Инициатива и дисциплина
advertisement
УДК 130.31 А. И. Гурский, И. В. Лихоманов Общевойсковая Академия сухопутных войск РФ (филиал, г. Новосибирск) ул. Иванова, 49, Новосибирск, 630117, Россия lihman04@ngs.ru ИНИЦИАТИВА И ДИСЦИПЛИНА: ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ ДИЛЕММА ВОЕННОГО СОЗНАНИЯ Осуществлен философский анализ базового конфликта военного сознания, возникающего в ситуациях особого типа, между дисциплинарным императивом и требованием проявлять разумную инициативу. Не существует правил решения данного конфликта, однако понимание его сути повышает морально-психологическую устойчивость военнослужащего и готовность выполнять воинский долг в наиболее сложных, с точки зрения принятия управленческих решений, боевых ситуациях. Ключевые слова: воинский долг, воинская дисциплина, разумная инициатива, категорический императив, условный императив, экзистенциальный выбор. Беспрекословное повиновение командирам и исполнение отданных ими приказов, а также проявление разумной инициативы при исполнении этих приказов – два фундаментальных нормативно-правовых и императивных требования воинской службы. На первый взгляд эти два требования не противоречат друг другу. Подчиненный получает приказ и выполняет его, проявляя при этом разумную инициативу в рамках поставленной перед ним задачи. И тем не менее для любого военного человека ясно, что бывают случаи, когда тотальный, не признающий никаких исключений, дисциплинарный императив приходит в противоречие с требованием проявлять разумную инициативу. Внутренний конфликт, возникающий вследствие этого, носит по целому ряду признаков экзистенциальный характер. К сожалению, ни в специальной военной литературе, ни в философских исследованиях, посвященных экзистенциальной проблематике, нет попыток рассмотреть указанный конфликт с привлечением философского категориального и методологического аппарата. Между тем история военного дела убедительно демонстрирует растущую роль такого психологического фактора, как спо- собность военнослужащих проявлять разумную инициативу. Армии позднефеодальной эпохи, которые строились и воевали в каре или в колоннах, по необходимости абсолютизировали дисциплинарный императив, культивируя типаж солдат-кукол, начисто лишенных собственной воли. В современных же армиях, где каждый военнослужащий увешан броней, электроникой, оружием и представляет собой «подвижную крепость», готовую решать самостоятельные задачи, императив, требующий проявления разумной инициативы, приобретает особую актуальность. Но изучить условия необходимости и допустимости проявления разумной инициативы без привлечения средств, в том числе и философского анализа, не представляется возможным, так как здесь есть множество аспектов, не только военно-правовых, но также и военно-педагогических, психологических, этических и, наконец, экзистенциальных, которые и явились главным предметом данного исследования. В каких же случаях эти два фундаментальных военных императива приходят в противоречие друг с другом? В самом общем виде указанное противоречие возника- Гурский А. И., Лихоманов И. В. Инициатива и дисциплина: экзистенциальная дилемма военного сознания // Вестн. Новосиб. гос. ун-та. Серия: Философия. 2014. Т. 12, вып. 3. С. 98–104. ISSN 1818-796’. ¬ÂÒÚÌËÍ Õ√”. –Âрˡ: ‘ËÎÓÒÓÙˡ. 2014. “ÓÏ 12, ‚˚ÔÛÒÍ 3 © ¿. ». √ÛрÒÍËÈ, ». ¬. ÀËıÓχÌÓ‚, 2014 √ÛрÒÍËÈ ¿. »., ÀËıÓχÌÓ‚ ». ¬. »ÌˈˇÚË‚‡ Ë ‰ËÒˆËÔÎË̇ ет тогда, когда разумная инициатива как раз в том и состоит, чтобы не выполнить приказ или нарушить какое-либо уставное требование, что неизбежно повлечет за собой жесткое дисциплинарное воздействие вплоть до привлечения военнослужащего, нарушившего приказ, к уголовной ответственности. Попробуем дать общую типологию таких случаев, но для начала выведем за скобки проблематику, обусловленную так называемыми «преступными приказами». Хотя неисполнение подчиненным таких приказов требует экзистентного по своему характеру волевого, усилия, осознания собственной правовой защищенности, а также наличия нормативных правил и процедур, которые разрешают данный конфликт, в значительной мере снимают его экзистенциальную напряженность и переводят в разряд военноправовых тяжб, могущих получить справедливое и юридически-корректное решение. Особенностью же конфликтов экзистенциальных является как раз отсутствие общих правил их разрешения, нередко отягощенное отсутствием четкой границы между «правильным» и «неправильным», «должным» и «недолжным» с точки зрения профессиональной этики, требующей неукоснительного исполнения воинского долга. Далее мы вынесем за скобки также и тот случай, когда неисполнение приказа обусловлено личной трусостью командира перед лицом смертельной опасности (какими бы «разумными» доводами он свое решение потом не оправдывал). Решение, обусловленное трусостью, безусловно, есть экзистенциальное по своему характеру. Однако этот случай находится вне области нашего рассмотрения, так как трусость не имеет никакого отношения к разумной инициативе. Нас же интересуют лишь те случаи, когда два фундаментальных императива военного сознания вступают в прямое противоречие друг с другом и тем самым создают ситуацию экзистенциального выбора. Такая ситуация может возникнуть, например, когда вышестоящий начальник отдает приказ, находясь в состоянии помраченного сознания под влиянием каких-либо привходящих обстоятельств (психологического шока, временного умственного расстройства, опьянения или воздействия наркотиков), который условно можно обозначить как «безумный приказ». Такой приказ, не будучи преступным, вполне может 99 оказаться самоубийственным или убийственным для того или тех, кому он отдан. Во избежание недоразумений, отметим, что речь идет не о той категории приказов, когда командир осознанно, исходя из требований боевой обстановки, отправляет своих подчиненных на гибель. Мы говорим о действительно безумных приказах, когда самоубийственный или убийственный приказ несет в себе очевидные признаки безрассудства и умопомрачения. Сложность таких ситуаций заключается в том, что их оценка всецело субъективна в момент, когда они разворачиваются. Тот, кто отдает «безумный приказ», очевидно, не может адекватно оценить ни себя самого, ни отдаваемое им распоряжение. Тот, кто получает «безумный приказ», вынужден полагаться исключительно на личное мнение, так как вряд ли рядом окажется психиатр, готовый прямо на месте дать заключение, позволяющее четко и однозначно квалифицировать психологическое состояние командира и на этом основании расценить отданный им приказ как безумный, а не как авантюристический или рискованный. Подчиненный, оказавшийся в такой ситуации, прекрасно понимает, что при ее последующем разборе ему будет нелегко рационально обосновать свой выбор, даже если в момент принятия решения он был абсолютно убежден в невменяемости командира и в недопустимости выполнения полученного приказа, исходя из требований воинского долга. Мы видим здесь, как два фундаментальных императива военного сознания приходят в прямое столкновение друг с другом, когда военный долг требует в одно и то же время исполнить приказ и нарушить его. Все же в таких случаях экзистенциальная напряженность внутреннего конфликта недостаточно сильна, поскольку очевидность психологического состояния командира и безумия полученного приказа в значительной мере облегчает экзистенциальный выбор подчиненного и вселяет в него надежду на то, что он сумеет защитить свою позицию, если данная ситуация вообще когданибудь станет предметом разбирательства. Невысоким уровнем экзистенциальной напряженности отличается и тот случай, когда внутренний конфликт возникает в силу изменившихся или ранее не известных обстоятельств, обнаруженных в ходе выполнения приказа. «Война является 100 –ӈˇθ̇ˇ ÙËÎÓÒÓÙˡ областью неопределенности», – писал К. фон Клаузевиц [2012. С. 15]. Военачальник принимает решения в обстановке принципиальной неполноты данных и, кроме того, в обстановке непрерывно и быстро меняющейся. Столкнувшись, в ходе выполнения приказа, с новыми или ранее не известными обстоятельствами, которые либо воздвигают непреодолимые препятствия для выполнения приказа, либо делают его (в силу тех или иных причин) бессмысленным, подчиненный попадает в ситуацию экзистенциального выбора, когда выполнить приказ невозможно, а не выполнить его – недопустимо. Но хотя в конечном счете вся тяжесть решения ложится на него, выбор подчиненного значительно облегчается тем фактом, что имеются объективные обстоятельства, на которые всегда можно сослаться, и притом обстоятельства, обладающие принудительной силой воздействия. Третий типовой случай, вызывающий экзистенциальный конфликт, складывается в ситуациях, когда подчиненный, исходя из личной оценки боевой обстановки, считает возможным (или необходимым) выйти за рамки поставленной задачи. Видеть открывшуюся возможность и не использовать ее – значит нарушить базовый военный императив, требующий от командира проявлять разумную инициативу. Однако использовать эту возможность – значит нарушить другой императив, требующий неукоснительного выполнения приказа в условиях, когда общий замысел боевой операции командиру, выполняющему приказ, может быть не известен. А это значит, что инициатива, кажущаяся ему в данный момент разумной, в действительности может противоречить общему замыслу и даже полностью разрушить его. К этим соображениям добавляется риск неудачи, ответственность за которую целиком падет на голову командира, проявившего инициативу. Впрочем, и здесь имеются объективные факторы, снижающие экзистенциальную напряженность конфликта. Во-первых, сама открывшаяся возможность обладает свойством очевидности. Даже если впоследствии командир не сможет доказать, что он правильно оценил степень риска, очевидность открывшейся возможности послужит ему оправданием принятого решения. То же самое относится и к незнанию общего замысла операции. Наивысшей же степенью экзистенциальной напряженности характеризуется внутренний конфликт, возникающий в том случае, когда подчиненный получает приказ, который, по его мнению, приведет к обратному результату относительно поставленной боевой задачи (его можно условно обозначить, как «слабо мотивированный» или «неразумный»). Неисполнение такого приказа является преступлением против военной службы независимо от того, правильную или неправильную оценку дал ему подчиненный. И даже в том случае, когда, нарушив приказ, подчиненный добивается успеха, этот успех не служит ему оправданием нарушения приказа. Нарушитель обязан понести наказание независимо от успеха или неудачи его замысла. Здесь уже вступает в права дисциплинарный императив, не знающий исключений. Тем не менее всегда находились, находятся и будут находиться военнослужащие, которые, исходя из требований воинского долга, принимают такие решения. Во всех рассмотренных нами выше типовых ситуациях внутренний конфликт порождается противоречием двух императивов военного сознания, когда воинский долг требует одновременно выполнить приказ и нарушить его. Очевидно, что в данном конфликте воинский долг выступает как безусловный (категорический) императив по отношению к двум условным (гипотетическим) императивам. Его феноменология коренится в наиболее древних, магико-мифологических, слоях коллективного сознания и культурных традиций. Воинский долг исполняется «ни ради чего», а только ради самого себя; он есть цель сама по себе для военнослужащего, присягнувшего на верность военной службе. Категорический императив воинского долга не зависит от привходящих обстоятельств и потому носит безусловный характер. В любой ситуации военнослужащий обязан исполнять воинский долг и обязанности по службе. Но именно в силу тотальной безусловности категорического императива воинского долга он оказывается «размыт» в чисто содержательном плане. Да, военнослужащий в любой ситуации обязан выполнять воинский долг. Но что конкретно он должен делать в данной ситуации, следуя воинскому долгу? Категорический императив есть вы- √ÛрÒÍËÈ ¿. »., ÀËıÓχÌÓ‚ ». ¬. »ÌˈˇÚË‚‡ Ë ‰ËÒˆËÔÎË̇ ражение чистого и безусловного долженствования, без какой-либо его конкретизации. Он не дает ответа на такой вопрос. Для этого имеются условные (гипотетические) императивы: дисциплинарный, требующий беспрекословного и точного выполнения приказа, и другой – требующий проявлять разумную инициативу. Условный императив есть требование, реализация которого ведет к достижению некоей цели, не содержащейся в самом этом требовании. Проще говоря, дисциплина нужна не ради дисциплины, да и проявление разумной инициативы необходимо не ради самой инициативы. И то и другое необходимо ради чего-то третьего. В боевой обстановке дисциплина и инициатива нужны (в самом общем виде) ради достижения победы, а не ради самих себя. Таким образом, условный императив есть средство достижения цели, а не сама цель, в отличие от безусловного императива, который есть одновременно и средство, и цель. Но, будучи средством достижения цели, условный императив зависит от привходящих обстоятельств – от условий данной конкретной ситуации. Одно и то же средство может в одной ситуации работать на достижение цели, а в другой ситуации – наоборот. Другими словами, в одной ситуации необходимо и целесообразно следовать дисциплинарному императиву, а в другой – необходимо и целесообразно следовать императиву, требующему проявления разумной инициативы. И в том и в другом случае над этими условными императивами довлеет категорический императив воинского долга. Они находятся в иерархическом соподчинениии ему. Категорический императив как бы «управляет» условными императивами. Иная мотивация (например, трусость) нами здесь не рассматривается. Почему же в описанных выше ситуациях возникает экзистенциальный конфликт? Потому что абстрактное долженствование категорического императива воинского долга не дает ответа на вопрос – какому из двух условных императивов должен отдать предпочтение военнослужащий в данной конкретной ситуации. А поскольку эти условные императивы не находятся в иерархическом соподчинении друг другу и обладают равной силой долженствования, образуется пространство экзистенциального выбора. Следуя воинскому долгу, военнослужащий ис- 101 пытывает побуждение действовать, причем действовать так, чтобы его поступки соответствовали требованию воинского долга. Соответствовать же они могут лишь в том случае, если служат проявлением одного из двух долженствований, выражаемых условными императивами. Но в данной конкретной ситуации оба эти долженствования, обладая равной силой, приходят в прямое противоречие друг с другом. Таким образом, военнослужащий оказывается перед выбором, не имея никаких легальных процедур и алгоритмов, с помощью которых он мог бы его сделать, или авторитетов, на которые он мог бы сослаться при вынесении решения. Выбор целиком и полностью ложится на него, как и ответственность за последствия этого выбора. Почему данную ситуацию мы описываем как экзистенциальную, а не рациональную? Ведь, принимая то или иное решение, военнослужащий обязан опираться на рациональный анализ оперативной обстановки, т. е. оценить свои ресурсы, шансы на успех и учесть все возможные последствия. В противном случае, проявленная им инициатива не будет разумной! И тут не важно, что в обстановке боя у военнослужащего зачастую нет времени на то, чтобы размышлять о своем выборе, и что поэтому решение он принимает скорее рефлекторно, чем рефлексивно. Результат покажет – была ли его интуиция правильной с рациональной точки зрения. Однако дело здесь не в том, как именно вынесено решение, – интуитивно или на основе рациональных расчетов, – а в том, что война (еще раз напомним слова Клаузевица) – это область неопределенности, где принципиально невозможно учесть все факторы и где любая оценка имеет вероятностный характер, а любое решение – есть решение априори рискованное. Вероятностный характер выбора и высокая степень риска формируют условия для экзистенции, так как найти верное решение чисто рациональным путем здесь не представляется возможным. Даже при очевидном перевесе шансов в пользу решения «за» или решения «против», в ход рациональных рассуждений вторгаются два иррациональных фактора. Это, как уже было сказано, предельно высокая степень риска, когда от правильного выбора зависят жизнь и судьба военнослужащего, а также его волевые ка- 102 –ӈˇθ̇ˇ ÙËÎÓÒÓÙˡ чества, являющиеся дополнительным ресурсом, который экзистирующий субъект бросает на ту или на другую «чашу весов». Рассмотрим эти два фактора и их влияние на экзистенциальный выбор военнослужащего более детально. Равенство двух условных императивов по силе воздействия на сознание военнослужащего возникает не в любой ситуации, а только в той, где степень риска становится предельной, где на кону – жизнь. В мирное время (даже в условиях масштабных учений) подобные ситуации, как правило, не влекут за собой экзистенциальный конфликт просто потому, что выбор здесь очевиден и сводится к минимизации риска для военнослужащего, когда дисциплинарный императив побеждает императив, требующий проявления разумной инициативы. Только в военное время, в боевой обстановке, нередко перед лицом смерти, когда предельно актуализируются волевые и нравственные качества военнослужащего, он испытывает внутренний конфликт, обусловленный прямым столкновением двух противонаправленных императивов. И это как раз тот случай, который только и может быть предметом анализа экзистенциальной философии, не принимающей в рассмотрение ситуации, где играет ставка меньше, чем жизнь. Впрочем, жизнь, понимаемая в широком смысле, – вопрос физического выживания не только самого военнослужащего, но и других людей, ему подчиненных. А также жизнь в смысле судьбы. Ведь, принимая экзистенциальное решение, военнослужащий ставит на карту не только свое физическое существование, но также и свою честь, свою военную карьеру, иначе говоря, смысл своего существования как личности, что в системе ценностей военнослужащего, да и вообще любого человека, занимает приоритетную позицию по сравнению с физическим выживанием. Но как раз предельная степень риска и освобождает путь для экзистенциального (т. е. подлинно свободного) выбора, ибо «единственной освобождающей ум человека мыслью является та, что оставляет его наедине с самим собой, со знанием собственной конечности и близкого конца» [Камю, 1990. С. 88]. И вот, когда предельно высокая степень риска ситуативно уравнивает оба условных императива, когда сознание военнослужащего действительно освобождается от при- входящих факторов, препятствующих свободной экзистенции, а категорический императив воинского долга принуждает его к выбору, этот выбор осуществляется в волевом акте, который отнюдь не укоренен в рациональных мотивах. Даже когда у военнослужащего есть время для оценки ситуации, когда решение вызревает в ходе рационального рассуждения, взвешивания всех «за» и «против», решающий волевой акт (который и есть главный итог экзистирования) возникает словно бы ниоткуда. Тут мы сталкиваемся с классическим противопоставлением проявления воли – воле самой-всебе, воле как таковой. «Закону основания, – говорит в своем главном труде А. Шопенгауэр, – подчинено только проявление воли, а не сама воля, которую в этом отношении следует назвать безосновной» [1992. С. 137]. Мысль Шопенгауэра заключается в том, что волевой импульс, взятый сам по себе, индифферентен к мотивам, ко всем «за» и «против». Рациональный учет и «взвешивание» всех известных факторов, при любом их балансе, не влечет за собой автоматически принятия того или иного решения. Для этого требуется еще и волевой импульс, который рождается не из рационального мотива (в данном случае, оценки степени вероятности успеха). Наоборот, есть основания говорить об обратном отношении мотива к волевому импульсу. «Так называемый мотив, – писал М. Мерло-Понти, – никак не давит на мое решение, напротив, мое решение наделяет его силой» [1999. С. 549]. Это особенно очевидно при равном балансе аргументов «за» и «против», когда только волевой импульс и твердая решимость военнослужащего придают силу одной из альтернатив, не говоря уже о том, что военная история полна случаев, когда воля и решимость военачальника одерживали победу при самом отрицательном балансе аргументов «за» и «против» принятого им решения. И однако же, при всем том, что волевой акт не укоренен в рациональных мотивах, экзистенциальный выбор – все-таки не игра в «орла или решку». Экзистенциальная философия рассматривает волевой акт как форму и способ реализации свободы человека-встановлении, а человеческое бытие как бытие становящееся, незавершенное, открытое в возможности. Таким образом, экзистенциальный выбор, осуществляемый волевым актом, есть проявление свободы-в-становлении че- √ÛрÒÍËÈ ¿. »., ÀËıÓχÌÓ‚ ». ¬. »ÌˈˇÚË‚‡ Ë ‰ËÒˆËÔÎË̇ ловека, или, еще точнее, он есть момент становления человека. «Экзистировать – значит пребывать в становлении», – писал Сёрен Кьеркегор [2012. С. 193]. Становление же все сплошь состоит из «моментов», каковыми являются волевые акты, не укорененные во внешнем, но проистекающие из самого процесса экзистирования. А каждый момент становления есть момент обретения человеком смысла его существования. Не смысла «вообще», а смысла вот здесь и сейчас, в данный миг его жизни, который может стать для этого человека последним. Момент становления есть также момент преодоления. Преодолевая себя, человек становится самим собой, он обретает себя. Что должен преодолеть в себе военнослужащий в условиях экзистенциального конфликта? Видеть возможность и ее не использовать, быть уверенным в своей правоте и не решиться на поступок – вот суть экзистенциального выбора. Какое бы решение военнослужащий не принял, он принимает его, преодолевая внутреннее сопротивление. В одном случае он преодолевает сомнения в своей правоте, страх поражения, страх ответственности за принятое решение (не только перед командованием, но и перед самим собой), в другом случае он преодолевает искушение профессионального честолюбия и уверенности в своей правоте. И в том и в другом случае военнослужащему требуется то мужество «второго типа», о котором писал К. фон Клаузевиц: «моральное, нравственное мужество, то есть мужество перед лицом ответственности перед внешней властью, или внутренней – совестью» [2012. С. 14]. Экзистенциальный выбор потому и называется экзистенциальным, что его резуль- 103 тат не предрешен и что человек, вставший перед таким выбором, никогда заранее не знает, какое решение он примет. Это момент абсолютной свободы человека, оставшегося один на один с самим собой, когда ему не к кому обратиться и нет никаких «правил», следуя которым, он мог бы найти верное решение. Предпринятый нами философский анализ достаточно убедительно показал принципиальную невозможность выработки таких «правил». Но он же позволил выявить структуру экзистенциального конфликта, характерного для военного сознания, что дает военнослужащему возможность понять суть данного конфликта, а следовательно, повышает его морально-психологическую устойчивость и готовность выполнять воинский долг в наиболее сложных, с точки зрения принятия управленческих решений, боевых ситуациях. Список литературы Камю А. Бунтующий человек. Философия. Политика. Искусство: Пер. с фр. М.: Политиздат, 1990. 415 с. Клаузевиц К. фон. Принципы ведения войны / Пер. с англ. Л. А. Игоревского. М.: ЗАО Изд-во «Центрполиграф», 2012. 220 с. Кьеркегор С. Заключительное ненаучное послесловие к «Философским крохам» / Пер. с дат. Н. Исаевой, С. Исаева. М.: Академ. проект, 2012. 607 с. Мерло-Понти М. Феноменология восприятия. СПб.: Ювента; Наука, 1999. 606 с. Шопенгауэр А. Собр. соч.: в 5 т. / Пер. с нем. Ю. И. Айхенвальда. М.: Московский клуб, 1992. Т. 1. 395 с. Материал поступил в редколлегию 28.05.2014 A. I. Gursky, I. V. Lihomanov Combined Military Academy of Land Forces of the Russian Federation (branch, Novosibirsk) 49 Ivanov Str., Novosibirsk, 630117, Russia lihman04@ngs.ru THE INITIATIVE AND THE DISCIPLINE: AN EXISTENTIAL DILEMMA FOR THE MILITARY MIND The paper offers a philosophical analysis of the fundamental conflict in the military mind which arises in specific situations. It is the conflict between the disciplinary imperative and demands to show reasonable initiative. There are no rules to find the right solution but understanding the es- 104 –ӈˇθ̇ˇ ÙËÎÓÒÓÙˡ sence of this contradiction strengthens the military men`s moral-psychological stability and willingness to perform military duty. Keywords: military duty, military discipline, reasonable initiative, categorical imperative, conditional imperative, existential choice. References Camus A. Buntuyushchii chelovek [Homo Rebel]. Moscow, Politizdat, 1990. (In Russ.) Kierkegaard S. Zaklyuchitel'noe nenauchnoe posleslovie k «Filosofskim kroham» [Concluding Unscientific Postscript to the Philosophical Fragments]. Moscow, Akadem. proekt, 2012. (In Russ.) Clausewitz C. fon. Printsipy vedeniya voiny [Principles of War]. Moscow, Tsentrpoligraf Publ., 2012. (In Russ.) Merleau-Ponty M. Fenomenologiya vospriyatiya [Phenomenology of Perception]. St.-Petersburg, Nauka, 1999. (In Russ.) Schopenhauer A. Sobranie sochinenii v 5 t. [Selected Papers in 5 vols.]. Moscow, Moskovskii klub Publ., 1992, vol. 1. (In Russ.)
