99.03. 012. ОСОКИНА ЕА ЗА ФАСАДОМ" СТАЛИНСКОГО

97
99.03.012. ОСОКИНА Е.А. ЗА ФАСАДОМ «СТАЛИНСКОГО
ИЗОБИЛИЯ»: РАСПРЕДЕЛЕНИЕ И РЫНОК В СНАБЖЕНИИ
НАСЕЛЕНИЯ В ГОДЫ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ. 1927-1941. – М.:
РОССПЭН, 1998. – 271 с.
В центре внимания монографии – повседневная жизнь советского
общества в годы первых пятилеток, в условиях огосударствления
экономики, разрушения и последующего возрождения рынка. Автор
ставит своей целью показать социалистическую торговлю такой, какой
она была в реальности, за декоративным фасадом пропаганды,
формировавшей миф о благополучии и даже изобилии, якобы
существовавшем при Сталине. Отправной точкой исследования
послужило признание того факта, что в социалистической экономике
торговля представляла собой своеобразный синтез централизованного
распределения и рынка, который приспосабливался к существовавшей
системе экономических отношений. Книга основана на ранее закрытых
материалах, включая документы архива ОГПУ/НКВД, и богато
иллюстрирована ранее не публиковавшимися фотографиями 30-х годов.
Централизованное распределение и рынок, пишет автор,
сосуществовали в торговле на всем протяжении советской истории, но
первые предвоенные пятилетки представляют собой особый этап.
Предшествующие им годы советской власти были временем господства
частника и рынка в торговле, когда централизованное государственное
распределение товаров еще только начинало свое становление.
Допущение рыночных отношений в годы нэпа позволило восстановить
разрушенное войнами и революциями народное хозяйство страны, и для
населения наступил недолгий период относительного достатка и сытости.
Однако с началом индустриализации соотношение рынка и
централизованного распределения стало быстро меняться в пользу
последнего. Наступает эпоха социалистической торговли и –
одновременно – дефицита, карточек, голода (с.7-8).
Относительное благополучие периода нэпа, указывается в книге,
покоилось на нескольких «китах»: индивидуальном крестьянском
хозяйстве (благодаря которому 80% населения страны обеспечивали себя
сами и, кроме того, снабжали горожан), частном предпринимательстве на
заготовительном рынке и в производстве товаров, а также мелкой
частной торговле. Таким образом, в условиях крайне низкого уровня
развития государственной легкой промышленности и торговли основная
доля в снабжении населения приходилась на рынок и частника, и развал
частного сектора грозил катастрофой (с.38-39).
Интересы потребителя, пишет автор, требовали расширения
частного и государственного производства товаров народного
98
потребления и торговли, и в этом они приходили в противоречие с
планами коммунистического руководства, которое в конце 20-х годов
приняло решение о форсированном развитии тяжелой и военной
промышленности. В ходе индустриализации частный сектор периода
нэпа был разрушен, и не только по причинам идеологическим:
использование частного рынка и капитала являлось сложной,
кропотливой работой, куда проще было сосредоточить все ресурсы в
руках государства и направить их на развитие тяжелой и военной
промышленности. Стремясь к монопольному распоряжению ресурсами,
сталинское Политбюро удар за ударом уничтожало частный сектор в
стране. Были запрещены частное производство и торговля в городе
(кроме индивидуальной кустарной деятельности и мелочной торговли),
проведена насильственная коллективизация крестьянских хозяйств. В
результате система рыночных отношений была разрушена, в стране
начался глубочайший кризис.
Автор отмечает, что в развале рынка Политбюро действовало
ситуативно, зачастую вопреки принятому плану постепенного
вытеснения частника – действиями его руководила логика начатой
форсированной индустриализации. Так же ситуативно, под давлением
конкретных обстоятельств, принимались решения о преодолении
кризиса, который Сталин «заметил» лишь в 1930 г., когда недостаток
продовольствия стал сказываться на промышленном производстве (с.4243).
Репрессии против частника в городе и деревне привели к падению
показателей производства, особенно сельскохозяйственного. В
результате в распоряжении государства оказался меньший товарный
фонд, чем тот, что существовал в стране в период нэпа. Однако не только
сокращение товарной массы явилось причиной острого дефицита, пишет
Е.А.Осокина, – дело было в самой системе государственного
распределения (с.43).
Государственное снабжение представляло собой целевое
распределение товарных фондов, причем значительная их часть не
попадала в торговлю, а шла на так называемое внерыночное потребление
– снабжение госучреждений, армии, промышленную переработку,
изготовление
спецодежды,
снабжение
заключенных,
создание
неприкосновенных запасов и пр. По мере огосударствления экономики
внерыночное потребление быстро росло за счет сокращения рыночных
фондов. Кроме того, все более значительная часть товарной продукции
шла на экспорт, что также было фактором обострения товарного
дефицита на внутреннем рынке.
99
Оставшаяся часть товарных фондов поступала в торговлю, но и
здесь продолжал действовать принцип целевого распределения товаров.
При этом не принимались в расчет ни численность населения, ни
покупательские возможности и спрос в регионе, а лишь важность его в
выполнении хозяйственного плана. Внутри региона товар в первую
очередь шел на снабжение «плановых централизованных потребителей»,
т.е. занятых в промышленном производстве. Иерархия государственного
распределения представляла собой еще один фактор обострения
товарного дефицита.
Механизм распределения также воспроизводил товарный дефицит.
В плановой экономике частника-собственника заменили обезличенные
государственные ведомства (Наркомснаб/Наркомторг), которые пытались
сделать невозможное: в огромной стране со слабо развитой
инфраструктурой забрать у производителя продукцию, перевезти ее на
государственное хранение и переработку, а затем вновь развезти по всей
стране потребителям. Государство пыталось облегчить выполнение этой
гигантской задачи с помощью планирования торговли. Однако
многоступенчатое и детальное планирование на деле явилось тормозом
снабжения.
Громоздкая,
неповоротливая
машина
централизованного
распределения, указывается в книге, делала быстрое маневрирование
фондами невозможным. Торговля страдала от хронических перебоев и
неразберихи, самые необходимые товары неожиданно исчезали из
продажи. В отсутствии конкуренции, материальных стимулов к труду и
всеядности покупателя брак в производстве достигал огромных размеров.
Обезличка в условиях массовых и длительных перевозок, плохой работы
транспорта, недостатка и плохого оснащения хранилищ и складов
оборачивались астрономическими потерями. Кроме того, централизация
формировала иждивенческие настроения на местах: вместо того, чтобы
наладить в регионе местное производство, руководители ждали, пока
«спустят план и выделят фонды» (с.45).
«Централизованное
распределение,
составлявшее
суть
государственной
торговли,
являлось
детищем
не
только
политэкономических идеалов большевиков, но и конкретной
экономической ситуации – перераспределения средств в условиях их
острого недостатка», – пишет Е.А.Осокина (с.46). Являясь, с одной
стороны, порождением дефицита, централизованное распределение
являлось в то же время и его генератором. Автор приходит к выводу, что
воспроизводство и обострение дефицита было заложено в самой природе
централизованного распределения. В результате образовывался
100
порочный круг, в котором торговля, да и вся социалистическая
экономика вращались десятилетиями.
Продовольственные трудности в стране начались весной 1927 г.,
обострились во время неудачных хлебозаготовок 1927-1928 гг. и приняли
угрожающий характер, вплоть до локального голода, зимой 1928-1929 г.
К этому времени в регионах уже фактически существовали хлебные
карточки, которые вводились стихийно на местах. Политбюро
приступило к решению этой проблемы лишь в конце 1928 г. Своими
постановлениями оно, по сути, регламентировало и узаконило действия
местных властей. Окончательно всесоюзная карточная система на
основные продукты питания и товары оформилась к 1931 г., когда
массовый голод стал реальной перспективой.
«Стержнем карточной системы, – пишет автор, – являлся крайний
индустриальный
прагматизм
–
порождение
форсированного
промышленного развития и острого товарного дефицита» (с.89).
Карточки выдавались только тем, кто трудился в государственном
секторе экономики, а также их иждивенцам. Вне государственной
системы снабжения оказались крестьяне и лишенные политических прав
(«лишенцы»), составлявшие более 80% населения страны. Снабжение
тех, кто получил карточки, представляло сложную иерархию групп и
подгрупп и зависело от близости к индустриальному производству.
С начала 1931 г. в стране существовало 4 списка снабжения
(особый, первый, второй, третий), которые получили также название
«списки городов». Преимущества в снабжении имели особый и первый
списки, куда вошли ведущие индустриальные предприятия Москвы,
Ленинграда, Баку, Донбасса, Караганды, Восточной Сибири, Дальнего
Востока, Урала. Потребители этой категории составляли 40% числа
снабжаемых, но получали 70-80% поступавших в торговлю фондов.
Во второй и третий списки снабжения попали малые и
неиндустриальные города, предприятия легкой промышленности и
коммунального хозяйства, артели и пр. Они должны были получать из
центральных фондов только хлеб, сахар, крупу и чай по более низким
нормам, остальные продукты обеспечивались из местных ресурсов.
Внутри каждого из четырех списков существовали разные
стандарты снабжения. Высшую категорию в каждом из списков
представляли нормы индустриальных рабочих (группа «А»). Нормы
прочих рабочих (группа «Б»), не занятых на фабрично-заводском
производстве или на транспорте, представляли вторую категорию
снабжения. Третью, низшую категорию снабжения в каждом из списков
представляли нормы служащих. Они распространялись также на членов
семей
рабочих
и
служащих,
некооперированных
кустарей,
101
ремесленников, обычных пенсионеров, инвалидов и безработных. Дети
до 14 лет составляли отдельную группу снабжения, при этом детские
нормы зависели от списочной принадлежности (в индустриальных
центрах ассортимент был богаче, а нормы – выше).
Анализируя принципы, заложенные во всесоюзной карточной
системе, автор указывает, что стратификация государственного
снабжения не совпадала с официальной классовой структурой советского
общества. Классовой, вертикальной стратификации общества с точки
зрения снабжения не существовало – складывалась горизонтальная
иерархия, в которой к высшей группе принадлежали индустриальные
рабочие, профессора, партийные и советские лидеры, командный состав
армии и флота, учащиеся ФЗУ и др., а к низшей – рабочие совхозов и
мелких предприятий, спецпереселенцы, сельская интеллигенция и
сельская милиция. Кроме того, формировалась своеобразная
географическая иерархия, в рамках которой горожане получили
преимущества перед сельским населением, а население крупных
индустриальных городов – перед жителями малых (с.98-99).
Картина зарождения новой социальной иерархии была бы неполна
без системы спецснабжения, оформлявшейся в СССР по мере углубления
продовольственного кризиса. Спецснабжением охватывались высшая
партийная и советская номенклатура, военная элита, интеллектуальная
номенклатура и иностранные рабочие и специалисты.
Иерархия государственного снабжения, кроме различия норм и
ассортимента, включала также иерархию магазинов, столовых и цен.
Магазины закреплялись за определенными группами потребителей, вход
в них разрешался только при наличии соответствующих документов.
Слово «магазин» исчезает из употребления, его заменили: закрытый
распределитель (ЗР), закрытый рабочий кооператив (ЗРК), отдел
рабочего снабжения (ОРС) (с.110).
Зеркальным отражением иерархии снабжения являлась иерархия
цен: чем меньше человек получил привилегий в карточной системе, тем
дороже обходилась ему покупка товаров и продуктов. В наихудшем
положении были не получившие карточек крестьяне и лишенцы – они
могли делать покупки только в дорогих коммерческих магазинах, в
Торгсине на золото и валюту или на крестьянском рынке.
В сфере государственного распределения находились и другие
блага: зарплата, жилье, льготы в системе образования, медицины,
налогов, в пенсионном обеспечении и пр. Их распределение подчинялось
тем же приоритетам и принципам, что и централизованное снабжение
продуктами и товарами (с.113).
102
Подробно рассматривая материальное положение разных групп
советского общества, автор приходит к заключению, что социальная и
географическая стратификация «оборачивалась в жизни иерархией
бедности» (с.114). Различия в материальном положении групп были
невелики, планка богатства располагалась невысоко, и советская элита по
уровню жизни значительно уступала богатым людам западного
общества.
Крайняя скудость государственного снабжения, обрекавшего
городское население на полуголодное существование, а сельское – на
голодную смерть, заставляло людей искать источники выживания и
самим заботиться о себе. Огромную роль в снабжении населения в
период карточной системы играл рынок, и именно предприимчивость и
изобретательность людей двигала развитие рыночных отношений.
Однако, как отмечается в книге, в восстановлении рыночных отношений
участвовали все же две силы: власть и люди. Кризис заставил Политбюро
провести в конце первой пятилетки некоторые реформы в пользу
внутреннего рынка, в том числе стимулировать развитие подсобных
хозяйств и так называемого колхозного рынка.
Рынок
в
плановой
централизованной
экономике
был
специфическим: он развивался в чрезвычайно узком легальном
экономическом пространстве; главными двигателями его развития
являлись товарный дефицит и голодный покупательский спрос. В этих
условиях легальных рынок был только видимой вершиной айсберга,
подводную часть которого составлял черный рынок. Под вывесками
государственных, общественных, кооперативных учреждений, под
прикрытием патентов на индивидуальную деятельность, колхозной
торговли, шефских отношений промышленных предприятий с деревней
развивалось частное предпринимательство.
В большинстве своих проявлений, пишет автор, черный рынок
являлся криминальным только с точки зрения социалистического
законодательства. Антирыночные законы и преследования обрекали
частное предпринимательство оставаться незначительным, мелким, и
именно в этом состояла деформация рынка. Кроме того, в условиях
социалистической экономики черный рынок приобретал все более
спекулятивный характер. Спекуляция являлась одним из наиболее
распространенных экономических преступлений 30-х годов. Черный
рынок паразитировал на социалистическом хозяйстве, выкачивая сырье и
товары из сферы легальной экономики.
Государство было не в состоянии подавить огромный черный
рынок, кроме того, рынок был экономически необходим, поскольку
закрывал «бреши» и исправлял огрехи централизованного распределения.
103
Рынок, указывается в книге, улучшал материальное положение
людей и формировал свою иерархию, отличную от иерархии
централизованного распределения, которая определялась успехом личной
инициативы. В итоге уровень и качество снабжения первой половины 30х годов определялось обоюдными усилиями государственной системы
снабжения и рынка (с.169).
Во второй половине 30-х годов страна вступает в новый период, по
официальной терминологии – период «свободной» торговли. С ней
связывались большие надежды: люди, уставшие от голода и бестоварья
карточной системы, мечтали о заполненных товарами полках магазинов;
Политбюро рассчитывало оздоровить экономику страны – ликвидировать
дефицит госбюджета, остановить эмиссию, воссоздать стимулы к труду.
Однако переход к открытой торговле не внес принципиальных
изменений в систему снабжения населения. Острый товарный дефицит
сохранялся в годы второй и усилился в годы третьей пятилетки, и в этих
условиях государственная торговля по своей сути оставалась
централизованным распределением с тенденцией к усилению
централизации. По-прежнему сохранялись, хотя и в более мягкой форме,
стратификация
государственного
снабжения
и
нормирование
(существовали «нормы отпуска в одни руки»). Во время кризисов
снабжения 1936-37 и 1939-41 гг. в стране стихийно возродились хлебные
карточки.
В этих условиях рынок по-прежнему играл важную роль в
снабжении населения, однако и в период открытой торговли границы
легального допущения частной инициативы оставались узкими. В
период, когда административный контроль ослабевал и антирыночные
мероприятия стихали, рынок быстро отвоевывал пространство у
планового хозяйства.
Выводы о взаимоотношениях централизованного распределения и
рынка в снабжении населения, которые сделаны в этой книге на примере
истории социалистической торговли конца 20-х – начала 40-х годов, в
значительной степени сохраняют свое значение и для оценки
послевоенной торговли в СССР, указывается в заключении. Только
оптимальное соотношение централизации и экономической свободы
может обеспечить процветание страны (с.234).
О.В.Большакова