ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ И КРИТИКА НОВОГО ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ

ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2010. № 3
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ И КРИТИКА
НОВОГО ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ:
АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ
(по материалам круглого стола)
Что же такое литературоведение и чем оно отличается (если
отличается) от литературной критики, и наоборот? Если этот вопрос
задать в рамках семинара по курсу «Введение в литературоведение»,
то сознательный студент наверняка обратится за помощью к «Литературной энциклопедии терминов и понятий», в которой черным
по белому сказано, что литературная критика – это «пристрастное
интуитивно-интеллектуальное прочтение словесно-художественных
текстов, пронизанное при этом интересами, волнениями, соблазнами,
сомнениями, связующими словесное искусство с многоцветной реальностью жизни», а литературоведение – это «наука о художественной литературе, ее происхождении, сущности и развитии». Кажется,
ответ ясен, и студент озвучит его на экзамене. Но почему же споры
о том, включать критику в состав литературоведения или относить
ее к разряду художественной словесности, не утихают до сих пор?
Наверное, потому, что действительность полна исключений, которые
не вписываются в рамки словарной статьи, и сформулированный
вопрос по-прежнему остается открытым. Если не для студента, то
для самих литературоведов и критиков.
10 ноября 2009 г. в Пушкинской гостиной филологического
факультета МГУ имени М.В. Ломоносова состоялся круглый стол,
посвященный литературоведению и критике. После приветственного
слова декана, профессора М.Л. Ремнёвой, были представлены главные участники мероприятия: молодые, но уже популярные критики
Л.А. Данилкин и Е.В. Новикова, главный редактор журнала «Новый
мир» А.В. Василевский, а также литературовед, критик, публицист,
обозреватель «Дружбы народов» Л.А. Аннинский. К разговору в
Пушкинской гостиной были также приглашены профессора, преподаватели, аспиранты и студенты филологического факультета.
Вопрос, предложенный для обсуждения, сформулировал профессор,
докт. филол. наук, зав. кафедрой теории литературы и заместитель
декана по научной работе О.А. Клинг: «Что такое критика: часть литературоведения как науки (эту точку зрения разделяют очень многие
исследователи) или разновидность художественного творчества?»
Первый ответ прозвучал из уст Л.А. Аннинского, самого опытного из присутствовавших критиков: «Так случилось, что из меня
не вышло ни нормального литературоведа, ни традиционного
227
критика. Хотя я изо всех сил поддерживаю идею объединить два
этих непонятных течения (критики и литературоведения) в рамках
филологического факультета, потому что университет в принципе
отличается от любого научно-исследовательского капища тем, что
в нем специалисты трутся друг о друга боками в коридорах и везде,
где могут общаться. Объединение литературоведов и критиков в
любом виде всегда внушает некоторые надежды. Нормальное литературоведение накапливает филологические знания, которые между
собой взаимодействуют, но, как их применять, сегодня совершенно
непонятно. Это количественные знания. Как они подействуют на
людей, непонятно по той же причине, по какой непонятно, как сейчас
действует на людей критика, существует ли она и будет ли существовать. Дело в том, что критика как таковая появилась потому, что
литература перешла в России границы нормальной развлекательной
беллетристики. Сегодня же народ перестал читать не только критику, но и серьезную литературу, «толстые» журналы хиреют. Если
народ начнет читать серьезную литературу, то мгновенно появятся
хорошие тексты (талантливых людей у нас полно), тогда появятся и
критики, которые будут соображать, что с этой литературой делать.
Мне никогда не удавалось быть нормальным критиком, потому что
со времен Чернышевского известно, что критик судит литературу, а
литература судит реальность, а у меня абсолютно не было данных,
чтобы кого бы то ни было судить. И вообще объяснять писателю, где
он написал хорошо, а где – плохо, не мое дело; объяснять читателю,
что хорошо, что плохо, это дело университета. А мне что делать?
В какую сторону склоняться: эстетическую, переживательную,
или научную, накопительную? Переживательную! Эстетическую!
Единственное, что я могу, – пережить вместе с автором то, что он
пережил, и объяснить факт его появления. Что от этого получит читатель? Факт моего появления относительно факта его появления.
И читатель начнет соображать значение факта своего появления в
этой текущей реальности. Если возникнет литературный процесс,
если возникнет критика, я думаю, она будет не такой, как в XIX или
XX веке. Если будет новый вариант критики, который мне близок,
который граничит с эссеистикой, тогда, дай бог, чтобы рядом было
литературоведение».
Отвечая на заданный вопрос, Е.В. Новикова высказала несколько
новых идей для обсуждения: «Разделение литературоведения и критики снимается тем, что речь идет об общей информации, которая
накапливается. Несмотря на то что современный критик находится
в каком-то внутреннем противоречии, ему нужно следовать завету
Ю.Н. Тынянова, который считал, что критик тоже творит литературу.
С одной стороны, сегодняшний критик должен следить за тем, что
происходит в литературе (необязательно на бумаге, но и в жизни), с
228
другой стороны – критик – это тот человек, который в своей пижаме
сидит в кресле-качалке и почитывает книги. Противоречие в том, что
многие современные писатели сами пишут критику. Это интересно,
но иногда кажется, что человек выбрал не ту профессию. Критики
в свою очередь тоже идут в писатели. В этом нет ничего плохого, но
нужно понимать, что это движение всегда происходит».
Выступление А.В. Василевского по теме круглого стола выделялось на общем фоне образностью и дидактичностью: «Представьте
себе, что течет река. На бережку стоит инженер-гидролог. А в это
время в речке плывет пловец. Могут ли эти два вида деятельности
быть совмещены в одном человеке? Конечно, могут, но не в одно и то
же время. Примерно такое соотношение между критикой и литературоведением. Один и тот же человек может быть и литературоведом,
и критиком, но не в одно и то же время, потому что в основе своей
это разные виды деятельности. Литературовед работает с уже оцененным материалом, причем оцененным не им. А критик работает с
новорожденной литературой. Но разве литературовед не может взять
в качестве объекта филологического исследования новую книжку?
Может. Но невозможно обратное – написать в 2009 году никакой
литературной критики по поводу Блока, потому что консенсус уже
сложился, изменить его принципиально практически невозможно.
Литературный критик это сам участник литературного процесса,
он – литератор. Вот, пожалуй, и все».
Последним о соотношении литературоведения и критики высказался Л.А. Данилкин: «Выходит очень много книжек, плохих и
хороших. Плохие маскируются под хорошие, а поскольку у обычных
читателей нет времени на то, чтобы понять это, прочитав книгу до
конца, то существуют литературные критики. Белинский однажды
сказал, что главная функция литературной критики – беречь время
и деньги читателей. В этом нет ничего зазорного, особенно в той
ситуации, в которой мы оказались. Во времена того же Белинского в год выходило три-четыре хороших романа, о которых стоило
говорить, во времена Чуковского (в 1900-х) это было, наверное,
семь-восемь книг, сто лет спустя мы имеем пятьдесят-шестьдесят
текстов, которые заслуживают разговора. Такая критика, которую
можно охарактеризовать как предписывающую, не соответствует
сегодняшним реалиям. Литераторам не очень нужны мнения критика
о том, что они написали. Эта ниша существует для читателей. Вы,
конечно, можете быть критиком с идеями. Но было бы хорошо, если
бы литературные критики сначала писали о книжках, а где-нибудь в
другом месте – о своих идеях. У вас могут быть замечательные идеи,
но никто не просит их высказывать в рецензии на книжку».
Последнее суждение спровоцировало несколько ответных высказываний. Так, А.В. Василевский по поводу того, что критика важна
229
читателям, а не писателям, заметил, что эту точку зрения формируют
сами писатели, ни одному слову которых «верить нельзя». Л.А. Аннинский тоже не остался в стороне и по-своему развил мысль Л.А. Данилкина: «Если некий умный человек с идеями здесь изложил свои
идеи, а там рассказал, как он читал книжку, то я буду читать то, где
он изложил идеи, а с книжками пусть идет подальше», – после чего
прокомментировал замечание А.В. Василевского: «Мне пришлось
заниматься в своей жизни Толстым, Писемским, МельниковымПечерским и Лесковым. Я их перечитал в зрелом возрасте. Все, что
касается консенсуса, я постарался вобрать и уложил подальше. Я их
перечитал так, как мне бог на душу положил. Мне потом объяснили,
что я их перечитал как критик. А консенсус – это количественное
литературоведение. Вот и все».
Началось свободное обсуждение. Интересный вопрос задал
профессор кафедры истории русской литературы ХХ–XXI веков
А.В. Леденев: «Есть ли у современных критиков ощущение артельности или сейчас во всех периодических изданиях можно писать как
бог на душу положит?»
По мнению А.В. Василевского, и сегодня критик, работающий
для «Нового мира» и «Знамени», отличается от критика, пишущего
для «Нашего современника». Е.В. Новикова подтвердила, что разные
артели существуют: «Толстожурнальная и газетная критика это два
разных сообщества, хотя иногда это одни и те же люди. И первая,
безусловно, ближе к литературоведению. Что касается артелей по
идеологическим различиям, то, мне кажется, сейчас другое время.
К сожалению, мы пришли к единообразию, а в критике должно
быть столкновение идеологий». «О какой артельности может идти
речь? – недоумевал Л.А. Данилкин. – Критик – это человек, который торгует своим дурным вкусом. Хороший вкус есть у человека,
имеющего представление о литературном каноне. Если бы все
руководствовались каноном, литература бы не развивалась. Новые
революционные произведения кажутся современникам странными и
нелепыми. Но критик может сделать выбор в пользу своего дурного
вкуса. Простой пример: если у вас хороший вкус, вы никогда не заметите существования в литературе писателя Проханова. Если критики
будут артелью, то как они смогут судить о подлинно революционных
произведениях?» Л.А. Аннинский отреагировал на заданный вопрос
иначе: «В молодости я никак не мог прибиться ни в какую артель.
Была артель “Нового мира” и артель “Октября”. В “Октябрь” я сам
не шел, в “Новый мир” меня не пускали. Сейчас артельности такой
нет. Мне кажется, лучше стало. А что есть? Есть журналы, каждый из
которых имеет право думать, что он единственный журнал, дающий
авторам карт-бланш. Какой карт-бланш у меня? Я в “Дружбе народов”
с 1990 года веду рубрику двенадцать раз в год и ни разу не пропустил.
230
Я пишу, что хочу. Единственное, что меня держит в рамках, – ощущение сверхзадачи: развалится Россия по национальным швам или
нет? Что касается того, что в некоторых журналах дают возможность
длинно написать, я вам скажу, что больше печатного листа читатель
не выдержит, а пол-листа мне вполне хватает. Читателю тоже некогда.
Наконец, последнее. За эти тексты в журналах платят очень мало.
Спрашивается: что нас там держит? Выговориться хочется».
Кто-то из присутствовавших поинтересовался, какой текст каждый из критиков хотел бы ввести сейчас в литературный процесс и
к какому читателю адресуется в своих разборах?
Отвечать вызвался только Л.А. Аннинский: «Точно такой вопрос
мне задали в 70-е годы на страницах журнала “Литературное обозрение”. На что я, дразня, сказал, что если начну искать своего читателя,
то уткнусь в зеркало. Все поняли, что я ушел от ответа. На самом
деле, никому не адресуюсь. Извергаю из себя то, что меня мучает, а
там кто найдет, тот найдет. Теперь насчет того, кого хотел бы ввести в
литературный процесс, или через кого я пытаюсь понять, что с нами
происходит. Через кого угодно. Я абсолютно не знаю. Что читаю, из
того извлекаю. Бездарный текст так же интересен, как и талантливый.
Я могу дать понять читателю, что это плохо написано. Но этот плохо
пишущий человек где-то страдал и писал или не страдал. Так я выясняю, что значит этот факт, а не оцениваю, кто хорошо пишет, а кто
плохо». Реакцией на это суждение стало предположение профессора
кафедры истории русской литературы ХХ–XXI веков М.В. Михайловой о том, что надо делить критику на какие-то рубрики: «То, что
вы предлагаете, это философская критика, потому что вы излагаете
свою концепцию мировидения на любом материале. Я не согласна с
разделением на литературоведение и критику как две абсолютно противоположные конструкции и приведу в качестве примера критику
Серебряного века, которая делала Достоевского и Гоголя абсолютно
живыми фигурами литературного процесса, никого не волновало,
что они умерли». Далее М.В. Михайлова подвергла резкой критике
мысль А.В. Василевского о существовании незыблемого консенсуса относительно каких-то фигур: «Ничего подобного нет. Когда я
обращаюсь к именам забытых писателей XIX–XX века, о которых
вообще не сложилось мнение, которых пропустила и критика, и
литературоведение, то подхожу к ним с позиций сегодняшнего дня
или говорю себе: а что он сказал такого, что было откровением для
того времени? Скорее, можно говорить о разных типах критики и
критиков. Один с философской базой, другой с красным карандашом
будет говорить о плохой рифмовке, что тоже очень нужно, и так далее. Сегодняшняя критика не формирует литературный процесс и в
нем почти не участвует, потому что набор книг для рецензирования
абсолютно случаен. Я бы, конечно, предпочла, чтобы рецензирова231
лись все книги». «А как вы себе представляете, – возразил А.В. Василевский, – необрывочное рецензирование? Вы знаете, сколько
романов выходит каждый год в России? А сколько романов за год
может прочитать живой человек?» «Живой человек – мало, – ответила М.В. Михайлова, – а критик – много». В обсуждение включился
профессор кафедры истории русской литературы А.М. Ранчин: «На
мой взгляд, совершенно справедливо Мария Викторовна Михайлова
заметила, что мы можем привлечь много примеров текстов, которые
нельзя назвать литературоведческими, когда критики обращаются
к произведениям очень и очень отдаленным. Здесь важен писатель
не в контексте своего времени. Что касается оценки, то, наверное,
если она устоялась, спорить, казалось бы, не о чем. Хотя связана ли,
к примеру, полемика между Кушнером и Ивановой по поводу восприятия Ахматовой “Анны Карениной” с попыткой установления
литературной репутации? На мой взгляд, различие есть не между
литературоведением и литературной критикой, а между литературной
критикой и историей литературы».
Профессор Т.Д. Венедиктова, зав. кафедрой общей теории
словесности (теории дискурса и коммуникации) поддержала выступления своих коллег: «Все время звучат слова о том, что критик
работает с подвижным контекстом, он поддерживает живой разговор
о литературе, а литературовед занимается классификацией, накопительством, он – пленник хорошего вкуса. Возникает ощущение, что
наши гости исходят из представления о литературоведении как о
чем-то застыло безнадежном, начетническом. И мне, честно говоря,
хотелось бы спросить, что вы как критики видите для себя потенциально ценным в литературоведческом знании?»
«Если вы филолог, исследователь литературы, – начал А.В. Василевский, – вы, безусловно, не являетесь участником литературного
процесса. А литературный критик – участник. Что мы видим ценного
в литературоведении? Все ценно. Но филолога никто не спрашивает:
а что ты лично думаешь об этом тексте?» Реакцией на слова А.В. Василевского стало полемическое высказывание Л.А. Аннинского: «Из
всего можно извлечь все на свете. Это зависит от личности того, кто
извлекает. Единственное, что я могу сказать: ничего нет окончательного. Все можно перечитать, можно найти писателей, которых никто
никогда не читал. А перечитывать нужно так, как будто это только
сейчас написано».
Итоговыми впечатлениями от услышанного поделилась Е.Н. Ковтун, профессор кафедры славянской филологии: «Мне немного жаль,
что из заявленной темы предметом стала только первая часть: литературоведение и критика, а ситуация начала XXI века отодвинулась,
и мы совершенно не дошли до вопроса о перспективах. Я хотела бы
обратить внимание на то, что противопоставление литературоведов
232
и критиков – российское явление. Другие литературные традиции
такого противопоставления не знают. У меня основной объект
изучения – чешская литература, я много раз задавала коллегам из
Чехии вопрос “Кто вы: критик или литературовед?”, и меня никогда
не понимали. Нет такого разграничения. Там одни и те же люди
читают лекции, пишут рецензии в газетах или монографии. Кроме
того, мы сегодня забыли, что у нас есть еще одна ипостась – преподавание. Когда мы рассказываем о канонических фигурах XIX века,
все понятно, но студенты, как правило, нас перебивают и задают
вопрос о том, что происходит здесь и сейчас. Если мы ощущаем себя
литературоведами, имеющими дело только с каноном, мы должны
курс литературы прервать. Но если наши богемисты приедут потом
в Чехию только со знанием того, что было в 1950-е годы, то чехи над
ними смеяться будут, потому что те имена давно ушли в прошлое.
Вот почему нам приходится, отбросив все барьеры, говорить о том,
что происходит сейчас, оценивать только вчера вышедшие книги с
позиций литературоведческих знаний. И у меня есть вопрос: зачем
сейчас существуют толстые литературные журналы? Ведь снялась
задача иерархии, донесения до читателя текстов, которые не вышли
отдельным изданием. То, что сейчас существуют толстые журналы,
это какая-то инерция?»
«Нет, – сразу же отозвался А.В. Василевский, – это не инерция.
Кроме того, в обществе есть достаточное количество людей, готовых
их читать. Какие функции есть у толстого журнала? Не все можно
напечатать отдельно, если не иметь в виду публикацию за свой счет.
Единственный жанр, который сегодня писатель, минуя журнал, может
продать издательству, это роман. Сборник рассказов он не продаст,
если это не Улицкая, Сорокин или Пелевин. Неправда, что все можно. Некуда идти ни рассказчику, ни автору небольших повестей, ни
очеркисту. Толстый журнал – это ковчег малых жанров. Если они
исчезают, наступает настоящая катастрофа, потому что литература
из романов состоять не может».
Завершая двухчасовую дискуссию, О.А. Клинг заверил присутствовавших, что это обсуждение может быть началом разговора в новом
формате. Прошедший круглый стол стал важным событием в жизни
филологического факультета. Будем надеяться – не последним.
А.А. Холиков
Сведения об авторе: Холиков Алексей Александрович, канд. филол. наук, преподаватель кафедры теории литературы филол. ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова.
E-mail: alexey_kholikov@mail.ru
233