Полный тескт публикации
реклама
Чей мороз в холодильнике, или Улыбка Чеширского кота Ростислав Александрович Кокорев 1996 год Тема сегодняшней лекции – институт доверительного управления, новый для российской правовой системы, и его соотношение с классическим институтом собственности. Гражданский кодекс (далее – ГК) в своей статье 209 содержит две любопытные сентенции. С одной стороны, утверждается, что «собственнику принадлежат права владения, пользования и распоряжения своим имуществом». Многие трактуют эту фразу так, что право собственности состоит из прав владения, пользования и распоряжения. С другой стороны, прямо в следующем абзаце говорится, что собственник может «передавать другим лицам, оставаясь собственником, права владения, пользования и распоряжения имуществом». Как это? Ведь если С = В + П + Р, то без В, без П и без Р явно никакого С оставаться не может! Как можно оставаться собственником имущества без прав владения, пользования и распоряжения? У Льюиса Кэрролла в книге «Алиса в стране чудес» был такой персонаж – Чеширский кот; когда он исчезал, в воздухе еще некоторое время болталась его улыбка. Что же, право собственности – это такая улыбка Чеширского кота без самого кота? Нет, просто юриспруденция – не арифметика, и полномочия собственника не сводятся к вышеназванной триаде. Помимо перечисленных трех правомочий, есть еще и сам титул собственника, есть право на доход и так далее. Да и сама триада слишком обобщена! И владение бывает разное (изначально владение – это физический контроль, но если речь идет о владении недвижимостью или, скажем, бездокументарной ценной бумагой, то надо еще попасть в некий реестр, чтобы тебя признавали владельцем). И право распоряжения является составным, – состоит из разных кусочков: вы можете какие-то кусочки делегировать (передать другому лицу), а какие-то оставить себе. Исходя из этого – явно не высказанного, но подразумеваемого – понимания собственности, ГК вводит в юридический оборот идею доверительного управления имуществом. Пока эта идея не очень четко прописана в нашем законодательстве (подробнее будет во второй части ГК, а она еще в силу не вступила), но, в общем, состоит она в следующем. Собственник, которому лень или некогда управлять своим имуществом, может кого-нибудь нанять, чтобы этот кто-нибудь его имуществом управлял и осуществлял функции владения, пользования и распоряжения, не становясь при этом собственником. В качестве объекта возьмем квартиру или жилой дом. Допустим, я – богатый буржуй, у которого много квартир, и я промышляю тем, что эти квартиры кому-то сдаю. Чтобы не возиться каждый раз самому, я нахожу какую-нибудь фирму или человека, который будет за меня осуществлять функции по управлению этим имуществом – например, сдаст квартиру. А доходы он будет отдавать мне, оставляя себе лишь оговоренное вознаграждение. Итак, между мной и моим объектом собственности появляется такой управляющий, – весь в меня, но очень жадный (или более хозяйственный). Я ему делегировал свои права, он вместо меня осуществляет функции собственника. У меня в этом случае остается клочок владения (или, если угодно, титул собственника) – в том смысле, что в реестре недвижимости имущество записано на меня; и остается клочок распоряжения, которое выражается в том, что без моего согласия этот доверительный управляющий не может, например, взять и уничтожить это имущество, что вроде бы входит в полномочия нормального полноценного собственника. (Скажем, вот мои часы, – сейчас захочу и разобью их, а ни перед кем отвечать не буду.) Почему мы все-таки утверждаем, что когда имущество передано в доверительное управление, то собственником остается его первоначальный собственник? В общем случае предполагается, что договор доверительного управления заключается на конкретный срок, и по окончании этого срока доверительный управляющий должен вернуть то же самое имущество обратно бывшему собственнику. Либо в том же самом виде, либо с учетом какого-то нормального износа, но – я подчеркиваю – не аналогичное, не эквивалентное, а то же самое имущество. Эта особенность доверительного управления принципиально отличает его от другого правоотношения, именуемого в народе займом. В рамках российского гражданского права, если мы деньги отдаем в долг, мы перестаем быть их собственниками. Эта мысль, я боюсь, не для всех очевидна, и я на нее специально обращаю ваше внимание. Если я одалживаю деньги даже очень достойному человеку, в котором я не сомневаюсь, – именно одалживаю деньги, а не отдаю на хранение и не претендую на то, что мне вернут те же купюры, – значит, я перестал быть собственником этих денег. Заем – это передача денег в собственность другому лицу! Если я выдал 50 тыс. рублей Оле взаймы, чтобы она могла купить себе сок и лимонад, а потом, когда у нее деньги появятся, вернула бы мне ту же сумму, – то есть я отдаю не конкретные денежные купюры на хранение, а просто сумму денег в долг, – то собственником денежной купюры становится Оля. Она владеет, пользуется, распоряжается этой деньгой, как хочет, а у меня этого имущества больше нет. Но можно ли сказать, что я стал абсолютно беднее на 50 тысяч, как произошло бы, если бы я их потерял или подарил? Нет. А что мне осталось взамен? (Голос из зала: Расписка.) – Хорошая мысль. А с юридической точки зрения? Расписка – это конкретная внешняя форма, а содержательно? (Голос из зала: Право.) – Право! У меня осталось право. Юристы говорят в таком случае о наличии обязательственного права, в отличие от права вещного. Вещное право – это право лица по отношению к вещи. Обязательственное право – это право требования одного лица к другому лицу. Вот имеется у нас два человечка, связанные между собой неким правоотношением, – обязательством. Человечки эти неравноправны. Один является так называемым «должником», у него есть обязанность выполнить какие-то действия (поставить товар, оказать услугу, передать деньги) или же воздержаться от каких-то действий. А другое лицо – кредитор – имеет право требовать, чтобы должник исполнял свое обязательство. Сама эта конструкция не обращена напрямую на конкретные вещи, но возникает она по поводу каких-то вещей. Допустим, я кому-то одолжил деньги, или купил товар в кредит (то есть должен буду часть денег отдать позже), или, наоборот, я кому-то продал в кредит товар, произведенный моей фирмой (и мне должны будут часть денег вернуть позже). Или я выпустил ценные бумаги, о чем речь еще пойдет впереди. Во всех этих случаях мы говорим, что возникают обязательственные права. Все мое совокупное имущество на момент времени t = 0 составляло, скажем, 50 тыс. рублей (плюс какое-то количество личных носильных вещей). Когда я эти 50 тыс. рублей одолжил Оле, совокупный объем моего имущества остался тем же. Носильные вещи в том же количестве и в той же цене, а вместо 50 тысяч у меня возникло обязательственное право требования в отношении этих 50 тысяч. Что у нас происходит при этом с владением, пользованием, распоряжением? Та физическая купюра перешла в собственность другого лица – Оли. То есть у другого лица стало имущества больше. А у меня при этом имущества не стало меньше, – но оно стало состоять не только из объектов материального мира. В состав моего имущества вошла еще какая-то странная субстанция, нематериальная в привычном смысле слова. Нет никаких атомов и молекул, из которых состоит это обязательство. Кто-то удачно сказал, что это честное слово. В каком-то смысле действительно так. Это честное слово плюс возможность в судебном порядке требовать долг с нарушителя, если он эти деньги не отдаст. Итак, при займе передаются вещи, определенные родовыми признаками (деньги, мука, зерно, керосин…), и мы ждем, что нам вернут такое же количество таких же вещей. А при доверительном управлении объектом является вещь, определяемая индивидуальными признаками, – то есть вещь, в отношении которой мне важно, чтобы вернули именно ее. В явном виде в ГК это не сказано, но предполагается. То же самое относится и к аренде. Несколько слов по поводу разницы между доверительным управлением и арендой. Идея аренды состоит в том, что арендатор прежде всего получает вещь для себя в пользование. Договор аренды может также предполагать ограниченное право распоряжения имуществом – например, право его отдавать в субаренду или переводить аренду на другое лицо с согласия собственника. Но арендатор в основном и главном только пользуется, а распоряжение его ограниченно и вторично, в то время как доверительному управляющему важно, наоборот, не сколько пользование, сколько распоряжение. Делаем теперь следующий логический шаг. Можно ли деньги передать в доверительное управление? (Голос из зала: Можно!) – Если считать, что их должны будут в конце срока вернуть теми же самыми купюрами, получается глупость: это будет не доверительное управление, а просто банальное хранение. Ведь как только доверительный управляющий выпустит деньги из рук, у него эти купюры уйдут куда-то вдаль и к нему, конечно, не вернутся. Но если ко мне вернутся произвольные купюры, то получается, что это не доверительное управление, а что-то вроде займа. Потом, какие полномочия я даю доверительному управляющему в отношении этих денег? Он ими может пользоваться, владеть и распоряжаться? Каким образом он будет зарабатывать для меня доход от доверительного управления этими деньгами? Он либо кому-то даст их дальше в заем, либо вложит в какие-то товары, что-то купит и перепродаст, либо что-то произведет и продаст. Но конкретные мои деньги при этом перестанут быть моими: после того, как управляющий их кому-то отдаст в заем или купит на них другие товары, то собственником этих денег станет вообще кто-то третий. И уж я в этом случае собственником денег никак не могу считаться. Значит, у меня по отношению к доверительному управляющему остается по сути дела – что? Обязательственные права! Чего наш ГК, кстати, не видит. Так все-таки можно или нельзя передавать деньги в доверительное управление? Вторая часть ГК содержит указание, что нельзя, – за исключением случаев, предусмотренных специальными законами. Но что это будут за законы, и какие такие особые случаи они опишут, пока неизвестно. Теперь перейдем к следующему уровню финансовых активов – к ценным бумагам. Я покупаю на рынке, предположим, облигацию. У меня была некая сумма, пусть те же 50 тыс. рублей. Я их отдаю эмитенту облигаций – ну, скажем, Лизе. Взамен получаю облигацию. Что сие значит? С одной стороны, это некое обязательство Лизы мне отдать 50 тысяч в будущем. Плюс еще какие-то дополнительные выплаты за пользование моими деньгами, – купоны или проценты. С другой стороны, у меня появилась определенная новая вещь, то есть ценная бумага одновременно является и вещью, и обязательством. Что у нас происходит с правами собственности в этом случае? У Лизы возникли права владения, пользования, распоряжения данной денежной купюрой, и взамен у нее возникла обязанность отдать мне некоторую денежную сумму. У меня возникло право владения, пользования, распоряжения вот на этот клочок бумаги. Как я могу владеть, пользоваться, распоряжаться своей облигацией? Владеть могу: никому не отдавать, спрятать в карман поглубже… Кроме того, если облигация именная, то Лиза тщательно ведет реестр, в котором будет зарегистрировано, что именно я, Ростислав Александрович, а не ктонибудь другой, являюсь владельцем этой облигации. В чем состоит пользование? Кроме оклейки окон или еще более утилитарных вариантов, – что еще можно с ней сделать? (Голос из зала: Если она не именная, можно ее продать.) – А если она именная? (Голоса из зала: Тоже продать.) – Значит, вы считаете, что я ей пользуюсь, если я ее продаю. Да нет, не согласен: это все-таки распоряжение, а не пользование! А пользование – это извлечение какой-то полезности из данного объекта. Для облигации – это проценты, конечно. Если по ценной бумаге установлены какие-то периодические процентные доходы (или дивиденды), то пользование состоит в получении этих доходов! Если по ценной бумаге установлены еще какие-то права (скажем, по акции – голосование на собрании акционеров), то, видимо, голосование тоже будет пользованием этой бумагой. А распоряжение состоит в том, чтобы продать, подарить, обменять. Теперь посмотрим, в чем может состоять доверительное управление облигациями. Допустим, Иван Федорович, руководитель инвестиционного фонда «ЭМШ-Инвест», предлагает мне принять облигацию в доверительное управление. Что он с ней может делать? Владение в чем будет выражаться – понятно: бумага будет у него лежать. А в чем будет выражаться право распоряжения этой облигацией? На самом деле, доверительное управление ценными бумагами практически бессмысленно без права их продажи. Если я отдаю ценную бумагу управляющему на определенный срок, и в течение этого срока цена этой бумаги упала, а потом опять выросла, – то было бы очень благородно со стороны управляющего продать ее, когда она дороже, и купить обратно, когда она дешевле. Не именно ее, – в данном случае не важно, какой номер на облигации стоит, – ведь это для меня скорее объект, определяемый родовыми принципами. Предположим, я ее покупал за 1’000 долл., в какой-то момент она стала стоить 900; если Иван ее умудрился продать за 950, а потом откупить за 900, то у него осела от этой операции – кроме самой облигации – еще и сумма в 50 долларов. И эта сумма принадлежит мне, – ведь Иван управляет облигацией для меня, в моих интересах. Доверительный управляющий получает свою комиссию, и хватит с него. Если такая операция происходит, можем ли мы говорить, что я остался собственником той же облигации? Нет, иначе получается чушь. Доверительное управление, предполагающее, что собственником остается тот, кто был им изначально, вступает в противоречие с концепцией возможности продажи этих ценных бумаг. Когда Иван облигацию продал и обратно еще не откупил, абсолютно бессмысленно говорить о том, что у меня остается собственность на эту ценную бумагу. У меня остается обязательственное право по отношению к уважаемому мной доверительному управляющему. Так вот, если мы утверждаем, что не совсем верно говорить о доверительном управлении деньгами, то точно так же не совсем верно говорить о доверительном управлении ценными бумагами, если эти ценные бумаги мы рассматриваем как определенные родовыми признаками – если мне все равно, какие ценные бумаги мне вернут. А иного смысла отдачи долговых ценных бумаг в доверительное управление я для себя вообще не вижу. Теперь посмотрим, что у нас происходит с акциями. Это, пожалуй, наиболее сложная конструкция на финансовом рынке. Что такое акция? Ценная бумага, дающая право на часть собственности… Чьей собственности? Предприятия-эмитента? На самом деле, это неверно – не дает акция права на долю собственности эмитента! Поскольку здесь возникает очень распространенное заблуждение, я отвлекусь и расскажу о правовом содержании акций, хотя и боюсь, что я с кемто пересекаюсь (те, кто слушали спецкурс Ивана Гелюты с моим скромным участием, вообще должны это хорошо представлять). Итак, при покупке акций деньги, которые счастливый покупатель отдает акционерному обществу, становятся собственностью акционерного общества (АО). Произошла операция купли-продажи ценной бумаги: я стал собственником акции, АО стало собственником денег. С имуществом АО ничего не произошло: у него были какие-то станки, здания, права пользования земельным участком, готовая продукция, деньги на расчетном счете – словом, это богатый завод по производству, например, шарикоподшипников. Так вот, к этому имуществу добавилась еще некая пачка денег. А у меня возникла акция, то есть вещь, ценная бумага, которая мне дает некий набор обязательственных прав. Теперь давайте вспомним, набор каких именно прав у меня появился: права на получение части прибыли, права на голосование на собрании (мы говорим пока об обыкновенных акциях, поскольку привилегированные – это некий гибрид обыкновенной акции и облигации, и самостоятельно их рассматривать нам пока ни к чему) и последнее – права на получение ликвидационной стоимости. Ни одно из перечисленных прав не дает основания говорить, что я являюсь собственником этого акционерного общества, собственником его конкретного имущества. Акционерное общество как юридическое лицо – это вообще не объект гражданских прав, не объект собственности. Собственником имущества предприятия является это юридическое лицо, а у меня возникают определенные права требования по отношению к этому лицу. Хотя на уровне экономическом, а не юридическом, мы можем говорить, что все акционеры, собранные вместе, могут считаться этаким коллективным собственником завода шарикоподшипников. Следующий логический шаг – передача акций в доверительное управление. С владением достаточно понятно: оно будет выражаться в том, что я отдаю все тому же Ване некоторое количество акций. С пользованием тоже относительно понятно: Ваня будет получать по ним дивиденды для меня и голосовать на собрании так, как я его попрошу. А с распоряжением та же самая проблема: может он или не может продавать эти акции? На самом деле, это вопрос достаточно сложный. Насколько я понимаю, сама идея доверительного управления (тем более, доверительной собственности) проистекает из несколько иных правоотношений, из несколько иных юридических конструкций, чем те, что приняты в России. Все в принципе восходит к англо-американскому праву, где нет такого жесткого понятия собственности, как у нас. Нельзя сказать, что там вообще нет понятия собственности, – но там признается более широкое содержание собственности, признается большее количество правомочий собственности. И признается возможность ее расщепления, возможность существования частичных собственников. Отсюда и возникает ситуация, когда одно лицо признают собственником, так сказать, «титульным», другое же лицо признают собственником в том смысле, что оно неким имуществом реально распоряжается и вообще все с ним делает. И, более того, само это имущество в управлении не воспринимается как такой жестко определенный объект, что если с ним, не дай Бог, что-то произошло, то уже, значит, принципиально изменились права собственности. В наше время имущество предприятий не представляет собой какого-то постоянного, незыблемого комплекса. Ну, собственно, оборотные средства – они во все времена постоянно обновлялись; основные средства могут более или менее долго принадлежать предприятию, а могут выбывать; кроме того, постоянно меняется имущественный структура комплекс, финансовых который активов. представляет И поэтому тот собой предприятие, постоянно меняется, постоянно находится в состоянии текучести. И оказывается достаточно бессмысленным и бесполезным пытаться управлять предприятием, говоря о нем как о конкретном составе имущества. Представьте, что хозяева предприятия назначают директора и говорят ему: вот тебе под опись дано – цех, на складе 100 холодильников, на счете 200 млн. рублей. Чтобы через год у тебя было все то же самое, потому что это вообще-то не твое, а собственником является кто-то совершенно другой. Может ли директор в такой ситуации как-то управлять предприятием, если он должен все сохранить в прежнем виде? Это же не работа будет для предприятия, а недоразумение. Соответственно, директор, не являясь собственником всего этого имущества, будет им спокойно распоряжаться, будет часть от него отчуждать, будет часть приобретать, и все равно мы сможем говорить, что у предприятия есть собственник, в интересах которого все это делается. Вот эту идею нужно распространить с предприятия на любое управление активами. Я отдаю своему доверительному управляющему сотню миллионов рублей для того, чтобы он ими максимально эффективным образом управлял, и я должен признать, что я перестаю быть их собственником в смысле триады владения, пользования, распоряжения, а остается мне лишь некий титульный хвостик от этого собственничества. А реальным хозяином, который несет все основные полномочия и ответственность за это дело, выступает доверительный управляющий. Он может как угодно менять состав этого имущества, менять состав активов, со мной не советуясь и не спрашивая, – а я останусь собственником не конкретного имущественного комплекса, а некоторой постоянно меняющейся совокупности активов, которые будут прирастать, если управляющий ими хорошо руководит. Такая идея частичного собственничества и расщепления собственности существует в англо- американском праве. Попытки это сейчас впихнуть в наше законодательство (не в экономику, а именно в законодательство) вступают в противоречие со старыми конструкциями гражданского права. Основные концепции нашего гражданского права унаследованы чуть ли не у древних римлян, – они были придуманы много веков назад и не годятся для описания сложных экономических отношений, существующих сейчас. В том числе я имею в виду отношения, существующие на рынке ценных бумаг и на рынках других финансовых активов, где появляется имущество, не имеющее конкретного вещного воплощения, а представляющее собой всего лишь обязательства. Причем обязательства, которые могут плодиться и размножаться во втором, третьем или пятом колене. Нужны, следовательно, какие-то более гибкие и более сложные правовые конструкции для того, чтобы с этими рынками можно было работать. Видимо, нужен специальный закон, в котором должны быть прописаны вещи, не стыкующиеся с ГК. Это, по сути, означает изъятие определенных экономических отношений из юрисдикции нашего общего хозяйственноправового закона – Гражданского Кодекса – и конструирование чего-то другого, видимо, по аналогии с англо-американским правом. Я не готов сказать точно – не знаю, как устроено доверительное управление, скажем, во Франции или Германии, – но вполне готов поверить, что там это некое изъятие из общепринятых правоотношений. Я подчеркиваю, что это не блажь людей, которые что-то такое новое придумали и не в состоянии согласовать с традиционными юристами, – это действительно реалии экономики, то есть экономика в этом смысле не вписывается в старые архаические рамки права. Я вообще очень люблю юристов и юриспруденцию, но в данном случае должен бросить камень в их сторону. Еще один сюжет, касающийся разграничения полномочий собственника и доверительного управляющего, – чье-то незаконное посягательство на имущество, переданное в управление. Тебе дали в доверительное управление автомобиль, кто-то на этот автомобиль посягнул путем его угона. Кто должен идти в милицию заявлять о пропаже автомобиля? Ты или то лицо, которое этим автомобилем формально владеет и является его собственником? Я полагаю, что это может регламентироваться договором, но если договором не определено, это будет обязанность доверительного управляющего – защита нарушенных прав. Но что именно он защищает? Права своего доверителя или конкретное имущество? Сережа сейчас пытался сказать, что собственность – это не отношение человека к объекту, а отношения между людьми. Да, верно. Конструкция обязательства (когда есть два лица, одно должно что-то сделать, а другое имеет право с него это потребовать) может быть распространена и на право собственности таким вот своеобразным образом: есть собственник, есть его имущество и есть толпа других людей. Стоит вокруг эта толпа и потенциально посягает на оное имущество. Так вот, собственник имеет в силу закона, если за ним признают право собственности, по отношению ко всем остальным людям обязательственные права. В чем выражаются эти обязательственные права? В том, что все остальные должны не трогать его собственность. У остальных людей при этом имеются не обязательства совершить определенные действия в его пользу, а обязательства не совершать определенных нежелательных действий; а у него – право требования, чтобы они это обязательство выполняли. Если они это обязательство нарушили, то собственники в судебном порядке вправе требовать, чтобы они «прекратили нарушать». То есть защита права собственности – она в определенном смысле подобна защите права по обязательствам. Так вот, если имущество передано доверительному управляющему, то я подозреваю, что защиту этого объекта будет осуществлять доверительный управляющий.
