Дзинрикися - Александр Галин

АЛЕКСАНДР ГАЛИН
ДЗИНРИКИСЯ
Комедия в 2-х действиях
2009 год
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
САША
ВАДИМ
АННА
ЛЕНА
Летний московский вечер. Велорикша едет по бульварному кольцу. Солнечный
свет играет в никелированных спицах колёс. ВАДИМ развалился в коляске, в
руке бутылка с пивом. САША крутит педали, время от времени
оборачивается, посматривает на друга; потом смотрит вперёд, на аллею
Чистых прудов.
ВАДИМ. Какой был день! Посмотри, Сашенька, посмотри, милый, как
милостива к нам природа! Сколько тепла, солнца, зелени!.. Начало лета! Всё
воскресает, шевелится, кряхтит!.. Всё хочет жить! Природа-мать, ты
стараешься разбудить нас, твоих сыновей! Ты говоришь нам: ребята, не
горюйте, не в деньгах радость! Посмотрите, сколько вокруг девчонок!
Девчонки надели юбочки и кофточки покороче, чтобы кофточки их чуть
задирались при ходьбе, а юбочки чуть опускались… и задирались, и
опускались – как будто случайно, невзначай… (Кричит.) Девчонки, прошу
вас будьте скромнее! Я могу не усидеть в карете!..
САША. Кончай орать!
ВАДИМ. Нет, ты посмотри, посмотри, что они вытворяют! Хочется
поехать за всеми сразу!
САША. Можешь ехать за ними, когда пересядешь на моё место.
ВАДИМ. А нельзя ли вас попросить, мужчина, так не дёргать? Я уже два
раза подавился пивом!
САША. Надо было тащиться в супермаркет из-за этого пива! Сколько ты
его уже выпил?
Останавливается, поворачивается к Вадиму.
ВАДИМ. Да, Саша, молодёжь пьёт пиво. Задумывался ли ты почему?
САША. Нет времени на эту галиматью.
ВАДИМ. Не перебивай. Пусть матёрый говорит. Он ещё не закончил
мысль…
САША. А он её начинал?
ВАДИМ. Ты посмотри вокруг. Вон стоят «патриоты». Что у них в руках?
Пиво. Напротив – панки. Тоже с пивом. Стайка «голубых» пролетела – там
тоже пиво. На скамеечке школьники, совсем ещё дети, – пиво! Кто там в
кустах присел пописать? Две девчонки… Какие милые, правда? Как ты
думаешь, сколько они выпили пива, что им никак уже до Макдоналдса не
добежать?.. Да, друг мой, я теперь тоже пью пиво. Я больше не пью текилу,
мартини, не пью коктейль «золотой кадиллак», с мыслью, что путь
от коктейля до настоящего кадиллака будет недлинный… Путь оказался
длиннее, чем мы думали. Я пью пиво, и для меня это больше, чем
слабоалкогольный напиток, – это мой исторический выбор.
САША. Ты закончил?
ВАДИМ. Наивные отцы и матери наши зачинали нас под болгарские и
молдавские вина. Мечтой наших отцов и матерей была бутылка французского
сухача, сигарета «Мальборо лайт» и тихий разговор о запрещёнке под нытьё
битлов. Родители отказывали себе во всём, обучали нас языкам, они дали нам
образование, мы много читали… Мы так себе нравились! И вот нас, всему
обученных, ко всему готовых, назвали «средним классом» и допустили к
сухому итальянскому – ну и если кому больше повезло – к французскому
вину. Моя мать, корректор, думала, что я буду поэтом, потому что я писал, как
ей казалось, неплохие стихи. Я уступил матери, и короткое время был
поэтом… Потом, чтобы прокормить себя и лечить мать, занялся пиаром.
Получал хорошие деньги, пил коктейль «золотой кадиллак». Но они меня
первым выбросили на улицу, потому что я им уже не нужен! Я уже сделал из
этих чучел людей… Мы ведь вообразили, что европейский путь развития это
сплошное шардоне, а оказалось – вульгарное пиво. Пи-во! Да, я теперь пью
пиво. И мне не надо выбирать, с кем я. Я с вами, дети подземелий! Я вам
напишу слова нового гимна!..
САША. Что ты орёшь?! Не ты один потерял работу. Какая кому разница,
что ты пьёшь! Каждый раз рассказываешь мне, что ты пил, с кем ты пил, кто
первый отвалился… У тебя уже лицо распухло от этого пива.
ВАДИМ. Сказать такое пиар-менеджеру о его лице! У тебя зеркальце
есть?
САША. Какое зеркальце?
ВАДИМ. И выбрал, гад, слово – «распухло»! У меня что, не лицо, а
флюс?
САША. Похоже на флюс, сразу с двух сторон. Это всё твоё пиво!
ВАДИМ. При чём здесь пиво! Это шампанское. Каждое утро ко мне
садятся две проститутки – побалдеть после работы. Одна вот в этом углу,
другая – здесь. И между ними шампанское… и конфеты… Если бы ты видел,
как они, милые, пьют шампанское! Откинувшись… вот так… Обязательно
просят выпить с ними. С их точки зрения я такая же рабочая лошадка, как и
они. Увы, дружок, это так. Мы теперь с тобой зарабатываем своим телом на
дорогах… Тебе эти шлюшки не попадались?
САША. Попадались. И что? Мне они пить с ними не предлагали.
ВАДИМ. А почему такая брезгливость? Я дружу с ними: они первые
протянули мне руку помощи, они первые меня спросили: «Нужно ли тебе,
брат, бабло?» – и предложили мне деньги без процентов…Теперь ты мне
скажи: кто мне должен быть ближе – они или твой банк, который дал мне под
дикие проценты вонючий кредит, сгорел уже, а всё меня ищет?!
САША. Вадик, что ты мне посоветуешь? Я всё тебе рассказал как другу.
ВАДИМ. И я как другу тебе советую: мы теперь им не служим. Ты
больше не считаешь их чёрные деньги, белые деньги… не придумываешь им
схемы. Я их больше не пиарю. Это базисное, основное, из того что ты должен
понять. Мы стали никто и ничто. Мы опять дети природы… Мы вернулись в
нашу юность, мы вне классов, прослоек… мы – кони. Мы возим людей…
Теперь о том, что с тобой произошло. Во всём есть своя «крупа». Правда?
Например, я всегда пас табунок девушек – ты знаешь. Но когда я стал
работать велорикшей, девушек стало неизмеримо больше. Неизмеримо! Я в
них путаюсь, не помню, как кого зовут, кто откуда приехал… В чём «крупа»,
ты спросишь.
САША. Не спрошу.
ВАДИМ. Спроси.
САША. Ты имел в виду «зерно»? В чём?
ВАДИМ. Спасибо вам за ваш вопрос. Почему русские дамы не бросались
на извозчиков?
САША. Ты меня спрашиваешь? Может, и бросались – я это время не
застал.
ВАДИМ. Сашенька, мы у памятника Грибоедову! Постыдись! «Что станет
говорить княгиня Марья Алексевна!» Вот ты мне скажи, ты где-нибудь читал
у классиков, что княгиня в порыве страсти могла отдаться кучеру? Ну нет
же!.. Хотя стоп. Я где-то читал, что какому-то кучеру повезло… княгине,
видимо, тоже… Но это в пределах статистической погрешности. Всё равно у
бедного кучера практически не было шансов. Почему? Потому что княгиню
везла лошадь. А здесь даму везёшь ты. Основной клиент российского
велорикши – женщина. Не сопливые обкуренные пацанки, а зрелые дамы,
вошедшие во вкус жизни. Чаще всего садятся две красотки… Мужик, если он
с бабой, берёт нормальную машину: что-то в велорикше ребятам мешает. Его
подруга не против, что её повезёт не машина, а мужик. Но ему не даёт покоя
какая-то мужская солидарность, на уровне спинного мозга…
САША. А нельзя покороче? У меня нет времени. Дай совет… Или продай
– я тебе ещё куплю пива.
ВАДИМ. А я что делаю? Продаю совет. Ты представь: за твоей спиной
сидит наша буржуазка. Если она взяла рикшу, значит, ей чего-то не хватает в
жизни. Для неё это сильное впечатление, это допинг: перед ней пыхтит
мужик! В этом вся «крупа»! О чём она думает? Предположим, она главный
бухгалтер… Немного выпили с подругой-кассиром, день удался – украли
прилично… Что дальше? Днём, как говорится, откаты – вечером закаты…
Полюбовалась она на Москву. Дальше что? И тут взгляд буржуазки упирается
в твою спину. Ты лёг на правую педаль, на левую… Ты в напряжении…
Задница пошла туда-сюда, туда-сюда… В момент разгона ты привстаёшь с
седла, давишь на педали, всё у тебя вибрирует… Это красиво! Это похорошему скульптурно!.. Сколько разнообразных культовых композиций
рождается у неё в мозгу! В сущности, ты уже совершаешь творческий подвиг
ради неё. Но женщины за подвиги не отдаются. Даже если у тебя пупок
развяжется от натуги, они воспринимают это как должное. Я долго думал, и я
открыл, в чём секрет успеха велорикши у женщин. Всё просто до примитива,
как это обычно бывает с женщиной: велорикша расположен к ней спиной.
Долго, иногда очень долго, она видит только твою задницу. И чем дольше она
видит твою задницу, тем больше в ней поднимается протест. Ты думаешь, она
хочет увидеть и твоё лицо тоже? Нет! Она хочет, чтобы ты повернулся к ней и
увидел её. Понимаешь? Находиться за спиной мужчины для женщины
невыносимо, потому что это абсолютно противоестественная позиция. Это
пытка для женщины осознавать, что она находится вне поля твоего зрения.
Но ты велорикша, ты не можешь управлять аппаратом сидя спиной к дороге.
Мой совет: давай сейчас опять доедем до супермаркета, купи мне ещё
бутылочку пива – и обо всём забудь.
САША. Спасибо.
ВАДИК. Мужик! Ты задавлен проблемой, которую сам выдумал. С чего
ты так переполошился?
САША. У меня уже есть невеста. Куда мне ещё одна? Я проверил себя,
специально поехал к Аньке в лагерь. Добрался к ней уже ночью, в окно
постучал – она вышла, трясётся от страха…
ВАДИМ. А с чего она трясётся?
САША. У них кино про вампиров было. И тут среди ночи стук в
окошко…
ВАДИМ. Ну ты обнял девчонку за плечи, показал большие окровавленные
клыки…
САША. Я как её увидел, понял – никогда не обижу.
ВАДИК. Ты не заплачь только. Про Аньку всё понятно, про Лену давай.
САША. Ты понимаешь, эта Лена как-то сама всё за меня решила. Сама
договорилась со своими родителями….
ВАДИМ. Кто, ты сказал, у неё отец?
САША. У отца какие-то заводы… У них дом во Франции вроде, квартира
в Англии… катера… или яхты… Мне неловко было спрашивать.
ВАДИМ. Как это неловко? Ты зять!
САША. Я не их зять. И не буду им никогда.
ВАДИМ (хохочет). Нет, ты зя-я-ть!.. Ты не просто зять – ты зять в
квадрате.
САША. Хватит ржать. Что мне делать, научи.
ВАДИМ. Значит, семья у Леночки не бедствует?.. Слушай, вот что значит
пиво: во мне уже закипает волна справедливого гнева. Ну-ка давай мне
подробности. Если отец её остался сейчас на плаву, значит, из силовиков.
Силовик?
САША. Похоже. Ну-у… машина у дочки соответствующая, естественно…
ВАДИМ. Естественно? Ты считаешь естественным, что у двадцатилетней
пацанки «соответствующая» машина, а у нас теперь велосипед с прицепом, и
тот один на двоих? Я не считаю, что это естественно.
САША. Она единственная, любимая дочь.
ВАДИМ. Как это таким, как ты, дуракам везёт? Почему меня не было в
седле в этот момент! Почему ты!.. Подробности давай.
САША. Она «выгуливала» заграничного партнёра отца, проезжала мимо
по бульварам. Увидела, я стою. Вот здесь, на этом же месте стоял… Вышла из
машины, ну и наняла гостю русского рикшу, чтобы позабавить.
ВАДИМ. Ситуация знакома.
САША. И всё время меня доставала, в спину мне всё время: «Побыстрее
нельзя?» Я молчал… Подвёз к ресторану, она говорит: «Ждите. Я вам хорошо
заплачу. И за простой тоже»… Я ждал час, второй жду… Можешь
представить картину? Подъезжают машины, мимо проходят господа ужинать
– а я сижу на велике, слушаю шутки в свой адрес. Мне это надоело, и я уехал.
ВАДИМ. А деньги?
САША. На следующий вечер она приезжает одна. Суёт деньги. Я беру…
Она садится требует отвезти её в тот же самый ресторан. Подъезжаем.
Просит отужинать вместе с ней.
ВАДИМ. Слушай, она мне нравится. Ну?
САША. Я был голодный… и пошёл. Это была моя ошибка, мне не надо
было идти. И вторая ошибка – что я дал ей заплатить за себя. Я должен был
заплатить сам. Хотя это для меня теперь и неподъёмные деньги… Она легко
так, бросила кредитку… Никогда себе этого не прощу.
ВАДИМ. Придётся привыкать, что девушки за нас платят. Я шампанского
выпью с этими шлюшками, они меня зовут завтракать, угощают… Я говорю:
девчонки, дайте я заплачу. Не кисни, говорят, было время пацаны за нас
платили. Они понимают, что если наших парней не поддержать сейчас, кто их
потом снимать будет? То есть это и есть реальная поддержка отечественного
стабилизационного фонда… Так, давай дальше про Лену.
САША. Потом просьба: отвези меня в ночной клуб. Приезжаем в этот
клуб. Все подколотые… Знакомит меня со своими друзьями. Они решают
ехать на какую-то вечеринку, рассаживаются по машинам, и только она – на
велорикше. Круче всех!
ВАДИМ. Слушай, она мне нравится!..
САША. Едем по Тверской, благо что ночь. Останавливают меня гаишники
– откупается она от гаишников. Ты бы видел как! Друзья нас кортежем
сопровождают. Потом танцуем…
ВАДИМ. Потом пистон…
САША. Я сразу обозначил дистанцию. Хватило ума. Вокруг – свальный
грех. Девицы у нас в столице – это всё-таки ужас!..
ВАДИМ. Ну ладно! А в регионах девушки только цветы в горшочках
выращивают! Конечно, у нас северная страна, это не экватор, где друг с друга
не слезают, но всё-таки девчонки наши молодцы – нам тоже есть чем
гордиться.
САША. После вечеринки, она предлагает отвезти её в их загородный дом,
километров двадцать от кольцевой. За страшные деньги…
ВАДИМ. Повёз?
САША. Повёз.
ВАДИМ. Ну ты герой. Моржа?
САША. Вместо расчета, она меня представила родителям...
ВАДИМ. Ага! И там уже другие суммы засветили.
САША. Я как идиот крутил педали всю ночь. Что-то на меня нашло. Был
как шальной.
ВАДИМ. Для бешенного кобелька сто километров – не круг. А кобелёк на
велосипеде – это все двести.
САША. Приехали утром. Охранник открыл ворота, я въезжаю.
Представляешь картину: отец высунул голову из бассейна, мама в белом
вышла на балкон. Я их пьяное чадо ввожу на велосипеде… В ту ночь она
вынесла мне приговор, сказала, никому не отдаст.
ВАДИМ. Я бы тоже не отдал. Мужик пёр всю ночь по шоссе! Где ещё
взять такого?!
САША. Я собирался ей сказать: давай останемся просто друзьями, а она
взяла и с порога представила меня своим родителям как жениха. Я обалдел.
Думаю, может, шутки такие?.. Те благословили… И там вроде уже решили,
что нам отдадут дом, где мы будем жить…
ВАДИМ (ревниво). Во Франции?
САША. Я даже не понял, как я её женихом стал. Там, видимо, считают,
что я должен быть счастлив, – ни у кого даже вопрос не возник: а я этого
хочу?
ВАДИМ. Ну, понятно. Во-первых, никакой беды нет. Нашёл беду:
посватали Ваню к олигарху. Нормальная ситуация. Парнишка гульнул перед
свадьбой. Тоже мне беда, катастрофа – мальчика принуждают жениться! Ты
думаешь, кроме тебя никого больше не принуждают? Да у нас половина
мужского населения ходит в принуждённых… если не больше.
САША. Мне надо что-то такое сегодня ей сказать, чтобы она ушла из
моей жизни без последствий.
ВАДИМ. Каких последствий! Ты что! Да встретил, трахнул и забыл. А тут
возил на себе, не трахнул – и забыть не может.
САША. А что если она найдёт Аньку и расскажет ей всё? Такое же
возможно. Ты знаешь женщин больше меня.
ВАДИМ. Они способны на всё. Скажи девушке просто, по-человечески:
отвали. Скажи, охладел к женщинам, скажи, что любишь парней. Можешь
сказать ей, что ты женщина. Я так пару лет назад отвязался от одной заразы.
Висела – ну просто сил не было! Я ей сказал: у нас ничего не может быть, я
хочу стать женщиной, и ты мне мешаешь. Получил по рогам и всё!.. Любую
галиматью скажи. Но лучше, вообще ничего не говорить. Вырежи её телефон
из мобильника и не отвечай на звонки.
САША. А почему нельзя сказать правду?
ВАДИМ. Забудь это слово. Никогда – чтобы с тобой ни произошло! –
никогда не говори женщине правду. Только ложь! Прекрасную,
вдохновенную, нежную – но ложь. Все слова, чувства, эмоции, страсть…
пистон налево, пистон направо… – всё рождается внезапно и внезапно
исчезает… Какая правда?! «Остановись, мгновение, – ты прекрасно». Все
твердят это страшное заклинание, этот приговор твоей правде. Оно не
остановится. И через мгновение она, чудо совершенства, уже будет менее
совершенной, и ты тоже постареешь ровно на мгновение. И начнёшь это
мгновение вспоминать. Ты будешь говорить с ней всегда вчерашней. И с
этого момента ты уже лжёшь ей. Лги ей всегда, во всём, – и чем больше ты
будешь лгать, тем сильнее тебя будут любить. Не клянись ей в верности,
потому что мы собой не управляем… И они тоже управляются не нами.
Пример? Пожалуйста. Я не знаю… тебе может присниться другая. Ты утром
расскажешь любимой, что ты там, во сне, вытворял с посторонней
гражданкой? Ты же не идиот! Ты что, виноват, что какая-то шальная дура
устроилась у тебя под корой? Теперь предположим, ты рассказал правду.
(Изображает то баском Его, то высоким голосом - Её.) «Родная, какой-то
ужасно неприятный сон приснился, и так тяжело, так гадко после этого».
Сразу последует желание тебе помочь. «Какой сон?» – «О нет-нет, я даже не
хочу тебе этого рассказывать!» – «Почему? Ну расскажи»… И она тебя в
конце концов достанет, ты рассказал сон… И что? Этот твой поступок сделал
её счастливой?.. Она постареет на глазах и начнёт снимать скальп с тебя:
откуда у тебя такие сны?.. Теперь вариант обычный. (Опять изображая Её и
Его.) «Милый, ты так блаженствовал во сне… мычал, журчал, причмокивал –
просто будить не хотелось! Что там тебе снилось такое?» – «Такой
фантастический сон: всю ночь тебя догонял». – «А я убегала? А какая я
была?» И потом главный вопрос: «Ну что, догнал?»… Она уже вся
вибрирует… Ну и продолжение известно… Так что врите женщинам,
господа, чтобы у них кровь не остывала!
САША. А почему нельзя сказать, что у меня уже есть невеста?
ВАДИМ. Потому что тогда эта Лена точно закусит удила и найдёт Аньку.
Она же себе уже что-то нарисовала. Ведь у неё, кроме станка, ещё и душонка
какая-никакая, а есть… И потом, что же ты ей сразу о невесте не сказал?
САША. Не знаю… Не успел.
ВАДИМ. Да ладно! Скажи – тебе просто захотелось пожить их жизнью,
покататься на её машинке…
САША. Да я влип! Я думал, как бы мне ноги унести… Хотя, если быть до
конца честным…
ВАДИМ. Ничего страшного, не ты первый. Так было и так будет. Мужики
поправляют свои финансовые дела с помощью жён… и своих, и чужих. А
сейчас – работы нет, денег нет, остаётся только то, что при нас… Но ты на это
взгляни с другой стороны. Рецессия, падение ВВП – это самое лучшее время
для каракатиц с деньгами. Они пробудились, встрепенулись и сейчас
отхватывают себе самых лучших парней. А с такой экономикой, как у нас, мы
и до бабки Степаниды доиграемся. Рубль упал, но он потом поднимется – а
мы уже нет.
САША. Как сказать, чтобы её не обидеть? Как-то мягко её остановить…
объяснить… Я могу сослаться на то, что у меня сейчас нет нормальной
работы. Или что-то в этом роде… Какие нужны слова? Что я должен при этом
делать? Надо попросить прощения?.. Я могу ей сказать, что я не готов
морально …
ВАДИМ. Лучше сошлись на то, что ты не готов физически. Это
убедительнее. Она ведь видела «жениха» в основном со спины. Пусть теперь
узнает тебя не только с тыла и поймёт, что ты дебил.
САША. Наверно, я похож на дебила…
ВАДИМ. Пока не очень. Но ты имеешь дело с пиарщком высокого класса.
Обычно я из ничтожества лепил человека, здесь же обратный случай. Надо
убрать то, что делает тебя личностью. Долой кандидатскую, долой
университет, экономическое образование. Долой английский язык. Убираем
твою пресловутую врождённую интеллигентность… Итак! Нужна
повышенная потливость… пузатость… Пузатость у нас есть… Так. Когда
приблизишься к этой Лене, попробуй чуть приоткрыть рот. Открой и не
закрывай, как будто на пролетающую птичку смотришь. (Показывая, открыл
рот, смотрит.) Только птичка уже улетела, а ты всё смотришь. Ну вот. Вот и
всё, и нет мысли на челе… Я сделал человека из одного губернатора. Это был
мой лучший проект. И рот я ему закрыл, и говорить научил. А до меня он так
и ходил с открытым ртом… Попробуй.
Саша открыл рот.
Какой овощ знатный! Тебе надо что-то возглавить, какой-нибудь регион.
САША. Так и стоять с открытым ртом?
ВАДИМ. Да.
САША. Не перебор?
ВАДИМ. С женщиной не бойся переборщить, они это прощают. Вот если
ты недобираешь – начинаются проблемы. Но некоторым бабам нравятся
такие идиоты, они это называют «наивный и чистый человек»… Стоп! Они
не любят, когда мы с ними в чём-то не соглашаемся. Они нас называют
«упёртыми». Недавно вёз одну пару, услышал, как дама в сердцах назвала
своего «носорогом». Поэтому лучше всего тебе обзавестись собственным
мнением, по всем без исключения вопросам. С этим у тебя проблемы. Потому
что ты потенциальный подкаблучник.
САША. Я подкаблучник?
ВАДИМ. Ну не я же? Мужик всегда должен помнить, что когда-то
свирепствовал матриархат, и они вдоволь попили нашей кровушки. Чуть
женщине слабину показал – она уже басом с тобой говорит, один раз
позволил ей цыкнуть на себя – и всё, можешь шить себе сарафан. Анька у
тебя любит верховодить.
САША. Не надо! Не начинай!
ВАДИМ. Ладно, это твои куры – мне бы со своими разобраться.
САША. Ну давай дальше: я упёртый, и что?
ВАДИМ. Но стра-а-шно упёртый! В этом случае рот наоборот закрой,
стисни зубы. Стисни.
Саша выполняет всё, что говорит Вадим.
И стой на своём. Брови сдвинь. Ещё! И уже не раздвигай. Зер гуд! Ни в чём с
ней не соглашайся. Высказывай ей своё мнение по любому поводу и без
повода. Сегодня какой день?
САША. Среда.
ВАДИМ. Как среда! Четверг.
САША (не понимая). Четверг? Да нет, точно… среда.
ВАДИМ (грозно). Четверг. Брови сдвинь.
САША (пробует). Четверг.
ВАДИМ (играя женщину). Милый, ты что-то путаешь, сегодня среда.
САША. Четверг.
ВАДИМ. Твёрже. Стой на своём.
САША (зверея). Четверг!
ВАДИМ. Зер гуд. Но особенно будь извергом, если вдруг поднимается
чисто женская тема. Например, какие кому идут цвета… Прицепись к тому,
что, скажем, брюнеткам не идём розовый цвет, – и всё, и лежи костьми на
своём. Давай.
САША. Зачем мне с ней обсуждать цвета?
ВАДИМ. Давай!
САША. Розовый брюнеткам не идёт.
ВАДИМ (играя женщину). Да что ты, милый!
САША (свирепо). Не идёт!..
ВАДИМ. Хорошо. С этим разобрались. Всё! Будем считать, что
инструктаж ты прошёл. Можешь к ней ехать. (Задумчиво смотрит на Сашу.)
Эта Лена, как она выглядит-то хоть? Не каракатица?
САША. Всё у неё отлично. Не пропадёт…
ВАДИМ. Большой уверенности в голосе не слышу. Становой хребет?
САША. Это что?
ВАДИМ. Станок. Ста-нок! Становой хребет генофонда.
САША. Она свободна… раскованна.
ВАДИМ. Можно мне всё-таки задать тебе мужской вопрос?
САША. Опять про то же?
ВАДИМ. А про что ещё? Милый, мы же не кошку в дом берём… или, в
нашем случае лучше сказать, они не кота в дом берут. Всё-таки с человеком
придётся грешить до глубокой старости. Что у тебя было с этой с Леной?
Только честно.
САША. В смысле, спал ли я с ней?
ВАДИМ. Нет, вышивал на пяльцах! Ты ведь её всё-таки употребил,
бесстыдник? Иначе ты бы так не бесновался. Ну давай колись, колись!
Употребил?
САША. А по-другому можно как-то выразиться?
ВАДИМ. Ты не подбирал выражения, когда говорил о моих флюсах, с
двух сторон. Хорошо, она тебя употребила?
САША. Она думает, что всё к этому идёт. Едет в Москву с этой целью.
ВАДИМ. Подожди. «Идёт», «едет»… Куда она едет?
САША. Она едет на машине из-за города. И Аня сегодня тоже приедет из
лагеря, – она мне уже позвонила сказала, что хочет приехать раньше.
ВАДИМ. А Анька здесь зачем?
САША. Мне что, надо было ей сказать – не приезжай?.. С Аней мы
договорились здесь, у памятника Грибоедову.
ВАДИМ. А с той ты где встречаешься?
САША. С Леной – у памятника Пушкину.
ВАДИМ. А у памятника Гоголю ты никого не припрятал про запас?
САША. Я тебе говорил – у меня уже мозги набекрень, а ты мне про пиво
рассказывал!
ВАДИМ. Подожди! А как ты их разведёшь?
САША. Я думал, у меня есть два часа, чтобы всё решить. Теперь, если
Анька приедет раньше – она там одна озверела в лесу, – я не знаю что делать!
Раздаётся телефонный звонок.
САША (смотрит на дисплей телефона). Она!
ВАДИМ. Которая?
САША. Аня! Ты представляешь! Она как почувствовала…
Почувствовала!
ВАДИМ. Не отвечай.
САША. Почему?
ВАДИМ. Разберись с другой сначала.
САША. Ну знаешь!.. Это я сам решу – отвечать ей или не отвечать.
(Говорит по телефону.) Аллё!.. Плохо слышно… Что?.. И я… Я тоже… Я
тоже люблю… Люблю… Люблю…
ВАДИМ. Да-а…тяжёлый случай! (Играет.) Товарищ, мы поедем или нет?
САША. Анечка, я тебе перезвоню, у меня пассажиры… И я целую…
Целую… И я… И я… Перезвоню… (Громко.) Перезвоню… Ну хорошо…
Подожди! Где ты?.. Плохо слышно. Где?
ВАДИМ (играет). Товарищ, мы едем или нет?
САША (в телефон). Да, я у памятника Грибоедову… Ну конечно…
Конечно рад. (Выключил телефон.) Ужас! Она уже в Москве. Приехала
раньше.
ВАДИМ (хохочет). Анютка пересидела в лесу. Ну, брат, у тебя сегодня
будет нехилая ночная вахта. Уйдёшь в забой, почернеешь.
САША. Она здесь!
ВАДИМ. Ты точно закончишь в сумасшедшем доме. Где «здесь»? Москва
большая.
САША. Она уже в метро! Что делать?!
ВАДИМ. Да не ходи к той и всё.
САША. Я звоню этой Лене, скажу, что сегодня не могу.
ВАДИМ. Подожди, подожди. Знаешь, что я могу тебе предложить? Я
готов пожертвовать собой ради друга и поехать к ней. Давай звони ей.
Скажешь, что встретить её сегодня не можешь. Скажешь ей, что про тебя всё
подробно расскажет твой близкий друг. Я что-нибудь по ходу придумаю. Она
меня знает? Ты ей про меня не рассказывал?
САША. Про тебя? Извини…
ВАДИМ. Ничего, ничего. Когда такие тести обламываются, о друзьях
быстро забывают. Звони. Зятёк!
САША. А при чём здесь ты? Как-то это неожиданно…
ВАДИМ. Ты только что тут рыдал, что должен всё решить немедленно, –
две невесты с хомутами уже в пути.
САША. Зачем тебе ехать? Ты брякнешь что-нибудь не то...
ВАДИМ. Ах, ты ещё ломаешься! Ну тогда разбирайся с ней сам.
САША. Ты сегодня выпил…
ВАДИМ. Я завтра тоже выпью. Дорогой мой зятёк, ты просто не можешь
расстаться с мечтой о домике под Парижем.
САША. Вот об этом я ни секунды не думал!
ВАДИМ. Тогда звони ей. Быстрее, сейчас Анька здесь будет. И спасибо
мне скажи!
САША (смотрит на дисплей телефона). Звоню!
ВАДИМ. Что ты трясешься?
САША (по телефону). Аллё… это я…
ВАДИМ (тихо). Повторяй за мной: Ленка, у меня одна секунда…
САША (по телефону). Леночка… Лена. Привет… привет…
ВАДИМ (быстро суфлирует). У меня одна секунда. Я не могу говорить.
САША. У меня одна секунда. Прости меня, я не могу долго говорить.
Нет-нет, всё нормально… Нормально всё! У меня вот-вот сядет батарейка…
ВАДИМ. Браво. (Суфлирует.) Тебя встретит мой друг… самый близкий.
Ближе нет. Он фантастический парень. Его зовут Вадим. Я как раз собирался
вас познакомить.
САША. Не волнуйся, ничего не случилось. Моего друга зовут Вадим…
ВАДИМ (жёстко). Повторяй за мной: у тебя обострилась старая
болезнь…
САША (покорно). У тебя… обострилась болезнь.
ВАДИМ. У меня, идиот, у меня!..
САША. Ты знаешь, у Вадима обострилась старая болезнь… и я должен к
нему ехать. Он умирает…
ВАДИМ. Кто умирает? (Шепчет.) Отключи телефон! Кретин! Выключи!..
САША (в трубку). Нет-нет, я же за рулём не пью…
ВАДИМ. Пьёшь! Пьёшь!
САША. Этот друг Вадим умер. Я на его поминках выпил. Но я попросил
другого своего друга – он тоже Вадим – он тебя встретит вместо меня… Да, у
памятника Пушкину. Он вместо меня расскажет, что мы пили. Вернее, я пил,
а он уговаривал меня этого не делать и даже допил бутылку за меня, чтобы я
не слетел с велосипеда. Но я слетел всё-таки. Упал… Да, упал… ударился
головой…
ВАДИМ. Браво!
САША. Это фантастический парень. Он всё тебе расскажет…
ВАДИМ (суфлирует). Всё про меня объяснит…
САША. Он всё про меня объяснит. А я не могу говорить. (Выключил
телефон.) Ужас!
ВАДИМ. Неплохо. Этот удар о землю головой – очень неплохо для
начала. Можем ведь, когда захотим… Если доведётся с ней встретиться, коси
под шизу. Стратегия ясна: у тебя отклонения.
САША. Какие отклонения?
ВАДИМ. Их у людей много – выбирай на любой вкус. В принципе, нормы
вообще не существует, все обо что-то ударены. Возьми себя самого. Ты
отказался от дочери олигарха, кто тебя назовёт нормальным? У тебя мания,
страхи. Доктор задаёт вопрос: чего вы, юноша, больше всего боитесь? Ответ:
боюсь, что меня оттрахает юная, нежная девушка. Тебе и играть ничего не
надо. Можешь заглянуть в какой-нибудь дурдом, погулять во дворике,
поделиться своими сомнениями – тебя примут за своего.
САША. Ненавижу брехню.
ВАДИМ. Ну, брат! Ты хочешь с девушкой разобраться и не брехать ей при
этом?
САША. Всё! Тихо! Аня идёт. Всё!
ВАДИМ. И что? Успокойся. Решили уже: ты останешься с этой, я – еду к
той.
Саша идёт навстречу АННЕ. Пылкое объятие.
АННА. Я еле там высидела. Ты должен ко мне приезжать каждый день,
или я там с ума сойду.
САША. Я ведь приезжаю.
АННА. Значит, не должен уезжать.
САША. А деньги на свадьбу?
АННА. Хватит говорить про деньги. Не могу больше слышать. Все только
о них и говорят: деньги, деньги… Хватит! Не думай об этом.
САША. Уже не думаю.
АННА. Почему не сказал, что Вадька здесь?
САША. Он только что подъехал. (Целует её.) Он всё равно сейчас
уезжает.
АННА. У тебя всё нормально?
САША. Всё великолепно. Ты даже представить не можешь, как я рад, что
ты здесь.
АННА. Ты рад? Рад?
САША. Рад…
Новое пылкое объятие.
АННА. Что у тебя с лицом? Ты бледный… измученный…
САША. Бледный? С чего ты взяла!
АННА. Ты должен бросить это занятие – ты не велосипедист.
Подходят к Вадиму.
ВАДИМ. Сколько было чувств! Сколько эмоций! Этот порыв! Эта
чувственность!.. Княгиня Марья Алексевна уже, видимо, тако-о-е сказала!
Слушай, я еле упросил Грибоедова остаться на постаменте: он просто не мог
смотреть это педагогическое порно!
АННА. Он и не то ещё здесь видит.
ВАДИМ. Здорово, красивая! Я тебя поначалу не узнал. Ты теперь
блондиночка? Этот цвет прибавляет аппетитность. Но ты ведь и в прежней
гамме была аппетитна, а сейчас ты просто на пределе возможной
аппетитности.
САША. Кончай…
АННА. Я тебя тоже не узнала. Богатым будешь.
ВАДИМ. Ой буду! Вот доеду до памятника Пушкину минут через
пятнадцать-двадцать – и начну богатеть.
АННА. Как-то ты изменился…
ВАДИМ. Только не говори мне, что я потолстел!
АННА. Рядом с моим Сашенькой ты всегда в порядке. Он никак не
похудеет. Обещал, станет велорикшей – сбросит вес.
САША. Так и эта работа у него тоже сидячая.
АННА. А ты слегка, чуть-чуть прибавил. Но тебе эта вальяжность идёт.
ВАДИМ. Вы сговорились, черти! Зеркальце у тебя есть?
АННА. Нет.
ВАДИМ. Как это нет? А как же ты проверяешь наличие шарма?
САША. Ей не надо его проверять: шарм всегда в наличие.
ВАДИМ. Ты так уверена в себе?
АННА. В себе? Абсолютно.
ВАДИМ. Как? А нанести случайный мазок?
САША. Не надо.
Жестами показывает Вадиму, чтобы тот уезжал.
ВАДИМ. А что ты нам устраиваешь диалог с сурдопереводом? Дай мне
поговорить с Анюткой. Анюта, с тобой можно говорить без переводчика?
АННА (смеясь). Это как мой решит.
Саша обнимает её, целует, она отвечает.
Что ты решил?
Долгий поцелуй.
ВАДИМ. Аня, опомнись, возьми себя в руки. Ты у памятника обличителю
русских нравов! Аня… А-ня! (Решительно.) Так, я поехал.
АННА (смеётся, Саше). Ну всё, подожди… (Вадиму.) Не уезжай. Я тебя
слушаю… Да. Что?
ВАДИМ. Скажи, милая, как же может российский педагог, наставник
молодости нашей, – и без зеркальца? Это мне непонятно. У вас, у учителей,
так принято сейчас? Пугать детей внешним видом?
САША. Ты, кажется, куда-то спешил?
ВАДИМ. Куда мне спешить? К кому? Я одинок и несчастен…
АННА. Ой-ой-ой! Бедняжка!..
ВАДИМ. Я сегодня работаю у памятника Пушкину. Но там меня может
ждать только Пушкин.
АННА. Не самый плохой вариант.
ВАДИМ. Я тоже так считаю. Ты знаешь, Анька, главное, что он в отличие
от нас никуда не спешит. А я вот всё-таки спешу. Спешу, и даже поговорить с
тобой не могу по-человечески. Мы тут мечемся, на бульварах, в поисках лаве.
Ладно, ребята… Поеду катать москвичей и гостей столицы.
АННА (Саше). Знаешь, что мне хочется? Я ведь ещё не каталась на этом
транспорте.
Садится в коляску.
Пожалуйста, к памятнику Пушкину!
ВАДИМ. Опа!
АННА. Кто меня повезёт?
ВАДИМ (растерян, кивнул в сторону Саши). Это как мэн решит…
Молчание.
АННА. Саша, ну что?..
САША (совершенно растерян). Вадим спешил… говорил мне, что… Ты
ведь спешил?
ВАДИМ. Да спешил. Я, красивая, хотел ещё перекусить.
АННА. Я тебя угощу. Я всех сегодня угощаю. Пусть Сашка меня сначала
везёт, потом ты. (Саше, весело.) Ты что, не хочешь меня покатать?
Сашу как будто парализовало.
ВАДИМ. Я вижу, наш мэн против. Правда ты против? Я ведь прав?
Саша молчит.
Ответь. Молчать не надо, надо говорить. Говорить много, противоречиво…
Говори!
САША. Я думаю. Прежде чем сказать, я думаю обычно.
ВАДИМ. Но это обычно, ой, тугодум ты наш!.. Ты против, правда?
САША. Против? Нет… Я просто думаю, может быть, лучше в следующий
раз?..
ВАДИМ. Так и я об этом.
АННА. Почему? Ну пожалуйста!.. (Саше.) Ну я тебя прошу.
САША. Анечка, я могу, конечно, сесть и довезти… Но Вадику тоже надо
дать заработать…
АННА. А то я не понимаю! Ты так говоришь, как будто я собралась с его
помощью на метро сэкономить! Вадик, мы сегодня хорошо заплатить можем.
Я получила кучу денег за первую смену.
ВАДИМ. Ты считаешь, что я с тебя деньги возьму?
САША (Ане). Ну вот видишь! Отпусти его, пусть он едет. Нам в другую
сторону.
АННА (Саше). В другую? Куда?
САША. Я собирался пойти в другую сторону! С тобой.
АННА. Я тебя так часто о чём-то прошу?
САША (пробует по-другому). Я считаю, что рикша у нас – это азиатчина.
В цивилизованной стране позорно ездить верхом на человеке, для этого
существуют машины, трамваи, автобусы. В конце концов, в Москве есть
метро. Почему надо обязательно использовать человека?! По-моему это
жлобство – нанимать живых людей!.. Зачем унижать человека, делать из него
гужевой транспорт?!
АННА (Вадиму). Ты что-нибудь понял?
ВАДИМ. Ну, мы тут до тебя пытались понять степень своего падения и
пришли к выводу, что ниже нас с Сашкой – только вьючные животные в
окрестностях Душанбе.
АННА. Я никого не хотела оскорбить. (Саше.) Что с тобой? Ты трясёшься
весь.
ВАДИМ (подсказывает). Мы спорили…
САША. Да, мы тут спорили…
АННА. Вадик, подожди. Я что-то не поняла. (Саше.) Я тебя обидела? Что
за лажа? Вадик, ты тоже обиделся?
ВАДИМ. Да что ты! Я хочу тебе, Саша, возразить: признаки восточной
ментальности возникают у нас потому, что мы генетически привыкли кого-то
возить на себе. А если ты решил возить, всегда найдутся те, кто захочет на
тебе покататься.
САША (понял игру). Но Вадим, есть санитарная норма человеческого
терпения. Почему надо затаптывать интеллектуальный потенциал нации и
заставлять его возить богатых жлобих?!
АННА (поражена). Кто жлобиха?
САША. Я, естественно, не тебя имею в виду. Ты зарабатываешь своим
трудом. Но те, кто берёт рикши, используют живых людей. Это
средневековье. Кстати, Вадик, они не обязательно бухгалтерши. Я сам
бухгалтер.
ВАДИМ. Ты не бухгалтер, Саша, ты – ведущий экономист.
САША. Я бухгалтер, пусть я зовусь экономистом. Назывался
«завотделением»… Не важно. Я бухгалтер. Я не закрывал банк, не я сожрал
его!..
АННА. Кому ты это говоришь? Мне? Я сожрала?! Про что ты говоришь?
Почему такой тон? Мы на митинге?!
ВАДИМ. Ребята, ребята! Не ссорьтесь! Ладно, я поехал.
САША. Счастливо. Хотелось бы только знать… что ты дальше
собираешься делать, на Пушкинской…
ВАДИМ. Ты о чём теперь, милый?
САША. Я о нашем этом… занятии. Лучше работать на стройке, кирпичи
таскать. Для меня во всяком случае это стало ясно сегодня.
ВАДИМ. Какие стройки! Всё стоит! Краны упали.
САША. Всё-таки сообщи мне, как ты дальше… собираешься жить…
ВАДИМ. А как сообщить? У тебя же батарейка села. Я не смогу тебе
позвонить.
САША. Да, ты прав.
ВАДИМ. Не помню, кто-то из великих сказал: присутствие духа – это
уверенность в себе. По-моему, это я сам сказал. Будь уверен и в себе, и
особенно во мне. (Анне.) Извини, Анюта. Твой каприз мы обязательно когданибудь исполним.
Анна выходит из коляски.
АННА (подавлена). Пока…
ВАДИМ (памятнику). Грибоедов! Привет Пушкину от вас передам!
САША. Удачи тебе, Вадим.
Вадим уезжает. Какое-то время Саша виновато поглядывает на Аню. Она
демонстративно молчит.
Ну вот… мы одни наконец...
АННА. Я ничего не поняла, не въехала, как мои дети говорят.
САША. Всё, всё, всё! Давай забудем. Извини… Я, конечно, не имел в
виду тебя. Как ты такое могла подумать!
АННА. Ты меня… (Подбирает слово.) обломал.
САША. Что?
АННА. Как ты говорил со мной?
САША. С тобой? Ты же видела – мы с ним поспорили. Я завёлся, он
сказал, что все бухгалтеры воруют… Моя мать бухгалтер не воровала, и я не
воровал.
АННА. И ты решил сорваться на мне! Я не понимаю…
САША. С тобой у нас всё прекрасно. (Пробует обнять её.) Ну что ты,
Анечка? Я буду тебя катать всю жизнь, на всех видах транспорта.
Пожалуйста, могу и сегодня, Вадик ещё сюда приедет.
АННА (отстранилась). Я тебя не заставляла работать велорикшей. Ты
сказал: будем экономить, давай вернёмся к родителям… Когда мы съехали с
квартиры, думаешь, мне легко было моим объяснять, что меня никто не
бросал?.. Раньше мне не приходилось ждать, пока твоя мама уйдёт, чтобы
запрыгнуть к тебе в постель... Я поехала в этот лагерь тоже ради денег!
Чтобы мы снова смогли снять квартиру. Так что я тоже работаю. И всё это
ради денег, ради денег, ради денег!..
САША. Прости. Забудь этот разговор.
АННА. Нет, подожди! Ты о моём жлобстве что-то говорил!..
САША. О твоём? Как тебе такое в голову могло придти! Я вообще.
Извини, если тебе показалось.
АННА. У тебя были страшные… дикие глаза…
САША. Всё нормально.
АННА. Я никогда тебя не видела таким! Первый раз ты так со мной
говорил. Я испугалась!
САША. Опять испугалась? (Пробует шутить.) Ты что, считаешь меня
вампиром? (Пытается обнять её.) Ты мне льстишь.
АННА. Ты говоришь с его интонациями.
САША. Не буду, прости.
АННА. Нет. У тебя какие-то воспалённые глаза. Что случилось?
САША. Абсолютно ничего не случилось. Главное, что ты приехала.
Знаешь, что я сейчас хочу? Ты голодная?
АННА. Нет.
САША. Жаль. А вообще, какие будут пожелания?
АННА. Ты говоришь, как он. Кто тебя так возбудил?
САША. Ты стоишь рядом и спрашиваешь «кто»?
АННА. Опять! Это просто его тексты!
САША. Ты хочешь мне сказать, что я пою с его голоса?
АННА. Я сказала то что сказала!
САША. И что ты хочешь от меня услышать? Я скучал по тебе, хотел быть
с тобой вдвоём, а ты, я вижу, нет. Тебе захотелось покататься!..
АННА. Что?! Я-а?! Что мне захотелось?! Я тоже скучала.
САША. Хотелось бы верить.
АННА. Что?! Ты с ума сошёл! Какие у тебя основания так со мной
говорить?!
САША. Всё! Давай не будем ссориться.
АННА. Что я такого страшного у тебя попросила?!
САША. Ну понятно…
АННА. Что понятно?.. Что случилось? Я месяц просидела в лесу, и мне
ещё два месяца сидеть.
САША. Поехали домой. Мама нас ждёт. Там ужин, мы должны вина
купить.
АННА. Ответь: что я такого страшного попросила?
САША. Что ты хочешь?! Я уже извинился! Ещё раз: извини!
АННА. Не смей кричать на меня!
САША. Я кричу?! Это, по-моему, ты кричишь!
АННА. Я не могу понять, почему моё желание поехать к памятнику
Пушкину вызвало такую дикую реакцию? Ты что, ревнуешь меня?
САША. Ревную! К Пушкину! Завтра мы туда придём, к памятнику,
ранним утром! Будем первыми! Купим ему цветы, твоему Пушкину!
АННА. А может быть, я хочу сегодня! Моё желание что-то значит для
тебя?
САША. Сегодня я не хочу! Сегодня мне ближе Грибоедов!
АННА. Ты издеваешься надо мной? Ты мужчина, ты должен уступить!
САША. А ты женщина, тоже можешь уступить.
АННА. Почему ты мне устраиваешь такое?! Ты не хочешь меня видеть?!
Скажи мне прямо об этом.
САША. Я не хочу на Пушкинскую площадь! Мы договорились
встретиться у Грибоедова, и я отсюда не уйду из принципа! Буду стоять здесь,
на этом самом месте!
АННА. Стой! Я поеду туда на метро одна. Тоже из принципа. И буду
стоять там! Захочешь меня увидеть – приедешь. Всё!
Анна быстро уходит. Саша остаётся.
Пушкинская площадь. У памятника Пушкину ЛЕНА. Подъезжает ВАДИМ.
ВАДИМ. Ну вот и я, дзинрикися, что в переводе с японского значит
рикша. Как говорится: чуть свет – и я у ваших ног! Ах, боже мой! Что же это
я из Грибоедова у памятника светочу русской словесности! И вы ведь не
Сонечка, правда?
ЛЕНА (усмехнулась). Ну не Сонечка…
ВАДИМ. И не Татьяна.
ЛЕНА. Не Татьяна…
ВАДИМ. «Татьяна, милая Татьяна…» А кого ещё мы можем вспомнить?
Софья, Татьяна… Подождите, ну конечно!.. Вы мне скажете: а Наташа? Как
представить русский мир без Наташи! Конечно Наташа! И всё. И дальше
Анна. Анна – это уже надрыв, начало декаданса, разлом идеала… Это пусть
спонсирует министерство железнодорожного транспорта. Исчезает
цельность, чудо женственности… И вообще, всё мельчает, приходит
анонимная безликая буржуазность, купечество, стирающий все отличия, все
оттенки пресловутый средний класс... Какие-то клички: «Душечка»,
«Пышка»… Всё, господа! Обращайтесь в Макдоналдс! «Большой мак» и
маленькая пышка…
ЛЕНА. Я, вообще-то, Лена.
ВАДИМ. О-о! Имя Лена много значит для тех, кто не равнодушен к
истории и судьбе нашей страны.
ЛЕНА. Вас поняла.
ВАДИМ. Имя Лена мне теперь нравится вдвойне. Но как поэт я не возьму,
конечно, известный всем псевдоним, потому что это может прозвучать как
политический вызов. Я лирик – исследователь женской души во времена
экономического падения.
ЛЕНА. Вы, значит, позиционируете себя как поэта?
ВАДИМ. И как поэта тоже позиционирую, и как прозаика. Когда прозаик
побеждал во мне, я писал клиентам речи, спичи, поздравления, тосты…
Моими словами обращались к миллионам людей, и миллионы слушали,
затаив дыхание, а я ехал на автомобиле по опустевшей Москве и смотрел на
московские окна, из которых свисали и позли по стенам вниз километры
лапши…
ЛЕНА. Это про вас он мне звонил? Что с ним? (Смеётся.) Он бухой?
ВАДИМ. Конечно бухой. Но у него, действительно, большая, серьёзная
беда: батарейка села. Мне кажется, что-то в этом есть знаковое, что мы не
можем ему позвонить… Понимаете, у него всегда всё в кучу: девушки,
батарейки…. Шурик такой путанный!.. Его не поймёшь.
ЛЕНА. Вы кого имеете в виду? Сашу?
ВАДИМ. Он у вас как Саша проходит? В кругу друзей и подруг его зовут
Шуриком. Шурик, Шурка… иногда Шкурка.
ЛЕНА. Ну я пока не в этом кругу. Зачем вы это мне рассказываете?
«Шкурка»...
Звонок телефона.
По-моему у вас звонит…
ВАДИМ. Пусть звонит. (Достал трубку, посмотрел на дисплей, выключил
телефон.)
ЛЕНА. Вы тот самый, «фантастический»?
ВАДИМ. Я фантастический, а также феерический, иногда даже
обалденный. Дайте только отдышаться, и я докажу это. Я мчался, чтобы вы
тут не скучали. По-моему побил свой же мировой рекорд. От Чистых прудов
до Пушкинской я проехал один раз на рассвете в воскресение за семь минут,
– правда, за мной в то утро мчались кредиторы. Но какая разница? Это
абсолютный рекорд. Ни один велорикша в мире ещё не проезжал это
расстояние за такое короткое время. Вы знаете, что велорикши участвовали в
пекинских Олимпийских играх? Ко мне приезжали китайцы и просили
выступить за их команду, в эстафете. Я сказал, что готов, но только за свою
страну. Но моя страна сосредоточена на зимних видах спорта, она не нашла
достаточного количества велорикш. Раньше у нас был один теннис на уме,
потом появились эти горные лыжи. Я предлагал своим клиентам, которые
засветились на теннисе, соединить теннис и горные лыжи, – ведь у нас это
кровно связанные друг с другом виды спорта: практически, горные лыжи, как
проект, рождались на корте. Я предложил играть в теннис в лыжах, но
возникло противоречие: лыжам нужен снег, а теннису он противопоказан. Но
я нашёл выход. Я предложил играть теннисные матчи в лыжных ботинках, и
даже провёл один показательный матч под девизом «Катись, Россия!»… Нет,
«Катись, Россия!» это был показательный заезд велорикш… Значит, вот она,
та самая ослепительная девушка Лена?
ЛЕНА. Я ослепительная? Кто же это вам сказал такое? Неужели он?
ВАДИМ. Об этом я уже написал стихи… Ну не стихи, а только первую
строчку: «И вот перед девушкой Леной я преклоняю колена…»
Встал на одно колено.
ЛЕНА (смеётся). Ну ладно, он бухой – а вы?
ВАДИМ. Был чуть-чуть бухим утром. Но это то, что оставалось с вечера
вчерашнего дня. Сейчас как раз то время суток, когда я уже не бухой или ещё
не бухой, – смотря откуда на меня смотреть, из прошлого или из будущего.
Эти несколько часов самые тяжёлые… Говорю сразу, что у меня практически
нет опыта общения с девушками, особенно с девушками, с такими
значимыми именами. Поэтому я прошу прощения, что какое-то время я всётаки буду говорить прозой, но потом я обязательно перейду на стихи.
ЛЕНА (весело). Я поняла, вы с ним меня разыгрываете. Он здесь где-то?
ВАДИМ. Не ищите его, не смотрите по сторонам... Вы делаете мне
больно!..
ЛЕНА. Да поняла я. Это какой-то прикол?.. (Смеётся.) Ну где он?
ВАДИМ. Его здесь нет.
ЛЕНА. Сашка где? Кончайте меня разыгрывать!
ВАДИМ. Давайте я повезу вас по бульварам. Я был у Грибоедова,
позавтракал… Пушкин, как и я, весь в долгах… Поедемте к Гоголю, обедать,
и я всё вам по пути расскажу.
ЛЕНА. Сашка сейчас на Гоголевском?
ВАДИМ. Садитесь. Давайте я вам для начала лучше расскажу про Гоголя.
Если бы не Гоголь, я бы не стал велорикшей, – ведь это ему принадлежит
крылатое предвидение: «какой русский не любит быстрой езды!..»
ЛЕНА. Я Гоголя начинала читать давно, в школе. Но пока не закончила.
Не помню, что он там предвидел, у нас в классе это называли «Мёртвые в
`душе».
ВАДИМ. Вот поэтому памятника вашему классу не поставят.
ЛЕНА. А может, и поставят.
ВАДИМ. Нет, Лена, нам не поставят памятников, – нас потеряли по пути
большие любители быстрой езды. Те, кто едет быстрее всех по московским
улицам, поставят памятники себе. Но потом их снесут. Это время придёт.
ЛЕНА. Ну ладно, хватит. Сашка у памятника Гоголю? Он на велике?
ВАДИМ. У нас велик один на двоих. Это интересная история. Когда я
занимался пиаром политической элиты, мне иногда приходилось эту элиту
сопровождать, – если в поездках по миру им надо было производить
впечатление, что их с дерева сняли не вчера, а позавчера. И вот мы, с одним
дальневосточным вождём, попали в Японию, на саммит, посвящённый
рыболовству. Губернатор в стране восходящего солнца был постоянно
выпимши, и в самый разгар саммита его покатала рикша… Хочу
подчеркнуть: не японец, а японка. Вы знаете, есть одна знаковая особенность
этой профессии: в момент разгона надо чуть наклониться к рулю, привстать с
седла… В общем, губернатор пришёл в такое возбуждение, что забыл про
саммит, и только и делал, что катался и катался на этой японке. Потом решил
привезти жене в подарок такую же веломашину с сидением, сказал: пусть она
меня возит по аллеям парка на даче. Я тоже хотел купить велосипед с
прицепом, хотя у меня нет ни парка с аллеями, ни жены. Но мне нельзя было
покупать такой же предмет, по протоколу. Когда мы пересекли границы
отечества, вождь был уже трезвым и, видимо, понял, что жена не оценит
подарка должным образом, или убоялся, что ему самому придётся катать её
по аллеям парка, и отдал этот экипаж мне. И вот, когда пробил час и родина в
очередной раз оказалась в опасности, мне пришлось пересесть с автомашины
на велосипед. Я собираюсь зарегистрировать корпорацию под названием
«Дзинрикися», но уставной капитал пока отсутствует. Оборотный капитал
тоже отсутствует… по причине высокой стоимости алкоголя на нашем рынке.
Я только пробую найти себя в этом бизнесе. Думаю, в России будущее за
альтернативным источником энергии, то есть за человеком. Планирую не
только пассажирские перевозки, но и грузовые… Пока я нанял лишь своего
друга Александра, вернее, он меня попросил помочь ему заработать. И в
первый же день к нему сели вы. Вот такая трагическая история… Садитесь
теперь ко мне, дайте руку, я помогу вам…
Лена садится в коляску. Вадим занимает место в седле.
Ничего, что я к вам спиной?
ЛЕНА (смеётся). А какой у вас выбор?
ВАДИМ. Выбор всегда есть.
Пересаживается в коляску к Лене.
ЛЕНА. Ну и дальше что?
ВАДИМ. Так лучше. Правда?
ЛЕНА. А кто повезёт?
ВАДИМ. В этом весь вопрос. Увы, так устроена жизнь: или ты возишь,
или тебя. Правда, можно ходить пешком, и весь мир станет твоим. Но когда
ты идёшь по тротуару и сочиняешь стихи, мимо едут в автомашинах лучшие
девушки земли. Они едут не к тебе, курят дурь не с тобой, разговаривают по
мобильникам не с тобой… Конечно, на тротуарах тоже немало девушек, но
они теперь смотрят не на пешеходов. Их интересуют любители быстрой
езды. Даже если те едут в растаможенных гробах.
ЛЕНА. Что ты смотришь так?
ВАДИМ. Спасибо, что ты так легко, без надрыва перешла на «ты».
Знаешь, о чём я подумал? А почему бы нам не нанять кого-нибудь? За пару
бутылок пива какой-нибудь безработный прораб сейчас может повезти нас
вокруг Земли… А может быть, нанять бывшую прорабку? – что было бы не
хуже. Смотреть, как женщина едет на велосипеде, это, конечно, большое
испытание, но лучше этого зрелища нет ничего на земле!..
ЛЕНА. Ну а я тут при чём? Что ты смотришь?
ВАДИМ. У меня сейчас появилась мечта. Ты на велосипеде умеешь
кататься?
ЛЕНА. Каталась в детстве.
ВАДИМ. У меня есть мечта…
ЛЕНА. Мечтать не вредно! На машине я тебя могу покатать, с твоим
другом. Где он?
Появляется АННА. Вадим видит её.
ВАДИМ (Лене). Опа! Извините. Лучше нам уехать отсюда побыстрее.
Быстро пересаживается в седло.
АННА (зовёт). Вадик!
ВАДИМ (Лене). Извините! Кажется, эта девушка что-то от меня хочет.
ЛЕНА. Мне-то что делать?
ВАДИМ. Дождаться меня. Я с ней быстро разберусь.
ЛЕНА. По-моему, с тобой пришли разбираться.
Вадим быстро подходит к Анне.
АННА. Вадька, хорошо, что я тебя нашла. Тебя уже кто-то заказал?
Хотела сказать: ты её уже везёшь?
ВАДИМ. Ну да… меня наняли. А что случилось?
АННА. Я, как видишь, пришла одна...
ВАДИМ. Ну да…
АННА. Бухгалтер принципиально остался стоять у Грибоедова. Он так со
мной говорил! Ужас!.. Могу я с тобой поделиться? Я в отчаянии! Я первый
раз его о чём-то попросила…
Готова расплакаться.
ВАДИМ. Анечка, ну что ты! Ты извини… Меня клиентка ждёт… Давай
вечерком созвонимся?
АННА (плачет). Прости. Ты не можешь отменить её? Я обязательно
должна с тобой поговорить. Это всё так неожиданно… Он таким мне вдруг
показался… таким страшным!.. Мне показалось, что это совсем другой
человек!..
ВАДИМ. Не плачь, не плачь… Тебе показалось…
АННА. Ты думаешь?
ВАДИМ. Конечно. Не накручивай себя.
АННА. Ты думаешь?
ВАДИМ. Аня, я должен идти…
АННА. Ну отмени ты её! Ну я прошу! У меня, может быть, сейчас судьба
решается! Ты его друг. Я просто не могу быть сейчас одна, мне с кем-то надо
поговорить… Прошу тебя! Я не знаю, что мне делать…
ВАДИМ. Прости… Это неудобно высаживать человека…
АННА. Да это я решу.
Направляется к коляске.
ВАДИМ (удерживает её). Нет! Не надо, не надо!..
АННА. Я ничего с ней не сделаю.
Лена поглядывает в их сторону. Анна Решительно подходит к коляске.
Девушка, простите, я раньше вас этого юношу заказала. Так что вы,
пожалуйста, слезайте.
ЛЕНА. Это ты мне?
АННА. Да, я с вами говорю. Он занят. Этот молодой человек занят.
ЛЕНА. А что ты мне это говоришь?
ВАДИМ. Аня, подожди!..
АННА. Девушка, займите очередь и ждите, когда молодой человек
освободится.
ЛЕНА. Ещё один прикол, что ли?
АННА. Я была первой. Хотя к этому молодому человеку я могу сесть и
без очереди!
ЛЕНА. Только не надо мне ничего про себя рассказывать! Вы что,
ребята?! Я стояла, никого не трогала!..
ВАДИМ. Аня… как мне тебе объяснить?..
АННА. Вам обязательно сейчас на этом велосипеде ехать?
ЛЕНА. Какое кому дело, на чём мне ехать! Ну вы вообще, даёте!..
ВАДИМ. Аня! Послушай меня! Давай отойдём.
АННА. Вадик, ты мне нужен сейчас. Очень нужен! Ну пожалуйста!
Девушка, ну уступите мне его!
ЛЕНА. Ё-моё! Ребята, вы, вообще, все тут обкурились или перекололись
сегодня?! Чего вы лезете ко мне? Я вас знать никого не знаю! Езжайте куда
хотите! Меня только не трогайте!
Вышла из коляски, собирается уходить.
ВАДИМ. Лена, постой… подожди! (Задержал её.)
Анна занимает место в коляске.
АННА (Лене). И не надо говорить с людьми в таком тоне!
ВАДИМ. Аня! Ты можешь успокоиться?! Леночка! Я прошу! Я всё
объясню...
ЛЕНА. Я сейчас отцу позвоню, приедут сюда люди – будешь им
объяснять. Это мне уже не нравится!
ВАДИМ. Придёт время, я твоему отцу обязательно всё объясню…
АННА. Ой! Только не надо никого пугать отцами!
ЛЕНА. Слушай! Чего ты лезешь ко мне?!
АННА. Кто к вам лезет?! По-моему, я нормально с вами говорила.
ЛЕНА. Да почему я с тобой вообще говорить должна?!
ВАДИМ. Леночка!..
ЛЕНА (Вадиму). А ты вали отсюда!
АННА. А что это вы всем тыкаете?! Я с вами на вы.
ВАДИМ. Аня, прошу тебя!
АННА. Мне эти девочки-переростки в лагере надоели. Нет, ты
понимаешь!.. Я же вижу, кто она такая! Отец, видите ли, у неё!.. Они думают,
что всё уже купили! (Лене.) Может, мне у памятника Пушкину и находиться
нельзя?!
ЛЕНА. Да находись где хочешь!
Пытается уйти. Вадим опять задержал её.
Слушай, отвали, я сказала!
ВАДИМ. Леночка, подожди!.. (Громко Ане.) Аня, не обижайся только, –
это очень личное. Я специально приехал, чтобы встретиться с этой девушкой.
Она не клиент… это моя девушка…
ЛЕНА. Кто «твоя девушка»?
АННА (Вадиму). А-а, тогда извини… Извини.
Выходит из коляски.
Счастливо тебе.
ВАДИМ. И тебе.
АННА. Всё! Поеду в лагерь. Если его увидишь, скажи, что я в лесу.
ВАДИМ. Очень хорошо. Ему я передам, что ты в лесу… Ты уехала. Ты в
лесу!
АННА. К нему не пойду всё равно. Ни за что! Лучше пойду где-нибудь
напьюсь… (Лене.) Извините, девушка.
ЛЕНА. Отвалите все от меня!
АННА. А почему так грубо?
ЛЕНА. Достали уже!
АННА. Ну всё равно – извините.
Уходит.
ВАДИМ. Лена… прости.
ЛЕНА. Что ты хочешь от меня?! Уйди, я сказала! Откуда ты взялся?! Эта
налетела!.. Чума!
ВАДИМ. Лена, ты стала невольным свидетелем…
ЛЕНА. Что за дела вообще?! Где твой друг?
ВАДИМ (Лене). Я только что навсегда расстался с человеком. Я её знал
много лет. Она ничего мне не сделала плохого. Она учительница, у неё такой
голос, такой тон. Но она очень хороший человек…
ЛЕНА. Да мне-то что до этого! Что ты мне всё это рассказываешь?! Я
скажу Сашке, как меня тут развлекали.
ВАДИМ. Прости! Я тебя плохо развлекаю. Только не уходи!
ЛЕНА. Ну ты знатно развлекаешь! Сказал бы сразу, что это твоя девушка.
Поезжай, ещё догонишь её. Верни несчастную.
ВАДИМ. Лена-Леночка, увы! – прошлое нельзя вернуть, с ним можно
только расстаться. Кто это сказал? По-моему, это я сказал. В моей жизни всё
происходит спонтанно, раз и навсегда. Как и в твоей тоже. Всё! Я с ней
расстался. Теперь всё в твоих руках.
ЛЕНА. Ты издеваешься, что ли? Хватит меня разводить! Где твой друг?
ВАДИМ. Он мой враг. Конечно, мы морду друг другу бить не будем, но
нам теперь с ним придётся тяжело. Он с детства болен головой, и, как мне с
ним решить этот вопрос по-мужски – не знаю. Тут он ещё упал… и опять
головой. Мне жалко его, я его люблю, он мой близкий друг – добрый, тихий,
верный. Всё в нём хорошо. В школе у него было по математике пять. Я выше
единицы поднялся только однажды: был праздник восьмого марта и
математичка была вдребадан, и она мне поставила два. В доме был праздник!
Для мамы это был лучший подарок. Она у меня такая же: спроси её сколько
будет два плюс два, она скажет – двадцать два… А его страстью было
считать. Всё равно что – лишь бы считать. Помню, во втором классе пришёл,
глаза горят, слюна кипит от удовольствия – и просит: «Cпроси меня, сколько
будет, если помножить четыреста миллиардов семьсот миллионов двести
пятьдесят тысяч сто двенадцать на двести миллионов четыре тысячи
триста»… Ты можешь сосчитать? Я не могу. А он может. То есть в каком-то
смысле он гений, но в остальном он – дебил. Мы только что поговорили с
ним о тебе… Короче, он согласился, что к тебе поеду я.
ЛЕНА. Слушай, ну это уже не прикол…
ВАДИМ. Он бухгалтер. Он сегодня мне сказал с гордостью: я бухгалтер!
И мать у него бухгалтер, и отец, и дед… кажется, тоже был бухгалтером… и
казначей при Борисе Годунове был ему дядя, – (Указал на памятник.) вот
Пушкин не даст соврать. Ты понимаешь, каким надо быть человеком, чтобы
всё время считать чужие деньги!.. Шурик очень хороший человек, но… Вот
эта Аня… ты её видела? Они созданы друг для друга.
ЛЕНА. Может, вы оба с ним головой упали?
ВАДИМ. В тот вечер, когда ты села к Сашке, в тот вечер работать должен
был я. Судьба в этот момент сморгнула, ей пылинка в глаз попала, – и она нас
перепутала. Но я был у того ресторана, когда он тебя не дождался… А я
дождался. Я стоял смотрел тебе вслед… Я бежал за вами и в ту ночь, когда он
повёз тебя за город… Я бежал за вами! Я знаю твой дом. Вы въехали, а я
остался стоять за воротами… Я всё про тебя знаю!.. Мне нравится в тебе всё!
Ты способна решить свою судьбу в одну минуту. Тебя не волнует, как это
может выглядеть со стороны. Потому что ты свободна! А когда любишь
свободную женщину, это не страсть, это – выбор! Я выбрал тебя за то, что ты
принадлежишь только себе! И мне наплевать на твои деньги! Я сам много
зарабатывал, я создавал из людей бренды. Но я поэт… У меня есть книга…
изданная, правда, на собственные деньги. Выбирай между бухгалтером и
поэтом.
ЛЕНА. Вы, ребята, тут оборзели!
ВАДИМ. Сашка знает, что я к тебе неравнодушен…
ЛЕНА. Так. Пусть он ко мне сюда приедет. С головой, без головы…
Передай: я буду только с ним говорить! С тобой у нас разговор закончен!
ВАДИМ. Я понимаю. Понимаю. Я лицо заинтересованное. Прошу, дай
мне шанс. Не говори сразу «нет». Я должен понимать своё будущее.
ЛЕНА. Знаешь, как бывает, когда на голову падает кирпич? Самое время у
человека спросить о планах на будущее.
ВАДИМ. Понимаю. Хорошо. Ты уверена, что хочешь его видеть именно
сегодня?
ЛЕНА. Сейчас! Ты меня услышал?!
ВАДИМ. Хорошо, я привезу его.
ЛЕНА. Только не надо мне опять звонить, что-то рассказывать!
ВАДИМ. Я никогда не врал женщинам. Никогда! Я привезу его. Я ещё раз
побью мировой рекорд, и ты даже не заметишь, как я вернусь.
Уезжает. Появляется АННА. Обе девушки стоят близко, но стараясь друга
на друга не смотреть.
ЛЕНА. Этот, твой, только что уехал. Давай! Если бегом – ещё догонишь
его.
АННА. Кто вам сказал, что он мой?
ЛЕНА. Не знаю, не знаю, мне дела нет. Я не лезу в ваши дела, мне своих
заморочек хватает… Он тут вообще много чего говорил… Что-то я поплыла
от обилия впечатлений. Напомни, из-за чего мы полаялись?
АННА. Я с вами не лаялась.
ЛЕНА. У меня мозги всмятку.
АННА. У меня тоже.
ЛЕНА. Ну это понятно. Этот твой… или не твой – я уже вас не пойму – а
с ним-то из-за чего поссорились?
АННА. Бред какой-то! Я просто хотела покататься… И что за этим
последовало!.. Теперь я просто не знаю, на каком я свете.
ЛЕНА. Он твоим парнем был?
АННА. Почему был? Он и сейчас… Женихом считается…
ЛЕНА. Вадик? Это тот, с которым я только что познакомилась? Если вы с
ним из-за меня поссорились – то я его вообще пять минут назад узнала.
АННА. При чём здесь вы? При чём здесь он?
ЛЕНА. Слушай, давай на «ты». Я слышала, ты выпить хотела? Могу я
тебя пригласить? Пойдём сядем куда-нибудь по-быстрому, поедим,
поговорим… У него друг есть, ты его знаешь, наверно?
АННА. Не поняла, про какого вы друга.
ЛЕНА. Мой Сашка, тоже велорикша…
АННА. Кто?
ЛЕНА. У него друг Сашка, у Вадима. Тоже здесь ишачит. Я с ним так и
познакомилась. Они друзья, как я поняла. Оба рикши.
АННА. С каким Сашкой?
ЛЕНА. Вообще-то, я тоже говорю про своего типа жениха. На меня тут
нашло – решила замуж сходить. Ну парень мне просто мозги отшиб! И
знаешь почему? Чтобы я ни делала – всё время недоступен. А я к этому не
привыкла… Но чего-то у меня нехорошее предчувствие появилось. Я думала,
встретила человека, про которого можно сказать: этот хотя бы не врёт. Это
ведь в мужике главное. Правильно?.. А сегодня как дура к нему торопилась, а
он где-то там гуляет, прислал друга вместо себя. Что за дела!.. Ну ничего,
сейчас его сюда привезут – разберёмся.
АННА. Кто, вы сказали… ваш жених?
ЛЕНА. Сашка. Рикша… Ты услышала меня: давай на ты.
АННА. А где этот твой рикша живёт?
ЛЕНА. Я у него не была. Представляешь, я, как мы поближе
познакомились, ему сама напрямую предложила: вези к себе и пользуйся. Он
так мялся весь, краснел, начал объяснять, что вдвоём с мамой живёт…
АННА. С мамой? Фамилия у него какая?
ЛЕНА. Ой, правда, а какая у него фамилия?.. Да ладно, в загсе узнаю.
Слушай, что он за человек?
АННА. Нет! Я, пожалуй, не поеду в лагерь. Интересно, ты сказала, тебе
его сюда привезут?
ЛЕНА. Вот сюда! К ногам!
АННА. Мне, действительно, надо что-то выпить.
ЛЕНА. И мне выпить не мешает. Тут есть место, где нам всё принесут –
не только выпить. Приглашаю.
АННА. Спасибо.
Уходят.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
САША стоит у памятника Грибоедову. В руке бутылка пива. Подъезжает
ВАДИМ.
ВАДИМ. Всё стоишь?
САША. Стою. А ты всё катаешься?
ВАДИМ. Катаюсь.
САША. Чем порадуешь?
ВАДИМ. Дай отдышаться. (Присмотрелся.) Ты что, пьяный?
САША. Вроде этого… Куда идти – не знаю. Где Анька – не знаю…
Телефон свой отключил… Включил на секунду, чтобы тебе позвонить
предупредить про Аньку, но ты не отвечал.
ВАДИМ. Знаешь, с кем я говорил в это время?
САША. Нетрудно было догадаться. Я послал СМС. Ты прочитал?
ВАДИМ. Ну естественно. Как только расстался с Леной. Я мало что
понял, кроме того, что после меня ты всё-таки падал головой о землю.
Несколько раз. (Достал телефон, нашёл Сашино послание.) У тебя рука
дрожала или глаза слезились? Вот что получилось. (Читает.) «Анка ехала
Пушкину. Буди острожен. Прощу»… «Анка…» – здесь ты, видимо,
пропустил мягкий знак, потому что тогда надо было бы подписаться
«Петька» или «Василий Иванович»… Но что Анка сделала Пушкину?
САША. Поехала.
ВАДИМ. Ах «поехала»! Я думал: въехала Пушкину… «Буди» – это
понятно, «острожен»… И особенно это вот – «прощу». Оно выдаёт в тебе
потомка знатного рода. Это ты мне как будто записочку с лакеем послал.
САША. Я спешил… Потом я выключил телефон, как ты велел. Аня мне
не могла дозвониться и, наверно, подумала, что я не хочу с ней разговаривать.
Я ей не могу позвонить. Почему – не знаю. Стою жду, что она придёт. Чего я
жду?.. Подумал: а, гори оно всё синим пламенем! Что будет то будет… Не
могу больше. Устал…
ВАДИМ. Ты, кажется, пьёшь пиво, или у меня глюки?
САША. Да, купил пива на все деньги, что у меня были.
ВАДИМ. Сколько же ты выпил?
САША. Я сбился со счёта.
ВАДИМ. Ты сбился со счёта?!
САША. Если бы здесь стояли пустые бутылки, я мог бы ещё восстановить
их количество, но их у меня забирали. Как только я открыл первую бутылку,
появлялись мужчина и женщина… Хотя кто из них мужчина, а кто женщина,
уже трудно было понять… И вот мои сограждане, которым тоже
посчастливилось жить в наше замечательное время, терпеливо стояли и
ждали, когда я выпью. Я не хотел, чтобы меня ждали, – ведь это невежливо
заставлять себя ждать. Первую бутылку поэтому я выпил быстро… Потом,
когда я поставил бутылку на землю к урне, они подбежали, и там начиналась
маленькая гражданская война. Победил мужчина… или, может быть,
женщина – не знаю. Я открыл вторую бутылку. Они вернулись и стали опять
смотреть на меня. На второй бутылке я понял, что такое «общество
потребления». Это когда один потребляет, а двое на него смотрят. Какую надо
иметь железную волю… каменное сердце, чтобы несмотря ни на что
потреблять!.. Более того, надо не только успеть потребить, переварить и
загадить всё вокруг себя, – надо ещё при этом что-то сказать высокое людям,
которые на тебя смотрят… Я не выдержал. Я предложил им выпить со мной.
Я пошёл купил на все деньги этого пива, распределил между нами тремя
поровну, но при одном условии: мы будем забирать друг у друга посуду по
очереди. Я дал им закон… И ты думаешь они признали верховенство закона?
Я, как мог, старался сократить их ожидание, поэтому пил быстро, а они стали
хитрить, своё тормозили и потом у урны подрались опять за мою пустую
бутылку…
ВАДИМ. Вот сейчас я слышу голос своего великого друга! Я опять учусь
у него мудрости. Я верю, что с такими людьми, как он, мы научим наших
людей собирать бутылки в соответствии с нормами международного права.
САША. Ну что? С чем приехал?
ВАДИМ. Гоняете меня туда-сюда! Ещё немного, и я покрою расстояние от
Москвы до Пекина. Дай и мне пивка глотнуть.
Саша протянул бутылку.
САША. Допей.
ВАДИМ. Привет тебе.
САША. От кого?
ВАДИМ. От твоей.
САША. Уточни.
ВАДИМ. Привет от той и от другой. Ты почему Аньку отпустил? Она
приехала к Пушкину, ну и, конечно, они с Ленкой сцепились.
САША. Как сцепились?! Они знают друг о друге?!
ВАДИМ. Знают. Ты должен был её к колесу привязать – но удержать!
САША. Они встретились! Это конец! Я потерял всё – работу, женщину…
жизнь!..
ВАДИМ. Не паникуй. У нас удивительные девчонки! Александр
Сергеевич там до сих пор балдеет.
САША. Что было дальше? Они встретились, и что?
ВАДИМ. Анюта подошла – тоже крепенькая такая, просто будь здоров!..
Кулачки сжала – так за себя готова была постоять!
САША. О Боже! Бедная Анька!.. Несчастная…
ВАДИМ. Кто «несчастная»? Да ты представить не можешь, как они
собачились! Я даже подумать боюсь, чтобы бы там было, если бы на моём
месте оказался ты. Тебя бы они разорвали к чёрту.
САША. О чём они говорили? Как?
ВАДИМ. Говорили не по-французски и, представь себе, говорили не о
тебе. И не умирай раньше времени. Слушай и запоминай. Я сказал Аньке, что
у меня свидание с любимой девушкой Леной. Так что с Анькой у тебя теперь
алиби как грязи. Я ей успел впечатать в мозг: Лена – моя девушка. Ты
молиться должен на меня!
САША. Где она?
ВАДИМ. Кто?
САША. Аня.
ВАДИМ. Анька в соплях уехала в лес. И так несколько раз повторила,
чтобы я передал кому надо: в лес, в лес… А-у! Ты меня слышишь? Анька
уехала в лес, в лагерь.
САША. Мне надо немедленно ехать к ней. Я должен всё ей сам рассказать
без посредников. Я поехал к ней!
ВАДИМ. Подожди, подожди…
САША. Пусти, я поехал к Аньке!
ВАДИМ. Успеешь. Не торопись. Приедешь ночью, напугаешь… потом
покажешь, как ты её любишь… Она успокоится… Не торопись.
САША. Это я сам решу, торопиться мне или нет. Я больше не нуждаюсь в
твоей помощи! Меня не надо консультировать, пиарить, делать из меня
дебила!..
ВАДИМ. Теперь я прошу тебя как друга! Помоги мне.
САША. Ни о чём меня больше не проси. Я следовал твоим советам,
выполнял все твои требования – и что в результате?! Аня плачет в лесу, я тут
раздаю пиво…
ВАДИМ. Дурак! Я поехал снял все твои проблемы. Теперь я тебя прошу:
помоги мне. Эта Лена – просто перл, высший пилотаж!.. А ты что-то
невнятное мычал про такую девку!.. Это такой дивный образец! Я даже не
знаю, с каким её растением можно сравнить… Это редис! Крепкая такая,
тугая… О-о! Это такой редис!.. Но должен тебе сказать из собственного
опыта – от этих редисок потом тоска берёт за горло так, что у пацанов кадыки
хрустят… Нет, она не редис... Она – луковица! Снимаешь с неё шелуху и
плачешь, снимаешь и плачешь… Что делать, если такая экономика! Отцы! Я
теперь не отступлю. Отцы, трепещите! Вы будете мне платить контрибуцию,
за то что выбросили меня из жизни! (Памятнику.) Вот он, Грибоедов,
парадоксальный русский мир! Мы якшались с такими, как её отец, – пусть
издалека. На всех корпоративах они нам говорили: мы одна семья, – но к
дому своему и на пушечный выстрел не подпускали. Они вытягивали из нас
последние интеллектуальные жилы, но дочерей держали в Лондоне, от нас
подальше. И вот мы его дочку снимаем на улице и папе прямо в самое сердце
забиваем кол! Стройте заборы, отцы, нанимайте дубов в охрану – не спасти
вам денежки! Мы возьмём у вас и ваших дочерей, и ваши деньги! Всех девок
они в Лондон не вывезут! А надо будет, мы и в Лондоне их достанем!
САША. Я не понимаю, ты, как всегда, юродствуешь или говоришь
серьёзно?
ВАДИМ. Очень серьёзно! Мне это стало интересно. Девка чумовая! Она
мне понравилась. По-настоящему. А если ещё кинуть в огонь любви папу!..
Ты что! На этих дровах такое можно наварить! Этот проект меня увлекает как
пиар-менеджера. Какие, кстати, у моего тестя заводы, не уточнишь?
САША. Наверно, большие.
ВАДИМ. Поехали. Моя там ждёт. И оттуда ты сразу на вокзал.
САША. Она – твоя?
ВАДИМ. Ленка? А чья? Или у тебя на неё виды?
САША. Она уже твоя!.. Да, у них это быстро… Хорошо, что ты хочешь от
меня?
ВАДИМ. Я тебя довезу до памятника Пушкину, покажу ей и всё.
САША. Этот памятник Пушкину сегодня меня уже достал! Слушай, он
был провидцем, этот Пушкин: к нему никак «не зарастёт народная тропа».
ВАДИМ. Очень хорошо, ты можешь поговаривать об этом с самим
Александром Сергеевичем… Лена – она честная девка, мне она не верит –
нормальная реакция! Она хочет услышать тебя. Я её понимаю. Это не почеловечески – как-то по-собачьи получается: думала, у неё один кобелёк, а
оказалось два.
САША. Всё! Всё! Я не хочу о ней слышать больше. «Кобельки»,
«сучка»!..
ВАДИМ. Она не сучка! Не надо так говорить о ней!
САША. Кого ты защищаешь, её или свой домик под Парижем?
ВАДИМ. Ты выпил пива… Первый раз в жизни выпил пива в таком
количестве, и ты заговорил голосом своего народа. Ты не отличаешь врага от
друга. Поэтому я сделаю вид, что этого не слышал. Но, если ты хотя бы ещё
раз назовёшь её так – даже в мыслях! – тебе придётся тяжело, и до анькиного
лагеря ты не доедешь!
САША. Это были твои слова: «она думала, у неё один кобелёк…» Прости.
Ты у нас поэт-менеджер. Кто работает со словами, я или ты?.. Ко-бе-лёк!
Дума о кобельках. Кто на планете Земля думает о кобельках?! Кто в
Солнечной системе думает о кобельках?! Может быть, где-нибудь на
окраинах Вселенной о кобельках думает кто-то ещё кроме сучек – не знаю…
Можем поехать в зоопарк и спросить… ну хотя бы… медведицу. Белую
медведицу. «О ком вы, белая медведица, думаете?»
ВАДИМ. Она думает о белом медведе, который уже забурел.
САША. Вот как? Ты у нас знаешь потаённые мысли белых медведиц?..
Что я должен сделать для тебя?
ВАДИМ. Ей надо сказать правду.
САША. Ты же тут гимн пропел брехне: «Лгите любимым!..»
ВАДИМ. Правильно. Но это любимым. А не любимым лучше сказать
правду. Всё равно когда-нибудь придётся её сказать. Это твой случай.
Сделаешь Лене короткое заявление, что встреча с ней была тебя ошибкой.
Текс обсудим по дороге.
САША. Пожалуйста. Мне уже всё равно.
ВАДИМ. И потом помчишься в лес.
Саша садится в коляску, Вадим в седло.
Вперед! Природа мать, дай мне силы доехать на веломашине до Пушкинской
площади! А дальше мы уже будем ездить на кадиллаке.
Уезжают.
Лена и Анна у памятника Пушкину. В руках у них бутылки с пивом.
ЛЕНА. Это очень хорошо: после коньяка выпить пива… Теперь нельзя
торопиться, и самое время поговорить о мужиках. Значит, ты Сашку моего
плохо знаешь? Но я думаю, он хороший человек… Такой смешной, что-то в
нём такое милое… Пупс с надутыми щеками – так и хочется взять и
погладить…
АННА (мрачно). Да, я его плохо знала…
ЛЕНА. А чего ты напряжённая такая?.. Ну, расскажи мне про своего
Вадика… Вообще, ты за ним последи: признался мне в любви, так, между
делом. Это спьяну бывает у них, у поэтов. (Указала на памятник.) Вон тоже
стоит. На первый взгляд он поэт, а ведь у него все беды были от нас, женщин.
АННА. Сравнила поэтов!
ЛЕНА. А что! Этот Вадик тоже ничего. Но я тебе не завидую. Знаешь,
когда парень думает про себя, что он сюрприз, завёрнутый в кулёк и на
бантик завязанный, – это не очень хорошо. Вот мой не такой, мне кажется. Он
основательный… Я мужчин больше женщин уважаю. Что мне от женщины
ожидать, кроме какой-нибудь очередной гадости! Хотя и парни теперь какие у
нас? Все полезли в деньги, шакалят, кто как может. А этот, когда первый раз
меня катал, я ему сказала: жди, кучер, заплачу. Уехал – и денег ждать не стал.
Я даже не поверила: ну не бывает такого!.. И потом, он парфюмом не
пользуется. Так было непривычно. Мои друзья – кто чем только не пахнет! И
этот, твой Вадик, – от него тоже разит. А от Сашки нормальным мужиком
пахнет. Мы с ним потанцевали чуток – я чувствую: о-о-о… этот меня
расслабляет…
АННА. Дальше можно не вдаваться… в подробности.
ЛЕНА. Чего ты смотришь так?
АННА. Я думаю, намного я старше тебя?
ЛЕНА. Это я так выгляжу хорошо, не намного ты меня старше. Даже,
может быть, моложе.
Анна хочет отпить из бутылки.
Подожди. Сделала первый глоток и не торопись. На будущее запомни: всё
время прислушивайся к себе. Покури травки… можно послушать какогонибудь мудака, вроде твоего Вадика… можно чуть-чуть эротики себе
позволить… Потом, когда ты чувствуешь, что всё опять обрыдло, – надо
сделать второй глоток.
АННА. Я сделала два глотка, и только хуже стало.
ЛЕНА. Да не страдай ты так!
АННА. Как теперь жить?! Как всё грязно, мелко, пошло!.. (Показывает
на памятник.) Вот перед нами стоит великий человек… Он погиб, защищая
честь женщины!..
ЛЕНА. Ты что, на уроке? Расслабься.
АННА. Я не умею расслабляться. Жила в постоянном напряжении,
чувствовала ответственность перед всем миром – перед гимназией, перед
детьми, перед чужими родителями, перед своими родителями… Внушила
себе, что должна выйти замуж… Теперь я понимаю, что никогда не выйду…
Хотела сегодня позволить себе расслабиться, и получила подлый удар под
дых… Ну что же, зато мне стало ясно, в каком я мире живу!
ЛЕНА. Ты не умеешь расслабляться, а я ничего другого не умею, кроме
расслабления. Думаешь, мне легче? У меня не было подруг… То есть они
были и есть, но все такие расслабленные – сплошное желе. А вот подруги,
которой я могла бы вот так открыться, как тебе, у меня не было. Мы с тобой
подружимся, я чувствую. Я думала, что могла всё сказать матери, но, после
того как она скурвилась, мне ничего ей говорить не хочется. У меня в
семействе бардак: у матери любовник, у отца, как выяснилось, паскуда с
ребёнком. Они уже продавать всё начали, а денег, оказывается, никаких нет…
Я решила: пора и мне о себе подумать. Села к Сашке от тоски, вижу – чем не
муж!.. Спина широкая. Видно, что хороший парень. Шакалы мне надоели, а
он добрый – дурачок, одним словом. Я его привезла поставила и объявила
родителям: выхожу замуж. (Смеётся.) Сашка глаза вылупил с перепугу… Но
я, правда, очень была накачена…
АННА. Поставила, а он что?
ЛЕНА. Думаешь, они меня отговаривали? «Подумай, дочь, за кого
выходишь…» Отдали не глядя – лишь бы с глаз долой, из сердца вон… Так
на душе гнусно! Какая-то непруха пошла… Ладно, давай выпьем. Хорошее
пиво?
АННА. Я в нём не понимаю. Я обычно пью вино.
Выпили.
ЛЕНА. Что чувствуешь?
АННА. Ничего, кроме отвращения к жизни.
ЛЕНА. Это потому, что у тебя между первым и вторым глотком эротики
не было.
В это время появляются ВАДИМ и САША. Увидев Лену и Анну, каменеют.
А вот и женихи прикатили. Во время поспели. Слушай, Сашка, что за дела?!
Если ты до свадьбы мне такие номера устраиваешь, что же после будет? Это
некрасиво, к девушке гонцов посылать.
Друзья неподвижны.
Чего ты стоишь там с открытым ртом? Подойди, подойди… Что там у тебя с
головой?
ВАДИМ. Такого даже я не ожидал!..
ЛЕНА. Ну что молчишь? Ещё не придумал, что сказать?
ВАДИМ (Саше). Молчи.
ЛЕНА (Вадиму). Ты сам молчи! Не с тобой говорят. (Указала Вадиму на
Анну.) Вот человечек… смотри: вернулась, ждёт тебя! Не будь скотом. Такая
девка! Вообще, ребята, вы как себя ведёте? Это неправильно. Сашенька, твой
друг меня пугал, пугал…
ВАДИМ. Леночка… Аня…
ЛЕНА. С тобой не говорят! Саш, мы сейчас пойдём в ресторан, там всё
обсудим. Нам свидетели нужны будут, я не против твоих друзей. Мы, можно
сказать, теперь подруги… А-у! Сашка! Ты в порядке?.. Ты что, правда упал?
САША. Аня… милая…
АННА. Я Аня! Всё ещё Аня!
ЛЕНА (недоумённо). Что это с ним?
Подошла к Саше, пробует погладить.
Ты слышал, я спросила, что там с головушкой? Меня Леной зовут – ты не
забыл?
САША (отошёл от неё). Пожалуйста, если можно… без рук…
ЛЕНА. Сурово. Саша… ты чего? Не помнишь меня? Алё-ё…
ВАДИМ (нашёл в чём спасение, быстро подошёл к ней). Голова – я же
говорил.
Саша молчит.
АННА. Молчишь? Ну тогда буду говорить я! Я пришла сюда, потом ушла.
Знаешь, вдруг подумала, что ты всё-таки сюда придёшь. Не можешь не
придти!.. Я так хотела тебя увидеть! Вернулась. Думала – ну может быть, он
пришёл… стоит. И всё будет как прежде… Смотрю – его нет. Я поняла: как
прежде никогда уже не будет…
САША. Прости.
ВАДИМ (Саше). Молчи.
АННА. Это всё так неожиданно… Я и сейчас спрашиваю себя: это
правда? Вот она стоит… Ты стоишь рядом с ней, она рядом с тобой… Я не
могу поверить, что я ещё жива… Неужели я всё это вижу собственными
глазами?!
САША. Аня!.. Родная моя! Прости!..
ЛЕНА. При чём здесь Аня? У кого ты прощения просишь? Подожди…
При чём здесь она? Ань, о чём ты с ним говоришь?
АННА. Мы с тобой вместе не первый год, Саша. Правда? Если ты решил
со мной расстаться, сказал бы об этом мне. Я бы всё поняла… Но почему
так?!
ЛЕНА (растерянно, Вадиму). С кем она говорит?
АННА. Я говорю с моим женихом! Бывшим.
САША. Аня…
ВАДИМ. Молчи.
ЛЕНА. С твоим?
АННА. Да, ещё час назад он был моим. Теперь вот стал твоим.
Молчание.
ЛЕНА. То есть меня хотят убедить в чём? Никак не въеду… Ребята…
может, на вас таблички повесить – кто, кому, кем?.. (Вадиму.) А ты чей?
ВАДИМ. Я свободен как ветер. Но готов ко всему.
САША. Прости меня… Аня!.. Ради Бога, выслушай меня…
ВАДИМ (тихо). Молчи, я тебе сказал!.. Та-ак! С кого начать?.. Леночка,
вспомни наш разговор. Я ведь говорил тебе о том, что Анна и Александр
давно знают друг друга?
ЛЕНА. Ну да, ты говорил.
ВАДИМ. Помнишь, я сказал, что они созданы друг для друга?.. Правда?
ЛЕНА. Ну да… Сашок, ты в данный момент чей? (Пауза.) То есть про это
ты мне и хотел сказать? Послал друга… сообщить, кто, кому и с кем?
АННА. «Сашок»?.. Нет это не сон. Господи, какая пошлость!..
Хочет уйти. Вадим останавливает её.
ВАДИМ. Аня, подожди, не делай глупости! Ты сейчас возбуждена. Это
понятно. Подожди, прошу тебя! Ребята, это очень хорошо, что все мы
собрались вместе. Наверно, было бы правильнее пойти в ресторан, а не
стоять посреди Москвы…
ЛЕНА (Анне). А ты не могла мне раньше сказать, кто из них твой?
АННА. Я вообще не понимаю, откуда ты взялась?! Почему ты появилась
в моей жизни?! За какие грехи мне всё это?!
ЛЕНА. Аня, ты говори про меня что хочешь, – я никогда не унижусь до
этих бабьих разборок… Но ты змея! Ты хуже змеи!.. Прибежала покататься!
Сама всё вытягивала из меня, вытягивала!.. А я к тебе с открытой душой!
Помочь тебе хотела!.. Ё-моё! Во попала я, ё-моё!..
САША. Лена, я должен был всё объяснить вам…
ЛЕНА. Слушай, жених! Мы были на «ты».
АННА. Ах вот как! Ты с ней на «ты-ы-ы»?!
ЛЕНА. Повезло тебе, Сашок, с невестой! (Анне.) Сейчас я отцу позвоню,
у него именной пистолет есть. Пока он мамку из него не застрелил, пусть
тебе его подарит. Приговори своего Сашку к расстрелу, за то что он со мной
на «ты»!
АННА (Саше). Вы, оказывается, на «ты-ы-ы»!..
ВАДИМ. Аня, зачем этот многозначительный подтекст? Это ставит Лену
в двусмысленное положение.
ЛЕНА. Вадик, ты не волнуйся, меня никто ни в какое положение не
поставит без моего согласия. (Анне.) Теперь ты слушай меня!
ВАДИК. Леночка, я и тебя прошу, ты тоже успокойся. Может, нам,
действительно, пойти в ресторан?
ЛЕНА. Нет, дай мне с ней разобраться, подожди. (Ане.) Слушай! Я не
знаю, спала ты со своим Шуриком или нет…
АННА. Я? Спала! К сожалению. И много раз!
ЛЕНА. И что, ты думаешь, я буду от этого заявления на стену лезть? На
памятник полезу, Пушкину на радость?.. Ну что ты ждёшь, что я начну
кричать: люди, она с ним спала!.. Я твоего Шурика знаю три дня, и то как
водилу. Он меня возил, и всё! И я с ним не спала! Это мой тебе подарок… на
свадьбу!
АННА. Для меня это уже не важно.
ЛЕНА. Чего, Вадик, я не права? Подарок достойный?
ВАДИМ. Подарок изумительный! И мне тоже.
ЛЕНА. Ну-у-у я теперь поняла, с чего ты, Сашок, такую оборону держал.
Слушай, ты даже меня сейчас успокоил, просто камень снял с души. А то я в
себе уже засомневалась, один комплекс полез за другим, даже чесаться вся
стала!..
АННА. Почему, я должна стоять и слушать это?
Собирается уйти. Вадим взял её за руку, удерживает.
Пусти меня!
ВАДИМ. Умоляю, подожди! Ты сейчас всё поймёшь.
ЛЕНА. Ну я дура! Ну дура! Мучилась, в зеркало на себя смотреть не
могла!.. А у него невеста со стажем!
АННА. Вадим, не держи ты меня, пожалуйста! Мне и так всё понятно!
Что я должна ещё понять?! (Саше, с болью.) Ты вчера ночью меня целовал и
ничего не говорил о ней! Ты должен был мне первой всё рассказать… Я
ненавижу мужское предательство! Ты – ничтожный, мелкий предатель!
ВАДИМ. Анечка, ты всё это ему скажешь потом. Сейчас давайте
успокоимся, пойдёмте в кабачок… поедим, выпьем… я всё вам там
объясню… Во всём виноват я.
ЛЕНА. А ты здесь при чём?.. Между мной и Сашкой ничего не было. Я
его в руках даже подержать не успела… Думаю: чего это он всё уклоняется?
Как кусок мыла просто, нельзя было удержать… Танцуем – он
отворачивается, как будто я бацилла на каблуках. Дома предложила ему на
ночь остаться, просто пожалела: чего ему после таких трудов ночью назад в
Москву переться!.. Другой разве бы отказался? Таскал меня по Москве, вёз за
город, пыхтел, потел… накрутил, может быть, двести километров… Я
говорю: разденься, ну хоть душ прими. А он всё на дверь смотрит и молит:
простите, я поеду, поеду… у меня мама…
АННА. О боже! Я попросила у тебя сегодня проехать пять метров… Что я
получила! Ты меня ссадил, обозвал жлобихой! Меня!.. А её ты возил! Двести
километров!.. Нет, всё, всё!
ВАДИМ. Анечка! Успокойся!.. Кто знал, что этот вид пассажирских
перевозок станет таким популярным в столице!
АННА. Ты был у неё дома! Ты танцевал с ней!
САША. Да, танцевал… в ресторане…
АННА. В рестора-а-не?!
ВАДИМ (тихо, Саше). Идиот! Молчи! Что бы ты ни сказал, всё будет
направлено против тебя.
АННА. Ах вы танцевали! В ресторане! Могу представить, как она к тебе
прижималась!
ЛЕНА. Как к нему прижмёшься при таком брюхе?! Видишь, оно
насколько у него вперёд выступает? Может, это ты ловкая такая… и у тебя
времени больше было на подготовку, ты приладилась к нему. Давай
следственный эксперимент проведём? Давай, Сашок, иди сюда! Иди ко мне.
АННА. Сашок! Она уже тебе приказывает. Иди к ней! Иди!
ЛЕНА (подходит к нему сама). Ладно не бойся, всего-то прошу: возьми
меня за талию и как бы танцуй, как тогда.
АННА. Я всё равно не буду на это смотреть. Ты можешь танцевать с ней.
САША (отходит от неё. Вадиму). Что от меня хотят?
ВАДИМ. Когда женщины в таком состоянии, законы перестают работать,
в том числе законы физики, химии, биологии… Главное, их не останавливать,
не противоречить. Пусть идёт как идёт.
ЛЕНА. Чего ты боишься? Не съем. Сашок, я что, такая страшная?
ВАДИМ. Леночка, может быть, мне, как ты говоришь, взять тебя за
талию?
ЛЕНА. И ты возьмёшь. Всему своё время.
АННА. Она нездорова! Звоните её отцу – пусть он её увезёт.
ЛЕНА. Это ты нездорова! Есть девушки, которые даже писают через
крепдешин. Ты из таких!
АННА. Я не пользуюсь крепдешином!
ЛЕНА. Ну и скажи прямо: я от своего не собираюсь отказываться. И
забирай! И валите с ним отсюда!
АННА. Я уже отказалась!
ЛЕНА. А чего тогда ты здесь торчишь?
АННА. А что, твой отец приватизировал Пушкинскую площадь и мне
будут указывать, где мне торчать?! Я торчу где хочу!
ЛЕНА. Чего ты всё про моего отца?! Даже при Сталине говорили, что
дети за родителей не отвечают. А я у неё отвечаю!
ВАДИМ. Как единственно трезвый человек должен предупредить: мы
привлекаем внимание милиции, проехала милицейская машина, ребята
сильно щурились на нас.
ЛЕНА. Это мои проблемы. Хочешь, я их поставлю по периметру –
площадь охранять? У нас важный разговор. Ни фига себе: две дуры кто кому
жених не могут разобраться!
ВАДИМ. Леночка у вас хотя бы пивка не осталось?.. И скажите мне, что
вы пили, кроме пива?
ЛЕНА. Мы не только пили – не видно, что ли? Она попервоходку
задурела… Ну что мне тебе объяснять! (Упорно.) Но я ей докажу! Иди сюда,
Сашок!
САША. Хорошо. Я подошёл к вам, Елена. Что вы от меня хотите?
АННА. Она хочет, чтобы ты с ней танцевал! Как тогда! Не просто
танцевал – а как тогда! Как тогда!
Не выдержала, бросилась к Саше, пытается его ударить. Вадим
удержал её.
Негодяй! Ты её трогал? Трогал?!
ВАДИМ. Анечка! Он никого не трогал.
АННА (Вадиму). Я должна это услышать от него, а не от тебя! (Саше.)
Молчишь? Я сама себе противна, но это ты довёл меня до этого!
ЛЕНА. Слушай, ты можешь нормальные слова использовать? «Трогал»!
Просто как ножом по стеклу скребанула!
АННА (Саше). Ты танцевал с ней? Она прижималась к тебе грудью?..
ЛЕНА. Ё-моё! Тексты! А чем ещё прижимаются?! Нет, я плечом к нему
прижималась! Стояли с ним плечом к плечу. Как два партизана! Ты вон
ментам закажи экспертизу, найми ребят, пусть снимут с меня его отпечатки
пальцев, – я с того дня не мылась, хранила его отпечатки. Дак… дак… Мне
трудно выговорить. Это уже – «буря мглою небо кроет», (Показывает на
памятник.) как он сказал… Как отпечатки пальцев называются?
АННА. Дактилоскопия.
ЛЕНА. Правильно. Тебе нужна дактилоскопия? Я устрою. (Достаёт
телефон.) Я звоню отцу. Он у меня генерал, прожил героическую жизнь в
структурах… и сейчас здесь будут дактилоскописты… Один раз Сашок меня
за что-то взял – я и не помню за что…
Анна, не дав Лене договорить, вцепилась ей в волосы. Лена ответила тем
же. Вадим и Саша бросаются к ним, разнимают.
ВАДИМ. Девчонки, вы как в сельском клубе, - выпили, поговорили,
поцапались.
ЛЕНА. Заберите её! Она больная!
САША. Анечка …
АННА. Руки прочь!
САША. Я действительно за тебя волнуюсь.
АННА. Раньше надо было волноваться! Я сказала, руки! Не прикасайся ко
мне!
Бьёт его. Саша не сопротивляется.
АННА. Ты чужой! Ты грязный! Грязный! Грязный!..
САША. Я провёл день на московских дорогах. Прошу прощения за такую
подробность – я потел, что в соединении с пылью, видимо, выглядит не
эстетично.
АННА. Ты не только сегодня потел, как оказалось. Ты ещё смеешь
говорить со мной об эстетике?! Танцор!
ЛЕНА. А чем эстетика не тема? Лучше говорить об эстетике, чем о том,
кто где потел. Правильно, Вадик?
ВАДИМ. Кажется, наметился перелом: мы заговорили об эстетике.
Давайте, девчонки, я вам всё объясню.
САША. Вадим, наверно, будет лучше, если это сделаю я.
ВАДИМ. Аня, ты не права. Я свидетель – Сашка чист абсолютно!
САША. Пожалуйста, прекрати юродствовать.
ВАДИМ. Сашок, поверь мне, лучше, если буду говорить я. Леночка, ты
просила Сашку приехать к памятнику Пушкина, я привёз его сюда по твоей
просьбе…
ЛЕНА. По моей просьбе можешь его теперь отвезти обратно! Пошла я.
Надоело слушать, как она тут надрывается!
ВАДИМ (задержал её). Леночка, не надо, не уходи!..
ЛЕНА. Отвалите все от меня!
САША. Елена, подождите… Простите, не знаю вашего отчества...
ЛЕНА. Ну что?! Ну я слушаю! Я твою фамилию даже не спросила, а ты
теперь – отчество!.. Всё мне ясно.
САША. Лена, я должен вам сказать…
ЛЕНА. Зачем? Она уже всё сказала.
ВАДИМ. Действительно… зачем? (Саше.) Успокойся.
САША. Вадим, не надо меня поправлять и контролировать. Не надо
смотреть на меня так, как будто ты решил меня загипнотизировать. Я буду
говорить правду и только правду. (Лене.) Конечно, я хотел объясниться с
вами. Я искал слова… Я не хотел вас обидеть.
ЛЕНА. Ты меня хотел обрадовать. Так я рада. Рада! Чего тебе ещё?!
САША. Понимаете, Лена, я действительно дебил!
АННА. Боже мой, боже мой! Перед кем ты унижаешься!
ЛЕНА. Сашок, да мне всё понятно. Какие вопросы! Разбирайся с
невестой. Вкус у тебя хороший, хоть она и из семейства рептилий. Но мы все
такие. Рассказывай ей про свой дебилизм. Ей это нравится. И вообще она
подарок, а не девка. Другая давно послала бы тебя, а она мучается… уже
сорок раз просто морским узлом завязалась и развязалась – и всё показывает,
как она тебя любит! Описалась, наверно, из-за пива, – а всё не уходит!.. И
любит, любит… Я так любить не умею…
ВАДИМ. Зачем этот пессимизм?
ЛЕНА. Да отвали ты! Понятно всё, Саша. Понятно. Ты молодец, можешь
собой гордиться. Не знаю, как тебе, а ей можно позавидовать.
САША. Спасибо. Вы прекрасная девушка. Вы ещё только начинаете
жить…
ВАДИМ. Подожди, подожди. Она начинает, а ты что, заканчиваешь?
САША. Скажу тебе честно, у меня такое чувство, что мы уже не
поднимемся… Мы уже один раз попробовали, как ты сказал – попили
французского сухача, а по второму разу мне уже будет это неинтересно.
Опять начинать с нуля, опять подниматься. Я не о деньгах… Опять
царапаться, лезть по отвесной стене – и куда? Когда ты уже знаешь, что там,
наверху, ничего нет, кроме того, что ты уже знаешь… Я чувствую, как я
постарел… Стоял у одного памятника, стою у другого… (Кивает на
памятник.) Этим ребятам, когда их убили, было, как и мне, вокруг тридцати.
Не знаю как ты, а я, конечно, не Пушкин, но и нам с тобой уже тоже
досталось. Мы думали: вот начнём жить, и отживём за всех… Мне отец
говорил, когда умирал: «Может быть ты, сынок, теперь поживёшь, а мне в
этой стране пожить не удалось…» (Памятнику.) Здесь, Александр Сергеевич,
всё никак не получается пожить…
ВАДИМ. Старичок, эта нормальная депрессуха. Она от другого. Когда
бабы звереют, распиливают нас, а потом собирают из кусков, нам жить не
хочется. Есть очень хорошее средство от этого. Пиво это ошибка. Только
шампанское! Завтра утром нас обязательно угостят шампанским. Поверь, они
помогут, потому что они будут относится к тебе, как бурая медведица к
белому медведю… Ты будешь для них, как мечта о первом снеге…
АННА. Я просто на уроке зоологии оказалась! Медведи!..
САША. Лена, мой дебилизм в том, что я вас не понимал… Потому что я
понимаю только двух женщин. У меня их было две – моя мать и Аня… Я
смотрю на мою мать… Она ещё хорохорится, красит волосы, что-то себе
перешивает… Она уже столько прожила… И столько времени уже без отца…
Весь женский мир, всё это ваше разнообразие, – я не понимал, потому что
матери защищают нас от всего мира. Они ничего нам про женщин не говорят.
Или говорят плохое… Мир жесток… И самая страшная жестокость в том, что
приходит другая женщина и отбирает у матери её детёныша. Вот такого
дебила, как я, – большого, выкормленного дебила – у неё отбирают. У меня
появилась другая женщина… и я научился понимать её, и я её так люблю, что
теперь никого больше не понимаю, я понимаю только её... Других женщин я
не понимаю. И уже не понимаю мать… И в мыслях своих я уже с матерью
прощаюсь…
ЛЕНА. Да ладно, Сашка… Чего ты меня размягчаешь? Не стели мне
помягче, я падать не собираюсь.
ВАДИМ. Правильно Леночка говорит, мы ещё поднимемся… И мы ещё
взлетим, ребята. Вспомним Островского: люди, почему мы не летаем?!
ЛЕНА. После Гоголя теперь будет Островский – прямо как будто опять за
парту села! Хватит с меня на сегодня, тоска от вас берёт!.. Саша, не хочу
остаться у тебя в должниках. На сколько мы договаривались тогда? Я тебе
должна заплатить…
АННА. Заплатить?! За что? Может быть, ты ещё и альфонс к тому же?!
ЛЕНА. Это она хочет сказать, что у меня другого шанса нет, кроме как
купить себе мужа. А она такая золушка, что типа принц, как увидел её
маленькую ножку, так прямо упал и встать не может. (Копается в сумке.) У
меня сейчас наличности практически нет с собой… Я не помню, сколько на
кредитке осталось… Ладно, возьми кредитку.
ВАДИМ. Лена, ну если мы так будем кредитками разбрасываться…
ЛЕНА. А ты что беспокоишься? Кто это «мы»? Глядите как он
пристраивается! Ты кто такой, чтобы мои кредитки стеречь! Какие лирики
нынче! Пушкин чуть что из-за женщины за пистолет хватался, а эти – за
наши кредитные карты!
ВАДИМ. Предложи её кому-нибудь ещё. У тебя её с благодарностью
примут. Абсолютно всё мужское население, вот от этого места и до
восточных рубежей нашей страны, выстроится в ряд. Но в этой очереди не
будет одного человека. Этот человек – я.
ЛЕНА. Хватит мудрить. Ты и так тут всех завертел. (Кивнула на Анну.) У
этой уже черепица слетела…
АННА (перебивает). Не надо! У меня «черепица» крепкая. Мои родители
об этом позаботились: заставляли не кредитки коллекционировать, а
развивать память. (Саше). Я помню, как ты подошёл ко мне первый раз в
университете и спросил, можно ли со мной пообщаться. Я поинтересовалась:
(Говорит с тогдашней интонацией.) «На какую тему вы мне предлагаете
общаться с вами?» Ты сказал, что только что защитился по математике и
готов пообщаться со мной на математические темы, но там много формул…
Я помню тот вечер и ту ночь… И никогда не забуду!.. Но там был другой
человек. Наверно, это я виновата, что ты стал таким. Когда я вошла в твою
жизнь, всё поменялось… В тебе поселилась суета. Ты всё искал, где бы
можно было заработать, чтобы жить как все… А зачем нам было жить как
все? Чтобы потерять друг друга? Потом ты пошёл в этот банк. Я видела, как
ты мучился в этом проклятом банке. Я тебя не толкала, не заставляла уйти из
науки, я сама пошла преподавать в элитную гимназию, учить вот таких, как
она, я забросила свою диссертацию. И тоже, чтобы жить как все. Тебя же
выворачивало, оттого что приходилось постоянно лгать. Я помню, ты пришёл
ко мне весь в пятнах и сказал: «Они открыли новое направление в науке, –
теперь моя специальность не высшая, а низшая математика. Я был учёный, а
стал слепым: закрываю глаза на всё. На всё!» Ты напился тогда. Я тоже
напилась, чтобы быть с тобой, чтобы тебе не было так больно одному… Ты
говорил, и я эти слова запомнила: «Законы математики в такой стране, как
наша, отличаются от законов математики, признанных остальным миром...»
Но я сейчас подумала – и моральные тоже отличаются. Люди страшные
стали… И ты тоже теперь, как все – страшный. И я теперь, как все,
страшная… И у нас теперь не высшая, и даже не низшая математика, –
никакая!..
ЛЕНА (Вадиму). О чём они говорят?
ВАДИМ. Леночка, в данном случае это не важно, – главное, что они
говорят.
САША. Ты знаешь, Аня, я думал о том же, когда остался один на прудах.
О том же!.. Мы мыслим одинаково. Аня, я тебя люблю, и если тебя у меня не
будет, останется ноль… Остальное было ошибкой. Ошибкой. Я думал: доберу
ещё немного, прибавлю, потом ещё прибавлю… А в результате – ничего… Я
сегодня разговаривал с двумя согражданами у памятника Грибоедову, они
мне всё объяснили. Есть, известный всем ещё из арифметики, знак плюс.
Один из моих собеседников назвал этот знак крестом…
АННА. Да, Саша, крест.
САША. Если между двумя положительными числами ставишь плюс,
сумма обязательно увеличится на то число, которое стоит после креста. Но
если приглядеться внимательно, то знак плюс – как мне сегодня объяснили –
состоит из двух минусов, крестообразно расположенных. Закон звучит
примерно так: сколько бы ты не прибавлял – сумма всё равно получится
меньше. Это и есть наш крест, наш феномен – отсутствие результата. То есть
результат сложения получается, как если бы ты не складывал, а отнимал. Я
прибавлял и прибавлял, но всё равно оказался в страшном минусе…
АННА. Это из-за меня. Я, видимо, твой крест. Жалкая учительница из
учительской семьи. Я ничем не могу помочь тебе. Может, тебе остаться с
ней? Смотри, как она тебя слушает! А я уже научилась считать…
ЛЕНА. Ну просто топчет ногами Ленку!
АННА. У неё, наверно, другие возможности. Это ведь главное у вас, у
мужчин, – стартовые возможности! Вы все хотите стартовать под прямым
углом. Обязательно под прямым, только вверх!.. А кто там копошится внизу –
кому это важно? Зато вы наверху! Вы в плюсе!.. Когда люди начнут вокруг
дохнуть, опять понесут к метро продавать последнюю банку огурцов, вы всё
равно будете в плюсе!.. Расставите охрану у своих кабаков – и будете в
плюсе! Вы покупали, всё что могли и всех кого могли, – вы в плюсе! Важно
стартовать и не останавливаться!.. Вот и ты наконец стартовал…
ЛЕНА. А она у тебя комиссар!
АННА. Конечно, кому сейчас нужна такая обуза, как я, с больными
родителями!.. Ты знаешь, Саша, какими дети могут быть жестокими? Я тебе
не говорила, но сейчас скажу: мне в этом лагере дали кличку «серая мышь»…
ЛЕНА. Ну вот и до мышей договорились.
АННА. Я была раздавлена. Конечно, стало так обидно! Потом я подумала:
неужели я, действительно, такая «серая». Серая, никому не нужная, на ком не
останавливается взгляд… даже у кота… Разве можно с таким ощущением
жить женщине? Тогда я сказала себе: нет, я не хуже других. Меня любят, меня
выделяют из миллионов других женщин, у меня есть мой Саша… самый
умный, самый честный… такой близкий, такой нежный, такой родной… И я
воскресла! Я покрасила волосы…
ЛЕНА. Теперь тебя зовут «белая мышь».
АННА. Я стала орать на детей. Я поняла, почему они прозвали меня
«серой мышью». Потому что я не страшная, не злая… я никогда не кричала
на них, не доносила… И они сразу испугались, стали заискивать передо
мной… Я решила, что уйду из гимназии. Я их больше не люблю:
отвратительных, сытых… порочных!.. Я больше не люблю их… Но моя
жизнь не потеряла смысл: у меня был ты… И вот я лишилась и этой опоры.
Ты у меня тоже первая любовь… Сашенька, не знаю, как я буду без тебя…
Будь счастлив с ней… или с другой… Пусть у тебя всё получится… А я,
наверно, перекрашусь в прежний цвет. Я поняла, что тебе не понравился этот
цвет. Я вчера спросила: ну как тебе? Ты сказал: ничего. Ничего – это ничего.
И ты был прав. Значит, я опять буду серой мышью… Я отпускаю тебя. Будь
счастлив!..
Саша молчит. Вадик на него посматривает.
Прощай…
Саша молчит.
Не звони…
ЛЕНА (не выдержала). Она ещё час будет прощаться – не уйдёт!
ВАДИМ. Что ты молчишь? Ну не стой же, иди к ней.
САША. Аня… ты уходишь?
АННА. Да, ухожу.
САША. Я пойду с тобой…
АННА. Нет. Я должна побыть одна. Я уже ничего не чувствую. Нет сил.
Всё внутри окаменело. Я пойду… Сама себя уже ненавижу. Говорю какие-то
гадости…
САША. У нас свидание было назначено у Грибоедова. Я буду там стоять.
Давай, мы там встретимся…
АННА. Опять?! Я уже сегодня слышала, что ты будешь стоять у
Грибоедова! Ещё раз скажешь мне про Грибоедова!..
ВАДИМ. Ты понял? Ты услышал? Один Грибоедов у тебя в запасе есть.
САША. Аня, я буду тебя ждать на Чистых прудах. Если ты не придёшь, я
останусь до утра, если и завтра я тебя не увижу – я там останусь жить.
Вокруг памятника есть лавочки.
ВАДИМ. Девчонки, да будьте вы добрее! Простите нас. Вообще,
прощайте нас чаще, уступайте нам чаще… Такие сейчас времена!.. Вы хоть
понимаете, что перед вами два потенциальных бомжа?.. Он будет жить у
памятника Грибоедову, я – у памятника Пушкину, здесь тоже есть лавочки.
ЛЕНА. Три бомжа: я – у Гоголя.
ВАДИМ. Аня, Чехов тебе подходит? Памятников в Москве много, великие
писатели народа русского позаботились о своих потомках: нам есть где
побомжевать…
САША. Аня…
АННА. Боже мой, что ещё?!
САША. Вадим, я могу рассчитывать на наш экипаж?
ВАДИМ. Всё, старичок, ты своё откатал!
САША. Я хочу отвезти Аню в лагерь сегодня на велосипеде.
ВАДИМ. Это правильное решение. Ты напрасно грешил на мать, – всему
она тебя научила. Ты всё правильно понимаешь про женщин. Если ты
Анютку сегодня не отвезёшь, она тебя не пилой – лобзиком будет пилить до
могилы: мол, её отвозил, а меня нет…
САША. Нет, Аня. До лагеря я донесу тебя на руках.
Решительно подошёл, поднял её на руки.
АННА. Поставь меня, пожалуйста!
ВАДИМ. Вот что ты сейчас делаешь? Спасибо, друг! Ты сравни свой вес
и мой. (Лене.) Леночка, если ты попросишь меня, я тоже понесу тебя на
руках.
АННА (сопротивляется). Поставь, говорю!
Саша не отпускает её.
ЛЕНА. Я не попрошу. Я что, больная, что ли? Меня эти проносы тела к
памятникам не сильно впечатляют. (Саше.) Отнеси её к мавзолею и оставь
там.
Аня посмотрела на неё, демонстративно обняла Сашу и прижалась к нему.
САША (Вадиму.) Звони.
ВАДИМ. А как же батарейка? Ах, да! Ты её успел зарядить.
ЛЕНА. Аня, береги жениха. Если он понесёт тебя, за ним должна ехать
скорая и там два фельдшера с бечёвкой – пупок завязывать. Зачем это тебе
перед свадьбой?
АННА (Лене). Хочу на прощанье сказать вам… Ты тоже крашеная!
ЛЕНА. Ладно, уноси её уже.
Саша уносит Анну.
Теперь она с его рук не слезет. (Грустно.) Помогла я девушке семью
укрепить.
ВАДИМ. Что такое? Что такое? Слеза?
ЛЕНА. Ну да! Ладно… пока…
ВАДИМ. Подожди. Я тебя довезу. Куда тебе?
ЛЕНА. Ты думаешь, я поверила хоть одному твоему слову? Вообще, чего
ты прилип?
ВАДИМ. Не веришь?
ЛЕНА. Ты думаешь, я падаль какая-нибудь, что ли?
ВАДИМ. Когда я вижу таких девушек, я вообще не думаю ни о чём.
ЛЕНА. Прикатил, встал на колено и всё?!
ВАДИМ. Я готов встать и на другое.
ЛЕНА. Кончай! И без тебя тошно.
ВАДИМ. Я сейчас хочу сделать очень важное заявление. В моей палитре
искусства пиара не последнее место занимала работа спич-райтера. Говоря
по-русски, моими устами источала мёд наша многострадальная элита. Среди
прочего я писал им и официальные заявления по разным поводам. Но чаще
без всякого повода. Их произносили важные люди, которые, увы, не могли
сами формулировать мысли, ввиду их полного у них отсутствия. Убогие до
примитива, сильные, коварные, жестокие вассалы, одного они не могли – не
умели лгать. Вернее, только это они и умели делать, но лгать вдохновенно и
красиво они не могли. Я лгал много, очень много… И вот я сейчас впервые за
последние годы хочу сказать слова правды: я влюблён! Когда я увидел её с
баночкой пива, я сразу захотел…
ЛЕНА. Пива. Ладно, не позорься…
ВАДИМ. Внимание, Москва! Внимание, москвичи! Послушайте меня и
вы, гости столицы!.. Нет, не так. Россияне! Нет. Земляне!.. Нет… Пушкин, ты
один будь моим свидетелем! Я наконец-то полюбил, как и ты когда-то
полюбил…
ЛЕНА. Кому же ты такую бодягу писал? Там, наверно, вокруг твоей
элиты тётки рыдали в крепдешин?
ВАДИМ. И в крепдешин, и в маркизет, и в батист…
ЛЕНА. «В батист» – это не слабо… Ну и где заявление? Давай, может, и я
поплачу.
ВАДИМ. По-моему, я его уже сделал.
ЛЕНА. То есть ты захотел пивка попить? Или мне предложил пивка
попить, и я должна дать ответ?
ВАДИМ. Если не ответ, то хотя бы сказать: да, я не против хлебнуть с
тобой.
ЛЕНА. Да ты хлебнёшь, а потом вместо себя товарища пришлёшь.
ВАДИМ. Не тот случай. Во мне много есть прекрасного, но самое
прекрасное – это верность.
ЛЕНА. Вокруг меня было много женихов, и все разбежались. Как узнали,
что невеста осталась без приданого, стали прятаться по щелям как тараканы.
Смотрю, ребята холодеют, синеют, покрываются инеем… представляешь,
умирают на глазах – просто покойники садятся по машинам и уезжают!
Иногда стою в пробке, вокруг мужики… а я думаю: у-у, гады!.. И ты
уедешь… на велике своём, как ледяная скульптура. (Смотрит на кредитную
карту.) На карте этой осталось бабла – в кабаке посидеть… ну, может, ещё на
пиво наскребём – и всё.
ВАДИМ. Нам хватит. Ты меня проверяешь, что ли? Не пойму.
ЛЕНА. Я не мент, чтобы проверять. Со мной тебе, Вадик, не светит
ничего. Моего отца раскулачили его же бывшие сослуживцы. Мать бесится,
денег с него требует. А я отца за горло брать не буду. У него есть кому его за
горло держать…
ВАДИМ. Лена, зачем ты так пессимистично смотришь в будущее? Давай
для начала уедем. Проведём несколько дней где-нибудь в подмосковной
глуши у кольцевой… Я буду писать…
ЛЕНА. А я читать.
ВАДИМ. Ты потрясающая девка! Когда тонешь, надеешься на чудо.
(Неожиданно.) У тебя зеркальце есть?
ЛЕНА (достала зеркальце). И что?
Вадим посмотрел на своё отражение – остался собою недоволен.
ВАДИМ. Ты со мной по-честному, и я тебе открыто говорю: я тону. И
Сашка тонет. Я пью… Ну, не по-чёрному, но уже всё время думаю, как бы
мне после водочки пивка добыть. Сашка сегодня тоже пить стал… Кто нам
поможет, кроме вас?
ЛЕНА. А я думаю – кто бы мне помог?
ВАДИМ. Ну так вместе тонуть веселее… Косячок за косячком – и
потопали босячком…
ЛЕНА. Вот и стихи обещанные.
ВАДИМ. Я увидел твои глаза и понял, что ты будешь ждать меня… что у
меня есть шанс… Глаза твои один раз блеснули. Ради этого блеска мы и
живём… Мы можем на этой веломашине ещё раз доехать до твоего дома. По
какой дороге у тебя дом?
ЛЕНА. Ты же сказал, что был там у ворот.
ВАДИМ. У вас ведь не один дом. Я не знаю, в какой тебе захочется.
Хочешь, поедем во Францию. Но до Франции лучше лететь… Как всё-таки
опять не вспомнить классика: люди, люди, почему мы уже не летаем во
Францию?!
ЛЕНА. А у тебя что, жилплощади нет?
ВАДИМ. Подожди, что ты хочешь этим сказать? Неужели ты примешь
моё приглашение?
ЛЕНА. Приму.
ВАДИМ. Поехали немедленно. Я уже из последних сил терплю. Для меня
два часа это очень много.
ЛЕНА. Ну зачем так грубо: сразу домой. Придумай что-нибудь.
ВАДИМ. Можно поехать по бульварам, по кругу…
ЛЕНА. Нормально.
ВАДИМ. Поехали.
ЛЕНА. Ну что, покатать тебя? Давай… садись.
ВАДИМ. Не верю!
ЛЕНА. Да ладно! Я сама хотела попробовать. Может, ещё придётся
поработать с тобой на пару.
ВАДИМ. В Японии девушки-рикши получают гораздо больше мужчин.
ЛЕНА. Видишь, ты всё-таки о деньгах. Все вы одинаковые, норовите на
нас поездить. (Садится в седло.) Садись… Меня тут кто-то обещал к Гоголю
отвезти.
Вадим садится в коляску.
ВАДИМ. Пожалуйста. Поехали сначала вниз, к Гоголю. Там выпьем пива.
Потом развернёмся, мимо Пушкина поедем к Грибоедову – и там выпьем
пивка. Сашку встретим с Анютой на руках… Я думаю, он её ублажает пивом
на лавочке… А дальше: вон из Москвы! Сюда я больше не ездок! Карету
мне!.. Велокарету!
Лена нажимает на педали. Уезжают.