Миф о Черубине де Габриак

Юрий Дунаев
МИФ О ЧЕРУБИНЕ ДЕ ГАБРИАК
Сценарий для радиоспектакля
Действующие лица:
ОН
ОНА
Историческая справка: «Черубина де Габриак» – литературная мистификация, авторами
которой были поэты Елизавета Дмитриева и Максимилиан Волошин (1909 г., С.-Петербург).
ПРОЛОГ
ОН. В отечественной литературе встречается не так уж много мистификаций.
Самая блестящая была устроена в Петербурге на заре прошлого века, в 1909 году.
ОНА. Однажды в редакцию журнала «Аполлон» по почте пришла тетрадка
стихов, подписанных необычным именем Черубина де Габриак.
ОН. Стихи завораживали! А их таинственный автор без сомнения была редкой
красавицей!
ОНА. В образ незнакомки влюбляются все!
ОН. Поэты и художники серьезно ищут встречи с загадочной поэтессой…
ОНА. Но безуспешно! Загадка довольно долго остается неразгаданной.
ОН. Участвовали в этой мистификации двое: он…
ОНА. И она.
ОН. Ему, известному поэту и художнику Максимилиану Александровичу
Волошину, довелось позже записать всю эту историю…
ОНА. Его рассказом мы и воспользуемся, чтобы познакомить вас с мифом о
Черубине де Габриак.
ПЕРВАЯ ЧАСТЬ
ОН (загадочно). Когда-то феи собирались вокруг новорожденных принцесс, и
каждая клала в колыбель свои дары, которые были, в сущности, не больше чем
пожеланиями. Мы - критики - тоже собираемся над колыбелями новорожденных поэтов.
Что скажем о поэте - тому и поверят. Что процитируем из стихов его - то и запомнят.
Сейчас мы стоим над колыбелью нового поэта. Это подкидыш в русской поэзии. Ивовая
корзина была неизвестно кем оставлена в портике Аполлона. Младенец запеленут в белье
из тонкого батиста с вышитыми гладью гербами, на которых девиз: "Sin miedo" (без
страха). У его изголовья положена веточка вереска, посвященного Сатурну. На записке с
черным обрезом по-французски написано: «Черубина де Габриак. Родилась в 1877
году. Католичка».
ОНА (в образе).
С моею царственной мечтой
Одна брожу по всей вселенной,
С моим презреньем к жизни тленной,
С моею горькой красотой.
Царицей призрачного трона
Меня поставила судьба...
Венчает гордый выгиб лба
1
Червонных кос моих корона.
Но спят в угаснувших веках
Все те, кто были бы любимы,
Как я, печалию томимы,
Как я, одни в своих мечтах.
И я умру в степях чужбины,
Не разомкну заклятый круг.
К чему так нежны кисти рук,
Так тонко имя Черубины?
Он и Она затевают шуточный спор.
ОН (медленно). Че-ру-би-на… Гм!.. Что за странное имя?
ОНА (в затруднении). Э-э… Похоже на итальянское…
ОН. Нет, французское!
ОНА. Ну, что вы - испанское!
ОН (изображая гнев). Не имя, а черт знает что!
ОНА. Вы сказали «черт»?
ОН. А его хозяйка, уж точно чертовка!
ОНА (поддерживая). Как пить дать - продувная бестия! К тому же еще рыжая!
ОН. Все рыжие - коварные шельмы!
ОНА. У этой бездна коварства! Всех с ума свела!
ОН. Весь Петербург!
ОНА. То ли еще будет! О-го-го!
ОН. Но как ее зовут?
ОНА. Черубина.
ОН. Нет, - ее настоящее имя!
ОНА (в замешательстве). А-а… Гм!.. Не знаю. И уверена, что никто никогда
не узнает!
ОН. Вы уверены?
ОНА. Мне так хотелось бы…
Пауза.
ОН. Кстати, а как вас величают, сударыня?
ОНА. Елизавета Дмитриева. Лиля…
ОН (переспрашивая). Лиля?
ОНА. Так меня зовут дома и мои друзья…
ОН. Лиля!.. Имя, похожее на серебристый колокольчик.
ОНА. А вас зовут Максимилиан Волошин, вы поэт.
ОН. Да, поэт.
Далее говорят одновременно.
ОНА. Я читала ваши книги. Я весь
день сегодня думала, много и мучительно.
О том, что вы говорили. О возможности
истины. Теперь я знаю, что пойду по
этому пути. Твердо знаю!
ОН. Лиля Дмитриева. Некрасивое лицо
и сияющие, ясные глаза. В комнате
несколько человек, но мы говорим, уже
понимая друг друга, и непонятно для
других.
2
ОНА (лихорадочно). Да… галлюцинации. Звуки и видения. Звуки - звон… И
голоса… Я целые дни молчу. Потом ночью спрашиваю, и они отвечают. Но… это
мой секрет. Вам первому рассказываю об этом…
ОН. Я прочитал ваши стихи, которые вы мне прислали. Нам есть о чем
поговорить.
ОНА. В другой раз. Уже поздно. Мне пора домой.
ОН. Я провожу. Позвольте!
ОНА. Нет-нет, не нужно.
ОН. Почему? Вас встретят? Кто он? Поклонник? Жених? Я ревную.
ОНА (смеясь). Какой вы!
ОН. Какой?
ОНА. Большой и… хороший. Добрый. (В смятении.) Нет! У меня нет никаких
поклонников. Просто я решила… Я остаюсь! Теперь я ваша…
ОН (с нежностью). О! Моя… Че-ру-би-на.
Через паузу.
ОНА (вздыхая.) Теперь вы, конечно, догадались, что Лиля и Черубина - это
одно и то же лицо.
ОН (с обидой). А я? Разве я не причем?
ОНА (спохватившись). Ах, простите, Максимилиан Александрович! Конечно, вы
главный виновник этой чертовщины. Вам и карты в руки!
ОН. Я начну с того, с чего обычно начинаю рассказывать эту историю, - с
того, кто был…
ОНА. Черт Габриак?
ОН. Он самый! Это, действительно, был черт, я нашел его в Коктебельской
бухте, на берегу. Он был выточен волнами из корня виноградной лозы и имел одну
руку, одну ногу и собачью морду с добродушным выражением лица. Он жил у меня в
кабинете, на полке с французскими поэтами до тех пор, пока не был подарен мною Лиле.
ОНА. Тогда он переселился в Петербург на другую книжную полку.
ОН. Лиле в то время было девятнадцать лет. Это была маленькая девушка с
внимательными глазами и выпуклым лбом. Она была хромой от рождения и с детства
привыкла считать себя уродом…
ОНА. В детстве от всех моих игрушек отламывалась одна нога, так как мои
брат и сестра говорили: "Раз ты сама хромая, у тебя должны быть хромые игрушки".
ОН (объявляет). Из автобиографии Лили.
ОНА (через паузу, от лица Лили). Родилась в Петербурге 31 марта 1887 года.
Небогатая дворянская семья. Много традиций, мечтаний о прошлом и беспомощности в
настоящем. Мать по отцу украинка,— и тип и лицо — все от нее — внешнее. Отец по матери
— швед. Очень замкнутый мечтатель, неудачник, учитель средней школы, рано умерший от
чахотки. Я росла одна, потому что я младшая и потому что до 16-ти лет я была всегда
больна мучительными болезнями, месяцами державшими меня в забытьи. Мое первое
воспоминанье в жизни: возвращенье к жизни после многочасового обморока — наклоненное
лицо мамы с янтарными глазами и колокольный звон. Мне было 7 лет. Все, что было до 7ми лет,— я забыла. На дворе — август с желтыми листьями и красными яблоками. Какое
сладостное чувство земной неволи! А потом долгие годы... я прикована к кровати и больше
всего полюбила длинные ночи и красную лампадку у Божьей Матери Всех Скорбящих. А
бабушка заставляла ночью целовать образ Целителя Пантелеймона и говорить: «Младенец
Пантелеймон! Исцели младенца Елисавету!» И я думала, что если мы оба младенца, то Он
лучше меня поймет… Гимназию окончила я поздно, 17-ти лет, с медалью, конечно. Потом
поступила в Женский Педагогический институт и окончила его в 1908 г. по двум
специальностям: средняя история и французская средневековая литература. В это же время
3
была вольнослушательницей в Университете по испанской
литературе
и
старофранцузскому языку. Потом училась в Париже, в Сорбонне, но… вскоре бросила.
ОН. Летом 1909 года Лиля жила у меня в Коктебеле. Писала милые, простые
стихи, тогда-то я ей и подарил черта Габриака, которого мы в просторечии звали…
ВМЕСТЕ. Гаврюшкой! (Смеются.)
ОН. В 1909 году создавалась редакция "Аполлона".
ОНА. Это был новый литературный журнал, выхода которого все с
нетерпением ожидали.
ОН. Мне хотелось помещать там французских поэтов, стихи писались именно с
этим расчетом, и стихи Лили казались подходящими.
ОНА (восторженно). О!
Ты помнишь высокое небо из звезд?
Ты помнишь, ты знаешь, откуда, Ты помнишь, как мы прочитали средь звезд
Закон нашей встречи, как чудо?
ОН (продолжая рассказ). Первый номер журнала вышел в октябре-ноябре. В
журналах того времени редактор обыкновенно был и издателем. Это не был капиталист, а
лицо, умевшее соответствующим образом обработать какого-нибудь капиталиста. Редактору
"Аполлона" Сергею Константиновичу Маковскому удалось использовать Ушковых. (С
иронией.) Маковский…
ОНА (игриво). Papa Mako!
ОН. Так мы его называли между собой.
ОНА (с иронией). Papa Mako! Papa Mako!
ОН (с укором). Будет тебе, заладила, как попугай!
ОНА. Он и есть вылитый попугай!
ОН (усмехнувшись). Ну, разве что немного. Маковский был… чрезвычайно
аристократичен и элегантен…
ОНА (ёрничая). О! Чрезвычайно!
ОН. Я помню, он советовался со мною - не внести ли такого правила, чтоб
сотрудники являлись в редакцию "Аполлона" не иначе как в смокингах.
ОНА. В редакции, конечно, должны были быть дамы?
ОН. Непременно! И Papa Mako прочил балерин из петербургского кордебалета.
ОНА (печально вздыхая). Лиля - скромная, не элегантная и хромая - удовлетворить
его, конечно, не могла, и стихи ее были в редакции отвергнуты.
ОН (подбадривая ее).
Не бойся земли, утонувшей в снегу, То белый узор на невесте!
И белые звезды кружатся в снегу,
И звезды спустились. Мы вместе!
ОНА (радостно). Мы вместе!
ОН (с увлечением). Тогда-то мы вместе и решили изобрести псевдоним!
ОНА. И под этим псевдонимом послать стихи в редакцию по почте!
(Мечтательно.)
И белые звезды кружатся в снегу,
И звезды спустились…
ВМЕСТЕ. Мы вместе! (Смеются.)
ОН. Сопроводительное письмо было написано достаточно утонченным слогом на
французском языке, а для псевдонима мы взяли наудачу черта Габриака.
ОНА. Так и подписали: Ч. Габриак.
4
ОН. Впоследствии «Ч» пришлось расшифровать. Мы долго ломали голову, ища
женское имя, начинающееся на «Ч»…
ОНА. Пока, наконец, Лиля не вспомнила об одной литературной героине,
которую звали Черубина. (В образе.) А? Как тебе? Черубина Габриак! Нравится?
ОН (неуверенно). М-м… Черубина Габриак… М-м… Чего-то не хватает!
ОНА (подумав). М-м… (С пафосом, делая ударение на «де».) Черубина де
Габриак! Для аристократичности прибавим частицу «де».
ОН (с восторгом). Ну, конечно! Черубина де Габриак!
ВМЕСТЕ. Черубина де Габриак!
ОН. Чтобы окончательно очаровать Papa Mako, для такой светской женщины
необходим был герб. И гербу было посвящено стихотворение «Наш герб».
ОНА (читает в образе.)
Червленый щит в моем гербе,
И знака нет на светлом поле.
Но вверен он моей судьбе,
Последней - в роде дерзких волей.
Есть необманный путь к тому,
Кто спит в стенах Иерусалима,
Кто верен роду моему,
Кем я звана, кем я любима.
И - путь безумья всех надежд,
Неотвратимый путь гордыни;
В нем пламя огненных одежд
И скорбь отвергнутой пустыни...
Но что дано мне в щит вписать?
Датуры тьмы иль розы храма?
Тубала медную печать
Или акацию Хирама?
ОН. Письмо было написано на бумаге с траурным обрезом и запечатано черным
сургучом. На печати был девиз: "Vae victis!"
ОНА (с пафосом). Горе побежденным!
ОН. Все это случайно нашлось у подруги Лили - Брюлловой. Маковский в это время
был болен ангиной. Он принимал сотрудников у себя дома, лежа в элегантной спальне,
рядом с кроватью на элегантном столике стоял элегантный телефон… Когда на другой
день я пришел к нему, у него сидел красный и смущенный Алексей Николаевич Толстой,
который выслушивал чтение стихов, известных ему по Коктебелю, и не знал, как ему на них
реагировать. Я только успел шепнуть ему: "Молчи. Уходи". Он не замедлил скрыться.
ОНА (с надеждой). И что же Маковский?
ОН (интригующе). Маковский… был в восхищении!
ОНА (радостно). Ах!
ОН (цитируя). "Вот видите, Максимилиан Александрович, я всегда Вам говорил,
что Вы слишком мало обращаете внимания на светских женщин. Посмотрите, какие одна из
них прислала мне стихи! Такие сотрудники для "Аполлона" необходимы".
ОНА (в удивлении). Черубине был написан ответ…
ОН. На французском языке, чрезвычайно лестный для начинающего поэта…
ОНА (озадаченно). С просьбой порыться в старых тетрадях и прислать все, что
она до сих пор писала.
5
ОН. Гм!.. В тот же вечер мы с Лилией принялись за работу, и на другой день
Маковский получил целую тетрадь стихов.
ОНА (в поисках интонации, начинает осторожно).
Темно-лиловые фиалки
Мне каждый день приносишь ты;
О, как они наивно-жалки,
Твоей влюбленности цветы.
Любви изысканной науки
Твой ум ослепший не поймет,
И у меня улыбкой скуки
Слегка кривится тонкий рот.
Моих духов старинным ядом
Так сладко опьянился ты,
Но я одним усталым взглядом
Гублю ненужные цветы.
ОН. Мы решили сделать Черубину страстной католичкой, так как эта тема еще не
была использована в тогдашнем Петербурге. Лилей были написаны такие стихи.
ОНА (объявляет). «Святому Игнатию». (Читает уверенно.)
Твои глаза - святой Грааль,
В себя принявший скорби мира,
И облекла твою печаль
Марии белая порфира.
Ты, обагрявший кровью меч,
Склонил смиренно перья шлема
Перед сияньем тонких свеч
В дверях пещеры Вифлеема.
И ты - хранишь ее один,
Безумный вождь священных ратей,
Заступник грез, святой Игнатий,
Пречистой Девы паладин!
Ты для меня средь дольних дымов,
Любимый, младший брат Христа,
Цветок небесных серафимов
И Богоматери мечта.
ОН (дает тему). «Святой Веронике».
ОНА (начинает не сразу). М-м… Я…
… венки тебе часто плету
Из пахучей и ласковой мяты,
Из травинок, что ветром примяты,
И из каперсов в белом цвету.
6
Но сама я закрыла дороги,
На которых бы встретилась ты...
И в руках моих, полных тревоги,
Умирают и пахнут цветы.
Кто-то отнял любимые лики
И безумьем сдавил мне виски.
Но никто не отнимет тоски
О могиле моей Вероники.
ОН. Затем решили внести в стихи побольше Испании. (Отбивает в ладоши
ритм.)
ОНА (подхватив ритм). Тата-тата-та! Тата-тата-та!
Ищу защиты в преддверье храма
Пред Богоматерью Всех Сокровищ,
Пусть орифламма
Твоя укроет от злых чудовищ.
Я прибежала из улиц шумных,
Где бьют во мраке слепые крылья,
Где ждут безумных
Соблазны мира и вся Севилья.
Но я слагаю Тебе к подножью
Кинжал и веер, цветы, камеи Во славу Божью...
О Mater Dei, memento mei!
ОН. В переводе с латыни, это значит «О Матерь Божья, не забывай обо мне!».
Ведь так?
ОНА (вздыхая). Матерь Божья, помни обо мне!
ОН (в раздумье). Матерь Божья… Нет-нет! Эта тема отработана. Теперь нам
понадобится…
ОНА (напряженно). Что?
ОН (медленно). Преступно-католическая любовь…
ОНА (с ужасом). К Иисусу?
ОН (с азартом). Угадала!
ОНА. Но…
ОН. Смелей! Допустим, так… (Сочиняет первые строки.)
Во мне живет мечта чужая,
Умершей девушки - мечта…
ОНА (робко продолжает).
И лик Распятого с креста
Глядит, безумьем угрожая,
И гневны темные уста.
Он не забыл, что видел где-то
В чертах похожего лица
След страсти тяжелей свинца
И к отроку из Назарета
7
Порыв и ужас без конца.
(Заканчивает вдохновенно.)
И голос мой поет, как пламя,
Тая ее любви угар,
В моих глазах - ее пожар,
И жду принять безумья знамя Ее греха последний дар.
ОН (с восторгом). Так начались стихи Черубины!
ОНА. На другой день Лиля позвонила Маковскому.
ОН (подхватывая игру). Он был болен, скучал, ему не хотелось класть трубку, и
он, вместо того чтобы кончать разговор, сказал: "Знаете, я умею определять судьбу и
характер человека по его почерку. Хотите, я расскажу Вам всё, что узнал по Вашему?"
ОНА (в сильном удивлении). И он рассказал…
ОН. Что отец Черубины - француз из Южной Франции, мать – русская…
ОНА. Что она воспитывалась в монастыре в Толедо…
ОН. Ну, и так далее. Лиле оставалось только изумляться…
ОНА (в образе). Откуда вы всё это могли узнать?
ОН (усмехаясь). Ха-ха!
ОНА (поддерживая игру). О, коварный! О, искуситель…
ОН (обрывая игру). Полегче-полегче! И, знаешь, довольно для первого раза.
Хороший улов! Мы с тобой получили столько сведений из биографии Черубины…
ОНА. Их мы впоследствии и придерживались.
ОН (через паузу). Если в стихах я давал идеи, подсказывал темы, но писала
только Лиля, то переписка Черубины с Маковским лежала исключительно на мне. Papa
Mako, например, говорил: "Графиня Черубина Георгиевна…
ОНА (усмехнувшись). Это он сам возвел ее в графское достоинство!
ОН. Да-да. (Продолжает.) Так вот ее светлость прислала мне утром сонет. Я
должен написать сонет "de risposta" .
ОНА (поясняя). То есть «ответный». (Вопросительно.) И тогда…
ОН. И тогда мы вместе с Маковским работали над сонетом.
ОНА (весело смеясь). Маковский был очарован Черубиной!
ОН (цитируя). "Если бы у меня было сорок тысяч годового дохода, я решился бы за
ней ухаживать".
ОНА (со вздохом). А Лиля в это время жила на одиннадцать с полтиной в
месяц, которые получала как преподавательница приготовительного класса.
ОН (озабоченно). М-да… Переписка становилась все более и более оживленной, и
это было все более и более… сложно. Наконец мы с Лилей решили перейти на язык
цветов.
ОНА. Со стихами вместо письма стали посылаться цветы. Мы выбирали самое
скромное и самое дешевое из того, что можно было достать в цветочных магазинах, веточку
какой-нибудь травы, которую употребляли при составлении букетов, но которая,
присланная отдельно, приобретала таинственное и глубокое значение.
ОН. Мы были свободны в выборе, так как никто в редакции не знал языка цветов,
включая Маковского, который уверял, что знает его прекрасно. В затруднительных случаях
звали меня, и я, конечно, давал разъяснения.
ОНА (радостно). Маковский в ответ писал французские стихи!
ОН (озадаченный). Он требовал у Черубины свидания!
ОНА. Лиля выходила из положения просто. Она говорила по телефону: "Тогда-то я
буду кататься на Островах. Конечно, сердце Вам подскажет, и Вы узнаете меня".
ОН (с иронией). Маковский ехал на Острова, узнавал ее и потом с торжеством
рассказывал ей, что ее видел, что она была так-то одета и в таком-то автомобиле...
8
ОНА. Лиля смеялась и отвечала, что она никогда не ездит на автомобиле, а
только на лошадях. Или же она обещала ему быть в одной из лож бенуара на
премьере балета…
ОН. Он выбирал самую красивую из дам в ложах бенуара и был уверен, что это
Черубина.
ОНА. А Лиля на другой день говорила: "Я уверена, что Вам понравилась такаято"…
ОН (с азартом). И начинала критиковать избранную красавицу! (Изменив голос.)
Не понимаю, на что вы купились! Где были у вас глаза? Я думала, вы человек со
вкусом…
ОНА. Полегче-полегче! Он все-таки джентльмен. (Читает в образе.)
Заворожу печальным взглядом
Двенадцать огненных гвоздик,
Чтоб предо мною с ними рядом
Из мрака образ твой возник…
ОН (сочиняя). М-м… Черубина… по воскресеньям посещала костёл… Она
исповедовалась у отца…
ОНА (подсказывая). Бенедикта.
ОН (с увлечением). Срочно нужны стихи, посвященные ему и исповеди!
ОНА (с легкостью). Пожалуйста. (В образе.)
В быстро сдернутых перчатках
Сохранился оттиск рук,
Черный креп в негибких складках
Очертил на плитах круг.
В тихой мгле исповедален
Робкий шепот, чья-то речь;
Строгий профиль мой печален
От лучей дрожащих свеч.
Я смотрю в игру мерцаний
По чекану темных бронз
И не слышу увещаний,
Что мне шепчет старый ксендз.
Поправляя гребень в косах,
Я слежу мои мечты,Все грехи в его вопросах
Так наивны и просты.
Ад теряет обаянье,
Жизнь становится тиха,Но так сладостно сознанье
Первородного греха...
ОН (усмехаясь). Баловница! Шалунья!
ОНА. Желаете еще?
ОН. Давай!
ОНА (требовательно). Назовите тему!
9
ОН (подумав). М-м… Красный плащ!
ОНА (тихо бормочет). Красный…
ОН (подсказывая). Багряный… огненный…
ОНА (вскрикнув). Ах! (Сочиняет.)
Кто-то мне сказал: твой милый
Будет в огненном плаще...
Камень, сжатый в чьей праще,
Загремел с безумной силой?..
Чья кремнистая стрела
У ключа в песок зарыта?
Чье летучее копыто
Отчеканила скала?..
Чье блестящее забрало
Промелькнуло там, средь чащ?
В небе вьется красный плащ...
Я лица не увидала.
ОН (напряженно). Пора признаться, что наши с Лилей отношения были отнюдь
не платонические. Мужем и женой мы официально не считались, хотя я подумывал
сделать ей предложение…
ОНА (искренне). Макс, ты лучше всех! На тебя надо молиться!
ОН. Она садилась на пол и целовала мои ноги…
ОНА. Ты мой Бог! Я молюсь тебе, Макс!
ОН. Лиля, не надо! Этого нельзя… (Вздохнув.) Я, правда, хотел на ней
жениться…
ОНА.
"Когда выпадет снег", - ты сказал и коснулся тревожно
моих губ, заглушив поцелуем слова,
Значит, счастье - не сон. Оно здесь. Оно будет возможно,
Когда выпадет снег.
Когда выпадет снег. А пока пусть во взоре томящем
Затаится, замолкнет ненужный порыв.
Мой любимый! Все будет жемчужно-блестящим,
Когда выпадет снег.
Когда выпадет снег, и как будто опустятся ниже
Голубые края голубых облаков,И я стану тебе, может быть, и дороже, и ближе,
Когда выпадет снег.
(Стонет.) О-о-о!
ОН. Прекрати, Лиля! Ну, хватит уже!
ОНА. Мне хочется тебя еще! Хочется крикнуть!
ОН. Нет, этого нельзя! Услышат.
ОНА. Но я хочу, Макс!
ОН. На, выпей воды.
ОНА. У меня дрожат руки. Напои меня, любимый мой.
ОН. Мы сидели на кровати… Она без конца бормотала какие-то слова…
10
ОНА. Ты у меня взял… Я все тебе отдала… Только тебе… Я вся твоя…
ОН (рассказывает). Это случилось летом. Позвали пить чай. Мы идем туда.
Лиля идет, хромая и шатаясь. Сперва она очень бледна, но потом овладевает собой и
разговаривает со всеми, как будто ничего не произошло. После она идет купаться,
ныряет в высокую коктебельскую волну и опять возвращается.
ОНА (страстно).
Лишь раз один, как папоротник, я
Цвету огнем весенней, пьяной ночью...
Приди за мной к лесному средоточью,
В заклятый круг, приди, сорви меня!
Люби меня! Я всем тебе близка.
О, уступи моей любовной порче,
Я, как миндаль, смертельна и горька,
Нежней, чем смерть, обманчивей и горче.
ВТОРАЯ ЧАСТЬ
ОН (с новым увлечением). Легенда о Черубине распространилась по Петербургу
с молниеносной быстротой! Все поэты были в нее влюблены…
ОНА (с кокетством). И художники! Ты ведь тоже художник, Макс…
ОН. М-м… Не сбивай меня!
ОНА (настойчиво). Ты художник! И я - твое самое лучшее произведение.
ОН (соглашаясь). Да-да.
ОНА. Это необыкновенно!
ОН. Именно! Нам удалось сделать необыкновенную вещь: создать такую женщину,
которая была воплощением идеала и которая в то же время не могла разочаровать
впоследствии, так как эта женщина была призрак. Ведь так?
ОНА. Значит, я призрак.
ОН. Конечно. Вести о тебе шли только от влюбленного в Черубину Papa Mako.
Кстати, это было очень удобно!
ОНА (возвысив голос). Как только Маковский выздоровел, он послал призраку…
ОН (уточняя). Конечно, на вымышленный адрес!
ОНА (продолжая). … огромный букет белых роз и орхидей!
ОН. М-м… Я решил это пресечь, так как такие траты серьезно угрожали
гонорарам сотрудников "Аполлона", на которые мы очень рассчитывали. Поэтому на
другой день Маковскому были посланы стихи "Цветы" и письмо. (Через паузу.) Ну!
(Требовательно.) Ну же!
ОНА (начинает неуверенно).
Цветы живут в людских сердцах:
Читаю тайно в их страницах
О ненамеченных границах,
О нерасцветших лепестках.
Я знаю души, как лаванда,
Я знаю девушек мимоз,
Я знаю, как из чайных роз
В душе сплетается гирлянда.
В ветвях лаврового куста
Я вижу прорезь черных крылий,
Я знаю чаши чистых лилий
11
И их греховные уста.
Люблю в наивных медуницах
Немую скорбь умерших фей,
И лик бесстыдных орхидей
Я ненавижу в светских лицах.
Акаций белые слова
Даны ушедшим и забытым,
А у меня, по старым плитам,
В душе растет разрыв-трава.
ОН. Когда я в это утро пришел к Papa Mako, я застал его в несколько встревоженном
состоянии. Даже безукоризненная правильность его пробора была нарушена. Он в волнении
вытирал платком темя, как делают в трагических местах французские актеры, и говорил: "Я
послал, не посоветовавшись с Вами, цветы Черубине Георгиевне и теперь наказан.
Посмотрите, какое она прислала мне письмо!" Письмо гласило приблизительно
следующее. (Через паузу - та же игра.) Ну! Ну же!
ОНА (выдавив из себя через силу). Дорогой Сергей Константинович! М-м…
ОН (диктуя). Когда я получила Ваш букет …
ОНА (безвольно повторяя). Когда я получила Ваш букет…
ОН. Я могла поставить его только в прихожей.
ОНА. Я поставила его в прихожей.
ОН. Так как была чрезвычайно удивлена, что Вы решаетесь задавать мне такие
вопросы.
ОНА. Такие вопросы…
ОН. Очевидно, вы совсем не умеете обращаться с нечетными числами и не знаете
языка цветов. Точка.
ОНА (та же игра). Точка.
ОН (цитируя). "Но, право же, я совсем не помню, сколько там было цветов, и не
понимаю, в чем моя вина!" - восклицал Маковский. Письмо на это и было рассчитано.
Приближалась Пасха. Нужно было придумать что-нибудь оригинальное…
ОНА (почти с угрозой). Перед Пасхой Черубина решила поехать на две недели в
Париж!
ОН. Недурно.
ОНА. Заказать себе шляпку…
ОН (разочарованно). Шляпку? Хм…
ОНА. А что?
ОН. Ну…
ОНА. Я уже сказала об этом Маковскому!
ОН (недовольно кашлянув). Кхрм!.. Поторопились, сударыня.
ОНА. Прости, я думала…
ОН (категорично). А я думаю, что в Париже Черубина должна была увидеться
со своими духовными руководителями, так как собирается идти в монастырь.
ОНА (испуганно). В монастырь? Ты так хочешь?
ОН (развивая тему). Уезжая, Черубина взяла слово с Маковского, что он на вокзал
не поедет. Тот сдержал слово, но стал умолять своих друзей пойти вместо него, чтобы
увидеть Черубину хотя бы чужими глазами. Просил Толстого, но тот с ужасом отказался.
Наконец уговорил поехать Трубникова. Трубников на вокзале был, Черубины ему увидеть
не удалось…
ОНА. Но она его не могла не видеть!
12
ОН. Конечно! Она видела его, и записала в путевой дневник, который обещала
Маковскому вести…
ОНА (вяло). Ну-ка, ну-ка, что ты придумал?
ОН (с иронией). Скажем так. Милостивый государь! Конечно, я ожидала увидеть
на вокзале лично вас - пусть переодетого и с накладной бородой, но вместо этого
увидела присланного вами друга, которого узнала по изящному костюму. Тут дадим
подробное описание Трубникова.
ОНА. Ха-ха-ха! (Деланно смеется, аплодирует.) Браво! Маковскому понравится.
ОН. Маковский был в восторге: "Какая наблюдательность! Ведь тут весь
Трубников, а она видела его всего раз на вокзале".
ОНА (зевая). В Париже Черубина остановилась… Где она остановилась?
ОН (сочиняет). В Париже… Черубина остановилась в специальном католическом
квартале Saint Sulpice. Она прислала несколько описаний квартала, описала несколько
встреч и прислала стихи.
ОНА (лениво). Угу.
Даже Ронсара сонеты
Не разомкнули мне грусть.
Все, что сказали поэты,
Знаю давно наизусть.
Тьмы не отгонишь печальной
Знаком святого креста.
А у принцессы опальной
Отняли даже шута…
ОН. Под шутом, конечно, подразумевался Маковский. Но ему нравилось
решительно все, что выходило из-под пера Черубины!
ОНА (грустно вздохнув).
Флейты и кимвалы
В блеске бальной залы
Сквозь тьму;
Пусть звенят бокалы,
Пусть глаза усталы Пойму…
Губ твоих кораллы
Так безумно алы…
К чему?
ОН. Это вышло слишком интимно, и усугубило страдания несчастного шута.
ОНА (серьезно). Ты думаешь, он страдает?
ОН. В отсутствие Черубины Маковский так страдал, что Иннокентий Федорович
Анненский говорил ему: "Сергей Константинович, да нельзя же так мучиться. Ну,
поезжайте за ней. Истратьте сто, - ну двести рублей, оставьте редакцию на меня...
Отыщите ее в Париже".
ОНА (бормочет). Отыщите меня в Париже…
ОН. Это было бы забавно, однако Сергей Константинович в Париж не поехал.
ОНА. Отыщите меня… где-нибудь!
ОН (продолжает). А для его сердечных излияний мы придумали родственницу
Черубины, княгиню Дарью Владимировну. Ее роль взялась сыграть…
ОНА (устало). Моя подруга - Лида Брюллова.
ОН. Она разговаривала с Маковским по телефону и приготовляла его к мысли о
пострижении Черубины…
13
ОНА (в страхе) В монастырь? Ты настаиваешь, чтобы я ушла в монастырь?
ОН. Ну, не вечно же продолжать эту…
ОНА (лихорадочно). Нет! Я вернулась! Черубина вернулась!
ОН (вздохнув). Ну, что ж… Черубина вернулась. (Сочиняет.) В тот же вечер к
ней пришел ее исповедник, отец Бенедикт… Всю ночь она молилась… На следующее утро
ее нашли без сознания, в бреду, лежащей в коридоре, на каменном полу, возле своей
комнаты.
ОНА (с беспокойством). Она заболела?
ОН (значительно). Воспалением легких!
ОНА (стонет). А-а-а!..
ОН. Бедняжка стонала день и ночь. Кризис болезни намеренно совпал с
заседаниями Поэтической Академии в Обществе ревнителей русского стиха, так как там
могла присутствовать Лиля и могла сама увидеть, какое впечатление произведет на
Маковского известие о смертельной опасности. Ему ежедневно по телефону звонил
старый дворецкий Черубины…
ОНА (безучастно). Кто будет дворецким?
ОН. Ну…
ОНА. Лучше тебя эту роль никто не сыграет.
ОН (изменив голос). Алло! Черубине Георгиевне по-прежнему очень плохо.
ОНА (печально). Ты прав, дворецкий, плохо.
ОН. Она чуть жива.
ОНА. Чуть-чуть.
ОН. Вот я и говорю…
ОНА (с болью).
Молчи, не говори!..
Сверкающая ложь…
Мой образ создали из праха,
И вот - живешь…
ОН (серьезно).
Да, ты живешь, не шевелись и слушай!
И не гляди назад, - здесь дни твои пусты,
Здесь все твое безжалостно разрушат,
Ты в зеркале живи!
ОНА (покорно). Я в зеркале живу.
ОН. Зеркало, которое дворецкий время от времени подносил к ее губам,
свидетельствовало - Черубина еще жива. Кризис ожидался как раз в тот день, когда
должно было происходить одно из самых парадных заседаний. Среди торжественной
тишины, во время доклада Вячеслава Иванова, Маковского позвали к телефону.
Иннокентий Анненский пожал ему под столом руку и шепнул несколько ободряющих слов.
Через несколько минут Маковский вернулся с опрокинутым и радостным лицом: "Она
будет жить!" Все это происходило в двух шагах от Лили.
ОНА (отзываясь эхом).
В овальном зеркале твой вижу бледный лик.
С висков опущены каштановые кудри,
Они как будто в золотистой пудре.
И на плече чернеет кровь гвоздик.
ОН (озадаченный). Как-то Лиля спросила меня…
14
ОНА (в нервном возбуждении). Что, моя мать умерла или нет? Я совсем забыла
и недавно, говоря с Маковским по телефону, сказала: "Моя покойная мать" - и боялась
ошибиться...
ОН. А Маковский мне рассказывал: "Какая изумительная девушка! Я прекрасно
знаю, что мать ее жива и живет в Петербурге, но она отвергла мать и считает ее
умершей с тех пор, как та изменила когда-то мужу, и недавно так и сказала мне по
телефону: "Моя покойная мать".
ОНА (с мукой).
Искривлены уста усмешкой тонкой,
Как гибкий лук, изогнут алый рот;
Глаза опущены. К твоей красе идет
И голос медленный, таинственно-незвонкий,
И набожность кощунственных речей,
И едкость дерзкая колючего упрека,
И все возможности соблазна и порока,
И все сияния мистических свечей.
ОН (с беспокойством). Время шло, тайна Черубины оставалась нераскрытой, и
в высших сферах редакции была учреждена за ней слежка. Маковский и Врангель стали
действовать подкупом. Они произвели опрос всех дач на Каменноостровском. В конце
концов, Маковский мне сказал: «Знаете, мы нашли Черубину».
ОНА (испуганно). Нашли? Как? Это невозможно!
ОН (продолжая). Она - внучка графини Нирод. Тот старый дворецкий, который,
помните, звонил мне по телефону во время болезни Черубины Георгиевны, был здесь, у
меня в кабинете. Мы с бароном дали ему 25 рублей, и он все рассказал. У старухи две
внучки. Одна с ней за границей, а вторая - Черубина. Только он назвал ее каким-то
другим именем, но сказал, что ее называют еще и по-иному, но он забыл как. А когда мы с
бароном его спросили, не Черубиной ли, он вспомнил, что, действительно, Черубиной.
ОНА. Лиля, которая всегда боялась призраков, была в ужасе. Ей все казалось, что
она должна встретить живую Черубину, которая спросит у нее ответа.
ОН. Вот два стихотворения, которые тогда, конечно, не были поняты Маковским.
(Объявляет) Лиля о Черубине.
ОНА (от лица Лили).
В слепые ночи новолунья,
Глухой тревогою полна,
Завороженная колдунья,
Стою у темного окна.
Стеклом удвоенные свечи
И предо мною, и за мной,
И облик комнаты иной
Грозит возможностями встречи.
В темно-зеленых зеркалах
Обледенелых ветхих окон
Не мой, а чей-то бледный локон
Чуть отражен, и смутный страх
Мне сердце алой нитью вяжет.
Что, если дальняя гроза
В стекле мне близкий лик покажет
15
И отразит ее глаза?
Что, если я сейчас увижу
Углы опущенные рта,
И предо мною встанет та,
Кого так сладко ненавижу?
Но окон темная вода
В своей безгласности застыла,
И с той, что душу истомила,
Не повстречаюсь никогда.
ОН (объявляет). Черубина о Лиле.
ОНА (в образе Черубины).
Есть на дне геральдических снов
Перерывы сверкающей ткани;
В глубине анфилад и дворцов
На последней таинственной грани
Повторяется сон между снов.
В нем все смутно, но с жизнию схоже...
Вижу девушки бледной лицо,
Как мое, но иное и то же,
И мое на мизинце кольцо.
Это - я, и все так не похоже.
Никогда среди грязных дворов,
Среди улиц глухого квартала,
Переулков и пыльных садов Никогда я еще не бывала
В низких комнатах старых домов.
Но Она от томительных будней,
От слепых паутин вечеров Хочет только заснуть непробудней,
Чтоб уйти от неверных оков,
Горьких грез и томительных будней.
Я так знаю черты ее рук,
И, во время моих новолуний,
Обнимающий сердце испуг,
И походку крылатых вещуний,
И речей ее вкрадчивый звук.
И мое на устах ее имя,
Обо мне ее скорбь и мечты,
И с печальной каймою листы,
Что она называет своими,
Затаили мои же мечты...
И мой дух ее мукой волнуем...
Если б встретить ее наяву
16
И сказать ей: "Мы обе тоскуем,
Как и ты, я вне жизни живу" И обжечь ей глаза поцелуем.
ОН. С этого момента история Черубины начинает приближаться к концу. Мы с
Лилей стали замечать, что кто-то другой, кроме нас, вмешивается в историю Черубины.
Маковский начал получать от ее имени какие-то письма, написанные не нами. И я решил
оборвать. Черубина написала Маковскому последнее стихотворение.
ОНА.
Милый рыцарь! Дамы Черной
Вы несли цветы учтиво,
Власти призрака покорный,
Вы склонились молчаливо.
Храбрый рыцарь! Вы дерзнули
Приподнять вуаль мой шпагой…
Гордый мой венец согнули
Перед дерзкою отвагой.
Бедный рыцарь! Нет отгадки,
Ухожу незримой в дали…
Удержали вы в перчатке
Только край моей вуали.
ОН. Маковский сам позвонил ей по телефону.
ОНА. «Голос, каким она ответила, был голосом раненой насмерть лани. Стоном
вырвалось «Вы? Кто вам сказал?»
ОН. В тот же день они увиделись. Маковский уверял, что он уже давно обо
всем знал. "Я хотел дать Вам возможность дописать до конца Вашу красивую поэму".
ОНА. Лиля: «Сегодня, с минуты, когда я услышала от вас, что все открылось, с
этой минуты я навсегда потеряла себя: умерла та единственная выдуманная мною «я»,
которая позволяла мне в течение нескольких месяцев чувствовать себя женщиной,
жить полной жизнью творчества, любви, счастья. Похоронив Черубину, я похоронила
себя и никогда уж не воскресну…»
ОН (шумно вздохнув). Неожиданной во всей этой истории явилась моя дуэль с
Гумилевым.
ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ
ОНА (с болью).
Как горько понимать, что стали мы чужими,
не перейдя мучительной черты.
Зачем перед концом ты спрашиваешь имя
того, кем не был ты?
Он был совсем другой и звал меня иначе,так ласково меня никто уж не зовет.
Вот видишь, у тебя кривится рот,
когда о нем я плачу.
Ты знаешь все давно, мой несчастливый друг.
Лишь повторенья мук ты ждешь в моем ответе.
А имя милого - оно умерший звук:
17
его уж нет на свете.
ОН. 3 августа 1921 года знаменитый поэт Николай Степанович Гумилев был
арестован по подозрению в участии в контрреволюционном заговоре против
большевиков. Несколько дней его друзья Михаил Лозинский и Николай Оцуп пытались
выручить его из заключения, но безуспешно - вскоре поэт был расстрелян. (Через
паузу.) Лилю Гумилев знал раньше меня, и между ними было…
ОНА (резко). Молчи!
ОН. Я хотел бы уточнить, что о Черубине он не подозревал истины до тех
самых пор, пока…
ОНА. Молчи! Я сама всё расскажу. При жизни моей обещайте «Исповедь»
никому не показывать, а после моей смерти - мне будет все равно.
ОН. «Исповедь» была написана Елизаветой Ивановной Васильевой (к тому
времени она уже носила фамилию мужа, которого не любила) в тысяча девятьсот
двадцать шестом году, осенью. Через два года Лиля умерла от рака печени в
ташкентской больнице. Остался я… со мной мои сны и моя память…
ОНА (печально).
Кто видит сны и помнит имена, Тому в любви не радость встреч дана,
А темные восторги расставанья!
(Объявляет.) Из «Исповеди» Лили. В первый раз я увидела Николая Степановича
Гумилева в июне 1907 года в Париже в мастерской одного художника, который писал
мой портрет. Гумилев был еще совсем мальчик - бледное, манерное лицо, шепелявый
говор, в руках он держал небольшую змейку из голубого бисера, она меня больше всего
поразила. Мы говорили о Царском Селе, Николай Степанович читал свои стихи. Стихи
мне очень понравились. Через несколько дней мы опять втроем были в ночном кафе.
Маленькая цветочница продавала большие букеты пушистых белых гвоздик, Николай
Степанович купил для меня такой букет; а уже поздно ночью мы ходили вокруг
Люксембургского сада и Николай Степанович говорил о Пресвятой Деве. Вот и всё.
Больше я его не видела, но запомнила.
ОН
Аромат сжигаемых растений
Открывал пространства без границ,
Где носились сумрачные тени,
То на рыб похожи, то на птиц.
ОНА
Юный маг в пурпуровом хитоне
Говорил, как мертвый, не дыша,
Отдал все царице беззаконий,
Чем была жива его душа.
(Продолжает рассказ.) Весной уже 1909 года в Петербурге я была в большой
компании на какой-то художественной лекции в Академии художеств…
ОН. Волошин тоже был на этой лекции.
ОНА (подтверждая). Да, был. Максимилиан Александрович Волошин казался
тогда для меня недосягаемым идеалом во всем. (Через паузу.) После лекции меня
подвели к Николаю Степановичу, чтобы познакомить с ним…
ОН. Они тут же узнали друг друга.
18
ОНА
Отданный во власть ее причуде,
Юный маг забыл про все вокруг,
Он смотрел на маленькие груди,
На браслеты вытянутых рук.
ОН
А когда на изумрудах Нила
Месяц закачался и поблёк,
Бледная царица уронила
Для него алеющий цветок.
ОНА. О, это был значительный вечер в моей жизни! Мы все поехали ужинать в
ресторан, мы много говорили с Николаем Степановичем об Африке, почти с полуслова
понимая друг друга, обо львах и крокодилах. Я, помню, я тогда сказала очень серьезно,
потому что я ведь никогда не улыбалась: «Не надо убивать крокодилов».
ОН. Гумилев отвел меня в сторону и спросил: «Она всегда так говорит?»
ОНА (поспешно). Всегда!
ОН (медленно). Да, всегда.
ОНА. Я рассказываю об этом подробно, потому что эта маленькая глупая фраза
повернула ко мне целиком Николая Степановича. Он поехал меня провожать, и тут же
сразу мы оба с беспощадной ясностью поняли, что это «встреча» и не нам ей
противиться.
Где б нашей встречи ни было начало,
Ее конец не здесь!
Ты от души моей берешь так мало,
Горишь еще не весь!
И я с тобой все тише, все безмолвней…
Ужель идем к истокам той же тьмы?
О, если мы не будем ярче молний,
То, что с тобою мы?
А если мы два пламени, две чаши…
С какой тоской глядит на нас Творец…
Где б ни было начало встречи нашей,
Не здесь ее конец!
ОН. Всё изменилось летом в Коктебеле.
ОНА. Да. Судьбе было угодно свести
Максимилиана Александровича, который был…
ОН. Был?
ОНА. И остается… самой большой в моей
Я хочу, чтобы ты знал об этом, Макс!
ОН (с грустью). Я знаю.
ОНА. Если Николай Степанович был для
были ровесники, но он всегда казался мне младше,
для меня где-то вдали, кто-то никак не могущий
маленькую, такую молчаливую…
нас всех троих вместе: его, меня и
жизни любовью, самой недосягаемой.
меня цветение весны, «мальчик», мы
то Максимилиан Александрович был
обратить свои взоры на меня, такую
19
ОН (с усмешкой). Болтушка оказалась еще та! (Цитируя.) «Я изучаю греческий
язык и еще изучу санскритский! Я весь день мучительно думала! Я читала ваши
книги! Теперь я вся ваша!»
ОНА (весело). Молчи! (Через паузу, серьезно.) А ведь я была совсем твоей,
Макс. В те дни ты мог делать со мной всё, что хочешь. У тебя была безграничная
власть. Я могла только молиться тебе и целовать твои ноги. Но это уже было
началом безумия!
ОН. Ты ловко обманула меня. Ведь ты уже не была девушкой.
ОНА (легкомысленно). Я не помню. Возможно. Разве это имеет значение?
ОН. Теперь уже нет.
ОНА (продолжая рассказ). Помню, была одна черта, которую я очень не любила
в Николае Степановиче - его неблагожелательное отношение к чужому творчеству, он
всегда бранил, над всеми смеялся, - а мне хотелось, чтобы он тогда уже был «отважным
корсаром»!
ОН. Тогда он еще не был таким.
ОНА. Он ненавидел Максимилиана Александровича - мне это было особенно
больно! Потому что здесь, в Коктебеле, уже с неотвратимостью рока встал в самом
сердце его образ. То, что девочке казалось чудом, - свершилось. Я узнала, что
Максимилиан Александрович любит меня, любит уже давно, - к нему я рванулась вся!..
А он мне сказал…
ОН. Выбирай сама. Но если ты уйдешь к Гумилеву… (Замолкает.)
ОНА (через паузу). «Если ты уйдешь к Гумилеву - я буду тебя презирать». (С
усмешкой.) Напрасные слова! Выбор был уже сделан! Но Николай Степанович всё
же оставался для меня какой-то благоуханной, алой гвоздикой. Мне всё казалось: хочу
обоих, зачем выбор? Я попросила Николая Степановича уехать, не сказав ему ничего. Он
счел это за каприз, но уехал, а я до осени жила лучшие дни моей жизни…
ОН. Здесь родилась Черубина.
ОНА (в образе).
Замкнули дверь в мою обитель
Навек утерянным ключом;
И Черный Ангел, мой хранитель,
Стоит с пылающим мечом…
(Продолжая рассказ.) Я вернулась совсем закрытая для Николая Степановича, мучила
его, смеялась над ним…
ОН. Бедняга терпел и всё просил тебя выйти за него замуж.
ОНА. Увы! Это было невозможно. Ведь я собиралась замуж за… (Вздохнув.)
Почему я так мучила Николая Степановича? Почему не отпускала его от себя?
ОН. Наверно, от жадности. Ты жадная!
ОНА (усмехнувшись). Это не жадность была, это была тоже любовь. Во мне есть
две души, и одна из них, верно, любила одного, а другая другого… (Помолчав.) Наконец
Николай Степанович не выдержал, его любовь ко мне уже стала переходить в
ненависть. В редакции «Аполлона» он остановил меня и сказал: «Я прошу Вас
последний раз - выходите за меня замуж». Я сказала: «Нет!» Он побледнел - «Ну,
тогда Вы узнаете меня». - Это была суббота. В понедельник ко мне пришел Гюнтер и
сказал, что Николай Степанович при всех говорил Бог знает что обо мне. Я позвала
Николая Степановича к подруге, там же был и Гюнтер. Я спросила Николая
Степановича, говорил ли он это. Он повторил мне в лицо. Я вышла из комнаты. Он уже
ненавидел меня. Через два дня Максимилиан Александрович ударил его, была дуэль.
ОН. Мы встретились с ним в мастерской Головина в Мариинском театре во время
представления "Фауста". Головин в это время писал портреты поэтов, сотрудников
"Аполлона". В этот вечер я ему позировал. В мастерской было много народу, и в том
20
числе Гумилев. Я решил дать ему пощечину по всем правилам дуэльного искусства, так, как
Гумилев, большой специалист, сам учил меня в прошлом году: сильно, кратко и
неожиданно. В огромной мастерской на полу были разостланы декорации к "Орфею". Все
были уже в сборе. Гумилев стоял с Блоком на другом конце залы. Шаляпин внизу запел
"Заклинание цветов". Я решил дать ему кончить. Когда он кончил, я подошел к Гумилеву,
который разговаривал с Толстым, и дал ему пощечину. В первый момент я сам ужасно
опешил, а когда опомнился, услышал голос Иннокентия Анненского: "Достоевский прав,
звук пощечины - действительно мокрый". Гумилев отшатнулся от меня и сказал: "Ты мне
за это ответишь". (Мы с ним не были на "ты".) "Вы поняли?" – спросил я. Он ответил:
«Понял». На другой день рано утром мы стрелялись за Новой Деревней возле Черной
речки, если не той же самой парой пистолетов, которой стрелялся Пушкин, то, во всяком
случае, современной ему. Гумилев промахнулся, у меня пистолет дал осечку. Он предложил
мне стрелять еще раз. Я выстрелил, боясь, по неумению стрелять, попасть в него. Не
попал, и на этом наша дуэль окончилась. Секунданты предложили нам подать друг другу
руки, но мы отказались.
ОНА. Вот и всё. Но только теперь, оглядываясь на прошлое, я вижу, что Николай
Степанович отомстил мне гораздо больше, чем я обидела его. После дуэли я была
больна, почти на краю безумия. Я перестала писать стихи! Лет пять я даже почти не читала
стихов, каждая ритмическая строчка причиняла мне боль. Я так и не стала поэтом передо мной всегда стояло лицо Николая Степановича и мешало мне. Я не смогла
остаться с Максимилианом Александровичем - в начале 1910 года мы расстались. И
вот с тех пор я жила… неживой. И странно, когда меня называли по имени! Две
вещи в мире для меня всегда были самыми святыми: стихи и любовь. Остались лишь
призраки их…
ЭПИЛОГ
ОН (загадочно). В 1927 году от Рождества Христова, когда Юпитер стоял
высоко на небе, Ли Сян Цзы за веру в бессмертие человеческого духа был выслан с
Севера в эту восточную страну, в город Камня. Здесь, вдали от родных и близких
друзей, он жил в полном уединении, в маленьком домике под старой грушей. Он слышал
только речь чужого народа и дикие напевы желтых кочевников. Поэт сказал: «Всякая вещь,
исторгнутая из состояния покоя, поет». И голос Ли Сян Цзы тоже зазвучал. Вода течет
сама собой, и человек сам творит свою судьбу: горечь изгнания обратилась в радость
песни. Ли Сян Цзы написал сборник стихов, названный им: «Домик под грушевым
деревом».
ОНА (в образе).
Домик под грушей...
Домик в чужой стране.
Даже в глубоком сне
Сердце свое послушай:
Там - обо мне!
Звездами затканный вечер Время невидимой встречи.
На веере - китайская сосна...
Прозрачное сердце, как лед.
Здесь только чужая страна,
Здесь даже сосна не растет.
И птиц я слежу перелет:
21
То тянутся гуси на север.
Дрожит мой опущенный веер...
Вся комнатка купается в луне,
Везде луна, и только четко, четко
Тень груши черная на голубой стене,
И черная железная решетка
В серебряном окне...
Такую же луну видала я во сне,
Иль, может быть, теперь все снится мне?
... И сон один припомнился мне вдруг:
Я бабочкой летала над цветами;
Я помню ясно: был зеленый луг,
И чашечки цветов горели, словно пламя.
Смотрю теперь на мир открытыми глазами,
Но может быть, сама я стала сном
Для бабочки, летящей над цветком?
ОН. Жизнь Елизаветы Ивановны Васильевой окончилась печально. После
октябрьского переворота ее несколько раз арестовывают за участие в антропософском
обществе. В 1927 году ОГПУ забирает все книги и архив поэтессы, а ее саму ссылают в
Ташкент…
ОНА (с улыбкой). Здесь хорошо, я люблю Туркестан, но скучно без дома. В
мою жизнь, наконец, пришла любовь. Он гораздо моложе меня, и мне хочется сберечь
его жизнь. Он и антропософ и китаевед. У него совсем такие же волосы, как у тебя.
И лицом бывает часто похож. Он очень-очень любит твои стихи и (через меня) тебя
самого. Ты и он - первая и последняя точки моего жизненного круга.
ОН. 5 декабря 1928 года от тяжелой болезни она безвременно угаснет. Жизнь
Николая Гумилева оборвалась еще раньше. Максимилиан Волошин доживал последние
свои годы в Крыму, в Коктебеле, получая от советской власти небольшую пенсию.
ОНА
Прислушайся к ночному сновиденью,
не пропусти упавшую звезду...
по улицам моим Невидимою Тенью
я за тобой пройду...
Ты посмотри (я так томлюсь в пустыне
вдали от милых мест...):
вода в Неве ещё осталась синей?
У Ангела из рук ещё не отнят крест?
______________
2011 г.
(С) Дунаев Юрий Петрович,
/926/ 265-92-77
e-mail: [email protected]
22