Процессы концептуализации и категоризации в языке и роль в

Процессы концептуализации и категоризации в языке
и роль в них имен абстрактной семантики
Н.Н.Болдырев (Тамбов, Россия)
Настоящая статья специально предназначена для сборника, посвященного юбилею
Е.С.Кубряковой, поэтому начать ее хотелось бы с небольшого, не совсем научного отступления и, в частности, с того, что имя этого ученого отнюдь не является абстрактным для многих поколений отечественных и зарубежных лингвистов. Вклад Елены Самойловны в развитие мировой лингвистической науки и особенно отечественной версии
когнитивизма настолько многогранен, что его невозможно отразить простым перечислением ее работ и выполненных под ее руководством кандидатских и докторских диссертаций. Ее научные идеи открывают широкие перспективы и новые аспекты видения
языка, его когнитивной основы и дискурсивной сущности и потому мгновенно подхватываются и плодотворно развиваются сотнями учеников и последователей, заставляют
мыслить и рассуждать о поставленных проблемах в заданном направлении. Среди этих
идей особого внимания заслуживают предлагаемые Е.С.Кубряковой теоретические решения общих проблем концептуализации и категоризации в языке [Кубрякова 1997; 2004],
а также весьма интересные суждения по многим частным вопросам, как, например,
трактовка абстрактных имен в контексте общей теории репрезентации и когнитивного
подхода [Кубрякова 2006]. Эти две темы в их непосредственной взаимосвязи мы и попытаемся продолжить в рамках предлагаемой статьи как дань самого глубокого уважения
и знак искренней благодарности большому ученому за многолетнее сотрудничество и
поддержку, неоценимую помощь, в том числе, в формировании истинно научной лингвистической среды в отдельно взятом Тамбовском государственном университете имени
Г.Р.Державина.
В своей статье об абстрактных именах, в частности, Е.С.Кубрякова уделяет специальное внимание идеям Р.И.Павилениса о том, что естественный язык дает возможность
человеку, манипулируя вербальными символами, манипулировать концептами как элементами концептуальной системы и строить и создавать на основе этого новые концептуальные структуры, обусловленные уже самой этой системой, а не только познаваемой
действительностью, и что концептуальная система представляет собой непрерывно конструируемую систему информации (мнений и знаний) о действительном или возможном
мире [Кубрякова 2006: 12]. Осмысливая эти положения в контексте общих представлений
об онтогенезе и филогенезе, Е.С.Кубрякова приходит к выводу о том, что возникновение
абстрактных имен "знаменует креацию в языке таких новых объектов, которые служат не
"отражению", а интерпретации мира, его осмыслению", что они соответствуют объектам,
созданным человеческим интеллектом, и появляются "в особых актах семиозиса, требующих комбинации знаков и номинальных определений" [там же, с.13]. В несколько иной
формулировке эту же специфику абстрактных имен отмечает и Л.О.Чернейко: "абстрактные имена – это своего рода "точка зрения" языка на мир, становящаяся в дискурсе точкой
зрения говорящего и выражающаяся самим выбором имени и его комбинацией с другими
знаками" [Чернейко 1997: 6-7]. Именно эта специфика, на наш взгляд, обусловливает необходимость дальнейшего осмысления места и роли абстрактных имен в общих процессах
языковой концептуализации и категоризации, что и является целью данной статьи.
Выбирая то или иное языковое средство, говорящий предлагает определенный способ осмысления предмета или события и опирается при этом на коллективный опыт концептуализации и категоризации мира в языке, который отражен в языковых знаниях. Любое знание, получаемое человеком, есть результат концептуализации и категоризации окружающего мира. Соответственно языковое знание, которое является неотъемлемой частью общей концептуальной системы человека и формируется по тем же законам, есть результат познания и осмысления системы и структуры языка, его основных единиц и кате-
горий, принципов и механизмов формирования и передачи смыслов с помощью языка, т.е.
его функционирования. Это знание языковых единиц, форм, категорий, синтаксических
конструкций, их значений и функциональной специфики. Как следует из данного определения, языковое знание весьма неоднородно по своему содержанию. Данная содержательная неоднородность языкового знания обусловливает необходимость разграничения, по
меньшей мере, трех его типов, или разновидностей:
1. Вербализованное знание об объектах окружающего мира, отраженное в лексических
значениях языковых единиц и, прежде всего, конкретных имен.
2. Знание собственно языковых форм, их значений и категорий, отражающих специфику
языковой организации, а также специфику представления знания о мире в языке.
3. Знание языковых единиц и категорий, имеющих внутриязыковую природу и служащих
целям интерпретации и реинтерпретации любого концептуального содержания в языке.
В первом случае речь идет о концептах, представленных средствами определенного языка, т.е. вербализованных концептах. Чтобы говорить о мире и описывать его, подчеркивает Е.С.Кубрякова, необходимо первоначально иметь средства такого описания и
названия для описываемого [Кубрякова 1997]. Это, прежде всего, номинативные средства
языка: отдельные слова и словосочетания, включая фразеологизмы. Их связь со структурами знания обусловлена когнитивной функцией языка и раскрывается в их значениях.
Специфика этой связи проявляется в поиске прототипических названий для соответствующих концептуальных сущностей, представляющих собой проекцию окружающего мира в сознании говорящих, его идеальную, ментальную модель (см. понятие проецированного мира – "projected world", "experienced world", "phenomenal world" – в концепции
Р.Джэкендоффа [Jackendoff 1995: 28]).
Отметим попутно, что в качестве таких языковых прототипов – прототипов языкового сознания – и выступают отдельные слова и словосочетания в единстве с их значениями, которые выполняют роль конвенциональных наименований для определенных
концептов. Другими словами, прототип языкового сознания – это конвенциональная
репрезентация концепта в языке. Языковые прототипы могут рассматриваться как своего рода когнитивные точки референции (по Э.Рош) в континууме языковых значений, на
которые опирается человек в процессе поиска наиболее приемлемых для передачи необходимых смыслов языковых средств: дом, домик, домишко, дом с мезонином; не дом, а
дворец; что-то похожее на дворец и т.д. В роли подобных прототипов могут выступать
языковые единицы любой семантики и функционального статуса: простой как "здрасьте". Например, в целях категоризации запахов или вкусовых ощущений могут использоваться названия природных объектов и артефактов, имена собственные, абстрактные имена, сравните: запах меда, скошенной травы, лета, тройного одеколона, свежести, Зубровки, Шанель № 5; вкус мяты, миндаля, Оливье, Пепси, французского коньяка и т.п.
В системе языковой категоризации названные выше разновидности языкового знания представлены в трех типах категорий: лексические, грамматические, в том числе лексико-грамматические, и модусные категории (см. подробнее: [Болдырев 2006]). Выделение именно данных типов категорий продиктовано потребностью совмещения и одновременного выполнения языком двух его основных функций – когнитивной и коммуникативной, необходимостью снятия противоречия между индивидуальностью процесса познания
и коллективным характером общения, между коллективным и индивидуальным знанием в
процессе общения.
Познание окружающего мира человеком всегда индивидуально и основывается на
собственном опыте взаимодействия с этим миром: практического, ментального, вербального. Языковое общение предполагает тот или иной уровень стандартизации знаний, определенную степень овладения ими со стороны всех участников коммуникации как членов культурной, национальной, территориальной, социальной, профессиональной и дру-
гой общности людей, т.е. коллективность знания. Другими словами, языковое знание –
всегда разделенное знание, знание коллективное. Индивидуальность знания у отдельного человека проявляется в индивидуальном характере количественного и содержательного показателей уровня усвоения коллективного знания, в его индивидуальной оценке и
интерпретации. Соответственно индивидуальное знание – это определенная конфигурация коллективного знания в плане его объема, содержания и интерпретации. Совмещение разных конфигураций и достижение понимания и обеспечивают три системы
категоризации в языке: лексическая, грамматическая и модусная. Они создают возможность для необходимого перехода от аналоговой (лексической) к собственно языковой
(грамматической) и далее – к интерпретирующей (модусной) категоризации, т.е. перехода от когнитивно-номинативной к когнитивно-дискурсивной функции языковых единиц и языка в целом. Этот переход основан на увеличении степени условности и обобщения в отражении и интерпретации реальных и мыслимых объектов.
В целом языковые категории представляют собой определенные формы осмысления мира в языке, т.е. формы языкового сознания и форматы знания особого типа. В
философии неоднократно подчеркивалась мысль о том, что все знания о мире хранятся в
нашем сознании в категориальной форме. Это означает, что признаки и характеристики,
формирующиеся в сознании человека в виде тех или иных концептов, не ограничиваются одним конкретным объектом, а распространяются на определенные классы
объектов. Соответственно и в языке категории как классы языковых объектов с общими
концептуальными характеристиками приобретают характер особых форматов знания, выполняющих специфическую роль в организации и оперативном использовании знаний о
мире, о языке как части мира, о способах их обработки и интерпретации человеком.
По способу формирования любая категория – это концептуальное объединение
объектов, или объединение объектов на основе общего концепта. Как формат знания, категория – это знание и класса объектов и того общего концепта, который служит основанием для объединения этих объектов в одну категорию. Именно концептуальное сходство объектов, устанавливаемое человеком, и есть то универсальное свойство категории, которое, с одной стороны, отличает ее от других форматов знания и, с другой
стороны, обеспечивает широкое разнообразие естественных и языковых категорий.
Выбор того или иного концептуального основания для выделения сходных характеристик
у объектов обусловливает выбор соответствующих принципов и механизмов их объединения. Знание этих принципов и механизмов также является составной частью общего
знания категориального формата, поскольку говорить об особом формате знания можно
лишь в том случае, если он обнаруживает отличия не только содержательного характера,
но и собственную специфику в своей структурной организации, т.е. собственную содержательную и структурную типологии. Это объясняет принципиальную важность вопросов
о природе, принципах формирования, границах, структуре и типах языковых категорий,
категориальной принадлежности и некоторых других для общей проблемы исследования
языковых знаний и средств их репрезентации в языке.
Лексические категории отражают онтологию мира и результаты его познания человеком: знания конкретных предметов, явлений, их характеристик и категорий, т.е. категоризацию естественных объектов. Поэтому они представляют собой аналоговые (по отношению к категориям естественных объектов) категории и имеют логическую по своей
природе структуру. В основе их формирования лежит инвариантно-вариантный, логический принцип. В соответствии с этим принципом центром категории становится слово
с наиболее общим значением, которое одновременно служит названием категории, ее инвариантом и основным идентификатором по отношению к другим элементам данной категории – словам с конкретным значением, т.е. вариантам. Например, для лексической категории "птица" слово птица служит одновременно ее названием, центральным элементом
(инвариантом) и категориальным идентификатором, что иллюстрируют следующее опре-
деления элементов данной категории (вариантов): воробей – маленькая птичка с серочерным оперением; ворона – всеядная птица сем. вороновых, серая с черным или черная;
соловей – буро-серая птичка сем. дроздовых, отличающаяся красивым пением [Ожегов,
Шведова 1993: 96, 772].
Логический характер структуры лексических категорий проявляется в том, что она
не совпадает с прототипической структурой категорий естественных объектов, поскольку
слово, называющее прототип естественной категории (как показали исследования Э.Рош,
в данном случае это воробей или малиновка), в составе лексической категории занимает не
центральное, а периферийное положение одного из вариантов, и не может служить категориальным идентификатором. Отсюда невозможность следующих определений: ворона *всеядный воробей, серый с черным или черный; соловей - *воробей, отличающийся красивым пением. Логическая природа данных категорий является следствием логического
принципа самого процесса категоризации: в направлении от верхнего к нижнему уровню
или наоборот. В то время как в естественной категоризации базовым, исходным считается
срединный уровень и два направления: от базового к верхнему уровню (обобщение) или
от базового к нижнему уровню (конкретизация).
Система лексических категорий как форма концептуализации мира объективирует
различные структуры знания не столько об отдельных объектах и явлениях и их характеристиках, сколько о различных концептуальных областях и их структуре, представляя
знания о мире как дискретные объединения элементов и их признаков. Данные структурированные области выступают в качестве когнитивного фона, или контекста при осмыслении соответствующего объекта или явления.
Второй тип языкового знания имеет непосредственное отношение к онтологии
языка, его природе, внутреннему устройству и законам функционирования, которые находят свое отражение в грамматических категориях. По отношению к языку грамматические
категории являются категориями естественных объектов. Это во многом объясняет различия в структуре и принципах формирования лексических и грамматических категорий.
Для грамматических категорий как категорий естественных объектов в большей степени
характерна прототипическая структура, в то время как лексическим категориям (тематическим группам, синонимическим рядам и т.п.), как уже отмечалось, свойственна логическая (инвариантно-вариантная) структура без прототипических эффектов.
Прототипическую структуру обнаруживают и категории скрытой грамматики, например, лексико-грамматические разряды или классы слов, на которые делятся части речи: глаголы действия, процесса, состояния, отношения, конкретные и абстрактные существительные, имена собственные и нарицательные, качественные и относительные прилагательные и т.д. Это представляется вполне логичным, поскольку лексико-грамматические категории по большей части отражают категоризацию естественных для языка объектов – слов. Более того, лексические значения неотделимы от грамматических, и в континууме перехода от лексических значений к грамматическим невозможно обнаружить четкой границы (о континууме лексических и грамматических значений см. также: [Виноградов 1990]). В континуальности перехода лексических значений в грамматические проявляется взаимосвязь категорий бытия и сознания, которая обеспечивает языковую репрезентацию неязыковых знаний, формирование, передачу и понимание смыслов в процессе
коммуникации, т.е. одновременную реализацию когнитивной и коммуникативной функций языковых единиц и языка в целом.
В своих грамматических категориях язык обобщает (а не просто обозначает) те
стороны и характеристики окружающего мира, которые представляются человеку наиболее регулярными и менее подверженными влиянию тех или иных факторов и потому с
большой степенью обязательности и регулярности передаются в языковых формах. Например, пространственные характеристики в индоевропейских языках чаще всего находят
свое отражение в лексических значениях предлогов и других частей речи, поскольку они
ориентированы на внешний мир, отличаются достаточной вариативностью и зависят от
точки зрения, выбранной говорящим или наблюдателем (концептуализатором): справа или
слева от кого-то; перед или за чем-либо и т.п. Напротив, временные значения более абстрактны (часто производны от пространственных, ср.: до отпуска далеко) и, как следствие,
более универсальны и менее зависимы от позиции говорящего, поскольку время в языке
преимущественно ориентировано на момент речи, т.е. на саму речевую деятельность. Соответственно значения времени в языке в обязательном порядке репрезентируются морфологическими категориями. Аналогично категории числа, наклонения и другие (см. также: [Болдырев, Беседина 2007]).
Морфологические и синтаксические категории, в частности, концептуализируют
мир в строго заданных параметрах, допуская вариативность лишь в содержании самих
этих параметров: дискретное множество, недискретное множество, предшествование, одновременность, агентивный субъект, статальный субъект и т.д., - а не в плане обязательности или факультативности их выражения. Отсутствие синтаксического субъекта в безличных конструкциях русского языка, например, так же значимо, как и его наличие в личных конструкциях, и ни в коем случае не связано с вариативностью или факультативностью его выражения, сравните: Он хочет есть; Ему хочется есть.
Специфика языкового знания данного типа нашла свое отражение в признании
особого формата его единиц – классификационных фреймов, которые в отличие от ситуативных, или событийных, фреймов ориентированы не на внешний мир, а на систему языка.
Инвариантно-вариантная и прототипическая структуры соответственно лексических
и грамматических категорий в языке обусловлены также отличиями между естественными
(следующими онтологии) и логическими (гносеологическими) видами классификаций,
которые проявляются в различной трактовке самих направлений категоризационных процессов и иерархии уровней категоризации. В соответствии с прототипической теорией исходным, базовым уровнем категоризации считается срединный, определяющий два возможных направления процессов категоризации: в сторону обобщения (вышестоящий, суперординатный уровень) или в сторону конкретизации (субординатный, или нижестоящий
уровень). Первое направление имеет логический характер и ведет к выделению инвариантов, т.е. наиболее общих, существенных характеристик, второе связано с эмпирическим
опытом и ведет к выделению конкретных характеристик и образцов, в том числе наиболее
типичных – прототипов (воробей или малиновка – для птиц, яблоко или апельсин – для
фруктов и т.д.). Соответственно прототипическую структуру обнаруживают преимущественно категории базового уровня, воспринимаемые гештальтно, в единстве и целостности
всех своих частей и характеристик. В гносеологическом плане классификационный процесс, процесс категоризации, как известно, имеет только логический характер и ориентирован в одном направлении: от высшего уровня к низшему, от инвариантов к вариантам.
Логическое (гносеологическое) выделение категорий может быть задано, в том числе, с помощью языка: "любимые книги или фильмы", "люди, которым принято уступать
место в общественном транспорте", различные виды классификационных оценок: первый
класс (места в транспорте), люкс (комнаты), количество звезд (отели, коньяки), семейная
(упаковки моющих средств), различные уровни в компьютерных играх и т.д. В составе
данных категорий тоже трудно выделить наиболее типичные образцы, но, в принципе,
возможно установить общую для всех членов категории инвариантную характеристику,
служащую основанием для их объединения, например: наличие определенного набора услуг в трех-, четырех- или пятизвездочном отеле. Существование подобных категорий свидетельствует о необходимости выделения особого типа языкового знания и изучения способов его репрезентации в языке.
Языковое знание этой, третьей разновидности представлено в языковых единицах и
категориях модусного типа, которые обеспечивают возможности различной интерпрета-
ции говорящим того или иного концептуального содержания и формирования на основе
этого отдельных смыслов. К числу таких категорий можно отнести: отрицание, аксиологические (собственно оценочные) категории, категории апроксимации, эвиденциальности,
экспрессивности и т.п., - в основе формирования которых лежат соответствующие модусные концепты.
Специфика формирования и организации модусных категорий заключается в том,
что они объединяют определенные языковые средства на основе общности их концептуальной (интерпретирующей) функции. Интерпретирующий характер модусных
категорий подчеркивает их особую природу и место в общей концептуальной системе человека, а именно: как форм отражения онтологии человеческого сознания, его интерпретирующей функции, как форм проявления индивидуального опыта, знания, оценок (см.
выше о коллективном и индивидуальном знании).
Интерпретация является неотъемлемым свойством человеческого сознания и познавательных процессов, в частности. В онтологической триаде "система мира – система
языка – концептуальная система человека" она связана именно с человеком, его восприятием и оценкой системы мира и системы языка. Из этого можно заключить, что данный
тип категорий является онтологическим для человеческого сознания и гносеологическим
по отношению к окружающему миру и миру языка. Следовательно, модусные категории,
если учесть их языковую, прежде всего, реализацию, обнаруживают концептуально-языковую природу. При этом необходимо специально оговорить, что речь идет о категориях
языковых единиц, которые являются продуктом интерпретирующей функции сознания,
поскольку концептуальную основу имеют, в принципе, все категории.
Отмеченная особенность модусных категорий, их логико-языковая природа сближает их, с одной стороны, с полевыми структурами, организованными по инвариантно-вариантному принципу. С другой стороны, в них могут выделяться прототипы и прототипические средства выражения данной функции в языке вследствие их неразрывной связи с категориями естественных объектов, содержание которых они призваны интерпретировать.
Так, например, категория аппроксимации включает преимущественно лексические средства, объединенные инвариантной функцией выражения значения приблизительности или
приблизительной оценки качества или количества в языке, например: около, приблизительно, почти; about, near(ly), approximately и т.д.
Семантика самих этих слов ориентирована не на отражение реалий окружающего
мира, а на их оценку или интерпретацию говорящим субъектом в языке, т.е. они имеют не
онтологическую, а концептуально-языковую природу. Их появление обусловлено необходимостью вербального общения. Поэтому их нельзя отнести к собственно лексическим,
лексико-грамматическим или грамматическим категориям. В то же время они создаются
именно языком с целью соответствующей интерпретации или оценки информации в процессе ее передачи языковыми средствами. С помощью этих средств человек выражает индивидуальный опыт концептуализации и категоризации мира и пытается найти наиболее
точные названия для предметов мысли, которым нет соответствующих конвенциональных
обозначений в языке, соотнося их с имеющимися прототипами в языковом сознании: зеленый – почти зеленый; что-то вроде дерева и т.д.
Вышеназванные лексические средства передачи концепта приблизительности могут рассматриваться в качестве прототипических наряду с другими средствами, выражающими данную инвариантную функцию в своих вторичных значениях и потому занимающими периферийное положение в структуре этой категории. К числу последних относятся: лексические средства, выражающие сопряженные значения уверенности/неуверенности, точности/неопределенности (как бы, вроде бы, якобы, типа), синтаксические
структуры, выражающие сравнение (ярче солнечного дня, темнее ночи), словообразовательные суффиксы (зеленоватый, трудноватый, простоватый, грубоватый, глуповатый). При этом следует отметить отсутствие в языке таких слов, как: *умноватый,
*вежливатый, что может свидетельствовать об отсутствии градации соответствующего
концептуального содержания и, следовательно, о невозможности языковой аппроксимации в данной области.
Аналогичную природу и структуру в русском языке имеет категория определенности/неопределенности, которая в других языках (например, английском, французском, немецком) приобретает категориально-грамматический статус, реализуемый соответствующими формами – определенным и неопределенным артиклями. Реализация инвариантной
функции объединяет и различные (грамматические, лексические, интонационные) средства выражения отрицания в языке в единую категорию, напоминающую по своей структуре
функционально-семантическое поле. В то же время данная категория обнаруживает явный
прототип в виде грамматических средств реализации данной функции: отрицательные
формы с частицей не, например, в русском языке и аналогично с частицей not или nicht –
соответственно в английском и немецком языках. Иначе говоря, в структурной организации этой категории с достаточной очевидностью просматривается использование двух
разных принципов: инвариантно-вариантного, с одной стороны, и прототипического, с
другой.
Категория отрицания, как и лежащий в ее основе концепт, является наиболее иллюстративной в плане обсуждаемой проблемы. Из самого названия данного концепта со
всей очевидностью следует, что он является продуктом человеческого сознания, результатом концептуализации определенной коммуникативной функции. В реальном мире "отсутствия существования или наличия" как такового нет, и только человек постулирует его,
выражая свое восприятие определенной ситуации в процессе общения и опираясь на собственный опыт осмысления аналогичных ситуаций, на свою собственную систему ценностей, мнений, оценок, ожиданий. Это свидетельствует о модусном характере концепта
"отрицание", который не обладает собственной информацией о реальном мире, но приобретает определенное содержание, будучи соотнесен с другим концептом или концептуальной структурой. Подобно критике, не существующей без своего объекта, отрицание
имеет относительный характер и требует наличия определенной структуры знания как области своего определения.
Содержательная неопределенность, обусловленная зависимостью от других, конкретных концептов и концептуальных структур, которые подвергаются интерпретации и
оценке, составляет специфику также оценочных концептов и категорий. Только в единстве с этими структурами оценочные концепты приобретают конкретную интерпретацию
(см. подробнее: [Болдырев 2006]).
Зависимость от других концептуальных структур, их релятивность является, таким образом, общей характерной особенностью модусных концептов и категорий: не существует отрицания, плохой или хорошей оценки, эвиденциальности, экспрессивности,
определенности или неопределенности и т.д. безотносительно к чему-либо, т.е. самих по
себе. Они приобретают конкретную значимость только на фоне или в контексте того или
иного концептуального содержания, и в этом проявляется их модусный, рамочный характер, а также концептуально-языковая природа.
Выделение модусных концептов и категорий помогает лучше понять природу и
функциональную специфику абстрактных имен, которые тоже имеют концептуально-языковую основу и вследствие этого могут рассматриваться как средство репрезентации модусных концептов. Они обнаруживают ту же специфику – зависимость, релятивность по
отношению к другим языковым единицам, передающим другие концепты и концептуальные структуры. В появлении абстрактных имен также реализуется интерпретирующая
функция человеческого сознания. Эта функция проявляется как на уровне гносеологии
(создание научных терминов, обобщенных названий категорий суперординатного уровня,
абстрагированные названия признаков и т.д.), так и на уровне собственно оценки в самом
широком ее понимании (имена оценочной, в том числе приблизительной, отрицательной,
экспрессивной и т.п. семантики). При этом разграничение собственно абстрактных и отвлеченных имен (ср.: [Чернейко 1997: 28-67]) представляется несущественным, поскольку
в семантике и тех и других отражены дополнительные знания интерпретирующего характера, т.е. отражена вторичная, а не первичная реальность.
При всей общности концептуального основания (отражение интерпретирующей
функции) абстрактные имена, тем не менее, весьма неоднородны в плане интерпретации
знаний, их обобщенного представления и оценки. Неоднородность абстрактных имен проявляется в том, что конкретизация их содержания связана с обращением к разным по
сложности и характеру областям определения – когнитивным областям. Областью определения для абстрактных имен признаков или действий является производящая основа
(белизна – белый; приход – приходить) и сочетаемость с названием носителя признака или
источника действия (белизна снега; приход гостей), для слов общей оценки – существующие стереотипы (хороший муж; плохая погода), для слов частной оценки – также носитель признака (зрелый ученый), для названий категорий – состав и содержание самой категории, для обозначений некоторых общих понятий – названия источника или объекта
применения (радость жизни; счастье матери; свобода слова; культура речи; искусство
обработки).
Область определения, например, для отрицания может задаваться контекстом самого высказывания, в котором оно используется (У меня не было времени Вас ждать),
речевым контекстом в диалоге (У вас есть время? – Нет), отдельным словом (Ничего существенного; без льгот), частью производного слова (неправда; недостаточно) или словосочетанием (без права на жительство; не от большого ума и т.д.). Областью определения для отрицания служит и конкретная культурная среда. В рамках той или иной языковой культуры отрицание может приобретать дополнительный смысл или своеобразные
функции. Помимо хорошо известных особенностей использования отрицания в том или
ином языке (например, отсутствие двойного отрицания или использование отрицания
только при сказуемом главного предложения в английском языке, сравните: Я никогда не
был в Париже – I have never been to Paris; Я думаю, он не придет – I don't think he will
come), лингвокультурная специфика отрицания проявляется также в различном частеречном статусе употребляемых слов с отрицательным значением.
Названия отраслей и систем знания, социальных и культурных концептов (наука,
культура, религия) требуют привлечения нескольких различных когнитивных областей
для их определения. Их отличительной особенностью является то, что передаваемые ими
модусные концепты имеют структуру когнитивной матрицы. Она включает несколько
компонентов, отражающих связи модусного концепта с теми концептуальными областями, которые служат источниками его содержания (см. подробнее: [Болдырев, Куликов
2006]).
В виде некоторого обобщения необходимо еще раз подчеркнуть, что в общей системе языковой концептуализации и категоризации важное место занимают модусные концепты и категории. По своей природе они связаны с онтологией человеческого сознания,
его интерпретирующей функцией и отражают интерпретативную модель мира. Соответственно они имеют зависимый от других концептуальных сущностей, релятивный характер.
Отражая способы интерпретации знаний человеком, модусные концепты и категории закрепляют механизмы этой интерпретации в системе языка в виде определенного формата
знаний. Модусный характер концептуализации и категоризации как особый формат знания представлен также в семантике абстрактных имен, определяя их концептуально-языковую специфику в сравнении с именами конкретной семантики и, как следствие, их системные и дискурсивные характеристики.
Литература
Болдырев Н.Н. Языковые категории как формат знания //Вопросы когнитивной
лингвистики. 2006. № 2.
Болдырев Н.Н., Куликов В.Г. О диалектном концепте в когнитивной системе языка
//Известия РАН. Серия литературы и языка. 2006. Том 65. № 3.
Болдырев Н.Н., Беседина Н.А. Когнитивные механизмы морфологической репрезентации в языке //Известия РАН. Серия литературы и языка. 2007. Том 66. № 1.
Виноградов В.А. Варьирование именных классификаций //Языки мира: Проблемы
языковой вариативности. М.: Наука, 1990.
Кубрякова Е.С. Части речи с когнитивной точки зрения. М.: ИЯЗ РАН, 1997.
Кубрякова Е.С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: Части речи с
когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. М.: Языки славянской культуры,
2004.
Кубрякова Е.С. В генезисе языка, или размышления об абстрактных именах //Вопросы когнитивной лингвистики. 2006. № 3.
Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М.: АЗЪ, 1993.
Чернейко Л.О. Лингво-философский анализ абстрактного имени. М.: Изд-во МГУ
им. М.В.Ломоносова, 1997.
Jackendoff R. Semantics and Cognition. Cambridge, Mass.: The MIT Press, 1995.