Основные черты современной русской орфоэпии и орфофонии Большое экспериментально-фонетическое исследование современной произносительной нормы русского литературного языка было начато еще, по существу, в 60-е гг. XX в., оно проводилось в 70-е гг. и практически не прекращается сегодня, потому что язык меняется постоянно. Как любил говорить Лев Владимирович Щерба: «Язык находится в состоянии более или менее устойчивого, а может быть, и вовсе неустойчивого равновесия». Естественно, не могут не меняться и языковые нормы. Поэтому работа по определению основных черт современной русской орфоэпии и орфофонии, наверное, не может остановиться вообще. Проведенное исследование речи 150 дикторов-ленинградцев и 150 дикторов-москвичей, а также 10 избранных контрольных дикторов из группы ленинградцев и 10 из группы москвичей и серьезный экспериментальный анализ этих записей дали возможность сформулировать основные черты современной русской орфоэпии и орфофонии. Напомним, что орфоэпия занимается вопросами нормативного фонемного состава слова, а орфофония — вопросами нормативной реализации фонем. Значит, если мы думаем над тем, как правильно произнести: я /uchús’/ в Петербургском университете или я /uchús/ в Петербургском университете, т. е. мягкий /s’/ мы произносим или твердый, то можно сразу сказать, какой гласный мы произносим в слове в университете в заударной позиции: в университет/е/ или в университет/i/. Вот это все дело орфоэпии, потому что твердый /s/ и мягкий /s’/ — это две разных фонемы. И гласные /i/ и /е/ — это две разных фонемы. Значит, орфоэпия занимается вопросами нормативного фонемного состава слова, а орфофония — вопросами нормативной реализации фонем. Возьмем слово потолок, какой гласный нужно произнести во втором предударном слоге /ptalók/ или какой длительности должен быть этот звук. Или слово /pаtakát’/. Вот три гласных /а/, три аллофона гласных /а/ в этом слове: ударный /а/, /а/ в позиции первого предударного и в позиции второго предударного слога. Какими они должны быть? Ясно, конечно, что по длительности различия будут обязательны, но известно было, что ударный гласный в московском произнесении был длиннее, длился по времени дольше, чем в петербургском. Лингвисты писали о такой известной московской протяжке, а редукция, особенно во втором предударном слоге, в московском произношении была больше, поэтому /ptalók/, /ptakát’/ — так говорили в Москве, а /patakát’/, /patalók/, с достаточно последовательным сокращением длительности, короче в первом предударном гласном, чем в ударном, а во втором предударном еще короче — это особенности петербургские. Значит, нормативная реализация фонем — это вопрос орфофонии. Рассмотрим орфоэпические особенности современной нормы и орфофонические в такой последовательности: поговорим вначале об основных особенностях произнесения гласных, потом согласных, потом сочетаний согласных, а в заключение остановимся на произнесении отдельных слов, которые были очень информативны. По тому, как, например, произнесено слово дождь, — /dosht’/ или /dosh’:/ с мягким /sh’:/, долгим, можно было легко ответить на вопрос о том, откуда человек, из Петербурга, если он говорит /dosht`/, или из Москвы — /dosh`:/, потому что в Москве произносили /dosh`:/ и /dazh’:á/, а в Петербурге — /dosht`/ и /dazhd’á/. Начнем с произнесения гласных. Безусловно, главный вопрос, который волновал исследователей, заключался в том, как в безударной позиции произносятся, какой звук на месте орфографического Е или на месте А в позиции после мягких согласных, т. е. слова, такие как леса, пятак, часы (леса — множественное число от лес). Москвичи раньше произносили, задолго до петербуржцев, на месте орфографического Е, А в позиции после мягких, в позиции орфографического Я — /i/, и такое произношение называлось икающим, и, соответственно, ыкающим, если речь шла о реализации после твердых. В Петербурге и в Ленинграде как раз всегда подчеркивалось произнесение в безударной позиции /е/, и говорили об экающем произнесении. Надо сказать, что Лев Владимирович Щерба , который много писал о проблемах нормы и об особенностях реализации тех или иных звуков, был уверен в том, что победит эканье. Он, конечно, обращал внимание на это петербургское эканье и московское иканье, но думал, что скорее победит эканье, потому оно имеет такую поддержку — написание. Но, как мы видим, такой прогноз не оправдался, и то исследование, которое было проведено с применением всех экспериментально-фонетических методов, показало, что победило иканье. И норма сегодня и, по существу, уже с 60—70-х гг. прошлого века именно икающая: /chisí/, /p’iták/, /pám’it’/, /v’isná/, /p’it’órka/, и, соответственно, после твердых ыкающая — /zhilát’/. Надо сказать, что различия между гласными первого предударного, второго и заударного, по существу, только в длительности, и позиция, морфологически нагруженная, заударной флексии типа в Ленинград/i/ или в Киев/i/ не является исключением, тоже произносится /i/ и в этой позиции. Но особого рассмотрения требуют гласные на месте орфографических Е и Я в начале слов, т. е., по существу, в положении после /j/. Как нужно произносить в соответствии с нормой: /jepón’ia/, /jezík/ или /jipón’ia/, /jizík/? Или /jezikaznán’ii/ или /jizikaznán’ii/? Таких примеров может быть много и самым частотным является, наверное, язык и языкознание. Наше исследование показало, что ведущим вариантом нормы сегодня является произнесение сочетания /j/ и гласного /i/, т. е. /jipón’ia/, /jizík/, /jizikaznán’ii/. Но вот какой любопытный факт наблюдался: мы хорошо знаем о том, что /j/ — звук очень непостоянный. В целом ряде случаев он вообще исчезает. Любопытно, что та черта, которая пока еще не признается кодифицированной нормой, возможность произнесения /i/ без первого /j/ становится более распространенной, и можно уже произнести и услышать /ipón’ia/, /izík/, /izikaznán’ii/. Как показало исследование, для спонтанной речи это просто норма, но, может быть, очень скоро, учитывая, что /j/ вот так обычно и поступает, исчезает часто и в литературной норме, произнесение /i/ без /j/ будет окончательно признано нормативным. Следует остановиться на такой важной особенности, как слова, которые начинаются с так называемого Э оборотного. Это слова типа экономика, этаж, Эрмитаж, этюд, эмболия, какие-то слова более частотные, какие-то менее частотные. Но, конечно, этаж, экономика, этюд очень частотные. Что же требует норма сегодня? Прежде всего, произнесение того или иного гласного может быть связано здесь с рядом факторов. Во-первых, с частотой употребления слов в речи, вовторых, с тем, специальный термин это или нет. Вторым фактором, влияющим на произнесение начального гласного, может быть место по отношению к ударению. Любопытно, что те рекомендации, которые давали лингвисты в середине прошлого века, были тоже разными, ряд лингвистов рекомендовали произносить здесь /е/ в безударной позиции: /etásh/, /ekonóm’ika/, /et’ut/. Но некоторые, например, Р. И. Аванесов, говорили, что, конечно, чистого /е/ в такой позиции быть не может и, наверное, это /е/ — ы-образное. Но наши исследования показали вот какую интересную картину. Уже в середине прошлого столетия, во всяком случае, в конце 50-х — начале 60-х гг. в 52 % случаев мы отметили, что здесь на месте /e/ — /i/ соответствующей степени редукции. В 52 %, независимо от того, какое место по отношению к ударению, независимо от того, каков частотный ранг слова. Любопытно, что прошедшие после этих первых наблюдений следующие 40 лет показали, что число случаев реализации /i/ все время увеличивается, конечно, /i/ соответствующей степени редукции: /itásh/, /ikonóm`ika/, /it’út/, /irm’itásh/. Возможно, в какойто мере, если думать об основании лингвистическом, может быть, это результат все более укрепляющейся самостоятельности фонемы /i/. В последнем издании книги «Давайте говорить правильно» (2003 г.) дан в приложении словарь, в который было включено чуть более 5000 слов. У автора были все основания рекомендовать в этом случае, в соответствии с современной произносительной нормой, /i/ в безударной позиции. Хотелось бы обратить внимание на несколько очень важных деталей, которые показывают интересные процессы развития нормы. В глаголах множественного и единственного числа третьего лица с основой на твердый согласный произносится тоже редуцированный гласный /i/, т. е. — единственное число — /d’érzhit/, он держит, а они, пишется, держат, но разницы в реализации держит в одном случае, когда речь идет об одном, единственном человеке, который это делает, и множественном — они держат — нет. И это подтвердили самые разнообразные опыты по восприятию, которые были проведены, и спектральный анализ, и интересно то, что если основа на мягкий согласный — он видит и они видят, то разницы между он видит и они видят, хотя написано видит и видят, тоже никакой нет, реализуется /i/ безударное, заударное и в том и в другом случае. Наверное, многие помнят, что была такая, очень своеобразная московская особенность: в Москве говорили /v’íd’ut/, /hód’út/, это была яркая московская черта. В общем-то, этой черты сейчас практически не осталось, и еще в 70-х гг. прошлого столетия такое произношение было признано устаревшим. Говоря о реализации гласных и о том, какие фонемы действительно составляют фонемный облик слова, нельзя не остановиться и на произношении гласного /a/ после шипящих. Мы хорошо знаем, что лет сто назад легко было узнать москвича и отличить его от петербуржца, если вы слышали, например, /shimpánskaga/ мне или /zhirá/ какая, т. е. произнесение /i/ в безударной позиции после /sh/ и /zh/. Но в Петербурге произносили /а/ соответствующей степени редукции. Любопытно то, что поскольку произношением в основном управляют два закона, что, кстати, отмечается и исследователями, работающими на материале других языков, — закон аналогии и закон экономии, то, наверное, в соответствии с действиями закона аналогии и укрепилось, стало нормативным старое петербургское произношение, ведь никто не говорил /drivá/ вместо /dravá/ или /trivá/ вместо /travá/, и вот по аналогии с теми случаями, когда не /sh/ и /zh/, а другие согласные стояли перед гласными, стали и в этом случае произносить /а/ соответствующей степени редукции: /shagát’/, /shampánskaji/, /zhará/. Но остались некоторые исключения, где сегодня кодифицированная норма пока еще рекомендует произносить /i/. Это слова: ржаной, не /rzhanój/, а /rzhinój/, это слово жасмин, не /zhasm’ín/, а /zhism’ín/, это глагол жалеть и разные формы, от него образованные, особенно часто к сожалению, имеющее очень частотный ранг, и слово жакет, которое, правда, становится менее частотным, утрачивает свой частотный ранг, студенты говорят о том, что слово жакет они почти не употребляют, а чаще слово свитер. Мы говорили сейчас, естественно, о безударных гласных, потому что ударные гласные в русском языке всегда имеют большую длительность, чем безударные. Мы хорошо помним, что именно длительность является ведущим коррелятом русского ударения, это достаточно хорошо было доказано еще в конце 60-х гг. прошлого столетия. Работы, проведенные на кафедре фонетики филологического факультета, это доказали. Надо сказать, что в ударной позиции орфоэпических вопросов нет, там орфофонические. Конечно, ясно, что трудность представляет собой безударная позиция. Хорошо известно, что в русском языке /е/ ударное чередуется с /i/ безударным, и мы сейчас такие конкретные случаи реализации рассмотрели, а /о/ чередуется с /а/, значит, в безударной позиции гласных среднего подъема нет: вместо /е/ — /i/ или /i/, вместо /о/ — /а/. Но можно ли говорить о сохранении /о/ в безударной позиции, есть ли все-таки какие-то случаи, где это /о/ надо произносить? Мы хорошо знаем огромное количество заимствованных слов типа шоссе, бордо, тоннель, поэт, досье и др. И вот, лет пятьдесят назад, в какой-то особой ситуации можно было представить себе как раз в этих словах /о/ в безударной позиции, скажем: Свои стихи будет читать /poét/ Евтушенко. Иногда даже, 50 лет назад, человек, употребляющий эти слова, хотел показать, может быть, свою образованность, что он понимает, что эти слова заимствованные и поэтому говорит по /shossé/, или /bordó/, или /dos’jé/. Вот сегодняшняя норма требует обязательного произнесения /а/ соответствующей степени редукции во всех этих словах, поэтому и тоннель, и бордо, и шоссе, и «поэт» — везде /а/. Но все-таки есть очень небольшое количество слов, в которых, наверное, в силу своей фонетической позиции, в первую очередь, это /о/ безударное сохраняется. Это такие слова, как какао, радио, адажио. Гласный находится в позиции абсолютного конца слова, и никакие другие варианты типа /rád’ia/ или /rád’ie/ не оцениваются как нормативные. Ну и конечно, безударный гласный /о/ может сохраниться в некоторых союзах, предлогах, безударных местоимениях, но он, как правило, в этом случае имеет некое побочное ударение. Формы прилагательных единственного числа женского, среднего рода — очень трудная вещь. Вот добрая, доброе, что же там фактически реализуется, о каких фонемах идет речь? Есть ли различия при произнесении между прилагательным женского рода /dóbraja/, так ведь никто не произносит, правда, и среднего /dóbroje/? Серьезное и очень интересное экспериментальное исследование показало, что поскольку такие прилагательные, как правило, с существительными: добрая слава, доброе утро, то всю смысловую нагрузку несет существительное, и вовсе не нужна такая дополнительная, четкая реализация этой заударной флексии, тут действие, по-видимому, экономии произносительных усилий. И оказывается, что если к слову добрая из словосочетания добрая слава присоединить слово утро, а доброе со словом слава, то никто не заметит этой подмены, потому что реализуется и в прилагательных женского рода, и среднего одна и та же последовательность: /р/, а за ней /i/ редуцированный. Таким образом, вот это — основные, трудные, проблемные моменты орфоэпической нормы произнесения гласных. Ударные гласные, которые с орфоэпической точки зрения никаких проблем не представляют, конечно, нуждаются в некоторых объяснениях, когда речь идет об орфофонии, о качестве реализации того или иного звука. Хорошо известно, что гласный /о/ в ударной позиции является гласным закрытым. В русском языке нет противопоставления /о/ открытого и /о/ закрытого, и /о/ закрытое начинается с характерного у-образного начала, а потом идет открытая часть этого гласного. И мы хорошо знаем, что гласный /i/ тоже неоднородный и, по мере произнесения этого гласного, к концу, язык сильно сдвигается вперед и у гласного /i/ появляется такой и-образный элемент. Последнее, на что нужно обратить внимание, что когда мы говорим об орфофонических чертах, то мы имеем в виду, что гласный /а/ в позиции после мягкого чередуется и с /i/, а мы рассматриваем только, как ведет себя гласный /а/ в позиции после твердых, и поэтому примеры типа потакать, потолок уже приводились. Таким образом, можно сказать, для гласных в ударной позиции никаких орфоэпических проблем нет, важно только посмотреть, как орфофонически реализуются эти гласные, а какие гласные в безударной позиции — это дело орфоэпии.