социальная несправедливость и возможные пути достижения

Экономика и право № 22012
М.В. ПОНОМАРЕВ,
кандидат исторических наук,
доцент кафедры
государственно+правовых дисциплин
юридического факультета
ГБОУ ВПО МГПУ
M. V. PONOMAREV,
candidate
of historical sciences,
associate professor
of state and legal disciplines
of law department
of GBOU VPO MGPU
СОЦИАЛЬНАЯ
НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ
И ВОЗМОЖНЫЕ ПУТИ
ДОСТИЖЕНИЯ
СПРАВЕДЛИВОСТИ
SOCIAL INJUSTICE
AND POSSIBLE WAYS
OF ACHIEVEMENT
OF JUSTICE
П
ринципы социальной справедливо+
сти являются мерилом морально+
нравственной легитимности общественно+
го порядка, закрепляют его важнейшие
институциональные характеристики, кон+
вертируют их законность в правомерность
и правильность. Именно справедливость
выступает в качестве квинтэссенции соци+
альной природы права, его ценностной
ориентации и императивного характера.
Справедливость общественного порядка, а
не его функциональная эффективность яв+
ляется ключевым ориентиром политичес+
ких и правовых учений с древнейших вре+
мен.
P
rinciples of social justice are a
criterion of moral legitimacy of a
public order, fix its major institutional
characteristics, convert their legality in
legitimacy and correctness. Justice repre+
sents itself as quintessence of the social
nature of the right, its valuable orientation
and imperative character. Justice of a public
order, instead of its functional efficiency is a
key reference point of political and legal
doctrines since the most ancient times.
Keywords: social injustice, justice, work,
legality, legitimacy, labor ethics, financial
crisis.
Ключевые слова: социальная неспра+
ведливость, справедливость, труд, закон+
ность, правомерность, трудовая этика,
финансовый кризис.
– 184 –
Конференция
Антитеза справедливости и несправед+
ливости является одним из наиболее ус+
тойчивых и распространенных приемов
социального мышления. Представление о
несправедливости как о нежелательных
диспропорциях в системе распределения
жизненных благ, ресурсов и властных пол+
номочий составляет естественную логи+
ческую оппозицию идее справедливости
как должного состояния общества. Однако
суть этой оппозиции не сводится лишь к
наличию социального идеала и его антипо+
да. Принципы социальной справедливос+
ти являются мерилом морально+нрав+
ственной легитимности общественного по+
рядка, закрепляют его важнейшие инсти+
туциональные характеристики, конверти+
руют их законность в правомерность и
правильность. Именно справедливость
выступает в качестве квинтэссенции соци+
альной природы права, его ценностной
ориентации и императивного характера.
Справедливость общественного порядка, а
не его функциональная эффективность
является ключевым ориентиром полити+
ческих и правовых учений с древнейших
времен. Категория справедливости, а не
принцип целесообразности лежит в осно+
ве любых идеологических доктрин.
Социальная несправедливость, напро+
тив, казалось бы, не имеет собственной
«онтологии». Лишь в русле маргинальных
настроений возможно обостренное ощу+
щение несправедливости всего существу+
ющего социального порядка, убежден+
ность в противоположности нравственных
и нормативных регуляторов обществен+
ной жизни. В большинстве же случаев под
несправедливостью подразумевается
функциональное противоречие между
декларируемыми принципами социальной
справедливости и реалиями повседневной
жизни, то есть отклонение от узаконен
ной или подразумеваемой нормы (напри+
мер, противоречия между законодатель+
но закрепленными социальными нормами
и бюрократической практикой их реали+
зации, несоразмерность материального
достатка той или иной социальной группы
и ее реальной общественной роли, несоот+
ветствие между интенсивностью трудовой
деятельности и уровнем ее оплаты). По+
этому внимание общества к проявлениям
несправедливости можно рассматривать
как косвенный способ закрепления суще+
ствующей нормативной системы, а не ее
дискредитацию. И не случайно не револю+
ционные сдвиги, а последовательная «со+
циализация» законодательства, совер+
шенствование
правоприменительной
практики считаются наиболее эффектив+
ным способом устранения несправедливо+
сти. Однако почему даже в странах с высо+
ким уровнем жизни и развитой политичес+
кой демократией в последние годы наблю+
дается устойчивый рост социального недо+
вольства? Ссылки на обстоятельства ми+
рового финансового кризиса, издержки
глобализации, алчность финансистов и
коррупционность правительств не объяс+
няют суть проблемы. И основной парадокс
заключается в том, что обманчивая просто+
та предлагаемых методов обеспечения
справедливости («честная политика»,
«правильные законы», «ответственное го+
сударство») не только не приносит желае+
мого эффекта, но и сама по себе становит+
ся фактором риска в современном обще+
стве.
Основной причиной обостренного пере+
живания несправедливости в современном
обществе, на наш взгляд, являются глу+
бинные изменения в его социальности. В
условиях растущей множественности
групповых интересов, личностных моти+
вов и возможностей, коммуникативных и
когнитивных моделей достижение спра+
ведливости как устойчивого общественно+
го консенсуса становится все более затруд+
нительным. Конечно, обостренное ощуще+
ние социальной несправедливости, прису+
щее уязвимым и малоимущим слоям обще+
ства, всегда соседствовало со скептициз+
мом со стороны их более успешных и бога+
тых сограждан. Но в современном обществе
речь идет не столько о классическом про+
тивостоянии «труда и капитала», сколько
о конфликте различных моделей трудовой
этики, дифференциации традиционных и
инновационных критериев производствен+
ной эффективности, совершенно разном
понимании социальной успешности и от+
ветственности. К тому же заметно, что наи+
более острые конфликты возникают уже
– 185 –
Экономика и право № 22012
не в сфере перераспределения материаль+
ных благ и ресурсов, а в области прав, свя+
занных с самоидентификацией человека в
условиях мультикультурного социально+
го пространства. В рамках любого обще+
ственного дискурса (будь то проблемы ме+
жэтнических и межконфессиональных от+
ношений, границы свободы слова и про+
странство моральной цензуры, перспекти+
вы легализации гомосексуальных браков,
регулирование практики абортов или
борьба против табакокурения) сталкива+
ются полярные мнения, носители которых
с равной степенью убежденности доказы+
вают несправедливость собственного поло+
жения. Эта конфликтная множественность
культурных моделей подрывает не саму
возможность справедливого решения, а его
легитимность в глазах всего общества.
Иными словами, практически невозмож+
ным оказывается нормативное достиже+
ние социальной справедливости, посколь+
ку любое из возможных решений провоци+
рует негативную реакцию части общества.
Актуальным становится лишь практичес
кое достижение справедливости, что озна+
чает минимизацию наиболее очевидных
фактов несправедливости. Но в этом слу+
чае несправедливость исподволь начина+
ет восприниматься в качестве устойчиво+
го социального фона: рождается ощуще+
ние системной несправедливости.
Итак, современное государство оказы+
вается в своеобразной ловушке: в услови+
ях растущей множественности культур+
ных, этических, поведенческих моделей
проведение «справедливой политики» не+
избежно порождает недовольство значи+
тельной части общества, ориентированной
на иные критерии справедливости, а отказ
от активной борьбы с «несправедливос+
тью» вызывает подозрения во всеобщей
коррумпированности. В таких условиях в
обществе рождается апелляция к некоей
политической воле, способной радикаль+
но изменить существующее положение
дел (помимо «сильного» национального ли+
дера в роли такого «волевого начала» мо+
гут выступать «народные массы», «чест+
ные политики», «профессиональные уп+
равленцы» и любые иные «прогрессивные
силы»). Однако любая активизация подоб+
ных «волевых» усилий создает дополни+
тельные риски для законотворческого про+
цесса, нарушает баланс «политики» и
«права», лежащий в основе института
правового государства, усиливает зависи+
мость государства от политической конъ+
юнктуры и провоцирует все новые попыт+
ки «несистемного», протестного воздей+
ствия на государственный курс. В конечном
счете это приводит к еще большей дефор+
мации социального пространства и умно+
жает источники социальной несправедли+
вости.
Не предотвращает ситуацию и апелля+
ция к принципам политической демокра+
тии, априорной легитимности «воли боль+
шинства». В современном обществе боль
шинство вообще является предельно ус+
ловной социальной категорией. Его социо+
логическая реальность проявляется толь+
ко при условии «молчания», когда массы
выступают в качестве публики политичес+
ких спектаклей, спортивных шоу и теле+
визионных игр. Реальное же вовлечение
масс в общественные дискурсы обнаружи+
вает распад общества на множественные
кластеры, когда индивид в различных сво+
их чаяниях и этических установках неожи+
данно для себя оказывается представите+
лем меньшинства – перед лицом преобла+
дающей в обществе разнообразной «инако+
вости». Даже носители устойчивой иден+
тичности большинства («титульной на+
ции», «коренного народа», «исконной кон+
фессии», «традиционной ориентации») ис+
пытывают острые фобии, связанные с «эк+
спансией» чужаков и неформалов. Не слу+
чайно представители «большинства»
очень склонны позиционировать себя в ка+
честве уязвимой социальной группы, не+
справедливо вытесненной на периферию
общественной жизни «меньшинствами».
В итоге «политическая воля», направ+
ленная на обеспечение социальной спра+
ведливости, практически не может опи+
раться на ясное и безапелляционное мне+
ние большинства. Поэтому она все чаще
ассоциируется с авторитарным «ручным
управлением» (примером чего является не
только политическая ситуация на постсо+
ветском пространстве, но и «греческий»
кризис еврозоны, дискуссия об антикри+
– 186 –
Конференция
зисной политике в США, политические
перипетии «арабской весны», решение
проблемы национальной безопасности в
Израиле и т.п.). На первый взгляд, «ручное
управление» может быть вполне эффек+
тивным средством разрешения проблемы
несправедливости при условии низкого
уровня коррупции и достаточном профес+
сионализме правящей элиты. Однако леги+
тимность такой политической системы
оказывается в прямой зависимости от эф+
фективности принимаемых мер в глазах
общества, от «производимого впечатле+
ния», что в условиях быстро меняющейся
социальной конъюнктуры является чрез+
вычайно зыбким основанием. Поэтому рано
или поздно состояние несправедливости
начинает восприниматься обществом
сквозь призму кризиса демократии, что
уже на новом уровне востребует активи+
зацию «политической воли» народных масс
и «честных политиков» из несистемной оп+
позиции.
В итоге формируется нечто похожее на
классический механизм «инфляционного
бега» (когда рост цен и недостаток ликвид+
ности заставляют активизировать эмис+
сию, но приток наличности вновь разгоня+
ет инфляцию, которая в свою очередь уси+
ливает рост цен и недостаток ликвиднос+
ти). Политическая инфляция имеет схо+
жий алгоритм: потребность в укреплении
справедливости заставляет проявить «по+
литическую волю», которая со временем
порождает новые проявления несправед+
ливости, что в свою очередь становится
толчком для дальнейшего усиления «по+
литической воли».
Появление такого феномена, как «поли+
тическая инфляция», является симптомом
институционального кризиса социального
правового государства: нарочитая пере+
ориентация социальной политики на
«борьбу против несправедливости» не+
двусмысленно указывает на неэффектив+
ность существующего законодательства и
правоприменительной практики. Однако
суть проблемы кроется глубже.
Следует помнить, что дихотомия спра+
ведливости и несправедливости является
системной характеристикой социального
пространства общества, а теория систем
предполагает совершенно разные подходы
к институциональной оценке кризисных
явлений. Так, классическая методология
предполагает взгляд на общество как ли+
нейную инерционную систему, по мере раз+
вития которой, с одной стороны, наращи+
вается качество базовых характеристик
(социально+этическим эквивалентом кото+
рых и выступает категория справедливо+
сти), а с другой – вытесняются «несистем+
ные» проявления (то есть устойчиво сни+
жается уровень несправедливости). Не+
классическая методология, напротив, при+
знает системную роль любых внутренних
институций: система рассматривается как
органическая многоуровневая взаимосвязь
всех ее элементов и их функций.
Именно с этой точки зрения можно до+
казать диалектическую взаимосвязь спра+
ведливости и несправедливости как двух
начал, в равной степени формирующих
нормативное пространство общества. Со+
временная же постнеклассическая мето+
дология, в том числе теория синергетики,
опирается на представление о сложных
саморазвивающихся системах, для кото+
рых множественный характер внешних и
внутренних факторов создает ситуацию
хаоса, то есть отсутствия линейной при+
чинно+следственной детерминированнос+
ти. Формой развития таких систем явля+
ется флуктуационное (колебательное) от+
клонение от «нормы» и бифуркационное
(кризисное) обновление.
Не вступая в теоретическую полемику
с представителями этих трех методологи+
ческих парадигм, отметим, что для анали+
за развития современного информационно+
го общества именно синергетическая мо+
дель является наиболее адекватной. И в
рамках ее уже неприемлемо восприятие
социальной несправедливости как дест+
руктивного явления, связанного с нежела+
тельными отклонениями от «нормы».
Напротив, ощущение несправедливос
ти должно рассматриваться как важный
фактор социальных флуктуаций, ресурс,
повышающий жизнеспособность обще+
ства, его способность к гибкой, маневрен+
ной динамике развития. При таком подхо+
де социальная стратегия не может сво+
диться ни к идеалистической задаче иско+
– 187 –
Экономика и право № 22012
ренения социальной несправедливости, ни
к восприятию несправедливости в каче+
стве «отдельных» искажений нормативно+
го пространства общества. Речь должна
идти об институционализации неспра
ведливости как общественного дискурса,
перманентного вызова, требующего посто+
янного обновления социальных практик,
активизации гражданского диалога, поис+
ка оптимальных форм управляемости со+
циальными конфликтами.
Решение такой задачи требует не
столько «политической воли», сколько
формирования прочной правовой основы,
способной перевести социальную конфлик+
тность в русло конструктивного, но состя+
зательного взаимодействия. И очевидно, что
абстрактного «совершенствования законо+
дательства» в данном случае недостаточно
– требуется более многогранное правовое
пространство, способное интегрировать
(даже в режиме управляемых конфликтов)
разные модели социального поведения.
Вполне эффективными примерами подоб+
ного рода являются англосаксонская судеб+
ная практика, обычное право (гири) в Япо+
нии, синтез норм Галахи (иудейского пра+
ва) с государственным законодательством
Израиля, принцип субсидиарности, закреп+
ленный в немецкой конституционной моде+
ли и системе европейского права.
Но для стран с романо+германской и ис+
ламской правовой культурой такой сцена+
рий весьма затруднителен (примеры ФРГ
и ЕС – скорее, исключения, лишь подтвер+
ждающие правило). Поэтому здесь вполне
вероятным является системное развитие
социально+правового пространства в
«классическом» направлении: его консоли+
дация под эгидой социально+консерватив+
ных идей, воссоздание устойчивого соци+
ального большинства с помощью активной
«политики идентичности» и на основе
культа «исконных ценностей» (историко+
культурных и конфессиональных).
В такой ситуации проблема социальной
несправедливости окажется связанной не
с конкуренцией различных культурных
моделей, а с отторжением «чужой культу+
ры». Встав на этот путь, общество может в
существенной степени утратить социо+
культурную гибкость и инновационную
динамику развития, однако приобрести
большую стабильность и возможность
нормативного обеспечения социальной
справедливости.
– 188 –