РОЛЬ ХУДОЖЕСТВЕННОГО МАСТЕРСТВА В ИКОНОПИСИ. Доклад на международной конференции «Андрей Рублев и мир русской культуры: к 650-летию со дня рождения». В память преподобного Андрея Рублёва, юбилей которого (пусть и условный) знаменует нынешний год, позвольте мне посвятить своё краткое выступление прославлению искусства иконописцев. Я не претендую на первенство или на оригинальность в этом деле, но надеюсь привлечь внимание присутствующих к вопросу, который традиционно остаётся в тени. Хотя усердный и самоотверженный труд иконников, а вернее его плоды, стали основанием для многих искусствовеческих, филосовских и богословских исследований, и это, уже само по себе, показывает высокое его значение. Однако в большинстве случаев авторы-исследователи относятся к художникам либо менторски, либо критически. Например о. Павел Флоренский пишет: «Думается, большинство художников, ни ясно, ни неясно, просто ничего не видят, а слегка преобразуют внешний образ согласно полусознательным воспоминаниям…».1 Далее он устанавливает как норму для иконописцев – святость, и именует некоторых святых иконописцев. Об одном из них – св. Макарии другой автор, наш современник, в своей лекции для студентов говорит, что он был иконописцем, но в иконах понимал мало. В современных иконоведческих работах сквозит высокомерное отношение к иконописцам, особенно нынешним, «несоответствующим» высоким требованиям теории. В результате, цель теоретиков обобщённо представляется в том, чтобы обеспечить художественное творчество убедительной и универсальной системой канонов, по возможности охватывающей всю область создания иконы. Это позволит, как мыслится, раскрепостить иконописное творчество, освободить и удержать его от ошибок и несовершенства. Отсюда происходит и часто практикуемая методика обучения иконописцев исключительно по так называемым «традиционным» образцам и технологиям. 1 Павел Флоренский. Иконостас. Избранные труды по искусству. СПб., Мифрил, 1993. С. 66. Трудно поверить, но она почти полностью исключает академические художественные знания и навыки. Иконопись, таким образом помещается в некую резервацию – и не это ли мечта всех гуманистов-антиклерикалов. Творческая личность художника при этом рассматривается косвенно, а часто прямо обозначается как механический придаток богословского процесса иконописания. Смирение иконописцев, которые благодушно молчат в ответ – это, поверьте, далеко не всегда неспособность к диалогу или лень. И прекрасное доказательство тому – опубликованная в прошлом году книга иконописца Горбуновой-Ломакс, которая называется «Икона: правда и вымыслы».2 В ней иконописец обоснованно и, в пылу полемики, даже резковато критикует сложившиеся иконоведческие стереотипы начиная с технологии и кончая местом иконы в церкви. Но это исключение. Гораздо чаще мы встретим молчание, относящееся, не к ограниченности, а к занятости своим любимым делом. И, пока исследователи пытаются что-то своё добавить к теории священного иконописания, художники, создавая иконы, занимаются домостроительством церкви Христовой. Они проникают своим мысленным взором в глубину веков, сопутствуют волхвам, удивляются с пастухами, благоговеют перед яслями с Богомладенцем. Они страдают вместе с отрёкшимся Петром, рыдают у Голгофы, примеряются к камню с гроба, трепещут вместе с мироносицами. Страшно сказать, но они проходят вслед за Господом через затворенные двери. Сомневаются с Фомой, следуют к горе Вознесения. Они вместе с маленькими девочками терпят мучения за Христа, и умирают на их могиле вместе с их матерью. Они отмораживают колени стоя на камне вместе с преподобным Серафимом. Всеми этими живыми образами они искренне делятся с нами в согласии с церковным преданием, ищут понимания, заинтересованности и единомыслия, и поэтому стараются облечь предмет своего искусства в доступные нам формы. А мы всё больше теряем способность искреннего восприятия создаваемых ими икон - восприятия, как понятия чувственного, а не абстрактно-символического 2 Горбунова-Ломакс И. Икона: правда и вымыслы. СПб., Сатис, 2009. и, что особенно печально, вместе с тем мы теряем и способность восприятия первообраза. А ведь именно в чувственной человеческой плоти явился Господь. И святые Его не были бесплотными. Так что даже ангелы вынуждены были являться в виде, подобном человеческому. «Скованные телом и кровью, мы принуждены и посредством зрения укреплять то, что служит к удовлетворению души…»,3 - говорит святитель Герман, патриарх Константинопольский. К Богу и к святым Его стремится сердце иконописцев. Конечно, у каждого из них своя отправная точка (это и степень духовной зрелости, и мастерство, и темперамент), но путь направлен всегда к одной цели. Они не могут не писать иконы, и будут писать их, писать по-разному, со своих разных точек зрения, обеспечивая многообразие чувственных потребностей народа Божьего. Я догадываюсь, что мои слова о чувственности воспринимаются неоднозначно. Отношение к предубеждений. чувствам Даже стало зрительное сегодня одним чувство, из распространённых важнейшее для человека, настораживает. Может быть с этим связаны новые понятия «прочтение иконы», «текст иконы». Чувств стали бояться и мудрецы и простецы. Мне часто приходится слышать исповедь об излишней чувственности такого типа «узнала сколько человек на шахте погибло и плачу, и плачу. Наверно слишком чувственна, а это ведь грех». Как будто церковь учит бесчувственности. Даже в аскетической практике ограничение чувств это главным образом инструмент борьбы со страстями, а целью бесчувственность является разве что в восточной языческой религиозной традиции. Безусловно, изображение обращено к чувствам. Вспомним, в чём видит цель святых изображений св. Иоанн Златоуст. В Похвальном слове Милетию слышим: «Многие начертывали этот образ и на чашечках и перстнях, и на печатях, и на чашах брачных чертогов, и на стенах и везде, чтобы не только слышать это святое имя его, но и везде видеть телесный образ его и таким образом иметь двойное утешение в разлуке с ним».4 Может попробуем 3 4 Деяния вселенских соборов, т. 7. Казань, Центральная типография, 1909. С. 158. Деяния вселенских соборов, т. 7. Казань, Центральная типография, 1909. С. 112. заменить словосочетание «видеть телесный образ» на «прочитывать текст образа»!? Этот отрывок был прочитан на VII вселенском соборе в ряду свидетельств отцов церкви о святых иконах. В другом, из слова Григория Нисского… о божестве Сына и Духа и об Аврааме читаем: «Нередко видел я живописное изображение этого страдания, и никогда не проходил без слёз мимо сего зрелища: так живо эту историю представляет взору искусство…»5 и далее идёт описание сюжета. На это «Славнейшие сановники сказали: «вот как тронула отца нашего эта живописная картина; он даже плакал». Василий, святейший епископ анкирский, сказал: «часто отец читал эту историю и вероятно не плакал: но когда видел живописное изображение ея, заплакал». Иоанн, почтеннейший инок и пресвитер и предствитель восточных архиереев, сказал: «если этому учителю доставило пользу и вызвало слёзы живописное изображение этой истории; то насколько более оно приносит сокрушения и пользы для неучёных и простых»… и далее: «…насколько более может принести пользы и (вызвать) потоков слёз у зрителей живописное представление домостроительства воплощения Господа…»».6 Может быть кто-то скажет, что отцы собора видят здесь пользу в каких-то иных, превосходящих человеческое естество чувствах и потоках слёз? Тогда другой отрывок из повествования о мученице Евгении Блаженного Астерия, епископа амасийского: «…увидел я в одном портике картину, вид которой чрезвычайно поразил меня. Можно было подумать, что она написана Евфранором или другим древним живописцем, которые довели искусство живописи до великого совершенства и представляли картины свои почти одушевлёнными… благочестивый живописец с великим искусством и весьма живо представил на картине историю всех её страданий…» и далее: «При воспоминании сего я невольно проливаю слёзы, и чувство сильной горести прерывает моё повествование. Живописец так хорошо изобразил капли крови, 5 6 Там же. С. 113. Там же. С. 114. что можно подумать, что они в самом деле текут из уст девицы, и невозможно смотреть на оные без слёз…».7 Ну это просто «западническая пропаганда». Но самое чудесное, это вывод, который сделали отцы собора после прослушивания этого отрывка: «Славнейшие сановники сказали: «значит искусство живописца есть занятие священное, и совсем не таково, чтобы осмеивать его, как некоторые безумно поступают. Константин, святейший епископ Константии кипрской, сказал: «Но тот же отец называет картину и священным памятником. (Григорий) богослов называет её досточтимою иконою, Златоуст святою… Что же ещё можно возразить против этого».8 Характерно, что даже такая восторженная оценка живописной техники не дала повода отцам седьмого вселенского, да и позднее российских соборов закрепить какие бы то ни было формальные требования к правилам иконописания. Отцы церкви премудро оставили эту область для художника и для зрителя, понимая, что форма не может не претерпевать изменений, как и всё временное в этом мире. Однако тем и удивительна наша вера, что во Христе временное и изменяющееся может соединиться с вечным и неизменным. Например сейчас сильно изменилось само человеческое общество. И если раньше об иконописи имели суждение преимущественно священнослужители, то теперь это почти светская научно-педагогическая область, которая, скажем так, иногда прислушивается к мнению предстоятелей церкви. Да и то критически – это модно, сейчас только ленивый не критикует архиереев, хотя бы кулуарно, а то и публично. А ведь это их каноническая задача – наблюдать за благоукрашением церквей, и они трудолюбиво её выполняют. Во многом благодаря этому, мы имеем сейчас в православных храмах большое разнообразие форм. И это вовсе не декаданс. Просто именно таким образом «священное искусство» служит «удовлетворению душ» многих людей с разными характерами, интересами, вкусами и традициями. А иконописцы своим творчеством, которое вдохновляется любовью к Богу и к ближнему, 7 8 Деяния вселенских соборов, т. 7. Казань, Центральная типография, 1909. С. 116. Там же. С. 118. помогают соединить это многообразие в единстве Духа, и направить многих на путь православного христианского вероисповедания. Протоиерей Владимир Артамонов 17 октября 2010 г