «а город этот [Ниневия] был в те времена одним из самых больших». В 3:5 речь идет о реакции жителей Ниневии на провозвестие Ионы: «поверили ниневитяне Богу, все от мала до велика в покаянии в рубища облачились и пост объявили». В данном случае курсивная вставка помогает читателю понять культуру древнего текста, указывая на то, что облачение в ветхую одежду и объявление поста – это не просто экстравагантные действия жителей города, но символы покаяния, знаки совершившегося внутреннего переворота. И если для религиозного человека значение этих действий вполне прозрачно, то для читателя, далекого от религиозного символизма, вполне может потребоваться раскрытие их имплицитного значения. Еще одна отличительная черта нового перевода – использование живого, образного языка, что делает чтение библейского перевода не только занятием полезным, но и увлекательным. Достаточно кратко сравнить Синодальный перевод с переводом Кулакова, чтобы убедиться, что последний часто звучит намного изящнее: «сделалась буря» (Синод) – «разыгралась буря» (Кулаков); «устрашились корабельщики» (Синод) – «страх объял моряков» (Кулаков); «но эти люди начали усиленно грести, чтобы пристать к земле, но не могли» (Синод) – «моряки не вняли сему: отчаянно налегали они на весла, пытаясь достичь берега, но все их усилия были тщетны» (Кулаков); «устрашились люди страхом великим» (Синод) – «ответ поверг моряков в еще больший страх». Последний пример показателен: Синодальный перевод стремится в ряде случаев к сохранению идиоматики оригинального языка, что, очевидно, имеет свои положительные стороны, однако создает определенную отчужденность переводного текста; у читателя есть возможность ощутить эстетику оригинала, но это эстетика чужая, заставляющая аудиторию, используя известную метафору Шлейермахера, отправиться в путь навстречу автору. Используя богословскую терминологию, такой подход можно было бы назвать анабатическим, заставляющим человека вознестись в мир Божественного (такой выбор легко объясним, достаточно вспомнить, что Синодальный перевод создавался под сильным влиянием православной литургической традиции). В переводе Кулакова древний текст становится частью нашей культуры, нашего мира. Такой подход можно было бы назвать «катабатическим» и он также имеет богословское основание, ибо «Слово стало плотию и обитало с нами…» (Ин 1:14). Конечно же, в новом переводе есть и такие переводческие решения, которые могут быть предметом дискуссии. Так, в Иона 3:4 мы читаем (буквальный перевод): «начал Иона ходить в городе путь дня единого». Данный стих можно понять поразному: и как то, что пророк был не очень-то усерден в исполнении своих пророческих обязанностей (ходил всего один день, а значит обошел не всю Ниневию (которая была «трех дней пути»), а только часть ее) – и как то, что проповедь Ионы была столь эффективной, что для появления первых ее плодов было достаточно одного дня. В переводе Кулакова этот стих передается как «все эти дни ходил Иона по городу и от зари до зари возвещал жителям его…». Возможно, такой перевод может показаться кому-то слишком смелым решением, но представляется вполне уместным в том случае, когда Библию стремятся представить как произведение «словесного искусства». Безусловно, Заокский перевод еще предстоит прочитать целиком, а потому время для каких-либо серьезных оценок еще не пришло. Если одним из критериев успешности текста считать желание читателей вновь и вновь возвращаться к нему, то новый перевод, безусловно, можно признать «успешным». Так, завершив чтение книги Ионы, я осознал, что готов перечитывать ее. Новый перевод делает текст древнего произведения живым, ярким, интригующим, дает читателю возможность испытать эстетическое удовольствие от процесса чтения и… заставляет вновь и вновь задумываться над смыслом прочитанного. Не к этому ли стремились и многие библейские авторы, которые облекали свои богословские идеи в прекрасные художественные формы? Думаю, что переводчики вполне справились с одной из поставленных перед ними задач: помочь читателю «испытать полноту эстетического чувства при постижении Слова Божьего». Можно не сомневаться, что мы еще услышим и критические отзывы о переводе Кулакова. Вполне возможно, что часть этой критики будет справедливой. И все же, хотелось бы напомнить одну важную вещь: как не существует универсальных переводов, так не существует и универсальных критериев их оценки. При анализе того или иного перевода необходимо обращать внимание, прежде всего, на те цели и задачи, которые ставит пред собой переводческая команда и оценивать перевод в соответствии с ними. Надеюсь, что обсуждение нового издания будет более интенсивным и продуктивным, нежели это было с предыдущим крупным проектом – переводом Библии Российского Библейского общества (к сожалению, за исключением рецензии А.С. Десницкого, нам не удалось найти серьезных отзывов об этом очень важном издании). Читателей же хочу поздравить с появлением еще одного перевода, который, не сомневаюсь, обогатит наши представления о библейском тексте, а процесс чтения сделает не только полезным, но и увлекательным. М. Самков
