Княгинин В.Н. ЦСР «Северо-Запад» Я не хотел бы в таком расширенном объеме рассуждать про необходимость доступа к инфраструктурам и какое общественное благо это составляет. Поскольку, это были бы эдакие глобальные дебаты на Нобелевскую премию, не имеющие отношения к реальной жизни или имеющие мало отношения. Тем не менее, некоторые вопросы, связанные с развитием современных инфраструктур и проблемами, которые в Российской Федерации возникают с развитием этих инфраструктур и потребностью государственного вмешательства, я бы хотел отметить. Прежде всего, какие экономические и социальные тенденции разворачиваются и в обществе, и в экономике Российской Федерации, и требуют переопределения в рамках инфраструктурной политики в стране? Первый тренд понятен и давно известен. Я вижу здесь сидят представители Минпромэнерго, забавно наблюдать, как у них дебатируется в рамках технологического форсайта тенденция о переносе или сдвижке производственных зон в Российской Федерации, в целом эта сдвижка идет по всему миру, новый цикл мы видим, мы заявляем и планы по размещению производственных активов. Это объективный процесс, когда, например, часть производственных мощностей стекается в точки наибольшей инфраструктурной доступности рынков или заново переопределяется положение этих производственных активов по отношению к каким-то источникам, трудовым, сырьевым и прочим. Сдвижку в наибольшей степени сейчас переживают металлурги, особенно цветная металлургия. Вы это поймете, если вы посмотрите как активы приобретаются, например, в алюминиевой промышленности, активы в виде источников сырья. После этого вам несложно будет прочертить новую карту расположения этих активов, по переработке сырья. Причем, эта карта, собственно говоря, захватит не только побережье Российской Федерации, восточное побережье, прежде всего, но и вы должны будете учесть ситуацию, например, с побережьем Китая. И так далее. То есть, то же самое, например, происходит при размещении производственных мощностей, ориентированных на чуть более технологичную продукцию, в Российской Федерации. Понятно, эти мощности устремляются туда, где у нас есть точка сопряжения с глобальной экономикой, прежде всего, с поставщиками комплектующих и прочее, прочее, но и близкое к центрам рынков, к центрам дистрибуции, центрам логистики и так далее. Как только вы это прочерчиваете, после этого понятно, почему мощности, например, по автосборке встали у нас в Петербурге и встают в Москве, и ни при каких условиях, или через «не могу» и «не хочу», не идут в, казалось бы, традиционные зоны специализации России – Поволжье, где раньше они стояли. Как только мы имеем дело с этим трендом (слайд 3), вот карта по зонам сдвижки. Мы их классифицировали, в свое время, большие квадраты и неправильные пятна, это то, как перекладывается специализация. Столбики это те инфраструктуры, которые должны быть развернуты в новую зону. Это (слайд 4) карты Минтранса, большая часть точек, куда, в принципе, устремляются новые инвестиции, связанные с переносом производственных активов, уже сейчас перегружены. Нижняя карта – это перегрузка по автодорогам, а верхняя карта – это перегрузка по железным дорогам. Такую карту, чтобы не умножать, там сбоку в колоночке написано, как идет перегрузка по энергетическим инфраструктурам. Итак, сдвижка идет производственных активов, эти активы перемещаются в новые точки, эти точки, как правило, сейчас уже инфраструктурно не подготовленны. Мы имеем дефицит инфраструктурно подготовленных площадок для того, чтобы поучаствовать в этом глобальном процессе переноса активов. Второй тренд (слайд 5), с которым мы имеем дело: двинулись, пошли в рост основные рынки, на которых представлена Российская Федерация, это рынки товарносырьевые. Для того, чтобы удержать долю на этих товарно-сырьевых рынках, присутствие России на этих товарно-сырьевых рынках, мы вынуждены постоянно вскрывать новые ресурсы. Грубо говоря, бессмыслица, казалось бы, продавать нефть, а деньги перекачивать во всякие резервные фонды. Ну, что это за глупости, деньги нам нужны, а мы их, соответственно, засаливаем. Но понятно, что смысл заключается только в одном, если мы не будем присутствовать на этих рынках, не будем удерживать долю на них, то, собственно говоря, рано или поздно будет минорами и с этих рынков начнем двигаться. Соответственно, поскольку все товарно-сырьевые рынки идут в рост, долю надо удерживать, мы все время вынуждены расширять зону, так называемого, нового освоения. Зона нового освоения, это мы идем в шельфы, мы идем в северные территории, зоны нового освоения, это мы идем в Центральную Азию, в которой пытаемся крепиться все больше и больше. А это карта «СОПСА», на ней нанесены относительные реалистично крупные проекты, которые, собственно говоря, должны запускаться. А это (слайд 6) карта Минтранса: зоны транспортной доступности территории Российской Федерации. Красным – это то, что сейчас уже, практически, недоступно, желтым – там чуть менее видно, это то, что доступно ограниченно. Дальше мы получаем набор вопросов, который перед нами встает. Собственно говоря, какой набор этот вопросов. Первый вопрос, с которым постоянно мы имеем дело: не приведет ли вот это закачивание инфраструктурного освоения красных и желтых территорий к ослаблению традиционной зоны расселения? Мы имеем уже сейчас примеры, когда ответ заключается в следующем: приводит, выползание вверх, вот туда в эту красную, желтую зону, ослабляет, например, зону Транссиба, и существенным образом. При этом сил растянуть, собственно говоря, человеческих сил, растянуть вот туда вверх освоение у нас, собственно говоря, на это нет. Даже если мы положим туда рельсы или протянем провода. Второй вопрос, который возникает, глядя на эту карту, честно говоря : а правда ли нам стоит рассматривать зону нового освоения очень узко только как российскую территорию? Грубо говоря, точно нам надо осваивать вот эти все инфраструктурно недостаточные сейчас зоны или все же правы те компании, которые двинулись в инфраструктурно обустроенные зоны, но расположенные за пределами Российской Федерации? Это второй вопрос. Третий вопрос, собственно говоря, тот вопрос, который мучает меня, когда я слушаю все эти бесконечные планы стратегического развития регионов, а отчасти к некоторым причастен и сам, поскольку работаю в этой зоне: в какой момент, когда мы решаемся потратить деньги на инфраструктурное обустройство? И оправдано ли у нас отвлечение этих денег сейчас? То есть, мы их будем тратить в тот момент, когда источников, когда ресурсов на рынке будет очень мало и станет рентабельной разработка всего, чего ни попадя, например, Нижнего Приангарья? Отвратительно обустроена, с точки зрения присутствия на мировом рынке железорудного сырья, полиметаллов, леса, эта зона, более убитой себе представить невозможно. Это и сейчас, в общем, конечно, понятно, что нерентабельно начинать освоение, если такое рассчитать. Или мы должны это потратить сейчас, учитывая, что мы на конъюнктурном подъеме, потому что, когда будет спад, собственно говоря, не вытянем? Относиться к планам выхода на там Чукотку, Камчатку и прочее, как к безумию? Или это оправданное движение именно сейчас, потому что у нас есть конъюнктурный подъем, а потом, когда понадобиться, собственно говоря, лишнюю копеечку уже не выделишь. Следующий тренд (слайд7). Ситуация, когда большинство планов инфраструктурного развития у нас основано на представлении о том, что мы до сих пор растем, то есть, идеология, которая движет нами в проектировании и планировании этого развития, это идеология начала XX века. У нас бесконечный навес человеческий, который позволяет нам все время расширяться, растекаться и при этом не чувствовать дефицит людей. Но дело в том, что эта карта, которую в начале 2000-х годов сделал наш центр по Северо-Западу. Вот эти белые, серые пятна – это зоны убывания, коричневые пятна, где гипотетически может быть как бы рост. Теперь представьте себе, если мы не признаем ситуации появления пояса убывающих городов или убывающих населенных пунктов, что мы делаем с инфраструктурами? Я вам могу сказать, что мы делаем с инфраструктурами, мы ставим планы, например, по газификации всех и вся, при этом знаем, что в 2050 году по алармистским прогнозам у нас 95% урбанизации. Мы газифицируем пространство, которое будет пустым. Дальше возникает вопрос: что делать с энергосетями? Или встает вопрос: что нам делать с дорожной сетью опорной? То есть, собственно говоря, сейчас уже, если вы посмотрите план РЖД, часть дорог, которые заложены в планах развития РЖД, они будут почти не эксплуатироваться. Вопрос: мы признаем пояс убывающих городов? Мы признаем пояс убывающих территорий? Тогда одна ситуация. Это вот карты европейцев (слайд 9). Это карты ЕЭС построил по своим сценариям. Правый сценарий оптимистический, левый сценарий пессимистический. Это карты по концентрации экономической и человеческой активности. По пессимистическому сценарию, видите, где сконцентрирована будет человеческая и экономическая активность? В общем, выпадают многие территории. А на правой - это оптимистический сценарий, если все происходит хорошо, значит, они не сильно растут в людях, но экономическую активность удерживают на большой территории. Как видите, многие, целые страны выпадают из зоны. Понятно, что это, так или иначе, влияет на инфраструктурную политику. Причем, это не одна копеечка, собственно говоря, это большие миллиарды. Инженерная инфраструктура (слайд 9). Вот четвертый тренд, который мы сейчас наблюдаем в мире. Само по себе развитие инфраструктур является источником гигантских инноваций. Причем, развитие одной инфраструктуры тянет, как правило, изменение во всем пакете инфраструктур, разворачиваемых на территории. На мой взгляд, и это забавное наблюдение, вот здесь просто выложена одна эта ситуация с изменением характера инфраструктуры. Есть карты, например, по тому, как проведение ВСМ (высокоскоростной магистрали), собственно говоря, формирует новую систему расселения. Новую систему расселения! Высокоскоростные магистрали формируют эту систему. А здесь выложена карта для Российской Федерации не углеродной энергетики. Было понятно, не углеродная энергетика, меня всегда забавляет, когда мои заказчики и партнеры на территориях говорят: а запланируй нам производство биодизеля. Мы же читаем, вокруг все производят биодизели, давайте и мы будем производить биодизель, давайте все рапсом засадим и все будет замечательно. Альтернативная энергетика предусматривает, что, фактически, энергоносители не будут транспортироваться по схемам, принятым в нефтяной и газовой энергетике, схем транспортировки нет. Если посмотреть как, собственно говоря, сейчас инновационно выстраивается. Ресурс потребляется там, где производится. Более того, возможность источников вот этих вот производственных, они все дифференцированы. Если это Карибский бассейн, то это водоросли. Если это территории, где, в общем-то, климат не благоприятен к выращиванию масличных культур, то это лес, целлюлоза и так далее. То есть, каждый раз схемы будут проложены по-другому. Теперь, карта Российской Федерации, если в далеком тренде это посмотреть, означает следующее, что гипотетически в какой-то момент у нас это будет сильно влиять на систему расселения. Это карта по ветрам, по высоте приливной волны, мы не положили еще термокарту, но, в общем, это все понятно. Такие карты в мире есть, в Европе существуют, ситуация достаточно реальная. Да, отсюда действия энергетиков атомных – это действия по переформатированию этой карты. То есть, попытка сломать как бы тренд и завести его подругому. Последнее, на что бы я хотел из этих тенденций, в общем, обратить внимание (слайд 10). Это то, что инфраструктуры, которые обслуживают экономику, обслуживают жизнь, они, конечно же, являются самостоятельными секторами экономики. И часто экономические игры, финансовые, корпоративные игры, которые разворачиваются, казалось бы, в обслуживающем секторе, делают его живущим автономной и самостоятельной жизнью. Собственно говоря, для Российской Федерации возникает вопрос о том, а где сейчас, кто соберет маржу инфраструктурную. Вот рынок двинулся, он понятен, недостаточность порождает гонку цен, кто соберет инфраструктурную маржу? Когда я, например, слышу дискуссию о плате за подключение, я сам себя спрашиваю: это дискуссия о том, с кем поделиться маржой? С малым и средним бизнесом надо поделиться маржой? Кто поделиться? За чей счет? Или, например, когда я понимаю во что играют энергетики, то я понимаю, что капитализация компании высокая, тарифы низкие, активы были вложены сейчас, отвлечены были и должны окупиться. И это означает, что идет игра на повышение, собственно говоря, тарифов, чтобы окупаемость активов, то есть, энергетики пытаются, например, вытащить эту маржу на себя. То же самое ведь происходит в транспорте. Отсюда эти бесконечные комбинации, когда, например, РЖД входит в активы портов, когда, например, Архангельский порт проигрывает по сравнению с Мурманским, потому что транспортное плечо Мурманска больше. И собственно говоря, можно будет точно войти в Мурманский порт, получив там некоторые активы, дотянуть, соответственно, железнодорожную сеть и так далее. То есть, пятый вопрос, который для меня имеет значение, когда мы обсуждаем инфраструктуру, с которой мы сталкиваемся, так или иначе, на территориях, это вопрос: кто и каким образом перераспределит маржу? Есть фундаментальные причины, по которым, собственно говоря, сейчас идет возгонка прибыльности инфраструктурных отраслей. Одной из фундаментальных этих причин является состояние мирового фондового рынка, где движение пошло в инфраструктурные отрасли. И там, собственно говоря, начинает фиксироваться прибыль, поскольку другие сектора, где раньше были активы, они не очень прибыльны. Последнее, уже совсем скороговоркой: и чего с этим делать? Есть ли возможность администрировать? Внизу (слайд 11) это карта Венгрии. Первый вопрос, который для нас существует, это то, что инфраструктуры должны развиваться комплексно. В этой карте, по-моему, восемь или десять слоев. Ну, это, казалось бы, обычная ГИСовская (геоинформационная система) система, но смысл заключается в чем? Это карты, взятые из комплексного плана территориального планирования Венгрии. И как только вы наносите эти 8-10, 15 слоев, дальше возникают вопросы совмещения, и они являются главными. Грубо говоря, вы не можете забабахать дорогу в Якутии и запланировать там два новых города, потому что неоткуда взять людей, вы не можете нарисовать порт в Усть-Луге и запланировать город в 35 тысяч человек. Неоткуда взять этих людей. И возникают эти вопросы только комплексно. Значит, у нас на сегодняшний момент, к сожалению, принята идеология, что территориальное планирование осуществляется, каждый слой рисуется фундаментально. Только что объявлен конкурс на разработку схемы территориального планирования в рамках РЖД, т.е. железнодорожного транспорта. Потом будут газовики, потом будут энергетики, и дальше возникает вопрос, в Венгрии это все совмещено, отсюда есть понимание, как это происходит: комплексное развитие инфраструктур, собственно говоря, позволяет нам относиться к ситуации. Следующий вопрос. Вот все же мы должны вернуться к ситуации то, что мы имеем дело со смежными рынками. Невозможно учесть требования только одной какой-то группы, которая требует получения инфраструктурной маржи для себя, невозможно это учесть, невозможно принять решения о плате за подключение, сохранение или введение, или понижение, потому что в действительности мы каждый раз вынуждены обращаться к вопросу ситуации такого комплексного подхода, невозможно это. Более того, часто смежные рынки собраны таким образом, что размонтировать их невозможно (слайд 12). То есть, внутри инфраструктурного рынка вы можете принять решение, а размонтировать смежный рынок не можете. Грубо говоря, вы можете принять решение о том, чтобы перестать как-то относиться тарифам на уголь. Не наше это дело, рынок все урегулирует. У нас вы не можете это решение принять, не учтя то, что у нас, так называемый проектные угли, то есть, станции привязаны к определенному источнику и когда они привязывались, они привязывались Бог знает из каких соображений. Исторически, теперь как только вы либерализуете тариф, вы получаете ситуацию перевернутой, то есть, вы должны разобраться, а что делать со станциями. И таких комплексных вопросов огромное количество. Забавно, что сейчас происходит. Мы до сих пор регулируем, пытается государство администрировать и регулировать, скорее, инженерную составляющую, хотя, понятно, что корпоративные игроки поменялись и, в общем-то, уже базовая составляющая не столько инженерная, не географически миллиметровая, сколько корпоративная. Эта карта расположения логистических мощностей сетевых крупных компаний (слайд13). Понятно, что как только, например, мы обсуждаем транспортную составляющую, не учесть как логистически организован рынок, бессмыслица. Но это означает, что как только мы входим, мы должны понимать, что другие игроки, другие цели ставят, иногда они цели ставят, казалось бы, экономически необоснованные. То есть, грубо говоря, логистический центр, вот знаете, как рисуют ХАБы у нас, видели как рисуют ХАБы. А говорит, самое короткое расстояние до полета оттуда туда, кладут линеечку, прочерчивают, потом туда, сюда. Ну, что за глупость?! Ну, просто после этого каждый город претендует на то, что он самый там короткий путь в Китай, или там этих ХАБов дальше вопрос: насколько километров дольше лететь? То есть, если мы не понимаем как корпоративно устроены эти рынки, все эти разговоры про инфраструктурное освоение и тому подобное разворачивание этих узлов, они, в общем, бессмысленны. Последний вопрос (слайд 13), для меня остается открытым вопрос: будет ли развитие инфраструктур таким инновационным толчком для развития российской экономики? Те же самые немцы, которые добиваются, рассчитывают, что в какой-то момент мы попадем в мир без нефти, вот просто мир без нефти. Сейчас немцы за счет специального тарифного регулирования закрепляют тариф на электроэнергию, которая поступает из возобновляемых источников на 20 лет вперед. Чего они добиваются? Понятно, что наступит это время. Вот как нам, когда осваивать эти севера, в момент, когда у нас есть деньги или когда рентабельность разработки северов станет сопоставима по рынку, потому что сейчас, конечно, нерентабельно этим заниматься. Наступит время, когда станет рентабельно иметь достаточно высокую долю альтернативной энергетики, плюс как-то так, всякие экологические вещи связаны с этим. Когда в это вкладываться – тогда, когда наступит время, когда к 2030 году тепловая электроэнергия по себестоимости, по всем заверениям станет, электроэнергия, получаемая от солнечных батарей станет сопоставима по цене с тем, что получается от сжигания углеводородов? Ну, или к 2050-му? Вопрос ведь в этом смысле не принципиальный. Тогда вкладываться или сейчас? Вот, собственно говоря, вопрос: будет ли инновационно? Итак, я не знаю, Олег Борисович, оправдал ли я, рассказал то, что действительно волнует нас, когда мы уходим в территорию. Я вам сказал, что вот эти тренды, на которые, собственно говоря, мы вынуждены реагировать, и в том числе, реагировать, обсуждая инфраструктурное развитие, и может быть, в первую очередь, обсуждая инфраструктурное развитие. Но вот эти четыре вопроса, которые в конце допустимости или недопустимости администрирования, на мой взгляд, они пока не стоят в нашей повестке дня, а по сути дела они будут в будущем определять политику, в том числе, и в инфраструктуре.