К а т а ж и н а В о я н (Гданьск) – Явление омонимии и
реклама
Явление омонимии и сравнительное языкознание (на материале русского, польского и финского языков) Катажина Воян (Гданьск) В последние десятилетия привлекает внимание рост заинтересованности лингвистов вопросами, вытекающими из отношений между языками и связанных с ними специфическими процессами, а также конвергенцией явлений, выступающих на лексико-семантической плоскости. Лексическая омонимия завоевывает себе в этих исследованиях всё более сильную позицию. Явление лексической омонимии существует во многих языках мира. Обобщенно eё можно опpeделить как сознательно coзданные, существующие и целенаправленно используемые ноcителями данного языка знаки, четко или почти четко отвечающие критериям формального сходства, но имеющие различные поля значений. Сравнительное языкознание давно оперирует понятием межъязыковой лексической омонимии. Однако использование этого понятия часто приводит к серьёзным недорaзумениям, так как определения, которые дают обычно этому понятию лингвисты, часто различны. Одни ученые относят данное понятие к явлению параллельного существования в исследуемых cистемах языковых знаков, выполняющих формальный критерий одинакового звучания или записи (Aкуленкo 1969; Будагов 1974; Вылчек 1963; Готлиб 1985; Гросбарт 1958, 1962; Кочерган 1997; Стасиньска 1990; Шипка 1998, 1999 и др.). Другие же ученые относят явление межъязыковой омонимии к связи между четко омонимическими группами, образованными в системах анализируемых языков (Дубичинский 1993, 2002; Воян 2001, 2002). В. В. Дубичинский определяет межъязыковую лексическую омонимию как „отношения между интернациональными омонимичными парами (или омонимичными pядами)” (Дубичинский 1993, 6). Итак, о межъязыковой лексической омонимии следует говорить тогда, когда омонимические множества составляют минимум четырехэлементную структуру при видимом сходстве эквивалентно выступающих (чаще всего интернациональных) омонимических множеств в синхронно сравниваемых языковых системах (Воян 2001; ср. Дубичинский 1993). Д. Буттлер, зато, сравнивая эквивалентные польские и русские пары омонимов, говорит об „омонимии омонимов” (Батлер 1989, 89). В этом месте необходимо отчётливо сказать об очевидном неудобстве, вытекающем из употребления понятия омонимия по отношению к межъязыковым явлениям (ср. Н. И. Толстой 1968, Ровдо 1980, Готлиб 1966, Гросбарт 1984; ср. также Дубичинский 1993, Воян 2001, 2002, 2003). С эффектом омонимии имеем дело тогда и только тогда, когда двум разным бытиям, которые в области семантики находят репрезентацию в двух чётко дифференцированных семемах, произвольно приписывается одна (общая) форма (ср. Салони 1996, Аврамиук 1999). Понятие омонимии описывает в самом деле мир бытий (функционирует полноправно только в области семантики), и только сообщает о принципах копирования мира бытий в мире языковых форм. В случае анализа лексических запасов отдельной языковой системы не появляются серьёзные неясности даже, если явление омонимии наблюдается ошибочно из области языковых форм. Если, употребляя одну форму, носители определенного языка (несмотря на причины) хотят выражать более чем одно понятие (бытие), то путём соединения той формы с соответствующими бытиями образуют лексемы (слова), вступающие в омонимические взаимоотношения. Именно так омонимию на практике понимают многие лингвисты, перенося это понимание на почву контрастивной лингвистики – и они правы, кажется, но, уж только частично. Насколько наблюдение за идентичными акустическими формами (звуками речи) в сравниваемых языковых системах можно считать в большинстве случаев проявлением межъязыковой омонимии (напр.: польск. matka 'мать' и фин. matka 'путешествие'), то уже графическая форма (письмо), отвечающая одному набору звуков, в некоторых случаях почти по праву не может являться идентичной (ср. Зинкевич-Томанек 1998), напр. запись звуков использующих в одной системе кириллицу, в другой - латиницу (ср. Маковский 1971). Одни пары языков проявляют часто сходство графических форм (напр.: польск. kapusta, фин. kapusta), а другие – время от времени, что совсем не обязано правильно отражать родства сравниваемых языков, а только факт административной причины (официально принята система письма), напр. польск. ławka, русск. лавка; польск. atłas, русск. атлас; русск. банкет, фин. banketti; русск. коса, фин. kossa и др. В некоторых случаях языковых пар омография никогда не будет выступать (напр. европейские и китайское письма), хотя и звуки речи могут быть идентичными, и отвечающие им значения – неслучайные. Может ли лингвист, сравнивающий несколько языковых систем, позволить себе сознательно игнорировать заметные родства и общности, какие замечает в этих языках, несмотря на то, что содержание ясных соотношений скрывается под обманчивым камуфляжем даже бесспорно отличающихся (выразительности)? Абсолютно не может! форм внешней экспрессии Языковед, занимающийся контрастивной лингвистикой, не может уже оперировать в пространстве двух планов: плана бытия (содержания) и плана форм (для упрощения надо опустить отличие акустической и графической форм лексем в одном языке). В процессе сравнения языков мы имеем дело с пространством трёх планов: одного общего плана бытий (содержания) и двух параллельных планов языковых форм, независимо принадлежащих этим языкам. См. схема № 1. Анализируя явление омонимии надо во благо правильности приобретенных результатов научного труда ввести необходимое понятие соответствия некоторых форм, содержащихся на вышеуказанных параллельных планах, принадлежащих языкам (ср. Ровдо 1980; Зинкевич-Томанек 1998; Ойцевич 1987). В этом неловком положении соответствие форм по отношению к расширению понятия их тождественности можно для необходимости анализа межъязыковой омонимии определить следующим способом: лексему, принадлежащую системе одного языка, можно считать относительно идентичной лексеме, принадлежащей системе другого языка, насколько форма (акустическая и/или графическая), во внешней форме которой данная лексема выступает в языке, являющимся объектом сравнения, идентична форме, в которой следовало бы ее выразить в языке-объекте конфронтации, если в этом языке не выступала. Введение квалификации форм по соответствию (идентичности) необходимо для проверки действительных соотношений между языками, что одновременно является бесспорным нарушением дефиниции понятия омонимии, которое основывается на аксиоме идентичности форм (cp. гр. hоmós ‘такой же’, ónyma ‘имя’), образующих (вместе с соответствующими значениями) межъязыковые омонимичные лексемы. Отсюда возникает причина неудобства оперирования понятием омонимии в контрастивном анализе, о чём говорилось в начале настоящей статьи. Сравним формальные записи омонимических единиц следующих языковых пар: русск. реакция, фин. reaktio; русск. агент, фин. agentti; русск. клён, фин. klooni; польск. łom, фин. loma; польск. as, фин. ässä; польск. cynk, фин. sinkki, русск. фунт, фин. puntti; и др. Пока оставим проблемы критериев формальной квалификации. Надо присмотреться эффектам, получаемым в результате сопоставления двух языков. Этот процесс проиллюстрирован на схеме № 2. Всемирная Область Значений МИР БЫТИЙ МИР ЯЗЫКОВ 1,2 MKH1 N3 1K H2 ЗНАЧЕНИЯ ГУОЗ языка 1 2K H3 ГУОЗ языка 2 бытия знакомы названия бытий языка 2 (формы) ГУОЗ – Геометрически Упорядоченная Область Значений 1K H2 – Омонема языка 1 с формой К, 2 значения 2K H3 – Омонема языка 2 с формой К, 3 значения 1,2 K M H1 N3 -Межъязыковая неполная омонема с формой К 1 пара сходных значений, 3 значения – несовпадающие Лексема языка 1 Лексема языка 2 Схема 1. Схема межъязыковых взаимосвязей лексем двух языковых систем, образующих внутриязыковые омонемы и межъязыковую омонему Просматривая списки лексем, содержащихся в двух языковых системах, время от времени находим в обоих списках акустические либо графические формы, которые можно считать идентичными или соответствующими (с оговорками указанными выше). Лексемы двух языков, отвечающие одновременно (однозначно определённые для данной языковой пары) критериям формальной квалификации, соединяются в отдельные пары, трактованы как пары межъязыковых омонимов, а комплект таких пар, выделенных из сравниваемых языковых систем, образует множество межъязыковой омонимии конкретной языковой пары, напр.: русск. эхо, фин. eho 'красивый, необыкновенный'; русск. закон, польск. zakon 'орден'; польск. kuria 'курия', фин. kurja 'нищий, подлый' и др. Время от времени получается, что отдельной лексеме одного языка отвечает формально состоящее из нескольких элементов множество лексем другого языка, эти лексемы в собственной языковой системе остаются в связи омонимичности – это случай внутриязыковой омонимии, напр.: польск. grota 'грот, пещера'; русск. I грот 'грот, пещера'; II грот мор. 'грот-мачта'; польск. pikiet 'пикет, колышек, столбик'; русск. I пикéт 1. 'небольшой сторожевой отряд'; 2. 'группа бастующих или демонстрантов'; II пикéт 1. геод. 'точка местности'; 2. единица измерения длины железнодорожных линий'; III пикéт 'род корточной игры'; русск. aр 'мера земельной площади'; фин. I aari = русс. ар; II aari поэт. 'полное зерно'. Так как предметом исследования и классификации являются не отдельные омонимы, а их множества, то для упрощения проведения семантико-формального анализа в области связей внутренней межъязыковой омонимии я предлагаю ввести новую структурную единицу называемую внутриязыковой омонемой. Омонемa, обозначаемaя буквой Н, - это единица омонимии, упорядочивающая множество омонимов данного языка. Омонемa - это группа лексем данного языка, одинаковых формально, т. е. омонемой является полное множество омонимов, относящихся к данной форме. Количество омонимов в данной омонеме, и, конечно, количество сопутствующих им значений определяется как кратное омонемы и записывается как нижний индекс с правой стороны символа омонемы. Запись Нn означает, что даннaя омонемa содержит n омонимов. Отсюда следует, что n ≥ 2. Если система данного языка содержит нaпример, w-кратное множество омонимов, это означает, что данное множество содержит лексемy с w-кратным количеством форм и с общим количеством, являющимся суммой индексов p. Например, форма J, для отличия данной омонемы во всем множестве, обозначается верхним индексом по левой стороне символа омонемы j Н. Например: jН5 - множество пяти лексем для формы J, напр., J = mina. Введение и эффективное использование понятия омонемы в том значении, которое приведено в определении, значительно упрощает изложение и делает однозначными попытки описания явлений и создания определений в области омонимии. Это понятие помогает в случае описания межъязыковой омонимии, так как здесь легко может возникнуть неправильное определение, а, следовательно, и непонимание, о чем свидетельствует хотя бы путаница понятий. Термин омонемa прежде всего дает возможность пользоваться понятием омонимическое множество вместо понятия омонимическая пара; понимание омонимической пары как определенного качества, свойственного омонимии, а не как ее минимального кратного (что нередко встречается) – исходно неправильно. Такое понимание может ввести в заблуждение во время анализа, но и оказаться катастрофическим во время классификации. В случае, когда формальный критерий исполняет отдельная лексема одного языка и внутриязыковая омонема другого языка – в состав множества межъязыковой омонимии вводим столько новых пар межъязыковых омонимов, сколько лексем образует внутриязыковая омонема. Во всех этих парах одна из образующих их лексем повторяется каждый раз, поэтому состав пар, имеющих такой дискриминант, предлагаем называть (это поправит ясность статистических сопоставлений) многократной парой (лексема + n-кратная омонема ⇒ n-кратная пара межъязыковой омонимии). Однако бывает так, что формальному критерию отвечают одновременно лексемы, образующие n-кратную омонему в системе одного языка и лексемы, образующие m-кратную омонему в системе другого языка; возникает: n × m-кратное количество пар межъязыковых омонимов. В качестве примеров можно привести следующие омонимические множества: польск. I talent 1. 'выдающиеся природные способности'; 2. 'человек с выдающимися способностями, дарованием'; II talent 1. 'единица веса и денежная единица в древней Греции, Вавилоне, Персии и др.'; фин. I talentti = польск. I; II talentti перен. = польск. II; русск. I танк 'боевая бронемашина на гусеничном ходу'; II танк спец. 'специально оборудованный бак, цистерна для жидкостей'; фин. I tankki = русс. I; II tankki = русс. II; III tankki 'жилет, часть национального костюма в Южно-Восточной Финляндии'. Для лингвиста, сосредоточенного на наблюдении за проявлениями межъязыковой омонимии в её общепринятом значении, омонемная обусловленность этих пар может быть только своеобразным курьёзом, не очень существенной для совокупного изображения общности языковых форм сравниваемых языков – для языковеда, исследующего соотношения между множествами внутриязыковых омонимов, содержащихся в разных языковых системах, такие пары – это просто сокровище. Итак, необходимо, кажется, ввести новые упорядочивающие понятия. Полное множество пар межъязыковых омонимов, возникших в результате формальной идентичности двух внутриязыковых омонем, предлагаю называть межъязыковой омонемой с кратным пар, являющимся произведением кратного значений обеих внутриязыковых омонем. Полное множество межъязыковых омонем, полученных в результате процесса формальной классификации двух языковых систем, предлагаю называть множеством межъязыковой внутренней омонимии, либо множеством межъязыковой омонемии данной языковой пары. СИСТЕМА СИСТЕМА языкa 1 языкa 2 ФОРМАЛЬНАЯ KЛАССИФИКАЦИЯ „идентичность” лексемная пара фoрмa A язык 2 фoрмa A язык 1 омонема языкa 2 формa B język 2 фoрмa B омонема языкa 2 Язык 2 форма C фoрмa B язык 2 форма B язык 1 а ык 2 формa C язык 2 форма C формa язык C 1 язык 1 лексема языкa 1 oмoнeма языкa 1 межъязыковые омонимы (многократные пары) межъязыковые омонимы (единственные пары) межъязыковые омонемы внутренняя внешняя Схема 2. Схема выделения пар межъязыковой омонимии Несколько слов об обоснованности обоих названий. Бесспорным надо считать факт, что множества пар межъязыковых омонимов, одни из которых связаны с внутриязыковой омонимией двух языков, а другие – нет, нуждаются в чётком различении. Это вытекает из пагубного, непоследовательного употребления основных понятий многими лингвистами, одни из которых исследуют омонимичность лексических единиц разных языков (Акуленко, Готлиб, Кочерган и др.), а другие – межъязыковые связи внутриязыковой омонимии тех же языков (Дубичинский, Воян). Одни и другие предмет свой работы часто называют межъязыковой омонимией. Встречаемое часто в литературе определение ложные друзья переводчика сегодня кажется уже неадекватным сути языкового явления, к которым соотносится (Гросбарт 1984, Липщук 1992, 1993, Пиенкос 2003, Балалыкина 1991, Дубичинский 1993, Воян 2001). Шутливо можно даже сказать, что оно точнее характеризует черты лингвиста, чем самых лексем, содержащихся в различных языках, и соотношений между ними. Если принять, что оно как-то описывает эти соотношения, то, очевидно, обращается к отличию значений сравниваемых лексем, и как это следует из до сих пор существующего описания процесса квалификации и классификации языковых элементов в отношении к их предположенной межъязыковой омонимичности – внимание исследователя в первой очереди привлекает языковая форма (слова, лексемы), а не укрытый под ней семантический код, сознаваемый исключительно носителем определённого языка. Попытка замены понятия ложные друзья другим нередко наталкивается на нежелание исследователей, что, несомнено, вытекает из его многолетнего укоренения в литературе, чем из признания существенной мёткости содержащегося в нём содержания; многообразие понятийной запутанности 1 , однако, настолько затрудняет соглашение между лингвистами разных стран и представителей разных языковедческих школ (но контрастивная лингвистика имеет более глубокий смысл только в случае текущего сотрудничества учёных максимально большей части мира), что вычищение этой сущей „Авгиевой конюшни” кажется раньше или позже абсолютно неизбежимым. Дефиниционное различение следующих понятий: межъязыковая внутренняя омонимия контра межъязыковая (внешняя) омонимия имеет двоякую логическую обоснованность. Во-первых, множество пар межъязыковых омонимов, которые проявляют эту особую черту, что они в соответствующих группах являются омонимами в отношении к себе в своих родственных языках – обособляемое (по желанию языковеда) подмножество полного множества межъязыковых омонимов, содержащееся в анализируемых языковых системах; итак, подмножество находится внутри множества, которое его окружает снаружи, как это показано на схеме номер 2. Вовторых, омонимичность лексем, которые, согласно предлагаемой здесь концепции, выполняют множество межъязыковой внутренней омонимии, очевидна внутри 1 В научных работах используется несколько терминов, определяющих явление межъязыковой омонимии как системную категорию: обманчивые межъязыковые сходства (Гросбарт 1978); межъязыковая паронимия (Пoномарив 1992; Балалыкина 1991; Васченко 1970; Лукшин 1998; Шипка 1999), межъязыковая полисемия (Н. А. Борисенко 1991), тавтонимы (Липщук 1990, 1992; Райник 1997; ср. Грабиас 1994); deceptive cognates (Ладо 1958) и др. языковых систем их носителям, но омонимичность лексем, которые согласно предлагаемой здесь концепции выполняют множество межъязыковой внешней омонимии – осознанна только исследователями, которые некоторым образом снаружи анализируют содержание этих систем. Дефиниционное различение следующих понятий: межъязыковая внутренняя омонимия контра межъязыковая омонемия кажется ещё сильнее разделяет существенно те явления, которые мы хотим однозначно понимать; можно предвидеть, что возможное принятие этой понятийной пары зависит от степени и темпа распространения понятия омонема (как внутриязыковая, так и межъязыковая) в специальной литературе. Мы пока оставили дефиниционные проблемы, связанные с формальной квалификацией языковых форм, должны и не трогать (пока) проблемы относительно наименования множеств, сложившихся в результате классификации этих форм – на этот раз обратим внимание на плоскость значений в аспекте явления межъязыковой омонимии. И именно здесь скрывается новая неловкость, вытекающая из употребления в сравнительном языкознании понятия омонимия. Как помним, с явлением омонимии мы имеем дело тогда, когда двум разным бытиям (значениям) придаётся одна (возможно соответствующая) языковая форма. Как надо понимать понятие: разные значения в отношении к лексемам (словам, выражениям), принадлежащим к разным языковым системам? То, что является очевидным в случае отдельного языка, в случае многообразия языков уже, видимо, не такое простое. Надо помнить, что некоторые принципы, принятые как основа метода анализа межъязыковой омонимии, должны быть „справедливыми” с точки зрения научной объективности получаемых результатов несмотря на то, какой состав языков (с какой степенью родства) подвергается исследованию. Некоторые считают, что в случае, когда значения (семантические структуры или единственные значения) лексем двух (или более) языков совпадают, их омонимичность следует подвергать сомнению, и такой случай определять как лексические параллели (см. Дубичинский 1993, 2002). Трудно не согласиться с таким способом восприятия случая смысловой идентичности лексем разным языков в идеальном случае, но, как опыт показывает, идеальные случаи на практике повседневности – это редкость. Этот текст не является stricte текстом из области семантики, но невозможно уберечься от нескольких, хотя бы общих, замечаний. Как следует квалифицировать лексемы, если их значение в одном языке частично совпадает с пониманием данной формы в другом языке, а частично нет (напр.: фин. aura, faasi, filler, krossi и польск. aura, faza, filler, gross); в одном случае понятие воспринимается широко, в другом – детально (напр.: фин. alpakka, aristokratia, banketti и польск. alpaka, arystokracja, bankiet); что, если границы значения являются размытыми (напр.: фин. emissio, gnoomi, etiketti, bitti, voltti и польск. emisja, gnom, etykieta, bit, wolta), и то с разной интенсивностью в разных языковых системах? Стоит также помнить о том, что словарные описания значении конкретного словарного слова часто не повторяются точно даже в лексикографии одного языка, напр., в польских словарях: blok, lampart, libella, mira, mus, para, stek, talia, trap, tank; в русских – альпака, амброзия, американка, амортизация, бaнк, клён, пикет и др., в финских – akka, bitti, folio, kapelli, konstituutio, logistiikka и др. Итак, как можно ожидать всеобщей идентичности дефиниции значений в лексикографии разных языков (напр.: русс. канна, кант, конституция, легенда, лига, маркер, партия, платформа, сак, слоник и др., польск. amur, hiszpanka, holenderka, kanadyjka, kozak и др., фин. ankkuri, aristokratia, banderolli, emissio, etiketti, rondo и др.). Проблема сводится не только к расхождениям, содержащимся в словарных записях. Часто образ мира, видимый носителями разных языков, воспринимаемый сквозь призму смысловых кодов этих языков, бывает разным вследствие насыщенности этих кодов совсем иной действительностью их быта. Из этого видно, что великая ответственность касательно высказывания мнения об идентичности либо отличии значений, содержащихся в отдельных парах межъязыковых омонимов, ложится на исследователя омонимии, который является принужденным к произвольному предрешению фактов из плана содержания обоих языков в большей степени на основании интуиции, чем на неопровержимых, материальных доказательствах. Такая обстановка создаёт опасность значительных различий в оценке, что является омонимом, а что параллелью, в зависимости от того, какими критериями руководствуется исследователь, как принципиальны его оценки, а также, как близки по сущности и культуре создатели словарей этнических языков, наследством которых он вынужден пользоваться, практически лишенный возможности делать корректуру. Стоит также принять во внимание то, что научная ценность исследования, относящегося к связям внутриязыковой омонимии анализируемых языков, в небольшой степени зависит от предрешающей оценки полной идентичности значений отдельных пар лексем. Важным является только факт, имеют ли эти значения чёткую тенденцию совпадать в существенной степени, или они полностью разные, и, главным образом, в широком статистическом подходе. Упорное различение омонимов и параллелей кажется особенно непрактическим в случае множеств межъязыковой внутренней омонимии, где, очевидно, пришлось бы вырывать из готовых межъязыковых омонем пары лексем, подозреваемых в параллельности всего лишь на этапе семантической верификации. Это требовало бы создания новых, выделенных множеств, дополнительных, подробных описаний и т. д., внесло бы беспорядок и замешательство в сложной уже структуре и дифференцированной исследовательской материи. Кажется допустимым принятие следующего решения вышеуказанных проблем (хотя бы в отношении к межъязыковой омонемной омонимии), а именно: к значениям, принадлежащим лексемам двух языковых систем, подходят по принципу как к нетождественным, замечая отличия уже в самом факте различия языков; под всякими парами лексем, образованными на основе сопоставления внутриязыковых омонем разных языковых систем, понимаются следовательно в принципе омонимические пары. Соотношения совпадения совокупности значений, принадлежащих лексемам, описывается как сходные или несходные. Чтобы сохранить полный контроль над вопросом взаимных связей значений пар межъязыковых омонимов анализированных систем, применяю – относительно множеств, определяемых межъязыковыми омонемами – для собственного употребления следующий метод их символической записи: Межъязыковaя омонемa, имеющaя символ МН - это множество смысловых значений эквивалентных омонимов омонем в исследуемoй паре языков, напр.: j1Hn (язык 1) и j2Hm (язык 2). Если множества смысловых значений омонимов омонем, принадлежащих обоим языкам, имеют одно и то же кратное–n, и, кроме того, если их можно cгруппировать по парам, то межъязыковaя омонемa классифицируется как полнaя и символически записывается как MJ Hn C, напр.: русск. I филе 1. 'высший сорт мяса', 2. 'кусок рыбы или мяса без костей'; II филе 'вышивка на сетке из ниток'; фин. I filee = русс. I; II filee = русс. II Таким образом, F1,2 = филе/filee, MF1,2H2C, если 1 = русский язык, 2 = финский. Если множества значений омонем, принадлежащих обоим языкам, имеют разное или одинаковое кратное, но их нельзя разделить по парам, то такaя межъязыковaя омонемa классифицируется как неполнaя и символически записывается как MJHpNq. Данная запись содержит информацию о том, как найти выражение неполной межъязыковой омонемы (это форма J, записанная как напр. boks/бокс), сообщает о кратном соответствующих смысловых р-пар, об общем количестве несоответствующих смысловых значений омонемов обоих q-языков; напр.: русск. I бокс 'вид спорта'; II бокс 'мужская стрижка'; III бокс 'сорт хромовой кожи'; IV бокс 'отгороженная часть помещения в лечебных учреждениях'; фин. I boksi 1. = русс. IV; 2. 'каморка, отдельная комнатка, снимаемая студентом'; II boksi (= boksinahka) = русск. III, что можно записать как C = бокс/boksi, т. е. MC1,2H2N4. В функциональности такого вида кодирования информации о соотношениях значений лексем двух языков, образующих межъязыковую омонему, можно убедиться на практике лишь на этапе разработки многочисленных множеств межъязыковых омонем одной языковой пары, не говоря уже о множествах омонем пар многих языковых омонем. До сих пор полученные мною результаты, кажется, подтверждают положение, что, руководствуясь менее острым понятием семантического сходства значений в противоположность строгому предрешению их идентичности, влияет благотворно на объективность конечной оценки омонемной общины сравниваемых языков, а также эффективно способствует образованию общей плоскости отнесённости, делающей возможным совершение достоверных сравнений результатов, получаемых в результате анализа большой палитры языков, в том числе в большой степени отличающихся друг от друга. Больше нельзя скрывать особого внимания, сосредоточенного автором настоящей статьи на вопросах, связанных с методологическим статусом межъязыковой внутренней (омонемной) омонимии. Поистине, главный замысл автора – взаимное сравнение полных множеств внутриязыковых омонем разных языковых систем, сопоставление результатов, конфронтация полученных автором результатов с результатами, добиваемыми иными исследователями, особенно изучающими другие языковые пары. Ибо лишь только отражение омонемной взаимности большой группы языков выделенной географической территории даёт достоверный ответ в отношении к дифференциации ментальной общности их носителей. Общность лингвистических достижений зависит, однако, безусловно, от применения всеми единой методики, единства дефиниционных положений, единства основных понятий и т. п. СИСТЕМА ЯЗЫКА 2 СИСТЕМА ЯЗЫКА 1 ЛЕКСЕМЫ ЛЕКСЕМЫ языка 1 языка 2 смысловые смысловые множества множества языка 1 языка 2 ОМОНЕМЫ ОМОНЕМЫ языка 2 языка 1 ФОРМАЛЬНАЯ КЛАССИФИКАЦИЯ ФОРМАЛЬНАЯ КЛАССИФИКАЦИЯ „идентичность” „ответственность” КЛАССИФИКАЦИЯ семантического сходства пары межъязыковых омонимов омонемная синонимия MIĘDZYJĘZYKOWE СЕМАНТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ СЕМАНТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ Схема 3. Схема выделения межъязыковой омонимии и омонемии Проследим этот процесс, пользуясь элементами идеальной схемы, представленной на рисунке № 3. Как видно, множества межъязыковых омонем, составляющих множество межъязыковой внутренней омонимии, являются имманентной частью межъязыковой омонимии конкретной пары анализируемых языков. Эти множества получены путём строгой формальной классификации лексем двух языковых систем. На схеме описан этот режим (для упрощения) как идентичность. Однако мы помним, что эта идентичность в случае разных языков бывает довольно относительной. Это только взаимный договор между языковедами определяет границу: какая пара форм, выделенная из двух языков, является идентичной, а какая неидентичной, и, как из этого следует, какие внутриязыковые омонемы входят в состав межъязыковой омонимии, а какие её не составляют. Eсли возможно определять границы соответствия языковых форм в пределах рационально понимаемой их идентичности, то не может являться ошибкой попытка расширения границ соответствия даже на территории, где об идентичности (хотя бы натянутой) не может уже быть речи. Внутриязыковые омонемы, которые не реализируют строгого порядка формальной классификации соответствие (неортодоксальные омонемы), образуют множество межъязыковых омонем, которые, однако, к межъязыковой омонимии абсолютно не могут причисляться. Межъязыковые омонемы, которые в состав межъязыковой омонимии входят (ортодоксальные омонемы), и те, которые вынуждены остаться вне этого множества, дополняют друг друга, и вместе составляют множество внутриязыковых омонем двух языков, отвечающих парами широко понимаемому формальному критерию. Вескость этих других большая, потому что, как опыт показывает, их численный перевес над омонимичными омонемами - многократный. Итак, необходимо решить два вопроса: название множества и формальный строгий порядок. Название именно возникает само: межъязыковая омонемия. Но много труднее вопрос формулировки универсальных критериев, решающих квалифицирование языковых форм относительно их межъязыкового соответствия. Даже небольшой опыт по контрастивной лингвистике должен склонять к мнению, что соответствие форм отличающихся языков необходимо рассматривать по меньшей мере на нескольких уровнях дифференцирования. Итак, если слово, произнесенное в одном языке, распознаваемое слушателемносителем иного языка как родное, даже осознаваемым отличные артикуляционные навыки, можно сказать, что формы лексем обоих языков проявляют соответствие первого порядка, напр.: финские и русские aura/аура, filee/филé, kiivi/киви, laama/лама, miina/мина, summa/сумма, arystokracja/aристокрáция, talja/талия, польские autonomia/aвтонóмия, и русские alpaka/альпакá, agent/aгéнт, bankiet/банкет, bordo/боpдó, czajka/чáйка, wolta/вольт, финские и польские gnoomi/gnom, haka/hak, kadetti/kadet, kartta/karta, kolkka/kolka, maija/maja, raja/raja, rapa/rapa, talia/talja и др. Если формы двух лексем в сравниваемых языках имеют основу, о которой можно сказать, что она неслучайно общая, и, кроме того, части (компоненты), вытекающие исключительно из фонологических и морфологических правил – проявляют соответствие второго ряда, напр.: финские и русские banketti/банкет, laikko/лáйка, mandariini/мaндарин, русские prologi/пролог, prospekti/проспект, tankki/танк, польские и bakarat/баккарá, talent/талáнт, zamek/замок, hiszpanka/испáнкa, żyrafa/жиpáф, tryton/тритóн, польские и финские faza/faasi, loża/loosi, para/pari, ryza/riisi, tatar/tattari, rok/rokki, muł/mulli, mol/molla, runy/runo, sireeni/syrena и др. Если oни имеют неслучайно общую основу и составные части, отличающиеся не только морфологически и фонологически, но они дополнительно характеризуются некоторыми различиями, например, в результате процесса заимствования слов через иные языки – проявляют соответствие третьего ряда, напр.: русские и финские клён/klooni, боксёр/bokseri, гак/hakku, кoлóк/kolkka, кóтик/kotti, кран/kraana, линéйка/linjaali, польские и финские patron/patruuna, pas/passi, pompa/pumppu, bal/paali, funt/punta, funt/puntti, szach/sakki, as/ässä, польские и русские bateria/батарéя, bródka/бopóдка, czerep/черепóк, jęczmień/ячмéнь, kniaź/князёк, sekretarz/секретáрь и др. Расширение пределов формального сходства (пока окончательно не решено) приводит неизбежно к обстановке, когда формы омонем разных языков оказываются несходными вне всякого сомнения. Пытливость исследователя омонимичности сравниваемых языков не должна прекратиться. Не говоря о вопросах формальной классификации, в анализируемых множествах омонем двух языков нетрудно заметить сходства (подобия) множеств значений, сопутствующих лексемам, содержащимся в парах соответственно подобранных омонем. Иллюстрируют это слeдующие примеры: Язык 1 Определение Язык 2 Форма принадлежащая совпадения Форма принадлежащая омонеме „kaczka” значений омонеме „утка” Значение 1. 'водоплавающая птица' сходство Значение 1. 'водоплавающая птица' Значение 2. 'ложный слух' сходство Значение 2. 'ложный слух' Значение 3. 'бросать камни в воду' несовпадение Значение 3. Ø Значение 4. 'мочеприёмник' сходство Значение 4. 'мочеприёмник' Значение 5. 'самолёт типа утка' сходство Значение 5. 'самолёт типа утка' Пару омонем, принадлежащих к двум языковым системам, которые проявляют значительное сходство множеств принадлежащих им значений - предлагается называть межъязыковой синонимической омонемой. Множество межъязыковых семантических омонем (Воян 2002, 2003) дополняет картину взаимоотношений множеств омонем сравниваемой языковой пары. Литература Ватлер 1989: D. B u t t l e r. Polskie i rosyjskie homonimy rzeczownikowe. - Paralele w rozwoju słownictwa języków słowiańskich. Ossolineum, Wrocław, 1989. Воян 2003а: К. В о я н. Введение во внутреннюю межъязыковую лексическую омонимию (на примере польского и русского языков). - Болгарская русистика, 2003, № 2. Воян 2003б: К. В о я н. Концепция внутренней межъязыковой омонимии (на материале русского, польского и финского языков). - Актуальнi проблеми менталiнгвiстики. Частина I, Збiрник статей за матерiалами III-ї мiжнародноi наукової конференцiї, Черкаси, 2003, 161-166. Воян 2002: К. В о я н. Введение в анализ межъязыковых лексических омонимов на примере польского, русского и финского языков. - Человек. Язык. Культура. Межвyзовский сборник статей, E. Мягкова, Е. Ю. Курск, 2002, вып. 2, 13-21. Дубичинский 1993: В. В. Д у б и ч и н с к и й. Межъязыковые лексические омонимы. Харьков, 1993. Дубичинский 2002: В. В. Д у б и ч и н с к и й. Концепция словаря лексических параллелей польского и русского языков. - Słowo z perspektywy językoznawcy i tłumacza. Gdańsk, 2002, 29-36. Салони 1996: Z. S a l o n i. Unilateralne i bilateralne podejście do znaków języka. - W świecie znaków. Warszawa, 1996, 287-294.
