В.В. Сдобников (Нижний Новгород) ПЕРЕВОД С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ПСИХОЛИНГВИСТИКИ:

advertisement
В.В. Сдобников
(Нижний Новгород)
ПЕРЕВОД С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ПСИХОЛИНГВИСТИКИ:
НЕКОТОРЫЕ УТОЧНЕНИЯ1
То, что описание процесса перевода является одной из основных
задач переводоведения, ни у кого не вызывает сомнений. Точно также все,
пожалуй, согласятся и с утверждением о том, что мы еще весьма далеки от
построения реалистичной и достаточно детализированной модели
переводческого процесса. Неоспорим также и тот факт, что решение
указанной
задачи
возможно
лишь
с
привлечением
данных
психолингвистики. Подобный подход к решению проблемы описания
процесса перевода определяется самим характером переводческой
деятельности: во-первых, это именно деятельность; во-вторых, это
деятельность речевая, и, как следствие,
результативное изучение
закономерностей переводческого процесса возможно только с позиций
психолингвистики. Это в-третьих. Рассмотрению процесса перевода с
точки зрения психолингвистики были посвящены наши предыдущие
статьи, опубликованные в сборниках серии научных трудов
«Теоретические и прикладные аспекты изучения речевой деятельности» [25]. Разумеется, нам не удалось в полной мере охватить весь спектр
нюансов, связанных с осуществлением перевода как речемыслительной
деятельности в сознании переводчика, хотя и были отмечены некоторые
принципиальные моменты, влияющие на характер протекания процессов
речепостроения в сознании переводчика и на результат этих процессов.
Соответственно, возникает необходимость в некоторых уточнениях тех
положений, которые были сформулированы ранее.
Уточнение первое. Данное уточнение касается нашего утверждения
о том, что в процессе переводческого анализа текста переводчик решает в
качестве одной из своих задач задачу уяснения мотива, побудившего
автора исходного текста (ИТ) к созданию этого текста, задачу постижения
коммуникативной интенции автора ИТ с целью ее дальнейшей реализации
посредством создания текста на переводящем языке (ПТ). При этом, как мы
уже неоднократно указывали, переводчик проходит тот же путь, что и
автор ИТ, только в обратном порядке: от анализа результатов реализации
внутренней программы автора ИТ – к пониманию речевой интенции автора
и – далее – его мотива [4. С. 163]. Этот процесс движения от анализа текста
Теоретические и прикладные аспекты изучения речевой деятельности:
Сборник научных статей. Вып. 7 / Отв. ред. Т.Н. Синеокова. Н. Новгород:
Нижегородский государственный лингвистический университет им. Н.А. Добролюбова,
2012. С. 206-215.
1
к постижению мотива, которым руководствовался автор, собственно и
составляет суть того, что А.А. Леонтьев называет «ориентированием в
ситуации» (правда, ориентирование в ситуации предполагает и анализ
экстралингвистических условий порождения ИТ и ПТ). В целом не
отказываясь от подобного представления о характере ориентирования в
ситуации (если пользоваться термином психолингвистики) или
переводческого анализа (если использовать термин переводоведческий),
мы считаем необходимым внести в наши рассуждения некую поправку.
Из содержания наших предыдущих работ неизбежно напрашивается
вывод, что реализация коммуникативной интенции автора ИТ в
соответствии с его мотивом является конечной и основной целью
переводческой деятельности. Нельзя сказать, что это совсем не
соответствует действительности. На самом деле, в теории перевода, по
крайней мере, в тех ее направлениях, которые основаны на
коммуникативно-функциональном подходе к переводу, стало общим
местом утверждение об обязательности учета коммуникативной интенции
автора ИТ и обеспечения коммуникативного эффекта, аналогичного
коммуникативному эффекту, производимому оригиналом. Рассуждая
подобным же образом, автор этих строк находился в плену уже
сложившейся традиции рассмотрения перевода (а можно сказать, что и в
плену иллюзий). Справедливости ради можно заметить, что автор был не
одинок в своем заблуждении. К примеру, Л.П. Тарнаева, ссылаясь на
А.А. Леонтьева, пишет, что «выделенные исследователями компоненты
речевого действия – программирование, вербализация высказывания во
внутренней речи, придание внутренней вербализации внешней формы и
сопоставление реализации замысла с самим замыслом – у билингвапереводчика имеют четко выраженную специфику: а) переводчик
ориентируется исключительно на речевые интенции своих «заказчиков» –
авторов текстов, подлежащих переводу (курсив мой. – В.С.); б) этап
программирования высказывания опосредован исходной формой;
в) реализация программы (выбор слов, грамматическое прогнозирование,
перебор и сопоставление синтаксических вариантов и т.д.) происходит в
результате операций попеременного переключения с одного языкового
кода на другой» [7. С. 75].
Так в чем же, собственно, заключается заблуждение? А заблуждение
в том, что переводчик «ориентируется исключительно на речевые
интенции своих «заказчиков» – авторов текстов, подлежащих переводу».
Следует уточнить, что подобного рода ориентирование – это всего лишь
частный случай, возможный наряду с другими, причем в определенных
коммуникативных ситуациях. Напомним, что переводческий анализ с
точки зрения психолингвистики – это ориентирование в коммуникативной
ситуации (см. об этом: [5]). А коммуникативные ситуации, как это мог бы
предположить даже человек, весьма далекий от лингвистики, отнюдь не
однотипны, а довольно многообразны. Но, несмотря на все реальное
многообразие коммуникативных ситуаций в реальной жизни, и ситуации
одноязычного общения, и ситуации двуязычного общения с
использованием перевода (КСП) могут быть типизированы, то есть
объединены в несколько типов, каждый из которых обладает только ему
присущим набором первичных и вторичных параметров [6].
Итак, мы утверждаем, что ориентирование переводчика на речевые
интенции автора ИТ – это всего лишь частный случай. Из чего следует, что
переводчик может не ориентироваться на речевые интенции автора ИТ
либо может ориентировать на речевые интенции каких-то других
«персонажей». Вывод абсолютно логичный (с точки зрения формальной
логики), а самое главное – полностью соответствующий действительности,
что мы и собираемся доказать.
Прежде всего, мы предлагаем подразделять все коммуникативные
ситуации с использованием перевода (КСП) на два типа: ситуации, в
которых перевод предполагается изначально (КСП-1), и ситуации, в
которых перевод изначально не предполагается (КСП-2). Первый тип
коммуникативных ситуаций охватывает все случаи осуществления устного
перевода (он изначально планируется до начала коммуникативного
процесса), а также ситуации письменного перевода, в которых текст на
исходном языке (ИЯ) создается как бы «под перевод» опять-таки
изначально (перевод дипломатических документов, перевод коммерческой
документации и т.п.). Ситуации второго типа (КСП-2) в свою очередь
подразделяются на виды в зависимости от личности инициатора перевода.
В качестве инициатора перевода могут выступать: автор ИТ,
потенциальный получатель ПТ, заказчик ПТ и переводчик. Например,
перевод одного и того же художественного произведения может быть
инициирован самим автором этого произведения (в случае, когда автор
выступает и в качестве переводчика, мы имеем дело с автопереводом),
издательством, имеющим коммерческий интерес (в данном случае
издательство – заказчик перевода, но оно не рассматривается в качестве
потенциального получателя перевода), либо переводчиком, который,
оценив достоинства данного произведения, решил познакомить с ним
аудиторию ПЯ. В случае с художественным текстом в качестве инициатора
не может выступать лишь потенциальный получатель перевода (читатель).
Вряд ли конкретному лицу придет в голову заказать перевод
интересующей его книги для собственного, личного пользования.
И
дорого, и как-то уж совсем экстравагантно. Другое дело, перевод
специального текста, например, научной статьи, который может быть
инициирован и автором ИТ (для публикации в иностранном журнале), и
потенциальным получателем перевода (для собственного ознакомления в
рамках проводимого научного исследования), и заказчиком (издательством
для публикации в сборнике трудов, хрестоматии и т.п.), и самим
переводчиком.
С точки зрения психолингвистики ориентирование в ситуации
(первый этап переводческого процесса) предполагает не только
постижение мотива автора ИТ (хотя может иметь место и отказ от
постижения его мотива), не только уяснение характера коммуникативного
эффекта, производимого оригиналом (в определенной ситуации и этот
момент может быть опущен), но и установление личности инициатора
перевода (чаще всего личность инициатора перевода становится известна
переводчику до начала осуществления перевода), его ожиданий,
предпочтений, целей, в которых будет использоваться текст перевода, а
также – на основе анализа только что указанных компонентов ситуации –
цели перевода (нахождение ответа на вопрос: «Зачем переводить?»).
Важно отметить, что цель осуществления перевода может не
соотноситься с целью создания оригинала. Цели инициатора перевода
связаны с характером его собственной деятельности, но далеко не всегда с
характером деятельности автора ИТ, особенно в тех случаях, когда
существует временная дистанция между созданием оригинала и созданием
перевода. По сути, перевод любого текста публицистического характера
инициируется не для того, чтобы реализовать коммуникативную (речевую)
интенцию автора ИТ, а для того, чтобы решить вопросы собственной
производственной деятельности. В качестве примера можно привести
перевод выступления Мартина Лютера Кинга «I have a dream» на русский
язык, либо переводы выступлений нынешнего президента США.
Действительно, речь Мартина Лютера Кинга переводилась на русский язык
и размещалась в рунете вовсе не для того, чтобы сплотить граждан России
в борьбе за права чернокожего населения Соединенных Штатов. Да и
выступление Барака Обамы по поводу, например, реформы
здравоохранения в США, переводится не для того, чтобы познакомить
российских пенсионеров с тем, что ожидает их американских, более
обеспеченных, собратьев. В этих ситуациях никто и не рассчитывает на то,
что воздействие со стороны перевода на получателей ПТ будет схожим с
воздействием со стороны ИТ на своих соответствующих получателей. Нет
такой цели.
Таким образом, в подобного рода ситуациях и инициатор перевода, и
получатели перевода выступают в качестве «третьих», сторонних лиц, и,
соответственно, такой перевод можно назвать, используя термин
М.Я.
Цвиллинга, терциарным переводом, а применяемую в такой
коммуникативной ситуации стратегию – стратегией терциарного
перевода.
О.В. Петрова рассматривает также коммуникативные ситуации, в
которых перевод осуществляется для получателей, принадлежащих к иной
социальной или возрастной группе, то есть ситуации, в которых
качественно меняется адресат. Подобную практику О.В. Петрова
предлагает называть переадресацией текста при переводе, определяя ее как
ситуацию, в которой «перевод предназначается целевой аудитории,
отличной от целевой аудитории оригинала не только по своим
национально-культурным, но и по каким-то социальным характеристикам.
Эти характеристики могут включать в себя возраст, профессию,
образовательный уровень, место в ситуации общения и т.п.» [1. С. 20].
Соответственно, можно говорить о стратегии переадресации, реализуемой
в процессе перевода.
Разумеется, терциарный перевод и переадресация – это также
частные случаи стратегии перевода, выделяемые наряду с другим частным
случаем, о котором мы говорили выше, – стратегией коммуникативноравноценного перевода, имеющей целью обеспечение именно того
воздействия на получателя перевода, какое было предусмотрено
создателем ИТ.
С точки зрения описания самого процесса перевода стратегии
терциарного перевода и переадресации принципиально отличаются от
стратегии коммуникативно-равноценного перевода. Основное различие
состоит в том, что в последнем случае результатом первичного
ориентирования в ситуации и вторичного ориентирования является
уяснение переводчиком мотива автора ИТ, его речевой интенции и
характера коммуникативного эффекта, на который рассчитывал автор
оригинала. На этой основе формируется внутренняя программа речевого
высказывания переводчика, реализующаяся в дальнейшем в виде текста на
ПЯ, потенциально способном производить аналогичный коммуникативный
эффект. В случае осуществления терциарного перевода и переадресации на
этапе первичного ориентирования в ситуации мотив автора ИТ для
переводчика уже не является определяющим фактором формирования
внутренней программы речевого высказывания, а таковым становится
мотив инициатора перевода, послуживший толчком к созданию ситуации
перевода.
Уточнение второе. Высказанные выше соображения влекут за собой
необходимость второго уточнения. Ранее мы писали, что этап реализации
внутренней программы высказывания в процессе перевода обладает
определенной спецификой по сравнению с одноязычной коммуникацией.
«Сам факт существования текста оригинала создает некую особенность
процесса перевода как вида речевой деятельности: переводчику приходится
вновь и вновь возвращаться к оригиналу, уточняя его смысл и
коммуникативную интенцию автора… С другой стороны, переводчику
приходится учитывать требования переводящего языка и особенности
культуры ПЯ…» [4. С. 170]. На основании этого мы делали вывод, что
реализация внутренней программы высказывания переводчиком
предполагает постоянный «перебор» вариантов выражения мысли. И на
самом деле, такой перебор вариантов имеет место во всех ситуациях
перевода. Другое дело, что факторы, определяющие окончательный выбор
варианта выражения мысли различаются в разных коммуникативных
ситуациях. В ситуации использования стратегии коммуникативноравноценного перевода таким фактором является, прежде всего,
соответствие потенциального коммуникативного эффекта, производимого
высказыванием на ПЯ, коммуникативной интенции автора ИТ. В ситуациях
использования стратегии терциарного перевода и стратегии переадресации
это прежде всего соответствие содержания, смысла и коммуникативного
эффекта высказывания на ПЯ мотиву и ожиданиям инициатора перевода.
Мы опять-таки убеждаемся в том, что во многих переводческих ситуациях
ориентированность переводчика на интенции автора оригинала не является
определяющим фактором.
Уточнение уточнения. И все же требуется уточнить, на каком
именно этапе переводческого процесса формируется окончательный
вариант перевода. С точки зрения психолингвистики здесь не должно
возникать вопросов: разумеется, на этапе реализации внутренней
программы высказывания (включающей семантическую реализацию и
грамматическую реализацию). Однако на этот счет есть определенные
сомнения. Прежде всего, что именно, какой продукт является результатом
реализации внутренней программы? Представляется, что в качестве такого
продукта может выступать только высказывание, целиком и полностью
ориентированное на оригинал, то есть эквивалентное оригинальному
высказыванию, и вовсе необязательно соответствующее коммуникативным
ожиданиям инициатора перевода. Все дело в том, что переводчик не может
вот так сразу создать высказывание с учетом ожиданий инициатора
перевода: его речепостроение на ПЯ опирается на ту внутреннюю
программу, которая возникла в процессе первичного и вторичного
ориентирования в ситуации. («Конкретность внутренней программы
речевого действия в процессе перевода заключается в наличии в ней
конкретной системы конкретных образов, представляющих ситуацию,
описанную в оригинале» [4. С. 168]). Проще говоря, первым вариантом
перевода, возникающим в сознании переводчика, будет вариант, созданный
как бы в соответствии со стратегией коммуникативно-равноценного
перевода, эквивалентный высказыванию на ИЯ, учитывающий требования
нормы и узуса ПЯ и соответствующий коммуникативной интенции
отправителя исходного сообщения. Этот продукт, получаемый на этапе
реализации внутренней программы высказывания, можно считать
первичным продуктом. Он же может стать и окончательным продуктом в
случае реализации стратегии коммуникативно-равноценного перевода.
Однако реализуя стратегию терциарного перевода или стратегию
переадресации переводчик не может ограничиться созданием продукта в
такой первичной форме. Он должен адаптировать полученное
высказывание к условиям коммуникативной ситуации, в которой
инициатор перевода имеет ожидания, отличные от ожиданий создателя ИТ.
Как пишет О.В. Петрова, в ситуации терциарного перевода «…обычной
прагматической адаптации может уже оказаться недостаточно, так как
коммуниканты могут владеть неким общим запасом ситуативнообусловленной информации, которой получатель перевода, не являющийся
участником этой ситуации, может не располагать. Например, при переводе
публицистической
статьи
может
потребоваться
дополнительная
информация о политической платформе издания, в котором эта статья
опубликована, о политических взглядах автора и т.д.» [1. С. 21]. Далее
О.В.Петрова указывает, что «в случае же переадресации текста… требуется
внесение дополнительных изменений, часто никак не связанных с
национально-культурными различиями между получателем перевода и
адресатом оригинала» [1. С. 21]. Вот именно подобного рода изменения
привносит переводчик в первичный продукт, однако уже не на этапе
реализации внутренней программы, а на этапе сопоставления результата
речевой деятельности с ее целью. Казалось бы, возникает невозможная
ситуация: переводчик перевел высказывание, а затем начал вносить в
перевод какие-то изменения. Фактически алгоритм действий здесь именно
такой. Однако утверждение «переводчик перевел высказывание» не
означает, что переводчик озвучил высказывание на ПЯ (устно или
письменно). Первый вариант перевода – первичный продукт – попрежнему остается в сознании переводчика (вспомним, что и
А.А.
Леонтьев разделяет этапы реализации внутренней программы и звукового
осуществления высказывания) и выступает для него в качестве объекта
дальнейших мыслительных операций, связанных с адаптацией
высказывания к ожиданиям инициатора перевода и превращения его в
конечный продукт.
Итак, результатом реализации внутренней программы в процессе
перевода является первичный продукт – высказывание на ПЯ, соотносимое
с речевой интенцией автора ИТ. На этапе сопоставления результата
речевой деятельности с ее целью создается окончательный речевой
продукт, соответствующий ожиданиям инициатора перевода.
Можно было бы утверждать, что в процессе осуществления перевода
происходит как бы наложение двух этапов – этапа реализации внутренней
программы и этапа сопоставления. Однако вряд ли это соответствует
действительности. Вероятно, было бы более правильным выделять
дополнительный этап процесса речепорождения, специфичный именно для
переводческих ситуаций – этап адаптации первичного речевого продукта к
ожиданиям инициатора перевода, занимающий место между этапом
реализации
внутренней
программы
и
этапом
сопоставления
(редактирования). Ведь не можем же мы отсечь от процесса перевода
неизбежно возникающий заключительный этап – этап сопоставления, на
котором собственно и происходит окончательное редактирование
высказывания после его вербализации. Однако, чтобы не создавать
терминологическую путаницу, предлагаем дополнительный этап попрежнему именовать этапом сопоставления, а заключительный этап,
наступающий после вербализации высказывания, называть этапом
редактирования. Тогда переводческий процесс в ситуациях терциарного
перевода и переадресации выстраивается следующим образом:
1) возникновение мотива и первичная ориентация в ситуации;
2) возникновение речевой интенции и вторичная ориентация в
условиях коммуникативной задачи;
3) внутренняя программа речевого действия;
4) реализация внутренней программы;
5) сопоставление первичного речевого продукта с целью речевой
деятельности;
6) осуществление высказывания;
7) редактирование высказывания.
Уточнение
третье.
Это
уточнение
касается
характера
ориентировочной деятельности, осуществляемой переводчиком. Ранее мы
уже писали о том, что ориентирование переводчика в ситуации
практически не прекращается до момента завершения процесса перевода и
выдачи окончательного продукта («…в процессе перевода… может
модифицироваться в зависимости от меняющейся ситуации внутренняя
программа…» [4. С. 169]). Однако основываясь на предыдущих
соображениях, мы должны уточнить, что в ситуациях терциарного
перевода и переадресации внимание переводчика – на этапе сопоставления
– направляется не в сторону автора оригинала, а в сторону инициатора
перевода. Внося изменения в первичный продукт, переводчик каждый раз
сопоставляет их результат с ожиданиями инициатора перевода, а затем,
если в этом есть необходимость, вновь вносит изменения и опять
сопоставляет их с ожиданиями инициатора. Получается, что переводчик в
своем сознании как бы ходит по кругу: от варианта перевода – к личности
инициатора и затем опять к варианту перевода до тех пор, пока не
обеспечит полное соответствие высказывания ожиданиям инициатора
перевода, то есть пока не создаст окончательный продукт.
Автор должен признаться, что в самой структуре настоящей статьи
есть некий элемент лукавства. Сколько бы мы не вносили уточнений в
наши представления о процессе перевода как вида речевой деятельности,
суть одна: далеко не во всех ситуациях перевода конечный продукт
ориентирован на оригинал и на реализацию речевой интенции автора ИТ.
Да, конечно, возникающая в сознании переводчика внутренняя программа
речевого действия формируется как результат ориентирования переводчика
в первичной ситуации коммуникации, где в качестве основного
«персонажа» выступает автор ИТ с его интенциями. Однако сам результат
реализации внутренней программы может на следующих этапах
значительным образом модифицироваться с учетом ожиданий инициатора
перевода, если мотивы инициатора перевода расходятся с мотивами автора
оригинала.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Петрова О.В. Прагматическая адаптация и переадресация текста
при переводе // Проблемы перевода и переводоведения: Сб. науч. трудов.
Серия «Язык. Культура. Коммуникация». Вып. 13. Н. Новгород: НГЛУ им.
Н.А. Добролюбова, 2010. С. 17-23.
2. Сдобников В.В. Перевод как посредническая деятельность:
некоторые психологические аспекты // Теоретические и прикладные
аспекты изучения речевой деятельности: Сб. науч. статей. Вып. 3.
Н. Новгород: НГЛУ им. Н.А. Добролюбова, 2008. С. 92-106.
3. Сдобников В.В. Исследование процесса перевода как основная
задача современного переводоведения // Теоретические и прикладные
аспекты изучения речевой деятельности: Сб. науч. статей. Вып. 4.
Н. Новгород: НГЛУ им. Н.А. Добролюбова, 2009. С. 193-199.
4. Сдобников
В.В.
Этапы
переводческого
процесса:
психолингвистический подход // Теоретические и прикладные аспекты
изучения речевой деятельности: Сб. науч. статей. Вып. 5. Н. Новгород:
НГЛУ им. Н.А. Добролюбова, 2010. С. 161-175.
5. Сдобников В.В. Переводческий анализ текста – ориентирование в
ситуации (психолингвистический аспект) // Теоретические и прикладные
аспекты изучения речевой деятельности: Сб. науч. статей. Вып. 6.
Н. Новгород: НГЛУ им. Н.А. Добролюбова, 2011. С. 218-231.
6. Сдобников В.В. Типология коммуникативных ситуаций с
использованием перевода // Проблемы перевода и переводоведения: Сб.
науч. трудов. Серия «Язык. Культура. Коммуникация». Вып. 13.
Н. Новгород: НГЛУ им. Н.А. Добролюбова, 2010. С. 23-48.
7. Тарнаева Л.П. Специфика когнитивных механизмов речевой
деятельности переводчика: лингводидактический аспект // Вопросы
современной науки и практики. Университет им. В.И. Вернадского. Серия
«Гуманитарные науки». 2008. Т. 1. № 4 (14). С. 74-80.
Download