и «отечество небесное» святителя николая японско

«ОТЕЧЕСТВО ЗЕМНОЕ» И «ОТЕЧЕСТВО НЕБЕСНОЕ»
СВЯТИТЕЛЯ НИКОЛАЯ ЯПОНСКОГО
Моргунова И.А.
ст. преп. кафедры теологии и религиоведения
Курского государственного университета
(г. Курск)
Перед каждым человеком, особенно в трудные времена, рано или
поздно встает вопрос, кого я люблю больше всего: себя, детей, мужа, жену,
семью, Родину или Бога? На этот вопрос бывает очень нелегко ответить как
мирскому человеку, так и монаху. У монаха только выбор меньше, но и
глобальнее: Бога или Родину? Словарь определяет патриотизм как любовь к
родине, преданность своему отечеству, своему народу [4, 450]. Хотя многие
пишут и говорят о том, что надо разделять любовь к Родине – родной земле
и любовь к Отечеству - государству, которое на этой земле находится. Для
других понятие родины и отечества неразделимы. ХХ столетие с его двумя
мировыми войнами, революциями, эмиграциями и тоталитарными режимами
разного типа перед многими поставило этот вопрос. Отвечать на него
приходилось не в теории, а в жизни. Пришлось отвечать на этот вопрос еще в
конце девятнадцатого, а также и в начале ХХ века русскому миссионеру,
просветителю Японии епископу Николаю (Касаткину).
Иеромонах Николай Касаткин приехал в Японию в 1861 году и с этого
времени приезжал на Родину – в Россию дважды: 1869-1870 годах для
ходатайства об учреждении Русской духовной миссии в Японии и в
1879-1880 годах для епископской хиротонии и сбора средств для нужд
миссии [1,15-16]. Он глубоко изучил историю и культуру Японии, знал
литературный японский язык так хорошо, что этим восхищались сами
японцы, освоил английский, который являлся в Японии международным для
иностранцев, все свои силы положил на распространение православия в
Японии. 4 И в тоже время он не переставал любить свою Родину, с болью
размышляя о невежестве ее народа, о плохом управлении, об утрате веры
русскими людьми …[2,166-167].
Деятельность Японской Православной Миссии оплачивалась из
русской государственной казны, из средств Миссионерского общества и
Синода. Все расходы на возведение Токийского Воскресенского собора –
225 тысяч рублей – были оплачены из добровольных пожертвований
благотворителей-россиян. Епископ Николай всегда, руководя деятельностью
Миссионерского общества, распоряжаясь его расходами, оплачивая труд
катехизаторов в своих Дневниках часто задается вопросом, а не впустую ли
тратит он деньги, собранные русскими людьми. И святитель Николай
мучается: а не зря ли все это? может быть, эти деньги принесли бы гораздо
большую пользу родной стране? «Кровь и пот русского народа, идущие сюда
на Божие дело, бросать на гниль - нравственную и физическую – нестерпимо
мучительно!» [2, 513]. Сам епископ Николай, издалека, из Японии посылает,
в свою очередь свои собственные деньги на народное просвещение родной
Смоленской губернии [5]. Все время, красной нитью, через все дневниковые
записи проходит это свойственное человеку противоречие, рвущее душу на
две части: Родина – здесь, в России, а дело и смысл всей жизни – там, в
Японии. Поэтому и восклицает молодой епископ в последний свой приезд в
родную страну: «Насыщайся душа моя видами русскими, насыться слух
звуками родных колоколов, и да будят они вечно душу к живой деятельности
там, вдали! Куда ни обернешься, везде – все русское, все русые головы и
головки, все родная речь! А там-то опять десять лет все чужое и чужое! Не
дай Бог опять скучать! Пусть памятуется, что и здесь в России, теперь я
чувствовал почти всегда одно недовольство и беспокойство. Счастье только
в исполнении долга!»[ 2, 188].
Любовь к Родине и чувство долга епископа Николая должны были
выстоять и еще в один трудный период в его жизни и в жизни России:
период русско-японской войны и первой русской революции! До
русско-японской войны и уже после ее начала епископ Николай вновь
отвечал на этот мучительный вопрос: кого он любит сильнее – Отечество или
Японскую православную церковь? Ему предлагали уехать, но он не мог
оставить свое «детище», несмотря на тоску по Родине, несмотря на угрозы,
которые он слышал от японцев.
Представители Японской православной церкви настоятельно просили
отца Николая остаться в Японии и после начала войны, хотя все русское
посольство выехало в Россию. Епископ Николай сказал: « Меня радует ваше
желание, чтоб я остался здесь, так как это показывает вашу заботливость о
Церкви. Ваше желание вполне совпадает с моим, и я думаю, что оно
согласно с волей Божией. Признаюсь, мне приятнее было бы уехать в
Отечество, где я не был 23 года; но утром, во время совершения
предпричастного правила, совесть меня укорила за это поползновение
оставить без призора столь юную Церковь, и я твердо и радостно решился
остаться. Оставшись, я буду делать, что доселе делал: заведовать
церковными делами, переводить Богослужения. Но в совершении
общественного Богослужения, пока война не кончится, участвовать не буду
по следующей причине: во время Богослужения я вместе с вами молюсь за
японского императора, за его победы, за его войско. Если я буду продолжать
это делать и теперь, то всякий может сказать обо мне: «Он изменник своему
Отечеству». Или напротив: «Он лицемер: устами молится за дарование побед
Японскому Императору, а в душе желает совсем противного». Итак, вы
совершаете богослужения одни и молитесь искренне за вашего Императора,
его победы и прочее. Любовь к Отечеству естественная и священна. Сам
Спаситель из любви к Своему земному Отечеству плакал о несчастной
участи Иерусалима. Я, по возможности, буду приходить в церковь на
Всенощную и Литургию и стоять в алтаре, совершая мою частную молитву,
какую подскажет мне мое сердце; во всяком случае, первое место в этой
молитве, как и всегда, будет принадлежать Японской Церкви – ее
благосостоянию и возрастанию» [2, 547-548].
Находясь во время войны во враждебном своему Отечеству
государстве, епископ Николай находит поприще служения своей
страдающей Родине: это помощь ее народу – тем 70-ти тысячам русских
военнопленных, которые оказались на японских островах. За время войны
именно на плечи епископа Николая легло попечение о русских
военнопленных. Им было сделано очень много: через него и французское
консульство шли все письма и денежные пожертвования, он сумел добиться
разрешения японским священникам, владеющим русским языком, вести
богослужения для военнопленных, посылал книги, журналы и даже сумел
организовать обучение неграмотных, обеспечив печатание русских азбук в
Японии и закупив письменные принадлежности. А еще утешал письмами
унывающих, организовывал рассылку пасхальных яиц и крестов и
Евангелий, разрешал конфликтные ситуации, возникающие иногда из-за
непонимания между военнопленными и их японскими охранниками, входил
в нужды и всех, и конкретных людей. «Не будучи на войне живешь войной.
Никак не можешь отделаться от мысли о ней ни в занятое, ни в свободное
время; и ночь, в сновидениях, она мучает. Это, должно быть, и есть то, что
называется патриотизмом.»[ 2, 588].
У епископа Николая было еще одно дело, дело, которому мирские
люди не придают большого значения - это молитва за Россию, за погибших
русских солдат и офицеров. Во время войны он служил только в большие
праздники при рукоположении священников и дьяконов. «Помолился горячо
о Степане Осиповиче Макарове, и печаль о нем смягчилась … Но сложная
моя печаль еще о побитии нас. Любезные мои японцы торжествуют; но, как я
ни люблю их, на этот раз не с ними: Отечество милей и дороже; и крайне
печально, что не Отечество бьет японцев, а они нас»[2,585]. «Приобщение
Святых Тайн за Литургией произвело свое благодатное действие: вышел из
церкви с легким сердцем, печальное и унылое расположение духа совсем
прошло. Разбит русский флот; но, по крайней мере, одно суденышко
осталось нисколько не поврежденным, это Православная Японская Церковь,
- не явно ли, что Сам Христос правит этим судном? И позволительно ли мне,
служа под рукой у Него, предаваться унынию? Спаси от него, Боже, и дай
крепость!»[2, 717]. Епископу Николаю при самых печальных событиях
некогда было впадать в уныние, он спасался работой: помимо текущих дел
по управлению церковью и семинарией, продолжал переводить на японский
язык богослужебные книги, отдельные книги Ветхого Завета.
Война заставляла задумываться и еще, и еще раз переосмысливать
свою жизнь и свою деятельность, формулируя для себя определенные
пределы любви к родине, отечеству. Естественно, Япония долго готовилась к
войне с Россией и были случаи, когда японское военное ведомство
использовало религию в интересах шпионажа. В Дневнике епископ Николай
описывает один такой случай, когда офицер притворно принял православие
и поехал в Россию с целью изучения веры русских солдат. Сравнивая его с
другими шпионами, Николай Японский пишет, что «неизмеримо подлее
обманывать … в области религии …[2, 735]. И снова о патриотизме: где же
граница любви к «земному Отечеству»? «Я скорее соглашусь умереть
(говорю о себе – в общем смысле), чем сделать подлость и бесчестность в
свою ли личную пользу или в пользу моего Отечества; и в последнем случае
тем более» [2, 735]. Теоретические проблемы нравственного богословия об
иерархии ценностей приобретали практическую значимость: для того, чтобы
Православие продолжало быть духовной силой, оно должно быть выше
национального. Понимание этого тоже приходило не сразу и нелегко,
наверное не случайно весь период войны Дневники святителя наполнены
рассуждениями о соотношении национального и христианского. Душа
мучается и рвется и появляются такие строки: «Личность каждого коренится
в своей народности, как растение в почве; разметайте почву или иссушите,
обесплодьте ее – растение завянет. Так я вяну духом от посрамления моей
родины поражением ее на суше и море и внутренними неурядицами.» [2,
716]. А дальше понимание самого главного, что составляет основное
содержание и смысл жизни: «Я здесь не служитель России, а служитель
Христа… А служителю Христа подобает быть всегда радостным, бодрым,
спокойным, потому что дело Христа – не как дело России – прямо, честно,
крепко, истинно, не к поношению, а к доброму концу приведет, - Сам
Христос ведь невидимо заведует им и направляет его…»[2, 560].
Все знают эти слова: «Бог есть Любовь». Поэтому равноапостольный
Николай, архиепископ Японский всей своей жизнью дал ответ на мучивший
его всю жизнь вопрос, разрешил это неразрешимое противоречие через
любовь к людям, любовь неотвлеченную, а деятельную, не к людям вообще,
а к каждому конкретному человеку.
Еще в самом начале войны епископ Николай разослал послание
православным приходам Японии. В трудные времена приходит понимание
самого главного, и находятся нужные слова, которые идут от сердца: «Но
кроме земного Отечества у нас есть еще Отечество Небесное. К нему
принадлежат люди без различия народностей, потому что все люди
одинаково дети Отца Небесного и братья между собою. Это Отечество наше
есть Церковь, которой мы одинаково члены и по которой дети Отца
Небесного действительно составляют одну семью. И будем исполнять вместе
наш долг относительно нашего Небесного Отечества, какой кому надлежит»
[2, 552].
1. Бесстремянная Г.Е. Японская Православная Церковь. История и современность. – М.:
Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2006.
2. Святитель Николай Японский - Краткое жизнеописание, дневники 1870-1911гг.– СПб.:
Библиополис, 2007.
3. Святитель Николай Японский – Видна Божия воля просветить Японию: сборник
писем. – М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2009.
4. Современный словарь иностранных слов. – М.: Рус. яз.,1992.
5. Павлович Н.А. – Святой равноапостольный архиепископ Японский Николай. – М.:
Изд-во ПСТГУ, 2008.