(очерки истории образования). Ч. 1.
реклама
ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ НОВГОРОДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ ЯРОСЛАВА МУДРОГО И. Л. Григорьева, Н. В. Салоников ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЕ ТРАДИЦИИ ЕВРОПЕЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ (ОЧЕРКИ ИСТОРИИ ОБРАЗОВАНИЯ) Часть 1. Античность и раннее Средневековье Учебное пособие ВЕЛИКИЙ НОВГОРОД 2008 27 1 ББК 63.3(4)4 И 73 Печатается по решению РИС НовГУ Рецензенты доктор исторических наук, профессор И. В. Пьянков кандидат исторических наук, доцент И. Р. Блохина (Тамбовский государственный университет им. Г. Р. Державина) И 73 Интеллектуальные традиции европейской культуры (очерки истории образования): учеб. пособие / И. Л. Григорьева, Н. В. Салоников; НовГУ им. Ярослава Мудрого. – Великий Новгород, 2008. Ч. 1: Античность и раннее Средневековье. – 70 с. Пособие содержит материал к лекциям по интеллектуальной истории Западной Европы (Античность и раннее Средневековье), включая историю образования. Его содержание отражает тематику историко-компаративистских исследований авторов в области истории образования и книги, которые ведутся ими при Новгородском региональном отделении Российского общества интеллектуальной истории. Издание предназначено студентам и магистрантам исторического факультета, а также может быть использовано студентами других факультетов гуманитарного профиля. Пособие рекомендуется использовать для подготовки к зачётам, экзаменам, для написания докладов, контрольных, курсовых, дипломных работ и магистерских диссертаций. ББК 63.3(4)4 © Новгородский государственный университет, 2008 © И. Л. Григорьева, Н. В. Салоников, 2008 37 1 ВВЕДЕНИЕ Изучение европейской культурно-интеллектуальной истории, условий и форм интеллектуальной деятельности в Античности и раннем Средневековье, включая возникшие тогда образовательные модели, является важным элементом целостного рассмотрения прошлого. Такое исследование позволяет приблизиться к пониманию сути и характера средневековой эпохи. Человек цивилизации Средневекового Запада, особенно эпохи раннего Средневековья, мало доступен пониманию людей массовой культуры, присущей современной либерально-потребительской цивилизации, сложившейся на основе идей европейского Просвещения. Характер образовательной модели, принятой в том или ином обществе, тесно связан с цивилизационным и культурным кодом, присущим определённым историческим сообществам, с определённым типом свойственных им традиций, способами передачи знаний, с историей образования, знания, науки, с изменением цивилизационных, культурных и научных парадигм. Интеллектуальные традиции современного мира возникли в Античности. Именно тогда сложилась цивилизационная парадигма, ставшая господствующей в Европе, начиная с эпохи раннего Нового времени. Именно в Древней Греции родилась философия, которая и привела к рождению науки. Первым учёным в европейской истории был Аристотель, однако выделение научного знания из области философии началось ещё в VI–V веках до Р. Х. Этот процесс означал постепенное появление сферы десакрализованного знания, могущего стать объектом продажи. Неслучайно софисты являлись как бы особым сословием, занимавшимся преподаванием. Именно они создали критерий понятия «образованный человек», ставший для западноевропейской цивилизации своего рода эталоном. Древнегреческие мыслители также впервые поставили вопрос о сущности науки, которая есть «отражение истины в человеческом уме»1. Они рассматривали науку как особый вид познавательной деятельности. В отличие от прикладной науки (технэ – искусство, ремесло), целью которой является польза, такая наука является «чистым знанием» (эпистеме – знание), единственную задачу которого составляет обнаружение истины. «Чистое знание» включает две категории наук: естественные науки (о внешнем мире), занимающиеся явлениями, происходящими в сфере пространства; и гуманитарные науки, занимающиеся явлениями, происходящими в сфере человеческого духа. К обеим категориям научного знания применима логика, поскольку логическое мышление является неотъемлемым признаком любой науки. Математика обслуживает преимущественно 1 См.: Зелинский Ф. Ф. История античной культуры. СПб., 1995. С. 38. 47 1 естественные науки. В совокупности обе категории научного знания – естественные и гуманитарные науки – были призваны обеспечивать целостное представление о мироздании. Такой характер по преимуществу носило научное знание во времена Античности. В отличие от Античности цивилизация раннего западноевропейского Средневековья имела традиционный характер, понять который мешают мыслительные стереотипы современного мира. В архаических и традиционных цивилизациях важную роль играет сфера сакрального знания, разговор о которой требует большой осторожности, осмотрительного использования принятых современной наукой оценок и определений, которые, как правило, являются адекватными лишь для сферы мирского, светского, профанного (лишенного святости) знания. В любой традиционной культуре сфера высшего знания сакрализована и находится в ведении жречества, или священства. Система образования в традиционной христианской культуре, разумеется, также целиком определялась Церковью. Школы в абсолютном большинстве случаев существовали при монастырях и епископских кафедрах. Интеллектуалы раннего Средневековья были деятелями монастырской культуры. Они не являлись профи (специалистами в узкой, отдельной, области знания) и в своей практической деятельности руководствовались целостным представлением о мире, созданном Богом. Их значимость и масштаб зависели от общественного признания и личного авторитета, а также гарантировались Церковью. Учитель (praeceptor, от praecipio – предписывать, рекомендовать, наставлять) являлся, прежде всего, наставником в христианской вере, имевшим высшее знание (о Боге и Вечности), а не интеллектуалом, ведавшим мирским, не сакральным, профанным знанием. При этом высшее знание, разумеется, не продавалось на рынке труда (это запрещает практически любая традиционная культура). Сфера десакрализованного знания в качестве самостоятельной отсутствовала. Вера и знание согласно доктрине, принятой Церковью, считались совместимыми, языческая философия – совместимой с христианским учением. Светское знание (семь свободных искусств) играло подчиненную роль. Примерно в середине XI века в результате некоего импульса, как полагают, экономического порядка, в средневековой Европе начался бурный рост городов2, обусловивший, в конечном счёте, формирование новой цивилизационной парадигмы. Расцвет городской культуры привёл к появлению интеллектуала-профи, как одного из тех мастеров (его ремеслом на первых порах было «писать и обучать»), которые под влиянием разделения труда обосновались в городах. Город мыслился современниками как большая мастерская, в которой обучение свободным искусствам стало одним из ремёсел, а специальность магистра перестала отличаться от про2 См.: Ле Гофф Ж. Интеллектуалы в средние века. СПб., 2003. С. 7–8. 57 1 фессии плотника или кузнеца. В XII веке появилось множество таких интеллектуалов-ремесленников, большей частью, клириков, связь которых с Церковью ослабела. Это привело к десакрализации знания: светское знание – свободные искусства оказались изъяты из ведения Церкви и приобрели автономный статус. В силу коммерциализации средневекового общества продукция интеллекта превратилась в товар, подлежащий реализации на рынке интеллектуальных услуг, сложившемся в городах. Изменилась и образовательная модель. Наставника в вере сменил магистр (magister, doctor – учитель, руководитель процесса обучения) – интеллектуал, преподающий методы мышления, продающий услуги интеллекта. В отличие от наставника в вере, магистр уже являлся специалистом (specialis – особый, частный), т. е. знатоком не целого, а части – определённой, узкой сферы знания. Итак, вместо монастырей средоточием образовательных усилий общества стали города. Там были соборные школы, доступные, в отличие от монастырских, всем желающим; некоторые городские монастыри основывали там свои «внешние школы»; там же всё больше становилось частных школ. Для их открытия требовалось лишь разрешение – лицензия от канцлера собора, либо аббата близлежащего монастыря. Магистр, получавший лицензию на преподавание от епископа и от главы школы, становился профессором «агреже» (agrégation (фр). – прием в корпорацию). Лицензия давала магистрам возможность свободно, без притеснений заниматься учительским трудом. Её мог получить только тот, кто имел определённый уровень (стандарт) знаний. Лицензирование права на преподавание стало одним из шагов на пути возникновения учебных корпораций – университетов. 67 1 1. ГРАММАТИКА, РИТОРИКА И ДИАЛЕКТИКА В ГРЕЧЕСКОЙ СОФИСТИКЕ Расцвет греческой цивилизации явился исключительным событием в истории человечества, во многом определив облик современного мира. Появление в Греции, начиная с VII в. до Р. Х., небывалых политических форм (полисного строя и связанных с ним демократических форм правления), институализированного участия гражданского коллектива в решении государственных дел, явилось одной из предпосылок уникальности древнегреческой цивилизации. Полис – первая в истории человечества гражданская община. Неотъемлемой чертой каждого полиса следует считать особые формы самоуправления и, прежде всего, народное собрание, составляющее важный элемент полисной демократии. Наряду с народным собранием необходимым компонентом полисного устройства было наличие выборных органов: совета и магистратур. Таким образом, в полисе были осуществлены идеи демократии (народоправство, причастие каждого гражданина к управлению) и республиканизма (т. е. выборности всех органов управления). Развитие демократических форм правления явилось одной из предпосылок рождения философии. Решающую роль в этом сыграл рационализм, торжество которого относится еще к архаической эпохе. Становление рационализма в Древней Греции было обусловлено потребностями и успехами экономической и социальной практики, отчасти – нуждами производственной деятельности и соответствующими достижениями науки. Отчасти же – радикальными социально-политическими преобразованиями и связанными с ними достижениями общественной мысли. В становлении и развитии греческой философии важную роль сыграло не столько участие граждан в политических решениях, сколько неслыханное нигде прежде расширение личных свобод во многих греческих полисах. Именно поэтому, по определению Гегеля, философия в собственном смысле начинается на Западе. «В Греции, – писал он, – мы видим рассвет действительной свободы… Поэтому здесь начинается философия»3. Философия – порождение эллинского гения, ничего подобного в странах Востока мы не находим. Греческая философия, функционирующая в виде рациональных категорий, уже в VI веке до Р. Х. привела к рождению науки. Одновременно возникла необходимость ответить на вопросы, какими формами и методами осуществляется познавательная деятельность, целью которой является получение адекватных знаний о мире. 3 Гегель Г. В. Ф. Лекции по истории философии. СПб., 1994. Кн. 1. С. 147. 77 1 1.1. Основные черты философии и деятельности софистов Первоначальный период греческой философии – натуралистический, посвященный проблемам физиса и космоса. Согласно А. Ф. Лосеву, это – период ранней классики, «когда чувственно-материальный космос рассматривался по преимуществу интуитивно»4. Учение об абстрактновсеобщих категориях отсутствовало. Следующий период – гуманистический, начальный этап которого связан с деятельностью софистов. Космология отходит на второй план. Внимание концентрируется на человеке, его специфических способностях, возникает моральная проблематика. Этот новый этап имеет объяснение. С одной стороны, философия физиса в своем развитии исчерпала себя. Все пути её были исчерпаны мыслью, достигнув своих пределов. С другой стороны, в конце V века до Р. Х. появились социально-экономические и культурные предпосылки для появления софистики. Гуманистический период в истории греческой мысли является, согласно А. Ф. Лосеву, средней классикой5. С философской точки зрения переход от ранней к средней классике сопровождался новым пониманием диалектики, как совершенно особой науки, заслуживающей изучения как специфическая дисциплина. Диалектический принцип познания перестал применяться для чувственноматериального космоса и даже целиком отошел от этого построения. Произошёл переход в антитезу рационализма и эмпиризма. Именно на почве разложения древней космологии, зашедшей в тупик в V веке до Р. Х., когда философские потребности переросли философскую методологию, и сложилась софистика, представители которой были скептиками, рационалистами, индивидуалистами и анархистами. Задачей гуманистического периода греческой мысли было выведение философии из тупика при помощи методов, которые, в конечном счёте, привели к формированию логико-понятийного мышления. В отличие от интуитивного подхода натурфилософов софисты трактовали идею в отрыве от материи, придав философии рассудочный, рациональный характер. Именно софисты, по мнению Гегеля, «стали применять простое понятие как мысль к мирским предметам и пропитали ею все человеческие отношения». Именно в этом Гегель увидел положительную, «научную», сторону софистики. До Гегеля в слово «софистика» вкладывали дурной смысл. В самом деле, «все эти мыслители разъезжали по городам, за плату обучали «добродетели», под которой понимали искусство спорить и слабейший аргумент делать сильнейшим, имели шумный успех и щеголяли своим анархизмом и нигилизмом»6. Они разрушали цельную картину мира и вносили черты некоего рода релятивизма. Нарушая ещё не открытые за4 5 6 Лосев А. Ф. История античной философии. М., 1989. С. 45. Там же. Он же. История античной эстетики. Софисты. Сократ. Платон. М., 1994. С. 14. 87 1 коны мышления, софисты способствовали их открытию. В гносеологии софисты сознательно поставили вопрос о том, как относятся к окружающему нас миру мысли о нём, в состоянии ли наше мышление познать действительный мир. Они были первыми агностиками, агностицизм которых был, однако, ограничен релятивизмом. Положительная черта гносеологического релятивизма – антидогматизм. Догматизм держится на авторитете: софисты же требовали доказательств, поиски которых привели к формированию логики. Они оттачивали логические способности своих учеников, содействуя наступлению новой эпохи критицизма, пришедшей на смену устаревшей натуралистической философии. Совершенствуя процесс познавательной деятельности, софисты использовали язык как главное средство интеллектуального познания. В этом их отличие от мыслителей эпохи натурфилософии, которая оставила лишь незначительные следы в истории языка. В центре внимания софистов было слово, науку о котором они создали. Одновременно они – теоретики риторики. Им удалось поставить ряд проблем логикосемиотического и логико-методологического характера с применением языка для выработки таких правил осуществления познавательных процедур, как определение, классификация, объяснение, полемика, аналогия и др. Практическая деятельность софистов была тесно связана с жизнью полиса. Дух гражданского соперничества, зависимость успеха от знания публичного права, умение ориентироваться в общественных делах, необходимость размышлять и рассуждать, слушать других и говорить самому обусловили потребность в образовании, достигаемом посредством мышления и рефлексии. Кроме космологических теорий, софисты преподавали грамматику (включая литературоведение), мифологию и историю, а также этику и риторику. Большую роль в формировании античных образовательных моделей играло древнегреческое понятие Пайдейи, которое примерно соответствует понятиям «воспитание» и «общая культура». В IV веке до Р. Х. сформировался ряд концепции Пайдейи, которым было суждено сыграть значимую роль в интеллектуальной истории европейской цивилизации. Софисты, являвшиеся как бы особым сословием, занимавшимся преподаванием, создали критерий понятия «образованный человек», ставший для западноевропейской цивилизации своего рода эталоном. Пайдейя софистов включала общее и полное образование – общую культуру, т. е. сумму знаний, не носящих характер специализации. Под Пайдейей софисты понимали интеллектуальное образование, родоначальниками которого они были. Вместе с тем, образование у софистов носило прагматический характер: необходимость овладения духовной культурой они мотивировали требованиями жизненного успеха. В их образовательной системе отсут- 97 1 ствовал нравственный аспект: они учили манипулировать толпой и считали высшим моральным законом право сильного. Образовательная модель софистов, на наш взгляд, стала одной из господствующих в либеральнопотребительской цивилизации современного мира. В отличие от софистов Сократ и Платон считали основой всякого воспитания добродетель. Целью воспитания является познание истинных ценностей – арете (добродетель, совершенство) и Блага. Система образования Платона строилась на таких основополагающих для древнегреческой культуры понятиях, как парадигма и мимесис. Она должна была привести к настоящей культуре (Пайдейе), т. е. гармоническому развитию личности, вершиной которого было обретение мудрости как искусства жить и уподобление души тем ценностям (идеям, идеалам), которые человек стремится познать. Платон не придавал большого значения «технэ» – искусству направленному на практическую цель. Высшее образование понималось им вслед за Сократом как обучение добродетели. Платоновская образовательная система в дальнейшем благодаря стоицизму станет играть в Античности, а затем – и в христианской традиции большую роль. Первым учёным в европейской истории был Аристотель, хотя выделение научного знания из области философии началось ещё в VI–V веках до Р. Х. Этот процесс означал постепенное появление сферы десакрализованного знания, могущего при соответствующих условиях стать объектом продажи. Аристотель считал истинно образованным человеком только того, кто обладал всесторонними знаниями, т. е. был универсальным ученым. В отличие от Платона он придавал большое значение профессионализации. Философия Аристотеля с ее «посюсторонней» направленностью имела решающее значение для цивилизации средневекового Запада и обусловила, в конечном счете, формирование науки Нового времени, итогом которой стала современная технократия. 1.2. Софисты о грамматике Культ слова, присущий философии софистов, тесно связанный не только с их общественной практикой, но и с решением гносеологических и логических проблем, сделал их первыми греческими грамматиками, хотя грамматику как научную дисциплину создала только эпоха эллинизма. Неслучайно наиболее весомый вклад в грамматические изыскания софистов внёс зачинатель этого движения в Балканской Греции Протагор (ок. 490 – ок. 420 до Р. Х.). Диоген Лаэртский (1-я пол. III века) сообщает о следующих сочинениях Протагора: «Искусство спорить», «О борьбе», «О науках», «О государстве», «О честолюбии», «О добродетелях», «О начатках человеческого общества», «О том, что в Аиде», «Тяжба о плате», «Прения» (Диоген Лаэрт., IX, 55). Ссылаясь на указания Платона, полагают также, что в со- 10 71 чинении Протагора «Истина» находились рассуждения о правильности имён. По мнению Протагора, членораздельная речь является главным признаком приобщения людей к культуре и цивилизации. Рассказывая миф о возникновении человечества (о Прометее и Эпиметее), Протагор сообщает: «С тех пор, как человек сделался причастен к божественному уделу, только он один из всех живых существ, благодаря своему родству с Богом… начал искусно расчленять звуки голоса, давать всему названия» (Платон, «Протагор», 322 А–В). В этом же диалоге Протагор замечает, что «важнейшая часть воспитания мужа заключается в серьёзном изучении поэзии» (339 А). Грамматические изыскания Протагора привели к серьёзным научным результатам: «Он первым определил время глагола, объяснил значение наклонения, первым разделил речь на четыре вида: просьбу, вопрос, ответ, приказание» (Диоген Лаэрт., IX, 52–53). Правда, Диоген тут же сообщает о том, что «другие выделяют их семь: рассказ, вопрос, ответ, приказ, сообщение, пожелание, обращение» (IX, 54). Софист Алкидам тоже вводил четыре разделения речи: повествование, ответ, вопрос, приветствие (IX, 54). Протагор даёт классификацию имён на мужской, женский и средний род, пытаясь принадлежность к роду поставить в связь с окончанием имени, подвергая при этом критике существующее словоупотребление. Высмеивая словесные ухищрения софистов, враждебно настроенный по отношению к ним Аристофан вкладывает в уста персонажа комедии «Облака» слова: «Но раньше тебе следует научиться другому, а именно, какие из четвероногих на самом деле мужского рода» (Аристофан, «Облака», 658). Очевидно, занятия Протагора в области грамматики составляли известное дополнение к его теоретико-познавательному релятивизму: отрицая существование объективной истинности («Человек – мера всех вещей»), он ставил на её место формальную правильность речи. Сила слова определяла характер философии другого мыслителя из числа главнейших софистов – Горгия из Леонтин (ок. 480 – ок. 380 до Р. Х.). «Слово есть великий властелин, – писал Горгий в своей «Похвале Елене», – который, обладая весьма малым и совершенно незаметным телом, совершает чудеснейшие дела. Ибо оно может и страх изгнать, и печаль уничтожить, и радость вселить, и сострадание пробудить» (В 11). В отличие от других софистов Горгий утверждал, что учит не добродетели, а только ораторскому искусству. Новизна его позиции в отношении словесных дисциплин состояла в том, что он оторвал речь от мышления, а мышление от бытия. Слово имеет у него почти безграничную автономию. Теоретическое открытие Горгия состояло в обнаружении слова как носителя убеждения, верования и внушения, невзирая на его истинность. Горгий, не занимавшийся специально теорией языка, тем не менее, касался проблем фонетики. Он был учеником элеатов, которые под влиянием пифагорейцев изучали фонетическую сторону языка в тесной связи с ритмикой и метри- 11 71 кой, теорией музыки. Отрывая язык от мышления, он полагал, что звук не способен передать что-либо, с ним не однородное, например, цвет, и что познание не может быть выражено в слове, хотя язык, несомненно, оказывает воздействие на слушателя. Изучение семантики звуков вело к изучению фонетических особенностей языка. Фонетикой занимался также Гиппий (ок. 400 до Р. Х.), специалист по значениям «букв и слогов, ритмов и гармоний». «Но, уж, конечно, они рады бывают слушать о том, что ты умеешь разбирать точнее всех: о значении букв и слогов, ритмов и гармоний, – обращается Сократ к Гиппию в платоновском диалоге «Гиппий Больший» (285 Д). Называя софистов первыми греческими филологами, А. Ф. Лосев особо выделяет Продика Кеосского, младшего современника Протагора, много занимавшегося проблемами языкознания и заложившего основы синонимики. Продик был известным учителем спора. Он полагал, что прежде, чем философствовать, нужно научиться правильно употреблять слова. Участник ряда диалогов Платона («Протагор», «Кратил», «Теэтет», «Продик» и т. д.), он немало повлиял на методологию Сократа, «по части исследования того, «что есть это?», то есть, сущности различных вещей»7. Продик занимался учением о правильности имён, а также углублённым анализом синонимов, в частности, различал слова: «общее» и «одинаковое»; «спорить» и «ссориться»; «одобрение» и «хвала»; «удовольствие» и «наслаждение»; «хотеть» и «желать»; «становиться» и «быть»; «ужасное» и «тяжёлое»; «учиться» и «изучать»; «мужество» и «отвага»; «производить» и «делать»; «радость» и «веселье»; «наслаждение» и «хорошее расположение духа». Таким образом, он учил выяснять различия в оттенках между близкими по значению словами, возможно, одним из первых занимаясь стилистикой. Продик изучал также омонимы. Из младших софистов наибольший вклад в языкознание внёс Фрасимах Халкидонский (2-я пол. V века до Р. Х.). Источники о нём сообщают: «Что же касается речей жалобных и уносящих (нашу мысль) к старости и бедности, то в искусстве таких речей, мне кажется, превосходит всех сила халкидонца. Как говорят, этот муж способен также своими чарами и воспламенить гневом народную массу, а затем вновь успокоить разгневанных. Оттого-то он очень силён в том, чтобы вызвать ненависть (к кому-нибудь) и уничтожить её (ненависть)»8. По словам Цицерона, он первым изобрёл правильный склад прозаической речи. Он учил о членах предложения, о периодах и о переносных значениях в языке. Исследования софистов в области грамматики представляли собой острую антитезу к древней натурфилософии. Они свидетельствуют о том, Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. СПб., 1994. Т. 1: Античность. С. 59. 8 Цит. по: Лосев А. Ф. История античной эстетики. Софисты. Сократ. Платон. С. 30. 7 12 71 что эти мыслители меньше всего интересовались реальными предметами и больше всего – разными актами человеческого сознания. Кроме того, это была «восходящая заря античной (и вообще европейской) филологии». 1.3. Риторика у софистов Ясно, что наибольшей силы учение о слове достигло у софистов в риторике, спрос на которую диктовала общественно-политическая жизнь демократических Афин с её практикой политических и судебных споров. Поэтому риторика становится основным предметом преподавания у софистов и считается ими царицей наук. Горгий называл риторику «величайшим благом и причиной, как свободы самих людей, так и власти их над другими в каждом городе». Ибо «речами можно убеждать и судей в судебном месте, и советников в совете, и членов в заседании, и всех во всяком собрании, какое бы ни было гражданское собрание» (Платон, «Горгий», 452 Д–Е). Основателем риторического искусства Диоген Лаэртский считает Протагора (IX, 51). Он пишет: «Неслучайно среди его сочинений числятся: «Искусство спорить», «О борьбе», «Прения»». Диоген даёт невысокую оценку риторике самого Протагора, считая его речи слишком торжественными, напыщенными и многословными. Отрицательную оценку риторике Протагора даёт и Аристотель, объявляя её ложью. Другого мнения придерживается А. Ф. Лосев: «Протагор в деле красноречия был для своего времени огромной величиной. Ему принадлежит целый ряд важных идей в этой области и целый ряд собственных опытов. То, что дело у него не обходилось без противоречий, … то это для первого мыслителя в области риторики было вполне естественно и едва ли снижает его большое историческое значение»9. Главным представителем софистической риторики, да и античной риторики вообще, был не столько Протагор, сколько Горгий. Он вызывал восхищение своими речами у таких людей, как Критий и Алкивиад, Фукидид и Перикл. Его учеником считали такого крупного оратора, как Исократ. Он одержал победу на Пифийском состязании, а своей Олимпийской речью сыграл даже большую политическую роль, призывая всех греков к единению против мидян и персов. Славился он также своими экспромтами, предлагая задавать ему любые темы для речей, и тут же эти речи произносил. Будучи учеником Эмпедокла (ок. 490–430 до Р. Х.), Горгий признаёт парменидовское неизменное бытие, отличное от вечно изменяемого чувственного мира. Однако о бытии этом, по Пармениду, мы ничего не можем знать, так как наше мышление вечно меняется и не относится к сфере неизменного бытия. Поэтому в рассуждении и мысли нет ничего твёрдого, надёжного и познавательного, что и ведёт Горгия к своеобразному нигилизму. Разрушив саму возможность достижения абсолютной ис9 Там же. С. 34. 13 71 тины, он ищет путь разума, ограничивающегося освещением фактов, обстоятельств, ситуаций жизни людей и города, и это «не наука, дающая определения и абсолютные правила и не бродячий индивидуализм… это анализ ситуации, описание того, что надо и чего не надо делать… Горгий, таким образом, был одним из первых представителей этики ситуаций. Обязанности зависят от момента, эпохи, социальной характеристики. Один и тот же поступок и хорош, и плох, в зависимости от того, к чему он относится»10. Таким образом, его позиция в отношении риторики была совершенно новой. Если нет абсолютной истины и всё ложно, слово завоёвывает автономию. В своей онтологической независимости слово всеядно, открыто и готово ко всему. Риторика же, ничего не зная о предмете речи, становится искусством словесной игры, остроумной, блестящей и призрачной. Однако риторикой можно пользоваться и в чисто практических целях. Вот почему Горгий утверждал, что «искусство убеждать людей много выше всех искусств, так как оно делает всех своими рабами по доброй воле, а не по принуждению» (Платон, «Филеб», 58 А). Риторика служит у Горгия прежде всего приёмом психического воздействия на слушателя, является теорией убеждения, а не теорией доказательств. «Владея такой силой, ты и врача будешь держать в рабстве, и учителя гимнастики, а что до нашего дельца, окажется, что он не для себя наживает деньги, а для другого – для тебя, владеющего словом и умеющего убеждать толпу», – говорит Горгий, обращаясь к Сократу в одноименном диалоге Платона (452 Е). Отвечая знаменитому софисту, Сократ определяет суть его риторической концепции так: «Вот сейчас ты, Горгий, по-моему, ближе всех показал, что ты понимаешь под красноречием, какого рода это искусство; если я не ошибаюсь, ты утверждаешь, что оно – мастер убеждения: в этом вся его суть и вся забота» (453 А). Внимание Горгия направлено, главным образом, на возбуждение речью определённых, нужных оратору аффектов: гнева, страха, сострадания. Среди приёмов, которыми это достигается, имеются также звуковые. Горгий, очевидно, первый теоретик звуковых повторов. Античная традиция приписывает ему изобретение словесных фигур, в особенности, трёх: антитезы, симметрии слогов и их созвучия. Горгий обратил внимание на эти приёмы, давно существовавшие в греческой литературе, и учёл их значение как средства повышения звуковой стороны языка, сознательно применив их в небывалых размерах. Он первым стал употреблять тропы, метафоры, аллегории, превратное соединение слов, применение слов в не собственном смысле, инверсии, вторичные удвоения, повторения, апострофы и парисосы. Определяя риторику как искусство речей, Горгий разделял обще софистическое убеждение в том, что одну и ту же речь можно в одно 10 Реале Дж., Антисери Д. Указ. соч. С. 58. 14 71 и то же время восхвалять и порицать, и считал, что он может говорить обо всех вещах «самым лучшим образом». Существовало написанное Горгием руководство по риторике, которое, однако, не сохранилось. В риторической школе Горгия создаётся обширная литература по вопросам стиля. Известное представление о ней мы получаем из платоновского «Федра». В этом диалоге Сократ, имея в виду ученика Горгия Пола, говорит: «А как не сказать о словесах Муз Пола, повторении слов, о приведении изречений, употреблении образных выражений, о всех тех Ликимниевых словах, которыми последний одарил творческую красоту речи Пола?» (Платон, «Федр», 267 С). Здесь упоминаются два ученика Горгия, Пол и Ликимний, как теоретики художественной речи. С первым связывают чисто горгиевский приём повторения слов ради повышения звукового, музыкального значения речи, её образности, а со вторым – учение о красивых словах. По мнению А. Ф. Лосева, именно с Горгия правильнее всего будет начинать историю риторики как дисциплины у древних греков 11. Горгий, несомненно, глубокий психолог, умевший понимать сокровенные движения человеческой души и действовать на них, по-видимому, обладал большим талантом, рассматривая поэзию как орудие интимного воздействия на человека. Немалым успехом в Афинах пользовались лекции Продика. В этике он стал известен своей интерпретацией софистической доктрины на примере знакомого мифа о Геракле, который на распутье делает выбор между добродетелью и пороком, где добродетель интерпретировалась как подходящее средство достижения истинной выгоды и настоящей пользы. Разделяя этический релятивизм Горгия, Продик, как теоретик красноречия, в отличие от Горгия, полагал, что речи «не должны быть ни длинными, ни краткими, но в меру» (267 В). Фрасимах, стоявший на позициях политического аморализма, утверждал: «Справедливость – это то, что пригодно сильнейшему… Во всех государствах справедливостью считают одно и то же, а именно то, что пригодно существующей власти, а ведь она – сила» (Платон, «Государство», 1, 338 С – 339 А). По свидетельству источников, хотя он сам и не писал политических речей, но мог приводить толпу в любое состояние. Фрасимах отличался в своих речах совершенным способом выражения – сжатостью и законченностью мысли. Однако его риторический стиль был гораздо более сложным. Он обладал, по свидетельству Дионисия Галикарнасского, удивительным даром слова и вошёл в историю античной риторики как оратор «ясный, тонкий, находчивый, умеющий говорить то, что он хочет, и кратко, и очень пространно». Обладающий обширными познаниями во многих науках, Гиппий отличался иным отношением к риторике. Главной силой его рассказа были естественность и занимательность. Отличаясь великолепной памятью, он преподавал искусство развития памяти – мнемонику. 11 Лосев А. Ф. История античной эстетики. Софисты. Сократ. Платон. С. 36. 15 71 Оценить вклад софистов в развитие художественного слова помогает комедия Аристофана «Лягушки», которая является наиболее ранним литературным памятником, отразившим наблюдения софистов над языком. Мы видим здесь, как и в платоновском «Федре», уже начатки специальной терминологии. Более того, «Лягушки» позволяют нам заключить, что требование от речи «ясности», которая считалась главным качеством речи в античной риторической системе, выдвигалось уже софистами. Для всей греческой литературы характерны поиски не новых тем, а новых трактовок. Это особенно чётко формулируется в эллинистическую эпоху, но почти та же самая формулировка дана уже Аристофаном, у которого предводитель хора в «Лягушках» приглашает обоих поэтов выражаться в их словесном состязании так, как не выразился бы никто другой. Таким образом, «Лягушки» – единственная сохранившаяся комедия, которая имеет своей основной темой современные ей литературные споры и даёт богатейший материал для изучения софистической теории художественной речи. Другие комедии Аристофана, лишь мимоходом затрагивающие те же темы, а также скудные отрывки утраченных комедий других авторов предоставляют добавочный материал. Таким образом, комедия Аристофана и диалоги Платона позволяют до некоторой степени увидеть, в общем, погибшую для нас софистическую литературу и дают известное представление о её богатом содержании. Риторическое движение конца V и начала IV веков до Р. Х. было, очевидно, гораздо шире и гораздо богаче, чем оно нам известно, но, несомненно, главную роль в нём сыграли два лица – Фрасимах и Горгий. Школу создал, главным образом, последний. Риторическая теория софистов определяет речь как «заклинание», а искусство оратора называет «волшебством» и «чародейством». Признавая силу слова, его могущество, софисты предлагали, однако, вместо знания – обман. Так, Горгий называл поэзию и создаваемую ей иллюзию обманом, обманом законным. Этого требовала приходящая на смену уходящей с арены греческой истории аристократии новая демократия, интересам которой служили софисты. 1.4. Диалектика у софистов Софистический период в истории античной философии отличает новое понимание диалектики. Диалектика натурфилософов носила, в основном, интуитивный характер, при котором все абстрактно-всеобщие категории давались только интуитивно. Это предполагало возможность и даже необходимость самых противоречивых и зависящих только от человеческого субъекта утверждений. Несостоятельность чистого интуитивизма, неизбежно связанного с относительностью и случайностью в решении философских проблем, обусловила появление софистов, которые доказывали зависимость сложившейся до них натурфилософии от человека как «меры 16 71 вещей». Они попытались вывести философию из тупика с помощью новых методов творчески познающего мышления, составлявших диалектику софистов. Софисты представляли собой как бы особое сословие, занимавшееся преподаванием. Они давали образование, которое приобреталось свободной мыслью. По определению Гегеля, «мышление ищет общих принципов, руководствуясь которыми оно оценивает всё, что должно получить наше признание, и мы ничего не признаём, кроме того, что соответствует этим принципам… Образованный человек, таким образом, умеет сказать коечто о каждом предмете, отыскать в нём точки зрения»12. Софисты учили людей мыслить. Их образование было подготовкой, как к философии, так и к красноречию. Но особенностью красноречия является многообразие точек зрения. Следовательно, образование позволяет выдвигать в применении к данному конкретному случаю одни точки зрения, а другие отодвигать на задний план. «Этим занимается также аристотелевская «Топика»; она указывает категории и определения мысли, которые надо принимать во внимание, чтобы научиться говорить. Но софисты были первыми, стремившимися к познанию этих категорий»13. Такова была общая задача софистов. Создавая свою философию, софисты опирались на сложившиеся в предшествующий период учения: Протагор – на учение Гераклита (ок. 530–470 до Р. Х.), Горгий – на учение элеатов. Но в свои рассуждения они вносили новые начала объективного критицизма, разрушавшие убеждённость в познаваемости объективной реальности. Протагор выступил с проповедью теоретико-познавательного релятивизма, сформулировав постулат: «Человек есть мера всех вещей – существующих, что они существуют, не существующих, что они не существуют» (Платон, «Теэтет», 152 А, 161 С, 170 А). Релятивизм Протагора связан с заимствованным у Гераклита учением о текучести и вечном движении всего сущего. Всё происходящее является результатом воздействия сущего на органы чувств. При этом восприятие людей зависит от их настроения, возраста и т. д. (Секст Эмпирик, «Три книги Пирроновых положений», 1, 32, 217–218). Стало быть, человек познает не независимую от его сознания действительность, а только результат воздействия непрерывно изменяющейся действительности на непрерывно изменяющиеся органы чувств и сознание. Так стирается граница между истинным и ложным. Этот принцип человека-меры углубляется в сочинении «Антилогии», где показано, что «вокруг любой вещи есть два аргумента, противоречащих один другому», что можно приводить доказательства и последовательно их аннулировать. Речь поэтому идёт о том, чтобы научить критике и умению обсуждать, вести спор, орга12 13 Гегель Г. В. Ф. Указ. соч. Кн. 2. С. 10. Там же. С. 12. 17 71 низовывать турнир доводов против доводов. По словам Диогена Лаэртского, именно Протагор «первым ввёл словесные состязания и привлёк в рассуждение софизмы. Он также первым стал применять софистический метод рассуждений» (IX, 52–53). Таким образом, очевидно, Протагор одним из первых использовал искусство спорить, вести эффективный спор, диалог, направленный на взаимозаинтересованное обсуждение проблемы с целью достижения истины путём противоборства мнений. Это искусство, названное Диогеном Лаэртским, «сократическим родом рассуждений», широко использовал Сократ, впервые применив к нему слово «диалектика». «Он первый сказал, что о всякой вещи есть два мнения, противоположных друг другу. Из них он составил диалог, первым применив этот способ изложения» (IX, 51). Диалог, тесно связанный со сферой устного слова и живого общения, неслучайно стал излюбленным жанром софистов. Устная речь, игравшая огромную роль в классической Греции, была достаточно независима от власти традиционных форм мышления, порвать с которыми призывали софисты. Протагор не только создал диалогическую форму изложения, но и первым осознал тот важный факт, что диалогическая художественная форма вытекает из противоречий, лежащих в глубине самих вещей. О силе мысли Протагора можно судить по сообщению Диогена Лаэртского о первом использовании им теории умозаключений. Таковы были открытия Протагора в области законов мышления. Если Протагор утверждал, что всякое мнение должно считаться истинным, то Горгий, пользуясь аргументацией элеатов, доказывал непознаваемость сущего, из чего следовала ложность всякого мнения. При этом он опирался не столько на субъективность показаний органов чувств, сколько на те трудности, которые встречал разум, пытаясь построить непротиворечивое мировоззрение на уровне философских категорий и понятий. Говоря о том, что ничего не существует, Горгий не хотел сказать, что существует небытие. «Ничего не существует» означало у него утверждение, что нельзя доказать ни того, что небытие существует, ни того, что бытие существует, ни того, что бытие и небытие существуют вместе. По мнению Гегеля, «Горгий был силён в той диалектике, которая нужна для красноречия, но более выдающейся является его чистая диалектика, рассматривающая совершенно всеобщие категории бытия и небытия, и при том не на манер софистов»14. Диалектику Горгия, имеющую в себе нечто от диалектики элеатов, сохранил для потомков Аристотель, изложивший её в своей книге «О Ксенофане, Зеноне и Горгии» (дошла до нас отрывках). Диалектику Горгия высоко оценил Гегель, отметив, что она «движется в более чистых поня14 Там же. С. 28. 18 71 тиях, чем та диалектика, которую мы видели у Протагора»15. В учении Горгия содержатся, по его мнению, «весьма абстрактные определения мысли и наиболее спекулятивные моменты»16. Очень важную роль для формирования диалектики, а также для развития философии вообще сыграли рассуждения Горгия о тождестве бытия и небытия, безграничного и ограниченного, единого и многого, истины и заблуждения, а также выявление им трудностей при анализе соотношения между объектами наших высказываний, нашими мыслями об этих объектах и высказываниями, предназначенными для выражения наших мыслей. Горгий обнаружил эти проблемы, заявив о необходимости их решения, что явилось существенным стимулом развития диалектики. Эпоха средней классики, которую начинает софистика, целиком представляет философию рассудочного характера. Общей особенностью всех доктрин философов-софистов было резкое сопротивление некритически усваиваемым традиционным социально-политическим, этическим и религиозным воззрениям. Софисты требовали представлять возникающие вопросы на суд разума, будучи ярко выраженными рационалистами. Античная языковая теория возникает не в процессе рассмотрения каких-либо частных проблем, а как одна из сторон основной философской проблемы, как вопрос о взаимоотношении между вещью, мыслью и словом. Грамматические изыскания софистов были тесно связаны с их философскими взглядами. Гносеологические позиции софистов и их эвристика служили достаточной базой для теории убеждения – риторики, которая является наукой убеждать. Риторика требовала открытия форм мысли и, в частности, логических связей между мыслями, что объективно вело к созданию логики. Однако исторически первое отделение логической формы речи от её содержания принадлежит только Аристотелю. Диалектика софистов, прежде всего, релятивизм Протагора и агностицизм Горгия, по существу уничтожавшие границы между истиной и ложью, не могла стать базой для логики как теории доказывания истины. Тем не менее, гуманистический период в идейной истории Античности вплотную подвёл к обособлению научного знания: грамматика, риторика, диалектика, как и прочие науки, начинают выделяться из философии именно тогда. Греческая логикофилософская образованность, сформировавшаяся уже в IV веке до Р. Х. и ставшая важнейшим достижением античной цивилизации, обусловила формирование учебных дисциплин, известных как семь свободных искусств. Они стали основой античной и средневековой системы школьного образования. Становление системы семи свободных искусств произошло в эпоху эллинизма. 15 16 Там же. С. 29. Там же. 19 71 2. ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЕ МОДЕЛИ АНТИЧНОСТИ И СРЕДНЕВЕКОВЬЯ 2.1. Античное наследие и интеллектуальная культура раннего Средневековья Основой западноевропейской образовательной модели стала сложившаяся в эпоху классической древности система семи свободных искусств (septem artes liberales), состоявшая из двух ступеней: тривиума (трёхпутье) – грамматика, риторика, диалектика-логика и квадривиума (четырёхпутье) – арифметика, геометрия, астрономия, музыка. Античная система образования строилась на идеях рационализма и гражданственности, на примате общественного начала и понимании знания как добродетели. Основой педагогики была идеология гражданской общиныгосударства (полиса) как коллектива более или менее равноправных свободных граждан, связанных общими обязанностями по отношению к государству. Культура полиса была более устной, чем письменной, поэтому в центр образовательного процесса ставились искусство красноречия (риторика) и искусство правильного сочетания слов (по форме – грамматика, по содержанию – диалектика, т. е. логика и философия). Античная система школ17 формировала личность, направленную на практическое решение проблем внешнего мира, воплощавшую собой античный вариант так называемой «культуры стыда», т. е. культуры, где личность в своём поведении более ориентирована на мнение сограждан, чем на внутренние психологические переживания. Переход от античной цивилизации к средневековой сопровождался появлением особой шкалы нравственных ориентиров, основанной на христианском учении. Зародившееся в недрах иудаизма христианство несло с собой новое миропонимание и самоощущение человека. Место ответственности гражданина перед обществом (полисом) занимает индивидуальное общение христианина с Богом, его личная ответственность перед ним. Отношение человека с Богом исполнено высшего смысла, который предполагает поиски мудрости только в Боге и Священном Писании. Такое мировоззрение мало учитывает мнение общества, сограждан. Основной средой обитания христианина, подобно тому, как это было в иудаизВ позднем Риме существовало три вида школ: школы литераторов (т. е. грамотников), обучавших началам латинского письма и счёта; школы грамматиков и школы риторов, обучавших риторике, диалектике и философии. 17 20 71 ме, становится семья, которая особенно в сложные переломные исторические эпохи мыслится опорой безбрежному хаосу беспорядка и порока, поднимаясь на высоту храма, в то время как храм «опускается на уровень дома и школы». Таким образом, педагогика христианства, вслед за педагогикой иудаизма, обращена вовнутрь человека, опираясь на его дух и воспитывая верой. Главным считается не светское рациональное научное знание, а спасение души, нравственное формирование человека, добродетель и мудрость, объединившие разум, волю и веру. Слияние христианской педагогики, истоки которой имеют ближневосточное происхождение, с греческой логико-философской образованностью породило раннехристианскую культуру. Синтез христианских и античных принципов преподавания привёл к появлению определённой педагогической системы, состоявшей из христианского мировоззрения и античного знания. Возникновение греческой логико-философской образованности было важнейшим достижением античной цивилизации. Формирование учебных дисциплин началось ещё в классической Греции (V–IV века до Р.Х.); стандартный круг изучаемых предметов сложился в период эллинизма (III–II века до Р.Х.), и тогда же оформилась концепция «круга образования», включавшего словесные дисциплины, или искусства – грамматику, диалектику, риторику, и искусства математические – арифметику, геометрию, астрономию и музыку. Римский мир с греческой системой преподавания познакомил Марк Теренций Варрон (116–27 до Р.Х.). Греческая система учебных дисциплин стала достоянием Римской империи, свободное население которой получало общеобразовательную подготовку. Основой преподавания в римской школе было искусство речи – устной и письменной. Интерес к языку в Древнем Риме до середины II века до Р.Х. ограничивался отдельными вопросами письма, фонетики и лексики. С середины II века до Р.Х. в Риме возникает филология (или, как говорили римляне, грамматика) в качестве самостоятельной научной дисциплины. Наибольшими авторитетами в области древнеримской филологии были: Элий Стилон, его ученик Марк Теренций Варрон, Веррий Флакк, Квинт Реммий Палемон, Марк Валерий Проб, Теренций Скавр. В эпоху поздней античности, в период заката греко-римской цивилизации, широкое распространение и популярность получили компилятивные труды Доната (IV век) и Присциана (VI век). Присциану принадлежит самая значительная грамматика древности. Присциан и особенно Донат – основные два русла, по которым античная грамматическая теория проникла в средневековую Европу. В области античной риторики наибольшими авторитетами были Марк Туллий Цицерон (106–43 до Р. Х.) и Марк Фабий Квинтилиан (ок. 35 – ок. 100). Основной труд Цицерона «Об ораторе» (De oratore) затмил всю 21 71 предшествовавшую риторическую литературу в Риме. «Этим сочинением Цицерон представил полную теорию красноречия и притом в такой привлекательной форме, что она без труда могла сделаться общим достоянием»18. Риторическое обучение требовало изучения речей крупнейших ораторов прошлого. Такой методики преподавания придерживался известный римский оратор и педагог Марк Фабий Квинтилиан. Свои идеи он выразил в сочинении «Наставление в красноречии» (De Institutione Oratoriae). Риторика Квинтилиана почиталась в Средние века особенно в той части, которая касалась сущности самой дисциплины. В монастырских и соборных школах Европы до XI века обучали большей частью по указаниям Квинтилиана. Сохранение античной культурной традиции, столь важной для становления цивилизации Средневекового Запада, осуществлялось усилиями выдающихся учёных IV–VII веков, ставших систематизаторами и хранителями основных достижений классической древности. Им же принадлежит создание средневековой системы образования. Главные фигуры в ряду этих учёных – Марциан Капелла, Боэций, Кассиодор, Исидор Севильский. Особое место в формировании средневековой образовательной модели принадлежит Марциану Капелле (V век), который создал «классический» свод школьных дисциплин, использовавшийся с V по XV век в учебных заведениях Европы. Правда, давая конспективный обзор круга знаний Античности, составлявших семь свободных искусств, Марциан Капелла не был оригинален. В основном он следовал за Варроном и Плинием Старшим. Семь свободных искусств представлены у него в своём буквальном античном содержании. Сочинение Капеллы «О браке Филологии и Меркурия» (De nuptiis Philologiae et Mercurii) – порождение переходной эпохи. Оно включает семь книг, посвящённых античному тривиуму, т. е. грамматике, диалектике и риторике, и античному квадривиуму, т. е. арифметике, геометрии, астрономии и гармонии (имеется в виду музыкальная теория, включая гармонию небесных сфер). Сочинение Капеллы пользовалось исключительной популярностью. Его влияние легко прослеживается в трудах Кассиодора, Исидора Севильского, деятелей Каролингского Возрождения. Одной из крупнейших фигур в ряду создателей средневековой системы образования был Аниций Манлий Торкват Северин Боэций (ок. 480–524), оказавший исключительно широкое влияние на средневековую культуру в целом. Боэций, современник Одоакра и Теодориха, был виднейшим представителем сенаторского сословия в Остготском государстве. Он имел возможность заниматься философией. Им была создана серия учебных пособий по предметам квадривиума и по логике, которая 18 Модестов В. И. Лекции по истории римской литературы. СПб., 1888. С. 233. 22 71 считалась введением в философию. Боэций окончательно закрепил формальное разделение системы семи свободных искусств на две ступени – тривиум и квадривиум. Установлено, что Боэций впервые ввёл термин «квадривиум», т. е. «четырёхпутье». Его учебники, в частности: «Наставление в арифметике» (De institutione arithmetica), сокращённый перевод греческой арифметики Никомаха; не дошедший до нас трактат по геометрии – извлечение из «Начал» Евклида; «Наставление в музыке» (De institutione musica). Они использовались в западноевропейских школах на протяжении всего Средневековья, а в период раннего Средневековья являлись основным источником сведений в области математических наук и логики. Его переводы Аристотеля и Порфирия, комментарии к аристотелевским и послеаристотелевским сочинениям по логике стали основой средневекового аристотелизма и подготовили расцвет схоластической мысли. У истоков средневекового учебного плана наряду с Боэцием стоит и Флавий Магн Аврелий Кассиодор (ок. 480–575), современник и друг Боэция, занимавший, подобно ему, важные государственные посты в варварской Италии. На склоне лет Кассиодор удалился от дел и основал в своем поместье монастырь Виварий и школу-скрипторий, для переписки и хранения драгоценных рукописей. Он превратил Виварий в своеобразный центр теологического и светского образования, школу и скрипторий – в центр для распространения копий Священного Писания, произведений отцов Церкви и величайших языческих писателей Античности. Виварий сформировался как важнейший просветительский центр, как хранилище духовных традиций и знаний. Именно здесь складывается трехчастная структура монастыря как культурного центра, ставшая традиционной для всего Средневековья: библиотека, скрипторий, школа. Репертуар библиотеки Вивария был исключительно богатым и разнообразным. Там бережно хранились кодексы христианских историков: писавшего о Христе Иосифа Флавия, Евсевия Кесарийского, Руфина, Сократа Схоластика, Созомена, Феодорита. Значительную часть библиотеки составляли сочинения великих язычников: философов Платона, Аристотеля, Порфирия; медиков Теофраста, Гиппократа, Галена; математиков – от Пифагора до Евклида и Никомаха; крупнейших авторитетов в области риторики – Квинтилиана и Цицерона; астрономов – Птолемея и других; эрудитов – Варрона и Плиния Старшего; историков – Тита Ливия, Саллюстия и Светония; поэтов – Вергилия, Горация, Катулла и многих других языческих авторов, авторитет которых Кассиодор ставил очень высоко, считая их изучение обязательным для образования христианина. Обитель Кассиодора имела важные отличия от других монастырей, созданных по уставу св. Бенедикта Нурсийского (ок. 480–547). Бенедиктинский устав предполагал, что монахи достигают спасения души (salus animae) исключительно благодаря аскезе и физическому труду. Св. Бене- 23 71 дикт, основатель западного монашества, отрицательно относился к достижениям античной культуры, к её мирской, языческой науке. Отношение Кассиодора к античной традиции было иным. Помимо самой структуры и деятельности Вивария об этом ясно свидетельствует одно из самых значительных сочинений Кассиодора – «Наставления в науках божественных и светских» (Institutiones divinarum et saecularium litterarum). В нём он в наиболее систематической форме выразил свою основную идею о гармоничном синтезе теологии и светского знания, о необходимости сохранения и использования достижений античной науки. Виварий оказал влияние на развитие бенедиктинских монастырей, в которых постепенно осваивалось искусство переписки книг, которые становились хранителями книжного знания и школьной образованности. В отечественной науке отсутствует однозначная оценка Кассиодора. А. А. Фортунатов рассматривает его как создателя средневековой школьной системы19, И. А. Дворецкая, напротив, считает таковым Боэция20. Вклад Боэция и Кассиодора в создание европейской системы образования, пожалуй, является равноценным. Если Боэций теоретически окончательно разработал и обосновал систему семи свободных искусств, то Кассиодор осуществил образовательный идеал Средневековья на практике, устроив в своём монастыре школу, сутью учебной деятельности которой было изучение семи свободных искусств, а главным принципом педагогики – христианское благочестие. Фигурой, родственной Кассиодору, был Исидор Севильский (ок. 570–636) – первый энциклопедист Средневековья. Его деятельность, как учёного-систематизатора способствовала сохранению знания древних, завершая собой переходный период от Античности к Средневековью. Благоприятные условия для реализации его просветительских замыслов сложились в Вестготской Испании. Там сохранялись традиции римского образования, действовали школы, имелись богатые библиотеки (в частности, в Севилье). Знания и начитанность Исидора были обширными. Он был одним из самых плодовитых писателей раннего Средневековья. Его перу принадлежит несколько десятков сочинений, которые могут рассматриваться как осуществление синтеза античного наследия и христианской традиции, как его переработка с целью сделать это наследие доступным и полезным для варваризующегося мира. Особое место, не только в наследии Исидора, но и в средневековой культуре вообще занимает его «Этимология, или Начала» в 20-ти книгах (Etymologiarum sive Originum). Это – первая всеобъемлющая энциклопедия Средневековья. В ней преобладает интерес к астрономии, космографии, географии, агрикультуре. В «Этимилогии» также рассматриваются дисциплины семи свободных искусств, Фортунатов А. А. Возникновение средневековой школы // Западноевропейская средневековая школа и педагогическая мысль. М., 1990. С. 65. 20 Дворецкая И. А. Италия на рубеже эпох: судьбы образования на заре средневековья // Западноевропейская средневековая школа и педагогическая мысль. М., 1989. С. 6. 19 24 71 которым посвящено несколько книг. В сочинении есть место и собственно этимологии, которую автор определяет как постижение сущности слов и имён через истолкование. Традиция этимологических изысканий, коренящаяся в культуре античного Рима, имела идейной подоплёкой теорию и практику стоиков, стремившихся от познания слов к познанию вещей. В Риме очень любили размышлять над этимологическими проблемами, но уровень этих размышлений был низок. Этимологические рассуждения Исидора часто также фантастичны и произвольны. Навсегда остались знамениты его «lucus a non lucendo» («роща» от «несвечения») и «fimus a fiat mus» («навоз, земля» от «да будет мышью»), надолго подорвавшие доверие к нему серьёзной науки. Тем не менее, «Этимология» Исидора Севильского – серьёзная попытка систематизации на основе логики и грамматики средневековых представлений о «природе вещей». Это объясняет популярность этого сочинения у Беды Достопочтенного и всей плеяды каролингских учёных. Деятельность Марциана Капеллы, Боэция, Кассиодора, Исидора Севильского во многом определила характер духовной культуры переходного антично-средневекового периода, сыграв определяющую роль в формировании цивилизации Средневекового Запада. Заслугой этих христианских учёных было положительное решение проблемы взаимосвязи моральнорелигиозного воспитания христианина и античной (греко-римской) образованности. Это предопределило победу рационалистической традиции в научной и образовательной сфере средневековой Западной Европы. 2.2. Характеристика византийской образовательной модели Особенности рецепции античной культуры в Западной Европе и Византии обусловили различия их образовательных моделей. В Византии, несмотря на всю важность для неё религиозной традиции, хорошо сохранилась система светского образования, связанная неразрывными узами с Античностью. Византийскую культуру отличали высокий уровень традиционализма, канонизированность всех явлений духовной и художественной культуры, спиритуализм (подчёркнутый примат духовного начала). Духовной жизни Византии была присуща двойственность: с одной стороны, аскетизм монашеско-народной культуры, а с другой – аристократизм, характерный для интеллектуалов – продолжателей античной культурной традиции. (Первая тенденция имела особое значение для Руси, вторая – для Западной Европы эпохи Возрождения.) В византийских школах изучались те же предметы, что и в эпоху поздней Античности: грамматика, риторика, философия. Учебный план слагался из дисциплин тривиума и квадривиума. В состав квадривиума входила также физика. Преподавание тривиума имело своей целью воспитание культурного человека, хорошо знающего классическую литературу. 25 71 Образование позволяло сделать карьеру и занять более почётное положение в обществе. Обучение математическим наукам должно было способствовать развитию познавательных способностей и логического мышления. Основу занятий в школах Византии составляли литературные дисциплины. Богословие в учебном плане отсутствовало. Кроме элементарных школ, распространённых повсеместно, существовали учебные заведения повышенного типа. Это были школы грамматика, ритора и философа, сосредоточенные, в основном, в Константинополе. Наряду с частными учебными заведениями в византийской столице функционировали называемые иногда «университетами» высшие школы, организуемые либо императорами, либо от их имени регентами. Главной задачей, стоящей перед ними, была подготовка чиновников государственного аппарата. Высшие государственные школы на протяжении всей истории своего существования имели светский характер. В штат «университетов» были включены профессора по отдельным дисциплинам, обеспечивавшие высокий уровень преподавания. Это отличало университеты от частных школ, где почти все занятия вёл один педагог. Уровень преподавания в византийских школах зависел от образованности учителей (дидаскалов), от их научной и общественной квалификации и колебался от школы к школе. Содержание византийской образовательной модели отличалось от западноевропейской. Византийская школа продолжала традицию древнегреческих школ: вокруг учителя группируются друзья-единомышленники. Её архетипом была Платоновская академия, с присущим ей культом слова и словесного образа. Главным предметом обучения в византийской школе была риторика. Византийская философия, тесно связанная в учебном плане с риторикой, строилась на основе античных философских учений разных школ, а не только на трудах Аристотеля, как это было на Западе. Поэтому интеллектуальная продукция византийских и западноевропейских интеллектуалов была различной: первые преподавали, в основном, риторику – словесное мастерство и эрудицию (искусство убеждения), вторые – логику – методы мышления, и искусство спора (диалектику). Византийской школе была присуща низкая степень институализации и структурированности. Она меньше соответствовала понятию «регулярная школа», для которой обязательно наличие единого учебного плана, являющегося залогом процесса унификации и стандартизации образования. Эта черта предопределила разнообразие уровней и типов учебных заведений в Византии, включая высшую школу, которая сильно отличалась от западноевропейского университета. Сословие интеллектуалов в Византии было иным по социальному происхождению и составу и гораздо менее организованным, чем на Западе. Оно складывалось и действовало в условиях сильного государства и не могло поэтому регламентировать и унифицировать собственную деятельность. Кроме того, в Византии не бы- 26 71 ло коммунального движения, ремесленных цехов. И для ремесленников, производивших товары, и для интеллектуалов, оказывавших образовательные услуги, заказчиком часто выступало государство, которое и осуществляло регламентацию их деятельности. Именно поэтому в Византии не могло появиться цеха интеллектуалов-ремесленников наподобие западноевропейских университетов. Не было выработано единого образовательного эталона; система присуждения учёных степеней (аттестация) отсутствовала. По традиции, сложившейся ещё в Древней Греции, имевшей высокоразвитую культуру устного слова, профессиональный уровень учителя в Византии определялся его авторитетом в области словесного мастерства («мудрствования»). Светская образованность оставалась очень престижной и определяла общественную значимость византийских интеллектуалов. При этом интеллектуал в Византии скорее выступал в роли наставника, несмотря на то, что его деятельность была часто связана со сферой светского знания. Это было обусловлено тем, что византийская риторическая традиция, опиравшаяся на философию Платона и обширный комплекс знаний о человеке (этику), обладала достаточным нравственным потенциалом. Она включала в себя, в основном, сферу гуманитарного знания и в отличие от логики – науки об объективных законах мышления, была неразрывно связана с представлениями о человеке. Византийская школа, как и византийская наука в целом, была преимущественно гуманитарной, а в гуманитарном знании столь общепризнанный критерий истинности, как эксперимент, может иметь лишь строго ограниченную узкую сферу применения. Новая, основанная на эксперименте наука (экспериментальное естествознание) в Византии не сложилась. Византийская образовательная модель оказала определённое влияние на систему образования в Древней Руси. 27 71 3. ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА КАРОЛИНГСКОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ 3.1. Духовная жизнь Западной Европы в VI–VIII веках Каролингское Возрождение, заложившее фундамент интеллектуальной культуры Средневекового Запада, явилось важным формирующим звеном в истории западноевропейской образованности и педагогической мысли. Именно государству франков во главе с Карлом Великим было суждено объединить сохранившиеся остатки античной культуры и окончательно включить их в христианскую цивилизацию. Несмотря на попытки спасти достижения классической древности для христианской Европы, успешно осуществлённые учёными V–VI веков, культурная жизнь Запада, особенно, начиная со второй половины VI века, пришла в полный упадок. Переходный антично-средневековый период, культурные достижения которого обеспечивались последними духовными ресурсами гибнущей античной цивилизации, был завершён. Новая культурно-историческая общность – «Европа» в современном понимании – ещё не сложилась. Именно в это время система образования переживает самые трудные времена. В докаролингскую эпоху отдельные очаги культуры сохранились только в Италии, Ирландии, Англии и Испании. Однако они были мало связаны друг с другом. Разумеется, велика была роль Италии, в большей мере сохранившей остатки римской образованности. Она всё ещё оставалась главным книжным рынком для всей Западной Европы, но собственно Рим утратил ведущее положение в области культуры: оно перешло к Равенне, находившейся под греческим влиянием, сказавшемся и в культуре Лангобардского королевства. Кроме того, новая столица лангобардов Павия стала местом сбора вокруг королевского двора деятелей науки и искусства. Одновременно центром христианской образованности становится Монтекассино, в школе которого под влиянием духовного наследия Кассиодора собирались и читались произведения светской литературы. Именно с этим монастырём связана жизнь Павла Диакона (ок. 720 – ок. 800), автора «Истории лангобардов» (Historia Langobardorum), бывшего приближённым и наставником лангобардских королей и сыгравшего затем блестящую роль при дворе Карла Великого. Лангобардская Италия была одним из интеллектуальных центров Запада, его важным культурным очагом. Города Северной Италии, а также Рим сохранили традиции античного риторического искусства и школьного образования. 28 71 Исключительной в эту эпоху была роль монастырских школ Ирландии. Христианизация Ирландии, происходившая в IV–V веках, связана с именем св. Патрика (ок. 389–461), который получил образование в монастыре св. Мартина Турского. Именно из Западной и Южной Галлии, где благодаря значительному преобладанию галло-римлян и более высокому уровню их культуры длительное время сохранялись традиции римской образованности, первые миссионеры привезли в Ирландию церковные книги и Библию. Ко времени смерти св. Патрика в Ирландии было уже много епископов, пресвитеров и монахов, а основанные ими монастыри были центрами благочестия и книжности. Монастырское образование здесь было более широким и систематическим, чем на континенте. Склонность кельтов к разного рода искусствам и наукам, а также то, что Ирландия не была затронута англосаксонским вторжением, сделали ирландские монастыри выдающимися центрами христианской образованности для всей Европы. В них читали античных писателей, культивировали духовную поэзию, занимались диалектикой (логикой), арифметикой, геометрией, астрономией, музыкой. Ирландия стала едва ли не самой просвещённой страной Западной Европы. Ирландские проповедники и учителя приобрели широкую европейскую известность. В соседней Британии среди коренного кельтского населения, бриттов, уже давно было распространено христианство. Цветущие монастыри существовали в Британии ещё в начале VI века, но из-за сильной ненависти, существовавшей между победителями и побеждёнными, кельтское духовенство не смогло обратить англосаксов в христианство. Англосаксы относились к бриттам как к рабам. Христианизация англосаксов была осуществлена лишь в конце VI века по инициативе папы Григория Великого (ок. 540–604), пославшего в Англию в качестве миссионера аббата Августина († 604 или 605). Вместе с римским духовенством в Англии появилась школа, великолепный расцвет которой явился заслугой англосаксонской Церкви, прилагавшей вслед за ирландской Церковью21 большие усилия для распространения духовного просвещения. Англосаксонские монахи и церковные деятели занимались богословием и литературой, историей и естественными науками. Сочинения англосаксонских церковных писателей вошли в золотой фонд европейской литературы, а монастыри в Кентербери, Йорке и Ярроу уже в VIII веке становятся ведущими центрами Европы не только в области богословия, но и в области латинской и греческой учёности. Иной была ситуация во Франкском королевстве. Известно, что более полной рецепции христианской культуры в бывших провинциях Рима сопутствовала достаточно высокая степень романизации. Завоёванная франИрландская Церковь была по преимуществу монастырской, и это обусловило бурный рост монастырей в Англии VII–IX веков. 21 29 71 ками Галлия к северу от Луары изначально была менее подвержена римскому влиянию, чем территория Южной Галлии. Быстрая варваризация Северной Галлии произошла ещё и потому, что франки в отношении культуры и общественного строя уступали другим германским племенам, в частности, вестготам и бургундам. После первой волны франкских вторжений при Хлодвиге (481–511) последовали и другие волны – в VI и VII веках, значительно усилившие германизацию и варваризацию этой области. Крещение франков при Хлодвиге в 496 году епископом Ремигием не смогло радикально изменить сознание варваров и приобщить их к христианской культуре. Галло-римское духовенство не сумело противостоять интенсивной варваризации страны. Свидетельством культурной деградации галло-римского клира, затронувшей даже церковных иерархов, является творчество епископа Григория Турского (ок. 538–594), первого историографа франков, уже в значительной мере утратившего связь с традициями римской образованности и менталитета, отличавшими труды античных историков. Правда, в семьях галло-римских магнатов в VI и первой половине VII века сохранялась латинская образованность. Важным центром образования и культуры был королевский двор. Но к началу VIII века, в пору утверждения новой австразийской династии Пипинидов, всё это ушло в прошлое. Церковь осталась почти единственным прибежищем письменной культуры. Однако образованность клира во Франкском государстве была весьма невысокой. Основательное обучение грамматике не считалось задачей Церкви. Галлия почти не знала теологических споров: её духовенство было слишком невежественно. В упадке были церкви: из них брали брёвна, камень и ткани. И священники, и прихожане использовали их как амбары. К тому же из-за жестоких распрей и неурядиц в доме Меровингов само управление Церковью и подготовка будущих священников оказались в столь плачевном состоянии, что священники, как правило, не могли даже как следует разобрать и правильно прочитать вслух латинский текст литургии. Начало преодоления кризиса в области культуры и церковного образования во Франкском государстве связано с деятельностью ирландских и англосаксонских миссионеров. Особую роль в этом сыграли св. Колумбан и св. Бонифаций. Св. Колумбан († 615) – один из замечательнейших миссионеров Галлии. Будучи родом с юго-востока Ирландии, он воспитывался в монастыре Бангор – главном рассаднике подвижничества и учёности. Воодушевленный желанием возродить христианскую жизнь в истощенной войнами меровингской Галлии, св. Колумбан отправился в эту страну и основал там три монастыря, наиболее знаменитым из которых был Люксей, ставший монашеской столицей Галлии. Святому пришлось выдержать острый конфликт с галльским клиром, распущенность которого он обличал. Не менее жестоким врагом была для него королева Брунегильда († 613), недоволь- 30 71 ная проповедями святого, обличавшего пороки бургундского двора. Вынужденный бежать из Галлии, он удалился в Италию и основал там свой последний монастырь – Боббио, ставший очагом учёности и подвижничества для Северной Италии, а также духовным центром ирландцев на континенте, наряду с Санкт-Галленом, основанным его спутником св. Галлом († ок. 650). С конца VIII века начинается укрепление франкской государственности. Уже Карл Мартелл (714–741) заботился об усилении Церкви, исходя из государственных интересов. Достаточно остро стоял вопрос о церковной реформе: распущенность духовенства, бывшая результатом длительных междоусобиц, не знала узды. Реформу франкского духовенства осуществил англосаксонский монах св. Бонифаций (672–754), посланный в Галлию папой Захарием I (741–752). Строгие меры были приняты против изменивших обету клириков и монахов: пьянство, разврат и бродяжничество были церковнослужителям запрещены. В монастырях было предписано строго соблюдать бенедиктинский устав. На синоде 747 года франкские епископы подписали акт, согласно которому признавались все права папы, а франкский клир формально ему подчинялся. В 751 году св. Бонифаций помазал Пипина Короткого (741–768) на царство. Это было не что иное, как окончание успешной деятельности англосаксонских миссионеров. Результатом усилий св. Бонифация было также основание в землях восточных франков новых монастырей, при которых возникли школы, и расцвела наука. Важным симптомом начинавшегося культурного подъёма явился интерес короля Пипина Короткого к приобретению книг. Известно, что он получил от папы Павла I ряд книг, в перечне которых значатся: Аристотель, Дионисий Ареопагит, трактаты на греческом языке по геометрии, орфографии и грамматике. Начиная с эпохи св. Бонифация, в Риме всё отчетливее проявляется тенденция ориентации не на восток, а на север, где благодаря титанической государственной деятельности Каролингов из романо-германской культурной общности постепенно формировалась новая «Европа». 3.2. Культурная деятельность Карла Великого Большую роль в создании новой Европы сыграл сын Пипина Короткого Карл, прозванный Великим (768–814). При нём Каролингское государство переживает наивысший расцвет. Успешные завоевательные войны, которые Карл вёл в течение 30-ти лет, опираясь на прекрасную военную организацию, созданную Карлом Мартеллом, привели к созданию огромной империи, охватившей значительную часть территории бывшей Западной Римской империи. Таким образом, ему удалось осуществить политическое воссоединение Европы под эгидой франкских королей, что закономерно оживило римскую державную традицию. 31 71 Культурный подъём франкского государства при Карле Великом не в последнюю очередь диктовался практическими нуждами его империи, потребностями государственного строительства. Созданный Каролингами крупный государственный организм нуждался для своего нормального функционирования в образованных чиновниках. Однако грамотность стала редкостью, не только в среде светской знати, но и среди чиновников. Частично грамотными были лишь клирики; только духовенство сохранило некоторые навыки управления, хозяйствования и суда. Поэтому создание светской администрации было возможно только благодаря кадрам церковной администрации. Только Церковь и её организационные формы могли быть опорой мощной раннефеодальной империи Карла Великого. Поэтому важнейшей проблемой было преодоление затронувшего Церковь глубокого кризиса, проявлением которого была безграмотность многих священников, монахов и даже епископов. Уже в своём первом Капитулярии 769 года Карл предписывает отстранять от ведения службы неграмотных священников, а затем в посланиях к епископам требует принять меры для ликвидации неграмотности духовенства. Была также сделана попытка организовать обучение мирян. Так, Капитулярий 802 года требовал, чтобы «каждый посылал детей своих в школу, которую дети должны прилежно посещать, пока они достойно не обучатся». Культура Каролингской эпохи была по преимуществу школьной. Хорошо понимавший задачи времени Карл способствовал радикальной перестройке педагогической системы. «Капитулярий о науках» (787 год) предписывает при каждом монастыре и при каждой епископской кафедре открывать школы для всех, кто способен учиться. Как результат появления Капитулярия по всей империи были созданы школы при монастырях и епископствах. Обучение в этих школах юных клириков, а иногда и мирян являлось особой обязанностью духовенства. Постепенно стало правилом появление при монастырях и кафедральных школах специальных учителей из числа духовенства, главной задачей которых было преподавание наук. Образцом для них была придворная школа в столице Карла – Ахене. Придворная школа для детей короля и высших вельмож, будущих государственных сановников, существовала у франков и раньше, но при Меровингах она служила, главным образом, воспитанию воинских доблестей, а при Карле Великом стала служить обучению семи свободным искусствам, Библии, а также классической литературе. Здесь, на стыке двора и школы, среди учёных, учащихся, любителей и покровителей учёности сложилось то своеобразное общество, за которым в науке закрепилось название «академии Карла Великого». Остро стоял вопрос о том, кто будет вести обучение в школе. Таковых не было, и Карл был вынужден пригласить учителей из-за границы: итальянцев, англосаксов, ирландцев, испанцев. Италия была первой стра- 32 71 ной, завоёванной Карлом и поразившей его своей непривычной культурой. Именно оттуда прибыло первое поколение учителей Ахенской школы. Это были: диакон Пётр Пизанский, грамматик, первым возродивший научные занятия в придворной школе и посвятивший королю Карлу свой учебник грамматики; Павлин, патриарх Аквилейский, один из виднейших богословов своего поколения, первый советник Карла по вопросам церковной политики; и, наконец, самый талантливый из них – Павел Диакон. Их пребывание при франкском дворе продолжалось не более десяти лет, но результаты этой деятельности были крайне важны: именно они заложили основу всего последующего культурного возрождения: 780-е годы по праву считаются «итальянским периодом» в истории придворной академии. За «итальянским периодом» последовал «англосаксонский» – 790-е годы. Новым главой придворной академии стал англосакс Алкуин, выдвинувшийся на роль главного советника Карла в его культурных преобразованиях и церковной политике, центральная фигура духовной жизни эпохи. Ирландия, старинный центр христианской образованности, тоже внесла свой вклад в формирование сообщества учёных, приглашённых ко двору Карла. Ирландцы познакомили франков с элементами греческого языка, привили им вкус к изысканно-тёмному стилю и расширили их познания в области географии и астрономии. Виднейшими фигурами этой группы ученых были: Дунгал, автор стихотворных посланий Карлу, богослов и знаток христианских поэтов; Климент, сменивший (по-видимому) Алкуина во главе придворной школы; Дикуйл, автор географического трактата. Наконец, Готская Испания послала во франкское королевство несколько видных представителей: архиепископа Лионского Агобарда, одного из просвещённейших людей своего времени; епископа Туринского Клавдия, мечтавшего возродить чистоту раннего христианства. Самым крупным и талантливым деятелем этой плеяды был епископ Орлеанский Теодульф, администратор, дипломат, покровитель искусств, один из самых талантливых поэтов своего поколения. Результаты деятельности этих разноплеменных культурных сил, собранных к ахенскому двору, сказались скоро. Уже примерно к 800 году появляются германские ученики иноземных учителей – те новые люди, на которых в своей государственной политике мог опереться Карл. Таковы: франк Эйнхард (768–840), приближённый императора, автор его «Жизнеописания», оставшегося лучшим для своего времени образцом владения латинским слогом; франкский поэт Ангильберт (ок. 750–814), морганатический зять Карла; ряд других учеников Алкуина, из которых наиболее выдающийся – просветитель Германии Храбан Мавр, аббат Фульдского монастыря. Придворная школа в Ахене стала центром целой сети школ, в которой так нуждалась франкская держава. Школы существовали в Туре, Корби, Корвее, Флери, Луксее, Лионе, Меце, Реймсе, Ферьере, Сен-Рикье, 33 71 Суассоне, Льеже, Шартре, Париже, Санкт-Галлене, Фульде, Лорше, Рейхенау, Оксерре, Турнэ. Подъём культурной жизни, происходивший при Карле Великом и его ближайших преемниках, получил название «Каролингского Возрождения». Этот термин был предложен наукой середины XIX века по аналогии с европейским Возрождением XIV–XVI веков. Сутью культурного расцвета в империи Карла было создание духовных предпосылок для формирования из варварского мира, разрушившего римскую цивилизацию, европейской христианской общности – цивилизации Средневекового Запада. Её духовной основой явился синтез христианских и античных идей, осуществленный и философски осмыслённый отцами Церкви, прежде всего Августином Блаженным (Аврелием Августином), и оформленный в трудах великих ученых-систематизаторов переходного антично-средневекового периода Марциана Капеллы, Боэция, Кассиодора и Исидора Севильского. Карл Великий сознательно оказался в центре культурного движения, составлявшего Каролингский Ренессанс, поскольку хорошо понимал необходимость духовного стержня для своей деятельности, а также духовного подъёма своего народа. Он надолго определил духовное развитие Запада в период, «когда древность медленно умирала». В известной мере его личность сопоставима с личностью императора Константина Великого (306–337), сделавшего христианство одной из опор умиравшего античного государства. Карл, несомненно, подражал Константину, создавая культурно-идеологическую опору своей христианской империи. Термин «Возрождение» применительно к культуре эпохи Каролингов, хотя и условен, но совсем не случаен, поскольку суть этого культурного феномена состоит в слиянии христианских идеалов и отдельных элементов античной культуры. Самым насущным делом Карл считал возрождение Церкви и подъём её духовного авторитета. Первый шаг в этом направлении был сделан Пипином Коротким, который осуществил реформу франкской Церкви, а также ввёл в своих владениях строгий литургический чин по римскому образцу. Однако подлинное реформирование франкской Церкви было осуществлено именно Карлом. Его усилия в области образования, в первую очередь, способствовали духовному возрождению франкского клира, возвращению Церкви утраченного духовного авторитета. Но, помимо создания широкой сети школ, Карл считал необходимым исправление текстов Библии. В 787 году он получил в Монтекассино копию Библии, размножил этот образцовый экземпляр с помощью переписки и разослал его в разные монастыри. Необходимым фундаментом, как для образования, так и для правильного богослужения должна была стать, по мнению Карла, реформа письма. И эта реформа была осуществлена в скрипториях каролингского времени. Новое письмо получило название каролингский минускул. Уже в VIII веке оно послужило мощным 34 71 средством распространения письменности. Благодаря большей чёткости оно позволяло писать мельче и слитнее, т. е. гораздо экономнее использовать поверхность страницы без ущерба для удобочитаемости 22. Это обеспечило храмы и монастыри эпохи Каролингов отвечающими всем необходимым требованиям богослужебными книгами. Реформа письма придала церковной службе должное благолепие, а также облегчила задачу подготовки грамотных клириков. Кроме того, для подъёма авторитета Церкви и прекращения в ней внутренних разногласий Карл, будучи в Риме в 774 году, получил от папы Адриана I рукопись с текстом канонического права, которое, являясь церковным законодательством, регулирует внутренние отношения Церкви. Обязательным пособием в деятельности каролингского духовенства стали сборники лучших проповедей (гомилий), выбранных из сочинений отцов Церкви: Иоанна Златоуста, Василия Великого, Григория Богослова, Августина Блаженного, Амвросия Медиоланского, Григория Двоеслова. Возрождение церковной жизни и духовных идеалов христианства сочеталось в культуре Каролингского Возрождения с элементами античной культуры: «К древним обычаям вновь возвращаются нравы людские: Снова Рим золотой, обновясь, возродился для мира…», – – писал Муадвин, поэт каролингского времени. Эти строки стали программными для всего культурного движения. Возрождение античной культуры на новой христианской основе было общим идеалом современников Карла Великого. Феноменом, в значительной мере характерным для античной культуры, стала сама придворная академия, о заседаниях которой в стихах повествуют Алкуин и Теодульф. Она скорее напоминала дружеский кружок, в котором обсуждались серьёзные богословские вопросы, слушались лекции, читались и толковались античные авторы, сочинялись изысканные комплиментарные стихи, решались замысловатые вопросы и загадки. Дочери Карла пели под аккомпанемент арфы. Каждый «академик» принимал античный или библейский псевдоним23. Карл звался «Давид», его двоюродный брат Адельхард, аббат Корбийский, – «Августин», Алкуин был «Флакк», Муадвин – «Назон», Ангильберт – «Гомер», Эйнхард – «Веселиил». Среди членов академии были также «Сульпиций», «Марон» и другие. Античные псевдонимы определенно преобладали над библейско-христианскими. Распространённость имён римских поэтов (Гораций, Вергилий, Овидий) свидетельствует о высокой оценке поэзии в этом кругу, о любви к изящной словесности классической древности. По замечанию М. Манициуса, филология в учёных занятиях «академиков» Латинские буквы каролингского минускула явились непосредственными родоначальницами всех позднейших, в том числе и современных нам западных почерков письма, а также печатных шрифтов, не исключая и наших русских. 23 Это было полузабытой традицией галльских и британских учёных обществ. 22 35 71 преобладала, что позволяет назвать их «гуманистами»24. В пользу этой оценки – и исключительная любовь «академиков» к литературной изысканности, основой которой было знание римских классиков, и страсть к поискам рукописей античных авторов. Найденные ими античные кодексы копировались в монастырских скрипториях. Таким образом, сохранилась для потомства большая часть сочинений авторов классической древности. Помимо занятий филологией интерес членов академии распространялся на естественнонаучные знания: астрономию и космографию. Это – несомненный отзвук античного интереса к природе и окружающему человека миру. Любопытен в этой связи принадлежавший Карлу металлический диск, на котором была изображена карта Земли с астрономическими фигурами и расчётами. Это, очевидно, птолемеевская карта мира, помещённая на плоском диске. География как самостоятельная наука в средневековой школе не изучалась, она составляла раздел геометрии – составной части квадривиума. Можно предположить, что Карл из дисциплин семи свободных искусств особо интересовался геометрией, признавая при этом не античные, а средневеково-христианские представления о строении земной поверхности. Очевидно, учёное окружение Карла отвергло традиционную античную космографию, изложенную Марцианом Капеллой25, и приняло основные космогонические принципы христианской географической школы, сложившейся в Антиохи в IV–VI веках. Они определили содержание знаменитой «Христианской топографии» Косьмы Индикоплова (VI век), завоевавшей господствующее положение в средневековой географии. Как известно, Косьма пишет о Земле как о плоском четырёхугольнике, окружённом водой и накрытом твёрдым небесным сводом. Геометрия, кроме знакомства с географией, содержала элементы знания о фигурах и чертежах, необходимые для возведения храмов. Искусство архитектуры сильно увлекало Карла. Не случайно среди кодексов придворной библиотеки имелся трактат Витрувия, включавшего в своё время архитектуру в состав семи свободных искусств. Карл вместе с Эйнхардом создал проект Ахенского дворца, задуманного как подобие Равеннского. Архитектурные памятники Ахена, построенные при Карле, – типичные образцы позднеантичной архитектуры. Интерес Карла к геометрии и космографии был связан с его астрономическими увлечениями. Возможно, под его влиянием были сделаны копии астрономических трудов, составленных ирландцем Дунгалом, обладавшим немалыми познаниями в этой области. Мы можем предположить также, что и астрономические изыскания учёных Каролингского Возрождения отличаются от той картины устройства космоса, которую рисует Марциан Капелла. Несмотря, од24 Manitius M. Geschichte der lateinischen Litteratur des Mittelalters. München, 1911. Bd. 1. Марциан Капелла, рассматривая геометрию как раздел квадривиума, целиком опирается на данные античной науки. См.: Лосев А. Ф. История античной эстетики. Итоги тысячелетнего развития. М., 1992. Кн. 1. С. 155. 25 36 71 нако, на приверженность Карла и его учёного окружения христианскосредневековым представлениям об устройстве мироздания, выработанным антиохийской школой, сам интерес каролингских учёных к природным феноменам, очевидно, находится в рамках античной традиции. Несомненно, с античной традицией, желанием «гуманистов» каролингской эпохи следовать античным образцам, связано и само название учёного сообщества, возникшего в Ахене – академия. И в эпоху классической древности, и во времена расцвета ренессансного гуманизма в Италии «академией» называлось место, предназначенное для учёных занятий. Такова была, прежде всего, роща близ Афин, посвящённая герою Академу, где учил Платон, а потом его ученики; их философская школа получила название «Академия». Подобную роль играла Тускуланская вилла Цицерона, не говоря уже о многочисленных академиях итальянского Возрождения, из которых самой знаменитой является Платоновская академия во Флоренции, возглавленная Марсилио Фичино. Подобно итальянским гуманистическим академиям, академия Карла Великого не представляла собой официального закрытого учреждения с прочной организацией и чёткой структурой. Она скорее являлась дружеским кружком, свободным собранием единомышленников, которые ищут сотрудничества и взаимной поддержки. Их объединяют общие идеалы; они представляют собой новую духовную формацию. Это сообщество сторонников новой идеологии было пёстрым по составу. Мы находим здесь франков, вестготов, англосаксов, лангобардов и ирландцев. В академию входили, помимо Карла с многочисленными членами семьи, сыновьями и дочерьми, прочие учащиеся придворной школы вместе со своими учителями, а также образованные люди из числа духовной и светской знати. В духе традиций античной эпистолографии члены Ахенской академии обменивались письмами с неумеренными похвалами друзьям и насмешками над врагами. Условно-риторический характер писем, наполненных выражениями восхищения достоинствами друг друга, был общепринятым явлением в кругу европейских гуманистов XIV–XVI веков. Эпистолография Каролингского Ренессанса и гуманистическое письмо европейского Возрождения, восходящие к общим античным образцам, имеют определённое сходство. Подобно итальянским гуманистическим академиям академия в Ахене пропагандировала в обществе новую систему ценностей – слияние античных идеалов с христианскими при безусловном преобладании последних. Это, разумеется, резко отличало Каролингское Возрождение от европейской ренессансной культуры, которая расцвела на пороге Нового времени, положив конец цивилизации Средневекового Запада. Идейная сущность и смысл Каролингского Возрождения были противоположны. Элементы античной традиции, которые черпались, в основном, из культуры поздней Империи, использовались деятелями каролинг- 37 71 ской эпохи в теснейшей связи с христианскими идеалами и служили созданию духовной основы именно средневекового общества, что в VIII–IX веках было чрезвычайно актуальной задачей. Учитывая сказанное о культуре каролингской эпохи, применяющийся к ней термин «Возрождение» представляется вполне оправданным в силу отчётливо представленных и идущих от античной традиции светских тенденций этого культурного движения. «Возрождать» приходилось, прежде всего, те начатки знаний, которые были необходимы новой эпохе. Требовались: владение языком, стилем, стихом; познания в области географии, астрономии, архитектуры. Эти науки в широком смысле объединялись понятием «семь свободных искусств». Задачи, намеченные Каролингским Возрождением, в значительной мере суждено было решать формировавшейся в это же время системе школьного образования, в основе которой лежали те же artes liberales. 3.3. Алкуин и Храбан Мавр – создатели средневековой школьной системы Своеобразие эпохи Карла Великого в области образованности и школьного дела состояло в том, что инициатива исходила от самого Карла, представляющего сильную центральную власть. Огромную роль в этих культурных преобразованиях сыграл Алкуин (ок. 735–804), с его идеализацией светской государственности, олицетворением которой был для него Карл, выступающий в роли идеального правителя. Будучи ближайшим советником Карла по вопросам культуры, его наставником и идейным вдохновителем, именно Алкуин решал поставленную им совместно с Карлом задачу по реставрации школ, подъёму образовательного и духовного уровня клириков и мирян. Родившись в англосаксонской Британии, Алкуин получил доступ к достижениям высокой культуры и образованности, свойственной островному монашеству. Самой большой учёности достиг в этой стране Беда Достопочтенный (ок. 673–735), наиболее выдающийся учёный и богослов VIII столетия. Беда, известный прежде всего как автор «Церковной истории народа англов» (Historia ecclesiastica gentis anglorum), был разносторонним и плодовитым писателем. Он – автор ряда экзегетических работ; его заслугой является приобщение англосаксов к греко-латинским авторам, в частности, к Аристотелю и Цицерону. Ему принадлежат сочинения: «Об элементах философии»; «О природе вещей»; два трактата по теории музыки; ряд трактатов по космографии и астрономии; компуты (вычисление календаря); трактаты о предсказаниях погоды; несколько работ по арифметике, в том числе, задачник; два трактата по грамматике, бывшие переработкой учебника Доната в форме вопросов и ответов; трактаты об орфографии, метрике и тропах. В своих произведениях Беда мало ориги- 38 71 нален, но его начитанность огромна. Более того, труды классиков и отцов Церкви он использовал в соответствии с собственными философскобогословскими взглядами, а также с учётом своей преподавательской деятельности. Именно Беда начал преподавание в Англии семи свободных искусств. Его ученики работали в разных монастырских школах страны, а учебники Беды получили широкое распространение. Влияние его трактатов на Алкуина во многих случаях можно проследить довольно отчётливо. Алкуин родился ок. 735 года в Йорке, столице Нортумбрии. Он был одним из pueri oblati26 при Йоркском соборе. Соборная школа Йорка, в которой учился Алкуин, была знаменита. Её основал почитатель и ученик Беды архиепископ Йоркский Экгберт (735–766). При нём и его приемнике архиепископе Эльберте (767–778) школа обзавелась богатейшей по тому времени библиотекой. В ней были представлены труды отцов Церкви: Иеронима Блаженного, Августина Блаженного, Василия Великого, Иоанна Златоуста; христианских неолатинских поэтов: Седулия, Ювенка, Паулина Ноланского, Аратора; христианских учёных и поэтов поздней Античности: Боэция, Кассиодора, Фортуната; труды Беды Достопочтенного, а также сочинения писателей классической древности: Плиния Младшего, Аристотеля, Цицерона, Вергилия, Лукана, Стация. Многочисленными были кодексы грамматиков: Проба, Фоки, Доната, Присциана, Сервия, Евтихия, Помпея, Комминиана. Грамматика тогда считалась царицей наук. Обучение Алкуина началось с заучивания наизусть 150-ти псалмов Давида. Так учащиеся приобретали запас латинских слов, привычку к синтаксическим оборотам и навыки произношения. Как при этом знакомились с буквами, когда начинался процесс обучения письму, об этом применительно к детству Алкуина данных нет. Есть указание на то, что Алкуин не очень охотно заучивал псалмы, но зато жадно усваивал первые элементы светской литературы – стихи Вергилия, изучавшиеся в связи с грамматикой. В десять лет он был «больше любителем Вергилия, чем псалмов»27. После заучивания псалмов Алкуин перешёл к архиепископу Экгберту для обучения наукам. В соборной школе он получил энциклопедическое для своего времени образование, усовершенствовавшись в предметах тривиума, ознакомясь ближе с античной поэзией, с музыкой, изучив астрономию и космографию, элементы естествознания, арифметику и геометрию, приёмы вычисления пасхалии и, наконец, Священное Писание. В дальнейшем Алкуин преподавал в Йоркской школе, но свидетельств об этом периоде его жизни не так много. Сохранились сведения о поездке Алкуина на континент за книгами, которую он предпринял вместе с Эльбертом. В 781 гоPueri oblati – мальчики, которых родители с детства отдавали на воспитание в монастырь и которые затем становились монахами. 27 Фортунатов А. А. Алкуин как деятель Каролингского Возрождения // Учёные записки Московского гор. пед. ин-та. 1941. Т. 3. Вып. 1. С. 40. 26 39 71 ду Алкуин поехал в Рим за паллием28 для нового архиепископа Йоркского Эанбальда. В Павии он имел возможность слушать лекции Петра Пизанского. На обратном пути, в Парме, состоялась встреча Алкуина с Карлом Великим, а также с выдающимися клириками и государственными мужами из окружения короля. Карл сумел по достоинству оценить учёность Алкуина, пригласив его во Франкское королевство. В 782 году Алкуин впервые приезжает к Карлу. После кратковременного обучения монахов Ферьерского монастыря и обители св. Люпа он был вызван ко двору. Король уговорил его стать во главе придворной академии, куда тот явился со своими учениками Сигульфом, Фридугизом, Виттоном. Итальянский период в деятельности Ахенской академии сменился англосаксонским. Отныне в школе утвердилась островная наука и учёность: многие из приехавших с Алкуином учеников остались при франкском дворе. Впрочем, Алкуин первоначально не имел намерений долго оставаться в королевстве франков. В 786 году и в 790–793 годах он вновь находится на родине, а с лета 793 года и вплоть до своей смерти в 804 году живёт в своём новом отечестве. По прибытии Алкуина Карл и его семья тесно сплотились вокруг уважаемого учёного. Алкуин не только стал наставником Карла в семи свободных искусствах, но и его ближайшим единомышленником: оба полагали, что не только франкский клир, но и франки-миряне должны быть образованы. Эта идея определяла школьную политику Карла Великого, детали которой разрабатывались Алкуином. Им было, по-видимому, составлено знаменитое послание Карла «О занятиях науками». Оно целиком посвящено доказательству необходимости изучения светских наук, особенно грамматики, и содержит скрытую полемику с традиционной точкой зрения, ставившей аскетическую практику намного выше «словесного» знания. «Да будет ведомо … благочестию вашему [о нижеследующем]: совместно с верными нашими признали мы полезным, чтобы в епископствах и монастырях, Христовым попечением нам вверенным для управления, помимо соблюдения уставов монашеской жизни…, прилежали и в обучении наукам каждого, кто по мере своих способностей, с Божьей помощью, сможет учиться. Ибо поскольку соблюдение монастырских уставов хранит чистоту нравов, постольку обучение и учение устраивает и украшает слова речи. Поэтому те, кои стремятся угодить Богу праведной жизнью, пусть не пренебрегают угождать Ему также и правильной речью... И хотя лучше правильно поступать, чем [правильно] знать, но сначала нужно знать, а потом поступать. Поэтому каждому следует знать, что хочет он делать, дабы чем более хвалениям всемогущему Богу, воздаваемым 28 Облачение архиепископа. 40 71 без опасности впасть в ошибки, споспешествовал бы язык, тем плодотворнее сознавала бы душа, что должна она делать»29. Придворная академия стала центром подготовки учителей. Задачей Алкуина была разработка программы курса обучения (так называемого куррикулюма). Ему пришлось упорядочить и организовать тот образовательный материал, который накопился в придворной школе при итальянцах. Именно он выработал связную программу обучения в придворной школе: латынь; семь свободных искусств; богословие. Алкуин был талантливым педагогом. Образцом для его образовательной системы послужила, по-видимому, его родная Йоркская школа. Передав руководство придворной академией в надёжные руки, Алкуин удалился в монастырь св. Мартина в Туре, где основал монастырскую школу, ставшую ещё более значительным центром образования, чем придворная академия в Ахене. Сюда со всех концов империи направлялись наиболее способные ученики, среди них многие выдающиеся деятели культуры XI века, основатели монастырских школ, такие как Храбан Мавр, или Гримальд, основатель монастырской школы в Санкт-Галлене, одной из наиболее известных школ IX–XI веков. О своей педагогической деятельности в Туре Алкуин сообщает Карлу в письмах. Его задачи как учителя были разнообразны: одних учеников он наставлял в Священном Писании; других обучал чтению древних авторов; некоторых учил грамматике; других – астрономии. Стало ясно, что ему не обойтись без помощников, которых он нашёл частично в монастыре, частично среди своих бывших учеников. В одном из писем к Карлу он сообщает о необходимости привезти из Йорка учебные пособия, которыми он там пользовался. Можно предположить, что книги были привезены из Йорка в Тур, чтобы там сделать с них копии. Переписке книг Алкуин уделял очень много внимания. Он научил турских монахов уже созданному ранее каролингскому минускулу и основал в Туре широко известную школу писцов. Школа в Туре стала образцовой во Франкском королевстве; по её подобию создавались монастырские центры образования и культуры, сеть которых охватила постепенно всю империю. Потребности франкской школы, хорошо знакомые Алкуину благодаря преподаванию в придворной и Турской школах, побудили его написать учебники по семи свободным искусствам, ставшие позднее известными под названием «Дидактичекие труды» (Opera Didascalica). «Дидаскалика» состоит из пяти трактатов: «Грамматика», «Орфография», «Диалог о риторике и добродетелях», «О диалектике» и «Диалог Пипина с Альбином». «Грамматика» (Grammatica) имеет морализирующее введение, в котором учитель по просьбе учеников учит их истинной мудрости. Вводная Цит. по: Каролингская эпоха. Из истории Западной Европы в раннее Средневековье: Сб. документов / Под ред. А. А. Сванидзе и Г. П. Мягкова. Казань, 2002. С. 227–228. 29 41 71 часть трактата излагает педагогические взгляды Алкуина наиболее подробно. Знания в целом Алкуин рассматривает как «философию», тесно связывая с ней содержание семи свободных искусств, которые представляют «светскую мудрость». Он призывает учеников не забывать о духовной мудрости, связанной с изучением Библии. Задача учителя – показать ученикам дорогу к мудрости, если они сами стремятся к душевной чистоте и познанию истины ради их самих, а не ради почестей или богатств, которые обманчивы и преходящи. «Грамматика» построена в виде диалога двух учеников, саксонца и франка, и разбита на разделы, озаглавленные в соответствии с понятиями, которые в них рассматриваются, например: «О слоге»; «Об имени»; «О роде»; «О числе»; «О родах местоимений»; «О падежах»; «О глаголе» и т. п. В этом сочинении легко узнать грамматику Доната. Кроме того, в нём многое заимствовано из Присциана. Трактат испытал также влияние Исидора и сочинения Беды «О метрическом искусстве» (De arte metrica). Следующий трактат «Дидаскалики» озаглавлен: «Об орфографии» (De orthographia). Книга строится по тому же принципу, что и аналогичное сочинение Беды, которое, судя по цитатам, было хорошо известно Алкуину. Он сохраняет алфавитный порядок сочинения Беды. Использованы также Кассиодор и Присциан. «Орфография» Алкуина учит, во-первых, правописанию: «Delictum, id est, peccatum, in prima syllaba per «e», in secunda per «i» scribendum est» (Слово «delictum», то есть «грех», в первом слоге должно писаться через «e», во втором – через «i»). Даются также примеры омонимов: «Dissertus», id est, eloquens, per «di» scribitur. «Desertus», id est, derelictus, per «de» («Dissertus» означает «красноречивый» и пишется через «di». «Desertus» означает «пустынный» и пишется через «de»). Трактат полон толкованиями слов с элементами христианской назидательности: «Gaudium animi est laetitia» («Наслаждение души – радость»). Подобные примеры многочисленны. В отдельных фрагментах трактат напоминает греко-латинский словарь: «Idiota Graecum est, Latinae imperitus» («Idiota» слово греческое, его латинский перевод – «невежественный», «простой»). Он сочетает одновременно свойства толкового и этимологического словарей. Сочинение удовлетворяет лишь самым скромным запросам, не претендуя на глубину. Автор мало учитывает достижения античной лингвистики, не использует отрывки из классиков. Это свидетельствует о деградации лингвистических знаний и соответствует уровню грамматических штудий Каролингской эпохи30. Следующий трактат «Дидаскалики» – «Риторика» (Dialogus de rhetorica et virtutibus) можно считать результатом педагогической практики учёного. «Риторика» построена в форме диалога Карла Великого и Алкуина. Это очерк, написанный, в основном, по произведениям Цицерона, 30 Manitius M. Op. cit. 42 71 представляющий собой извлечение из его книг («De inventione» и «De oratore»). Несмотря на то, что Алкуин самостоятельно написал раздел о добродетелях, опираясь на Библию, почти весь материал трактата восходит к античным авторам. Трактат о риторике, как и следующий трактат «О диалектике» (De Dialectica), рассчитан на более высокий уровень подготовки учащихся. Трактат «Диалектика» по своему происхождению связан со школьной деятельностью Алкуина. Он также написан в форме диалога между Алкуином и Карлом Великим. Собственно говоря, это – учебник по диалектике, или логике, третьей ступени тривиума. Простой язык, ясный стиль, вопросноответная форма изложения стали залогом популярности этого учебника на протяжении столетий. По содержанию работа представляет собой компиляцию из сочинений Августина Блаженного, Марциана Капеллы, Боэция, Кассиодора, Беды, Исидора и ряда других авторов. Вместе с тем, Алкуин впервые выделяет диалектику из остальных свободных искусств, видя в ней главное интеллектуальное орудие, посредством которого можно систематизировать и правильно истолковать вопросы веры. Именно он, будучи представителем рационалистического направления в христианской мысли раннего Средневековья, подчеркнул роль логического мышления для формирующейся латинской схоластики, став первым её представителем. «Алкуин – первый мыслитель, которого следует назвать в истории средневековой христианской философии»31. Таким образом, у истоков создания европейской школьной традиции стоит Алкуин. Он и его ученики бережно хранили элементы предшествующей культуры, систематизировали их, превращая в единое целое, и старались широко распространить, приспосабливая их к особенностям мышления недавних варваров. Именно Алкуин ввёл в систему образования семь свободных искусств и написал к ним учебники. Его деятельность, сформировала практику и идеалы педагогики Каролингского Возрождения, основные элементы которой были усвоены средневековой педагогикой в целом. Большинство школ в империи Карла обязано своим основанием Алкуину, а его трактат по грамматике использовался в Европе до XV века. В 814 году умер Карл Великий, и императором стал его сын Людовик Благочестивый (814–840). Его правление было решающим шагом к децентрализации империи и сакрализации культуры. Духовным советником Людовика был Бенедикт Анианский (ок. 750–821), аскет, реформатор бенедиктинского устава, увеличивший для монахов занятия физическим трудом и уменьшивший занятия трудом умственным. Придворная академия в Ахене, бывшая ранее центром интеллектуального развития, быстро захирела: Алкуина и Ангильберта не было уже в живых, Теодульф – в из31 Штёкль А. История средневековой философии. СПб., 1996. С. 80. 43 71 гнании, Эйнхард удалился в германский монастырь. Монастырским школам было предписано: не принимать учеников из мирян, а обучать только послушников, готовящихся в монахи. Светские тенденции в культуре постепенно угасали – она вновь уходила в монастыри. Центральной фигурой этого времени, знаменующей начало новой полосы в культурной истории Европы, был Храбан Мавр (ок. 784–856), аббат Фульды и потом Майнцкий архиепископ. Он родился в Майнце и происходил из древнего рода Магненциев, к которому принадлежал его отец Нитхард, занимавший видный пост в государстве франков. Мать Альдегунда, по свидетельству современников, «добропорядочная женщина», стремилась привить сыну с самых ранних лет жажду знаний и любовь к Богу. Девяти лет по настоянию матери он становится монахом ордена бенедиктинцев в Фульде, проявив большой интерес, способности и усердие к занятиям науками. В 796 году его вместе с двумя другими монахами посылают в Тур к Алкуину, где он проводит в учении шесть лет. Здесь Храбан изучал семь свободных искусств, призванных, по замыслу Алкуина, подготовить его для понимания Священного Писания. Многолетнее пребывание Храбана в Туре было очень важным для всей его жизни и дальнейшей деятельности. Видимо, здесь был заложен фундамент его удивительного знания Библии, экзегетических работ, а также искусства латинского стихосложения, компиляции, склонности к этимологическим изысканиям и символике чисел. Под влиянием Алкуина сложилась его методика обучения, отличием которой был учёт индивидуальности ученика. После окончания учёбы в 801 году он вернулся в Фульду. Здесь Храбан получает новое назначение: ему поручают возглавить монастырскую школу. Первый период его деятельности как учителя (803–817) был для него временем тяжёлых невзгод и испытаний. Фульдская школа переживала упадок: почти вся научная жизнь монастыря замерла. Частично в этом была виновата чума 807 года, из-за которой школа быстро опустела. Упадку научной жизни Фульдского монастыря способствовал его аббат Ратгар, имевший чрезмерное пристрастие к строительству. Он использовал в качестве строительных рабочих не только монахов, но и учеников школы, отбирая у них предварительно книги. В 818 году новый аббат Фульды объявил о своей приверженности научной деятельности. С этого времени в Фульде сложилась общность учащих и учащихся, которой ещё не знала Германия. Во главе этого расцвета стал Храбан, в распоряжении которого оказались книжные сокровища, которыми в то время не располагал ни один восточно-франкский монастырь – одна из наиболее значительных библиотек раннего Средневековья. Храбан старательно собирал рукописи и неустанно заботился о монастырском скриптории. В Фульду съезжались учиться монахи из других монастырей, которые по возвращении открывали такие же школы у себя. Прибывали учить- 44 71 ся и дети знати. Храбан первым из германцев возглавил монастырскую школу, в которой учениками были не только монахи, но и многие светские люди. Среди учеников Храбана было много известных впоследствии писателей и поэтов: Валафрид Страбон, Серват Луп, поэт и музыкант Иоанн, создатель церковного пения в Германии, а также многие другие церковные деятели. В течение двадцати лет Храбан был аббатом Фульды и покинул монастырь лишь в 842 году. Возможно, причиной было его участие в политической борьбе – в войне Людовика Благочестивого с сыновьями. Он поддержал сына Людовика Благочестивого Лотаря, который помог Храбану стать архиепископом Майнцким. Умер Храбан Мавр в 856 году. Храбан – прежде всего педагог и просветитель. Его работа была особенно важна для культурного подъёма зарейнской Германии, еще полуварварской. Неслучайно он был назван «Praeceptor Germaniae» («Учитель Германии»). Педагогическое мастерство Храбана сложилось под сильным влиянием Алкуина, он стремился применить на практике такие приёмы преподавания, как постепенность и многовариантность обучения. Начиная с преподавания грамматики, Храбан затем переходил к риторике и другим сложным дисциплинам. Он учитывал разный возраст своих учеников, их неодинаковые способности и наклонности. Знание латыни было, по его мнению, необходимо, для чтения научных трудов по философии и теологии, без чего Храбан не мыслил серьёзных занятий этими науками. Он был первым, кто ввёл во Франкском королевстве обучение греческому языку. В период активных занятий Храбана преподавательской деятельностью он написал сочинение «О воспитании клириков» (De clericorum institutione). Повышение образовательного уровня клириков было его главной целью, именно он создал программу обучения клириков. Храбан разделил все науки на две части: «божественные» – изучение Священного Писания, и «человеческие» – семь свободных искусств, которые являются служебными дисциплинами. По его мнению, светская образованность является фундаментом теологических знаний, основой изучения Священного Писания. Самым необходимым из всех искусств является грамматика, без точного знания которой невозможна переписка книг. Подразделение грамматики на риторические фигуры, тропы, рассуждения о метрике – всё это необходимо для того, чтобы заняться изучением Священного Писания. С помощью риторики проповедник должен бороться с софизмами еретиков. Этим же целям служило и искусство диалектики. Геометрия предполагала знание чертежей, их начертание, умение строить церковные объекты. Искусство музыки частично служило выяснению того, какие музыкальные инструменты упоминались в Священном Писании. Арифметика разъясняла числа, которые упоминаются в Библии. Астрономические познания были необходимы для хронологии, вычисления церковных праздников, а, кроме того, в Священном Писании есть упоминания о различных небесных явле- 45 71 ниях. Ещё одним симптомом наступившей сакрализации культуры является стремление полностью приспособить языческую поэзию к нуждам христианского образования. То же касается и языческой философии. Среди языческих философов Храбан особо выделяет платоников, поскольку их учение родственно христианской вере. Многое в сочинении Храбана заимствовано у Кассиодора, однако в отличие от него внимание Храбана было направлено не на грамматику и изучение античных произведений. Сведения о семи свободных искусствах и философии, рассматриваемые как подготовительная ступень к изучению теологии, кратки. Большую часть труда «О воспитании клириков» занимают рассуждения о порядке молитв и церковных праздниках, об организации и регламентации повседневной жизни духовенства. Большая часть содержания трудов Храбана Мавра представляет собой цитаты, взятые из «авторитетных» источников, и комментарии к ним. Именно таким образом им составлены «Комментарии» к Священному Писанию, превосходящие по объёму все его другие работы. Храбан отказывается от того, чтобы делать самостоятельные комментарии к текстам Священного Писания: он лишь тщательно собирает все найденные комментарии отцов Церкви, относящиеся к этому тексту, и только затем даёт самостоятельное истолкование всего представленного материала. Таковы были интеллектуальные потребности времени. Фигура Храбана Мавра весьма показательна: после него богословы уже не претендуют на самостоятельную интерпретацию библейских текстов. Предметом их экзегезы является уже имеющееся и обладающее непоколебимым авторитетом истолкование, данное отцами Церкви. Таким образом утверждалось господство традиции и авторитета в средневековом сознании. С Храбана Мавра начинается второй период Каролингского Возрождения. Если целью Алкуина был духовный подъём франков, как клириков, так и мирян, то задача Храбана иная: образование и воспитание профессионального сословия духовенства. Именно в его трудах окончательно утверждается идея подчинения светского знания потребностям теологии и Церкви. Значение Храбана для средневековой школы и образования огромно: он был для своего поколения тем же, чем Алкуин – для предыдущего. Его заслугой является окончательное формирование принципов средневековой педагогики и школьного образования. 46 71 Приложение Храбан Мавр О воспитании клириков32 Книга III Глава XVI. О двух видах светских наук, а также каковы те из них, которые сотворили люди Есть два вида наук, к которым обращаются в миру: одни – о тех вещах, которые создали люди, другие – о тех, которые они видят вокруг себя сотворенными или возникшими по Божьей воле. То, что создано людьми, отчасти излишне, отчасти нет. Излишне все то сотворенное людьми, что имеет отношение к изготовлению и почитанию идолов (кумиров) или к воздаванию божественных почестей какому-либо предмету, или какой-либо его части, или к каким-либо условленным и заключенным с демонами советам и договорам о знамениях, каковыми являются волхвования, сведения о которых – скорее упоминания, нежели наставления – мы находим у поэтов. Того же рода, но отличающиеся еще большим пустословием, книги гаруспиков 33 и авгуров34. Сюда же относятся все амулеты и прочие средства, которыми пренебрегает врачебная наука: либо в виде заговоров, либо в виде особых знаков, которые называют «характерами» 35, либо путем подвешивания и привязывания каких-нибудь предметов – не для сохранения каким-то образом с помощью сил природы нормального самочувствия, но с неким умыслом, тайным или явным. К числу этих опасных суеверий следует отнести и деятельность тех, кто предсказывают судьбу по дням рождения и зовутся составителями гороскопов, а в просторечии – звездочетами. Ведь и они, хотя и исследуют истинное положение звезд в соответствии с датой рождения, причем иногда даже очень тщательно, однако, когда на основании этих наблюдений пытаются предсказать либо наши действия, Печатается по изд.: Антология педагогической мысли христианского Средневековья: В двух томах / Сост., ст. к разделам и коммент. В. Г. Безрогова и О. И. Варьяш. М., 1994. Т. 1. С. 318–334. 33 Гаруспики – этрусские жрецы, предсказывающие будущее по внутренностям жертвенных животных (откуда и их название: haruspicina – осмотр внутренностей, печени). Существовали до конца Античности. 34 Авгуры – римские жрецы, использовавшие в своих предсказаниях атмосферные явления и поведение птиц и зверей. 35 Здесь в оригинале употреблено греческое слово charaktens – черты, знаки, приметы, особенности, отличительные свойства чего-либо. 32 47 71 либо их последствия, нередко ошибаются и обрекают неопытных людей на жалкое рабство, к тому же за деньги. Удобными же и даже необходимыми для людей являются те приспособления, которые служат при облачении тела и уходе за ним, для различения полов или достоинств людей; и есть очень много видов [числовых] обозначений, без которых человеческое общество или вообще не может обойтись, или обходится с трудом: в мерах веса и в величинах, в изготовлении и стоимости монет у каждого государства и народа свои особенности, и все прочее того же рода, что, если бы не было изобретением самих людей, не было бы разным у разных народов, да и у одного и того же народа не менялось бы в соответствии с желанием их правителей. Но всех этих людских установлении, которые служат для различных жизненных потребностей, христианину никоим образом избегать не следует; напротив, следует, насколько это необходимо, принимать их во внимание, помнить о них. К ним относятся также и буквенные изображения, которые были придуманы по желанию людей и не являются общими для всех народов, но различны у евреев, греков, латинян, да и прочие народы в соответствии с особенностями своих языков изобрели для себя буквы по собственному усмотрению. Глава XVII. А что, установленное Богом, постигают люди То же, что люди не установили сами, а или передают от поколения к поколению, или имеют благодаря Божественному промыслу, при каких бы обстоятельствах они это ни постигали, не должно считаться изобретением людей. Из этого что-то постигается телесными чувствами, а что-то – работой ума. Но то, что связано с телесными чувствами, проявляется или в нашей вере рассказанному [вслух], или в восприятии показанного, или в познании опытным путем. Все, что о порядке событий во времени сообщает история, очень помогает нам в понимании священных книг, даже если оно усваивается в детских уроках, помимо церкви. Ведь мы нередко многое узнаем и через сведения об Олимпиадах или о правлении тех или иных консулов36; и незнание консульского правления, в которое родился Господь и в которое он страдал приводит некоторых к ошибкам, так что они думают, что Господь подвергся мучениям на 46-м году жизни, ибо через столько лет, как говорят был построен иудеями храм, который имел облик тела Господня. Но мы знаем, по свидетельству Евангелия, что он был крещен почти 30 лет от роду; но сколько лет после этого он провел в этой жизни, хотя и можно узнать из текста, описывающего его деяния, однако, чтобы не возникСчёт времени в античности шёл, в частности, по Олимпиадам или по последовательности нахождения у власти тех или иных консулов. 36 48 71 ло какого-либо сомнения, для большей точности и надежности устанавливается путем соотнесения Евангелия с историей народов. Тогда становится очевидным, что не зря сказано, что храм строился 40 лет, и, поскольку это число не может быть соотнесено с возрастом Господа, его следует соотносить со скрытым устройством человеческого тела, обрести которое среди нас удостоился только Сын Божий, которым все сотворено 37. Ведь одно дело рассказывать о содеянном, другое – учить, что надо делать. История верно и с пользой рассказывает о содеянном; книги же гаруспиков и другие подобные науки имеют целью учить, что надо делать или как поступать, с дерзостью надзирающего, а не с добросовестностью указующего. Бывает, однако, рассказ, подобный показу, в котором несведущим указывается не на то, что прошло, а на то, что происходит в настоящий момент; к этому типу относятся сочинения, в которых говорится о расположении мест, природе животных, деревьев, трав, камней и других тел. Об этом типе мы выше уже вели речь и учили, что это знание имеет значение для разгадывания тайн (Священного) Писания, чтобы они [эти предметы] не использовались как какие-либо условные знаки, в качестве средства или орудия какого-либо суеверия. Не рассказ, а показ служит для познания созвездий: о них Писание сообщает очень мало. Однако кроме показа настоящего порядка вещей оно содержит также нечто вроде рассказа о прошлом, поэтому от настоящего положения и движения созвездий возможно регулярное обращение к следам их прошлого. Присутствуют также регулярные предвестия будущего, не предположительные и праздные, а редкие и точные; но не для того, чтобы мы пытались извлечь из них что-либо связанное с нашей судьбой и событиями (в нашей жизни) – все это бредни составителей гороскопов, – но в той мере, в какой это касается самих созвездий. Ведь подобно тому, как тот, кто изучает луну, когда сегодня примется определять, какая она, может сказать, и какой она была сколько-то лет назад, и какая будет столько-то лет спустя, так обычно отвечают и о каждом из созвездий те, кто их усердно изучает. Ведь и в других искусствах (ремеслах), с помощью которых что-либо изготавливается или что-то изготовленное мастером должно возникнуть после окончания им работы, как, например, дом и скамья, или в служении (ministerium), которое осуществляют с Божьей помощью, как, например, в медицине, земледелии и управлении кораблем, – во всех этих искусствах (ars) изучается опыт прошлого, а также должно предугадываться будущее. Ни один мастер этих ремесел не может работать, если только не соединяет память прошлого с ожиданиями в будущем. Но об этом мы упомянули лишь затем, чтобы не было совершенно неведомо, что имеется в виду в Писании, когда в нем встречаем некоторые образные обороты речи, касаю37 См.: Иоанн 2:20–21. 49 71 щиеся этих искусств. Остается то, что имеет отношение не к телесным чувствам, а к работе духа, где царствуют наука поиска и число. Но наука поиска имеет большое значение для углубленного изучения вопросов разного рода, касающихся священных текстов; следует только остерегаться страсти к спору и какого-то детского стремления ввести в заблуждение соперника. Но об этом мы поговорим подробнее, когда будем рассуждать о диалектике и риторике. Учение о числе, как уже ясно любому тугодуму, не придумано людьми, но скорее интуитивно предугадано и открыто. Ведь если первый слог в слове «Италия», который раньше произносили как краткий, по желанию Вергилия стал долгим, это вовсе не означает, что подобным образом всякий может сделать, когда захочет, чтобы трижды три [единицы] или не равнялись девяти, или не могли бы создать квадратной фигуры, или не были бы трижды кратны трем, полуторны к шести и не двукратны никакому числу, так как доступные пониманию числа не включают половинок. Итак, рассматриваются ли они [числа] сами по себе или применительно к законам фигур, или звуков, или перемещений, они подчиняются неизменным правилам, никоим образом не установленным людьми, но открытым благодаря чутью гениев. Однако все это может воспринять любой, кто потом захочет остаться среди несведущих и не доискиваться более, почему верно то, о чем он узнал лишь, что оно верно; и почему не только верно, но и неизменно то, что, как он понял, является таковым; и так, переходя от материальных вещей к человеческому разуму, когда он обнаружит, что и последний изменяется, ибо он то обладает знанием, то не обладает им, и все расположенное среди изменявшейся до него реальности и прочее, что будет меняться после него, – все обращено к хвале и любви единого Бога, от которого, как он знает, происходит все, он может считаться образованным, но ни в коем случае не является знатоком. Здесь я в целом и общем рассуждал о светских науках. Теперь скажу отдельно о каждой из них. Глава XVIII. Об искусстве грамматики и ее понятиях Итак первое из свободных искусств – это грамматика, второе – риторика, третье – диалектика, четвертое – арифметика, пятое – геометрия, шестое – музыка, седьмое – астрономия; грамматика получила свое название от букв38, как показывает звучание этого слова. Определение же ее таково: грамматика есть наука толкования (сочинений) поэтов и историков и объяснение правильного письма и построения речи. Она есть начало и основа (fundamentum) свободных искусств. Потому ее следует называть школой Господней, ведь в ней заключаются наука и обоснование [метод, путь, принцип – ratio] правильного говорения и письма. Каким 38 Gramma (греч.) - черта, рисунок, буква. 50 71 образом можно узнать силу произнесенного звука или мощь букв и слогов, если не изучить этого с ее (грамматики) помощью? Или как суметь различать стихотворные стопы39, ударения и пунктуацию, если прежде не получить необходимых знаний посредством этой науки? Или как познать законы построения речей, красоты риторических фигур, достоинство тропов40, смысл этимологии и правильность орфографии, если прежде не постичь искусство грамматики? Безупречно и достойным похвалы образом изучает это искусство всякий, кто не видит в нем для себя бездушную битву со словами, но стремится обрести науку правильного говорения и опыт писания. Она является судьей всех писцов, так как помогает обнаружить и исправить ошибки, а если что сказано хорошо, даст обоснованное одобрение. А все риторические фигуры, которые описаны этой светской наукой, весьма часто обнаруживаются в священных книгах. И всякий, кто внимательно читает божественные книги, обнаружит также, что наши авторы использовали тропы, и к тому же чаще и обильнее, чем можно было бы подумать и поверить. И не только примеры всех этих тропов, но даже и имена некоторых из них встречаются в божественных книгах, такие, как аллегория, намек, притча. Знание всех этих приемов необходимо для распутывания двусмысленностей; ведь если воспринимается [буквальный] смысл особых значений слов, то это бессмысленно. Нужно особенно стремиться к тому, чтобы случайно не было сказано в форме того или иного тропа то, чего мы не понимаем, и так открывается многое из того, что было скрыто. Важно знать и изучаемую в курсе грамматики метрику, поскольку у евреев текст Псалтири (как свидетельствует блаженный Иероним) то бежит ямбом, то звучит алкеевым стихом, то разрастается сапфической строфой, а то вступает полустопой. Второзаконие же и Книга пророка Исайи, а также Книги Соломона и Иова (как пишут Иосиф и Ориген) на языке оригинала устремляются гекзаметрами и пентаметрами41. Вот почему не следует пренебрегать этим, хотя и общим с мирянами [gentiles, язычниками] знанием, но в необходимых пределах изучать [его], в особенности потому, что мноСтопа – ритмическая единица стиха, образованная группой слогов. В латинской (и греческой) метрике было очень важно различать, в частности, четные и нечетные стопы, чистые и несоизмеримые стопы, сильные (отмеченные ударением) и слабые (неударяемые) части стоп (полустопы) и т. д. 40 Троп - образное выражение, словесная фигура, разработанная как устойчивый прием выражения, например: переносного смысла, отвлеченного через конкретное, целого через его часть, сложного и объемного через сжатый простой образ и т.п. 41 Храбан, ссылаясь на Иосифа, Оригена, Иеронима, приравнивает метрику различных ветхозаветных книг, составленных на иврите, к разным античным стихотворным размерам показывая необходимость в их познании. Алкеева строфа – наиболее часто применяемая Алкеем (VI в. до Р. Х.), была введена Горацием и в римское стихосложение. Сапфо (VII–VI вв. до Р. Х.) использовала разные поэтические размеры, наиболее известна так называемая сапфическая строфа. Гекзаметр (от hex – шесть и metron – мера) – стих из шести мер, или стоп, один из наиболее древних среди античных, использовался преимущественно эпической, героической и дидактической поэзией. Пентаметр – стих из пяти мер, т. е. состоящий из сдвоенных полугекзаметров. Обычно употребляется только с гекзаметром в дистихе. 39 51 71 гие евангельские мужи с помощью этого искусства сотворили выдающиеся книги и при его посредстве смогли сделать богоугодное дело, как, например, Ювенк, Седулий, Аратор, Алким, Климент, Паулин, Фортунат и много прочих. Если же у нас возникнет желание прочесть отличающиеся красотой стиля поэмы и книги светских авторов, следует помнить об образе плененной женщины, описанном во Второзаконии 42; там говорится о следующем наставлении Господа: если израильтянин захочет взять ее в жены, пусть острижет ей голову, обрежет ногти, удалит волосы, и когда она будет чистая, тогда пусть перейдет в объятия жены. Если понимать это буквально, то не смешно ли это? Так мы должны поступать и делать то же самое, когда читаем светских поэтов, когда в наши руки попадают книги светского знания: если мы находим в них что-либо полезное, то применяем это к нашим догматам; если же что-то излишнее об идолах, о плотской любви, о бренных заботах, то это мы должны удалить, выстричь, отсечь острым железом, как ногти. Однако мы должны остеречься от этого [чтения] на глазах у всех, чтобы эта наша вольность не поразила нестойких; чтобы какой-нибудь нетвердый в нашем учении брат, за которого умер Христос, не погиб, увидев нас пребывающими в языческом храме. Глава XIX. О риторике Риторика – это (как передают учителя) учение о хорошем изложении мыслей в светских науках, в государственных делах. Но хотя это определение, скорее всего, относится к светскому знанию, однако оно не чуждо и церковному учению. Ведь о чем бы оратор и проповедник божественного закона ни возвещал ясно и достойным образом или как бы связно и изящно он ни изъяснялся при обучении и при наставлениях, он делает это в соответствии со своим опытом в искусстве риторики; поэтому не следует думать, что грешит тот, кто изучает это искусство в подобающем возрасте и кто использует эти уроки в наставлениях или проповедях; напротив, делает доброе дело изучающий его во всей полноте с тем, чтобы надлежащим образом подготовиться к проповедованию слова Господня. Ведь поскольку с помощью искусства риторики проповедуется и истинное, и ложное, кто осмелится сказать, что в борьбе против лжи истина должна быть беззащитна? Ведь тогда очевидно, что те, кто осмеливается проповедовать ложные идеи, будут иметь доброжелательного, внимательного и отзывчивого слушателя, а эти [проповедники истины] не будут. Те смогут излагать ложные идеи кратко, ясно, правдоподобно, а эти будут проповедовать истину так, что слушать будет тошно, понять невозможно, наконец, верить не захочется. Те с помощью ложных доказательств будут нападать на истину, защи42 Втор. 21: 11–14. 52 71 щать ложь, а эти не смогут ни истины защитить, ни дать отпора лжи. Те, увлекая и подталкивая души слушателей к ошибке, своей пылкой речью будут устрашать, печалить, веселить, ужасать, а эти, вялые, холодные заступники истины, – усыплять. Кто так безрассуден, чтобы принять это? Поскольку причиной здесь является умение излагать свои мысли, которое очень много значит в проповеди и дурного и хорошего, почему не дать это знание хорошим людям, чтобы оно служило истине, коль скоро оно используется дурными людьми для достижения ими негодных и ничтожных целей и с его помощью совершаются несправедливость и обман? [Вот почему] все существующие по этому вопросу наблюдения и наставления, к которым прибавляется, в форме разнообразных слов и словесных украшений, искусство владения языком – то, что именуется даром слова, или красноречием, – все это следует, отведя для этого подходящее время, в подобающем возрасте изучать тем, кто имеет к этому способности. Ведь и римские мастера красноречия не стеснялись говорить, что тот, кто не может овладеть этим искусством быстро, не овладеет им никогда. И мы не настолько ценим это [искусство], чтобы заставлять изучать его людей в зрелом или даже преклонном возрасте. Достаточно и того, чтобы оно было заботой молодых; и не только тех, кого мы хотим обучить для церковных нужд, но и тех, у кого еще не возникла настоятельная и несомненная потребность в этом умении. Ведь если отсутствует острый и пылкий ум, легче овладевают искусством красноречия те, кто читает и слушает ораторов, нежели те, кто неуклонно следует предписаниям науки красноречия. И нет недостатка в поучительных и авторитетных церковных сочинениях, даже помимо канона, идеи которых усваиваются при чтении даже теми, кто не знаком с ними, а лишь склонен к тому, о чем там говорится; ибо благодаря красноречию, с которым ведется повествование, человек, когда читает, проникается этими идеями; к этому добавляются также усердные упражнения в письменных и устных сочинениях, наконец, в изложении того, что чувствуешь в соответствии с принципами сострадания и веры. Но теперь довольно сказанного о риторике, более подробно действие ее законов при построении речей мы покажем немного позже. Глава XX. О диалектике Диалектика – это теоретическая наука поиска, определения и рассуждения, могущая также отличить истинное от ложного. Итак, это наука наук; она учит учить, она учит учиться, в ней разум показывает себя, открывая, что он такое, чего хочет, что видит. Она одна владеет ключами к познанию и не только хочет, но и может создавать мудрецов. С ее помощью мы путем умозаключений познаем, что мы такое и откуда мы; благодаря ей мы понимаем, что есть активное и что – 53 71 пассивное добро; что есть творец и что – творение; через нее мы постигаем истину и отвергаем ложь; при ее посредстве мы рассуждаем и находим, что является следствием, а что – нет, и что противоречит природе вещей, что истинно, что похоже на истину, а что в основе своей ложно в рассуждениях. С помощью этой науки мы тщательно исследуем любой вопрос, верно определяем и разумно обсуждаем. Поэтому клирикам следует знать это известнейшее искусство и усвоить его законы в постоянных упражнениях, чтобы они могли с его помощью безошибочно распознавать хитрости еретиков и опровергать их слова магическими заключениями силлогизмов. Ведь многие так называемые софизмы на самом деле являются ложными умозаключениями, и по большей части они так похожи на истинные, что вводят в заблуждение не только тугодумов, но и людей с острым умом, если они не очень внимательны. Ведь заявил же некто своему собеседнику: «Чем я являюсь, ты не являешься». И тот согласился. Однако это было лишь отчасти верно; но первый был хитер, а второй простодушен. Тогда говоривший добавил: «Но я человек». Когда слушающий подтвердил это, говорящий заключил: «Следовательно, ты человеком не являешься». Насколько я знаю, [Священное] Писание отвергает лукавые умозаключения такого рода в том месте, где сказано: «Кто говорит, как софисты, достоин ненависти» (Сир. 37). Даже не запутанная речь, но изобилующая сверх допустимого словесными украшениями считается софизмом. Встречаются также при ложных посылках истинные выводы, которые следуют за ошибкой того, с кем идет беседа. Такие выводы делаются порядочным и ученым человеком, чтобы тот, за чьей ошибкой они следуют, смутившись, исправил эту ошибку, а если он захочет упорствовать в ней, необходимо, чтобы он был вынужден поддержать и то, что осуждает. Ведь неверно заключил Апостол, сказав: «И Христос не воскрес». И другое: «Мертва ваша вера, мертва и наша проповедь» (1 Кор. 15). Вообще все ложно, так как и Христос воскрес, и не была мертва проповедь тех, кто предвещал это, и вера тех, кто в это верил. А так как ложно то, что следует, с необходимостью должно быть ложным и то, что предшествует. А предшествует то, что не бывает воскресения из мертвых, как говорили те, чье заблуждение хотел опровергнуть Апостол. В результате о предшествующей предпосылке, согласно которой не бывает воскресения из мертвых, с необходимостью следует заключить, что она является ложной; ведь Христос воскрес: следовательно, то, что предшествует [в рассуждении], ложно. А предшествует то, что не бывает воскресения из мертвых; следовательно, бывает воскресение из мертвых. Все это вкратце излагается так: если не бывает воскресения из мертвых, то и Христос не воскрес; но Христос воскрес, следовательно, бывает воскресение из мертвых. 54 71 Итак, когда верны выводы, не только при истинных, но и при ложных предпосылках, легко изучить истинность выводов даже в тех школах, которые существуют вне Церкви, истинные же предпосылки следует искать в священных церковных книгах. Однако истинность выводов не установлена людьми, а обнаружена и отмечена ими, чтобы можно было учиться или обучать этому. Ведь в системе вещей есть вечные установления Божьим промыслом, сотворенные самим Богом 43. Но так как о логике мы уже сказали, следовательно, поговорим о математике. Глава XXI. О математике Математика есть то, что на латинском языке мы можем назвать теоретической наукой, которая изучает абстрактные величины. Абстрактными же величинами называется то, что мы разумом отделяем от материи или от других привходящих обстоятельств, таких, как равное, неравное или от других такого же рода, которые мы рассматриваем единственно путем рассуждения. Она [математика] подразделяется на арифметику, музыку, геометрию, астрономию; обо всех них в отдельности мы поговорим по порядку. Глава XXII. Об арифметике Арифметика есть самодостаточная наука исчислимых величин. Это наука чисел, греки называют число arithmon («аритмон»). Светские ученые выделили ее первой среди математических наук, так как никакая другая наука не указывает на ее сущность. Следующие же за ней музыка, и геометрия, и астрономия нуждаются в ее поддержке, для объяснения того, что они собой представляют. Мы должны знать, что Иосиф, ученейший еврейский муж, в первой книге Древностей в девятой главе, говорит, что сначала Авраам передал арифметику и астрономию египтянам; получив эти зерна знания, они, люди острейшего ума, взрастили у себя и другие науки. И правильно, что наши святые отцы рекомендуют стремящимся к знанию изучать их, поскольку в немалой степени с их помощью отвлекается внимание от забот о плоти и возникает стремление к тому, что при поддержке Господа мы можем воспринять только сердцем. Поэтому не должно быть осуждаемо изучение числа, которое во многих местах Священного Писания открывает внимательному взгляду, как высоко его необходимо ценить. И не напрасно сказано в прославлении Бога: «Ты все расположил по мере, числу и весу» (Премудр. 11). Итак, любое число определяется собственными признаками, Храбан продолжает в уже изложенном им ключе, что в земном мире есть божественные и людские изобретения. 43 55 71 так что никакое из них не может быть равно какому-нибудь другому. Следовательно, они и неравны между собой, и различны, и любые отдельные числа различны, и любые отдельные ограниченны, и все неограниченны. И не осмелится пренебрегать числами и не связывать их с божественным знанием народ, имеющий Платона, который столь высоко ставит Бога, творящего мир с помощью чисел. И у нас Пророк говорит о Боге: «Тот, кто создает мир с помощью чисел». И Спаситель в Евангелии говорит: «У вас на голове все волосы пересчитаны» (Матф. 10). И хотя на вид они напоминают изображения каких-то мелких тел 44, когда замысливается композиция шестеричного числа, или порядок, или разделение, однако даже серьезное и обстоятельное размышление не обнаруживает, в чем заключается сила числа, по какому круговращению оказывается верным, что то, что именуется единым в числах, не может быть разделено ни на какие части, ведь никакие тела не разделяются, кроме как на неисчислимые части, и скорее небо и землю пронзят те [предметы], что кратны шести, чем случится так, что шестикратное число не сойдется своими частями. По этой причине мы не можем говорить, что потому число «6» совершенно, что Бог создал все свои творения за шесть дней, но можем говорить, что потому Бог создал свои творения за шесть дней, что число «6» совершенно. Итак, даже если бы этих творений не было, оно все равно было бы совершенно; если же оно не было бы совершенным, то они соответственно также не были бы совершенны. Незнание чисел также ведет к непониманию многого, изложенного в Писании иносказательно и таинственно. Естественно, ум, как я уже сказал, не может не доискиваться, что это значит, почему и Моисей, и Илия, и сам Господь постились 40 дней 45. Образный узел этого действия не развяжется без знания и понимания этого числа. Ведь оно имеет четыре десятка, как бы воплощая знание всех дел, связанное со временем. Ибо четырехкратным числом выражается бег времени и в течение суток, и в течение года; время суток – отрезками утренних, дневных, вечерних и ночных часов46; годовое время – весенними, летними, осенними, зимними месяцами. Пока мы живем во времени, следует удерживаться и избегать временных наслаждении, ради вечности, в которой мы хотим жить, хотя само учение о презрении времени и стремлении к вечному проникает к нам в беге времени. В свою очередь, десятичное число обозначает знание Творца и творения, ведь Троица связана с Творцом, а семерка обозначает творение из-за жизни и тела. Ведь жизнь включает три Здесь и далее отражается своеобразное древнее и средневековое восприятие чисел, далёкое от нашего суперабстрактного. 45 Исход 24:18; 3 Царст.19: 8; Матф. 4: 2; Марк 1: 13; Лука 4: 2. 46 Во времена Иисуса Христа день и ночь разделялись на четыре часа. День – на третий час (от 6 до 9 часов утра), шестой (от 9 до 12), девятый (от 12 до 3 пополудни), двенадцатый (от 3 до 6 вечера). Ночь на четыре стражи 6 до 9 вечера, от 9 до 12 часов ночи, от 12 до 3 утра, от 3 до 6 часов утра. 44 56 71 аспекта: Бог должен быть любим всем сердцем, всей душой, всем разумом; в теле же отчетливо проявляются четыре составных элемента. Следовательно, этим десятком, четырежды вытянутым во времени, в нас проникает (необходимость) жить чисто и воздержанно от временных наслаждений, т. е. поститься сорок дней. Это есть закон, олицетворенный в Моисее; это есть пророчество, олицетворение которого воплощает Илия; этому учит сам Господь, который, как бы имея свидетельство от закона и пророков, находясь среди них на горе, разъяснил это трем увидевшим его и оцепеневшим ученикам. Затем так же устанавливается, каким образом из числа «40» образуется число «50», которое является весьма священным в нашем богослужении вследствие дня Пятидесятницы47; и каким образом [число] три (III), выведенное из-за трех временных этапов – до Закона, под Законом, под Благодатью, или из-за имени Отца, и Сына, и Святого Духа, добавим сюда еще более значимое – саму Троицу – соотносится с таинством пречистой Церкви и превращается в сто (С) или три рыбы, которые попали в сети, заброшенные после воскресения Господня вправо48. Так, с помощью разнообразных чисел излагаются в священных книгах на основании сходства какие-либо тайны, которые, из-за неосведомленности в числах, закрыты для читающих. Поэтому необходимо, чтобы те, кто хотят понять Священное Писание, усердно изучали эту науку; и когда они усвоят ее, то в результате легче поймут тайные числа в божественных книгах. Глава XXIII. О геометрии Теперь обратимся к геометрии, которая есть созерцательное описание форм, а также обычное доказательство философов, так как они свидетельствуют, что то, что они торжественно провозглашают, их Юпитер в своих трудах вывел с помощью геометрии. Не знаю, хвалить или порицать, когда они, рисуя на цветном песке, сочиняют, что Юпитер то же делает в небе. Если это применить разумно к истинному творцу и всемогущему Богу, то это может, пожалуй, соответствовать истине. Ведь Священное Божество, да будет позволено так выразиться, является геометром, так как оно придает своему творению, существование которого оно сохраняет и поныне, разные обличия и формы, когда оно определяет священной силой бег звезд, и заставляет все движущееся перемещаться по установленным линиям, и утверждает в определенном положении все находящееся в покое. Ведь все, что правильно распределяется и располагается, может быть обязано этими качествами данной науке. Геометрия на латыни означает «измерение земли» и определяется следующим образом: геометрия – это наука неподвижной величины и форм. С помощью 47 48 Восьмая неделя после Пасхи. Иоанн 21: 6–11 (в Библии – 153 рыбы). 57 71 этой науки, как говорят некоторые, впервые были распределены владения в Египте, а учителя этой науки прежде назывались землемерами. Но Варрон, опытнейший из латинян, напоминает, что возникновение этого названия обусловлено следующим: сначала люди, определив с помощью измерения земельные границы, предоставили полезные [предпосылки] для мира кочевым народам; затем на основании исчисления фаз луны разделили годичный цикл, откуда возникло и само понятие месяцев, которыми измеряется год. После того как это было открыто, ученые, стремясь познать невидимое, принялись выяснять, на каком расстоянии от земли находится луна, а от луны – само солнце и каково расстояние до вершины неба; он упоминает, что это волновало опытнейших геометров. Затем, как сообщается, были приблизительно определены и размеры всей земли; так и произошло, что и сама наука получила название «геометрия» – «измерение земли», которое она сохранила на протяжении долгих веков. Эта наука применяется при строительстве и походной палатки, и храма, когда используются линейные меры, круги, сферы, полусферы, квадраты и другие фигуры; сведения обо всем этом весьма помогают толкователю духовных сущностей. Глава XXIV. О музыке Музыка – это дисциплина, которая ведет речь о прикладных числах – тех, которые обретаются в звуках: как двойное, тройное, четверное49, и тех, которые соответствующим образом воспроизводятся. Эта наука столь знаменита и столь полезна, что тот, кто не владеет этими знаниями, не может исполнять должным образом церковных обязанностей. Все, что произносится надлежащим образом при чтении церковных книг, и все, что в Церкви исполняется в форме песнопений, требует знания этой науки; с ее помощью мы не только читаем и поем в Церкви, но и совершаем все богослужения по установленному обряду. Итак, музыка – это наука, которая заполняет всю нашу жизнь, особенно, если мы исполняем волю Творца и служим с чистыми помыслами по установленным им правилам. Ведь все, что мы произносим, или все, что движется внутри нас, в соответствии с пульсированием наших сосудов, согласовано музыкальными ритмами с совершенством гармонии. Ведь музыка – это наука хорошей модуляции. Так что, если мы хорошо ведем беседу, это всегда происходит благодаря поддержке этой науки; когда же возникают трудАнтичность и Средневековье производят все числа, исходя из единицы как из общего фундамента. Поэтому в переводах фигурируют часто не «два, три, четыре…», а «двойное, тройное, четверное…» число, т. е. составленное из двух, трех и т. д. единиц. Для древних это была не просто формула языка, это была черта их мировоззрения. Числа воспринимались в Античности также довольно долго неотделимо от геометрических форм, т. е. каждому конкретному числу соответствовала своя пространственная форма. Далее Храбан говорит о постоянном воспроизведении чисел в процессе воспроизведения мелодии или песнопения. 49 58 71 ности, это свидетельствует об отсутствии музыки. Так же небо, и земля, и все, что на них происходит высшим соизволением, – все связано с музыкой. Пифагор свидетельствует, что этот мир создан с помощью музыки и при ее посредстве может быть управляем50. Она глубоко пронизывает и христианское вероучение; вот почему незнание законов музыки оставляет для нас в нем многое скрытым, тайным. Ведь и в том, что касается различия между псалтерием и кифарой51, некто очень искусно открыл некоторые фигуры; и десятиструнный псалтерий не случайно интересует ученых: по какому закону музыки требуется такое число струн; или, если нет такого закона, тем более должно считать священным это число; может быть, тут дело или в десяти заповедях – если исследовать это число, то его следует соотносить только с Творцом и его творением, – или в самой [идее] десятичное (denarius). И число, связанное с постройкой храма, которое упоминается в Евангелии, т. е. 46 лет, звучит как-то гармонично (музыкально); и, будучи соотнесено со строением тела Господа, из-за которого и упоминается о храме, заставляет отдельных еретиков признать, что Сын Божий обладает не вымышленной, но истинной и человеческой плотью52. Итак, мы находим и число, и музыку, с почетом упоминаемые во многих местах Священного Писания. Ибо не должны выслушиваться мирские (gentilium) ошибочные суеверия, согласно которым девять Муз являются дочерьми Юпитера и Мемории53. Их опроверг Варрон, ученее и тщательнее которого в этих вопросах у них [древних] вряд ли кого можно найти. Он говорит, что некий град (не помню названия) заказал по три изображения Муз, предназначаемых в дар храму Аполлона, трем мастерам, чтобы потом, выбрав с большей легкостью, купить их у того мастера, у кого они окажутся красивее. И так случилось, что все три мастера прекрасно справились с заданием, и городу понравились все девять изображений, и все они были куплены с тем, чтобы быть установленными в храме Аполлона; впоследствии, как он [Варрон] говорит, поэт Гесиод сочинил к ним надписи. Таким образом, не Юпитер создал девять Муз, но три мастера – каждый по три. Три же Музы город заказал не потому, что так они явились во снах или были кому-либо из граждан видением; но потому, что было легко заметить, что всякий звук, составляющий основу песнопений, по природе тройствен. Он либо производится голосом (тоном), как бывает у тех, кто поет или играет на органе; или дутьем – на трубах и флейтах; или постукиванием – как при игре на кифарах и бубнах, и Речь идет о пифагорейской концепции «гармонии сфер», соединившей музыкальные, астрономические, математические и философские исследования пифагорейцев и чрезвычайно популярной в Средние века, несмотря на ее критику Аристотелем. 51 Древние струнные инструменты. 52 Знаменитый спор о природе Христа (Бог или человек?) длился веками и порождал множество еретических вариантов решения проблем. 53 Римские аналоги имен греческих богов Зевса и Мнемосины, дочерьми которых считались Музы. 50 59 71 на любых других инструментах, которые издают звук при постукивании. Так ли обстоит дело, как сообщил Варрон, или не так, мы, однако, не должны, из-за суеверий непосвященных, избегать музыки, если можем извлечь из нее пользу для понимания Священного Писания; и не будем обсуждать того, что кифары и органы используются иногда не для духовных целей, а для театральных забав. Ведь тогда мы не должны были бы изучать и буквы [или: науки, litteras], так как Богом их считают Меркурия; или, если они [язычники] посвящали храмы Справедливости и Доблести, и тому, что должно было хранить в сердце, они предпочитали поклоняться в камне, это не значит, что мы должны избегать справедливости и доблести. Напротив, добрый и истинный христианин должен видеть своего Бога везде, где он находит истину. Глава XXV. Об астрономии Итак, остается астрономия, которая, как сказал кто-то, есть достойное доказательство для верующих и большое мучение для любознательных. Поэтому, если мы обратимся к ней чистым и спокойным разумом, то она, как говорят и древние, наполнит и наши чувства большой благодатью. Ибо каково восходить душой к небесам и постигать пытливым рассудком все это небесное устройство и собирать по частям путем умственного теоретизирования то, что скрыто огромной тайной! Ведь сама вселенная, как говорят, имеет сферическую форму и заключает тела различной формы в своих пределах в круг. Сенека написал об этом книгу в форме последовательного философского рассуждения, которое называется «О форме вселенной». Итак, «астрономия» буквально означает на нашем языке «закон звезд», ибо последние не могут ни существовать, ни двигаться иначе, как в том порядке, в котором их расположил Создатель, кроме тех случаев, когда случайно, вследствие какого-то чуда, по божественному суждению, они перемещаются; так, например, мы читаем, что Иисус Навин приказал в Гаваоне солнцу остановиться (Иис. Н. 10.); и во времена царя Езекии тень воротилась назад на десять ступеней (4 Царств. 20); и во время страстей Господних солнце померкло на три часа (Лк. 23) и т. п. Эти явления потому называются чудесами, что они вызывают удивление своим несоответствием обычному ходу вещей. Ведь сдвигаются те небесные тела, которые, как говорят астрономы, прикреплены к небу; смещаются, или блуждают, планеты, которые обычно имеют определенный путь движения. Итак, астрономия, как уже сказано, – это наука, которая созерцает бег небесных светил, постигает пытливым разумом внешний облик планет самих по себе и в сравнении с землей. Между астрономией и астрологией есть различие, хотя обе они являются частями одной и той же науки. Ведь астрономия изучает вращение небесного свода, восход, за- 60 71 ход и движение небесных светил или почему они так называются; астрология же связана отчасти с природой, отчасти с предсказаниями. Природная сущность проявляется в изучении движения солнца, луны или звезд и прочих вопросов, имеющих отношение ко времени. Провидческая же часть астрологии – это та, которую исследуют звездочеты, пророчествующие с помощью звезд, а также соотносящие двенадцать знаков Зодиака с разными частями души и тела и пытающиеся предсказать по движению звезд рождение и смерть людей. Ту часть астрологии, которая проявляется в наблюдении за природой и в тщательном исследовании бега солнца, луны и звезд, а также временных различий, клиру Господнему следует изучать тщательнейшим образом, чтобы через определенные соединения закономерностей и выверенные и истинные оценки доказательств не только правильно определять события прошедших лет, но и уметь верно судить о будущих временах, и чтобы уметь с помощью наблюдений узнавать сроки празднования Пасхи и точные места всех торжеств и празднеств и правильно сообщать о них народу Божию54. Глава XXVI. О книгах философов О семи свободных философских искусствах, о том, какую пользу могут извлечь для себя при их изучении истинно верующие, я полагаю, выше мы сказали достаточно. Добавим к этому, что если те, кто называют себя философами, случайно в своих рассуждениях или сочинениях сказали что-либо истинное, подобающее нашей вере, особенно последователи Платона, то этого не только не следует страшиться, но и, наоборот, это нужно забрать от их незаконных владельцев и приспособить к нашему употреблению. Подобно тому, как египтяне имели не только идолов и тяжкое иго, которое отверг народ Израилев и от которого он бежал, но и сосуды, и украшения из золота и серебра, и одежду; все это тот [еврейский] народ, исходя из Египта, тайком взял как бы для лучшего употребления, не по собственной воле, но по наставлению и поручению; притом сами египтяне по незнанию одарили их этими предметами, которыми они пользовались как имуществом55; так и все мирские учения – это не только выдуманные суеверные образы и тяжкое бремя бесполезного труда, которых каждый из нас, ведомый Христом, выйдя из мирского общества, должен страшиться и избегать; они включают и свободные науки, о которых мы выше немного сказали, более приспособленные к применению во имя истины, а также некоторые очень полезные нравственные наставления; у них можно найти кое-что истинное и о В христианской Церкви отмечаются как праздники и памятные дни с фиксированной, неподвижной датой, так и переходные праздники, даты проведения которых меняются из года в год и подлежат достаточно сложным вычислениям. 55 Исх. 12: 35–36. 54 61 71 почитании самого единого Бога; это и есть их золото и серебро, которое они не сами добыли, но как бы извлекли из каких-то металлов божественного провидения, которое рассеяно повсюду; и то, чем они пользуются неправильно и несправедливо для служения демонам, христианин, когда он отдаляется духом от их жалкого общества, должен унести от них для праведного употребления в проповеди Евангелия. А также и одежду их, т. е. общественные установления, приспособленные для мирского общества, которых мы не можем быть лишены в этой жизни, будет позволено взять и использовать, обратив на христианские нужды. Ведь что иное [как не это] сделали многие наши добрые верующие? Разве мы не видим, как был нагружен золотом, и серебром, и одеждой, уходя из Египта, Киприан – и любезнейший учитель, и блаженнейший мученик? А Лактанций? А Викторин, Оптат, Иларий? А многочисленные грамматики? А первым это сделал самый вернейший служитель Бога – Моисей56, о котором написано, что он «был научен всей премудрости египетской» (Деян. 7). Всем этим мужам, особенно в те времена, когда участь Христова и поражала, и преследовала христиан, привычные к суевериям люди никогда бы не передали имеющиеся у них полезные знания, если бы заподозри ли, что они будут обращены на дело служения единому Богу, чем было разрушено суетное почитание идолов. Но они дали золото, и серебро, и свои одежды исходящему из Египта народу Божию, не зная, каким образом то, что они дали, будет обращено на служение Христу. Это событие отражено в «Исходе», несомненно, для того, чтобы заранее подготовить к тому, о чем я сказал без какого-либо постороннего умысла, ради лучшего понимания. Но, подготовленный таким образом, изучающий Священное Писание, когда он приступит к его тщательному исследованию, обязательно задумается над апостольским [изречением]: «Знание надмевает, а любовь назидает» (1 Кор. 8). Так как он понимает, что хотя из Египта и вышел богатый, однако, если бы не исход, он не смог бы спастись. Наш же Исход [Пасха] – это принесенный в жертву Христос; и ничему больше не учит нас принесение Христа в жертву, как только тому, что он сам восклицает, как бы обращаясь к тем, кого видит в Египте работающими на фараона: «Приидите ко мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас. Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко» (Матф. 11). Глава XXVII. О приобретении и упражнении добродетелей Все перечисленные авторы, по мысли Храбана, опираются на опыт и образец в лице Моисея, обучавшегося египетским наукам в доме фараона, и подражают ему. 56 62 71 Между тем тому, кто пытается путем усердного размышления обрести духовное знание, необходимо также одновременно постоянным упражнением добиваться богатства добродетелей, чтобы, желая быть богатым в одном и пренебрегая искать другого богатства, не потерять плодов истинной ценности; и может случиться так, что он не только не извлечет пользы из добытого, но и должен будет понести наказание от Господа как его незаконный владелец, ибо говорит рабам сама Истина: «Кто знает волю Господина своего и не делает, будет наказан» (Лук. 12). Что пользы людям собирать большие богатства и очень мало пользоваться ими, когда гораздо лучше тот, кто доволен своей бедностью и радуется своему труду, нежели тот, кто всю свою жизнь, имея богатства, прожил в нужде. Свидетель тому – Соломон, который говорит: «Лучше простой, но работающий на себя, нежели выдающий себя за знатного, но нуждающийся в хлебе» (Притч. 12). Святая простота только себе приносит пользу; и насколько она созидает, [если исходит] из заслуг жизни, настолько вредит – если нет; и имеет силу противостоять противоречащему [ей]. Но из двух несовершенств я предпочитаю святую простоту, нежели грешное красноречие. Поскольку Мудрость говорит: «Лучше бедный, ходящий в своей непорочности, нежели богатый, ходящий путями лжи; кто соблюдает закон, тот мудр» (Притч. 19). Нужно же, чтобы тот, кто стремится к знанию, стремился и к добродетели, чтобы то, что он понимает умом, он же с пользой применял в деле; и чему бы хорошему он ни учил на словах других делать, пусть прежде докажет необходимость этого своими делами, чтобы, исполняя и передавая Божественные наставления, он был назван большим в Царствии небесном; меньшим же – если передаст и исполнит лишь одно из самых малых наставлений Бога. Спаситель говорит: «Всякий, приходящий ко Мне и слушающий слова Мои и исполняющий их, подобен человеку, строящему дом, который копал, углубился и положил основание на камне, поэтому, когда случилось наводнение, и вода наперла на этот дом, она не могла поколебать его, так как он основан был на камне. А слушающий и не исполняющий подобен человеку, построившему дом свой на песке без основания, который, когда наперла на него вода, тотчас обрушился; и разрушение дома сего было великое» (Лук. 6). Любой член Церкви должен в равной мере усердно стремиться ко всем добродетелям, чтобы, будучи прекрасным и внешне, и внутренне, он предстал бы достойным на трапезе Царя вечного и на духовной колеснице вознесся бы к вечной родине. Он должен стремиться к рассудительности, чтобы благоразумно предвидеть, истинно понимать и понятое помнить. Он должен стремиться к справедливости, чтобы быть набожным, благочестивым и смиренным; чтобы сохранять прощение и отмщение, почтение и правдивость; чтобы охранять договоры, судебные решения и законы. Он должен стре- 63 71 миться стать сильным, чтобы обрести величие и уверенность, терпение и упорство. Он должен стремиться к самообладанию, чтобы стать воздержным, умеренным и снисходительным; и кроме всего этого нужно стать верным вершителем мира и любви – это есть связующее начало совершенства. Человек, наделенный в совершенстве этими добродетелями и осиянный светом мудрости, может правильно и подобающим образом нести служение Богу и достойно исполнять в Церкви обязанность молитвенника; как утверждает древнее предписание, тот должен быть достойным человеком и умелым в искусстве говорения. Если исполнение этого предписания наблюдается в мирских ораторах, то тем более оно должно исполняться в несущих слово Божье, у которых не только речь, но и вся жизнь должна быть наукой добродетелей. Но поскольку о путях обретения того, что следует понять в Священном Писании, мы сказали уже достаточно, с Божьей помощью поговорим немного об изложении того, что уже понято, и этой книгой завершим весь труд. <…> 64 71 СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. Алкуин. Разговор об истинной философии // Антология педагогической мысли христианского Средневековья: В двух томах / Сост., ст. к разделам и коммент. В. Г. Безрогова и О. И. Варьяш. М., 1994. Т. 1. С. 302–304. Алкуин. Словопрение высокороднейшего юноши Пипина с Альбином Схоластиком // Там же. С. 307–310. Алкуин. Энхиридион, или о грамматике // Там же. С. 304– 306. Аристотель. Собрание сочинений в четырех томах. М., 1978. Аристофан. Избранные комедии. М., 1957. Беда Достопочтенный. Церковная история народа англов / Пер. с лат., вступит. статья, комментарии В. В. Эрлихмана. СПб., 2001. Боэций. Наставления к музыке // Антология педагогической мысли христианского Средневековья. М., 1994. Т. 1. С. 236– 242. Боэций. «Утешение философией» и другие трактаты. М., 1990. Григорий Турский. История франков. М., 1987. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1986. Донат. Краткая наука о частях речи / Пер. и примеч. М. С. Петровой // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. 1999. Вып. 1. С. 306–334. Досточтимый Беда. Житие блаженного Феликса / Пер. М. Р. Ненароковой // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. 2002. Вып. 8. С. 431–444. Исидор Севильский. Этимологии, или Начала в ХХ книгах. Кн. I–III: Семь свободных искусств / Пер. с латин., статья, примеч. и указатели Л. А. Харитонова. СПб., 2006. 65 71 14. 15. 16. 17. 18. 19. 20. 21. 22. 23. История средних веков / Сост. М. М. Стасюлевич. СПб., 1999. См. также: Стасюлевич М. История средних веков в ее писателях и исследованиях новейших ученых. СПб., Пг. Разн. изд. Т. 1–3. Капитулярий о занятиях науками (787 г.) // Антология педагогической мысли христианского Средневековья. М., 1994. Т. 1. С. 315–316. Каролингское Возрождение // Каролингская эпоха. Из истории Западной Европы в раннее Средневековье: Сб. документов / Под ред. А. А. Сванидзе и Г. П. Мягкова. Казань, 2002. С. 226–266. Кассиодор. Наставления в науках божественных и светских // Антология педагогической мысли христианского Средневековья. М., 1994. Т. 1. С. 243–294. Памятники средневековой латинской литературы IV–XI вв. М., 1970. Платон. Собрание сочинений в четырех томах. М., 1990. Просвещение при Карле Великом // Хрестоматия по истории средних веков / Под. ред. Н. П. Грацианского и С. Д. Сказкина. 2-е изд. М., 1949. Т. 1. С. 129–134; 3-е изд. М., 1953. Т. 1. С. 137–143. Средневековье в его памятниках / Под ред. Д. Н. Егорова. М., 1913. Храбан Мавр. О Воспитании клириков // Антология педагогической мысли христианского Средневековья. М., 1994. Т. 1. С. 318–341. Эйнхард. Жизнь Карла Великого // Историки эпохи Каролингов. М., 2000. ***** 24. 25. 26. 27. Аверинцев С. С. Судьбы европейской культурной традиции в эпоху перехода от античности к средневековью // Из истории культуры средних веков и Возрождения. М., 1976. С. 17–64. Адо И. Свободные искусства и философия в античной мысли. М., 2002. Античные теории языка и стиля (антология текстов). СПб., 1996. Антонова Е. В. Формирование средневековой системы образования (Каролингское Возрождение) // Западноевропейская средневековая школа и педагогическая мысль. М., 1989. С. 71–85. 66 71 28. 29. 30. 31. 32. 33. 34. 35. 36. 37. 38. 39. 40. 41. 42. 43. 44. Безрогов В. Г., Варьяш О. И. Педагогика Средневековья // Антология педагогической мысли христианского Средневековья. М., 1994. Т. 1. С. 11–28. Бликштейн Л. С. Материалы к изучению педагогического наследия выдающихся мыслителей раннего и развитого средневековья // Западноевропейская средневековая школа и педагогическая мысль. М., 1989. С. 25–57. Гаспаров М. Л. Каролингское Возрождение // Памятники средневековой латинской литературы IV–XI вв. М., 1970. Гвоздецкая Н. Ю. Англосаксонская история в лицах и конфликтах. Иваново, 2001. Гегель Г. В. Ф. Лекции по истории философии. СПб., 1994. Кн. 1–3. Дворецкая И. А. Италия на рубеже эпох: судьбы образования на заре средневековья // Западноевропейская средневековая школа и педагогическая мысль. М., 1989. С. 5–21. Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. 1999–2006. Вып. 1–17. Добиаш-Рождественская О. А. Духовная культура Западной Европы IV–XI вв. // Она же. Культура западноевропейского средневековья. М., 1987. С. 156–214. Добиаш-Рождественская О. А. Мастерские письма на заре западного средневековья и их сокровища в Ленинграде. Л., 1930. Жильсон Э. Разум и Откровение в средние века // Богословие в культуре средневековья. Киев, 1992. С. 6–48. Жильсон Э. Философия в средние века: От истоков патристики до конца XIV века. М., 2004. Зверева В. В. Аллегории в каролингской культуре (на примере сочинений Рабана Мавра) // Карл Великий: реалии и мифы. М., 2001. С. 94–105. Зелинский Ф. Ф. История античной культуры. СПб., 1995. Йегер В. Пайдейя. Воспитание античного грека (эпоха великих воспитателей и воспитательных систем). М., 1997. Карсавин Л. П. Культура средних веков. Киев, 1995. Кинелёв В. Г., Миронов В. Б. Образование, воспитание, культура в истории цивилизаций. М., 1998. Киселёва Л. И. Письмо и книга в Западной Европе в средние века (лекции по латинской палеографии и кодикологии). СПб., 2003. 67 71 45. 46. 47. 48. 49. 50. 51. 52. 53. 54. 55. 56. 57. 58. 59. 60. 61. 62. 63. 64. Кудрявцев О. Ф. Гуманистические академии итальянского Возрождения // Культура Возрождения и общество. М., 1986. С. 71–76. Культура Византии IV – первая половина VII в. М., 1984. Культура Византии. Вторая половина VII – XII в. М., 1989. Ле Гофф Ж. Интеллектуалы в средние века. СПб., 2003. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. Екатеринбург, 2005. Лозовская Н. М. Энциклопедическое знание раннего средневековья (Храбан Мавр «О природе вещей»). М., 1988. Лосев А. Ф. История античной философии. М., 1989. Лосев А. Ф. История античной эстетики. Итоги тысячелетнего развития. М., 1992. Кн. 1. Лосев А. Ф. История античной эстетики. Софисты. Сократ. Платон. М., 1994. Люблинская А. Д. Латинская палеография. М., 1969. Мажуга В. И. Культурные идеалы античности в средневековой Европе. Город как их символ // Городская культура Средневековья и начала Нового времени. Л., 1986. С. 236– 277. Маковельский А. О. Софисты. Баку, 1940–1941. Вып. 1–2. Мельникова Е. А. Меч и лира. Англосаксонское общество в истории и эпосе. М., 1987. Модестов В. И. Лекции по истории римской литературы. СПб., 1888. Ненарокова М. Р. Вандальберт Прюмский: столкновение двух традиций // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. 2004. Вып. 13. С. 304–308. Неретина С. С. Из истории каролингского минускула в Северной Франции // Средние века. М., 1966. Вып. 29. С. 191– 207. Нессельштраус Ц. Г. Искусство раннего Средневековья. СПб., 2000. Педагогическая антропология: Учебное пособие / Авт.-сост. Б. М. Бим-Бад. М., 1998. Петрова М. С. Грамматическая наука в поздней античности и средние века: Ars minor Доната // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. 1999. Вып. 1. С. 295– 305. Петрова М. С. Литературные и исторические источники Эйнхарда // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. М., 2005. Вып. 15. С. 51–76. 68 71 65. 66. 67. 68. 69. 70. 71. 72. 73. 74. 75. 76. 77. 78. 79. 80. Петрова М. С. Марциан Капелла (просопографический очерк) // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. М., 2000. Вып. 2. С. 110–141. Поснов М. Э. История христианской Церкви (до разделения Церквей – 1054 г.). М., 2005. Преображенский В. Восточные и западные школы во времена Карла Великого. СПб., 1881. Рабинович В. Л. Исповедь книгочея, который учил букве, а укреплял дух. М., 1991. Рамм Б. Я. К вопросу об источниках по истории школы в Каролингскую эпоху // Учёные записки Ленинград. пед. инта им. А. И. Герцена. 1948. С. 135–142. Рамм Б. Я. «Каролингское Возрождение» и проблемы школьной образованности в раннем средневековье // Учёные записки Ленинград. пед. ин-та им. М. Н. Покровского. 1940. Т. 5. С. 89–115. Рамм Б. Я. Светские и церковные начала в культуре раннего средневековья (докаролингский период) // Известия Воронежского гос. пед. ин-та. 1938. Т. 4. С. 45–71. Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. СПб., 1994. Т. 1: Античность. Сидоров А. И. Отзвук настоящего: Историческая мысль в эпоху каролингского возрождения. СПб., 2006. Славгородская Л. В. Взаимодействие устной и письменной речи в сфере научного знания (исторический очерк) // Научная литература. Язык, стиль, жанры. М., 1985. С. 16–33. Сухачев Н. Л., Григорьев В. П. Предпосылки развития грамматических учений в Испании // История лингвистических учений. Средневековая Европа. Л., 1985. С. 98–108. Уколова В. И. Античное наследие и культура раннего средневековья (конец V – начало VI века). М., 1989. Уколова В. И. Исидор Севильский и античная философия // Средние века. М., 1985. Вып. 48. С. 27–37. Уколова В. И. «Последний римлянин» Боэций М., 1987. Усков Н. Ф. Христианство и монашество в Западной Европе раннего Средневековья. Германские земли II/III – середины XI века. СПб., 2001. Фортунатов А. А. Алкуин как деятель Каролингского Возрождения // Учёные записки Московского гор. пед. ин-та. 1941. Т. 3. Вып. 1. С. 26–46. 69 71 81. 82. 83. 84. 85. 86. 87. 88. 89. 90. Фортунатов А. А. Возникновение средневековой школы // Западноевропейская средневековая школа и педагогическая мысль. М., 1990. С. 45–74. Фролов Э. Д. Факел Прометея. Л., 1981 и др. изд. Цивилизации. М., 1992–2006. Вып. 1–7. Шишков А. М. Средневековая интеллектуальная культура: Учебное пособие. М., 2003. Шкаренков П. П. Римская традиция в варварском обществе. Флавий Кассиодор и его эпоха. М., 2004. Шкаренков П. П. Флавий Кассиодор: римский сенатор в эпоху крушения Империи // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. М., 2002. Вып. 8. С. 391–407. Шкаренков П. П. «Variae» Кассиодора в контексте позднеантичной интеллектуальной культуры // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. М., 2000. Вып. 2. С. 95–109. Штёкль А. История средневековой философии. СПб., 1996. Шубик С. А. Языкознание Древнего Рима // История лингвистических учений. Древний мир. Л., 1980. Manitius M. Geschichte der lateinischen Litteratur des Mittelalters. München, 1911. Bd. 1. 70 71 СОДЕРЖАНИЕ Введение…………………………………………………………………….. 3 1. Грамматика, риторика и диалектика в греческой софистике................ 1.1. Основные черты философии и деятельности софистов.................. 1.2. Софисты о грамматике……………………………………………... 1.3. Риторика у софистов………………………………………………... 1.4. Диалектика у софистов……………………………………………... 6 7 9 12 15 2. Образовательные модели Античности и Средневековья……………... 19 2.1. Античное наследие и интеллектуальная культура раннего Средневековья……………………………………………… 19 2.2. Характеристика византийской образовательной модели………… 24 3. Интеллектуальная культура Каролингского Возрождения…………… 3.1. Духовная жизнь Западной Европы в VI–VIII веках………………. 3.2. Культурная деятельность Карла Великого………………………... 3.3. Алкуин и Храбан Мавр – создатели средневековой школьной системы………………………………………………….. 27 27 30 37 Приложение Храбан Мавр. О воспитании клириков…………………………………… 46 Список литературы………………………………………………………… 64 71 71 Учебное издание Григорьева Инна Львовна Салоников Николай Вячеславович ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЕ ТРАДИЦИИ ЕВРОПЕЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ (ОЧЕРКИ ИСТОРИИ ОБРАЗОВАНИЯ) Часть 1. Античность и раннее Средневековье Учебное пособие Редактор Компьютерная верстка Изд. лиц. ЛР № 020815 от 21.09.98. Подписано в печать 07.05.2008. Бумага офсетная. Формат 60х84 1/16. 72 71 Гарнитура Times New Roman. Печать офсетная. Усл. печ. л. 3,9. Уч.-изд. л. 4,4. Тираж 200 экз. Заказ № Издательско-полиграфический центр Новгородского государственного университета им. Ярослава Мудрого. 173003, Великий Новгород, ул. Б. Санкт-Петербургская, 41. Отпечатано в ИПЦ НовГУ. 173003, Великий Новгород, ул. Б. Санкт-Петербургская, 41.
