СТРУКТУРА МЕНТАЛЬНОГО КОДА РОССИЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ
реклама
Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 13 (304). Философия. Социология. Культурология. Вып. 29. С. 59–67. С. Н. Амельченко СТРУКТУРА МЕНТАЛЬНОГО КОДА РОССИЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ КАК ОСНОВА ЦЕЛОСТНОСТИ ЕЕ БЫТИЯ В статье затронута проблема ментального кризиса российской культуры, ведущего к ее деградации и исходу в небытие. Предпринятый анализ структуры ее ментального кода и имеющихся в нем модусов должного позволяет выявить основы ее целостности, а также скрытые ресурсы в определении ответов на глобальные вызовы современности. Ключевые слова: российская культура, ментальный код, структура, модусы должного, идентичность, глобализация. Процессы модернизации, развернувшиеся в российской культуре в преддверии ��������� III������ тысячелетия, выявили необходимость сохранения ее менталитета. Острота этой проблемы обусловлена ее вхождением в эпоху глобализации, которая, как доказывает И. В. Кондаков, имеет несколько возможных вариантов развития. Один из них представляет всеобъемлющую унификацию («вестернизацию») мировой культуры, проводимую под патронатом лидирующих в научном и военно-техническом отношении западных держав1. Другой – предполагает формирование плюралистического мира, построение плодотворного диалога между культурами, каждая из которых обладает особым характером мировосприятия и самореализации. Первый путь ведет к обезличению мировой культуры, второй – к развитию ее разнообразного творческого потенциала, в котором особая роль принадлежит и российской культуре. Между тем, на исходе ХХ века произошла деформация ментальных основ отечественной культуры, надлом которых обозначил опасность ее саморазрушения, исхода в небытие, превращения в мемориальное образование на периферии динамично развивающихся Запада и Востока. Данную тенденцию не обошли вниманием многие российские ученые. В частности, Б. П. Шулындин предположил, что исчезновение тех ментальных черт, которые всегда обеспечивали геополитическое выживание России, может повлечь ее гибель, и новые поколения, которые появятся на ее территориях, уже не будут идентифицировать себя с ее историей и культурой2. На ментальный кризис, разразившийся в постсоветской российской культуре, указал И. В. Кондаков, который отметил возможность ее полного распада и появления на ее руинах некой новой цивилизации3. При этом формула гуманности этого неизвестного образования неясна, что актуализирует проблему исследования ментальной матрицы российской культуры и таящихся в ней скрытых сил и возможностей. Такое знание позволит глубже разобраться в условиях целостности ее бытия и определить пути преодоления охвативших ее кризисных явлений. Ментальные основы культуры как источник уникальности ее бытия Самобытность каждой культуры обусловлена ее менталитетом. Интерес к нему возрос в последнее двадцатилетие, когда стало очевидно, что самосознание культуры, выделяющее ее в панораме других культур, не является продуктом искусственных идеологических манипуляций. В менталитете, по наблюдению И. К. Пантина, проявляется «своеобразная память народа о прошлом, психологическая детерминанта поведения миллионов людей, верных своему исторически сложившемуся “коду” в любых обстоятельствах»4. Как утверждает И. В. Кондаков, менталитет является способом обретения каждой локальной культурой своей уникальности, а также тех качеств, которые побуждают ее приобщаться к процессам мирового развития и вносить в них свои достижения5. Менталитет представляет укорененный в недрах человеческой психики комплекс переживаний субъектов культуры, сплав присущих им наиболее устойчивых мыслей и чувств, направленных на освоение окружающего мира и формирование в нем ценностноориентированной модели жизнедеятельности. В российском менталитете, по мнению Г. Д. Гачева, проявился «космо-психо-логос», связь отечественной культуры с при- 60 родой как взрастившим ее родительским лоном6. Между тем, именно в этом соединении Н. А. Бердяев, Г. П. Федотов и др. находили причину резких контрастов в российском ментальном строе, указав на его крайнюю противоречивость. Согласно суждению Бердяева, необъятная ширь отечественных просторов явилась причиной отсутствия у русского народа «самодисциплины духа» и умения жить в «дифференциациях культуры». Он полагал, что возникшая на данной почве неопределенность стала фактором, разрывающим национальное самосознание между смирением и бунтарством, религиозностью и атеистическим нигилизмом, космополитизмом и национализмом и пр. На полярность как черту российского менталитета, раскалывающую общество и взрывающую отечественную культуру в переломные моменты ее развития, указывали Ю. М. Лотман, И. К. Кондаков и мн. др. Так, говоря о «маятнике» национальной истории, Лотман усматривал источник ее движения в «бинарной структуре» российского мировоззрения, в которой содержится установка на достижение неосуществимого идеала и уничтожение всего того, что не соответствует его высоким критериям. В бинарном ключе раскрывает специфику ментальных основ российской культуры И. В. Кондаков. Он отмечает присущую ей борьбу центростремительных и центробежных сил, приводящих в действие механизмы интеграции и дифференциации, конвергенции и селекции. Полагая, что эти факторы обусловили возникновение разных подтипов отечественной культуры, он, вместе с тем, подчеркивает ее целостность, позволяющую субъектам идентифицировать себя со своей эпохой. Поясняя, он указывает на необходимость пристального изучения менталитета отечественной культуры, соединяющего «несколько сменивших друг друга культурно-исторических парадигм, не столько следовавших друг за другом, сколько надстраивающихся одна над другой семантическими слоями»8. Тем самым подчеркивается необходимость преемственности для сохранения целостности культуры. Между тем, как доказывал Лотман, преемственность как устойчивая трансляция опыта возможна в тернарных системах, которые «сохраняют определенные ценности предшествующего периода»9 и передают С. Н. Амельченко их из поколения в поколение. Таким образом, в анализе российского менталитета может быть обозначен дополнительный подход, позволяющий совместить выдвинутую Кондаковым идею наслоения исторических парадигм отечественной культуры с бинарно-тернарной структурой ее самосознания. Движение в этом направлении открывает возможность переосмысления системных основ российской культуры и позволяет выявить ее ментальный код, включающий ее ценностносмысловые константы и приводящий к единству ее различные семиотические и динамические конфигурации. Возникающий в навыках духа и пронизывающий все сферы человеческого сознания ментальный код является ценностно-смысловым ядром культуры, выражающим уникальное своеобразие и определяющим действие механизмов ее исторического развития. Он формируется на интуитивно-образном уровне понимания действительности, становясь сплавом эмоций и мыслей, и получает наиболее определенное выражение в мировоззренческих концепциях. Ментальный код аккумулирует социально-значимый опыт, передаваемый из поколения в поколение, побуждая людей воспринимать мир и действовать в нем определенным образом. Он заключает в себе наиболее емкую и концентрированную информацию о должном – необходимом и благом, с которым связывают смысл своего существования субъекты культуры. Ментальный код становится основой их идентификации через осознание ими своей принадлежности к определенной системе ценностей и понимание своего места и роли в мире. Становление ментального кода отечественной культуры Структура ментального кода коренится в архетипических глубинах. Понимание этого феномена строится на идеях психоаналитической теории К. Г. Юнга и структурализма К. Леви-Строса. Из концепции Юнга следует, что менталитет формируется в области коллективного бессознательного – родовой памяти человечества, включающей его первичное восприятие многообразной действительности. Структурными элементами коллективного бессознательного являются репрезентирующие его психические феномены – архетипы. Как показали исследования Леви-Строса, в Структура ментального кода... коллективном бессознательном берет начало бинарная организация человеческих представлений о бытии, выражающаяся в цепочке оппозиций (небо-земля, отец-мать, день-ночь, добро-зло, жизнь-смерть и т. д.), которые указывают на системность мироздания, очерчивают его пространственно-временные и ценностно-смысловые характеристики. Так как архетипы, структурирующие самое раннее восприятие универсума, являются первичными познавательными моделями, посредством которых народы адаптировались к среде и осваивали устойчивые связи реальной действительности, древнейшими проформами у них были образы окружающего мира. Наиболее значимой мифологемой, выразившей менталитет славянского народа и бинарную структурированность его архетипического мировосприятия, стала оппозиция символических образов отца-неба и материземли, фиксирующих предельные основания человеческого бытия. Они определили содержание всего мифо-ритуального континуума славян, проникли в их разнообразное творчество, трудовую и обрядовую деятельность. Данная бинарная парадигма, указывающая на нерасторжимое взаимодействие неба и земли, сформировала в тот исторический период ментальный код славянской культуры и его модус должного, который содержал идею сопричастности человека богатству и могуществу природы, безотносительно к системе иных, в том числе и моральных критериев. С появлением государственности, принятием христианства и изменением мировосприятия славян прежние архетипические образы трансформировались, не утратив своего системообразующего значения. Произошедшие события не изъяли из мироощущения славян отношения к земле как материнскому началу жизни. Между тем, переживание глубинной мистической связи с ней на заре формирования национального самосознания распространилось у ранее разрозненных славянских племен на понимание общности их исторической судьбы, что выразилось в «Повести временных лет», отвечавшей на вопросы о том, «откуда пошла» и «как образовалась Русская земля». Принадлежность к ней перестала означать обычную идентификацию с определенной территорией. В сознании славян начинает формироваться представление о Родине, которая не только отмечена природными богатствами, но и является культур- 61 но обустроенным пространством, имеющим «города великие», «селения славные», «сады монастырские» и пр. Распространение на Руси христианской религии привело к вытеснению прежних божеств или их трансформации в образы святых, в пантеоне которых главной сакральной ценностью стал единый Бог – отец и творец всего сущего. Принятие нового идеала, а также формирование государственной модели управления потребовали фундаментальной перестройки сознания субъектов отечественной культуры и вызвали перемены в ее ментальном коде, перевод его структуры из бинарной конфигурации в тернарную. В сакральной истории роль связующего звена между миром небесным и земным выполнил образ Богородицы, в имени которой два корня – «Бог» и «род»: Бог как присутствие в изменившейся структуре бытия высшего идеала, открывающего перед людьми перспективу бесконечного духовного совершенствования и выражающего идею небесного покровительства; род как основа жизни, соотносимая с понятиями ‘природа’, ‘родина’, ‘народ’. В социально-политическом же плане в русском миропонимании функцию медиации осуществил образ правителя – обладателя государственной власти. Символично, что в имени укрепившего ее князя Владимира, начавшего процесс христианизации Руси, содержатся корни «лад» и «мир», несущие представление о вселенской гармонии, охватывающей и небесное, и земное пространство. Связав имя этого христианского князя с солнечным светом, народное мышление закрепило таким обозначением непререкаемый статус государственной власти, наделив представляющую ее персону правом олицетворять собой верховную силу и быть ее наместником на земле. Христианская религия в ее сформировавшемся на Руси православном вероисповедании становилась основой легитимизации государственной власти, наделив полномочия ее главы сакральным статусом и указав на ее обязанность воплощать божественную мудрость в отеческой заботе о подопечном народе. Именно уважение к государственной власти, наряду с христианской верой в Бога-отца и любовью к Родине, матери-земле обозначили модус должного и сформировали ту структуру ментального кода российской культуры, которая оказала влияние на все ее 62 последующее развитие. Этот комплекс мыслей и побуждений и соединил национальные представления о базовых ценностях бытия, организующих и наполняющих смыслом человеческое существование. Вместе с тем, институциализация этих притягательных эйдосов необходимого и благого в российской исторической практике была отнюдь не совершенна, трансформируясь и в такие негативные явления действительности, какими были деспотизм, догматизм, крепостничество. Расхождение между образами должного и сущего запускало механизмы противостояния в российской среде и становилось источником бунтов, смуты, раскола, мировоззренческих дискуссий, революционных движений и пр. Тем не менее, данная тернарная парадигма, соединяющая небесные и земные, духовные и материальные, социальные и индивидуальные аспекты человеческой жизнедеятельности, закрепилась в развитии тех концептуальных линий, которые, поднимаясь из глубин российского самосознания, встраивались друг в друга, обусловив целостность отечественной культуры на протяжении веков. Коррекция ментального кода отечественной культуры в философии императорской России и русской эмиграции Осмысление национальной ментальности достигло философского дискурса в императорской России XIX ��������������������� ������������������������� века. Философом, пробудившим ее самосознание, был П.���������� ��������� Я.������� ������ Чаадаев, который доказывал, что для правильного суждения о народах следует изучать «общий дух», составляющий их «жизненное начало». Указав на особое положение России в ряду других держав, он высказал сожаление относительно того, что она ничего не дала миру, но могла бы совместить в своем развитии опыт Востока и Запада, став примером в решении тех проблем, которые волнуют все человечество. Полемическая заостренность высказываний Чаадаева сообщила импульс общенациональной дискуссии, в которую вступил и министр образования С.�������� ������� С.����� ���� Уваров – автор доктрины «православие – самодержавие – народность». Он говорил о ее составляющих как о спасительных началах, осознание которых способствует процветанию России, позволяет сберечь и укрепить ее жизнеспособность. Данная формула провозглашала в качестве высших ценностей Бога, С. Н. Амельченко царя и отечество, став модифицированным выражением ранее сложившейся в русском сознании тернарной модели мировосприятия. Очерчивая ценностно-смысловое ядро российской культуры, эта триада вписалась в уже сложившийся ментальный код, соединяющий представления о ее прошлом, настоящем и будущем. В отечественной философии этого, а затем и зарубежного периодов постижение ценностей, структурирующих ментальный код российской культуры, облеклось в цепочку понятий ‘софийность – соборность – всеединство’. В осмыслении первой составляющей данной триады получило развитие укорененное в российском самосознании представление о сакральном начале бытия, наполняющем идеалами истины, добра и красоты все сферы человеческой жизнедеятельности. Софийность в размышлениях русских философов предстала как открытый сознанию людей и персонифицированный в образе Святой Софии божественный замысел о высшем предназначении человечества, под которым понималось неустанное духовное восхождение каждого народа, обретение им в своем совершенствовании всей полноты христианских добродетелей. В интерпретации образа Св. Софии встречаются различные, в том числе не канонические (гностические, полуязыческие) обороты мысли, уходящие в архетипические недра человеческого сознания. Между тем, в ее русском истолковании и, в частности, в передаче П. А. Флоренского Св. София осознавалась как душа и совесть творения, в основном выраженная в человечестве; душа и совесть человечества, воплотившаяся преимущественно в Церкви; душа и совесть Церкви, получившая олицетворение в Богородице10. Софийность в этой концепции представлялась нравственным истоком мироздания, побуждающим человека верить в святость христианских идеалов, живую силу православной любви и следовать по пути служения человечеству. Увязывал смысл софийности с самыми возвышенными человеческими устремлениями С. Н. Булгаков. Он утверждал, что в ней таится неиссякаемый источник вдохновения, подвигающего людей к знаниям и воплощению Премудрости Творца в хозяйстве, культуре и искусстве11. Структура ментального кода... Софийность в этом понимании становилась выражением нравственной чистоты, стремления к истине, неутомимого духовного подъема, преображающего сознание людей. Это понятие не только высветило ценностное ядро ментального кода российской культуры, но и выявило смысл сопричастных ему концептов – «соборности» и «всеединства». В российской философии этого периода всеединство представлено как высшее благо всеобъемлющей целостности, сама суть изначального мудрого божественного замысла и предназначение всех народов, созидающих мир культуры в соответствии с принципами глубокого согласия и плодотворного сотрудничества. Поясняя смысл этого понятия, В. С. Соловьев утверждал, что совершенное всеединство выражает полное равновесие, равноценность и равноправие между целым и частями, не подавляя, но способствуя развитию каждой из них. Он доказывал, что всеединство делает сопричастным абсолютной полноте целого и отдельного человека, и живущий через него весь род преемственных поколений, и образующийся в их совокупности народ, включающийся вместе с другими народностями в развитие всего человечества. Согласно его высказыванию, всеединство – есть добро, а «добро есть должное»12, раскрывающее свой смысл в верховном гуманном принципе человеческого сосуществования, в соответствии с которым россияне должны любить все народы как свой собственный народ. В этой мировоззренческой установке отразилась, по выражению Ф.����������������������� ���������������������� М.�������������������� ������������������� Достоевского, «всемирная отзывчивость» российского общества, его открытость к диалогу со всеми творцами общечеловеческой культуры. Не менее значимым принципом плодотворного человеческого взаимодействия русскому сознанию представлялась соборность. Отечественные философы высказывались о ней как о задуманной Богом безупречной упорядоченности небесного и земного миров. Поясняя смысл соборности, Н.�������� ������� А.����� ���� Бердяев сравнивал ее с космическим ладом вселенной, в котором каждый человек – не атом бездушного механизма, «а живой член органической иерархии». Соборность, в его понимании – это такая система отношений между людьми, которая не нивелирует личность, но способствует ее развитию, блокируя при этом проявления индивидуализма и эгоцентризма. По его убеждению, «подлинная органическая 63 соборность» апеллирует к совести, моральному чувству и отличается от лже-соборности (или «сборности») – объединения, формирующегося на основах господства и автоматического подчинения13. Русскому религиозному сознанию соборность представлялась совершенным человеческим сообществом, возникшим в замысле Творца небесно-земным царством, идеальным прообразом не только церкви, но и самодержавия, глава которого, в соответствии с иерархическим устройством универсума, становился в государственной структуре тем же, чем Бог в мироздании или душа в теле. Этому пониманию способствовало то, что самодержавие, возводя государство, управляло им с применением Соборного уложения – законодательного кодекса, созданного и утвержденного Земским Собором, и, по убеждению приверженцев данной формы правления, было призвано реализовать волю Творца, его мысль о безупречном человечестве. Российские мыслители видели в соборности идеал духовного и социально-политического единства, основной целью которого должно быть сбережение народа, развитие разумных и нравственных устоев его жизнедеятельности. Отечественные философы отмечали, что россиянам еще многое предстоит совершить, чтобы это устройство стало реальностью, ведь, как указывал Бердяев, соборность принадлежит умопостигаемому образу мира и в отношении к эмпирической реальности «она есть долженствование»14. Смысл соборности, софийности и всеединства обнаружил преемственность с возникшими ранее структурными составляющими ментального кода российской культуры, уже сформировавшимися в ней представлениями о должном. Так, в софийности усматривался источник духовных традиций православия, воспринятого русскими послами в колыбели Восточной христианской церкви – храме Св. Софии в Константинополе. Смысл соборности соединился с представлением о самодержавии как мудром государственном устройстве, призванном стать подобием небесной отеческой силы, проводником ее власти. Всеединство в своем содержании сочеталось с пониманием народности, проявляющейся в любви к Родине, матери-земле и служении своему народу через единение со всем человечеством на основе гуманных отношений между людьми разных национальностей. 64 Сомкнув содержание этих понятий в концептуальном изложении должного и раскрывая его смысл, отечественные философы указывали на необходимость духовной динамики русского народа в составе всего человечества, значимость его интеграции по горизонтали в равноправии и равноценности всеединства, по вертикали – в построении соборности, в восхождении к совершенству – образу Софии. Обозначенный в ментальном коде отечественной культуры модус должного был ее ценностным ориентиром и определил смысл русской идеи, который заключался в преодолении вражды, разделяющей человечество, и стремлении озарить его светом христианских добродетелей. В философских размышлениях о софийности, соборности и всеединстве получили выражение не только поднимающиеся из глубин национального самосознания чаяния об идеальном бытии человечества. В них затрагивались проблемы, которые решались антропоцентризмом Возрождения, трудовой этикой Реформации, рационализмом Просвещения, и выстраивались представления о достоинстве свободной личности, руководствующейся соборными ценностями труда, общего блага; гуманного предназначения познания, и распространения нравственности. Эти суждения очерчивали идеальный горизонт в развитии российской культуры. Контраст с ним реальной действительности создавал то напряжение, в котором, с одной стороны, происходили великие творческие свершения, вошедшие в фонд человечества и позволившие ее возвести на уровень мирового значения, а с другой – приходили в движение механизмы потрясений и переворотов, ставившие ее у черты национальной катастрофы. Эволюция и трансформация ментального кода российской культуры в советский и постсоветский периоды ее развития Перемены в социально-политическом и экономическом укладе Советской России, ставшей основным государством союзной державы, вызвали изменения в содержании структурных элементов ее ментального кода. Из него были изъяты религиозная составляющая и надежда на царя-«батюшку», а вместо них введена вера в коммунистическую идеологию (выражавшую «ум, честь и совесть эпохи», обеспечивавшую легитимизацию С. Н. Амельченко власти) и партийного вождя – «отца народов», символ государственности. Фундаментальные ценности, очертившие грани российского самосознания, облеклись в цепочку новых понятий «идейность – партийность – коллективизм», но выполняли функции, свойственные прежним элементам ментального кода отечественной культуры. Идейность в советском мышлении также задавала мировоззренческие ориентиры и устанавливала «коммунистические цели», которые усматривались в построении некого совершенного общества. Данная черта выражала извечное стремление российского социума к идеалу, став проявлением его способности приобщаться к высшим достижениям и духовным ценностям человечества. Несмотря на то, что эта ментальная установка позволяла аккумулировать опыт поколений, она получала официальную поддержку при условии, если задаваемые ею процессы не противоречили марксистско-ленинскому учению. Отсутствие же приверженности советской идеологии расценивалось как инакомыслие и подвергалось террору. Партийность стала той чертой советского российского классового сознания, которая несла в себе представление о совершенной системе социально-политического регулирования человеческих отношений и выражала нацеленность культуры на борьбу за интересы трудящихся во всем мире. Независимо от места человека в политической культуре, партийность в качестве склада советского мышления была показателем патриотизма, социальной надежности и состоятельности. Дефицит же лояльности к партийной линии миропонимания давал повод для преследования и репрессий. Не менее важным элементом ментального кода советской культуры был коллективизм, проявившийся в самоотверженности людей, их готовности к взаимопомощи и самоотдаче, умении аккумулировать все свои силы и без колебаний направлять энергию и волю на решение масштабных исторических задач. Именно эта ментальная черта была особенно необходима для выживания российской нации в условиях суровых географических и исторических вызовов. В эпоху догоняющей модернизации и всеобщей мобилизации коллективизм стал той особенностью сознания и поведения, которая позволила российской культуре осуществить большие исторические Структура ментального кода... проекты. В то же время, будучи выражением преданности пролетарскому делу, коллективизм зачастую трансформировался в формы «тирании большинства», преследования «врагов народа», «кулаков», «безыдейных» представителей интеллигенции и пр. Как отметил Б. П. Шулындин, российскому менталитету всегда был свойственен коллективизм двух видов: «общинный», объединяющий людей по профессиональному признаку, и «мобилизационный», консолидирующий национальные силы в чрезвычайных обстоятельствах15. При этом коллективизм в советско-российской культуре не был принципом объединения по сугубо этническому признаку, что явилось развитием уже заложенного в ее ментальном коде стремления к межнациональному сотрудничеству. Отмеченные ментальные черты стали модифицированным выражением прежних установок, уходящих в глубину самосознания российской культуры. Так, коллективизм совместился с прежней идеей всеединства. Партийность оказалась по своему функциональному предназначению сопоставимой с соборностью, восприняв от нее уважение к вертикали власти. Идейность, бывшая ядром советского самосознания, выполняла функции, которые раньше принадлежали софийности, также неся веру в идеальное мироустройство. Указанные понятия стали ключевыми в понимании должного, возникшем в новых исторических условиях и на иных мировоззренческих основаниях. Философская мысль советской эпохи выводила его содержание из логики развития материального производства, отмечая значение коллективизма, партийности и идейности в возведении бесклассового строя, который ознаменовал бы достижение наиболее гармоничных отношений между людьми в неком светлом коммунистическом будущем. Такая концепция была по своей сути близка прежней русской идее и, подобно ей, видела высшее предназначение отечественной культуры в том, чтобы та исполнила свою историческую миссию и указала всему человечеству путь, ведущий к наивысшей цели мирового развития. Данный модус должного оказался близок сознанию российского общества и был укоренен в структуре ментального кода его культуры, в котором триада «идейность – партийность – коллективизм» сомкнулась и встро- 65 илась в предшествующую структуру, очерченную в ретроспективном плане формулами «софийность – соборность – всеединство» и «православие – самодержавие – народность», а в них, в свою очередь, просматривались более ранние образы и представления, возникшие в бинарной структуре архетипического сознания русского народа, соответствовавшие и его менталитету, и духовному строю примкнувших к нему народов. Именно эти ценностные установки изначально и в течение веков были присущи миропониманию российского общества, определили своеобразие его культуры и обусловили его выход на передовые позиции мировой истории. Нельзя не отметить, что исходящие из ментальных глубин представления о перспективе развития российской культуры, призванной воплотить некий идеальный проект, также вступали в острое противоречие с реальной действительностью, в которой идейность оборачивалась тотальным контролем, партийность – обслуживанием интересов номенклатуры, коллективизм – обезличиванием масс. Энергетическая дуга, возникающая между образами должного и сущего, духовной свободой и тотальной институциональной несвободой, создавала в российском обществе то напряжение, в котором, с одной стороны, совершались великие открытия и победы, обеспечившие выход отечественной культуры на орбиту мировой истории; а с другой стороны – наступало глубокое разочарование в идеологическом мифотворчестве, повлекшее крушение всех выводимых из него ценностей и ориентиров. В период проведения реформ в конце ХХ века, призванных осуществить национальный проект модернизации России, произошли надлом ее ментальных устоев и девальвация сложившегося на их основе ценностного опыта, что привело к вытеснению идейности культом сиюминутного обогащения, партийности – абсолютизацией рыночных отношений, коллективизма – эгоцентризмом и групповым экстремизмом. Этот процесс сделал российскую культуру весьма уязвимой и поставил под сомнение саму возможность ее существования в новых условиях. Найти достойный ответ на вызов времени Россия сможет, если она совместит свои уходящие в глубины прошлого ментальные ценности с таким модусом должного, который позволит ей совершить прорыв в новейшую 66 эпоху и укрепить позиции гуманизма в глобальном миропорядке. Реконструкция ментального кода российской культуры в эпоху глобализации Вхождение российской культуры в эпоху глобализации вскрыло опасность утраты ею своей идентичности и обозначило необходимость выявления в ее ментальных глубинах таких скрытых сил, которые вернут ей лидирующие позиции. Решение этой важнейшей задачи предполагает возрождение духовности, укрепление государственности и достижение гражданского единства. Необходимость восстановления духовности в ментальном ядре постсоветской культуры сегодня осознается особенно остро, ведь, как утверждает В. А. Лекторский, «если Россия не сможет повернуться к духовности, она погибнет как великая и неповторимая культура, а значит, и как страна»16. Самоотверженное служение гуманным идеалам, готовность видеть в защите всеобщих интересов личное призвание, главную цель и смысл своей жизни – такова суть духовности, которая, возникая в глубине самосознания российского общества, поднимала его к вершинам человеческого бытия на протяжении истории. Духовность не только развивает софийную традицию; она неразрывно связана с высокой идейностью, неся на своем острие мысль о будущем человечества и его гармоничном развитии. Притом, что ее содержание формируют озарения религиозной веры, порывы творческого вдохновения и открытия научной мысли, сердцевину духовности составляет нравственность, возникающая там, где вступает в силу категорический императив, призывающий относиться к человечеству в лице каждого его представителя как цели, а не только как к средству. Именно потому, что духовность является неисчерпаемым источником нравственности, в ней высвечивается высшая ценность свободы. Она раскрывается не только в дерзновенных порывах человеческого духа, но и в способности личности самостоятельно руководствоваться объективно-значимым смыслом морального закона и осознавать свою ответственность за такое его исполнение, которое утвердило бы достоинство каждого в его праве на самореализацию. Свобода как высшее проявление человеческой духовности и морали может стать действенной силой С. Н. Амельченко в развитии культуры всего общества при условии ее институциализации – закрепления в законодательном праве, и легитимизации – признания ее абсолютной ценности всем социумом. Поэтому духовность, сопряженная с исполнением кодекса свободы и ответственности, неразрывно связана с идеей правовой государственности. В мировоззренческой установке, нацеленной на построение сильного правового государства, содержится ее глубокая преемственная связь с идеями соборности и партийности, формировавшими самосознание российской нации в минувшие эпохи и очищенными сегодня от исторических иллюзий и ошибок. Идея сильной государственности всегда была важной константой российской культуры, и сегодня она выражает готовность ее субъектов направлять свои усилия на создание такой системы управления, которая могла бы стать проводником нравственной воли и организатором созидательной энергии нации. Включаясь в структуру ментального кода, данная идея может стать несущей конструкций в развитии российской культуры, утверждая в качестве значимой ее цели упрочение социальной справедливости, которая, как было отмечено на ������������������� XXI���������������� Всемирном философском Конгрессе, является глобальным «мета-принципом», требующим в каждый исторический момент соблюдения прав человека и создания достойных условий для его плодотворной самореализации17. Достижение справедливости является не только задачей государства, но и результатом усилий всего социума. Поэтому не менее значимым фактором, востребованным современным российским обществом и соответствующим ментальному коду его культуры, является обретение гражданского единства. Принятие этой установки является неотъемлемой частью российского самосознания и модифицированным выражением ранее обозначенных в нем всеединства и коллективизма. Сплочение российской нации, преодолевающее этнические, религиозные, социальные и другие различия ее представителей – в этом суть гражданского единства, которое позволяет в полной мере раскрыть ее деятельностный потенциал, придать импульс развитию российской культуры в новых исторических условиях. Принятие идеи национального единства выявляет непреходящую ценность солидар- Структура ментального кода... ности, которая становится силой, аккумулирующей энергию людей и приводящей к консенсусу разные социальные группы на основе общности исторической судьбы и необходимости выработки совместных проектов дальнейшего развития. Стремление к духовности, правовой государственности и национальному единству выражает такую конфигурацию ментального кода отечественной культуры, которая органично встраивается в его прежнюю структуру и становится востребованной в постсоветскую эпоху. Эта ментальная матрица обеспечивает ей уникальную целостность и устойчивую динамику в условиях всеобъемлющих перемен. Данная тернарная система взглядов и предпочтений выдвигает в качестве базовых ценностей идеалы свободы, справедливости и солидарности, которые в своей совокупности образуют модус должного, базирующийся на духовной капитале российской культуры, ее исторической памяти. Утверждение этих ценностей и их институциализация выявляет ее потенциальные силы, очерчивает перспективы развития и соответствует позитивным тенденциям времени. Реконструкция ментального кода, включающая модификацию концепта должного, позволяет российской культуре выстраивать диалог с иными культурами и занять достойное место в мировом сообществе. Примечания Кондаков, И. В. Россия мира : российский глобалитет в потоке мировой истории. Статьи 1 и 2 // Обществ. науки и современность. 2011. № 1. С. 160–178; № 2. С. 157–171. 1 67 Шулындин, Б. П. Российский менталитет в сценариях перемен // Социс. 1999. № 12. С. 52. 3 Кондаков, И. В. Культура России : краткий очерк истории и теории. М. : КДУ, 2007. С. 68. 4 Российская ментальность : (Круглый стол) // Вопр. философии. 1994. № 1. С. 30. 5 Кондаков, И. В. Россия мира… // Обществ. науки и современность. 2011. № 1. С. 163. 6 Российская ментальность… С. 25. 7 Бердяев, Н. А. Философия свободы. Истоки и смысл русского коммунизма. М. : Сварог и К, 1997. С. 248. 8 Кондаков, И. В. Культура России… С. 43. 9 Лотман, Ю. М. Культура и взрыв. М. : Прогресс, 1992. С. 252. 10 Флоренский, П. А. Столп и утверждение Истины. М. : Правда, 1990. С. 351. 11 Булгаков, С. Н. Софийность хозяйства // Русский космизм : антология философской мысли. М. : Педагогика-Пресс, 1993. С. 133. 12 Соловьев, В. С. Оправдание добра. Нравственная философия // Соловьев, В. С. Сочинения : в 2 т. М. : Мысль, 1988. Т. 1. С. 205. 13 Бердяев, Н. А. Новое средневековье // Бердяев, Н. А. Философия творчества, культуры и искусства : в 2 т. М. : Искусство, 1994. Т. 1. С. 430–431. 14 Бердяев, Н. А. Русская идея. М. : АСТ ; Харьков : Фолио, 1999. С. 156. 15 Шулындин, Б. П. Российский менталитет в сценариях перемен // Социс. 1999. № 12. С. 50–51. 16 Духовность, художественное творчество, нравственность : материалы круглого стола // Вопр. философии. 1996. № 2. С. 35. 17 Кучуради, И. Справедливость – социальная и глобальная // Вопр. философии. 2003. № 9. С. 21. 2
