124 ВЛАСТЬ 11’2008 Владимир БУЛАТОВ ЯПОНСКИЕ КОНЦЕССИИ НА СЕВЕРНОМ САХАЛИНЕ КАК ИНСТРУМЕНТ СОВЕТСКОЙ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ Предоставление концессий японцам на советском Дальнем Востоке имело огромный внешнеполитический эффект для Советского Союза. Концессии явились фактором сдерживания Японии от военного вторжения на советский Дальний Восток. Нефтяная и угольная концессии действовали на Северном Сахалине после ликвидации остальных концессий в СССР. Ф БУЛАТОВ Владимир Викторович – к.э.н., заведующий сектором экономической истории Института социальноэкономических и гуманитарных исследований Волгоградского государственного университета едеральный закон «О концессионных соглашениях», вступивший в силу 21 июля 2005 г., разрабатывался с целью привлечения частных инвестиций в экономику России и обеспечения эффективного использования государственной и муниципальной собственности. Исторический опыт использования концессий в СССР демонстрирует возможность использования концессий и в качестве действенного инструмента внешней политики. Как раз эта возможность является одной из основных особенностей «советских» концессий, отличавшей их от дореволюционных. В своем отчетном докладе правительству за 1925/1926 хозяйственный год Главный концессионный комитет при СНК СССР (Главконцесском) откровенно признал: «До последнего времени почти все крупные концессии были связаны с политическими соображениями … (курсив мой – В.Б.)»1. То есть, вплоть до 1927 г. заключение договоров с тем или иным иностранным инвестором могло диктоваться стремлением советского руководства извлечь определенные политические дивиденды на международной арене. Наиболее ярким примером в этой связи являются договора с японскими предпринимателями на эксплуатацию нефтяных и угольных месторождений на Северном Сахалине. Отношения с японскими концессионерами становятся наиболее значимыми в свете того факта, что в 1937 г. все иностранные концессии в Советском Союзе были ликвидированы, как и сам Главконцесском. Однако в следующем, 1938 г., советское правительство возобновило соглашения с японскими угольным и нефтяным концессионерами на Северном Сахалине. Эти концессии подверглись ликвидации лишь в 1944 г., став самыми продолжительными по сроку в советской «концессионной истории». Возобновление концессионных соглашений было вызвано соображениями внешнеполитической целесообразности и послужило серьезным (если не главным) фактором сдерживания Японии от военного вторжения на советский Дальний Восток в период Второй мировой войны. Глубокий внешнеполитический подтекст всегда присутствовал в двусторонних советско-японских экономических отношениях. Еще в 1925 г. предоставление Советским Союзом концессий японским предпринимателям было одним из условий дипломатического признания СССР со стороны Японии. И в дальнейшем все полученные эффекты (в том числе и «сдерживание» Японии 1 Иностранные концессии в СССР (1920 1930-е гг.): документы и материалы // Серия «Отечественный опыт концессий», т. II / Под ред. проф. М. М. Загорулько. – М.: Современная экономика и право, 2005, стр. 257. 11’2008 ВЛАСТЬ от агрессивных замыслов в отношении СССР) исходили из теснейшей связи, существовавшей между японскими политическими, военными и деловыми кругами. Примечателен один из документов советского внешнеполитического ведомства. 31 марта 1925 г. в своей служебной записке в Главконцесском полпред СССР в Японии В. Л. Копп, говоря о целесообразности организации в Токио Концессионной комиссии при Торгпредстве СССР, замечал, что « … по особенностям японской экономики, всякая крупная концессия, данная той или иной значительной японской фирме, будет иметь самое непосредственное и немедленно же претворяющееся в жизнь политическое значение. При теснейшем сплетении правящей бюрократии с крупными промышленными и финансовыми фирмами Японии, удачное маневрирование в области нашей концессионной политики является первостепеннейшей политической задачей»1. Политическая целесообразность особенно проявила себя в случае с японской нефтяной концессией, которая фактически вытеснила с Северного Сахалина американскую нефтяную компанию Г. Синклера. 14 декабря 1925 г. в Москве был подписан договор о концессии на разработку месторождений нефти на острове. С советской стороны в подписании договора приняли участие председатель ВСНХ СССР Ф. Э. Дзержинский и заместитель народного комиссара по иностранным делам СССР М. М. Литвинов2. С японской стороны, от имени нефтяного концерна «Кита Сагарен Секию Коогио Кумиай», договор подписал адмирал Накасато3. Срок действия договора определялся в 40 лет. Долевое отчисление (плата за кон1 Иностранные концессии в рыбном хозяйстве России и СССР (1920–1930-е гг.): документы и материалы // Серия «Отечественный опыт концессий», т. I. / Под ред. проф. М. М. Загорулько, проф. А. Х. Абашидзе. – М.: Современная экономика и право, 2003, стр. 215. 2 Юферева Е. В. Ленинское учение о госкапитализме в переходный период к социализму. – М.: Экономика, 1969, стр. 130. 3 Жуков Ю. Н. Нефтяной фактор в политике советской правящей элиты // Нефть страны Советов. Проблемы истории нефтяной промышленности СССР (1917–1991) / Под общ. ред. В. Ю. Алекперова. – М.: Древлехранилище, 2005, стр. 85–86. 125 цессию) составляло от 5 до 15% валовой добычи нефти в зависимости от продолжительности эксплуатации концессии. 21 февраля 1927 г. права по концессионному договору были переданы обществу «Кита Карафуто Секию Кабусики Кайша», созданному нефтяным концерном «Кита Сагарен»4. Доступ Японии к нефтяным месторождениям Сахалина имел для нее стратегическое значение. Страна находилась в сильной нефтяной зависимости от Соединенных Штатов. Удельный вес американской нефти составлял 75% всей ввозимой в Японию нефти. Стремясь избежать зависимости, Япония предпринимала попытки получения нефтяных концессий даже в таких отдаленных от нее странах, как Египет и Персия. Она инвестировала капиталы в добычу сланцев в Маньчжурии и пыталась наладить импорт из СССР кавказской нефти5. О том значении, которое придавалось сахалинской концессии, говорил тот факт, что японское нефтяное общество было учреждено особым указом императора Японии и возглавлялось представителем Морского министерства – адмиралом Накасато6. Как и в случае с угольной концессией, гарантия крупных инвестиций в проект обеспечивалась вхождением в состав общества концерна «Мицубиси» в качестве главного акционера7. На Северном Сахалине японцам было передано 50% разведанных на тот момент нефтеносных участков. Другие 50% участков должны были эксплуатироваться советской государственной организацией. Их участки располагались в шахматном порядке. Концессия «Кита Карафуто Секию Кабусики Кайша» постоянно наращивала темпы добычи. В 1925/1926 хозяйственном году было добыто 28,4 тыс. т, в 1926/1927 году – 68,7 тыс. т, в 1927/1928 году – 133,5 тыс. т нефти8. В 1929 г. объемы дошли до 150 тыс. т, причем в этом году объемы добываемой нефти в самой Японии равнялись 270 тыс. т, то есть концессия более чем на 50% могла заменить собой все действовавшие японские нефтепромыслы9. Резкое 4 5 Юферева Е. В. Указ. соч, стр. 129–130. Государственный архив Российской Федерации (далее – ГАРФ). Ф. Р-8350, оп. 1, д. 262, л. 10. 6 Там же, л. 11. 7 Там же, л. 12. 8 Юферева Е. В. Указ. соч, стр. 130. 9 Юферева Е. В. Указ. соч, стр. 130. 126 ВЛАСТЬ увеличение темпов добычи в 1929 г. последовало после официального решения СТО СССР от 10 августа 1928 г. образовать Государственный трест Сахалинской нефтяной и газовой промышленности «Сахалиннефть», участки которого чередовались с участками концессионера1. Первоначально планы разработки советской организацией своих участков на Сахалине были благожелательно встречены японцами. Более того, через Торгпредство СССР в Токио они выдвинули предложения о создании совместных предприятий, в которых отводили себе роль инвестора. Предложения исходили от адмирала Накасато, который в то же время являлся и влиятельным представителем военно-морского ведомства, то есть главного потребителя как сахалинской, так и другой импортируемой японцами нефти. Условием японских инвестиций были поставки нефти в Японию с сахалинских участков, которые эксплуатировались советским трестом2. Мотивы контакта японцев с советскими нефтяниками объяснялись действием «американского фактора». По мнению председателя «Сахалиннефти» В. А. Миллера, посетившего Японию в 1928 г., японцы опасались, что если они откажутся кредитовать советскую организацию и закупать добываемую на Северном Сахалине гострестом нефть, то советская сторона пойдет на соглашение с американцами. Характеризуя скрытую и явную конфронтацию с советским госпредприятием, на которую пошла японская нефтяная концессия, В. А. Миллер замечал: «… обостренные отношения с нами в представлении любой иностранной фирмы чреваты угрозой затруднений в работе, нажимов со стороны различных органов власти и т.д., вследствие чего вряд ли на это пошла бы любая иностранная фирма, работающая на нашей территории. Тем не менее, концессионер этого дела не постеснялся. Видно на Сахалине фирма чувствует себя достаточно крепко»3. Еще одним фактом прочности положения японского концессионера было то, что В. А. Миллер, посетив Токио в надежде найти поддержку в Полпредстве и Торгпредстве СССР, поддержки не 1 Юферева 2 Там же. 3 Там же. Е. В. Указ. соч, стр. 130. 11’2008 только не нашел, но и встретил у работников официальных советских представительств «… может быть не вполне открытое, но весьма ощутимое противодействие»4. Адмирал Накасато в весьма резкой форме критиковал действия советского инспектора охраны труда на концессии. Он вполне осознанно брал на себя ответственность заявлять в отношении действий инспекции, что «…если такие факты в дальнейшем будут иметь место, то могут серьезно обостриться взаимоотношения между обоими государствами»5. Все изложенные факты ясно иллюстрировали, с одной стороны, теснейшую связь между японскими деловыми и военно-политическими кругами, а с другой – стремление Японии сохранить свое доминирование на советском Дальнем Востоке. Не в последнюю очередь японское доминирование поддерживалось демонстрацией военной силы, что было видно из действий адмирала Накасато. В. А. Миллер совершенно справедливо рассматривал общество «Кита Карафуто Секию Кабусики Кайша» как филиал военно-морского ведомства, так как вся сахалинская нефть шла на нужды флота и перевозилась на военных транспортах. Например, в 1928 г. через каждые 5–6 дней в район базирования концессии прибывали танкеры ВМС, вооруженные дальнобойными орудиями и средствами противолодочной защиты. Неоднократно военно-морской флот Японии проводил у берегов Северного Сахалина учения по защите налива нефти на суда6. Очевидным было стремление японцев вытеснить или, по крайней мере, всячески замедлить начало эксплуатации сахалинских промыслов советской организацией, деятельность которой не отвечала интересам военно-морского ведомства Японии. В Токио рассматривали Северный Сахалин как источник, способный давать крупные объемы нефти не в данный, а в нужный момент, то есть как резервуар, необходимый на случай перебоев с поставками топлива из других регионов. В этой связи В. А. Миллер, говоря о начале работы советской государственной организации на Сахалине, образно заметил, что «мы … попали как 4 5 6 Там же. Там же. Там же. 11’2008 ВЛАСТЬ бы в заповедник морского ведомства». Примером такого же «заповедника» было крупнейшее месторождение нефти в Японии в районе города Ниигата. Запасы нефти, содержащиеся в недрах района, не разрабатывались, а перешли в резерв1. Начало работы на Северном Сахалине советской организации кардинально изменило тактику японцев. Речь шла уже не о том, чтобы законсервировать разведанные нефтяные запасы острова, а о форсировании добычи, что было наглядно продемонстрировано ее резко возросшими объемами в 1928 и 1929 гг., то есть в период создания «Сахалиннефти». Этому в немалой степени способствовали и недостаточные данные о запасах нефти. Для японских промыслов с началом работы «Сахалиннефти» создавалась угроза «подсасывания», то есть крайне нежелательного явления с точки зрения сохранения запасов в недрах2. В свете того огромного значения, которое придавалось Сахалину руководством Японии, остров становился важнейшим аргументом внешней политики СССР в тихоокеанском регионе. Однако для достижения такого эффекта Советскому Союзу требовалось иметь на Северном Сахалине достаточно прочные позиции, чего предполагалось достичь через индустриальное развитие острова и его промышленную колонизацию. Здесь свою роль играли форсирование разработки нефти и разведка ее запасов. В конце 1920-х гг. было исследовано и эксплуатировалось лишь Охинское месторождение, запасы нефти которого были сравнительно небольшими, что и заставило японцев резко увеличить объемы ее добычи. Индустриализация и промышленная колонизация не должны были ограничиваться одной лишь нефтяной отраслью, но и распространяться на другие отрасли хозяйства острова. Например, предполагалось использовать создаваемую нефтяниками транспортную инфраструктуру для организации лесоразработок, а сельскохозяйственную колонизацию связать с обслуживанием рабочих поселков3. В 1930-х гг. дальневосточные концессии оказались в самом центре международной и внутренней политики СССР. 1 Там же. 2 Там же. 3 Там же, л. 13-13 об. 127 Хотя прежде всего следует отметить тот факт, что при общем сворачивании в Советском Союзе концессионной политики и ликвидации концессий японские концессионеры продолжали свою работу. В 1936 г. из двенадцати оставшихся иностранных концессионных предприятий, было четыре японских. В 1937 г. осталось всего пять концессионных предприятий, в их числе – та же четверка японских предприятий. Три предприятия из этой четверки – «Кита Карафуто Коогио Кабусики Кайша», «Кита Карафуто Секию Кабусики Кайша» и «Сакай Кумиай» – действовали на Северном Сахалине4. «Политические соображения» не потеряли своей силы. На существование японских концессий в СССР во второй половине 1930-х гг. не повлияло даже заключение 25 января 1936 г. японо-германского «антикоминтерновского пакта». Последовавшие вооруженные столкновения СССР с Японией у озера Хасан и на реке ХалхинГол хотя и осложнили, но не прекратили концессионные отношения между двумя странами в дальневосточном регионе. В сентябре 1937 г. советские власти запретили угольному концессионеру «Кита Карафуто Коогио» эксплуатацию шахты в районе Агнево на Северном Сахалине, но официального расторжения концессионного соглашения не произошло. Концессионер занимался добычей угля в районе Дуэ (Северный Сахалин) для своих местных нужд и занимался вывозом скопившихся запасов в Японию5. В 1937 г. угольная концессия оказалась фигурантом в деле об «антигосударственной деятельности» Главного концессионного комитета при СНК СССР. Примечательно, что 26 июля 1937 г. исполняющий обязанности председателя Главконцесскома З. М. Беленький в своей докладной записке Главному управлению государственной безопасности НКВД СССР (ГУГБ НКВД), сообщая о фактах нарушений со стороны концессионеров и их «пособниках» из Главконцесскома и 4 Иностранные концессии в СССР (1920– 1930-е гг.): документы и материалы // Серия «Отечественный опыт концессий», т. II / Под ред. проф. М. М. Загорулько. – М.: Современная экономика и право, 2005, стр. 730–731, 733. 5 Осташев А. Е. Остров Сахалин. Этапы становления угольной промышленности (1925 1944 гг.) // Уголь, № 11, 2002. (http://www.rosugol.ru/jur_ u/2002/11/ostashev.html). 128 ВЛАСТЬ Народного комиссариата тяжелой промышленности СССР, сосредоточил внимание органов госбезопасности исключительно на японской угольной концессии «Кита Карафуто Коогио». Лишь вскользь была упомянута еще одна концессия – нефтяная «Кита Карафуто Секию»1. Вопреки принятой в тот период практике, обращение произвело обратный эффект. На фоне того, что в 1937 г. все концессии в СССР прекратили свое существование, с двумя сахалинскими концессиями, о которых докладывал в ГУГБ НКВД З. М. Беленький2, официально так и не были расторгнуты концессионные договоры, хотя угольный концессионер был вынужден законсервировать свое производство на Северном Сахалине. В отношении же нефтяной концессии «Кита Карафуто Секию Кабусики Кайша» СНК СССР принял беспрецедентное в советской практике решение. 5 июля 1938 г. было издано секретное постановление «О нефтяной концессии на Сахалине». Постановлением правительства Союза ССР Центральному комитету Союза нефтеперегонных заводов было разрешено приступить к переговорам с правлением японского концессионного общества о перезаключении коллективного договора3. Фактически это означало, что концессии разрешили продолжить свою деятельность. В 1940 г. обе оставшиеся сахалинские концессии – «Кита Карафуто Коогио» и «Кита Карафуто Секию» оказались в центре международной политики. 13 ноября 1940 г. в Берлине министр иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентроп довел до сведения народного комиссара иностранных дел СССР В. М. Молотова проект соглашения между державами «оси» (Германии, Италии, Японии) и СССР о политическом сотрудничестве и экономической взаимопомощи. 1 См.: Иностранные концессии в СССР (1920– 1930-е гг.): документы и материалы // Серия «Отечественный опыт концессий», т. II / Под ред. проф. М. М. Загорулько. – М.: Современная экономика и право, 2005, стр. 174–176. 2 16 июня 1939 г. З. М. Беленький был арестован и 1 февраля 1940 г. расстрелян. 3 Индустриализация Советского Союза. Новые документы. Новые факты. Новые подходы. Ч. II. – М.: Институт Российской Истории РАН, 1999, стр. 280. 11’2008 В частности, Риббентроп предложил свое посредничество для нормализации отношений между СССР и Японией. Он полагал, что в случае подписания пакта о ненападении между двумя странами Япония может пойти на уступки в отношении нефтяной и угольной концессий на Северном Сахалине. Вечером 25 ноября 1940 г. в Москве В. М. Молотов пригласил к себе германского посла Ф. Дитлофа фон дер Шуленбурга и ознакомил его с условиями советского руководства, которыми оговаривалось принятие правительством СССР проекта пакта четырех держав. Среди нескольких пунктов выдвигалось условие согласования секретного протокола между Японией и Советским Союзом об отказе Японии от нефтяных и угольных концессий на Северном Сахалине в обмен на соответствующие компенсации. Однако все предлагаемые Советским Союзом секретные протоколы, включая и протокол о сахалинских концессиях, так и не были подписаны4. В 1941 г. СССР заключил с Японией пакт о нейтралитете, что послужило основой для последующего соглашения о нефтяной и угольной концессиях. 30 марта 1944 г. в Москве был подписан протокол, согласно которому концессии на Северном Сахалине со всем имуществом и безвозмездно были переданы Советскому Союзу5. Таким образом, можно полагать, что в условиях Второй мировой войны сахалинские концессии в определенной степени сыграли роль сдерживающего фактора. Виды Японии на Сахалин как на «резервуар» нефти и угля, созданная там производственная и транспортная инфраструктура объективно должны были сдерживать Японию от прямого военного вторжения на советскую территорию. Становится очевидным, что ответные меры СССР могли нанести ущерб нефтяным промыслам и угольным шахтам, способным «в нужный момент» обеспечить поставки топлива в Японию в случае прекращения таких поставок из других регионов. 4 5 Осташев А. Е. Указ. соч. Осташев А. Е. Указ. соч.