Поэма С. Есенина «Пришествие» и духовные стихи

100
ПИСАТЕЛЬ И ФОЛЬКЛОР
Поэма С. Есенина «Пришествие»
и духовные стихи
© О.А. ФИЛАТОВА
Статья посвящена исследованию апокрифической основы поэмы
С. Есенина «Пришествие», рассматривается ее связь с русскими духовными стихами, христианские образы и мотивы
Ключевые слова: христианская образность', поэма «Пришествие»;
русские духовные стихи', мотивы крещения, второго пришествия, второго распятия; образ Иисуса Христа; новая Голгофа.
Христианские ценности, которые утверждались в ранней поэзии
Есенина, в 1917-1918 годах становятся символами и мифометафорами,
выражающими впечатления поэта о происходящих в России событиях.
В основе «маленьких» поэм, созданных им в этот период, - представление о революции как о крестном пути к преображению России. Время
революции для поэта - это время воплощения его собственного мифа о
преображении мира и человека. Этот миф развертывается в цикле поэм,
в которых заключена идея русского мессианства: революционная Россия
предстает избранной страной, с нее начнется преображение всего мира.
Во имя этого Россия должна пройти крестный путь на Голгофу.
В «маленьких» поэмах Есенин создает миф о повторном распятии
Христа, они объединены единым замыслом и сюжетом, который строится на мотивах рождества, крещения, распятия, воскресения, вознесения,
преображения, Апокалипсиса.
Особый интерес представляет поэма «Пришествие», в которой
евангельские события соотносятся с современностью. Поэт видит, как
распинают Христа, видит предательство учеников. Крестные муки
Христа символизируют страдания России. Стихия разрушения, насилия
отталкивает Есенина. Лирический герой поэмы, предчувствуя близость
101 ПИСАТЕЛЬ И ФОЛЬКЛОР
гибели, обращается к Богу Саваофу с просьбой унять «ржанье бури» и
«топ громов».
Эта поэма положила начало теме новой Голгофы, которая нашла
особое распространение в мессианских настроениях поэтов и писателей «скифства». Текст поэмы, посвященной Андрею Белому, был послан ему Р. Ивановым-Разумником, который в своем сопроводительном
письме от 9 ноября 1917 года дал точную трактовку ее художественной
идеи: «И снова революция как Крестный путь, как Голгофа» [1. С. 314].
В ответном письме от 17 января 1918 года Андрей Белый написал Иванову-Разумнику: «Если увидите Есенина, поблагодарите его еще раз
за поэму, посвященную мне; она мне очень понравилась; и я часто ее
перечитываю» [1. С. 314].
Поэма «Пришествие» отвечала программным установкам «скифства»,
и Иванов-Разумник использовал ее для иллюстрации духовных целей
этого течения: «Нам дана была великая радость - увидеть пришедшую
в мир свободу, и нам же дана великая скорбь - крестный путь свободы
<...>. Грязь мирового ливня покроет теперь поля - если еще не близко
чудо всемирной революции. Свое мы сделали - мы боролись, и впредь
до конца будем бороться за свою правду <...>. И если мы погибнем, "дочерпав волю", то погибнем не напрасно: мы "вытекшей душою удобрим
чернозем", и взойдут на нем весенние семена, которые разбрасывает
теперь по всему миру русский вихрь» [2. С. 227].
Хронотоп поэмы соотносится с литургическим восприятием времени
как повторения в настоящем прошлого и возобновления евангельских
событий в христианском сознании и в жизни Церкви. Это проявляется
в том, что для описания событий поэт использует глаголы в настоящем
времени, а также наречия снова и опять: «За горой нехоженой, / В синеве долин, / Снова мне, о, Боже мой, / Предстает твой сын» (Курсив здесь
и далее наш. - О. Ф.)
В четвертой главке также появляется снова: «Снова пришествию его /
Поднят крест. / Снова раздирается небо».
Название поэмы связано с пророчеством о втором пришествии Христа. Но Есенин художественно трансформирует этот мотив: его Иисус
приходит второй раз на землю не как грозный Судия, но опять как мученик, он снова терпит страдания, и местом новой Голгофы становится
революционная Россия: «По тебе молюся я / Из мужичьих мест; / Из
прозревшей Руссии / Он несет свой крест». Но теперь крестный путь
Спасителя еще более трагичен: «Но пред тайной острова / Безначальных слов / Нет за ним апостолов, / Нет учеников».
К этой мысли трагического одиночества Христа, пришедшего на повторную Голгофу, Есенин возвращается в пятой главке, где Иисус дважды повторяет призыв своему ученику Симону Петру: «Симоне Петр...
Где ты? Приди...», «Симоне Петр... Где ты? Зову...». Этот призыв оста-
102
РУССКАЯ РЕЧЬ 5/2011
ется без ответа, и на третий зов вместо Симона-Петра является Иуда, но
кажется, что с Христом рядом все же никого нет, а на вопросы отвечает
лишь природа. С помощью олицетворений передана беспокойная атмосфера страха и одиночества («вздрогнули ветлы», «шепчется кто-то»,
«вздыбился мрак», «шамкнул прибой»):
Симоне, Петр...
Где ты? Приди.
Вздрогнули ветлы:
«Там, впереди!»
Симоне, Петр...
Где ты? Зову!
Шепчется кто-то:
«Кричи в синеву!»
Крикнул - и громко
Вздыбился мрак.
Вышел с котомкой
Рыжий рыбак.
«Друг... Ты откуда?»
«Шел за тобой...»
«Кто ты?» - «Иуда!» Шамкнул прибой.
С образом Симона-Петра связан мотив отречения от Христа, который
ассоциируется с троекратным пением петуха, предсказанным в Евангелии самим Христом: «Иисус сказал ему: истинно говорю тебе, что в эту
ночь, прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня» (Новый Завет. Мф. 26:34). У Есенина этот мотив вводится опосредованно,
через образы природы: «С шеста созвездья / Поет петух», «Вздохнула
плесень, / И снег потух... / То третью песню / Пропел петух».
Так рисуется образ Христа, страдающего, одинокого Мессии, вновь
обреченного на гибель. Образ Богоматери-Руси оказывается созвучным
образу русского Мессии, и мотив богоизбранности русской земли, который сложился еще в раннем творчестве Есенина, получает в поэме
трагическое звучание: «О Русь, Приснодева, / Поправшая смертъ\ / Из
звездного чрева / Сошла Ты на твердь».
Определение «поправшая смерть», данное Есениным Приснодеве,
Пресвятой Богородице, в образе которой предстает Русь, не встречается в православной литургической традиции. Эта характеристика
свойственна Христу: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть
поправ...» (тропарь Воскресения). Но образ «поправшей смерть» Богоматери-Руси, воссозданный с иконографической изобразительностью,
103 ПИСАТЕЛЬ И ФОЛЬКЛОР
оказывается вполне закономерным в свете есенинской идеи преображения мира и новой Голгофы, уготованной для России, за которой следует
ее воскресение.
Строки, которые воспроизводят события новой Голгофы, полны драматизма, Богоматерь видит страдания Сына: «Под снежною ивой / Упал
твой Христос! // Опять его вой / Стегают плетьми / И бьют головою /
О выступы тьмы...».
Мотив повторного распятия Иисуса Христа, который в 1918 году
повторил в своей поэме «Христос Воскрес» Андрей Белый, не связан
с каноническими евангельскими текстами. Второе распятие Х р и с т а духовная метафора, которая выражает мысль о последствии отпадения
человека от Бога. По словам апостола Петра, «отпавшие от Христа снова распинают в себе Сына Божия» (Евр. 6:6).
Этот мотив также восходит к сюжетам русского духовного стиха, и,
таким образом, поэма имеет апокрифическую основу. Об этом писал
В. Харчевников: «В догматах церкви отсутствует учение о втором распятии Христа. Зато духовный стих, изобретший идею второго распятия,
объясняет его очень просто и понятно: за кровавые грехи, за подлость
и ненависть к "меньшому" брату, за деяния богачей распнут Христа, и
распнут они же. У Есенина изображены результаты того, о чем духовный стих говорит только предположительно» [3. С. 137].
Одной из групп русских духовных стихов, к которым относятся разнообразные в жанровом отношении и объединенные религиозными сюжетами произведения народного творчества, являются стихи о Страшном суде. В них рассказывается о втором пришествии Христа и суде
над всеми людьми. В некоторых вариантах грешники, идущие в «огоньпламень неугасимый», молят Богородицу заступиться за них. Просьба
Богородицы вызывает вопрос Христа: «Разве ты хочешь видеть Меня, /
Во вторые, Бога, на распятии / Все ради проклятыих?» [4, 5]. И в ответ
на свою молитву Богородица слышит, что прощение невозможно, что во
искупление грехов человечества необходимо второе распятие Христа.
К самим грешникам он обращает такие слова: «Что вы, чада, слезно
плачете, / На второй суд помышляете? / Второй суд вам готовится.../
Сошлю я на вас остропилателей...» [4]. Почти всегда в ответах Христа,
наряду с книгами закона, указывается на его страдания и воплощение,
как на один из мотивов осуждения, отягощающих меру грехов: «Я сам
Христос от Девы родился, / Три дня был на распятии, / Все ради вашего
согрешения, / Ради вашего беззакония» [4].
Говоря о связи поэмы «Пришествие» с сюжетом русского духовного
стиха и об идее второго распятия, следует сказать также и о других образах и мотивах, находящих свое отражение как в поэме, так и в русских
духовных стихах. Во-первых, это мотив схождения Богородицы с небес
на землю. Во-вторых, это образ креста, который неоднократно возникает в поэме: «Из прозревшей Руссии / Он несет свой крест»; «...И крест
104
РУССКАЯ РЕЧЬ 5/2011
высок»; «Снова пришествию его поднят крест»; «...Мы окропим твой
крест». Второе пришествие Христа в духовных стихах описывается так:
сначала ангелы приносят крест, на котором его распяли, а потом приходит он сам (иногда в духовных стихах ангелы приносят престол вместо
креста, иногда - и престол, и крест):
Егда будет время второго Христова пришествия,
Страшного Суда самого Христа,
Воплоченного от Девы Сына Божьего,
Тогда сойдут с небес ангелы Божие,
Снесут престол Господен с небес на землю
И снесут животворящий крест,
Поставят на место Лобное,
Где Господь претерпел вольное распятие [5].
Образ рая, который также представлен в есенинской поэме, описан в
духовных стихах как «прекрасный рай», «царство небесное». Но рай в
описаниях духовных стихов похож на земную жизнь, обязательно счастливую, со всеми земными благами:
Готово вам есть царство небесное,
Готова вам пища райская
Одежда во веки неизносимая
И птица райская
Во веки вам на утешение! [5].
Стоит отметить, что «из двух символов рая в христианской литературе и искусстве - сада и града - народ предпочитает решительно первый,
перенося на него свою "сублимированную" любовь к матери-земле»
[4. С. 109]. Образ рая-сада и тяготение его к земному описанию находит
отражение как в поэме «Пришествие», так и в лирике последнего периода творчества поэта.
С образом рая связаны упоминания в поэме рек и гор, которые также
присутствуют в русском духовном стихе. Между раем и адом в духовных стихах течет река огненная, которая в некоторых списках названа
«Сион-река», а гора упоминается Сионская. В поэме же помимо простого наименования гор («за горой нехоженой») говорится о Елеоне. Праведники, по русскому духовному стиху, перейдут реку, а грешники будут
в нее погружены, то есть обречены на муки. О муках, тяжести греховной
речь идет и в поэме: «На реках твоих / Сохну...». Несмотря на то, что
реки - источник воды, напоение влагой не происходит, это духовная метафора греховной тяжести: «...Тянет меня земля, / Оцепили пески».
И наконец, соприкосновение поэмы с русским духовным стихом о
Страшном суде и втором пришествии обнаруживается в упоминании
трубного гласа. В духовных стихах людей созывает звук золотой трубы
архангела Михаила. В поэме: «Трубами вьюг / Возвести языки», где
105 ПИСАТЕЛЬ И ФОЛЬКЛОР
«языки» - это «народы» (ср. в стихотворении С. Есенина «Сорокоуст»:
«Трубит, трубит погибельный рог!»).
Четвертая главка, пронизанная трагическим настроением, представляет собой молитвенное обращение к Богу:
Ей, Господи,
Царю мой!
Дьяволы на руках
Укачали землю.<.. .>
Тишина полей и разума
Точит копья.
Лестница к саду твоему
Без приступок.
Как взойду, как поднимусь по ней
С кровью на отцах и братьях?
Тянет меня земля,
Оцепили пески.
На реках твоих
Сохну.
Эта часть поэмы содержит в себе мотив покаяния, сопряженный с
символическим образом духовной лествицы: «Как взойду, как поднимусь по ней / С кровью на отцах и братьях?». Но лестница, ведущая в
рай, в поэме «без приступок», то есть имеет не материальную природу.
Также можно толковать это следующим образом: «без приступок», значит по ней нельзя войти в райский сад, поэтому и возникает вопрос:
«Как взойду, как поднимусь по ней?..».
Шестая главка также полна драматизма, для передачи которого Есенин образует окказионализм голгофят от слова «Голгофа». Начинается
главка возгласом, в котором употребляется звательная форма от именования Бога Саваофа: «О Саваофе! / Покровом твоим рек и озер / Прикрой сына! // Под ивой бьют его вой / И голгофят снега твои».
Заканчивается главка словами «не в суд или во осуждение» - это
последние слова молитвы ко святому причащению святого Василия
Великого.
Поэма завершается жизнеутверждающе:
Явись над Елеоном
И правде наших мест!
Горстьми златых затонов
Мы окропим твой крест.
Холмы поют о чуде,
Про рай звенит песок.
О, верю, верю - будет
Телиться твой восток!
106
РУССКАЯ РЕЧЬ 5/2011
Ключевым мотивом является мотив крещения, несущий смысл обновления, рождения из ветхого человека нового человека: «Пролей
ведро лазури / На ветхое деньми». Здесь также присутствует мотив вознесения: «Явись над Елеоном!». Вознесение - событие, произошедшее
после воскресения. Елеон - гора рядом с Иерусалимом, где Иисус Христос беседовал с апостолами, а также это место его вознесения (Деян.
1:9-12).
В поэме «Пришествие», как и в других «маленьких» поэмах Есенина
1917 года, ясно звучит тема обновления и неприятия крови. Поэму пронизывают мифологические и христианские образы и мотивы.
Литература
1. Сергей Есенин в стихах и жизни: Письма. Документы / Общ. ред.
Н.И. Шубниковой-Гусевой / Сост. С.П. Митрофанова-Есенина и
Т.П. Флор-Есенина. М., 1995.
2. Иванов-Разумник Р.В. Две России // Скифы. Сборник 2. Пг., 1918.
3. Харчевников В.И. Поэтический стиль Сергея Есенина (1910-1916).
Ставрополь, 1975.
4. Федотов Г.П. Стихи духовные. М., 1991.
5. Селиванов Ф.М. Русские народные духовные стихи. Йошкар-Ола,
1995.
Королев,
Моск. обл.