НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕЯ. ИСКУССТВО И КУЛЬТУРА

Дмитрий Радиончик
НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕЯ. ИСКУССТВО И КУЛЬТУРА
Если говорить о национальных основах таких столпов человеческой жизни,
как искусство и культура, мне бы хотелось начать с анализа их идеологических каркасов, идейных фундаментов. Что же, на мой взгляд, может сыграть
роль таких основополагающих несущих конструкций искусства и культуры
вообще и белорусского национального искусства в частности?
Искусство и культура — здесь можно провести параллель и в какой-то степени связующую нить, своего рода символическую нить Ариадны, чтобы не
запутаться в терминах и сущностях ими называемых. В комплексе рассуждений, (этом пастбище Минотавров) двигаясь от философии к культурологии;
от культурологии к теологии, метафизике и эзотерике необходимо наметить
несколько пунктов следования. И вот первым таким знаковым пунктом движения к пониманию некоторых важных вещей в разговоре об искусстве и
культуре может стать такое понятие, как «эстетика». Эстетика искусства и
эстетика культуры.
И не будь эта точка пунктом первым, у него, конечно же, будет собрат. Будет
партнёр или будет противостоящий ему полюс. Будет какой-то дублёр... Это
пункт номер два нашего мозгового штурма всех мыслимых и немыслимых
цитаделей сознания, который будет называться «этикой». Этика искусства и
этика культуры. Иерархии здесь нет и быть не может, а предлагаемая нумерация условна. Оба пункта обозначают целесообразность самого пути. А какой из них номер один, какой два — чистая формальность. И эстетика, и этика — если можно так выразиться — своего рода соответственно сердце и душа организма, машинное отделение национальных культуры и искусства.
У трактовок многих понятий (и искусство, и культура — не исключение) как
правило бывает двойное дно. Это второе дно наполняется определённым содержанием, объём и смысловое наполнение которого напрямую зависят от
оригиналов. Это некий многослойный препарат под стеклом микроскопа общественной мысли, исследующей, изучающей, любопытствующего следопыта, человека, не лишённого притязаний на то, чтобы рассмотреть всё вокруг
поподробнее, раскопать в этом рациональные звенья, заметить недостатки;
разглядеть в этом целый спектр проблем. И проблематика становления национального искусства напрямую взаимосвязана с его эстетическим потенциалом.
Очень хорошо сказала Татьяна Никитична Толстая в своей работе, которая
называется «Квадрат». Но я не буду цитировать рассказ, не буду повторять
Т.Толстую. Я просто хочу сказать, что у каждого национального искусства,
будь то мировое искусство или в частности национальное искусство есть
свой «Чёрный квадрат»... Что я имею в виду? Я имею в виду прежде всего те
попытки дальше других продвинуться в искусстве, те попытки нашего народонаселения, одарённого, Богом поцелованного в лице лауреатов Госпремий
и т.д. Попытки художника, автора прыгнуть выше головы. Насколько результативны, мотивированы; насколько полезны эти попытки, насколько усилия
творческой личности, приложенные к созданию художественного произведения имеют смысл? Какой заряд несут для человеческой природы, для человеческого сознания, для личности человеческой данные прыжки, данные опыты, данные экзерсисы?
Мне всегда казалось, что у искусства должен быть один очень нужный и
очень деятельный инструмент. Это идея. Идея искусства заключается не
только в том, чтобы принести эстетическое наслаждение этим самым искусством... А заключается идея искусства в том, чтобы помочь человеку взглянуть на себя со стороны. С другой стороны. Взглянуть на тот мир, в котором
он живёт, взглянуть на ту цивилизацию, к которой он принадлежит, которой
посвящает свои усилия, отдаёт свои помыслы, свой разум... Той цивилизации, которая должна будет остаться в истории после него. После поколения
нынешнего. Должна будет остаться в наследство новым поколениям. Идея
искусства — написать собственно историю этого человека, человека мыслящего, человека-творца зодчего, человека в поиске — художника, экспериментатора...
Если рассуждать с позиций романтической эстетики, а под пунктом первым,
как я уже говорил, у нас рассматривается эстетика, то как раз таки романтическая эстетика предполагает наличие двух полярных точек зрения, двух оппозиций. Об этом свидетельствует выраженная в моём поэтическом творчестве так называемая теория бинарных оппозиций: если есть любовь, значит,
обязательно должна быть и её изнанка, её обратная, её тёмная сторона. Это
либо отсутствие любви, либо нелюбовь, либо неприязнь, антипатия, либо ненависть... Как её ни назови, всё-таки у любви есть антипод, как и у света есть
тьма, как и у множества вещей. Но вот у времени, если говорить о времени, а
перед этим я говорил об истории, о преемственности поколений, о строении
цивилизации, о входе человека, человека-творца в историю, то «время» явля-
ется таким понятием, которое лишено бинарной оппозиции. У времени нет
изнанки, обратной стороны.
У времени есть своё лицо, свой дух, своя система координат, своя парадигма
каких-то прорывов, озарений, побед, впрочем, также, как и заблуждений, поражений, поводов для позора, стыда, пролитой крови, драмы... У времени
есть свой характер. У времени есть некоторые качества, присущие природе.
У времени есть нрав. Беспощадный нрав.
Эстетика современного общества явила нам во всей красе норов дня сегодняшнего, который переходит посредством сознания художника в форму, в
ранг произведения искусства. Искусство является посредником между временем и разумом творца, его созидающим гением. К сожалению, нельзя найти аналогов Микеланджело, Леонардо, Рубенса, Бёрнса, Артура Рембо,
Джорджа Гордона Байрона, Александра Сергеевича Пушкина в дне сегодняшнем, как ни ищи. Почему? Потому что эстетические устремления современных творцов направлены, как мне кажется, всё-таки во вневременное,
во внеэстетическое, в неисторическое пространство. А устремления гения современных творцов направлены в пространство, где движение времени замедляется и в конечном итоге скатывается к нулю.
Невозможна эстетика без этики. Может быть, даже ошибочно то, что вторым
пунктом, как бы вторым инструментом, подкрепляющим эту теорию, выступает этика. Может быть, даже этика и первична. Великий И.Бродский говорил, что эстетика невозможна без этики. Никакое искусство не может называться искусством, если оно наносит оскорбление человеческой сущности,
человеческому достоинству. Если говорить о многих проявлениях так называемого современного искусства, то мы видим там просто «хард-кор», просто
некий «трэш», некое подобие творчества. Почему же только подобие? Потому что идея творчества там есть, но, к сожалению, конкретные плоды, конкретные продукты, результаты данного явления, данного процесса жизнедеятельности творящего разума не дотягивают до статуса произведения искусства. Это может быть явлением социальным. Это может быть какой-то гримасой дня сегодняшнего, каким-то проявлением способов самовыражения посредством творческой идеи. Но до статуса искусства и для статуса искусства
всему этому не достаёт этических оснований.
Что необходимо для того, чтобы у идеи творчества появились эти основания?
Прежде всего (и об этом писал Николай Рерих) нужно повнимательнее
всматриваться в день завтрашний, в день, когда нас сменит на этой планете
память о нас. Когда материальная сущность нашего поколения превратиться
в историю, и та ценность, то содержание, которым мы наполним сегодня наше бытие, завтра будет призвано компенсировать наше отсутствие. Либо оправдать наше присутствие сегодня.
Итак, день сегодняшний уготовил нам, творящим, мыслящим, рассуждающим об искусстве посредством этико-эстетического анализа, очень серьёзный экзамен. И мы должны выдержать его. Мы должны сдать его самим себе,
чтобы завтра нашим потомкам не было стыдно за то, как мы жили, что мы
творили (сотрясали воздух, ходили и гадили по этой земле). Чтобы этика не
покинула массового общественного обихода. Что такое «этика»? Этика —
это политес, это искусство человеческих взаимоотношений, искусство отношений человека к человеку, искусство взаимоотношений человека со временем, человека со Вселенной, взаимоотношений человека с историей... И вот,
чтобы всё это не покинуло наше сознание, не перестало бытовать, жить в веках, в тысячелетиях, мы должны хорошенько обдумать наши шаги в искусстве, наше стремление эстетически зафиксировать наши следы — наши помыслы, наши усилия, направленные на строительство дня сегодняшнего, сегодняшнего современного общества.
С позиций этико-эстетических день сегодняшний вызывает очень много тревог и ожиданий. Оставляет желать много лучшего. Оставляет желать чего-то
другого, чего-то того, что не было подвластно ни гению Малевича, ни какимто другим проявлениям сегодняшнего современного искусства, как то, например, сетевая литература (сетература), когда у одного литературного произведения насчитывается несколько сотен авторов. И при такой толпе этих
обалдуев, сидящих за мониторами и бьющих пальцами по клавишам, в каждом из них должен жить гений... Как писал Хорхе Луис Борхес в своей «Вавилонской библиотеке», фактически эта теория сродни теории, адаптированной для человеческого общества, для дня сегодняшнего, это адаптация
теории «про десять тысяч обезьян»: если десять тысяч обезьян обучить клацать по клавишам, печатать на пишущей машинке, то обязательно, рано или
поздно одна из них напечатает «Войну и мир».
Так что же нам не даёт сегодня написать (напечатать) «Войну и мир»? Просто мы стали другими. Этические постулаты нашего сознания не пускают нас
на территорию возвышенных устремлений души. А именно этого требуют
эстетические запросы. Ведь всем нам хочется жить не хлебом единым. Нам
хочется не только гадить, топтать землю, сотрясать словами воздух, заполнять строками неудачных литературных произведений информационное пространство. Нам хочется и войти в историю как художникам, как авторам чего-то трезвого, чего-то полезного, чего-то удавшегося... «Ан нет!» — говорим мы всё чаще и себе и окружающим. Мы, увы, не дотягиваем ни до хемингуэев, ни до толстых... Мы не дотягиваем до прежних самих себя. Мы не
дотянем до самих себя грядущих, если мы будем продолжать двигаться в том
же русле. Потому что мы не дотягиваем даже до самих себя нынешних, настоящих... Этико-эстетическая система координат даёт нам основания полагать, что мы движемся в неверном направлении.
Возьмём для примера популярный сегодня в народе образ байкера. И фотовыставки, и слёты, и прочая кипучая жизнь, целый комплекс эффективных
пиар-технологий — всё вокруг образа оседлавшего мощный мотоцикл длинноволосого здоровяка с черепом на пузе. Каждую весну эти мордовороты на
дорогущих мотоциклах заполоняют белорусские города и веси. Их сопровождают эскорты ГАИ, о них снимают репортажи, в их честь устраивают
праздники, им уделяют очень много внимания. А если разобраться, какую
пользу получает общество от этих байкеров? Какой в них прок с точки зрения национальной культуры? Лучше бы всё это внимание СМИ доставалось
ветеранам Великой Отечественной войны, детским домам, «афганцам»,
«чернобыльцам», нищим учителям, писателям... Носится с рёвом, оставляя
позади толпу зевак и облако выхлопов, этот табун сверкающих никелем,
мощных железных коней. Все газеты и телеканалы денно и нощно трубят об
этом. Девушки любят фотографироваться на фоне и, если повезёт, верхом на
красивых машинах заморских марок. Эстетический экстаз, новинки передовых технологий, кураж дизайнерской мысли. А дальше что? Ещё вчера всё
подобное характеризовалось как кич. Подумаешь, событие национального
масштаба — открылся байкерский сезон!.. А что мы для системы национальных ценностей, для духовного потенциала можем из этого почерпнуть? Наше
общество безвольно идёт на поводу у того, что называют мировыми тенденциями. И анализировать свои шаги, свои устремления, поспевая за этими
веяниями, оно просто не в состоянии.
Для того чтобы проанализировать состояние искусства и культуры, нужно,
скрепя сердце, с прискорбием признать, что у современного искусства наблюдается как раз таки недостаток этой самой культуры — культуры человеческого общения, культуры человеческой коммуникации. Растёт дефицит
культуры, в которой воплощена и проявляет себя в действии система этико-
эстетических координат, система духовных ценностей, ориентированная на
актуальные запросы общества. Налицо дисбаланс, где запросы требуют одного, а гений творца предлагает для их удовлетворения совсем другое — никому не нужное и поэтому ущербное, ошибочное коллективное бессознательное. Это не совсем то коллективное бессознательное, о котором писал Карл
Густав Юнг. Это та модель коллективного бессознательного, которая вовлекает нас в поток нагромождений порочных, мнимых идеалов, каких-то фантомов, симулякров, абсолютно бессодержательных образов (хоть и формализованных порой довольно ярко), образов-пустышек, образов-мыльных пузырей. Это сталкивает нас лбами в формате культурологических, окололитературных дискуссий. Это лишает нас человеческого облика, когда мы пытаемся
разглагольствовать о серьёзных вещах, когда мы пытаемся препарировать
нашу действительность путём наших полномочий, которые дают нам наши
дипломы, полученные в наших вузах.
Подытоживая попытку разговора об искусстве и культуре, хочется заключить: без культуры немыслимо искусство, как без этики немыслима эстетика.
А у современного искусства этой самой культуры частенько не достаёт. У
современного искусства есть всё. Есть стиль. А стиль — это показатель класса и класса высокого, потому что всё это покупается, всё это продаётся, всё
это создаётся за счёт огромных материальных затрат. У современного искусства есть своё лицо. Но оно не настолько самобытно, не настолько показательно, чтобы стать узнаваемым в веках, стать символом нации. У современного искусства, безусловно, есть энергетика. Его запал — мощный энергетический импульс, вырабатываемый общественным и национальным сознанием. Это как раз и есть исконные национальные ориентиры, национальные
ценности. Когда они в виде искусства идут в разрез с ценностями общечеловеческими, а этого допускать нельзя, эстетика, порождённая полётом безудержной фантазии, не укладывается в привычную схему человеческой этики.
Чем больше национальные ценности в искусстве будут отдаляться от ценностей общечеловеческих — вне времени и пространства, тем трагичнее будет
разрыв между искусством и культурой, искусством творческой мысли и
культурой человеческого бытия. В свою очередь, бесконтрольно позволяя
мировым тенденциям осуществлять экспансию в наше культурное пространство, мы отдаляемся от национальных истоков. От чего искусство жить в
гармонии с миром и с собой, страдает в не меньшей степени.