Сафина Айнур Маратовна Представление как социальный
реклама
УДК 18:316 ПРЕДСТАВЛЕНИЕ КАК СОЦИАЛЬНЫЙ ФЕНОМЕН И ИНСТРУМЕНТ АНАЛИЗА ОБЩЕСТВЕННОГО БЫТИЯ Сафина А.М. Казанский государственный архитектурно-строительный университет, г. Казань Категория представления традиционно полагалась понятием гносеологического плана. Ее переосмысление в контексте онтологии требует вынесения анализа в пространство социально-философского дискурса. Как категория социальной онтологии «представление» раскрывает особые участки социальной реальности, где идеальное отражение общественных отношений является необходимым условием их объективного существования. Представление как социальный феномен понимается в качестве механизма взаимной «конвертации» социальной и личностной форм человеческого бытия. За счет этого оно способствует превращению субъективного фактора в объективное условие общественного развития. Один из наиболее развитых видов представления в указанном смысле – символическая репрезентация. Действие этого механизма рассмотрено на материале художественной литературы и социальных акций. Ключевые слова: представление, субъективный, объективный, общественное бытие, социальное, символическая репрезентация REPRESENTATION AS SOCIAL PHENOMENON AND INSTRUMENT OF ANALYSIS OF SOCIAL BEING Safina A.M. Kazan State University of Architecture and Engineering, Kazan The category of representation traditionally held to be a gnoseological notion. Rethinking of the category in the context of ontology demands taking the analysis into the space of social philosophical discourse. As a category of social ontology representation allows disclosing an unique social phenomena, that include their own reflection in thyself. Representation as a social phenomenon happens to be the mechanism of mutual “converting” of social and personal forms of human being. Therefore it promotes that subjectivity becomes an objective factor of social progress. One of the most mature kinds of representation in that context is symbolic representation. Functioning of that phenomenon was considered on material of literature and social actions. Key words: representation, subjective, objective, social being, social, symbolic represantation «Представление» традиционно считалось категорией гносеологии и указывало на особую познавательную способность. Однако неклассическая философия обозначила необходимость рассмотрения «представления» в контексте онтологии, а традиция МарксаЭнгельса cделала возможным наполнение данной категории социально-философским содержанием. Переосмысление представления в контексте социальной онтологии позволяет 1 открыть представление как особый социальный феномен. Обозначим данную идею в качестве основного тезиса статьи. От Платона и вплоть до немецкой классической философии представление понималось как более или менее обобщенный образ предмета, продукт синтеза чувственных ощущений, не «дотянувший» до уровня понятия лишь степенью абстрактности. Здесь представление выступает как «гносеологический гибрид», «продукт смешения созерцания с мышлением, восприятия с понятием» [1, с.84]. Однако более пристальный анализ этого понятия и феномена показывает, что представление как гносеологическая категория оборачивается серьезной онтологической проблемой. Суть данной проблемы заключается в том, что как показывают исследования М. Ямпольского, модерная культура, выстроенная вокруг концепта знаковой реальности, выводит в свет репрезентацию как особую ипостась представления. С одной стороны, репрезентация, лежащая в основе знакового отношения, объективна, ибо представляет собой такое отношение двух материальных предметов, где один из них является чувственносверхчувственным «телом» для выражения всеобщей природы другого. Например, денежный знак – всеобщий представитель, выражающий меновую стоимость любого товара. С другой стороны, объективность репрезентации сродни объективности перформативного высказывания. Поскольку предметы входят в отношение репрезентации не как материальные (природные), а как общественные предметы [2]1, то репрезентация зависит от осознанного включения человека в эти отношения, от живой человеческой деятельности, которая поддерживала бы их. Эта парадоксальная ситуация объективно-субъективного характера феномена представления как репрезентации дает толчок к переводу представления в область онтологии. Траектория «онтологического поворота» в понимании категории представления обозначена именами Лейбница – Шопенгауэра – Хайдеггера. Указание на способность представления как главную модальность монады позволило Лейбницу ввести в «круг бытия» индивидуальную субстанцию. Предшествующая Лейбницу метафизическая традиция, как известно, отдает предпочтение универсальному бытию перед индивидуальным, ибо последнее не может быть выражено в метафизических понятиях материи и формы. Представление, переосмысленное у Лейбница в онтологическом ключе, позволило монадам выразить свою уникальность, при том, что бытийно они тождественны. Представление превращает весь мир в объект созерцания монады (идея перспективизма бытия). Эта идея, несколько трансформировавшись при прохождении через философию 1 Как замечает Э. Ильенков, «Химический анализ золотой монеты не обнаружит в ней ни одной молекулы ваксы, как и наоборот. Тем не менее, золотая монета представляет (выражает) стоимость сотни банок ваксы как раз и именно своим весом и блеском». [2, с. 259]. 2 Канта, нашла продолжение у Шопенгауэра, став основанием для критики классической рационалистической традиции. Представление у Шопенгауэра – это не столько феномен сознания, сколько форма самого мира поскольку он дан в созерцании субъекту. Мир как представление – это мир, существующий как объект для субъекта; мир, изначально «ориентированный», адресованный человеку. Человек как субъект, по Шопенгауэру, выступает основанием бытия как его «целевая причина». Поэтому положение «нет объекта без субъекта», согласно данной философской системе, делает материализм навсегда невозможным: «Солнце и планеты без глаза, который их видит, рассудка, который их познает, можно назвать словами, но эти слова – символ звенящий. (…) Мы видим, что с одной стороны, бытие всего мира зависит от первого познающего существа, каким бы несовершенным оно ни было, а с другой – столь же ясно видим, что это первое познающее животное полностью зависит от длинной, предшествовавшей ему цепи причин и следствий, в которую оно входит как маленькое звено» [3, с.165-166 ]. Знаменитый хайдеггеровский дефис превращает исследуемое выше понятие в «представление» и указывает на дис-позицию, рас-положение субъекта и мира относительно друг друга. Хайдеггер указывает на пред-ставление как отличительную черту нововременного мировоззрения: человек эпохи модерна ставит сущее в определенное отношение к себе, «центрирует» относительно себя, пред-ставляет перед собой как «свидетелем и судьей» (М.Бахтин). Таким образом, в неклассической философии представление определяется как такая ситуация сопряженности, взаимоопределяемости субъекта и объекта, когда бытие объекта предполагает включение в него познающего субъекта в качестве «целевой причины». Субъект, познающий мир, оказывается внутренней точкой познаваемого объекта – точкой, определяющей саморазличение, качественную определенность мира. Однако вопрос о единстве субъекта и объекта необходимо выводит анализ категории представления в область социальной онтологии: общественное бытие и есть тот странный объект, бытие которого предполагает включение познающего его субъекта, а пресловутое единство человека и природы, как замечает Маркс, всегда имело место в производстве. М.Мамардашвили пишет о такой гносеологической онтологии общественного бытия у Маркса: «Дело в том, что Маркс совершенно особо представлял себе социальные системы: в каждом случае он строил свое исследование так, что уже в исходном пункте имел дело с системами, реализующимися посредством сознания, то есть такими, которые содержат в себе свои же отображения в качестве необходимого элемента (или, иначе говоря, включают в себя сознание наблюдателя в качестве внутреннего элемента собственного действия)» [3, с.298]. Диалектичность 3 Марксова материализма («хитрого материализма», по меткому замечанию Э.Ильенкова) заключается в том, что объективность общественного бытия предполагает не исключение из него субъекта, а напротив, его включение в познаваемый объект. Это можно назвать принципом «онтологического соучастия» (П.Бурдье). В контексте социальной онтологии представление можно определить как социальный феномен, в котором идеальное отражение общественной действительности выступает катализатором некоторых объективных тенденций в самой действительности. Объективное бытие ряда социальных феноменов завязано на факт их осознаваемости человеком. М.Мамардашвили указывает на ряд таких феноменов, по отношению к которым «бессмысленно проводить различие предмета и сознания, реального и воображаемого» [3, с.302]: «форма стоимости», «цена труда», «цена капитала», «форма товара», отношения власти, товарный фетишизм и проч. Уже эти феномены могут претендовать на статус представления, ибо сознание является здесь лишь субъективной стороной тех социальных преобразований, которые произошли до и вне его, «за спиной» индивида; при этом объективное существование этих социальных феноменов невозможно без факта веры человека в их реальность. Однако несмотря на то, что основанием общественных отношений является осознанная человеческая деятельность, первые нередко принимают форму стихийной неконтролируемой силы, и предстают перед человеком как естественная (природная) или сверхъестественная реальность. Так, в Античности общество понималось как природно-космическое образование, а политическое чувство древнего грека считалось врожденным. Поэтому представители современной социальной философии, например Терещенко Н.А.[7], предлагает разделять общественные и социальные отношения. Социальное – общественное отношение «второго порядка» (отношение к общественному отношению); это не просто осознанная, но сознательно выстроенная общественная реальность. Такое сознательное строительство общественных отношений мы можем встретить только начиная с эпохи модерна [5]. Именно здесь человек осознает себя в качестве основы, автономного субъекта социальной реальности. Более того, одной из главных тенденций общественного развития является повышение степени овладения человеком стихийным движением социальной материи. Субъективный фактор превращается в объективное условие общественного развития (Н.А.Терещенко) [7]. Минимально необходимое условие для этого – складывание социальных институтов, обеспечивающих возможность данного превращения (свободный рынок, представительская демократия, система социальной защиты и проч.). Однако эти условия не являются достаточными, поскольку вышеуказанная закономерность общественного развития имеет свойство оборачиваться на самое себя. Воспользуется ли человек объективно сложившимися 4 условиями овладения социальными силами, зависит от его личного решения, субъективных установок. Поэтому в своей наиболее полной (развитой) форме представление, в силу своей двойственной (субъективно-объективной) природы, выступает как особый социальный механизм, благодаря которому общественные отношения достраивают себя до уровня, провоцирующего живую субъектную деятельность человека. Действие представления в указанном смысле состоит в следующем. С одной стороны, оно выступает механизмом трансформации безличных социальных сил и объективных тенденций в форму личных установок, целей, желаний. Маркс рассматривает субъективное, сознание как внутренний момент функционирования самой социальной действительности. Иными словами, сознание является средством, которое используется социальной системой для ее собственной реализации, претворения в бытие. Социальная реальность представляет (подставляет), вменяет себя сознанию, определяя «категориальный строй» последнего (форму желаний, целей, идеалов и т.д.). Следовательно, для этого общественные отношения должны быть транс-формированы (изменить форму, оставив содержание прежним) таким образом, чтобы стать «антропомерными», принять личностную форму, понятную для индивидного субъекта. Представление выступает здесь средством мягкого «захвата» человеческого сознания («соблазн»ом, по Ж. Бодрийару). С другой стороны, несмотря на «захваченность» сознания социальной реальностью, Маркс говорит о человеке как субъекте общественного развития. Следовательно, представление может выступать как механизм, позволяющий индивиду «проговорить» свои интимно-личные установки, цели, проблемы на языке социального, вывести субъективное в пространство общественного бытия. Представление выступает как «переходник», понижающий «напряжение» между общественной и личностной формами человеческого бытия. И в то же время оно может быть использовано индивидом как рычаг, многократно усиливающий возможности отдельного человека и позволяющий ему оказывать влияние на объективные социальные процессы. Оно обеспечивает идеальное включение индивида в родовое человеческое тело, и превращает все общество в небиологический орган личности, что лежит в основе всех экзистенциальных чувств. Отметим, что действие представления, как правило, носит именно двусторонний, диалектический характер: механизм «захвата» сознания выступает одновременно и средством его развития, освобождения, повышения степени субъектности. Рассмотрим действие представления как социального феномена на примерах. Одна из наиболее развитых форм представления в указанном смысле – символическая репрезентация. Символическая представленность осуществляет превращение наличной социальной реальности, в которую индивид вписан (поскольку застает ее готовом виде), в 5 предмет его сознательной деятельности. Благодаря символу некоторая часть действительности попадает в поле сознания, становится «проговариваемой», обсуждаемой на агоре, следовательно, социальной. Так, Эрих Соловьев, анализируя творчество Хемингуэя (в частности, «Фиесту») [6], замечает, что война для его героев имеет абсолютно нечеловеческое измерение. Само описание войны в романах Хемингуэя напоминает описание природной катастрофы – и по масштабам, и по бес-смысленности (невозможность найти смысл происходящего). В человеческой жизни просто нет таких категорий, которыми можно было бы объяснить это. Индивид оказывается втянутым в эту войну помимо своей воли, однако ее несоразмерность человеческому бытию делает ее совершенно не-проговариваемой, не-осмысливаемой, что и может быть объяснением тому, почему Европа так быстро забыла о Первой Мировой войне. Отсутствие подобного опыта в истории человечества делает невозможным со-чувствие, со-переживание, возможность разделить горе и вообще обсуждение этого события на агоре. Поэтому герои Хемингуэя оказываются одинокими, неуместными, «лишними» в том обществе, в котором живут. Однако получив такой нечеловеческий опыт, они все-таки должны суметь остаться людьми, жить по человеческим законам. Следовательно, должен быть какой-то механизм перевода этого «нечеловеческого» в «человеческое», личностное. Для героев «Фиесты» этим механизмом становится состязание быков: здесь в символической форме воспроизводится отношение человека и нечеловеческой, природной, стихийной силы. Смерть и страх – основное содержание войны – как таковые не могут быть ничьим переживанием, тем более объектом обсуждения, размышления, ибо это победа бессмысленности и стихийности над человеческой жизнью, обнуление всякого смысла и логики. Но будучи организованными по законам искусства (в данном случае искусства корриды), т.е. будучи представлены в символической форме, они обретает какой-то смысл. Благодаря символической представленности война, смерть, страх приобретают форму, в которой они могут быть вписаны в крохотное пространство отдельной человеческой жизни. В то же время, благодаря символу осуществляется воспитание в человеке общественного чувства: символ – такая «приставка сознания» (М.Мамардашвили), которая позволяет человеку испытать то, что в принципе не может быть пережито индивидом как конечным существом. Маркс писал, что при соприкосновении с общественной вещью чувства человека не просто обобществляются, но чувства других людей становятся его собственными чувствами, а общество становится внебиологическим органом личности, который и позволяет испытать эти чувства [4]. Такими общественными чувствами являются любовь, добро, сострадание, память, закон, красота, мысль, вера. Эти чувства как экзистенциальные личные чувства индивида возможны именно постольку, поскольку уже 6 есть некоторая общественная основа, обеспечивающая их. Их невозможно испытать так, как испытывают, например, чувство голода. В этом смысле про них вообще невозможно сказать, что они есть – всякий раз они только представлены в символической форме, указывающей на прошлый опыт всего человечества. Эти чувства могут быть поняты только как формальный принцип, должное или возможное, исходя из которого возможно мыслить, принимать решение в каждой конкретной ситуации. Поэтому социальное, будучи символически представлено в экзистенциальных чувствах, провоцирует в человеке подлинную человечность, позволяет ему приподняться над наличной ситуацией, став ее субъектом. Более того, символ обеспечивает «проговаривание» личного, интимного на языке социального. За счет этого в «просвет» социального бытия выносятся феномены, которые, эмпирически присутствуя в жизни людей («естественное» общественное бытие), до этого оставались как бы в тени, в складках социальной материи, не могли стать социальным феноменом (не было «отношения к общественному отношению»). В таком случае благодаря символу личность становится новой точкой роста общественного организма. Дело в том, что общественная реальность включает в себя ряд феноменов, которые существуют эмпирически, но как бы не попадают в просвет социальности, не оформлены социальной процедурой, поэтому не являются действительностью для человека. Символ обеспечивает переход этих феноменов из сферы частной жизни в социальную (публичную), общепонятную, делает их обсуждаемыми, открывает их социальную значимость. В качестве примера можно привести выставку-инсталляцию одного американского художника, который решил привлечь внимание общественности к экологическим проблемам. Все действие выставки было сосредоточено вокруг одного единственного предмета – крана, из которого непрерывно текла вода. Он стал символом человеческого отношения к природе. Искусство здесь предоставило свое тело для перехода некоторого феномена из сферы частной жизни в социальное измерение. Посредством эстетизации феномена в нем обнаруживается новое, отличное от его эмпирического существования, бытие. К числу таких символических действий можно отнести также различные социальные акции и флеш-мобы. Так, акция «Синее ведерко» символически показывает, что личная проблема носит социальный характер, и поэтому может быть решена только сообща. Благодаря этому происходит встраивание личности в общественное тело, т.е. социальная интеграция. Символическая представленность обеспечивает единство сообщества, здоровую метафизичность, осознание множества в качестве единого организма. Интегративное действие символа можно было бы объяснить по аналогии с тем, как Данте объяснял объединяющую силу Бога: отражаясь в одном, все отражаются как Один. Механизм 7 представления преобразует множество в единство, совокупность (серию) в систему. Неслучайно, думается, П.Бурдье называет это социальной магией, указывая на игру слов «mystery» и «ministery» (представительство). Таким образом, переосмысление категории представления в контексте социальной онтологии позволяет вывести в поле философской рефлексии особые участки социальной реальности, где идеальное отражение общественных отношений является необходимым условием их объективного существования. Представление как социальный феномен понимается как механизм взаимной «конвертации» социальной и личностной форм человеческого бытия. За счет этого оно способствует превращению субъективного фактора в объективное условие общественного развития. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 1. Ильенков Э. В. Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении. / Э. В.Ильенков. – М.: РОССПЕН, 1997. 2. Ильенков Э.В. Диалектика идеального / Э.В. Ильенков // Философия и культура. – М., 1991. – С. 229 – 270. – (Мыслители 20 века). 3. Мамардашвили М.К. Анализ сознания в работах К.Маркса // Как я понимаю философию / М.К. Мамардашвили. – М., 1990. – С. 295-314. 4. Маркс К. Философско-экономические рукописи 1844 / К. Маркс // Сочинения. – 2-е изд. / К. Маркс, Ф. Энгельс. – М.,1975. – Т. 42. 5. Согомонов А.Ю. Парадоксы вывихнутого времени, или как возникло социальное / А.Ю. Согомонов, П.Ю. Уваров // Конструирование социального. Европа V – XVI вв. – М., 2001. – С. 135 – 159. 6. Соловьев Э.Ю. Цвет трагедии белый // Прошлое толкует нас (Очерки по истории и философии культуры) / Э.Ю. Соловьев. – М., 1991. – С. 236 – 286. 7. Терещенко Н.А. Конец социальности: мифы или реальность / Н.А. Терещенко // Учен. зап. Казан. гос. ун-та. Сер. Гуманитарные науки. – 2008. – Т. 150, кн. 4. – С. 105 – 115. 8. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление / А. Шопенгауэр. – М.: Наука, 1993. 669с. 8
