ИСТОРИЯ ЖУРНАЛИСТИКИ И КРИТИКИ КОММЕРЧЕСКАЯ И

мы с его первым заместителем Альбертом Еналеевым вручили Ляйсан ключи от двухкомнатной квартиры. Челябинская мэрия взялась обставить ее мебелью, обустроить с учетом
индивидуальных особенностей будущей хозяйки.
Обо всем этом, конечно же, было рассказано нашим читателям. Думаю, что это вызвало у них добрые чувства.
Мы решили и дальше следить за судьбой Ляйсан. Девочкой заинтересовались в Челябинском государственном университете, где успешно действует факультет доступности
высшего образования, дающий инвалидам современные специальности. Лидия Панфилова
ведет переговоры с одним петербургским институтом, ученые которого, может быть, смогут изготовить для Ляйсан необычные протезы. И каждую ступеньку на этом сложном и
драматическом пути вместе с газетой проходят читатели.
Самое важное, что эти газетные акции – не маркетинговые ходы, они подсказаны самой жизнью. Тем не менее нужно признать, что они очень существенно способствуют
продвижению газеты, создавая ей имидж живого, динамичного, искреннего издания. Читателям хочется быть вместе с такой газетой, участвовать в ее ярких и интересных делах.
Такой стимул действует эффективнее самой мощной рекламы.
ИСТОРИЯ ЖУРНАЛИСТИКИ И КРИТИКИ
К.В. Ратников
КОММЕРЧЕСКАЯ И ТВОРЧЕСКАЯ СОСТАВЛЯЮЩИЕ
РУССКОЙ ЖУРНАЛИСТИКИ
Концепция С.П. Шевырева о взаимоотношениях
«словесности» и «торговли»
Одной из центральных проблем, стоявших перед отечественной журналистикой на
протяжении всего ее существования и оказавшейся как никогда актуальной и злободневной сейчас, в условиях активного проникновения коммерческого духа в журналистскую
деятельность, является проблема достижения оптимального соотношения между двумя
принципиально различными компонентами, тесно сопряженными с функционированием
журналистики как реальной общественной силы, – компонентом собственно творческим,
креативным, и компонентом сугубо коммерческим, порой связанным с неким конъюнктурным расчетом, стремлением обеспечить необходимую прибыльность средств массовой
информации.
Истоки этой ключевой для журналистики проблемы отчетливо прослеживаются давно,
с 30-х годов XIX века, когда книгоиздательское и журнальное дело в России стали всё более уверенно вставать на коммерческую ногу, приобретая характер хорошо организованных предприятий, нацеленных, помимо традиционных просветительских и эстетических
функций, в первую очередь на получение совершенно определенной материальной отдачи,
которая оправдывала бы усилия и затраты, на которые вынуждены были идти книгоиздатели и подконтрольные им редакторы журналов. Эта тенденция коммерциализации не
стала чем-то внешним и неожиданным для российской журналистики, она всего лишь отражала внутреннее движение общества по пути укрепления тех отношений, которые традиционно именовались буржуазными.
40
Естественно, что сами участники журнальной деятельности не могли оставаться в стороне от назревавших тенденций, и их точка зрения представляется весьма значимой для
уяснения общественной позиции непосредственно заинтересованных в полноценном развитии журналистики представителей единой профессиональной среды. В числе первых
деятелей русской журналистики, открыто поставивших на общественное обсуждение проблему взаимного сосуществования «словесности и торговли», был активный участник литературного процесса 1820–1860-х годов, поэт, литературный критик, возглавлявший соответствующий отдел в трех влиятельных «толстых» журналах той поры – «Московском
вестнике» (1827–1830), «Московском наблюдателе» (1835–1837) и «Москвитянине»
(1841–1856), крупный ученый-филолог, профессор Московского университета Степан
Петрович Шевырев (1806–1864). Целый ряд его журнальных выступлений 1820–1840-х
годов был специально посвящен попыткам найти решение возникшей проблемы выбора
стратегического пути развития журналистики. При этом некоторые из его конкретных
предложений продолжают представлять определенный интерес в современных условиях.
По мнению Шевырева, верное объяснение ведущим тенденциям развития литературы и
журналистики можно дать, только соотнеся их с особенностями общественной жизни, для
которой и литература, и журналистика всегда были зеркалом, отражающим интересы и
идеалы современников: «Уже давно известно, что литература всякой нации бывает словесным выражением всей ее жизни. Жизнь эта из многих элементов слагается – и, смотря
по развитию, более или менее полному, сих последних, бывает более или менее полно развитие литературы»2.
В числе этих составных элементов в качестве основополагающего признака общественной жизни 1830-х годов Шевырев выделял возрастающую потребность массового читателя в удовлетворяющей его интеллектуальные и духовные запросы печатной продукции, в том числе и в периодических изданиях газетно-журнального типа. А, как известно,
спрос подстегивает рост предложения, которое неизбежно имеет в виду и получение на
этой основе высоких и стабильных доходов. Неудивительно поэтому, отмечает Шевырев,
что «благодаря всенародности нашего просвещения словесность пустилась в торговые
обороты»2.
Оценивая коммерческий дух журнально-издательской деятельности крайне негативно,
о чем более подробно речь пойдет ниже, Шевырев в то же время старался объективно выделить в этом преимущественно «торговом», с его точки зрения, оживлении журналистики
те положительные моменты, которые хотя бы отчасти могли компенсировать неизбежный
духовный ущерб, причиняемый чисто экономическими расчетами эстетической стороне
словесного искусства во всех его проявлениях, в том числе и в журнальных статьях:
«Правда, торговое направление нашей литературы служит для нас утешительным свидетельством того, как с каждым годом более и более разливается образование по народу
русскому; как потребность книг становится ощутительнее; как публика наша, ревнительная к просвещению, алчущая умственной пищи, великодушно награждает всякое литературное предприятие, всякий труд, даже иногда и не стоящий ее щедрой награды» (20).
Однако в целом позиция Шевырева оставалась резко отрицательной по отношению к
журналистско-предпринимательской активности таких изданий, как, например, знаменитая «Библиотека для чтения», ставшая под редакторской властью энергичного и одаренного незаурядными творческими и организаторскими способностями О.И. Сенковского не
просто лидером среди всех современных ей периодических помесячных изданий, но и
первым в России по-настоящему профессионально издаваемым журналом, обеспечившим
себе широчайшую читательскую аудиторию. Не вдаваясь в нюансы личных взаимоотношений Шевырева и Сенковского, укажем лишь на то важное обстоятельство, что именно
«Библиотека» служила для Шевырева своего рода образчиком, по которому он судил о
41
положении дел в текущей журналистике. И здесь на первый план выступали как раз коммерческие принципы, положенные предприимчивым Сенковским в основу столь успешно
развиваемого им журнального дела. «На журналы я смотрю как на капиталистов» (8), –
писал Шевырев в своей программно-разгромной статье и, для большей убедительности
выдвинутого положения, иллюстрировал этот тезис сближением собственно литературных
и сугубо коммерческих аспектов, входящих, с легкой руки Сенковского, в обыкновение
журналистской деятельности: «Да, мой друг, торговля теперь управляет нашею словесностью – и всё подчинилось ее расчетам; все произведения словесного мира расчислены на
оборотах торговых; на мысли и на формы наложен курс!..» (19). Более того, не только
оборотливые редакторы-предприниматели виделись Шевыреву сродни капиталистампромышленникам, но и сами журналы стали представляться ему чем-то «вроде литературных фабрик», задачей которых, естественно, стало не служение искусству, а изготовление
литературной продукции, рассчитанной на неприхотливого и невзыскательного читателя,
готового платить деньги за предлагаемый ему журнальный «товар».
Сколь бы предосудительными ни казались лично Шевыреву такие тенденции в современной отечественной журналистике, он ясно отдавал себе отчет в том, что дело тут отнюдь не в конкретных редакторах, давших своим изданиям явный коммерческий уклон, а
в чем-то гораздо более значимом – в том «практическом» духе времени, который властно
диктует общественные потребности и подчиняет им все формы деятельности, художественную в том числе: «Не может быть иначе в литературе, ставшей потребностью человеческого общества: будучи плодом ума, с одной стороны, она является уже предметом торговли с другой»3. Спорить с духом времени – заведомо обреченное на неудачу дело, поэтому столь явственно слышны нотки горечи в статье Шевырева.
Показательно то, что в своей острой и бескомпромиссной критике тенденций окончательной коммерциализации литературы и журналистики Шевырев не был одинок и обособлен. Его голос сливался с хором литераторов пушкинского круга, которые еще с начала
1830-х годов, со времени издания «Литературной газеты» под редакторством барона
Дельвига, противопоставили свое творчество «торговому направлению», приданному литературному процессу такими влиятельными журнальными силами, как Ф.В. Булгарин и
Н.И. Греч – редакторы самой тиражной в тогдашней России газеты «Северная пчела»,
стремившейся задавать тон в литературно-общественной жизни. Именно в этих ловких,
удачливых и не всегда разборчивых в средствах достижения успеха «северных шмелей»
метил Пушкин в полемической статье «Путешествие из Москвы в Петербург»: «Литераторы петербургские по большей части не литераторы, но предприимчивые и смышленые литературные откупщики»4.
Весьма близкую к пушкинской позицию в вопросе об оценке экономического характера текущей журналистики занял в эту пору и молодой Гоголь, открывший свой проблемный критический обзор под заглавием «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835
году» красноречивым пассажем, принципиально уравнивающим журналистику и промышленную деятельности, в равной мере ключевых для развития общества и придания
действенного импульса застаивающейся без их влияния общественной жизни: «Журнальная литература, эта живая, свежая, говорливая, чуткая литература, так же необходима в
области наук и художеств, как пути сообщения для государства, как ярмарки и биржи для
купечества и торговли»5.
Как видим, точки соприкосновения в суждениях о положении дел в современной журналистике с литераторами пушкинской группы (кстати, тоже участниками журналистских
и издательских предприятий, не имевших, однако, выраженного коммерческого успеха, –
достаточно назвать в этой связи судьбу «Литературной газеты» или накопившиеся долги
самого Пушкина вследствие неудачи издания «Современника») у Шевырева были. Но в то
42
же время, при некоторой общности исходных положений, Шевырев шел в своей решительной критике перевеса коммерческого компонента журналистской деятельности над
собственно эстетическими и просветительскими задачами гораздо дальше. Не ограничиваясь пассивным указанием на объективно существующий практический дух века и начавшийся постепенный переход от прежних полудилетантских форм журнальной и издательской деятельности к неуклонной профессионализации и, как следствие этого – закономерной коммерциализации журнального дела, Шевырев анализирует пагубность, которую таит такое смещение акцентов, для самой литературы в ее интеллектуально-духовной составляющей: «Но состояние перехода во всяком образовании и развитии всегда бывает
вредно; тем вреднее оно тогда, когда в этом переходе сталкиваются две стихии совершенно противоположные: умственная и духовная – какова словесность; материальная – какова
торговля» (21). Для Шевырева практически неразрешимой дилеммой представляется вынужденное сочетание высоких духовных задач журналистики и ее неизбежно подразумеваемой экономической подоплеки: «Там, где мысль и выгода дружатся между собою и хотят ужиться вместе, там всегда неизбежны нравственные злоупотребления, ибо чистая
мысль всегда марается об нечистую выгоду» (22).
Обосновывая необходимость активного поиска путей выхода из сложившегося опасного для литературы и журналистики положения, Шевырев, в порядке предостережения,
анализирует те отрицательные последствия, к которым уже начала приводить коммерческая, потребительская в основе своей установка многих периодических изданий, добивающихся увеличения получаемой прибыли благодаря подыгрыванию средним вкусам и
заурядным потребностям обывателей. Самое замечательное в этом анализе то, что большинство из перечисленных Шевыревым изъянов изданий коммерческого типа не только
пережили ту далекую эпоху, но и перекочевали, в несколько трансформированном виде, в
современные массовые издания, способствуя повышению их тиражей и укреплению финансового благополучия. Вот, например, как выглядела во времена Шевырева установка
журналов на чистую развлекательность: «Судя по большей части наших повременных изданий, мы заключаем, что еще не совсем у нас истребился старый предрассудок – требовать от журнала приятного и легкого чтения для препровождения времени за чашкою кофе. Неутешительно для журналиста видеть в своем издании простое лекарство от скуки
людям праздным»6. Не правда ли, эти слова могут быть отнесены и ко многим нынешним
иллюстрированным изданиям?
Как опытный в журналистской деятельности человек, Шевырев хорошо понимал неизбежность проникновения в периодическое издание, рассчитанное на широкую читательскую аудиторию, элементов развлекательности, но он решительно возражал против того,
чтобы такая установка составляла единственное содержание издания: «Несмотря на то,
всякий должен отчасти покоряться сему требованию, хотя другие, по-видимому, и не ищут
в своих изданиях другой цели»6.
Еще одно свойство коммерциализированных изданий, вроде бы противоположное развлекательной направленности, подверглось критике Шевырева, – это стремление ряда
журналов к максимально широкому охвату отражаемого на их страницах материала, преподносимого в популярном ключе, лишь имитирующем подлинную энциклопедичность, а
на самом деле создающем только иллюзию осведомленности у простодушного читателя,
не слишком требовательного к глубине и полноте освещения материала: «Главный недостаток… заключается в многосторонности, в том, что они объемлют всё и вместе ничего
основательно. До сих пор у нас еще очень мало журналов, которые посвящались бы одной
отрасли наук и следили бы ее во всех современных открытиях, способствующих к ее развитию…»7. Упрек этот вполне актуален и для части современных научно-популярных из-
43
даний, очень уж легковесно интерпретирующих на своих страницах самые значительные
проблемы науки, искусства, общественной жизни.
Не остались в стороне от критического взгляда Шевырева и «технические» трюки, на
которые иной раз пускаются нерадивые журналисты, стремящиеся завлечь доверчивого
покупателя одним только внешним видом своего печатного «товара». В этой связи Шевырев справедливо указал, что очень скоро читатель разберется в обмане и «потеряет излишнее доверие к завлекательным заглавиям, к толщине томов, к изобилию слов» (27).
Но самым серьезным предостережением против потенциальной опасности для самих
журналистов, таящейся в налаженных по коммерческому принципу журнальных предприятиях, стала отсылка Шевырева к распространенной практике вербовки редакторами таких
сотрудников, которые целиком подчинили бы свою творческую индивидуальность торговой марке своего журнала и той стратегии, которую навязывает логика конкурентной
борьбы за читателя: «Нельзя не заметить, что дух, господствующий в журнальных компаниях, чрезвычайно вредит развитию молодых писателей. Беда талантливому юноше, с даром пера свежего, если он вверит свою еще не развитую личность хитрому журнальному
кондотьери и сольет себя с какою-нибудь журнальною компаниею. На него смотрят только как на средство умножить число пишущих перьев в своей журнальной машине»8. И далее, прослеживая типичную судьбу такого журналиста, сотрудничающего в коммерческом
издании, Шевырев наглядно демонстрирует печальные последствия для творческой личности, вынужденной подчинить себя требованиям конъюнктуры и спроса. Такой журналист «пишет как все… пишет зауряд обо всем и бог знает что… и эта личность, этот характер, которые могли бы, вероятно, развиться замечательным образом на другом поприще и при ином направлении, стираются и исчезают в одной общей массе фабричнолитературного производства»8.
Как проницательно отметил Гоголь, отозвавшийся в своей статье «О движении журнальной литературы…» на главные мысли шевыревской «Словесности и торговли», корень зла крылся даже не столько в самой погоне сотрудников коммерческих изданий за
высокими гонорарами, сколько в объективных результатах сознательной дезориентации
ими читателей, которым буквально навязывались неприемлемые, с позиций Гоголя, потребительские жизненные ориентиры и ложные материальные ценности: «Что литератор
купил себе доходный дом или пару лошадей, это еще не беда; дурно то, что часть бедного
народа купила худой товар и еще хвалится своею покупкою»9.
Таким образом, с вредными последствиями деятельности «стороны черной», по определению Шевырева, текущей журналистики всё было более или менее ясно. Но для нейтрализации ее активности требовалось противопоставить сугубо коммерческим целям периодических изданий какие-то иные ценности, более отвечающие истинно духовным
идеалам, и в этой связи Шевырев выдвигает критерий общественной пользы, приносимой
журналами, в которых удалось бы достичь гармоничного равновесия коммерческого и
творческого компонентов. Разумный синтез двух этих составляющих должен был обеспечивать позитивный результат, распространяющийся на всё общество: «Успех со сбытом
бывают всегда дружны; но они оба, как выгоды частных лиц, должны подчиняться другому, высшему успеху, т.е. нравственному успеху общества» (24). Как настоятельно разъясняет Шевырев, «тот только успех бывает обеспечен славою, который подвигает вперед образование, который содействует распространению изящного вкуса, полезных сведений, благотворных мыслей, который основан на чистом нравственном и изящном впечатлении» (24).
Однако для достижения благого результата представлялось необходимым четкое указание целей и задач, стоящих перед журналистикой, отвечающей высоте своего общественного призвания. Поэтому, по мнению Шевырева, «желательно бы было, чтобы вместе с
размножением журналов в нашем Отечестве более и более очищались и настоящие поня44
тия о журнализме, чтоб гг. журналисты яснее определили себе важную цель свою и вернее
бы ей следовали»10. И Шевырев детально указал те цели, ту программу действий, которые
по-настоящему соответствовали бы предназначению журналистики в общественнокультурной жизни: «Настоящее назначение журнала состоит в том, чтобы указывать своим соотечественникам на все новые, современные явления в обширной области творений
ума человеческого, как в своем Отечестве, так и в других государствах; разрешать по возможности все современные вопросы… указывая на новые явления ума, честно и правдиво,
без пристрастия личного, открывать их настоящую сторону, назначать им место в постепенной лествице просвещения, как в отношении к нашему отечеству, так и в отношении
ко всему миру… направлять непостоянное внимание своих соотчичей на весь современный ход ума человеческого, на его успехи, уклонения, заблуждения и сосредоточивать воедино все разногласные мнения публики, столь разнообразной во вкусах, в характерах, в
склонностях, в пристрастиях. Вот к чему призван журналист!»11.
В свете такого поистине высокого общественного призвания честно исполняющему
свою миссию журналисту выпадало играть особую роль. Публичный характер его деятельности, ориентированность преимущественно на самые насущные проблемы текущей
минуты определяют уникальность журналистского статуса, делающего его сродни актерскому, так же максимально открытому перед своими современниками: «Он приносит великую жертву для публики, завещая все труды свои не потомству, но настоящей минуте,
связующей его с современниками… Он то же самое, что актер на сцене, которого слава
живет в одних только впечатлениях мгновенных, но не даром проходящих»11.
Итак, основные моменты шевыревской концепции, последовательно и аргументированно обосновывающей специфику журналистской деятельности, дающей анализ противоречивых взаимоотношений двух важнейших ее компонентов – творческого и коммерческого, – представляются во многом вполне актуальными и востребованными в наши дни, с
необходимой поправкой на радикально изменившиеся общественно-политические условия
функционирования современной журналистики. Выводы и предложения Шевырева можно
рассматривать как своего рода историко-культурный эпиграф к стратегии журналистики,
желающей быть не просто формой полиграфического предпринимательства, но действительно одним из существеннейших элементов общественной жизни и одновременно мощным средством воздействия на само это общество. Искренняя, хотя и несколько наивная
вера Шевырева в духовный потенциал журналистики, в широкие возможности ее благотворного влияния на умонастроения современников, как представляется, сохраняет способность вдохновлять журналистов и в нынешнее экономически переходное время на активное и добросовестное осуществление ими своего творческого, а вместе с тем и благотворного для общества нравственно-просветительского труда.
Примечания
1
2
3
4
5
6
7
8
Шевырев С.П. Общее обозрение развития русской словесности: Вступ. лекция. М., 1838. С. 2.
Он же. Словесность и торговля // Моск. наблюдатель. 1835. Март. Ч. I. Кн. 1. С. 21. Далее выдержки из
данной статьи Шевырева приводятся по этому изданию с указанием страниц в тексте.
Он же. Взгляд на современное направление русской литературы. Сторона черная // Москвитянин. 1842.
Ч. I. № 1. С. XV.
Пушкин А.С. Путешествие из Москвы в Петербург // Пушкин А.С. Полн. собр. соч: В 10 т. Т. 7. Л., 1978.
С. 189.
Гоголь Н.В. О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году // Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 8 т. Т. 7.
М., 1984. С. 147.
Шевырев С.П. Обозрение русских журналов в 1827 году // Моск. вестн. 1828. Ч. VIII, № 5. С. 63.
Там же. С. 65–66.
Шевырев С.П. Взгляд на современное направление… С. XXIII.
45
9
Гоголь Н.В. О движении журнальной литературы… С. 160.
Шевырев С.П. Обозрение русских журналов в 1827 году… С. 62.
11
Там же. С. 63–64.
10
И.М. Удлер
ЖИЗНЬ, МИРОВИДЕНИЕ И ПУБЛИЦИСТИКА
ФРЕДЕРИКА ДУГЛАСА
Фредерик Дуглас (1818 – 1895) – самый выдающийся афро-американский лидер XIX в., писатель, журналист, оратор и просветитель. В XIX в. Ф. Дуглас не только «самый знаменитый афро-американец»1, но и второй после А. Линкольна самый известный американец в
мире, представляющий демократическую Америку.
Ф. Дуглас – ключевая фигура в аболиционистском движении, в афро-американской печати, публицистике и литературе.
Все силы своей необычайно одаренной натуры, мужество, стойкость, незаурядный талант публициста, богатый жизненный опыт вложил Ф. Дуглас в борьбу за полную ликвидацию рабства и его последствий.
Вот некоторые факты из его биографии, ставшей достоянием американской истории.
Родился в 1818 г.2 в рабстве в штате Мэриленд. Втайне от рабовладельцев научился
читать и писать и учил грамоте невольников на плантации. В 1838 г. совершил побег в
штат Массачусетс. Стал активным участником аболиционистского движения, а затем и
лидером чернокожих аболиционистов. В его биографии и поездки по всему Северу с выступлениями (порой с риском для жизни) против рабства3, и активное участие в работе
«Подземной железной дороги», и организация сопротивления закону 1850 г. о беглых рабах, и организация во время Гражданской войны 54-го и 55-го полков, первых полков чернокожих американцев, в составе которых сражались его сыновья Льюис и Чарлз.
Ф. Дуглас разработал программу предоставления чернокожему населению страны политических и гражданских прав, и прежде всего права избирать и быть избранными наряду с белыми американцами, и последовательно боролся за ее осуществление после ликвидации рабства. Он активно участвовал в организации и проведении ежегодных «съездов
негритянского народа», руководил работой съезда цветного населения в Сиракузах в октябре 1864 г. и стал автором программного документа – Обращения съезда к народу Соединенных Штатов «Дело негритянского народа»4. Он руководил работой первого поистине национального съезда негритянского народа Соединенных Штатов в 1869 г.
Ф. Дуглас был выдающимся американским правозащитником и реформатором. Одним
из первых он поддержал женское движение за равные права, в том числе за право голоса.
Он принимал активное участие в работе первого съезда участников женского движения в
США в июле 1848 г. (г. Сенека-Фолс, штат Нью-Йорк), принявшего Декларацию независимости женщин, известную также как Декларация общественного мнения. Одна из двенадцати принятых резолюций призывала предоставить женщинам право голоса. Съезд положил начало современному женскому движению. В поддержку съезду Дуглас 28 июля
1848 г. опубликовал в своей газете «Норт стар» статью «Права женщин», в которой отстаивал равноправие женщин с мужчинами: «Наш принцип – право не зависит от пола» [1, 321].
На протяжении всей своей жизни Дуглас-реформист тесно сотрудничал с руководителями женского движении, был их активным союзником. В самый последний день своей
жизни, 20 февраля 1865 г., он принимал участие в работе второй сессии Национального
Женского совета.
46