УДК 316.334.52 ПОНЯТИЕ «РЕГИОН»: ОТ НАУЧНЫХ

УДК 316.334.52
ПОНЯТИЕ «РЕГИОН»: ОТ НАУЧНЫХ ПОДХОДОВ
К ПРАКТИКЕ ПРИМЕНЕНИЯ
В. А. Парамонова, Е. О. Беликова
Статья посвящена анализу проблем теоретического осмысления региона как научной категории. Обозначены проблемы, связанные с определениями понятий «регион», влиянием евроцентризма при формировании механизма развития регионов и специфики переноса регионального устройства на иную социокультурную почву на примере России.
Ключевые слова: понятие «регион», идея евроцентризма, универсальный механизм функционирования регионов.
The article is devoted to the problems of the region as the theoretical comprehension of
scientific categories. Identifies issues related to the definitions of «region», the influence of
168
Eurocentrism in shaping mechanism of regional development and regional migration-specific
devices on different socio-cultural soil for example Russia
Keywords: the concept of «region», the idea of Eurocentrism, universal mechanism
of regions.
В ХХ веке была предпринята попытка регулирования человеческой
деятельности в планетарном масштабе, которая, по мнению
Г. А. Комиссарова и И. М. Подзигун, была направлена на «расширение
связей между странами и культурами, увеличение общего числа факторов,
соединяющих различные народы и культурные традиции» [16, с. 59].
В процессе «объединения» предполагалось создание, как подчеркивает
Я. И. Слинин, в ближайшем будущем «единого глобального общества
с единой глобальной экономикой и единой культурой» [27, с. 334]. В результате этого произошло превращение современного мира в глобальный
мир – а это мир «похожести». В любом уголке мира человек обязательно
наткнется взглядом на Макдоналдс с его чизбургерами-гамбургерами
и пепси или кока-колой, увидит раскрученные марки автомобилей и одежды, «восхитится» высотными домами из стекла и бетона и т. п. И при всем
при этом, как подчеркивает А. И. Неклесса, «мир Нового времени стремительно уходит в прошлое. Обозначился системный кризис архитектоники
общества, основанного на определенности национальных культур и устойчивости ценностно-рациональных форм мироустройства» [22, с. 165].
Современная цивилизация стала высокотехнологической и информационно более развитой. И, как отмечает А. В. Петров, «увеличение мобильности капитала лишь способствует ускоренному накоплению фиктивного капитала, оторванного от движения реальных материальных активов,
и, тем самым, приводит к формированию предпосылок для глобальных
финансово-экономических кризисов, наносящих серьезный урон национальным экономикам развивающихся стран и мировому производству...»,
однако глобальная «информатизация, принципиально меняя характер трудовой деятельности, способствует разделению экономики на «реальную»
и «виртуальную», усилению, влияния «демонстрационного эффекта», создает предпосылки для глобальной дезинтеграции и появления новых коммуникационных барьеров» [24, с. 162, 164].
В результате сложившейся в экономико-политическом секторе ситуации (например, глобальный экономический кризис) актуальным стало
понимание того, что мир «сузился»: финансово-экономические потрясения
в «ядерных»
(центральных)
государствах
(по
классификации
И. Валлерстайна [30]) «аукаются» во всех уголках земного шара, затрагивая всех и каждого в большей или меньшей степени, что и определяет актуальность социально-философского осмысления региона. Тем более что
в рамках глобальных преобразований, затронувших все уголки земного
шара и все сферы жизнедеятельности человека, особая роль принадлежит
преобразованию в регионах.
169
Перед исследователем встает несколько насущных вопросов, без которых трудно выработать эффективные решения проблем отдельного региона как составной части глобального мира. И первой, с нашей точки зрения, значимой проблемой является то, что понятие «регион» не относится
к числу точных научных терминов. Попытки объяснить отсутствие однозначной трактовки региона предпринимаются различными исследователями: так, У. Айзард и его последователи акцентируют внимание на том, что
регион определяется «только как научная проблема…» и он «детерминирован тем вопросом, изучением которого мы занимаемся» [цит. по: 20];
а И. С. Карабулатова полагает, что «и в отечественной, и в зарубежной научной литературе отсутствует четкость в определении предмета самой региональной науки» [12, с. 18]. С точки зрения А. Г. Чернышова, это связано с тем, что «в современной общественной науке регион выступает преимущественно как метафора или собирательный образ, который воплощает
экономические, политические явления в их специфическом содержании
применительно к провинциальным условиям функционирования общественных отношений» [28, с. 126], однако Г. А. Аванесова полагает, что многозначность понятия «связана с тем, что в выделении… региона разные
специалисты, как правило, руководствуются различными основаниями
и критериями» [1, с. 187]. Подтверждением позиции Г. А. Аванесовой,
с нашей точки зрения, является потребность в определении топонимического региона. Условность определения подчеркивается А. К. Матвеевым,
указывающим, что это «территория исследования, избранная на основании
топонимических (как правило, предварительных) и нетопонимических показаний» [21, с. 62].
В связи с этим каждая отрасль научного знания, обращающаяся к региональному аспекту, вынуждена вырабатывать собственную трактовку
данного понятия. Ведь, как отмечает К. Арви, «расплывчатость термина
означает, что он лавирует между несколькими школами, не интегрируя их»
[цит. по: 20]. Именно поэтому регион может трактоваться как: территория,
отличная от других районов по совокупности признаков, целостность которой обеспечена взаимосвязанными между собой элементами, входящими
в ее состав [5, с. 42]; определенная часть народно-хозяйственного комплекса страны, для которой характерны специфические географические
условия и природно-ресурсная специализация [15, с. 14]; социальнотерриториальная общность, определяемая единством экономической, политической и духовной жизни [2, с. 53]; территория, самостоятельная в хозяйственно-экономическом и административном отношении [11, с. 34];
территория, расположенная в административных границах РФ, для которой характерно наличие политико-административных органов управления
[3, с. 18] и пр.
В результате исследователю предлагается выбрать из огромного количества различных определений одно или выработать свое. Анализ раз170
личных трактовок понятия «регион» позволил А. Макарычеву [20] выявить
характерные черты, присущие различным определениям. Причем парадокс
заключается в том, что общими признаками являются: во-первых, несхожесть определений, которые существенным образом отличаются друг
от друга, и, во-вторых, в них акцентируется внимание лишь на достаточно
узком аспекте исследования, а остальные, по сути дела, игнорируются.
Однако, с нашей точки зрения, следует указать на еще некоторые общие
характеристики, присущие данному понятию – это понимание роли региона как территориального образования, задачей коего является формирование условий для воспроизводства населения. В большинстве определений
не учитывается социокультурная составляющая регионального развития,
на которую указывает Н. В. Дулина, подчеркивающая, что именно взаимодействие «индивидуальных и/или коллективных агентов в рамках конкретной культуры есть основной источник воспроизводства и изменений
социального пространства региона» [8, с. 52].
Попытка по преодолению существующей односторонности трактовки понятия «регион», свойственная большинству современных определений, была сделана коллективом исследователей под руководством
Н. В. Дулиной. Они предлагают рассматривать регион как «сложную систему, расположенную в конкретных условиях географического пространства,
поскольку вероятность появления и скопления социально-значимых ролей
региона зависит от наличия природных ресурсов, климата и т. п.» [9, с. 18].
Второй проблемой является ориентация на евроцентризм (базовая
идея которого озвучена Л. Рейсманом: «История Запада, начиная с XIX в.
и далее, повторяется ныне в развивающихся странах… Промышленное городское развитие на Западе и в современных развивающихся странах – это
одни и те же процессы, хотя и значительно отдаленные друг от друга
во времени и пространстве» [цит. по: 10, с. 75]), как «заданную» модель
развития современного человеческого сообщества. Идеи евроцентризма
противоречат базовому постулату программы девелопментализма о равноценности культурно-исторических общностей.
Следует отметить, что парадоксальность идеи евроцентризма, в рамках которой и был сформулирован закон стандартного (линейного) развития истории, остающегося основным при формировании мирового порядка, не подтверждается исследованиями, базирующимися на методах культурного релятивизма и этноцентризма. Ведь еще в античной Греции была,
как указывает Л. С. Васильев [4, с. 16], провозглашена идея «разделения»
мира на варварский Восток и эллинский (культурный, цивилизованный)
Запад. Все попытки по созданию «мостика единства», несмотря на продвижение греко-римской цивилизации на Восток через попытку «огречивания» и романтизации Азии, нельзя рассматривать как успешные. Ведь
даже распространение греческого языка и культуры в кругах правящей
элиты, как отмечает Л. С. Васильев, не стало точкой опоры для формиро171
вания синтеза азиатской и европейской структур, а исламизация Западной
Азии стала наглядным доказательством того, что «фундаментальные основы восточной структуры и после тысячелетнего эксперимента оказались
практические непоколебленными…» [4, с. 17]. Российская история также
предоставляет свидетельства о том, что большинство реформ «сверху»,
направленных на ввод России на цивилизованный (западный) путь развития мировой истории, заканчивались крахом. Оценки современниками даже успешных преобразований зачастую далеки от оптимизма: «Казалось
бы, что современные преобразования должны были поднять русскую
жизнь на новую высоту… А между тем в действительности произошло
не то. Вместо подъема мы видим упадок и умственный, и нравственный,
и отчасти материальный. Вместо нового благотворного порядка везде
ощущается разлад. Повсюду неудовольствие, повсюду недоумение… Россия представляет какой-то хаос, среди которого решимость проявляют одни разрушительные элементы, которые с неслыханной дерзостью проводят
свои замыслы…» [25, с. 104–105] или «Реформа пронеслась над народом,
как тяжелый ураган, всех напугавший и для всех оставшийся загадкой»
[14, с. 215]. И любая попытка объяснить провал реформ по-западному
лишь «неготовностью» российского народа работать и жить как в цивилизованном мире – это желание свалить вину за крах внедрения западноевропейской модели на русскую лень, безалаберность россиян и отсутствие
творческих способностей, а не допустить наличие объективных причин,
одной из которых является строгая ориентация «преобразователей»
на стратегию догоняющего развития и перевод всех структур государства
на западный образец, без учета отечественной специфики. Н. Данилевский
еще в XIX в. доказывал ошибочность подхода «вытягивания истории в одну линию» [7, с. 91]. Да и утверждение Р. Киплинга «Запад есть Запад,
Восток есть Восток, и им никогда не сойтись» лишь подтверждает укоренившуюся дихотомию.
Однако при этом идеи евроцентризма продолжают оставаться значимыми и на рубеже XX–XXI вв. Так, Н. Луман полагает совершенно излишними понятия «территориальные границы», «многообразие региональных обществ», и хотя на территориях Китая, Бразилии и иных стран
и «имеются необозримые различия в жизненных условиях, но они должны
быть объяснены в качестве различий внутри общества» [19]. К тому же
ученый акцентирует внимание на том, что лишь для животных «пространственные отношения являются одним из важнейших, если не единственным способом выражения социального порядка, но эволюция социокультурного мира благодаря языку, письменности, телекоммуникации настолько уменьшает значение пространственных отношений, что сегодня следует
исходить из того, что коммуникация определяет оставшееся значение пространства, а не наоборот, не пространство допускает и ограничивает коммуникацию» [19]. При этом исследователи второй половины ХХ – начала
172
XXI в. Т. Макджи, Р. М.-А. Гусейнов и др. [6; 10, с. 62; 24; 30, с. 251] подтверждают ранее высказанные мысли российских ученых о том, что модель «одинакового пути» не позволяет понять процессы, происходящие
в развивающихся странах.
Сохранение ориентации на евроцентризм, с нашей точки зрения, может быть объяснено, с одной стороны тем, что западная цивилизация все
еще остается наиболее интенсивно развивающейся, хотя ей, что называется, «наступают на пятки», страны азиатского региона – Япония, Китай.
С другой – тем, что теоретикам значительно «проще – по замечанию
Е. В. Каргаполовой – представить социальный мир в виде матрицы стандартизированных коммуникаций, лишенных того уникального феномена,
который отечественные мыслители Ф. М. Достоевский, Ап. А. Григорьев,
М. В. Буташевич-Петрашевский, Н. Я. Данилевский, К. Н. Леонтьев называли «почвой», чем серьезно изучать региональные общности в их богатстве и многообразии» [13, с. 24].
Третьей, с нашей точки зрения, проблемой является то, что идеи евроцентризма формируют иллюзию о возможности выработки некоего универсального механизма функционирования регионов. Так, А. Ландобасо
указывает, что «без общеевропейского механизма регионального устройства невозможно полноценное функционирование региона и что необходимо сформировать целостное региональное пространство, включающее
как западную, так и восточную часть Европы» [17, с. 133]. Подобные высказывания акцентируют внимание на потребности в формировании «общеевропейского дома», правда, почему-то не оговариваются существующие экономические, политические, исторические и социокультурные различия стран, входящих в «старушку Европу». И все бы ничего, но, как указывает В. Я. Пащенко, «романно-германцы усваивают, в общем, лишь те
открытия, которые отвечают общеромано-германской национальной психологии, передаваемой по наследственности и в форме традиций; все, что
противоречит их психологии, они чаще всего отвергают как «варварство»
[23, с. 190]. А это значит, что, скорее всего, после выработки единого «общеевропейского механизма регионального устройства» будет сделана очередная попытка его механического переноса на почву России как европейской страны без учета ее специфики и, тем более, при исключении восточной составляющей.
Россия в общеевропейской, а тем более в общемировой структуре
занимает особое положение, т. к. представляет собой достаточно специфическое образование, и не из-за того, что «умом Россию не понять», и не
из-за «таинственной славянской души». Все значительно проще и сложнее
одновременно. Россия неоднородна не только по экономическим показателям, но и по географическим, демографическим, а также и социокультурным. Причем последние играют немаловажную роль в развитии «своего»
региона в контексте страны. Внутри единого государственного простран173
ства в непосредственном территориальном единстве соседствуют регионы,
различающиеся по этническим, религиозным, культурным показателям.
Именно это и не позволяет говорить о возможности автоматического перенесения механизмов регионального развития, выработанных на чужой социокультурной почве, причем совершенно неважно, на западной или восточной. Тем более что, как доказывает Р. М.-А. Гусейнов [6, с. 107], тип
мирохозяйствования в России скорее напоминает скорее восточный (с его
гипертрофированной государственной собственностью, перерастанием авторитетности в авторитарность, системой «поголовного рабства», системой огосударственных общин и пр.), чем западный. Реалии ХХ в. являются
лучшим доказательством того, что все эти характеристики были присущи
России – система государственных колхозов и совхозов, плановая экономика и пр. А уж о «всеобщем рабстве» говорилось не единожды на протяжении столетий. Об этом свидетельствуют как классические произведения
русской литературы, повествующие о «стране рабов, стране господ» [18,
с. 330], так и высказывания иностранцев: «Русские – это народ рабов, всегда преклонявшийся перед жестокостью и пресмыкавшийся перед сильной
властью... Россия – вечный рассадник деспотизма и тоталитаризма…»
[цит. по: 29, с. 405]. «Всеобщее рабство» в России уживается с непокорностью, свободолюбием и демократической культурой (новгородское
и псковское вече), позволившей развиваться в рамках единой российской
культуры культурам малых народов, населяющих Россию. Экстенсивный
уклад экономики формировался природно-климатическими условиями, когда земледелие трудоемко и рискованно. В этом случае, несомненно, российские регионы, оказавшись на пересечении восточной и западной цивилизаций, ближе к «Востоку», чем к «Западу».
Однако тут же встает вопрос о степени принадлежности России
к Востоку. Следует сразу же отметить культурную ориентацию на «Запад»
(православие, пришедшее из Византии), наличие определенных демократических основ (новгородское, псковское вече), светский характер власти
и пр. Следует ли из этого, что Россия как регион должен «уместиться»
в западноевропейскую модель развития, в том числе и региональную? Достаточно сомнительно, что возможно формирование единообразного стандарта для российских регионов.
Таким образом, во-первых, процесс глобализации как объективный
процесс, определяющий качественные изменения в мировом социальном
пространстве, не отменяет регионализацию как таковую.
Во-вторых, следует согласиться с А. Макарычевым [20], что отечественные исследователи региона оказываются под сильным влиянием наработок западного мира и находятся в поиске, что называется, «собственного
лица».
В-третьих, системный подход к трактовке понятия «регион» помогает преодолеть однонаправленность в исследованиях.
174
В-четвертых, Россия, с одной стороны, вписывается в классификацию, предложенную И. Валлестайном [31], и относится к полупериферийным государствам. Но если только учитывать экономический фактор
(структуру экономики, уровень заработной платы, специализацию
на определенных типах продукции и т. п.). Да, несомненно, при учете
только экономических показателей Россию нельзя отнести к «центру».
Ее положение, а следовательно, и положение всех ее регионов однозначно
периферийное.
В-пятых, Россия обладает особым статусом в общемировой и общеевропейской региональной структуре не только из-за колоссальной протяженности своей территории, но и благодаря тому, что она на протяжении
веков выполняла «роль держателя равновесия между Востоком и Западом
в их не блоковой, а культурно-цивилизационной ипостаси» [26, с. 243].
Список литературы
1. Аванесова, Г. А. Ядро – периферия и процессы регионализации культуры. Обзор / Г. А. Аванесова // Сравнительное изучение цивилизаций. Хрестоматия. – М.,
1997. – С. 186–189.
2. Аитов, Н. А. Социальное развитие регионов / Н. А. Аитов. – М., 1985. – 220 с.
3. Бутов, В. И. Регионоведение / В. И. Бутов, В. Г. Игнатов. – Ростов-на-Дону,
2000. – 415 с.
4. Васильев, Л. С. История Востока : в 2 т. / Л. С. Васильев. – М., 1998. – Т. 1. –
496 с.
5. Гранберг, А. Г. Основы региональной экономики / А. Г. Гранберг. – М., 2000. –
492 с.
6. Гусейнов, Р. М.-А. Восток – дело тонкое (заметки об экономике России в контексте глобального разрыва «Восток – Запад») / Р. М.-А. Гусейнов // Философия хозяйства : альманах Центра общественных наук и экономического факультета МГУ
им. М. В. Ломоносова. – 2006. – № 2. – С. 102–129.
7. Данилевский, Н. Я. Россия и Европа / Н. Я. Данилевский. – М., 1991. – 574 с.
8. Дулина, Н. В. Социокультурное поле региона как условие и ресурс его развития / Н. В. Дулина // Условия, ресурсы и факторы развития России в XXI веке : сб. науч. ст. – Волгоград, 2009. – С. 51–56.
9. Дулина, Н. В. Социокультурное пространство региона: методология исследования / Н. В. Дулина, О. В. Естрина, Т. И. Игнатенко, Н. А. Овчар, М. М. Самчук,
О. И. Ситникова. – Волгоград, 2011. – 132 с.
10. Журавская, Е. Г. Немарксистские концепции урбанизации и особенности социальной эволюции развивающихся стран Востока / Е. Г. Журавская // Города на Востоке: хранители традиций и катализаторы перемен. – М., 1990. – С. 45–80.
11. Каган, Л. Н. Словарь прикладной социологии / Л. Н. Каган. – Минск, 1984. –
317 с.
12. Карабулатова, И. С. Региональная этнолингвистика: современная этнолингвистическая ситуация в Тюменской области / И. С. Карабулатова. – Тюмень, 2001. – 113 с.
13. Каргаполова, Е. В. Тридцатый регион: потенциал социального развития
/ Е. В. Каргаполова. – Волгоград, 2011. – 375 с.
14. Ключевский, В. О. Сочинения : в 9 т. / В. О. Ключевский. – М., 1989. – Т. 4. –
398 с.
175
15. Кожурин, Ф. Д. Совершенствование регионального управления / Ф. Д. Кожурин. – М., 1990. – 61 с.
16. Комиссарова, Г. А. Образование и глобализация / Г. А. Комиссарова,
И. М. Подзигун // Глобализация и философия. – М., 2001. – С. 56–81.
17. Ландобасо, А. К вопросу о теории регионального развития / А. Ландобасо
// Мировая экономика и международные отношения. – 1998. – № 3. – С. 133–137.
18. Лермонтов, М. Ю. Собрание сочинений в четырех томах / М. Ю. Лермонтов. – М., 1969. – Т. 1. – 415 с.
19. Луман, Н. Понятие общества [Электронный ресурс] / Н. Луман. – Режим доступа: http://abc.vvsu.ru/Books/sotsiologij/page0021.asp, свободный. – Заглавие с экрана. –
Яз. рус.
20. Макарычев, А. Влияние зарубежных концепций на развитие российского регионализма: возможности и пределы заимствования [Электронный ресурс] / А. Макарычев. – Режим доступа: http://www.prof.msu.ru/publ/book/round3.htm#Мак, свободный. – Заглавие с экрана. – Яз. рус.
21. Матвеев, А. К. Ономатология / А. К. Матвеев. – М., 2006. – 292 с.
22. Неклесса, А. И. Конец цивилизации, или Зигзаг истории [Электронный ресурс] / А. И. Неклесса. – Режим доступа: http://www.intelros.org/books/opera_selecta
/opera_selecta_29.pdf, свободный. – Заглавие с экрана. – Яз. рус.
23. Пащенко, В. Я. Феномен Евразийства / В. Я. Пащенко // Культурное и природное наследие России. Временник. Вып. 2. – М., 2007. – С. 185–209.
24. Петров А. В. Политическая стабильность и развитие эффективного гражданского общества в России и Китае / А. В. Петров // Седьмой Китайско-Российский форум: сравнительный анализ проблем социально-экономического развития КНР и РФ.
Международный симпозиум по вопросу политической стабильности в процессе строительства демократической системы многонациональной страны : сборник статей.
23–26 октября 2009 года. – Тяньцзинь, 2009. – С. 160–166.
25. К. Н. Победоносцев и его корреспонденты. Письма и записки. – М. – Пг.,
1923. – Т. 1. – 439 с.
26. Россия: преодоление национальной катастрофы. Социальная и социальнополитическая ситуация в России в 1998 году. – М., 1999. – 338 с.
27. Слинин, Я. И. Наука, культура и будущее общества / Я. И. Слинин // Отчуждение человека в перспективе глобализации мира : сб. филос. ст. – СПб., 2001. –
Вып. 1. – С. 333–350.
28. Чернышов, А. Г. Регион: границы политического пространства / А. Г. Чернышов
// Регион как субъект политики и общественных отношений. – М., 1999. – С. 125–135.
29. Шафаревич, Н. Р. Есть ли у России будущее? / Н. Р. Шафаревич. – М., 1991. –
556 с.
30. Эко, У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию / У. Эко. – СПб.,
1998. – 432 с.
31. Wallerstein, I. The modern World-System: Capitalist Agriculture and Origins of the
European World-Economy in the XVI-th Century / I. Wallerstein. – New York, 1974. – 440 р.
176