вопросы казачьей истории и культуры
advertisement
КУБАНСКАЯ АССОЦИАЦИЯ «РЕГИОНАЛЬНЫЙ ФЕСТИВАЛЬ КАЗАЧЬЕЙ КУЛЬТУРЫ» ОТДЕЛ СЛАВЯНО-АДЫГСКИХ КУЛЬТУРНЫХ СВЯЗЕЙ АДЫГЕЙСКОГО РЕСПУБЛИКАНСКОГО ИНСТИТУТА ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ ИМ. Т. КЕРАШЕВА ПОСВЯЩАЕТСЯ 20-ЛЕТИЮ РЕСПУБЛИКИ АДЫГЕЯ И 200-ЛЕТИЮ ГОСУДАРСТВЕННОГО АКАДЕМИЧЕСКОГО КУБАНСКОГО КАЗАЧЬЕГО ХОРА ВОПРОСЫ КАЗАЧЬЕЙ ИСТОРИИ И КУЛЬТУРЫ Выпуск 7 Майкоп 2011 УДК 316.35.023.(470.6)(091)(082) ББК 63.3(235.7) В 74 Редакторы-составители: кандидат социологических наук М.Е. Галецкий; кандидат исторических наук, доцент Н.Н. Денисова (отв. ред.); кандидат педагогических наук, доцент Г.Б. Луганская В 74 Вопросы казачьей истории и культуры: Выпуск 7 / М.Е. Галецкий, Н.Н. Денисова, Г.Б. Луганская; Кубанская ассоциация «Региональный фестиваль казачьей культуры»; отдел славяно-адыгских культурных связей Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований им. Т. Керашева. – Майкоп: Изд-во «Магарин О.Г.», 2011. – 232 с. ISBN 978-5-91692-063 В 7 выпуске сборника представлены материалы научно-практической конференции, проведенной в рамках ХХ регионального фестиваля казачьей культуры и посвященной 20летию Республики Адыгея и 200-летию Государственного академического Кубанского казачьего хора. Представленные статьи охватывают широкий круг проблем. Исследователей продолжают интересовать вопросы генезиса казачества, традиционной народной культуры, образования, управления, адыго-казачьих культурных связей, современного возрождения казачества. Особое место занимают исследования, посвященные 300-летнему юбилею военных духовых оркестров и 200-летию Государственного академического Кубанского казачьего хора. В числе авторов сборника научные сотрудники и преподаватели высших учебных заведений, учителя школ, казачьи атаманы; уже опытные и только еще начинающие исследователи. У каждого автора свое видение рассматриваемой проблемы. Редакторы-составители сочли не только возможным, но и необходимым включить в предлагаемый читателям сборник статьи, в которых четко обозначена авторская позиция, даже, если она и не совпадает с взглядами редакторов и авторов других статей. Дискуссионность представленных статей будет содействовать выработке объективной концепции рассматриваемой проблемы. Сборник адресован широкому кругу читателей, интересующихся историей и культурой казачества. УДК 316.35.023.(470.6)(091)(082) ББК 63.3(235.7) © Редакторы-составители Галецкий М.Е., Денисова Н.Н., Луганская Г.Б., 2011 © кубанская ассоциация «Региональный фестиваль казачьей культуры», 2011 © Адыгейский республиканский институт гуманитарных исследований, 2011 2 СОДЕРЖАНИЕ Салов Е.И. Казачьи историки Кубани И.Д. Попко и Ф.А. Щербина о природе родного края...................... 7 Галецкий М.Е. Некоторые стратегические и тактические вопросы социально-культурного и экономического возрождения казачества ............................................... 12 Айшаев О.О. Историография казачества Юга России в революциях и гражданской войне ........................... 22 Байрамкулова А.А. Репрессии против казачества в период установления советской власти .................................. 27 Берсиров Т.Б. Особенности патриотического воспитания казачьей молодежи ....................................................... 37 Бондаренко Г.И. Современное состояние казачьей культуры .............. 45 Бурыкина Л.В. Исторические взгляды И.Д. Попко ............................. 49 Великая Н.Н. Религиозное образование у гребенских казаковсторообрядцев в XVIII – начале XIX вв. .................... 56 Гаврилов А.Н. Казачья эмиграция в странах Западной Европы в 20-30 гг. XX века. Общественно-политический аспект ............................................................................. 61 Гобечия З.А. Демократические традиции в системе управления казаков и их унификация Российским государством ................................................................. 72 Гапонова С.А. История образования школы в станице Дагестанской (1864-1917 гг.) ...................................... 81 Голованова С.А. Казачество в геополитическом пространстве Северного Кавказа ........................................................ 90 Денисова Н.Н. Из истории военных оркестров в России ................... 95 Затолокин В.П. Работа по военно-патриотическому воспитанию молодежи (на примере станицы Келермесской Гиагинского района РА) ............................................ 123 Кагазежев Ж.В. О влиянии адыгов на формирование раннего казачества ..................................................... 126 3 Клычников Ю.Ю. Рекрутские квитанции как источник по реконструкции прошлого казачества Северного Кавказа ...................................................... 133 Луганская Г.Б. Кубанский казачий хор и Адыгея: культурный диалог ..................................................... 138 Макагоренко О.Д. Северокавказские горцы и казаки: взаимопроникновение культур ................................. 149 Макаренко М.А. Творческое содружество Государственного академического Кубанского казачьего хора и ансамбля «Казачата» ............................................... 154 МозговаяГирянская Н.Н. Семейные традиции и обычаи у казаков и адыгов и их влияние на воспитание подрастающего поколения ........................................ 155 Сергеева П.А. Сохранение певческих традиций казачества ст. Келермесской ........................................................ 168 Соловьев А.А. Войсковой певческий хор Черноморского казачьего войска – Государственный академический ордена Дружбы народов Кубанский казачий хор: история и современность (1811-2011 гг.) ................. 173 Соловьева Н.Г. О культурном диалоге казачества и горского населения Карачаево-Черкесии (вторая половина XIX – первая треть XX вв.) ...................... 191 Сопов А.В. Природа казачества: вопросы и ответы .................... 202 Федосеева Л.Д. Основные аспекты деятельности торгового общества казаков Черноморского казачьего войска .......................................................................... 206 Хватова С.И. Казачество в православных храмах Кубани и Адыгеи: к вопросу об условиях отправления богослужения .............................................................. 211 Рекомендации научно-практической конференции «Актуальные проблемы южно-российского казачества: история, язык, культура» ........................................... 226 Сведения об авторах .................................................................................. 229 4 ПРИВЕТСТВЕННОЕ СЛОВО Уважаемые коллеги, участники и гости конференции! Позвольте приветствовать всех вас от имени руководства Кубанской ассоциации «Региональный фестиваль казачьей культуры», Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований им. Т. Керашева на ставшей уже традиционной и значимой не только в рамках фестиваля, но и в научной жизни Северного Кавказа и Республики Адыгея научно-практической конференции по истории и культуре казачества. Нынешняя конференция «Актуальные проблемы южнороссийского казачества: история, язык, культура» знаменательна по нескольким причинам, во-первых, она посвящена нескольким юбилеям: 20-летию Республики Адыгея и 200-летию Кубанского казачьего хора; во-вторых, она проводится в год 300-летия российских военных оркестров и предстоящего в 2012 г. 100-летия создания любимого всеми славянами марша «Прощание славянки»; в-третьих, конференция завершает юбилейный 20-й фестиваль казачьей культуры. Все эти знаменательные даты не могли не наложить своего отпечатка на подготовку, проведение конференции и представленные исследовательские работы. Оргкомитетом и отделом славяно-адыгских культурных связей для участия в конференции в этом году были приглашены исследователи не только Южного федерального округа, но и многих других регионов России и, прежде всего, Северо-Кавказского федерального округа. На приглашение откликнулись более пятидесяти специалистов в области казачьей культуры, в их числе известные и уже хорошо знакомые участникам конференции историки, этнографы и культурологи из Краснодарского края, в частности, Армавира, КабардиноБалкарии, Карачаево-Черкесии, Северной Осетии и, конечно, вузов Республики Адыгея. Для участия в конференции прибыли исследователи из Ростова-на-Дону, Астрахани, Пятигорска и др. Радует, что казачья проблематика интересует молодежь, в том числе, педагогов и старшеклассников не только из Майкопского района, как это было на предыдущих конференциях, но и других районов Республики, в частности, активность проявляют представители Кошехабльского района. Из присланных заявок можно сделать вывод, что исследователей 5 продолжают интересовать проблемы генезиса казачества, его роли в строительстве России, взаимодействие с другими этносами СевероЗападного Кавказа. Радует, что, отдавая должное уважение знаменитому Кубанскому казачьему хору и его руководителю В.Г. Захарченко, исследователи достаточно много уделили внимания музыкальному казачьему фольклору, представляется, что это могло бы стать началом совместной с научными сотрудниками хора работы по изучению и сбору в станицах Республики Адыгея музыкального фольклора, по крайней мере, такое желание присутствует у преподавателей института искусств Адыгейского госуниверситета и научных сотрудников отдела славяно-адыгских культурных связей Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований. Значимость нашей конференции придает участие в ней достаточно многочисленных представителей Майкопского казачьего отдела, ждем и от них глубоких и актуальных сообщений. В работе конференции принимают участие руководители республиканских и районных органов власти: Евгений Иванович Салов, кандидат философских наук, председатель комитета по культуре, делам семьи и взаимодействию с общественными организациями Государственного Совета – Хасэ Республики Адыгея, Михаил Евгеньевич Галецкий, кандидат социологических наук, председатель Кубанской ассоциации «Региональный фестиваль казачьей культуры». Позвольте начать работу конференции. Н.Н. Денисова 6 Е.И. Салов Казачьи историки Кубани И.Д. Попко и Ф.А. Щербина о природе родного края Природолюбие, кажется, в крови кубанского казачества. Это чувствознание на протяжении истории выражалось в художественноэстетическом восприятии родного края, заботливом возделывании кубанской земли и ее защите от неприятеля. «Тай нема края найкращого, як’ нам’ край». Такая связь казачьего населения с родною природой не могла не отразиться в творчестве историков Кубани. Их яркие представители – Иван Диомидович Попко и Федор Андреевич Щербина. Интерес вызывает не только объединяющее этих авторов сыновнее отношение к природе казачьего края, а своеобразие каждого из них в ее исследовании. И.Д. Попко (1819-1893) – генерал-лейтенант Кубанского казачьего войска. Начинал путь к историко-географическому и этнографическому исследованию Кубани в Астраханской духовной семинарии, затем – в Московской духовной академии, курс которой не окончил. Неожиданно для родителей изменил собственную судьбу, избрав вместо церковной военную службу. В историю Кубани вошел как талантливый исследователь природы и народонаселения южного края. Именно так оценивал его Ф.А. Щербина. Книга Ивана Диомидовича «Черноморские казаки в их гражданском и военном быту», небольшая по объему и богатая по содержанию, представляет собой исследовательско-поэтическое описание народной жизни в неразрывной связи с природой как ее первоосновой. Труд И.Д. Попко, по оценке российского историка – академика Н.И. Костомарова, «заслуживает внимания Академии». Ф.А. Щербина (1849-1936) – историк, статистик, общественный деятель – народник, депутат II Государственной Думы от казачьего населения Кубани. Окончил Черноморское духовное училище в Екатеринодаре, Кавказскую духовную семинарию – в Ставрополе. Но затем свой интерес обратил на естественно-научную сферу. Будущий историк кубанского казачества учился в Петровской земледельческой академии (Санкт-Петербург) и Новороссийском университете (Одесса). Им создан энциклопедический труд в двух томах «История Кубанского казачьего войска». В отличие от предшественника стиль Федора Андреевича не столь поэтичен, но отличается академической 7 основательностью, широтой охвата темы, стремлением к подлинно научной объективности. Вот, для сравнения, изображение одной из крупных кубанских рек – Кирпили у И.Д. Попко: «Воды Кирпилей довольно свежи и вид их живописен. Прекрасна здесь весна, отраден летний вечер. Это цветная лента на угрюмом челе степи. Высокие берега реки усеяны курганами, выше которых нет по другим речкам. Курганы зеленеют, как купы пальм в пустыне, а вокруг них разостланы ковры из воронца и горицвета. На их остроконечную вершину любит въезжать удалой табунщик. Отсюда ему видно, как вдалеке, с разбросанными по ветру гривами, несутся к водопою вольные табунные кони. Отсюда видны и синие Кавказские горы… И холмы радостию препояшутся: и на холмах этих берегов опочила благодать Божья» [1]. Почти библейская картина. Ф.А. Щербина, напротив, в характеристике той же реки предельно лаконичен и сдержан: «В Кирпилях лучшая из всех степных рек вода, река мало загрязнена и окружена местами обилием зелени, рощами и даже лесом» [2]. Как и Попко, он отмечает естественно-историческую связь народной жизни с природой местообитания: «Природа всюду и всегда налагала яркий отпечаток на деяния людей. А на Кавказе, с его мощною горною обстановкою и бесконечным варьированием естественно-исторических особенностей, влияние ее на человеческую жизнь и взаимоотношения было тем ярче и определеннее. Как известно, важнейшие естественно-исторические признаки каждой местности составляют: ее положение, рельеф, геологические особенности, почва, климат, воды, флора и фауна. В этом отношении естественно-историческая обстановка казачества отличается редким сочетанием таких факторов, которые имели влияние как на общий склад жизни, так и на отдельные выдающиеся ее события» [3]. Он предлагает конкретную характеристику природных особенностей Кубани: «Область охватывает пространство 83,896,1 квадратных верст или 8,739,185 десятин и оказывается больше таких государств, как Греция, Португалия или Швейцария. Но не в этом кроется ее отличительная особенность. Несравненно важнее ее относительное положение по широте земного шара. Средняя широта Кубанской области совпадает с 45 градусами, т.е. приходится по линии, делящей на две равные части северную половину земного шара от полюса до экватора. По общепринятому мне8 нию, положение очень выгодное, предполагающее наличность умеренного климата, фактора, безусловно благоприятствующего успехам цивилизации и прогрессивным приобретениям человека в области культуры. Если прибавить к этому, что при умеренном климате эта часть Кавказа превосходно обеспечена и другими естественными условиями, тогда выгоды географического положения станут тем понятнее и очевиднее… недаром черноморцы так охотно променяли свои земли за Бугом на кубанские места, оставили родину и исторический край, напоминавший им лучшие времена Запорожской Сечи. Край был действительно чудный, богатый, полный заманчивых надежд и обещавший довольную и независимую жизнь» [4]. Подобную мысль на современном витке развития историкоэкологической науки выразил доктор исторических наук, зав. отделом классической археологии Института археологии РАН В.Д. Кузнецов: «Земля на Кубани, которая была покрыта сетью греческих поселений – это совершенно другая земля. Она ухоженная, красивая, Эта цивилизация (античная – Е.С.) не смогла пойти на нашей территории дальше – холодно. Когда античная цивилизация прекратила существование, высокоразвитые племена синдов, меотов частично приняли на себя ее достижения. Многое передалось и нам» [5]. О тесной связи природно-климатических условий с успехами казачьего хозяйства, своего рода коэволюционном взаимодействии экологической и экономической систем Кубани, писал и Попко: «При обильных дождях с весны и под влиянием западных и южных ветров в продолжении лета земля черноморских казаков производит с успехом все роды хлебов, овощей, масляных и прядильных растений, свойственных южной полосе России. Исчисление их было бы бесполезно. Урожай хлебов бывает – «на речках» (так казаки называли Черноморье – Е.С.) до сам-тринадцати, а на Таманском полуострове до сам-двадцати» [6]. Ф.А. Щербина указывает на происхождение почвы как природоосновы столь завидной урожайности: «Кубанские почвы представляют собою результат бесконечно долгой работы естественноисторических факторов. Воды, воздух, температура, механическое воздействие, физические и химические процессы, биологический круговорот органического мира превратили путем непрерывного воздействия различные составные части земной поверхности в измельченную и мягкую массу с известной структурой – в почву. А для этого требовались тысячелетия. Чем выше, поэтому, в горы и ближе к 9 более древним геологическим образованиям, тем древнее почвы. Почвы шли с гор в долины и несли с собой жизнь органической природы по мере того, как древние геологические образования покрывались позднейшими» [7]. Интересно, что выдающийся отечественный генетик Н.И. Вавилов, называл семь мировых центров формирования земледелия, в том числе – горные долины Кавказа. Археологическое открытие в 60- годы ХХ века зернотерок на поселении Скала Майкопской культуры (IV-III тыс. до н.э.), близ поселка Каменномостского, убедительно подтвердило мнение ученого. Не только почвы пришли с гор, земледелие тоже сходило с верхних долин на поляны и в степь. С особенностями кубанской земли связаны не только количество, но и качество рождаемого ею урожая. Это подчеркивают оба исследователя. И.Д. Попко: «В южной полосе все растет скорее и в больших размерах, чем в северной. Зато в этой последней, у берегов Азовского моря и р. Еи, земле дана особенная способность производить пшеницу «арновку» (гарновку – Е.С.), известную в торговле под именем твердого хлеба и, преимущественно перед другими сортами, выдерживающую дальние перевозки через моря» [8]. Примечательно, как словарь романтика, принадлежащего к доиндустриальному поколению и заставшему уже в зрелом возрасте формирование общероссийского капиталистического рынка, отличается от языка того, кто на 30 лет младше и принадлежит к поколению индустриальной эпохи. «В торговле» – пишет Попко. «Хлеботорговля на рынке» – вторит ему Щербина. Они говорят об одном и том же , но слова разные. А язык и есть сотворение мира в словообразах. Федор Андреевич предлагает развернутую картину научного свойства там, где Иван Диомидович ограничивается лаконичной характеристикой, тогда, как в поэтическом изображении края, академический ученый куда более сдержан, чем исследователь-романтик. Стихия Ф.А. Щербины – научное познание. И в этом сопряжении нет парадокса: «… Чистые черные черноземы тянутся по напрвлению к Кубани, а светлые залегают, главным образом, в приейских степях и по напрвлению к городу Ейску. В связи с этим обстоятельством находится обычное, существующее в самом населении деление черноземов на чистые – «черную землю» и глинистые – «глееватую землю»… Различие это население переносит и на производительность почв. Приейские степи дают менее буйную и обильную растительность, чем прикубанские. Есть, наконец, еще один факт, хо10 рошо известный в хлеботорговле и очень точный, потому что он взвешивается на вес золота… Те и другие черноземы, при одних и тех же атмосферных условиях, дают как различные по качеству хлеба, так и различное количество их. На прикубанских черноземах хлеба родится больше, чем на приейских, но хлеба в первом случае всегда бывают сороватые, чем во втором. А главное – строение зерна оказывается на обоих видах чернозема совершенно различным. Приейские хлеба светлые по окраске, кристаллические по строению и облекаются в тонкую кожицу; прикубанские хлеба, наоборот, темные или серые цветом, рыхлые по строению и отличаются большей толстокожестью. Первые хлеба дают, поэтому, более высокого качества муку, чем вторые. Сообразно с этим, различно расцениваются и на рынке тот и другой вид пшеницы. При одной и той же натуре, приейские пшеницы всегда бывают на 12 и 15 % дороже, сравнительно с прикубанскими» [9]. Особый интерес для нас, живущих в междуречье рек Белой и Лабы, представляет замечание Ф.А. Щербины о здешней земле: «В Кубанской области встречаются самые разнообразные почвы с сильнейшим преобладанием чернозема. … Образцом этого рода почв считаются почвы, покрывающие редкую в хозяйственном отношении долину между устьями Белой и Лабы в нижнем их течении. Почти от Майкопа до Кубани, в особенности возле станицы Гиагинской, здесь залегает самый тучный и плодородный в области чернозем» [10]. Роднит обоих исследователей тревога за состояние природы казачьего края. И.Д. Попко писал о пагубных последствиях заболачивания многочисленных «рукотворных луж» на греблях (дамбах) степных речек. Ф.А. Щербина указывал на ущерб разнообразию дикой фауны, наносимый потребительской ненасытностью: «Как и степи, разные представители животного мира становятся также достоянием истории. Прежде фауна была разнообразнее по видам животных и обильнее количеством. Теперь некоторых животных, как например, дикой лошади, совсем нет. По густым терновникам степей водились раньше тетерева, которые давно уже исчезли бесследно… Ряды животного мира редеют, животные вымирают, уступая все больше и больше места человеку и его примитивным формам культуры» [11]. «Примитивные формы культуры человека» здесь противостоят упомянутым раньше «успехам цивилизации и прогрессивным преобразованиям человека в области культуры» при условии ее взаимодей11 ствия с благоприятствующим этому природно-климатическим фактором. Укор по адресу примитивных форм культуры, вытесняющей в небытие природных сообитателей человека, звучит сегодня еще актуальнее, чем при жизни истовых радетелей Кубани И.Д. Попко и Ф.А. Щербины. Безвозвратные потери живых видов кубанской природы возвращаются бумерангом человеческих утрат: социальных, хозяйственных, социально-экологических, демографических, духовно-нравственных, т.е. – собственно видовых, присущих венцу природы. Обращение к научному наследию оригинальных кубанских исследователей и мыслителей, их современное прочтение может раскрыть хранимый в них культурный потенциал соразвития кубанцев и кубанской природы, возможно, самой благодатной среди всех природных комплексов России. Примечания: 1. Попко И.Д. Черноморские казаки в их гражданском и военном быту. Краснодар: Советская Кубань, 1998. С. 11. 2. Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. Екатеринодар, 1910. Т. 1. С. 65. 3. Там же. С. 2. 4. Там же. С. 2-3. 5. Кузнецов В., Кардашина М. Я увидел Таманскую землю и сразу погиб // Кубанские новости. 2011. 27.05. С. 7. 6. Попко И.Д. Указ. соч. С. 25. 7. Щербина Ф.А. Указ. соч. С. 78. 8. Попко И.Д. Указ. соч. С. 24. 9. Щербина Ф.А. Указ. соч. С. 79-80. 10. Там же. 11. Там же. С. 94. М.Е. Галецкий Некоторые стратегические и тактические вопросы социально2 культурного и экономического возрождения казачества В конце 80-х гг. ХХ в. в России в результате проводившейся руководством СССР социально-политической перестройки инициативными людьми, чьи предки в той или иной мере связывали себя с казачеством, создавались сообщества, ставившие своей целью возрожде12 ние казачества. Анализируя высказывания инициаторов возрождения того периода, опубликованные в различных изданиях, можно констатировать, что важными представлялись буквально все направления этого процесса – политические, экономические, культурологические. Вокруг возрожденческих идей, в числе которых – служение государству, развитие сельскохозяйственных частных предприятий, воссоздание и сохранение самобытной культуры, и объединялись все те, кто не только заявлял о себе как о казаках, но и были таковыми по происхождению и сути своей. Не обходилось, естественно, и без стремления отдельных лиц, получить максимальную выгоду для себя лично, начиная от обретения политических дивидендов в виде престижных должностей и кончая созданием условий для выгодных экономических сделок, эксплуатировавших тему казачества, которая, будучи весьма острой, требовала для своего разрешения тонкой политической корректности, тем более в полиэтничных регионах. Как показало время, культурологическое направление возрождения казачества решалось несколько более успешно, чем экономическое, реализация которого столкнулись с массой проблем. Главная состояла в том, что большую часть казаков, проживающих в сельских населенных пунктах, лишили возможности материально обеспечивать свои семьи за счет традиционного, для их образа жизни, способа сельскохозяйственного производства. В тот период, довольно быстро земли оказались раскуплены теми, кто имел необходимые средства для их приобретения. Большинство казаков, как впрочем, и многие рядовые сельские жители такой возможности не имели. Одной из причин несправедливого распределения земельного фонда – главного экономического и исторического фундамента казачества – явилось нестабильное политическое и криминальное время, а также разобщенность казачьих организаций и их определенная пассивность. На первом этапе становления общественных организаций казаков возникли политические проблемы: «самостийные» организации, стремящиеся восполнить пробел в «реанимации» казачества, столкнулись с противоречивостью и непоследовательностью выдвигаемых ими самими идей. С одной стороны, часть казаков ставила своей целью, прежде всего, возрождение казачества как этноса, задача которого состояла в служении России. Достаточно большая часть считала казачество служилым сословием, но не этносом. Директор Института регионального развития М. Кутузов, исследуя причины и суть дискуссий по вопросам самоидентификации казаков, писал: «Нет пони13 мания очень важной вещи: казачество Северного Кавказа, Урала и Поволжья сильно отличается от казачьих Войск Сибири и Дальнего Востока, созданных в силу государственной колонизационной необходимости. Хотя фразеология о народе – казачестве уже утвердилась и в Азиатской России. Внутренняя логистика такого действия очевидна: осознание казачества народом потребует собственной политической элиты. Казаки Сибири и Дальнего Востока – государственный институт, искусственно созданный и сугубо функциональный как колониальная сила и население осваиваемых территорий. Казачество Северного Кавказа, Урала и Поволжья – социальная общность, сложившаяся, самостоятельная и уже в утвердившемся качестве сначала военного союзника, потом военного наемника и, наконец, военного сословия. Сибирское казачество началось уже как сословное. Очень распространенной является «версия» о том, что Сибирское казачество происходит от Донского. Версия не выдерживает критики: настоящие донские казаки попадали в Сибирь в мизерном числе, в основном – как ссыльные. Как указывает дальневосточный археолог, доктор исторических наук А.Р. Артемьев, в Сибири не становились вольными казаками, а наоборот верстали немногочисленных вольных казаков в приборное войско.) Украинское и польское казачество вообще выпадают из такой системы определений. Кроме того, среди них нет ни одного казака из Сибири или Дальнего Востока, которые вообще не принимали этой теории, считая казаков служилой силой государства. Для них идея о «казачьем народе» была полной нелепицей. Ее даже не обсуждали» [1]. «Однако внутреннее содержание исторического наследия – вещь вполне реальная. Осознание человеком принадлежности к роду, территории, наследственной деятельности – более чем значимый нематериальный фактор развития. Интерес к поиску своих корней, к описанию династий и архивным изысканиям, возросший за последние несколько лет, – прямое тому подтверждение. Люди пишут собственную историю, создают собственную мифологию, признавая свою персональную причастность к всемирно-историческому процессу. Формируется тип homo historicus – человека исторического. Стало быть, накапливаемая внутри этой социальной динамики созидательная энергия может быть обращена на пользу. Вопрос в том, как именно» [2]. Спустя годы возрождения казачества, анализируя научные материалы и государственные документы, а также высказывания лидеров 14 казачьих организаций, нельзя не отметить неоднозначность видения того, что все-таки возрождается – этнос, субэтнос, сословие, социоэтнос... Дискуссии и причем довольно острые по этому вопросу продолжаются, что, естественно снижает активность процесса возрождения казачества, перенося его, в большей степени, в область научных, перерастающих в политические споров. Вместе с тем, важным фундаментом для воссоздания казачества может и должно стать определение места казачества в структуре современного Российского государства. В этой связи необходимо признать важнейшими аргументы, стимулирующие государство к возрождению казачества, в их числе: довольно большая численность граждан России, считающих себя казаками, что дает повод рассматривать их как политическую силу, способную оказывать влияние на общественно-политическую и экономическую ситуацию в регионах; значимость ярко выраженной позиции казачества по защите интересов России и сохранения ее национальных традиций на фоне не всегда конструктивной деятельности ряда современных общественнополитических и этнокультурных организаций. Представляется вполне логичным, что президенты, премьер-министры и члены правительства РФ в разное время способствовали в той или иной мере возрождению казачества. Первым юридическим обоснованием государственной деятельности в этом направлении стал закон о реабилитации казачества – документ сугубо политический, не прописывавший никаких форм возрождения казачества. Закон констатировал лишь факт репрессий против казаков в период советской власти, это же было сделано и по отношению к другим народам России [3]. Стимулирующим фактором можно назвать выход закона РФ о государственной службе казаков. Основополагающим документом для российского казачества стала «Концепция государственной политики РФ в отношении российского казачества», в которой в качестве одной из главных целей рассматривалось «возрождение и развитие духовно-культурных основ российского казачества, семейных традиций, осуществление патриотического воспитания казачьей молодежи» [4]. По нашему мнению, программные документы достаточно высокого уровня, способствующие, на первый взгляд, возрожденческому процессу казачества, на деле оказались малоэффективными прожектами. Закон о Государственной службе был принят в 2005 г., но вести речь, хотя бы о частичной его реализации, не приходится. Подтвер15 ждением тому является оценка представителя губернатора по делам казачества Забайкальского края, атамана Забайкальского казачьего войска (ЗКВ) казачьего полковника Сергея Боброва – «должность представителя губернатора Забайкальского края по делам казачества…. в государственной структуре Забайкалья – единственная. Все другие атаманы выполняют свои обязанности на общественных началах» [5]. «Сейчас перед нами стоит еще одна важная задача – разработать и принять единую стратегию развития российского казачества до 2020 года. Ключевым в этой стратегии является принятие поправок в Федеральный закон «О государственной службе российского казачества» от 5 декабря 2005 года. Казакам предстоит укреплять собственную экономическую базу, чтобы участвовать в дальнейшем в федеральных и региональных целевых программах, в которых будет учтен «казачий компонент». К тому же, казачество в нашей стране – это не бюджетная организация, у нас нет прямого финансирования, поэтому нам придется пока встраиваться в действующие программы», – отмечает и генерал-лейтенант Владимир Романов, заместитель председателя Правительства Свердловской области, атаман Оренбургского войскового казачьего общества [6]. Уместна и еще одна цитата из информационного источника: «Заседание (Президентского совета по делам казачества – М.Г.), длилось более трех часов. За это время успели обсудить многое, в том числе развитие экономической базы, создание условий для пополнения казачьей казны. Акцент сделали на предпринимательскую деятельность и сельское хозяйство. Александр Беглов (заместитель руководителя администрации президента Российской Федерации – М.Г.) подчеркнул, что казаки должны сами работать на земле, а не сдавать ее в аренду, как часто бывает» [7]. Наиболее значительным поводом для оптимизма можно считать стремление казачьих организаций найти пути решения экономической стабильности за счет привлечения казаков к несению государственной службы. Первые попытки были предприняты в Забайкалье, где некоторые казачьи организации включились в охрану государственной границы вместе с пограничниками. На Кубани казаки успешно несут службу по охране общественного порядка. На Ставрополье отдельные казачьи структуры привлекаются к участию по охране окружающей среды. Но это все отдельные эпизоды в развитии казачьего движения. Обращает на себя внимание тот факт, что до настоящего 16 времени в казачьих структурах отсутствуют организационные требования по несению казаками государственной службы. Это связано, во-первых, с недостатком подготовленных специалистов из числа казачества в той или иной области государственной службы, и, вовторых, неразработанностью подзаконных актов, регламентирующих деятельность казачьих организаций в сфере госслужбы. Несмотря на это в ряде регионов есть отдельные положительные примеры. Так, в Краснодарском крае действуют кадетские корпуса, в которых готовят будущих профессиональных военных, имеющих возможность служить и на гражданской службе на муниципальном, региональном и федеральном уровнях. Однако такие примеры – редкое исключение, если принять во внимание количество казаков, нуждающихся в трудоустройстве. В данном случае, необходимо, на наш взгляд, более конкретно и глубоко рассматривать проблему экономической составляющей развития казачества в станицах, хуторах, поселках. Но тут встает довольно сложная проблема – не повлечет ли за собой повышение экономического статуса казака понижение его (статуса – М.Г.) в среде не казаков! И чем они будут отличаться друг от друга, если тот и другой не будут состоять на государственной службе, при условии, что казаки входят в реестр? И каков тогда смысл реестра для не состоящих на госслужбе казаков? Ведь в свое время самостоятельность казачества основывалась на его экономической независимости, гарантированной государством, которое рассматривало его как силу, готовую в любую минуту встать на защиту Отечества. В настоящее время, работая на «барина», может ли казак проявлять самостоятельность и чувствовать себя независимым? Что и кого, в таком случае он будет защищать? «Россия может иметь сколько угодно ядерных чемоданчиков, но поскольку 500 миллиардов долларов российской элиты лежат в наших банках, вы еще разберитесь: это ваша элита или уже наша? Поэтому я не вижу ни одной ситуации, при которой Россия воспользуется своим ядерным потенциалом». Это заявление известного американского политика З.Бжезинского, с одной стороны, язвительная реплика в адрес России, а с другой реальная оценка ситуации в России, которую, несмотря ни на что, готовы защищать казаки. Сопоставляя мнения политиков, историков, руководителей казачьего движения о состоянии и развитии современного казачества, приходишь к выводу, что большинство из них выдвигает как главное 17 направление – обеспечение казаков работой, создание благоприятной атмосферы экономического процветания казачьих регионов и правовой защиты их интересов. Дело это не простое и требует не только политической воли, но и политической корректности. Только при таком подходе может быть не только найден адекватный ответ, но и достигнуто лояльное восприятие подобных шагов государства со стороны не казаков. Необходимо иметь в виду и такую проблему (существование которой разделяется далеко не всеми исследователями) – как быть с теми, кто считает себя казаком, но работает в отрасли, не имеющей отношения к государственной службе казачества. Каково должно или может быть его участие в решении специфических вопросов служивого казачества? Требует ответа и следующий вопрос. Возможно ли влияние казачества на развитие населенных пунктов, регионов и страны в целом без активного участия их самих в политической и социальной жизни? Недостаток в решении данного вопроса, на наш взгляд, состоит в том, что казачьи организации являются некоммерческими и неполитическими структурами, следовательно, своих представителей они не могут направлять в органы власти. Более того, уставом казачества не предусмотрено членство в политических партиях, которым по законодательству, в случае победы их на выборах, дано право формировать органы власти. Вступив в партию, казаки лишаются самостоятельности и должны следовать ее решениям, даже если они противоречат основному направлению казачьего движения. Казачество как некоммерческая организация не сможет иметь решающего значения в решении политических и экономических проблем. Закон о некоммерческих организациях четко регламентирует деятельность таких организаций. Не дает ответа и не так давно принятый Федеральный закон от 31 мая 2011 г. N 101-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «О государственной службе российского казачества», в котором зафиксированы основополагающие принципы казачества и рамки его деятельности. «Казачье общество – форма самоорганизации граждан Российской Федерации, объединившихся на основе общности интересов в целях возрождения российского казачества, защиты его прав, сохранения традиционных образа жизни, хозяйствования и культуры российского казачества в соответствии с федеральным законодательством (некоммерческая организация). Казачье общество создается в виде хуторского, станичного, 18 городского, районного (юртового), окружного (отдельского) или войскового казачьего общества, члены которого в установленном порядке принимают на себя обязательства по несению государственной или иной службы», – гласит закон. Без четко разработанных подзаконных актов, уточняющих положения закона, разрешить сложившуюся ситуацию весьма проблематично. Если казаки – объединение граждан, созданное для возрождения российского казачества, то, как оно это общественное объединение может принимать на себя обязательства по несению государственной службы, если в его составе будут люди разных профессий, большинство из которых уже имеют постоянную работу или занимаются бизнесом. Единственное, что утешает: казаки активно вливаются в сферу военной и спортивной подготовки. Вызывает удовлетворение значительный интерес, который проявляют юные казачата к учебе в кадетских корпусах и в классах казачьей направленности. Этим закладывается фундамент будущего казачьих обществ. Можно смело утверждать, что казачество значительно преуспело и в направлении духовного возрождения. Как бы не ссорились между собой реестровые и нереестровые, но к православию, культуре и традициям казаков у всех отношение – святое. Это никогда даже в самые смутные годы не уходило из поля зрения казачества. Вызывает, однако, опасение ситуация: если не будет создана единая структура государственной службы казаков, в которой определится место всех, и реестровых и нереестровых, то нивелируется само понимание казачьей культуры, являющейся, в конечном счете, основой духовной жизни и основным признаком их самоидентификации. Этому «способствует» «пропаганда» на всех уровнях разного рода форм толерантности и глобализация. Европа уже столкнулась с проблемами, рожденными так называемым европейским мультикультурализмом, и незримого, но достаточно результативного, воздействия на общество слишком лояльно-однобокого отношения к принципам толерантности. В этой связи есть смысл обратиться к особенностям, как позитивным, так и негативным, взаимодействия казачества и гражданского общества. Одним из факторов тревоги является размывание и определенное поглощение казачьего духа в так называемых казачьих частях Вооруженных сил России. Например, молодые воины, призванные из казачьих организаций, за время службы теряют себя как 19 казаки, ибо они ни чем не отличаются от остальных военнослужащих. В некоторых частях даже нет православных молельных комнат. Не может не беспокоить и то, что молодые казаки, получив образование в кадетских корпусах, поступив в военные, или иные образовательные учреждения и сменив казачью форму, «теряются» среди гражданских или военных лиц, т.е. перестают, хотя бы и внешне быть казаками. Такова современная реальная действительность, бросающая вызов процессу возрождения казачества. Казачеству на этот вызов необходимо формулировать и реализовывать адекватный ответ. На наш взгляд, казачья форма могла бы стать «пожизненным» атрибутом казаков, где бы они не работали и не служили. При таком условии ситуация, возможно, приобретет иное содержание, (как, например, у морских офицеров или летчиков). Целесообразность подобного подхода для многих очевидна. Иначе современное казачество будет напоминать общественные организации ветеранов. Необходимо, вместе с тем, иметь в виду, что далеко не все казаки стремятся стать военными. Современная реальность требует высококвалифицированных специалистов практически во всех областях народного хозяйства. И казаки могли бы и должны внести свой вклад в этот процесс, используя весь арсенал своих лучших качеств, обычаев и традиций, а также стремление служить своему Отечеству. Но и правительству есть здесь над чем поработать. Пример тому, перечень мероприятий Программы, финансируемой за счет средств федерального бюджета, бюджетов субъектов РФ и других источников, принятой на 1999-2001 гг., которая так и осталась нереализованной. Выше названными недостатками страдает и «Концепция государственной политики Российской Федерации в отношении российского казачества», принятая 2 июля 2008 г. При ее анализе приходится констатировать, что и создание условий для несения государственной службы, и социально-культурное становление казаков «по вопросам государственной и иной службы российского казачества в соответствии с федеральным законодательством и законодательством субъектов Российской Федерации, а также муниципальными правовыми актами» целиком зависят от местных органов власти. Имеет место противоречие. С одной стороны, казаки – самостоятельное некоммерческое объединение, живущее по своему уставу, возглавляемое войсковым правительством и избранным казаками атаманом, с другой – Концепция предусматривает деятельность казачества «на основе договоров (соглашений) казачьих обществ с феде20 ральными органами исполнительной власти и (или) их территориальными органами, органами исполнительной власти субъектов Российской Федерации и органами местного самоуправления, оказывает им содействие в осуществлении установленных задач и функций…». Совмещение подконтрольности и договорной основы во взаимоотношениях казаков с органами власти на местах в реальной жизни оказывается трудно совместимым. Никто не возражает против того, что казачество – это не только форма на праздники: оно способно стать служивым народом в повседневной жизни страны. Современное казачество унаследовало присущий изначально ему высокий патриотизм, желание и способность быть защитником России. Современное руководство страны и регионов имеет возможность более активно использовать этот потенциал казаков. В последние годы научные исследования по проблемам казачества направлены в основном на изучение его исторического прошлого. Полагаем, настало время направить научные изыскания на выработку механизмов адаптации казачества к современным социальнополитическим, экономическим и социокультурным реалиям. Смена социального статуса для любого народа сопряжена с определенными сложностями. Для казачества она глубоко отразилась на его внутреннем состоянии. В свое время резко пониженный социальный статус привел к раздробленности казаков. Современным казачьим сообществам важно понять ошибки и направить процесс возрождения казачества в оптимальное русло, создавая надежный фундамент для уверенного будущего казачьего сообщества, как бы оно не называлось – служивым народом или этносом. Все зависит от самоощущения человека, считающего себя казаком. Оно может быть сформировано в результате совместных усилий властных структур и казачьего сообщества на путях экономического, социального и культурного развития. Примечания: 1. Кутузов М.А. Возрождение казачества: от ролевой игры к государственной функции // Экономические стратегии. Воронеж, 2006. № 7. 2. Кутузов М.А. Казачество: новая парадигма развития // Русская правда, Интернет-журнал. 2006 . 3. Документы государственных органов Российской Федерации. 4. О концепции государственной политики по отношению к казачеству. Постановление Правительства Российской Федерации от 22 апреля 1994 г. № 355 // Собрание законодательства Российской Федерации. 1994. № 3. 21 5. В этих суровых краях первыми были казаки… // Казаки. Чита, 2011. №1. 6. За веру в Отечество! // Областная газета. Свердловская область, 2011. 03. 03. 7. Развитие казачества – залог стабильного развития Северного Кавказа // Официальный сайт Кубанского казачьего войска. 2011. Август. О.О. Айшаев Историография казачества Юга России в революциях и гражданской войне Отечественная историография накопила значительные знания по истории казачества Юга России и его участию в революциях и гражданской войне в особенности. В досоветское время по истории южнороссийского казачества были изданы труды И. Попко, И. Кравцова, М.А. Караулова, Г.А. Ткачева и других русских ученых [1]. В 1912 г. во Владикавказе вышел сборник «Терское казачество в прошлом и настоящем». Свой вклад в рассмотрение данной проблемы внесли Н.Л. Янчевский, И.И. Ульянов, В.А. Золотов, Д.С. Бабичев, Н.П. Гриценко, Л.И. Футорянский и другие советские историки [2]. Они проанализировали социально-экономические отношения в казачьих станицах и хуторах накануне Октября, проследили процессы дифференциации казачьих хозяйств, классового расслоения населения, показали реакционную роль сословных установлений, в первую очередь, войсковой собственности на землю. В 1967 г. в Орджоникидзе (Владикавказ) под грифом СевероОсетинского научно-исследовательского института вышла книга Д.З. Коренева «Революция на Тереке. 1917-1918 годы», в которой автор, руководствуясь воспоминаниям видных революционных деятелей Терека и своими личными, представил краткий очерк о революции и контрреволюции на Тереке в 1917-1918 гг. Многие исторические факты и документы в книге опубликованы историком впервые. В 1974 г. под названием «Терские казаки» в Москве были изданы историко-этнографические очерки Л.Б. Заседателевой, в которых автор исследует жизнь, быт и культуру Терского казачества середины XVI – начала XX вв. В монографии Ю.Ф. Болдырева «Борьба трудящегося крестьянства и казачества северных округов Дона за Совет22 скую власть» [3] рассматривается борьба станичной бедноты и фронтовиков за власть Советов. Свою теоретическую разработку проблема участия казачества в революциях и гражданской войне нашла в работах А.П. Ермолина, А.И. Козлова, М.И. Гиоева, Б.Х. Ортабаева и других ученых [4]. Изучение казачьей проблематики весьма актуально в настоящее время, проведены научные конференции, защищены диссертации. 12-13 ноября 1980 г. при содействии Карачаево-Черкесского обкома партии Научным советом Академии Наук СССР по комплексной проблеме «История Великой Октябрьской социалистической революции» и его Северо-Кавказской секцией, Институтом истории СССР Академии Наук СССР, Северо-Кавказским научным центром высшей школы, Карачаево-Черкесским научно-исследовательским институтом истории, филологии и экономики в Черкесске была проведена Всесоюзная научная конференция «Казачество в Октябрьской революции и гражданской войне». Это была первая такого рода научная конференция, в которой приняли участие известные отечественные историки, занимавшиеся исследованием этой проблемы, ветераны революции и гражданской войны. Доклады и сообщения были изданы отдельным сборником [5], который явился итогом многолетней работы историков по проблеме казачества. Вместе с тем, на конференции были выдвинуты вопросы, требовавшие дальнейшей научной разработки. В опубликованных статьях получили отражение положения дискуссионного характера, по которым среди ученых не было единой точки зрения. В сентябре 1986 г. также при активном содействии КарачаевоЧеркесского обкома партии Научным советом Академии Наук СССР и его Северо-Кавказской секцией по комплексной проблеме «История Великой Октябрьской социалистической революции», СевероКавказским научным центром высшей школы, Карачаево-Черкесским научно-исследовательским институтом истории, филологии и экономики в Черкесске была проведена вторая Всесоюзная конференция «Казачество в революциях и гражданской войне», доклады и сообщения на ней составили сборник «Казачество в революциях и гражданской войне» [6]. Карачаево-Черкесским научно-исследовательским институтом был издан второй сборник, который явился логическим продолжением первого. В октябре 2008 г. Департамент по делам казачества администрации Краснодарского края, Кубанское казачье войско, Кубанский го23 сударственный университет, Краснодарская региональная организация общества «Знание» России провели региональную заочную научно-практическую конференцию, которая была призвана проследить взаимоотношения казаков и горцев в широкой исторической ретроспективе. По итогам конференции издан очередной сборник [7], в котором рассмотрены вопросы хозяйственных взаимосвязей и боевого содружества казаков и народов Северного Кавказа, формирование пророссийски ориентированной северокавказской элиты, приводятся интересные сведения о службе горцев Российскому государству. В этот период по данной проблеме были защищены диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук: В.И. Иванова – «Аграрные отношения на Дону в период Октябрьской революции и гражданской войны», А.Ф. Глушкова – «Трудовое казачество Терека в борьбе за власть Советов» [8]. Советские историки в 60-80-е гг. ХХ в. продолжили исследования революционных идей казачества, борьбы станичной бедноты и фронтовиков за власть Советов. Однако необходимо отметить, что в исследованиях этого периода оставались мало освещенными проблемы колебания мелкобуржуазных слоев казачества в годы революции и гражданской войны, а порой и искажалась историческая действительность. Архивные документы использовались исследователями весьма односторонне. В те годы «как-то не было принято писать о тех, кто выступал в открытой или скрытой форме против утверждавшейся диктатуры пролетариата и ее олицетворения – Советов, в которых в наивысшей степени «находил выражение союз рабочего класса и крестьянства», выступавший в качестве главного принципа диктатуры пролетариата» [9]. Казачество как альтернативная сила советской власти и большевикам представлено в мемуарах руководителей белого движения, белоэмигрантов А.И. Деникина и И.А. Полякова [10], которые писали о казаках, боровшихся за идеи Февральской буржуазнодемократической революции и Временного правительства. В мемуарах А.И. Деникина «Очерки русской смуты» [11] одна из глав называется «Революция и казачество», в которой автор описывает трагические события Октябрьской революции и гражданской войны на Юге России. В своих воспоминаниях начальник штаба Донских армий и войскового штаба Генерального штаба генерал-майор И.А. Поляков «Донские казаки в борьбе с большевиками» описывает драматизм борьбы за власть на Дону и Северном Кавказе. 24 Накануне Октября более половины всех казаков составляли середняки. Однако, вопреки этому, известный отечественный историк Д.С. Бабичев утверждает, что основную массу казачества составляли не середняки, а бедняки (57%), исходя из этого, он приходит, на наш взгляд, к спорному выводу о том, что основная масса казачества накануне и в период социалистической революции, якобы, выступала в качестве одной из ее движущих сил, а все «трудовые массы казачества» принимали активное участие «в революционном движении рабочего класса с начала XX века, выступали на его стороне» [12]. Подобной точки зрения придерживается и Л.И. Футорянский [13]. Оба историка преувеличивают степень революционности казачества. Революционно-демократические проявления в казачьей среде, не выходившие за рамки типичной мелкобуржуазной революционности, представляют как борьбу за пролетарское дело, что не соответствовало действительности. Новые успехи в исследовании истории казачества, его участия в революциях и гражданской войне достигнуты в 90-х г. XX в, когда стали доступны ранее закрытые архивные фонды. В стране начались демократические преобразования, способствовавшие появлению более достоверных в историческом плане трудов на прежде запретные темы. Видный ученый С.П. Мельгунов в своей монографии «Красный террор в России» [14] впервые привел сведения о казаках, принудительно переселившихся в Архангельск («город мертвых»). В монографии И.Л. Омельченко «Терское казачество» [15], изданной Северо-Осетинским институтом гуманитарных исследований, с новых методологических позиций исследованы хронологические рамки, причины и условия образования терского казачества, его общественное устройство, характер отношений с соседними народами. Актуальные проблемы истории и культуры казачества исследуются в научных трудах В.Г. Каламиец, А.И. Козлова, П.Г. Чернопицкого [16] и др. В книге «Казачество: История вольной Руси» [17] писательисторик В.Е. Шамбаров представил читателю полную историю всех Казачьих Войск России от их зарождения до современности, рассказал о казачьих традициях, верном служении Отчизне, трагических временах геноцида во времена советской власти, возродил правду о славном и великом казачестве. В работах М.Б. Беджанова, А.В. Венкова, В.Н. Чернышева, Н.Ф. Бугая, Д.Х. Мекулова, Т.В. Таболиной, А.М. Гонова и других авторов 25 на основе архивных документов предпринята попытка восстановить историческую правду о процессе выселения казачества, этапах его реабилитации 1925, 1935, 1943, 1990-е гг. [18]. Такова, в общих чертах, историография казачества Юга России в революциях и гражданской войне ХХ в. Примечания: 1. Попко И. Терские казаки с стародавних времен. Вып.1: Гребенское войско. Спб.,1980; Кравцов И. Очерки о начале Терского казачьего войска. Харьков, 1882; Караулов М.А. Терское казачество в прошлом и настоящем. Владикавказ, 1912; Ткачев Г.А. Казаки и туземцы в Терской области (по поводу толков о казачьем многоземелье и забижении туземцев). Владикавказ, 1910; он же: Гребенские, терские и кизлярские казаки. Владикавказ, 1911 и др. 2. Янчевский Н.Л. Гражданская борьба на Северном Кавказе. Ростов-наДону, 1927; он же. Разрушение легенды о казачестве. Ростов-на-Дону, 1931; Ульянов И.И. Казаки и Советская республика. М., 1929; Золотов В.А. Крестьянское движение на Дону в период подготовки Великой Октябрьской социалистической революции – Октябрьская революция на Дону. Ростов-на-Дону, 1957; Бабичев Д.С. Донское трудовое казачество в борьбе за власть Советов. Ростов-на-Дону, 1969; Грищенко Н.П. Горский аул и казачья станица накануне Великой Октябрьской социалистической революции. Грозный, 1972; Футорянский Л.И. Борьба за массы трудового казачества в период перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую. Оренбург, 1972 и др. 3. Болдырев Ю.Ф. Борьба трудящегося крестьянства и казачества северных округов Дона за Советскую власть. Ростов-на-Дону, 1975. 4. Ермолин А.П. Революция и казачество. М., 1982; Козлов А.И. Октябрь и казачество Дона, Кубани и Терека // Вопросы истории, 1981, №3; он же. Истоки колебаний трудящегося казачества в революции // Актуальные вопросы историографии Октября на Дону и Северном Кавказе. Ростов-на-Дону, 1986; Гиоев М.И. Антиденикинский фронт на Кавказе. Орджоникидзе, 1984; он же. Казачество Терека в революции и в начальном периоде гражданской войны // Казачество в Октябрьской революции и гражданской войне. Черкесск, 1984; Ортабаев Б.Х. Терское казачество накануне Великого Октября // Казачество в Октябрьской революции и гражданской войне. Черкесск, 1988 и др. 5. Казачество в Октябрьской революции и гражданской войне. Материалы Всесоюзной научной конференции. Черкесск, 1984. 6. Казачество в революциях и гражданской войне. Черкесск, 1988. 7. Казачество и народы Северного Кавказа: пути сотрудничества и службы России. Материалы заочной научно-практической конференции. Краснодар, 2008. 8. Иванов В.И. Аграрные отношения на Дону в период Октябрьской революции и гражданской войны. М., 1965; Глушков А.Ф. Трудовое казачество Терека в борьбе за власть Советов. Нальчик, 1969. 9. Бугай Н.Ф., Гонов А.М. Кавказ: народы в эшелонах (20-60-е годы). М., 1988. С. 84. 26 10. Деникин А.И. Очерки русской смуты. Париж, 1921; Поляков И.А. Донские казаки в борьбе с большевиками. Мюнхен, 1962. 11. Деникин Антон Иванович (1887-1947), один из руководителей контрреволюции в период гражданской войны и военной интервенции, генерал- лейтенант (1916). Участник Первой мировой войны. С апреля 1918 г. возглавлял Добровольческую белогвардейскую армию, затем являлся главнокомандующим Вооруженными силами Юга России. После разгрома деникинщины с 1920 г. белоэмигрант. 12. Бабичев Д.С. Указ. соч. С. 12, 17. 13. Футорянский Л.И. Указ. соч. 14. Мельгунов С.П. Красный террор в России. М., 1990. 15. Омельченко И.Л. Терское казачество. Владикавказ, 1991. 16. Каламиец В.Г. Очерки истории и культуры терских казаков. Нальчик, 1994; Козлов А.И. Актуальность проблем истории казачества XVI-XX вв. Ростов-на-Дону, 1995; он же: Возрождение казачества – история и современность (эволюция, политика, теория). Ростов-на-Дону, 1996; Чернопицкий П.Г. О судьбах казачества в советский период. Проблемы истории казачества. XVI-XX века. Ростов-на-Дону, 1995. 17. Шамбаров В.Е. Казачество: История вольной Руси. М., 2007. 18. Венков А. В чем казачий вопрос? // Дон. 1990. №2.; Беджанов М.Б. Суверенитет, демократические движения, многопартийность и возрождение казачества. Майкоп, 1991; Казачество: истоки и возрождение. Ставрополь, 1991; Кубанское казачество: проблемы и история возрождения. Краснодар, 1992; Чернышев В.Н. Казачество и его традиции. Минеральные Воды, 1992; Бугай Н.Ф. Казаки – представители русского народа: проблемы реабилитации// Русский народ – историческая судьба в XX веке. М., 1993; Казачество России: проблемы возрождения // Обозреватель. М., 1993 № 28,32; он же. Экономический фактор и реабилитация казачества // Русский путь в развитии экономики. М., 1993; Таболина Т.В. Возрождение казачества. 1989-1994. М., 1994; Гонов А.М. Русские на Северном Кавказе. 20-30-е годы. Ростов-на-Дону, 1997; Бугай Н.Ф., Гонов А.М. Кавказ: народы в эшелонах (20-60-е годы). М., 1998 и др. А.А. Байрамкулова Репрессии против казачества в период установления советской власти В конце ХХ в. в российском обществе под влиянием произошедших перемен усилился интерес к прошлому, некогда «закрытым темам» отечественной истории. Уход с политической арены КПСС, монопольно владевшей правом на интерпретацию политических событий, облегчил доступ к ранее недоступным для исследования ар27 хивным документам. Всестороннее выявление засекреченных, по тем или иным причинам, документов и материалов в архивах Российской Федерации позволяет восстановить историческую правду о трагедии казачества. Прошлое этого военного сословия, сыгравшего заметную роль в истории России, в годы советской власти незаслуженно замалчивалось или искажалось. В настоящее время по проблемам казачества, включая репрессии против него, опубликовано немало научной и художественной литературы, между тем, актуальность их изучения вполне очевидна. В данной статье предпринимается попытка анализа отдельных аспектов участия казачества в Октябрьской революции и Гражданской войне и их взаимоотношений с советской властью, причин и масштабов репрессий против казачества. Ход революции, первые шаги советской власти оказывали заметное влияние на изменение роли казачества в обществе. В истории России периода установления советской власти репрессии были одной из главных составляющих государственной политики. Большевики воспринимали политический террор, как нечто, на их взгляд, естественное, присущее любой революции. «Террор вытекает из природы революции, – писал Троцкий, – цель (социализма) при известных условиях его оправдывает» [1]. Репрессии, таким образом, явились условием существования большевистского режима, суть которого в них и состояла. По свидетельству первого наркома юстиции И.З. Штейнберга, «…террор составляет не случайную черту, а самую сущность советской системы» [2]. Главным инструментом советской власти в этот период был так называемый «красный террор». В России до 1917 г. проживали более 6 млн. казаков. В революционных событиях на начальном этапе казачество заняло позицию нейтралитета. Но события развивались столь стремительно, что казаки встали перед необходимостью выбора. «Казачий узел» большевики разрешили революционным путем. Идеологи «мировой революции» объявили их «опорой самодержавия», «контрреволюционным сословием». Как писал Ленину один из них, И. Рейнгольд: «Казаков, по крайней мере, огромную их часть, надо рано или поздно истребить, просто уничтожить физически, но тут нужен огромный такт, величайшая осторожность и заигрывание с казачеством: ни на минуту нельзя забывать, что мы имеем дело с воинственным народом, у которого каждая станица – вооруженный лагерь, каждый хутор – крепость» [3]. 28 Казачество первым сполна испытало репрессии советской власти. Однако необходимо иметь в виду, что еще задолго до прихода к власти большевиков против этого сословия российским правительством были начаты репрессии. Предупреждения большевиков, хорошо знавших боевую историю и менталитет казаков, о нецелесообразности их проведения против казачества, не были услышаны. Планы репрессий, названные впоследствии «расказачиванием» и вынашиваемые в России еще до 1917 г., в полной мере развернулись в советский период. И дело было вовсе не в подавлении «народных выступлений», как декларировалось советской властью. Врагами большевиков казаков неизбежно делали их здоровый консерватизм, свободолюбие, любовь к родной земле, зажиточность, более высокий уровень грамотности, а главное – историческая приверженность самодержавию и православию. Установление советской власти проходило в условиях жесточайшей борьбы, в эпицентре которой оказалось и казачество, воспринимаемое, в определенном смысле, как сословие, враждебное широким народным массам. В качестве единственно возможной по отношению к нему политикой рассматривалось насилие. «Красный террор», оцениваемый большевиками как ответная мера по отношению к тем, кто выступал против новой власти, на самом же деле выходил далеко за пределы революционной борьбы. Наиболее жестоким образом «красный террор» коснулся казачества. Часть населения России не приняла советскую власть и в составе белого движения стала оказывать ей вооруженное сопротивление. Нарождавшаяся новая государственность породила сложный социальнополитический конфликт, применяя жесткие меры против всех, кто, в той или иной степени, противодействовал ее становлению. Гражданская война обострила этот конфликт, приведшей к активизации эмиграции. Боевые действия, начавшиеся репрессии против, в том числе, участников белого движения, усиливавшееся противостояние с советской властью во многом определили складывавшуюся ситуацию и последовавшую за ней эмиграцию казаков. Избавившись от представителей интеллигенции, не принявших идеи советской власти, истребив или подчинив себе духовенство, советы занялись уничтожением зажиточных крестьян, в том числе и казаков, которых большевики назвали кулаками. Все это пагубно отразилось на благосостоянии всего народа. «Красный», а вернее государственный террор особенно широко был развернут в местах массового проживания казаков – на Дону, Кубани, Тереке, Урале, в Забайкалье, Приамурье и др. 29 Советское руководство сосредотачивало свои усилия, в том числе на подрыве экономической базы казачества. В мае 1918 г. в Оренбуржье были сожжены станицы Донецкая, Татищевская, Донгузская, Угольная, Григорьевская, Пречистенская, Благословенская, Владимирская, Ильинская [4]. В этом же году большевики провели серию репрессий в Забайкалье, в ходе которых уничтожены 16 станиц: Аба2-я Чиндатская, Чиндантгайтуевская, Цаган-Олуевская, Гродековская, Могойтуевская, Дурулгуевская, Манкечурская, Донинская и др. У казаков этих станиц, бежавших в Монголию, были сожжены дома, разграблен сельскохозяйственный инвентарь, расхищен хлеб, угнан скот. В ответ на это в 1918 – 1920 гг. казаки Забайкалья стали формировать свои отряды, впоследствии вошедшие в воинские подразделения атамана Г.М. Семенова[5]. Против репрессий советской власти выступила и часть терского казачества. В 1918 – 1919 гг. в ряде станиц Терека и Сунжи: Ермоловской, Калиновской, Заканюртовской (Романовской), Самашкинской, Михайловской и ряда др. прокатились восстания. После жестокого их подавления частями 8-й Кавказской Трудовой Армии ее командующий А. Медведев на 8 час. отдал эти станицы на разграбление. Все казаки были высланы из этих станиц. В 1918 – 1919 гг. по указанию Чрезвычайного Комиссара Юга России Г. К. Орджоникидзе была проведена серия мер по выселению терских казаков из станиц Северной Осетии [6]. Под проведение репрессий советской властью была подведена определенная юридическая база. 24 января 1919 г. вышла директива Оргбюро ЦК ВКП (б), которая сыграла важную роль в «юридическом» оформлении политики советской власти в отношении казачества. Данный документ широко известен многим современным историкам, которые довольно подробно его проанализировали и прокомментировали. Тем не менее, он продолжает интересовать исследователей, т. к. дает ясное и недвусмысленное представление о политике советской власти относительно казачества. В директиве отмечалось, что «последние события на различных фронтах в казачьих районах – … продвижение в глубь казачьих поселений и разложение среди казачьих войск – заставляют … дать указания партийным работникам о характере их работы при воссоздании и укреплении советской власти в указанных районах. Необходимо, учитывая опыт года гражданской войны с казачеством, признать единственно правильным самую беспощадную (выделено нами – А.Б.) борьбу со всеми верхами казачества путем поголовного их истребления. Никакие компромиссы, никакая половинчатость … недопустимы. Поэтому необходимо: 30 1. Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем вообще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью. К среднему казачеству необходимо применять все те меры, которые дают гарантию от каких-либо попыток с его стороны к новым выступлениям против Советской власти. 2. Конфисковать хлеб и заставить ссыпать все излишки в указанные пункты, это относится как к хлебу, так и ко всем другим сельскохозяйственным продуктам. 3. Принять все меры по оказанию помощи переселяющейся пришлой бедноте, организуя переселение, где это возможно. 4. Уравнять пришлых «иногородних» к казакам в земельном и во всех других отношениях. 5. Провести полное разоружение, расстреливая каждого, у кого будет обнаружено оружие после срока сдачи. 6. Выдавать оружие только надежным элементам из иногородних. 7. Вооруженные отряды оставлять в казачьих станицах впредь до установления полного порядка. 8. Всем комиссарам, назначенным в те или иные казачьи поселения, предлагается проявить максимальную твердость и неуклонно проводить настоящие указания. ЦК постановляет провести через соответствующие советские учреждения обязательство Наркомзему разработать в спешном порядке фактические меры по массовому переселению бедноты на казачьи земли» [7]. В ответ на эти требования местные власти стали увлекаться «расказачиванием». У многих из них сложилось впечатление, что директива Оргбюро ЦК требует репрессий к большинству казачьего населения, так как оно прямо или косвенно участвовало в борьбе против советской власти. Помимо массовых расстрелов на местах были организованы продотряды, отнимавшие продукты; станицы переименовывались в села, само название «казак» оказалось под запретом. Директива, подписанная Я. Свердловым, дополнялась и развивалась разного рода постановлениями. Так, например, предписывалось «поставить в порядок дня политику репрессий по отношению к казачеству, политику экономического и как подобного ему красного террора... С казачеством, как с обособленной группой населения, нужно покончить» [8]. 31 3 февраля 1919 г. появился секретный приказ № 171 председателя РВС Республики Троцкого «О расказачивании». В этот же период директива Донбюро ВКП (б) прямо предписывала: а) физическое истребление, по крайней мере, 100 тысяч казаков, способных носить оружие, т.е. от 18 до 50 лет; б) физическое уничтожение так называемых «верхов» станицы (атаманов, судей, учителей, священников), хотя бы и не принимающих участия в контрреволюционных действиях; в) выселение значительной части казачьих семей за пределы Донской области; г) переселение крестьян из малоземельных северных губерний на место ликвидированных станиц. Учитывая такую жесткую постановку вопроса, местные партийные и советские органы начали поголовное расказачивание. Запрещалось ношение военной формы и лампасов. Часть станиц переименовывали в волости, хутора – в села. Во главе станиц ставили комиссаров, населенные пункты облагались денежной контрибуцией, разверстываемой по дворам. За неуплату производились расстрел или ссылка в концлагеря. На сдачу оружия, в том числе старых шашек и кинжалов, отводилось три дня. Не выполнившие этот приказ подвергались расстрелу или отправке в ссылку на Север. Директиву центра на местах трактовали по-своему и доводили, порой, до крайности. В этом отношении показательна ситуация, сложившаяся на Дону. Там арестовывали людей только за то, что они по мобилизации были в войсках Краснова. Расстреливали семьи казаков, ушедших с белыми. По хуторам разъезжали трибуналы, которые производили немедленные расправы. Карательные отряды отбирали скот, продовольствие. Некоторые работники советских учреждений Дона открыто проповедовали лозунг: «Пока не вырежем казачество и не населим пришлым элементом Донскую область, до тех пор советской власти там не бывать». Такая постановка вопроса поддерживалась далеко не всеми представителями власти. Член Казачьего отдела ВЦИК М. Данилов отмечал: «Разве для того казачество осталось, чтоб его убивали, без оружия в руках, ведь мы фактически обманули и побили их» [9]. Нельзя утверждать, что казачество безропотно подчинялось репрессиям. На многих территориях, занятых Красной армией, действовало белогвардейское подполье, возглавившее стихийное восстание доведенных до отчаяния казаков. Во многом этому способствовали 32 действия карательных частей Красной Армии. 16 марта 1919 г. ЦК партии большевиков по предложению Г. Сокольникова приостановило секретную директиву по проведению репрессий. Но каких-либо иных методов борьбы с повстанцами советское командование не признавало. Например, член Реввоенсовета Южного фронта Колегаев приказал войскам, действовавшим против восставших казаков, применять по отношению к повстанцам: «а) сожжение восставших хуторов; б) беспощадный расстрел всех без исключения лиц, принимающих прямое или косвенное участие в восстании; в) расстрел через 5 или 10 человек взрослого мужского населения восставших хуторов; г) массовое взятие заложников из соседних и восставших хуторов; д) широкое оповещение населения хуторов, станиц и т. д. о том, что все станицы и хутора, замеченные в оказании помощи восставшим, будут подвергаться беспощадному истреблению всего взрослого мужского населения и предаваться сожжению…» [10]. Советские войска двинулись по объятой восстанием территории, выполняя жестокий приказ. Привести все факты террора красных на Кубани, ограничиваясь временными рамками изучаемого периода, в одной статье невозможно. Арестовать невиновного человека именем советской власти мог, практически, каждый красноармеец. Выяснить причину ареста, проследить место содержания и судьбу арестованных нередко представлялось весьма затруднительным. Обыски и реквизиции перерастали в повальный грабеж частного и общественного имущества. У казаков отнималось все, начиная со скота, строевой лошади и кончая детской рубашкой. Награбленное имущество передавалось начальству. Советская власть разрушала казачьи хозяйства, подвергая их земельному переделу. Семьи и вдов казненных казаков лишали даже клочка земли. Затянувшаяся борьба с казачеством изматывала силы большевиков и, в определенном смысле, дискредитировала саму идею мировой революции. Разрешение вопроса советская власть видела в «расказачивании». Однако, единого понимания этого процесса у большевиков не было. Некоторые рассматривали «расказачивание» как уравнивание казаков с «неказаками» в экономическом отношении, другие – как уничтожение казаков. Разрешение вопроса было передано на усмотрение местных властей, а Казачьему отделу ВЦИК оставалось 33 лишь сожалеть, что вопросы чрезвычайной важности, нередко затрагивающие основы казачьего быта, установившегося веками, рассматриваются и решаются безо всякого участия со стороны Казачьего отдела ВЦИК. В 1919 г. центральное и местное руководство повсеместно начинает принимать различные меры по проведению в рамках репрессий массового переселения казаков на Север, рассредоточения между местным населением с целью ликвидации казачества как такового. Продолжая политику репрессий, в мае 1919 г. Президиум ВЦИК рекомендовал создать в некоторых губернских городах специальные концентрационные лагеря для высылаемых казаков, что знаменовало собой новый этап их репрессий. Выполняя эти распоряжения, развернув государственный террор против казаков, несогласных с советской властью, большевики насаждали в казачьих станицах вооруженные отряды, члены которых расстреливали казаков за малейшее непослушание. Проводя политику массового уничтожения казаков, советская власть, по сути, объявили их вне закона. Особую «старательность» в исполнении мер по организации репрессий проявил Уральский областной Революционный комитет, издавший в начале февраля 1919 г. инструкцию, в которой предписывалось: «объявить вне закона казаков, и они подлежат истреблению» [11]. Для этих целей спешно готовились новые концентрационные лагеря и использовались старые. В докладной записке в ЦК РКП (б) члена Казачьего отдела ВЦИК Ружейникова в конце 1919 г. было отмечено, что уральские казаки до сих пор продолжают оказывать планомерно продвигающейся в глубь уральских степей Красной Армии «самое отчаянное сопротивление» [12]. Большую роль в деле продления ожесточенной борьбы с уральскими казаками сыграли, помимо всего прочего, приемы насаждения советской власти среди уральских казаков. Уральский ревком вступил на жесткий путь преследования казачества, которое, практически, все огульно признавалось контрреволюционным и кулаческим. Для реализации этих мер был издан целый ряд карающих циркуляров и инструкций для сельских и волостных Советов. Возвращающиеся беженцы часто не впускались в свои станицы, дома. Домашнее имущество, сельскохозяйственный инвентарь и домашний скот расхищались. Ревкомом были разработаны проекты не только о выселении «кулацкого казачества», но и переселении на его место крестьянской бедноты центральных губерний. В ответ на это казачество поднимало восстания в тылу, которые жестоко подав34 лялись. В ночь с 6 на 7 мая 1919 г. из содержащихся в Уральской тюрьме 350-400 чел. 9-го и 10-го Уральских казачьих полков, перешедших на сторону красных еще в марте 1919 г., было расстреляно 100-120 чел. Часть арестованных без всякого суда и следствия были утоплены в реке Урал [13]. Откровенная политика полного искоренения казачества проводилась и в других местах Сибири. Делегат от Омска на I Всероссийском съезде трудовых казаков Полюдов вообще заявил, что казаков в Сибири нет и больше никогда не должно быть [14]. Казачество Дона, Кубани, Терека, Урала, Оренбуржья, Забайкалья, Приамурья и ряда других казачьих регионов негативно восприняло эти акции. Многие руководители казачьих формирований в ответ стремились активизировать борьбу с большевиками, несмотря на все проблемы и разногласия, которые имели место в казачьей среде. Пытаясь оправдать репрессии, 21 декабря 1920 г. на совещании в Казачьем отделе ВЦИК отмечалось, что в 1919 г. казачество в массе своей примкнуло к реакции, причем не только кулаки, но и середняки, и «трудовики» [15]. Это привело к дальнейшему обострению ситуации, чем воспользовались большевики и ужесточили репрессии. В 1919 – 1920 гг. на Тереке были выселены казаки из Кохановской, Ильинской, Ермоловской, Заканюртовской, Самашкинской, Михайловской, Фельдмаршальской, Сунженской, Тарской, Акиюртовской и ряда других станиц. Угонялся скот, уничтожались сельскохозяйственный инвентарь, мебель, домашняя утварь. Снимались даже окна и двери с домов и построек. Казаки, оказывавшие сопротивление, либо расстреливались, либо арестовывались. Земли, скот и личное имущество, принадлежавшие казакам, конфисковывались [16]. После разгрома армии Деникина в марте 1920 г. против казачества был направлен очередной удар. В казачьих областях по положению от 18 марта 1920 г. утверждались революционные трибуналы, «…меры которых [были] не ограничены» [17]. Как отмечала «Независимая газета» от 12 мая 1991 г., всего за годы гражданской войны было уничтожено 1250 тыс. казаков. Итоги политики, проводимой большевиками, были удручающими и по отношению к казачеству Северного Кавказа. По данным за 1918 – 1920 гг., представленным председателем казачье-крестьянской делегации Терской области Шабуниным, по Грозненскому, Пятигорскому, Владикавказскому, Нальчикскому округам было убито 108 чел. (гражданского населения), ранено – 14, пленено – 11; угнано крупного рогатого скота – 1469 голов, лошадей – 1374 головы, баранов – 3835 [18]. 35 Лагеря военнопленных в Донецком и Хоперском округах и г. Ростове, активно использовались для содержания арестованных казаков и офицеров, значительная часть которых была впоследствии расстреляна или отправлена на Север [19]. Репрессии продолжались и в другом направлении. Например, в Астраханской губернии отказались возвращать земли, незаконно отнятые у казаков. Казачеству запрещалось пользоваться лесными угодьями и заниматься рыбной ловлей. Всех недовольных репрессиями арестовывали. В Царицынской и Астраханской губерниях все концлагеря были переполнены казаками. Например, в Астраханской губернии в них содержалось до 2000 казаков разных казачьих войск [20]. Особым направлением в работе с казачеством явилось продолжение процесса по расказачиванию, в результате которого, так же как и в других казачьих регионах, ликвидировались станицы, вводились волости; поселки преобразовывались в села, получавшие новые названия. Советской властью осуществлялось насильственное вмешательство в казачий быт, ликвидировалось казачье самоуправление, казаки принудительно «загонялись» в коммуны, что, естественно, отрицательно воспринималось ими. Казачество занимало все более негативную и выжидательную позицию по отношению к новой власти. Таким образом, советской властью в первой половине 1920-х гг. была реализована политика притеснений казачества, которая носила ярко выраженный характер массовых репрессий. Были реализованы меры по уничтожению экономической базы и выселению казаков из мест их традиционного проживания. Принудительное переселение привело казачество к отрыву от земли, утрате обычаев и традиций, затруднило адаптацию в новых местах проживания. Те, кто открыто не подчинялся указаниям центра и местных органов власти, подвергались выселению. Казаки, которые сопротивлялись этим жестоким мерам, были репрессированы. Многие из них помещались в концлагеря, выселялись на Север, подвергались расстрелу. Репрессии против казачества были одной из причин исчезновения казачества – как внушительной военной организации Российского государства. Примечания: 1. Пронштейн А. За землю, за волю. Ростов-на-Дону. 1964.С. 256-257. 2. Алиев И.И. Этнические репрессии. М., 2008.С.87. 3. Белозерцев С.В., Дуванова Л.Н. Механика смерти // Красный террор времен перестройки. М.,1993.С.96. 4. Казачество. Мысли современников о прошлом, настоящем и будущем казачества. Париж, 1928. С. 77. 5. Там же. С.79. 36 6. Архив объединенного музея г. Владикавказа. Ф. 372. Оп.1.Д. 2.Л. 9. 7. ГАРФ Ф.Р. 1235. Оп.84. Д. 8. Л. 36. 8. Там же. Л.39. 9. Российское казачество. Научно-справочное издание. М., 2003. С.87. 10. Там же. С.89. 11. Машин М.Д. Оренбургское и уральское казачество в годы Гражданской войны. Саратов,1984. С. 197. 12. Там же. С. 199. 13. Там же. С. 208. 14. Долгих А.И. Состояние хозяйства и классовое расслоение сибирского казачества в конце 19-начале 20 вв. Омск,1970. С. 36. 15. Российское казачество … С. 91. 16. Там же. С. 98. 17. Там же. С. 104. 18. ГАРФ. Ф.Р.- 1235. Оп. 95. Д. 517. Л. 248. 19. Там же. Оп. 84. Д. 9. Л. 215-216. 20. ГАРФ. Ф. Р.- 1235. Оп. 84. Д. 9. Л. 320. Т. Б. Берсиров Особенности патриотического воспитания казачьей молодежи Сложные социально-политические и экономические процессы, происходящие в нашей стране, привели к изменению ценностных ориентаций молодежи, деформировали некоторые идеалы, убеждения и взгляды. Размытость современных понятий «патриотизм», «честь», «долг», «совесть», «достоинство», «любовь» вносит свой негативный вклад в морально-психологическое состояние общества. Поэтому забота о патриотическом воспитании молодежи приобретает для нашего государства судьбоносное значение. Возрождение патриотизма – шаг к возрождению России. Именно патриотизм является духовным достоянием личности, одним из важнейших компонентов общественного сознания и фундамента общественной и государственной систем, составляет духовнонравственную основу их жизнедеятельности. Патриотическое воспитание – это целенаправленное формирование у граждан страны любви к Родине, готовности к ее вооруженной защите. Основными задачами патриотического воспитания являются формирование у граждан патриотического самосознания, воспитание верности боевым и героическим традициям Российской армии. 37 Оно осуществляется совместными усилиями семьи, школы, трудового коллектива, органов государственной власти, общественных организаций, средств массовой информации, творческих союзов. В Концепции государственной политики по отношению к казачеству, одобренной Постановлением Правительства Российской Федерации от 22 апреля 1994 г. № 355 отмечено: «Возрождение традиционной для России государственной службы казачества является одним из элементов становления новой российской государственности, укрепления ее безопасности. …Культура, традиции, обычаи казачества складывались под воздействием государственной службы и особого уклада жизни, поэтому без восстановления традиционного государственного статуса казачества невозможно возрождение казачества в целом». Этот же подход к возрождению казачества подтверждает Федеральный закон «О государственной службе российского казачества», принятый Государственной Думой РФ в 2005 г. [1] Уникальность казачества состоит в том, что среди враждебного окружения оно смогло составить сильную демократическую, свободолюбивую и религиозно-идейную общину, с особым говором, нравами и обычаями, а главное – рыцарской идеей «лечь костьми за обиженных и угнетенных, за свои родные земли и православную греческую веру на удивление всему миру и на славу своим потомкам» [2]. В основе казачьей идеологии и морали всегда лежало выполнение воинского долга перед Отечеством. Этот долг казаки честно исполняли во всех войнах, казачество по праву считалось самым патриотичным слоем общества. Патриотизм, неразрывно связанный в России с преданностью престолу и вере предков, был краеугольным камнем казачьей психологии. Триединая формула «За Веру, Царя и Отечество» определяла основные направления воспитания молодых казаков и служила в дальнейшем их «символом веры» на протяжении всей жизни [3]. Исторически сложившиеся условия, в которых происходило зарождение кубанского казачества, явились предпосылкой для формирования собственных психологических особенностей сознания кубанцев. Фактически синтезировав черты разных народов, при наличии общего языка, религии, образования и столетий совместной жизни под властью общероссийского государства, кубанские казаки оказались непохожими ни на кого, в результате чего они смогли создать 38 своеобразную традиционную культуру, оказывающую существенное влияние на все стороны их деятельности. Традиционная культура казачества Кубани не только теснейшим образом связана с его бытом, но и охватывает все стороны жизнедеятельности казачества. Именно традиционная культура (система ценностей, обычаи, верования и военно-профессиональные знания, язык и обряды, одежда и пища и др.) способствовала воспитанию привязанности казаков к своей культурной среде или к родной гражданственности, которая является естественным основанием патриотизма. На формирование патриота существенное влияние оказывали следующие традиционные ценности, которыми дорожили и сознательно культивировали казаки: коллективизм и, как высшее его проявление, – братство; моральные принципы, а также казачье войсковое право; религиозность, православность характера мышления казака; семейный уклад; военно-профессиональные знания, выработанные эмпирическим путем и др. [4] Традиционная культура оказывала существенное влияние на педагогические взгляды казачества на патриотическое воспитание, специфика которых определяется, в первую очередь, его жизненным укладом, который в XIX – первой четверти XX вв. состоял из взаимосвязанных, во многом перекрывающих друг друга, но, вместе с тем, достаточно самостоятельных «миров»: военного и гражданского. При этом военная сторона жизнедеятельности казаков являлась определяющей, так как именно войсковой «мир», основанный на многовековых традициях казачества, сформировал своеобразный в духовном плане тип личности: воина-защитника. Следует также отметить, что при исследовании педагогических взглядов казачества в нашей работе были также учтены положения о соотношении общечеловеческого и национального, выдвинутые Н.А. Бердяевым, В.С. Соловьевым, А.С. Хомяковым и др. [5] Общие закономерности патриотического воспитания, свойственные разным народам, характеризуют и воспитательные процессы кубанского казачества: наличие идеала личности, зафиксированного в фольклоре, эпосе и других источниках казачьей культуры и представляющего систему общечеловеческих ценностей; активное включение ребенка в реальную человеческую деятельность (игра, труд, военнопрофессиональная деятельность и др.); общинно-групповой характер патриотического воспитания и военно-прикладного обучения. Эти закономерности составляют сущностное ядро педагогических взглядов казачества на воспитание будущих защитников Отечества. 39 Основная идея педагогических взглядов кубанских казаков на воспитание молодого поколения заключалась в том, что человек воспитуем и обучаем, что самое ценное человеческое качество – «добродетель» и его необходимо прививать, ему необходимо учить, так как причиной многих человеческих пороков является незнание и невежество. Добродетель в представлении казаков – есть умение хорошо поступать, а хорошо поступать умеет тот, кто знает, как именно надо поступать. Таким образом, поведение казака зависит от знания, а связующим звеном между знанием и поведением выступает воспитание. Важнейшим элементом педагогических взглядов казачества на воспитание будущих защитников Отечества является совокупность эмпирических знаний, накопленных казаками в области воспитания и их практической деятельности по подготовке молодого поколения к взрослой жизни, сформированных в определенных условиях, к которым мы относим: природно-географические факторы (среду обитания казаков), влиявшие на воспитание, в первую очередь мужчины-воина, защитника; национально-этнические особенности, влияющие на обеспечение, с одной стороны, поликультурности, а с другой – осознания себя защитником Российского государства; характерные особенности казачьего быта, основанные, с одной стороны, на «жесткой» иерархичности и подчинении старшему, а с другой – на уважении личности каждого казака, в том числе и малолетнего; особые нравственные ценности (любовь к Отчизне, семье, верность в дружбе; готовность защищать слабых; свободу и независимость; уважение к женщине и старикам; культ силы и здоровья; веру, милосердие; героизм и самопожертвование), религиозную основу казачьей духовности. Непрерывность воспитательного процесса, характерного для системы воспитания кубанских казаков, обеспечивала формирование и развитие особого характера, опыта нравственного поведения, самосохранения, саморазвития и жизнетворчества, т.е. определенного типа личности, в наибольшей степени соответствующего социальным, региональным и этническим идеалам казачьего общества, несущего в своем мировоззрении коллективную память народа, отраженную в традициях, обычаях, обрядах. Адекватность педагогических взглядов кубанского казачества на воспитание воина-патриота требованиям, предъявляемым к казаку – защитнику Отечества, можно показать на примере использования следующих критериев: реалистичности (соответствия историческо40 му аспекту, социальному заказу на формирование и развитие определенных качеств и характеристик личности казака – верности Отечеству, взаимовыручки, уважения к старшим, свободолюбия и т.п.); системности (соответствия структуры и содержания системы патриотического воспитания подрастающего поколения целям подготовки казака – защитника Отечества); контролируемости (обеспечения диагностики конечной и промежуточной целей воспитания); внутренней логики (обусловленности задач воспитания природно-географическим факторам, национально-этническим особенностям и нравственным ценностям кубанского казачества); направленности на достижение конкретных результатов в воспитательной деятельности (восприятие и неукоснительное следование традициям кубанского казачества). В целом, педагогические взгляды казачества на воспитание будущих защитников Отечества можно охарактеризовать определенными принципами, анализ которых указывает на их общность не только с принципами воспитания современной педагогики, но и с принципами воинского воспитания, описанными профессором А.В. Барабанщиковым [6]: 1. Целенаправленность воспитания детей, выразившаяся в существующем у казаков идеале человека, несущего качества, присущие конкретному субэтносу (это система общечеловеческих ценностей, главными из которых являются любовь к Отечеству, нравственные начала человека и др.). Носитель отведенной ему военно-сословной функции защитника Отечества, юный казак стремился, прежде всего, к тому, чтобы максимально соответствовать установленному казачьим обществом типу. 2. Природосообразность воспитания, выразившаяся, во-первых, в рассмотрении человека как части природы, а во-вторых, как следствие необходимости уважения, любви и сохранения природы, своего народа, Отечества. 3. Общинный характер обучения и воспитания у казаков отражался в том, что дети – это забота не только семьи, но и рода, общины, региона в целом. Это и породило необходимость появления общественных воспитателей, которые на основе использования казачьих традиций нашли своеобразную форму казачьего воспитания – наставничество старшего поколения. 4. Уважение старших, почитание их как носителей мудрости народа, его традиций и идеалов. Педагогические взгляды казачества выражаются также в целях и 41 задачах воспитания будущих защитников Отечества. Основную цель в воспитании молодого поколения казаки видели в формировании физически развитого воина-патриота, защитника Отечества. Эта цель позволяла решать адекватные ей задачи: – приобщение личности молодого казака к системе культурных ценностей, отражающих богатство общечеловеческой и казачьей культуры; – раскрытие общечеловеческих моральных норм (доброты, взаимопонимания, сочувствия, верности т.д.) на конкретных примерах из истории и быта казачества, в том числе и собственной семьи; – формирование и развитие чувства патриотизма в единстве общечеловеческих и этнических ценностей; воспитание уважения к России и малой родине; стремления к сохранению и развитию славы и богатства Отечества; – формирование отношения к общефизической и военноприкладной подготовке как к социально и личностно значимой потребности и факту, обеспечивающему благополучие как самого казака, так и Кубанского казачьего войска. Решение перечисленных задач обеспечивало возможность заложения фундамента культуры личности патриота, которая вызывала к жизни потребность строить и защищать мир, общество, семью, себя. Ценность педагогических взглядов казачества на воспитание будущих защитников Отечества проявляется, прежде всего, в том, что они наполнены персоналиями – примерами для подражания. Кодекс рыцарской чести кубанского казака (Заповеди казака Игната – конец XVIII в.) включал: любовь к Отчизне, семье, верность в дружбе; готовность защищать слабых; свободу и независимость; уважение к женщине и старикам; культ силы и здоровья; веру, духовность, милосердие; героизм и самопожертвование [7]. Заметим, что история кубанского казачества не содержала примеров существования каких-либо специальных воспитательных структур, призванных помочь ему решать задачи планомерной социализации и развития детей по типу «казак-патриот». С этим успешно справлялась семья, опытные казаки-наставники, станица в целом; ведь казачество – это, прежде всего, определенное мировоззрение, образ и стиль жизни, осознание своей миссии, впитываемые буквально с молоком матери. Поэтому механизм влияния традиций кубанского казачества на воспитание воина-патриота в середине XIX – начале XX вв. можно представить в следующем виде. 42 Взгляды казачества на воспитание фиксировались в специальных рекомендациях и руководствах: наставлениях, заповедях – запретах, заповедях – разрешениях, советах по воспитанию, пословицах и поговорках. Сформировавшиеся на протяжении многих веков представления об идеале казака легли в основу всех компонентов системы воспитания молодого поколения в казачьей культуре. Сказки, песни, героический эпос, народные промыслы становились важными средствами обучения и воспитания. Таким образом, как показывает анализ сложившейся системы педагогических взглядов кубанского казачества на патриотическое воспитание, в ее основе заложен личностно-ориентированный подход при оптимальном сочетании интересов личности, коллектива, общества, государства. Следовательно, объективным конечным «продуктом» в процессе воспитания кубанским казачеством молодого поколения являлась личность, признающая гуманистические нормы и ценности, проникнутые идеалами служения Отечеству, духом патриотизма и коллективизма. В процессе эволюции казачеством были выработаны различные формы, методы и средства передачи социального опыта, основанные на традициях. Именно традиции придают казачеству своеобразие и личностную индивидуальность, именно они есть проявление той родовой памяти, того генетического, что определяет «органику» современного состояния исторической системы воспитания и закладывает основы ее жизнеспособности в будущем. В результате традиции кубанского казачества, включенные в жизнедеятельность подрастающего поколения, оказываются важнейшим компонентом воспитательной среды. Средствами военно-патриотического воспитания кубанского казачества являются, прежде всего, предметы материальной и духовной культуры (войсковые регалии, военная атрибутика кубанского казачьего войска, казачий фольклор – песни, пословицы, поговорки, сказы и т.п.), которые используются для решения педагогических задач: воспитания взаимопонимания, сочувствия, верности, развития ловкости, отваги, смелости, задора, чувства патриотизма, стремления к сохранению и развитию славы и богатства Отечества и т.д. На военно-патриотическое воспитание кубанского казачества существенное влияние оказывают также и различные виды деятельности (игра, обучение, труд, общение, войсковая служба и т.п.). Заботясь о совершенствовании традиционных средств патриоти43 ческого воспитания, казаки стремились сделать их как можно более разносторонними и гармоничными. Это выражалось в том, что средства патриотического воспитания изменялись по мере взросления ребенка. Так, в воспитании малышей использовались как игровые военные символы: деревянные коники, шашки, мечи, игрушечные знамена; обрядовые символы: пуля, шашка, конь, одежда, прическа, так и сама игровая деятельность, направленная на формирование таких качеств личности, которые были необходимы казаку для успешного выполнения обязанностей военной службы. В подростковом и юношеском возрасте средства воспитания усложнялись. Ими становились настоящие атрибуты военной жизни: шашки, кинжалы, ружья, обмундирование, кони; молодежь активно включалась в трудовую и начальную военно-профессиональную деятельности. Во взрослом казачьем обществе (в Кубанском казачьем войске) к атрибутам военно-патриотического воспитания предыдущего возрастного этапа добавлялись боевые знамена и регалии; ведущим видом деятельности казаков становилась военно-профессиональная деятельность. Традиции кубанского казачества также выступают и как основа методов воспитания, направленных на формирование и становление личности будущего защитника Отечества. Военная организация, с одной стороны, и демократическое устройство казачьего общества, с другой стороны, предопределяли использование таких традиционных для казаков методов воспитательного воздействия на детей, как беседа, разъяснение, убеждение, приучение, поощрение, наказание, одобрение, личный пример, показ, упражнения, осуждение и т.д. Таким образом, традиции пронизывали гражданскую и военную жизнь казачьей общины, в которую были непосредственно вовлечены все, от мала до велика. Участие рядом со взрослыми во всех важных станичных делах: воинских смотрах, сборах казаков в поход, уличных поединках, игрищах носило для юношей, подростков, детей младшего возраста инициирующий характер. Маленькие казачата видели возможности «личностных достижений», даже оставаясь иногда лишь зрителями захватывающих зрелищ. Примечания: 1. http://www.government.ru/gov/priorities/docs/15139 // Интернет-портал Правительства Российской Федерации. 2. http://histua.com/ru/istoriya-ukraini/ukrainskie-zemli-v-period-kazachestva/ kazachestvo. 44 3. Савельев А.П. Древняя история казачества. М.: «Вече», 2004. 4. См., например: Очерки истории Кубани: с древнейших времен по 1920 год. Краснодар, 1996. С. 302; Картины былого Тихого Дона: Краткий очерк истории войска Донского. М.,1992. Т. 1. С.15. 5. См., например: Бердяев Н.А. Душа России // Русская идея: Сб. произв. рус. мыслителей. М., 2002. С.296; Соловьев В.С. Русская идея // Там же. С.238.; Хомяков А.С. О старом и новом. М. 1988. С. 155. 6. См.: Махрова Т. К. Взаимоотношения казачества и государственной власти в XVIII-начале XX вв. На материалах Оренбургского и Уральского казачьих войск // дис. док. ист. наук. Челябинск, 2004. 7. Гомзякова Н.Н., Коровин В.М. Педагогические взгляды кубанского казачества на патриотическое воспитание молодежи // Вестник. Воронеж, 2006. №.10. Т. 2. С. 35-43. Г. И. Бондаренко Современное состояние казачьей культуры Последние десятилетия российской действительности стали временем серьезных испытаний для многих сфер жизнедеятельности людей, и культура в этом перечне занимает одно из первых мест. Отрицание прежних идеалов, ценностей, разрушение устоявшегося мировоззрения болезненно сказались на людях, создав ситуацию культурного шока, и последствия этой «шоковой терапии» не преодолены до сих пор. Рыночные отношения, став одним из главных рычагов прогресса в экономике, послужили причиной регресса в культуре, ибо коммерческий интерес далек от духовных ценностей, не имеющих ничего общего с бизнесом. Необходимо было опереться на такие идеалы в культуре, которые были бы неподвластны политическим вихрям и выражали бы сущностную основу бытия человека, его этнические корни, и такие ценности могла нести в себе традиционная народная культура. Эта востребованность народной культуры с ее тысячелетними традициями вызвала движение за ее возрождение, особенно в регионах России, где в народе еще сохранилась связь с традициями прошлого. Одним из таких регионов является Кубань. За последние 90 лет народная культура и Кубани, и России в целом претерпела многое – от периода жесткого давления и запрещения некоторой ее части до периода «замаливания грехов» и возвеличивания, и в этих перипетиях многое в народной культуре было утрачено. Вернуть народные традиции, обычаи в повседневную жизнь, дающие 45 человеку чувство укорененности, этнической самоидентификации, возможность противостоять глобальным тенденциям «массовизации» культуры и многое другое является актуальной задачей культурной политики. Об этом все более настойчиво говорится с самых высоких трибун. Так, на специальном заседании Государственного Совета РФ, состоявшемся 26 декабря 2006 года, традиционная народная культура была представлена как национальная идея государства, как особая парадигма его развития [1]. Однако возрождение традиционной народной культуры сопровождается рядом проблем, одной из которых является ее (народной культуры – Г.Б.) недостаточная изученность в культурологическом и социологическом плане. До сих пор в представлениях многих людей традиционная народная культура связывается исключительно с крестьянством, мало изученными остаются ее современные городские формы, с расширением коммуникационных возможностей развиваются новые формы традиционных жанров народной культуры (интернет-фольклор), которые также требуют своего осмысления. С утратой естественных форм преемственности, связанные с семьей, общиной, эти функции трансляции культурного опыта приходится брать на себя иным социальным институтам, и этот аспект также содержит в себе много нерешенных вопросов. Требуют своего постоянного изучения проблемы взаимосвязей народной культуры с профессиональным искусством и массовой культурой в условиях их динамичного развития, и в рамках данной проблемы дискуссионными продолжают оставаться вопросы вторичных форм народной культуры. Региональной особенностью развития народной культуры являются вопросы возрождения кубанского казачества, восстановления его базовых традиций, и этот процесс также сопряжен с различного уровня проблемами, требующими своего решения. Это вопросы социального определения казачества, его комплексного возрождения и развития, в ходе которых осуществляется тесная взаимосвязь его базовых элементов – сословных и этнокультурных, вопросы адаптации к современным социокультурным реалиям, актуализация наиболее значимых компонентов традиционной культуры казачества, вопросы развития образования казачьей направленности. Указанные направления представляют собой ряд проблем, решение которых имеет серьезное теоретическое и практическое значение и является существенным вкладом в процесс оптимизации современных проблем традиционной народной культуры. 46 Исходя из выше изложенного, можно сделать некоторые выводы: 1. Народная культура является основополагающей в общей системе культуры и обладает такими устойчивыми характеристиками, как традиционность, этничность, полисоциальность и включенность в нее духовной и материальной основ жизнедеятельности людей. В современной социокультурной ситуации такие свойства народной культуры, как коллективность творчества, непрофессиональный характер, синкретичность ее видов становятся менее значимыми и не относятся к числу ее безусловных свойств. 2. Сохранение и развитие духовного и материального наследия в народной культуре кубанского казачества тесно связано с преемственностью. В современных условиях наблюдается минимизация роли семьи, общины, а также Кубанского казачьего войска в преемственном процессе и передача трансляционных функций иным социальным институтам (образование, средства массовой информации, сфера досуга, музеи, концерты, выставки, фестивали и т.д.). Данная трансформация обусловлена такими факторами, как урбанизация, глобализация, расширение средств коммуникации и трансляции культурного опыта, а также идеологизация культуры. 3. Взаимодействие народной культуры с профессиональным искусством как частью элитарной культуры в настоящее время приобретает все более интенсивный характер. Особенностью профессионального искусства является опора на индивидуально-личностное начало, на самовыражение художника, и этот аспект все больше актуализируется в народной культуре кубанских казаков. С исчезновением аутентичной среды бытования народного искусства вторичные формы фольклора становятся естественным продолжением жизни народной культуры, адаптированной к новой среде. Приобретая новые качества, народные песни, танцы, инструментальная музыка и т.д. неизбежно теряют элементы аутентичности, но, осуществленная на высоком профессиональном уровне эта трансформация оправданна, ибо позволяет актуализировать, раскрыть потенциальные возможности образцов народного творчества, сохранить базовые ценности традиционной культуры. Поэтому важнейшей проблемой такой синтезации культур является бережное отношение к фольклору, подчеркивание, а не нивелирование ее сущностных свойств, и ярким образцом такого взаимодействия является творчество Кубанского казачьего хора. Взаимосвязь народной культуры с профессиональным искусст47 вом осуществляется преимущественно по следующим направлениям: целостное влияние народной культуры на профессиональное искусство без конкретных заимствований; включение цитат из народного творчества в произведения профессиональных авторов; сценические формы фольклоризма; популяризация авторских сочинений, приобретающих статус «народных»; формирование и развитие особого пласта культуры промежуточного уровня (постфольклор, промежуточная культура, примитив, наивное искусство и др.). Последний аспект взаимодействия характеризуется такими проблемами, как малоизученность в культурологическом плане, множественность определений данного феномена, размытость границ ее функционирования, недостаточная изученность современных форм. 4. Сопоставление народной и массовой культур обнаруживает следующую взаимосвязь: так же как и народная культура, массовая обращена ко всем слоям населения и универсальность народной культуры в прошлом заменяется универсальностью массовой в настоящем. Заимствования массовой культуры из народной осуществляются на самых разных уровнях: от опоры на архетипы коллективного бессознательного до языка, стилистики и жанров народной культуры. Несмотря на такую «преемственность», сущность этих двух культур принципиально различна и отличается по целям, задачам, способам воплощения, ценностным ориентациям, устойчивости традиций, по субъекту и объекту этих культур и т.д. Основными особенностями массовой культуры являются: ее коммерческий характер; производство продукции массовой культуры индустриальным способом для потребляющего большинства; облегченный и быстротечный характер «ценностей» массовой культуры; в отличие от народной культуры, субъект и объект этой культуры не совпадают. «Массовизация» народной культуры кубанского казачества приобретает достаточно очевидный характер и осуществляется преимущественно в сфере декоративно-прикладного творчества, фольклора, праздников и обрядов, народной медицины, материальных видах культуры. 5. Социальная природа казачества имеет двойственный характер, который нельзя рассматривать вне исторического контекста. С одной стороны, казаки, обладая самобытной культурой, языковыми отличиями, самоназванием, собственной территорией, укладом жизни, являются субэтническим образованием. С другой – казаки долгое время являлись служилым сословием в царской России, и данное об48 стоятельство нельзя игнорировать при определении социальной сущности казачества. Более того, эта сословность обрела черты ментальности, архетипичности и стала составной частью традиционной культуры. Упразднение в советское время сословных различий привело к нивелированию этого элемента в традиционной культуре казаков, переходу его в латентное состояние, который вновь актуализировался в процессе возрождения казачества, однако дореволюционный уровень востребованности казачества как военного сословия в настоящее время не достигнут. Примечания: 1. См., например: http://www.referun.com/n/narodnaya-kultura-kubanskogokazachestva-kulturologicheskiy-analiz-sovremennogo-sostoyaniya. Л.В. Бурыкина Исторические взгляды И.Д. Попко В ХIХ в. складывается школа отечественного кавказоведения, занимавшаяся как военно-исторической, так и этнографической проблематикой. Академик Российской Императорской академии наук Н.Ф. Дубровин подчеркивал, что «ни один уголок нашего отечества не имеет столь обширной литературы по всем отраслям знаний…» [1]. В истории становления и развития исторической мысли Северного Кавказа в XIX в. важное место занимает имя И.Д. Попко. Он родился в 1819 г. в селении Тимашевском в семье протоиерея из казаков. Учился в Астраханской духовной семинарии, а затем Московской духовной академии. В 1841 г. был зачислен рядовым казаком в 10-й конный полк Черноморского казачьего войска и вплоть до окончания русско-турецкой войны 1877-1878 гг. находился преимущественно на военной службе [2]. С 1864 по 1871 гг. был командиром Псекупского полка и сумел основать при нем музей и его отделение в полковой школе [3]. В 1871 г. И.Д. Попко было присвоено звание генерал-майора, а затем генерал-лейтенанта. В 1878 г. ему доверили быть губернским предводителем дворянства в Кубанской и Терской областях и в Ставропольской губернии. Питая глубокое уважение к его деятельности, затем каждое трехлетие неизменно избирали его на этот пост. За отличие в русско-турецкой войне 1877-78 гг. и особые заслуги по управлению Карсской областью он был награжден орденом св. 49 Анны первой степени, а в 1888 г. – орденом св. Александра Невского. Иван Диомидович всю свою сознательную жизнь занимался самообразованием, знал девять иностранных языков. Его перу принадлежат фундаментальные труды по истории казачества: «Статистическое описание Черноморского войска (1840), «Черноморские казаки в их гражданском и военном быту» (1858), «Исторические и биографические очерки» (1872), «Первый год учительской семинарии войска Кубанского» (1872), «Терские казаки с стародавних времен. Вып.1. Гребенское войско» (1880) и др. В своей книге «Черноморские казаки в их гражданском и военном быту» И.Д. Попко во вступительном слове отмечал важность «истинного познания великой нашей земли». Сфера его научных интересов была многогранной. Он является видным исследователем воинской истории, первооткрывателем кубанского аспекта этой темы [4]. Под псевдонимом «Помандруйко», а затем «Есаул» Иван Диомидович активно сотрудничал в русской периодической печати [5]. За книгу «Черноморские казаки в их гражданском и военном быту», где он в живых красках познакомил читателей с бытом, жизнью, устройством и историей черноморцев, И.Д. Попко был Всемилостивейшее награжден Александром II бриллиантовым перстнем с рубином. Данная монография была удостоена и почетной Демидовской награды, ежегодно присуждаемой Императорской Академией наук за лучшие работы в области науки и словесности [6]. По мнению специалистов, И.Д. Попко являлся «лучшим и добросовестнейшим знатоком» истории и этнологии не только кубанского, но и терского казачества. К его «указаниям и руководству не раз прибегали почти все позднейшие изыскатели, и он всегда отзывчиво относился ко всем, наставляя и покровительствуя, служа сам живою справочною книгою» [7]. Не являются исключением и современные исследователи. Один из крупнейших кавказоведов В.Б. Виноградов, освещая исторические взгляды Ивана Диомидовича, анализируя критику в его адрес, выявляет вненаучные причины неприятия историками казачества версии о самостоятельном формировании гребенского казачества выходцами из Червленого Яра, видя их в политическом заказе «генералов Дона» на искусственное «конструирование» приоритетной роли донских понизовцев в истории казачества. Опираясь на появившиеся в последние десятилетия основательные и лишенные идеологических штампов работы Н.Н. Великой, С.А. Головановой, А.А. Шенникова, 50 В.Б. Виноградов подчеркивает, что гипотеза И.Д. Попко не опровергнута, напротив: новейшее сопоставление многих дополнительных данных ее подтверждает [8]. Е.И. Нарожный, сопоставляя данные археологических разведок в дельте Терека с разнообразными письменными источниками на основе интерпретации «рязанской версии» И.Д. Попко, не только обосновывает возможность появления червленоярцев в низовьях Терека в конце 80-х годов ХV в., но и реконструирует события начального периода истории их поселений на этой территории. При этом автор идентифицирует ранних гребенцов с носителями золотоордынской поливной керамики из «Трехстенного городка», открытого Е.И. Крупновым, и синхронно – с «ордой» из донесения ЛюбинаКовычева 1492 г. [9] И.Д. Попко в своих трудах немало внимания уделял проблеме пополнения северокавказского казачества, одним из источников которого являлись беглые крепостные крестьяне. Он отмечал, что в политике по отношению к беглым проявлялась некоторая двойственность. С одной стороны, правительство, нуждавшееся в пополнении казачьих войск и хозяйственном освоении региона, было заинтересовано в притоке сюда людей. Но с другой, массовое бегство крестьян от помещиков вело к подрыву всей крепостнической системы. Розыск и возвращение беглых их владельцам были для российского правительства одной из острых проблем. Однако значительной части крестьян удалось узаконить свое присутствие в Предкавказье, особенно в начальный период его колонизации, когда и само казачество, испытывающее потребность в рабочих руках, всячески укрывало беглецов, а войсковая администрация зачастую лишь формально выполняла правительственные распоряжения о розыске и поимке беглых крестьян. В работах И.Д. Попко красной нитью проходит своеобразная мифологизация образа казачьего самоуправления. Войско гарантировало личную свободу, социальное равенство, незыблемость принципа всеобщего вооружения. Вместе с тем невозможно не отметить ограниченность казачьей демократии, поскольку опираясь на собственную «атаманскую» станицу и поддержку «домовитых казаков», атаман имел достаточные возможности для реализации угодного ему решения. Нарушения же решений Круга влекли за собой исключение из состава казачества. Иван Диомидович подчеркивал, что, избрав эмблемой равенства «круг», казачество пыталось создать в своем обществе идеал гражданского равенства и самоуправления, хотя в ре51 альной жизни желаемого равновесия достигнуть не удалось. Безусловно, химеричность равенства создавали общинное пользование землей, всеобщие выборы и система самоуправления. Кубанское казачество, по мнению Попко, как и большинства дореволюционных историков, не испытало язвы крепостничества, а его социальные отношения строились на основе вольнолюбивых казачьих традиций [10]. И.Д. Попко отразил возникшие на Кубани социальнокультурные различия в среде черноморцев. Он подчеркивал, что «в куренях, прилегающих к промышленным водам, больше жизни, благоустройства, больше добрых нравов – и сами казаки, взятые в смысле военных людей, бодрее, развязнее и смышленее; напротив, в куренях степных, где преобладает пастушеский быт, менее предметов, на которых глазам отрадно было бы остановиться, казаки менее развиты, и более склонны к конокрадству и волокрадству, более подвержены этой нравственной болезни беднейшего класса войскового народонаселения. Те, наконец, из степных куреней, на полях которых меньше хуторов, имеют лучший вид и лучшую нравственность перед теми, которые сжаты хуторами» [11]. К сожалению, И.Д. Попко не исследовал изменения в традиционной культуре черноморского казачества, произошедшие в связи с переселениями на Кубань бывших реестровых и слободских казаков с Полтавской, Черниговской и Харьковской губерний, а всего лишь отметил этническую однородность черноморцев. «Малороссийские казаки, из которых набиралась Запорожская Сечь во все время ее существования, приселения их, как ни были они значительны, не внесли никакой разноплеменности в население коренное, и в настоящее время (1850-е гг. – Л.Б.) весь войсковой состав черноморского народонаселения носит одну физиономию, запечатлен одной народностью – малороссийской» [12]. Тем не менее, именно в связи этими переселениями связаны увеличение в песенном фольклоре лирических и обрядовых песен, последующие изменения в стереотипе поведения; черноморцы становятся земледельцами, воинами, служивым сословием. И.Д. Попко отмечал, что система земледелия у черноморского казачества была не на высоком уровне, т.к. примитивная техника – тяжелый двухколесный плуг, рало, деревянная борона с железными зубьями, мотыга, серп, коса, ручные грабли – не могли обеспечить высокого урожая. Выгодным занятием было скотоводство: имелось обилие пустующих земель и прекрасных пастбищ. К середине ХIХ в. насчитывалось в пределах Черномории «рогатого скота до 200 тысяч, 52 лошадей до 50 тысяч поголовья. Для прокормления этих масс животных заготовляется на каждую зиму сена средним числом 85 000 стогов, или 21 250 000 пудов на сумму 700 000 рублей» [13]. Большую прибыль приносили войсковые лавки и торговые места на ярмарках. К разряду доходных статей в первые годы переселения черноморцев на Кубань причислялось и жалованье императрицы Екатерины II из государственного казначейства. «Всего поступало в казну дохода в год 631 714 рублей 28 копеек. Годовой расход из войсковой казны приводится обыкновенно в равновесии с доходом. Всего расхода из войсковой казны 613 635 рублей» [14]. И.Д. Попко известен не только как прекрасный знаток истории духовной и материальной культуры кубанского и терского казачества, но и как человек, отдавший дань уважения горцам, отстаивающим свою свободу и независимость. Он писал, что представлять ХVIII и ХIХ вв. периодом сплошной вражды между казаками и горцами неверно. Связи казаков с горцами не прерывались и в период Кавказской войны. «Чтобы не показаться странным, – как могут происходить на одном и том же рубеже и война и торговля, – отмечал Иван Диомидович, – довольно сказать, что у горцев нет соли, а у казаков нет лесу» [15]. На протяжении всей истории северокавказского казачества происходили и побеги горцев в казачьи станицы. Причины – самые разные: это и бедность и бродяжничество, и бегство от угнетения местных феодалов, нарушение местных обычаев и прав (кровная месть, похищение невесты без калыма, другие явления, связанные с адатами). На жительство в казачьи станицы уходили иногда целые семьи горцев. Также известны и противоположные случаи: казаки, русские солдаты и крестьяне сами бежали в горские аулы. Некоторые из них ассимилировались и остались там навсегда. И.Д. Попко уделял внимание и развитию медицины в северокавказских станицах в первой половине ХIХ в. Он отмечал, что первые упоминания о строительстве лазаретов в терских станицах относятся к 1811 г. Положение несколько улучшилось во времена генерала А. Ермолова: было решено ввести в штат казачьих войск и полков, расположенных на Кавказской линии, по одному младшему лекарю и фельдшеру, а также двух цирюльников. Казакам предписывалось строить военные лазареты, полностью брать на себя расходы по содержанию заболевших [16]. Кавказская администрация активно проводила мероприятия, препятствующие проникновению эпидемиче53 ских болезней в российские пределы. Но что не всегда удавалось. Только в первой половине ХIХ в. холера и чума свирепствовали на Северном Кавказе в 1807, 1812-1816, 1831-1834, 1847-1848 гг. Основная тяжесть борьбы с эпидемиями ложилась на плечи военнослужащих, которые оказывали помощь и гражданскому населению региона. Не имея возможности в полной мере пользоваться достижениями официальной медицины, казачество умело пользовалось природными средствами в лечебных целях. Как военная, так и гражданская администрация, по мере возможности, стремилась поддерживать санитарный порядок в казачьих станицах. Кавказской администрацией издавались различные распоряжения, в том числе и по хозяйственной части, где обращалось внимание населения на использование всякого рода лекарственных веществ, «предоставленных самой природою Северного Кавказа» [17]. Анализируя литературное творчество И.Д. Попко, следует признать значительность его вклада в создание нового для российской литературы ХIХ в. регионального героя – казака Кубани, Терека и определенную преемственность этого образа эстетическим идеалам, сформированным украинскими классиками, такими как И.П. Котляревский и Т.Г. Шевченко. Сохранившаяся до наших дней личная библиотека Ивана Диомидовича, большая часть собрания которой хранится в фондах Ставропольской научной библиотеки, является существенным вкладом владельца в формирование книжной культуры Северного Кавказа и одновременно своеобразным источником сведений об обстоятельствах личной судьбы Попко [18]. Скончался Иван Диомидович 30 августа 1893 г. в Харькове. Практически не было ни одного крупного органа местной и центральной печати, которые не поместили бы на своих страницах скорбных строк, посвященных памяти выдающегося сына Кубанского казачьего войска, государственника и патриота [19]. Отдавая дань научной ценности исторического наследия И.Д. Попко, задолго до П.Г. Богатырева прибегнувшего к комплексному подходу (этнографические сведения сочетались с материалами по психологии, географии, фольклористике, этносоциологии), хочется особо подчеркнуть его публицистичность и художественную образность, позволяющие современному читателю почувствовать себя непосредственным свидетелем описываемого. Всю свою творческую жизнь прославленный кубанский историк и этнограф собственным 54 научным примером обосновал особое понимание истинного познания – как совокупное сочетание скрупулезного отношения к, казалось бы, незначащим деталям, предельной исследовательской честности и многогранности видения предмета исследования. По прошествии почти ста двадцати лет после его смерти правота Ивана Диомидовича не оставляет сомнений, т.к. проблемы, рассматриваемые в его произведениях, заданные им направления активно разрабатываются сегодня представителями целого ряда гуманитарных дисциплин, стремящихся к единой цели – к объективному системному исследованию казачества Северного Кавказа. Примечания: 1. Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. СПб., 1871.Т.1.С.14. 2. Трехбратов Б.А. «Службу он начал рядовым казаком, но мечтал о другом поприще // Вольная Кубань.1993.30 июня. 3. Его же. Псекупские «цейхгаузы» науки // Вольная Кубань.1993. 28 августа; Слуцкий А.А. К истории организации полковых библиотек в Кубанском казачьем войске // Кубанское казачество: три века исторического пути. Материалы международной научно-практической конференции. Краснодар,1996. С.232. 4. Шевченко Г.Н. И.Д. Попко (1819-1893): историко-биографический очерк // Проблемы историографии и культурного наследия народов Кубани дореволюционного периода. Краснодар,1991.С.83. 5. См.: Помандруйко И. Некоторые сведения о Черноморском казачьем войске // Русский инвалид. СПб, 1857; Есаул. Темрюк // Военный сборник. СПб.,1860. Т.14. №8; он же. Черноморские пластуны в Севастополе // Военный сборник. СПб.,1874. №6 и др. 6. См.: Костомаров Н. Тридцатое присуждение Демидовских наград. СПб.,1861. С.143. 7. Кавказ. № 242. 12 сентября 1893 г. 8. Памяти И.Д. Попко: Из исторического прошлого и духовного наследия северокавказского казачества. Краснодар, 2003. С.9. 9. Там же. С.16. 10. Попко И.Д. Черноморские казаки в их гражданском и военном быту: Очерки края, вооруженной силы и службы. В 2-х частях. Краснодар,1998. С.32. 11. Попко И.Д. Указ. соч. С.35. 12. Там же. С. 47. 13. Там же. С. 61. 14. Там же. С. 92. 15. Там же. С. 122. 16. Попко И.Д. Терские казаки со стародавних времен. Вып.1. Гребенское войско. Ч.II. Нальчик, 2001. С. 213-214. 17. Там же. С. 303. 55 18. Слуцкий А.И. Экслибрисы и владельческие знаки на книгах. К вопросу о возможностях их источниковедческого использования // Научнотворческое наследие Ф.А. Щербины и современность. Сборник материалов межрегиональной научно-практической конференции. Краснодар, 2004. С. 306. 19. См.: Исторический вестник. СПб.,1893. №11; Новое время. СПб.,1893. № 6292; Московские ведомости. 1893. № 247 и др. Н.Н. Великая Религиозное образование у гребенских казаков2старообрядцев в XVIII2начале ХХ вв. Старейшей группой восточнославянского населения на Тереке считаются гребенцы. Их ранняя история изучена недостаточно полно. В литературе до сих пор нет единого мнения о местах первоначального расселения казаков, их происхождении. На наш взгляд, формирование гребенцов (по этнографической классификации их культура близка средне-севернорусской) может быть связано с историческими событиями конца XV в. (разгром и присоединение к Москве Новгородских – 1477 г., Тверских – 1485 г., Вятских – 1489 г. земель). В регионе по письменным источникам казаки стали известны с середины XVI в., а в начале XVIII в. гребенцы прочно обосновались на левобережье Терека (в его среднем течении), где их потомки проживают и по сей день. Административно с 1957 г. гребенские станицы включены в состав Чечено-Ингушской, а ныне – Чеченской республики Российской Федерации. До начала XX в. здесь доминировало население, придерживающееся старообрядчества. Крупнейшим центром старообрядчества на Тереке была станица Червленная, казаки которой длительное время не допускали поселения здесь православных «никониан». Гребенские казаки появились в регионе (первоначально в Затеречье) до церковного раскола и устраивали религиозную жизнь по своему «христианскому разумению». Культовой деятельностью руководили выборные лица из числа казаков, которые познания вместе с религиозными книгами и грамотностью получали от представителей старшего поколения (не только мужчин, но и женщин) [1]. История старообрядчества в целом связана с сохранением традиций. Но их было очень сложно соблюдать в условиях иноэтничного и иноконфессионального окружения. Гребенцы так характеризовали 56 Л.Н. Толстому свое местоположение: «…живем мы в стороне азиатской, по леву сторону степи, ногайцы; по праву Чечня, так мы как на острову живем» [2]. В этих условиях у казаков существовали серьезные проблемы со священством, монашеством, духовной литературой. Но старообрядцы и в этих условиях сохраняли древние письменные памятники, по которым происходило обучение молодого поколения. Их приносили в регион и беглецы-старообрядцы из других районов страны. В XVIII в., когда позиции российского государства на Тереке усилились, и началась борьба духовных властей с расколом, гребенцы неоднократно сообщали, что «в нашем гребенском войске расколу не имеетца, ибо как отцы наши, деды, прадеды издревле состояли в православной вере христианской и крестились двоеперстным крестом, так же и мы… от мала до велика в том состоим и доныне не убавливаем и не прибавливаем» [3]. То есть старообрядчество гребенских казаков было не итогом раскола, а результатом сохранения верований и культов «дониконовского» христианства. Боясь волнений и побегов казаков на Кубань, власти пошли гребенцам на уступки. С середины XVIII в. их действия были направлены не против староверов-старожилов, а прежде всего на то, чтобы оградить гребенцов от «классических раскольников», проповедовавших о близкой кончине мира и пришествии Антихриста, «неправости» никонианской церкви, которая в отдельных рукописных сочинениях, найденных на Тереке, предавалась проклятию. В этот период на Терек в одиночку и партиями бежали раскольники из центра страны и Дона. Примечательно, что они появлялись здесь не с пустыми руками. Так, в 1751 г. в лесах близ казачьих городков были пойманы четыре раскольника, у которых обнаружили старообрядческие книги. Для их слушанья они собирались у пустынника Н. Михайлова. В том же году на одном из островов Терека был пойман отставной донской казак Т. Тимофеев, а в лесу найдены спрятанные богослужебные книги. В 1756 г. пойман расколоучитель, татарин по происхождению Ф. Степанов, к которому ходили слушать книги мужчины и женщины из Щедринского городка. Среди этих книг отмечены: «Благовестник, Часослов, Маргарит, Иоанн Лествичник, Апокалипсис, Минея» [4]. В 1759 г. в лесу близ гребенских городков были пойманы два беглых донских казака, у одного из которых были обнаружены религиозные книги. В 1760 г. драгун близ Червленной встретил арбу. Три 57 человека, сопровождавшие ее, бежали, а в арбе было найдено до десяти старопечатных книг [5]. Как показывают документы, среди расколоучителей было много грамотных людей, часть которых до этого проживала в старообрядческих центрах страны (например, Ветке, Иргизских монастырях). Отсюда на Терек и поступала религиозная литература «старого письма». С беглыми раскольниками XVIII в. связано возникновение скитов на Тереке, которые являлись своеобразными пропагандистскими центрами раскола. И в ХIХ в. монахи здесь не только жили и молились, но и обучали детей старообрядцев грамоте по старопечатным книгам. Одним из самых известных скитников был «книжник и учитель, керженский выходец Афанасий Алифанов, державший скит в лесах Червленого городка» [6]. С возникновением в 1846 г. Белокриницкой старообрядческой церкви большинство казаков-поповцев примкнуло к ней. К 1859 г. образовалось 10 старообрядческих епархий, в том числе и Кавказская. Направлявшиеся в епархию священнослужители также привозили на Терек религиозную литературу. Она хранилась в старообрядческих церквях и молельнях, что позволяло осуществлять религиозное образование на Тереке. Таким образом, обучение детей чтению и письму по старопечатным книгам с XVIII в. осуществлялось не только в семьях, но и в старообрядческих скитах, у грамотных уставщиков и приходящих учителей-раскольников. В 70-е гг. ХIХ в. таких негласных домашних учителей, например, в станице Новогладковской насчитывалось 4 [7]. В начале ХХ в. старообрядцам страны официально разрешили открывать церковно-приходские школы. Появились они и на Тереке. Здесь обучение детей также осуществлялось по старопечатным книгам. Наибольшей популярностью пользовалась апокрифическая литература, сочинения одного из великих Отцов Церкви Иоанна Златоуста, а также Часовник, Апостол, Псалтирь и др. Для процесса обучения была характерна, прежде всего, зубрежка, заучивание религиозных текстов наизусть. Преподавание чтения и письма велось на церковнославянском языке, и по свидетельству современника, обучающиеся наизусть знали все псалмы Давида, но почти не умели читать и писать по-русски [8]. Обучение детей по старопечатным книгам преследовало, главным образом, религиозно-нравственные цели. Современники вынужденно признавали, что высокое красноречие библейских писаний 58 вносило в духовную природу гребенских юношей «столько такта и восприимчивости к изящным формам слова, к художественным построениям речи, что, попадая в порядочные канцелярии по поступлении на службу, они легко овладевали литературным и просто письменным русским языком и писали на нем с замечательной для людей, не проходивших курса словесности, чистотой и правильностью» [9]. В Гребенском войске светские начальные учебные заведения появились в 20-е гг. ХIХ в. при командире Е.П. Ефимовиче. В 1835 г., по данным Г.А. Ткачева, в войсковых школах станицы Червленной обучалось 83 чел., Шелкозаводской – 26 чел. [10]. В пореформенный период в связи с проведением реформ, прекращением военных действий в регионе, переселенческой политикой царизма и другими факторами происходят серьезные изменения в жизни казаков Терека. В станицах открываются одно- или двухклассные училища с трехлетним сроком обучения, а в начале ХХ в. – и высшие («городские») училища. Они давали достаточно большой объем знаний (преподавались русский язык, арифметика, геометрия, история, география, ботаника, зоология, рисование, черчение и др. предметы). Появление светских школ на Тереке привело к возникновению при них библиотек, где хранились сотни светских книг. Это приносило свои плоды. Светское образование все больше влияло на продвижение казаков по службе, семейно-брачную сферу, обычаи, всю духовную культуру. По мнению М.А. Караулова, разложение старых традиций шло одновременно с усилением школ [11]. Знакомство со светской литературой несло не только новые знания, но и новые ценности и нормы поведения. Все большее распространение получал русский литературный язык, который постепенно вытеснял местный диалект. Произошли изменения и в процессе социализации детей. В этот период далеко не всегда взрослые могли служить источником знаний для подрастающего поколения. Влияние старших на молодежь заметно уменьшилось. Следует отметить в этой связи, что имел место двоякий процесс: с одной стороны, пореформенная модернизация требовала новых знаний и умений, которые давала светская школа, а с другой стороны – овладение новыми знаниями и умениями приводило к изменению мировоззрения, иному отношению к хозяйственным и прочим занятиям. Однако вплоть до революции 1917 г. религиозное образование, базирующееся на изучении старопечатных книг, в гребенских стани59 цах продолжало играть заметную роль в воспитании молодого поколения, в деле распространения церковно-славянской грамотности. Таким образом, благодаря наличию религиозной литературы, образование в гребенских станицах первоначально осуществлялось в семьях, т.е. носило характер домашнего, при котором старшее поколение передавало свои познания в области религии младшему. Эта традиция сохранялась и в дальнейшем. Книги у старообрядцев, как и иконы старого письма, были окружены сакральным почитанием, гребенские казаки всегда сохраняли «благоговение к книгам дониконовского издания» [12]. В семьях их берегли и передавали из поколения в поколение. Согласно письменным источникам, с XVIII в. обучение детей чтению и письму по старопечатным книгам осуществлялось не только в семьях, но и в старообрядческих скитах, у грамотных уставщиков, приходящих учителей-раскольников, а затем и в старообрядческих церковно-приходских школах. Стихийно складывавшаяся система образования способствовала сохранению старообрядчества, а вместе с ним иных особенностей культуры гребенских казаков. И его столь долгая история была бы невозможна без религиозной литературы, которая поступала на Терек разными путями. Старообрядцы Терека и в начале ХХ в. продолжали считать себя хранителями древнерусских обычаев и порядков, верными сынами древнехристианской церкви. Для них понятия «старовер» (истинно православный) и «гребенец» являлись равнозначными. Примечания: 1. Попко И.Д. Терские казаки с стародавних времен. Вып.1. Гребенское войско. СПб., 1880. С.312. 2. Л.Н. Толстой на Кавказе в записях современников (сост. Б.С. Виноградов) // Труды Чечено-Ингушского научно-исследовательского института истории, языка и литературы. Грозный, 1961. Т. III.С. 87. 3. См.: Попко И.Д. Указ. соч. С. 141-142. 4. Г.М. Исторические сведения о расколе среди терских (гребенских) казаков во второй половине XVIII столетия // Кавказские епархиальные ведомости. Ставрополь. 1877. №2. С. 62-65. 5. Михайловский Г. Исторические сведения о расколе среди терских (гребенских) казаков во второй половине XVIII столетия // Кавказские епархиальные ведомости. Ставрополь. 1877. №3. С. 96-98. 6. Попко И.Д. Указ. соч. С. 154. 7. Статистические монографии по исследованию Терского казачьего войска. Владикавказ, 1881. С. 268. 8. Востриков П. А. Станица Наурская // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Вып. 33. Тифлис, 1904. С. 300-301. 60 9. Попко И.Д. Указ. соч. С.312. 10. Ткачев Г.А. Гребенские, терские и кизлярские казаки. Владикавказ, 1911. С. 71. 11. Караулов М.А. Говор гребенских казаков. Материалы для этнографии Терской области. СПб., 1902. С. 4. 12. Гриценко Н.П. Из истории старообрядчества на Тереке в XVIII-XIX вв. // Вопросы истории Чечено-Ингушетии. Грозный, 1977 Т. XI. С. 75-76. А.Н. Гаврилов Казачья эмиграция в странах Западной Европы в 20230 гг. ХХ века. Общественно2политический аспект Казачество – это неотъемлемая часть России. Культура, традиции и история российского казачества являются составляющей частью российской и мировой истории. В современной исторической науке актуальна проблема российской военной эмиграции, начавшейся в 1920 г. после эвакуации армии П. Н. Врангеля с берегов Крыма. В эмиграцию отправились и казаки, численность которых насчитывала от 40 до 100 тыс. человек. «Казачество как составная часть российской эмиграции имело в то же время определенные особенности, вытекавшие из социально-экономических и исторических условий его существования в России» [1]. В эмиграции казачество вело активную хозяйственную и общественно-политическую жизнь – создание хуторов и станиц, десятков союзов, клубов и общественных организаций. Казачья диаспора выработала ряд политических программ и платформ, в которых были представлены проекты будущего казачества, возвращения его на родину, а также затронуты различные вопросы социальной адаптации казаков в странах-реципиентах [2]. Особенно это актуально в настоящее время, когда в России идет процесс возрождения казачества, вследствие чего возрастает интерес к его истории. Отметим, что именно «эмигрантский» период истории казачества наименее изучен российскими исследователями. Зачастую казачья эмиграция, ее общественно-политическая деятельность рассматривались лишь в контексте общей темы российской военной эмиграции [3]. Кроме этого, в последнее время открылись ранее недоступные для исследователей архивные фонды, стали доступны многочисленные периодические издания и воспоминания лидеров казачьей эмиграции. 61 Цель статьи: проанализировать общественно-политическую деятельность казачьей эмиграции в странах Западной Европы в 1920 – 1930 гг. ХХ в. Для этого потребуется решить следующие исследовательские задачи: – выявить основные проблемы эвакуации и расселения казаковэмигрантов; – проанализировать особенности, формы и направления общественно-политической деятельности казаков-эмигрантов; – охарактеризовать роль и место казачьих общественнополитических организаций в жизни казачьей эмиграции в странах Западной Европы (на примере самой массовой общественнополитической организации «Казачий Союз»). Хронологические рамки работы охватывают период от начала эвакуации казаков в составе Русской Армии в ноябре 1920 г. и до начала Второй мировой войны в 1939 г. Географические рамки работы включают страны Западной Европы, где сформировались основные общественно-политические центры русской и казачьей эмиграции. В этих странах находились штабквартиры общественных и политических организаций казачьей эмиграции, и проживало преобладающее большинство казаковэмигрантов [4]. Историографический анализ проблемы позволил выявить отсутствие специальных исследовательских работ по заявленной тематике. Тема казачьей эмиграции и ее общественно-политической деятельности в странах Западной Европы освещена фрагментарно и требует комплексных исторических исследований. По мнению современных исследователей, «история казачьей эмиграции является практически нетронутым пластом в отечественной историографии» [5]. В историографии по данной проблеме можно выделить три основных периода: 1) Довоенный период (1920 – 1939 гг.) В это время работы по казачьей эмиграции представляли собой воспоминания самих казаков-эмигрантов. Они выходили за рубежом и включали в себя фактологические сведения о начале эвакуации Врангелевской армии [6], расселения казаков-эмигрантов сначала в лагерях на Лемносе, Галлиполи, Чаталджи и Бизерте [7], а после – в странах Восточной и Западной Европы. Для данных работ характерна эмоциональная окраска, когда многие события рассматривались с субъективной точки зрения автора. Однако, воспоминания казаков-эмигрантов и зарубежная пуб62 лицистика 20-30 гг. ХХ в. представляют большой интерес для анализа социальной адаптации эмигрантов, организации быта, общественной жизни и создания казачьих общественно-политических организаций. Кроме этого, исследования данного периода дают информацию о повседневной жизни казака, его проблемах и заботах, отдыхе и работе. В Советской России в этот период также публиковались работы, посвященные казачьей эмиграции. В частности, это воспоминания казаков – «возвращенцев» [8], в которых вся деятельность эмиграции оценивалась как «авантюра» и «контрреволюция». Эти работы крайне идеологизированы, в них казачья деятельность в Европе рассматривается односторонне [9]. Одновременно в этих работах представлен уникальный материал о создании первых общественно-политических организаций казачьей эмиграцией, приведены исторические факты и описания важнейших событий в истории казачьей эмиграции. 2) С начала Второй мировой войны и до первой половины 80-х гг. ХХ в. В исследованиях этого периода о казачьей эмиграции упоминалось лишь отчасти и не как о самобытной этносоциальной группе, а лишь как о воинских частях белой армии П. Н. Врангеля, где главным центром общественной жизни был Русский Общевоинский Союз (РОВС), который являлся военной, а не общественнополитической организацией. В этот период о казачьей эмиграции упоминалось лишь в контексте русской эмиграции, по отношению к которой историческая наука применяла устоявшиеся идеологические установки, отсюда и говорящие сами за себя названия исследовательских работ: «Идейно-политический крах белоэмиграции и разгром внутренней контрреволюции. (1921 – 1924 гг.)» [10], «Идейнополитическое банкротство планов буржуазного реставраторства в СССР» [11]. Наибольший интерес представляет работа Л. Г. Шкаренкова [12]. Автор приводил различные точки зрения о численности, масштабах и направлениях расселения русской и казачьей эмиграции, создания и деятельности общественно-политических организаций, в том числе и наиболее массовой казачьей организации «Казачий Союз». 3) Новейший период историографии рассматриваемой проблемы связан с крушением СССР, сменой идеологических парадигм, открытием новых архивных данных, в том числе и фондов Русского заграничного исторического архива (РЗИА). «С 1987 г. Фонды РЗИА переведены на открытое хранение, а с 1989 г. в архивохранилище выделе63 ны коллекции документов по истории Белого движения и эмиграции, по которым составлены путеводители»[13]. В этот период стал утверждаться плюрализм мнений в освещении истории казачьей эмиграции. Появились первые аналитические работы [14], в которых анализируется деятельность казаков-эмигрантов в Европе и Китае, описываются достижения и неудачи казаков в общественной, культурной и политической жизни. Рассмотрена структура общественнополитических организаций, выявлены формы и методы их деятельности. Были защищены первые диссертации по проблематике казачьей эмиграции [15], в которых анализировались проблемы социальной адаптации, взаимоотношений с населением и властью в странах – реципиентах, общая характеристика общественно-политической деятельности казачьих организаций, их структура, численный состав, цели и методы их реализации. Это объясняется масштабом исхода казачества из России (по скромным оценкам – более 100 000 чел. в составе эмиграции первой волны, причем в составе ушедших около 50% составляли представители казачьей интеллигенции) и тем обстоятельством, что 40% эмигрировавших казаков являлись здоровыми и молодыми, т.е. работоспособными, сельскохозяйственными работниками [16]. В числе вышедших в этот период работ особое место занимали исследования, посвященные таким казачьим общественнополитическим организациям как «Объединенный Совет Дона, Кубани и Терека», «Вольно-казачье движение». В этих работах содержится анализ политических программ организаций и их практической реализации [17]. Наибольший интерес историков привлекли казачьи «самостийные» организации, которые выступали за отделение казачьих земель от СССР и создания независимого государства казаков – «Казакии». Авторы отмечают, что данная организация финансировалась Польшей и преследовала цели дестабилизации казачьей эмиграции, внесения раскола между казаками, а отнюдь не борьбы за независимое казачье государство [18]. В работах присутствует и региональная составляющая, большинство работ посвящено казачьей эмиграции в странах Восточной Европы – Королевстве СХС (сербов, хорватов, словенцев), Чехословакии, Болгарии, Польше [19], в то время как казачья эмиграция в странах Западной Европы – Франции, Германии, Италии, Великобритании изучена недостаточно, а лишь как составная часть всей русской военной эмиграции. Таким образом, современная историография лишь фрагментарно 64 освещает проблему общественно-политической деятельности казачьей эмиграции в странах Западной Европы, что требует создания комплексных исследований феномена казачьей эмиграции. В Российской империи до 1917 г. было 12 казачьих войск, проживающих от «тихого Дона до Тихого океана», охраняя государственные границы и являясь авангардом российских войск, профессиональными кавалеристами, которые сохраняли свой самобытный уклад жизни и культуру с присущими им организованностью и практицизмом. По данным 1916 г. – предпоследнего года существования казачества как цельного организма, на казачьих территориях проживали: Донского казачьего войска – 1,5 млн., Кубанского – 1,3 млн., Оренбургского – 533 тыс., Забайкальского – 264 тыс., Терского – 255 тыс., Уральского – 174 тыс., Амурского – 49 тыс., Семиреченского – 45 тыс., Астраханского – 40 тыс., Уссурийского – 34 тыс. человек [20]. Октябрьские события 1917 г. и начало гражданской войны в России заставали казачество сделать свой выбор по отношению к будущему страны и казачьих областей. По оценкам российских историков, более 80% казачьего населения заняло антибольшевистскую позицию [21]. Казачество было одной из главных действующих сил в течение всей гражданской войны, став для советской власти «врагом номер один». В результате в начале 1919 г. вышло, широко в настоящее время известное, Циркулярное письмо Оргбюро ЦК РКП(б) об отношении к казакам, в котором отмечалось следующие: «Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно, провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью. К среднему казачеству необходимо принимать все те меры, которые дают гарантию от каких-либо попыток с его стороны к новым выступлениям против Советской власти» [22]. Это явилось началом политики «расказачивания» [23], которая была направлена на ликвидацию казачества как этносоциальной группы. После череды поражений антибольшевистских сил, основной очаг борьбы был перенесен на полуостров Крым, где произошло последнее военное поражение. Это потребовало от Главнокомандующего Вооруженными сила Юга России незамедлительных действий по защите оставшихся воинских частей Русской Армии, в которые входили казаки Дона, Кубани и Терека. 29 октября 1920 г. П.Н. Врангель отдал приказ о начале эвакуации Русской Армии с берегов Крыма. В тексте приказа Правитель Юга России писал: «Армия прикроет по65 садку, памятуя, что необходимые для ее эвакуации суда также стоят в полной готовности в портах, согласно установленному расписанию. Для выполнения долга перед армией и населением сделано все, что в пределах сил человеческих. Дальнейшие наши пути полны неизвестности. Другой земли, кроме Крыма, у нас нет» [24]. Многие советские исследователи оценили эвакуацию врангелевских войск как «Крымскую трагедию», крах «белого движения» [25], необходимо, однако, отметить, что эвакуация Русской Армии, по мнению П.Н. Врангеля, являлась продолжением борьбы против большевиков. Казаки эвакуировались организованно, в эмиграцию ушли «Войсковые атаманы Дона, Кубани, Терека и Астраханского казачьего войска и их правительства, Войсковые круги и Рада, а также казачьи военные части и беженцы» [26], в эмиграцию отправились также кадеты и преподаватели Донского кадетского императора Александра III корпуса, воспитанницы и преподаватели Мариинского женского Донского института. Казаки отправились за границу с надеждой о возвращении домой. Именно идея возвращения на родину служила причиной активной их общественной деятельности за границей. По мнению одного из казаков-эмигрантов, «Донская эмиграция имела народный характер. С большевиками боролось на Дону все население казачье и в изгнанье ушел народ, в громадном большинстве земледельцы, часто со своими семьями…» также как и другие казаки, но при этом в эмиграцию ушла казачья элита – «преподаватели, журналисты, врачи, писатели» [27]. Говоря о качественном составе казачьей эмиграции, стоит сказать и о ее количественном составе. По сей день нет точных данных о количестве вынужденно эмигрировавших казаков. По официальным данным, число казаков, отправившиеся в эмиграцию в 1920 г., составляло: 28,5 тыс. донцов, из них 22 тыс. входили в состав Русской Армии Врангеля, около 6,5 тыс. казаков являлись гражданскими беженцами, 16-18 тыс. было кубанцев [28]. С берегов Крыма эвакуировалось всего около 40 тыс. только донских и кубанских казаков. Один из казаков-эмигрантов писал: «Всего из Крыма ушло 120 тыс. человек, из них 40 000 донцов… Все суда были переполнены. Теснота усугублялась тем, что большинство их не было приспособлено для перевозки людей, на всех судах был недостаток питания и воды, однако не было заметно никаких сцен отчаяния» [29]. Первое время после эвакуации казаков отправили в лагеря в Галлиполи, Лемносе, Чаталджинском районе, Бизерте и др. Все лаге66 ря находились под контролем Франции. Казаки в лагерях находились в очень сложных материальных и моральных условиях. Массовые заболевания, инфекции, голод и холод стали главными проблемами казаков. За помощь в поддержании лагерей П. Н. Врангель расплатился с Францией кораблями, на которых собственно и приплыли русские эмигранты. «Но 15-го января 1921 г. Командующий французскими войсками на ближнем Востоке генерал Шарпи в приказе комендантам лагерей писал: «Одной из главнейших наших задач в настоящее время является возможно скорейшая эвакуация на постоянное жительство русских беженцев, как гражданских, так и военных, которые пожелали бы вернуться на Родину или на какое-нибудь постоянное местожительство. Франция прекращает довольствие казаков» [30]. Таким образом, казаков поставили перед выбором: репатриация, отправление на работы в Бразилию и Перу, переход на собственное содержание, либо переезд в Восточную и Западную Европу. После этого началось расселение казаков по странам Европы. Около 15 тыс. казаков вернулись в Советский Союз. Сначала казаки обосновались в Болгарии, Королевстве сербов, хорватов и словенцев, Чехословакии, а затем отправились в страны Западной Европы, где вскоре казачья диаспора превысила по численности казачьи диаспоры в Восточной Европе. По подсчетам экспертов, в одной только Франции проживало 36,4% казаков от общего числа эмигрировавших в 1920 г. [31] Именно во Франции была создана самая массовая общественнополитическая организация «Казачий Союз», это было обусловлено следующими факторами: «с середины 1920-х гг. здесь находится центр всей российской эмиграции в целом, в том числе и казачьей. Это было связано как с более высоким экономическим и культурным уровнем страны, так и с переездом в Париж в ноябре 1923 г. атамана Всевеликого войска Донского А.П. Богаевского» [32]. Активная деятельность атамана, его авторитет и заслуги перед казачеством сделали его главным идеологом объединения казаков в эмиграции. Одной из основных форм общественно-политической деятельности казаков было создание союзов и общественных движений. Объединение казаков в рамках «Казачьего Союза» было связано со следующими обстоятельствами: 1) борьба с идеологий «вольно-казачьего движения», возникшей в казачьей среде в Восточной Европе, главной целью этого движения являлись: дестабилизация казачьей эмиграции, создание негативного образа казаков в глазах международной общественности. Центр организация «Вольно-казачьего движения» в начале 30-х гг. был перенесен во Францию. 2) Вывод казачьей эмиграции из-под 67 контроля монархически настроенного РОВСа во главе с П.Н. Врангелем, который был заинтересован в подчинении наиболее активной части эмиграции – казачества, ведь «лишь казаки обладали ярко выраженной специфической социальной организацией и народной культурой» [33]. Расхождение атамана А. Богаевского и его «Казачьего Союза» с бароном П. Врангелем привело к открытому конфликту, причем последний «придал анафеме Объединенный Совет Дона, Кубани и Терека» [34], которой являлся платформой для создания «Казачьего Союза». 3) А. Богаевский объединял казаков-эмигрантов на основе идеи «непредрешенчества», идеи политического центризма, отраженной в программе «Казачьего Союза». Суть программы сводилась к следующим основным положениям: «Форма правления в России та, которую свободно установит сам русский народ. Хозяин России – народ ея, и будущее управление страной должно быть построено на началах народоправства» [35]. Программа «Казачьего Союза» включала, помимо вопроса о власти, также политические, социальные и аграрные вопросы. «Казачий Союз» занимался поддержкой казаков за рубежом, их перевозкой, пересылкой денег, содействовал в трудоустройстве, оказывал помощь в образовании и розыске пропавших казаков [36]. Кроме этого «Союз» являлся официальным лицом казачьей эмиграции в переговорах с иностранными правительствами и органами власти, им проводилась координация действий казаков более чем в 12 странах, где имелись представительства «Казачьего Союза», в том числе и Китае. Таким образом, «Казачий Союз» представлял собой по форме и содержанию деятельности общеказачье правительство в изгнании. Д.Д. Пеньковский выделяет 3 группы казачьих союзов и объединений: политические, социально-экономические, профашистские и молодежные. Уникальность деятельности «Казачьего Союза» состоит в объединение трех этих направлений – политической, социальноэкономической и молодежной. Он представлял интересы различных слоев казачьей эмиграции, что свидетельствовало о его демократичности. Самореализация казаками своих социально-политических интересов в виде создания союзов и объединений подтверждала их политическую активность. Кроме «Казачьего Союза», самой массовой организации, существовали такие общественно-политические организации как «Союз Вольного Казачества», «Союз Возрождения казачества», «Союз единства казачества», «Казачье объединение для борьбы за родину», «Ли68 га возрождения Казачества», «Союз казаков комбатантов», «Казачий Дом» и др. В Западной Европе существовали и организации материальной взаимопомощи, это – «Казачья помощь», «Общество взаимопомощи студентов-донских казаков во Франции», «Казачий банк», а также организации, хранители истории и воинской славы казачества дооктябрьских времен, такие как «Общество Ревнителей Кубани», «Объединение Гундоровского Георгиевского полка», «Союз Донских кадетов» и др. Уникальной формой общественного, политического и бытового объединения казаков в эмиграции стали казачьи хутора, казачьи станицы, в том числе общеказачьи, которые являлись первичным звеном консолидации казачьих диаспор в странах Европы. За рубежом казаки объединялись в колонии, которые со временем приобрели черты казачьих хуторов и станиц Дона, Кубани и Терека в дооктябрьской России. В марте 1922 г. атаман А.П. Богаевский утвердил «Положение об управлении станицами и хуторами за границей», в которые могли быть приняты донские, кубанские, терские и астраханские казаки. При смешанном составе казаков организовывались общеказачьи станицы и хутора. Станицу или хутор возглавлял атаман, организовывалось правление, проводилась регистрация казаков, оказывалась экономическая, юридическая и медицинская помощь их жителям. Численность таких казачьих организаций была от нескольких казаков до нескольких их сотен. Зачастую станицы и хутора входили в состав союзов и объединений. Например, в «Казачий Союз» входило 188 станиц и хуторов. Наиболее многочисленные станицы имели свои печатные органы. Так, Парижская студенческая казачья станица выпускала журнал «Станица» [37]. Атаман А.П. Богаевский всемерно поддерживал создание казачьих станиц и хуторов, так как это делало возможным контролировать численность и состав каждой станицы в различных регионах Европы. В приказе по Всевеликому войску Донскому от 15 февраля 1922 г. отмечалось: «Когда Россия призовет к исполнению святого долга, в ее стальные ряды вольются все, кому дороги честь и свобода родины, все, которые с оружием в руках готовы идти на ее защиту. В этом я не сомневаюсь. Приказываю: хуторским и станичным атаманам немедленно произвести регистрацию по приложенному образцу всех офицеров и казаков, которые хотят зачисляться в списки Донского корпуса» [38]. Тем самым казаки за рубежом, как и в казачьих областях Российской империи, могли быть привлечены к военным действиям, в том числе против Советского Союза. Казачьи атаманы не исключали и такого поворота событий. 69 Таким образом, казачья эмиграция, ее общественнополитическая деятельность в странах Западной Европы в 20-30-е гг. ХХ в. сосредотачивалась, как в хуторах и станицах, так и в союзах и общественных организациях. Казаки в эмиграции были наиболее активной частью всей русской эмиграции первой волны. Они со свойственной им самобытностью и организованностью очень быстро восстановили свой обычный порядок жизни – создали станицы и хутора, избирали атаманов, организовали кассы взаимопомощи, получали светское и духовное образование в эмигранских русских и казачьих школах, корпусах и университетах. Казачья эмиграция играла ведущую роль в общественнополитической жизни всей русской эмиграции, казаки-эмигранты разработали различные политические программы и платформы, в которых говорилось не только о будущем эмиграции, но и о будущем России. В казачьих политических кругах имел место плюрализм мнений – от монархических до сепаратистских идей. Казаки выработали практические предложения об объединении эмиграции, за что ратовали видные деятели русской эмиграции И. Бунин [39] и П. Милюков [40]. Казачья эмиграция оказала заметное влияние на общественнополитический и культурный процесс ряда европейских стран. В предлагаемой статье более детально исследована деятельность «Казачьего Союза» – самой массовой казачьей организации в эмиграции, на примере которой удалось показать всю значимость и многоаспектность деятельности общественно-политических организаций. «Союз» являлся не только формой объединения казаков, но и их политической консолидации. Это подтверждает мнение, что в эмиграции формировались зачатки протопартийной казачьей организации, со своей программой, уставом, членскими взносами. Таким образом, феномен казачьей эмиграции на сегодняшней момент в полной мере не исследован, в ее истории существует много «черных пятен», требующих комплексного изучения. Итоги и выводы таких исследований весьма важны в современной России, когда в стране идет процесс возрождения казачества и поиск объединительных идей, предложенных казаками-эмигрантами еще в 1920 – 1939 гг. ХХ в. Примечания: 1. Ратушняк О.В. Донское и Кубанское казачество в эмиграции (19201939 гг.). Краснодар, 1997.C.4. 2. Казачья политическая программа // Общеказачий журнал. 1953. № 19. С. 18-22. 3. Российская военно-политическая эмиграция в 1920 – 1945 гг. М., 2003; Окороков А.В. Русская эмиграция. Политические, военно-политические и воинские организации 1920 – 1990 гг. М., 2003 и др. 70 4. Русские во Франции. Париж. 1937; Попов А.Н. Русский Берлин. М., 2010; Бурлак В.Н. Русский Берлин. М., 2010. 5. Ратушняк О.В. Указ. соч. C. 15-16. 6. Последние дни Крыма. (Впечатления, факты и документы). Константинополь, 1920. 7. Лукаш И. Голое поле, книга о Галлиполи. София, 1922; Живым и гордым. Белград, 1923; Даватц В.Х., Львов Н.Н. Русская армия на чужбине. Белград 1923; Русская армии в изгнании. 1920-1923. б/г.; Русские в Галлиполи. Сборник статей, посвященных 1-го армейского корпуса русской армии в Галлиполи. Белград, 1923; Рытченков С. 259 дней Лемносскаго сидения. Париж, 1933. 8. Лунченков И. За чужие грехи. Казаки в эмиграции. М.-Л., 1925. 9. Белов В. Белое похмелье. Русская эмиграция на распутьи. М.- Петроград, 1923; Бобрищев-Пушкин А.В. Патриоты без Отечества. Л., 1925. Любимов Л. Белогвардейцы за границей. М., 1932. 10. Барихновский Г.Ф. Идейно-политический крах белоэмиграции и разгром внутренней контрреволюции (1921 – 1924 гг.). Л., 1977. 11 Мухачев Ю.В. Идейно-политическое банкротство планов буржуазного реставраторства в СССР. М., 1982. 12. Шкаренков Л.К. Агония белой эмиграции. М. 1981. 13. Сабенникова И.В. Российская эмиграция 1917 – 1939 годов: структура, география, сравнительный анализ // Российская история. 2010. № 3. С. 60. 14. Пеньковский Д.Д. Эмиграция казачества из России и ее последствия. М., 2006; Худобородов А.Л. Российское казачество в эмиграции и вторая мировая война // Казачество России (ХХ в.). Оренбург, 2000. 15. Ратушняк О.В. Донское и кубанское казачество в эмиграции (19201939 гг.): автореф. дис. канд. ист. наук: 07.00.02. Краснодар, 1996; Парфенова Е.Б. Казачья эмиграция в Европе в 1920-е гг. ХХ века: автореф. дис. канд. ист. наук: 07.00.02. М., 1997; Антропов О.О. Астраханское казачье войско в первой трети ХХ века: Опыт социально-исторического анализа: автореф. дис. канд. ист. наук: 07.00.02. М., 1999; Малышенко Г.И. Идейно-политическая борьба в среде казачества российской эмиграции в Северо-Восточном Китае: автореф. дис. канд. ист. наук: 07.00.02. Омск, 2001. 16. Пронин А. Российская эмиграция в отечественных диссертационных исследованиях 1980 – 2005 гг.: библиометрический анализ. Екатеринбург, 2009. С. 214. 17. Кириенко Ю.К. Казачество в эмиграции: споры о его судьбах (1921 – 1945 гг.) // Вопросы истории. 1996. № 10. С. 3. 18. Борисенок Е. Казакия – наша цель. Эмигрантские споры о казачьей государственности // Родина. 2004. № 5. 19. Российская эмиграция в Турции, Юго-Восточной и Центральной Европе 20-х годов (гражданские беженцы, армия, учебные заведения). М., 1994; В поисках лучшей доли. Российская эмиграция в странах Центральной и ЮгоВосточной Европы. М., 2009. 20. Российское казачество. Научно-справочное издание. М., 2003.С. 22. 71 21. Венков А. Печать сурового исхода. К истории событий 1919 года на Верхнем Дону. Ростов-н/Д., 1988. 22. Филипп Миронов (Тихий Дон в 1917 – 1921 гг.). Документы и материалы. Под ред. В. Данилова. М., 1997. С.138. 23. Лосев Е. Расказачивание на Дону // Дон. 1990. № 2. С. 20-22. 24. Врангель П.Н. Записки. ноябрь 1916 г. – ноябрь 1920 г. М., 2002. С. 414. 25. Барихновский Г.Ф. Идейно-политический крах белоэмиграции и разгром внутренней контрреволюции (1921-1924 гг.). Л., 1977; Мухачев Ю. В. Идейно-политическое банкротство планов буржуазного реставраторства в СССР. М., 1982. 26. Кириенко Ю.К. Указ. соч. С. 6. 27. Мельников Н.М. Краткая история расселения казачества и его деятельность за рубежом // Родимый край. 1970. № 88. Париж, С.28. 28. ГАРФ. Ф. 5935. Оп. 1. Д. 21.Л. 70. 29. Падалкин А. Пятьдесят лет // Родимый край. 1971. №92. Париж, С. 9. 30. Там же. С.12. 31. Ратушняк О.В. Указ. соч. C. 53. 32. Там же. C. 105. 33. Раев М. Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции 1919 – 1939. М., 1994. С. 22. 34. Anderson P. The White Russian army in exile 1920 – 1941. Oxford, 2002. P. 62. 35. Вестник Казачьего Союза. 1926. № 5-6. Париж, С. 11. 36. Вестник казачьего Союза. 1926. № 4. Париж, С. 1. 37.Станица. 1931. № 1. Париж. 38. Лунченков И. За чужие грехи. Казаки в эмиграции. М.-Л., 1925. С. 55. 39. Бунин И. Миссия русской эмиграции // Руль. 1924. № 1013. 40. Милюков П.Н. Эмиграция на перепутье. 1926. З.А. Гобечия Демократические традиции в системе управления казаков и их унификация Российским государством Интерес к прошлому казачества необычайно велик. Новые условия развития России вызвали интерес и острую потребность найти в пластах родной истории национально-героическое, почувствовать себя вольными и независимыми. И на этом фоне общим является признание важной роли казаков в судьбах Отечества. Казачество – единственное в своем роде явление человеческой истории, в которой необычайно ярко воплотилась сила, самобытность, духовная широта и 72 щедрость натуры восточно-славянского типа. До настоящего времени идут споры о происхождении понятия «казаки». Но как бы не объясняли его происхождение, в понятии «казак» всегда присутствует смутная, волнующая связь со степными или горными племенами, ассоциирующаяся с абсолютным равенством и свободой. В настоящее время в России происходят глубокие преобразования в экономике. Но они невозможны без кардинального изменения общества и его сознания. Закладываются основы правового демократического государства, формируются институты гражданского общества. Создавая новую демократическую Россию, мы обращаемся к изучению демократии на Западе, пытаемся привнести «новое», копируя, однако, традиции демократии западной. При этом забываем, что в истории России имеется свой опыт, свои демократические традиции, опирающиеся на российскую ментальность. В России имеются свои территории, существовавшие в относительно недалеком прошлом, способные служить примерами демократии. Такими территориями в определенном смысле являлись казачьи регионы. Изучение истории казачества свидетельствует, что его (казачества – З. Г.) сущность заключается не в его воинской доблести, что, само по себе, признается всеми, но и в общественно-политических отношениях в форме подлинного народоправства. Складывание демократических традиций у казачества происходило на протяжении длительного времени и претерпевало изменения. Откуда же могла взяться такая глубокая и неистребимая приверженность к демократии у казаков? Несомненно, что такая приверженность, прочно лежащая в основе менталитета, вырабатывается веками и ее корни следует искать, прежде всего, в происхождении самого казачества. Демократические традиции у казаков имели свои особенности, но их формирование всегда было связано с историей России и народов, живших на сопредельной территории. В казачьем лексиконе много слов тюркского происхождения, есть сходство с другими народами и в бытовых формах. Но внутреннее содержание, идейные направления развития имеют огромное сходство именно со славянскими народами, в частности с русским. Ведя борьбу с тюркскими племенами, казаки выступали как русские, как христиане, что также наложило свой отпечаток на формирование демократических принципов в системе управления. Казаки, по мнению Ф.А.Щербины, выступали как пограничная стража, охватившая города и южные губернии страны [1]. Постоянная военная опасность сформировала свои тради73 ции и также нашла отражение в системе управления казачества. Одним из источников зарождения демократии явились вечевые порядки, которые были исконными и общераспространенными у славянских народов. Они послужили отправной точкой при выработке основ казачьего самоуправления и политической свободы [2]. Для русского народа вече – народное собрание было политической формой народовластия. На него собиралось все население, здесь решались важнейшие для народа вопросы. Таким образом, вече представляло «форму непосредственного участия народа в общественных делах, а не через своих представителей» [3]. Существовала и другая ветвь власти – власть князя, опиравшегося на военную силу, что, естественно, сужало применение демократических принципов. Что же было общего между вечевым укладом и казачьими демократическими традициями? У казаков существовала «Рада», которая решала внутренние и, отчасти, внешние дела казачьего сообщества. Вече и рада – два схожих органа народовластия, с которыми были связаны личная свобода и право принимать личное участие в решении проблем общества. Разница между ними заключалась в том, что вече решало вопросы мирного устройства, а рада выполняла двоякую роль – решала вопросы и одновременно сохраняла права народа в решении вопросов гражданского порядка. По сути, казачьи порядки стали продолжением вечевых, осложненных иными историческими условиями. Российскому государству приходилось вести бесконечные войны то с татарами, то с поляками, то с Османской империей. Всегда в первых рядах борцов и защитников стояли казаки, отличающиеся воинской доблестью и храбростью, народной мудростью и хитростью, наличием особого воинского языка; умеющие строить оборонительные сооружения, имеющие и мореходные навыки. В казачестве на протяжении веков культивировались народные стремления к свободе и национальной независимости. В формах казачьего самоуправления сочетались идеи вечевого строя: равноправие, выборное начало, народное самоуправление, народные собрания и суды. История Кубанского казачьего войска теснейшим образом связана с историей Запорожской Сечи. Запорожцы были «товарищи» и это, как отмечает Ф.А. Щербина, был основной принцип равноправия и народовластия. Все, кто вступал в ряды запорожцев (для этого необходимо было исповедовать христианство, соблюдать правила казачьего быта, быть пригодным к военной службе), приобретал все 74 права члена общины, а именно – он был на равных с другими в войсковых делах, имел право совещательного и решающего голоса, мог избирать и быть избранным на войсковые должности. Казак имел возможность реализовывать свои права в рамках принятых казачьих обычаев и традиций с учетом складывавшихся обстоятельств [4]. Казаку предоставлялось право инициативы во всех общественных делах. При этом он пользовался большой личной свободой и был полным, но ответственным хозяином своих дел и поступков. Под влиянием равноправия и широкой личной свободы создавались формы демократического казачьего управления. Равенство, свобода и самоуправление – основные принципы казачьего управления. Все держалось на обычаях и воле всего казачьего войска, и проявлялось и осуществлялось на войсковых кругах, которые по мере развития казачьего общества приобретали все большее значение. Круг занимал важное место в системе казачьего самоуправлении и являлся институтом общественной власти, формой общенародного законодательного собрания с ярко выраженными демократическими началами. Круг, как высший законодательный орган, выполнял все присущие такому органу функции. Традиционно казачий круг у казаков служил обозначением любого всенародного собрания. Из архивных документов известны круги валовые, войсковые, полковые. Круги решали все общественные дела и при полной независимости и демократизме казачьих обществ были собранием полноправных представителей народа. Низшим Кругом был полковой, впоследствии станичный или хуторской. Его решения мог пересмотреть или приостановить Круг войсковой, который состоял из представителей всех станиц округа. Высшим считался Круг валовой, куда собирались представители всего народа. Он решал особо важные вопросы и был неправомочен, если хотя бы один представитель или отряд войска бывал в отлучке и его представители не участвовали в голосовании. Войсковой Круг решал все жизненно важные вопросы: войны и мира, дипломатических отношений, социально-экономические вопросы (распределение земли и пастбищ, рыбных и охотничьих угодий, прием в казачество и его лишение), отмечал казаков за заслуги перед обществом, выполнял функции высшего судебного органа, избирал органы исполнительной власти. Все его решения имели силу закона и подлежали безусловному исполнению. Роль совещательного и контролирующего органа выполнял Совет стариков (старейшин). 75 Во многих документах сохранилось описание казачьих Кругов в разных казачьих областях и войсках. В частности, в войске Запорожском, где Круг первоначально носил общеславянское название – коло (круг) [5]. Вот как описывает Круг в Войске Донском Е.П. Савельев: «Круг собирался на открытой площади – майдане, все участники его образовывали из себя круг, стояли на ногах, сняв шапки в знак почтения к месту и важности дела…, в центре атаман с символами власти – насекой и перначом, есаулец с нагайкой, которую может в случае необходимости применить…» [6]. Право участия в Круге имел каждый казак, при этом он обладал полноправным голосом. Каких-либо привилегий не имелось, все были равны. При избрании в органы исполнительной власти – атамана, есаулов, писарей и других должностных лиц – учитывались только личные качества и заслуги кандидата, но не его социальноэкономическое положение. Кругом избирались и духовные лица – священники, дьяки и остальной притч. Вновь принятые Кругом в свое общество пришельцы приобретали все права казака, невзирая на национальность и вероисповедание. Четко сохранялась традиция, обеспечивающая защиту и покровительство своим гражданам, в том числе и вновь принятым беглым, что выражалось, в частности, у донских казаков принципом «с Дона выдачи нет». Решения Круга принимались большинством голосов. Избранные представители исполнительной власти (атаман и др.) несли полную ответственность перед Кругом. При злоупотреблении властью и нанесении ущерба обществу атаман любого уровня нес уголовное наказание, вплоть до смертной казни. Избрание на должность производилось на определенный срок или мероприятие (поход), по окончании которого все полномочия слагались и должностные лица возвращались в общество рядовыми гражданами. Точно такая же форма власти существовала и на местах в станицах и хуторах. Исполнительными органами местного самоуправления были избираемые на год атаман и есаул, но они не играли никакой роли в управлении данной общиной, а являлись лишь простыми исполнителями решений своего Круга. Станичное управление составляли: – станичный сбор; – станичный атаман; – станичное правление; – станичный суд. 76 Хуторское управление составляли: хуторской сбор и хуторской атаман. Станичный сбор состоял из атамана и его помощников, хуторских атаманов, судей, казначея и казаков-домохозяев. Сбор обсуждал хозяйственные и административные дела местного значения (постройка магазинов, школ, разбор жалоб и т.д.). Станичный атаман избирался простым большинством голосов на станичном сборе. В его функции входило наблюдение за порядком и спокойствием в пределах юрта. Атаману подчинялись все проживающие в станице жители как войскового, так и невойскового сословия. Станичный суд образовывали: – суд станичных судей; – суд почетных судей. Суд станичных судей учреждался для каждой станицы, суд почетных судей – для каждых двух станиц. Судьи выбирались на станичном сборе. Станичный суд разбирал споры и тяжбы по имуществу до 100 руб. и маловажные проступки. Станичное правление образовывали: станичный атаман, его помощники, станичный казначей и доверенные. На станичном правлении лежало делопроизводство по всем вопросам станичного управления. Естественно, что такая форма демократии могла существовать только при полной личной свободе и независимости граждан. Круг был высшим проявлением казачьей демократии и вольнолюбия, поэтому любой абсолютистский или тоталитарный режим стремился их уничтожить. У донских казаков Круги были запрещены в 1721 г. Петром I и заменены станичными сборами, где казакам зачитывали указы и постановления властей, на Урале – в 1775 г. Впервые в 1735 г. по царскому указу назначен войсковой наказной атаман. Но, несмотря на запреты, Круги существовали (их стали называть – сходы) до 1917 г. и сохраняли традиции казачьей демократии [7]. Екатерина II в 1775 г. издала манифест об упразднении Запорожской Сечи, но обходиться без дешевой и надежной военной силы Российское государство не могло, поэтому в 1788 г. создается Черноморское войско, составившее впоследствии основную часть Кубанского казачества. Прежние демократические традиции в первые десятилетия после переселения на Кубань сохранялись. В первую очередь это относилось к черноморским казакам, так как в среде линейного казачества с самого начала их пребывания на Кубани была введена полковая система управления. В последующем, с образованием Ку77 банского казачьего войска, управление было унифицировано и утратило многие демократические признаки, занимавшие в системе ценностей казаков очень высокое положение. Более или менее традиционными выглядели низовые, станичные структуры власти, где удалось сохранить выборность. Так, например, должны были проходить выборы куренных (станичных) атаманов в Черноморском казачьем войске. Казаки должны были по традиции собраться вместе и «поговоря между собою мирно, с доброго согласия всего куренного общества благопристойно и полюбовно избрали бы куренных атаманов…» [8]. В 1794 г. был принят «Порядок общей пользы» – документ, регламентирующий управление, расселение и землепользование в Черноморском казачьем войске. Согласно ему, учреждалось и войсковое правительство в следующем составе: кошевой атаман, войсковой судья и войсковой писарь [9]. За казачеством были оставлены личная свобода, право земельной собственности и куренное самоуправление, так как на этих устоях могла еще стоять общинная жизнь казаков. На новых землях казаки старались удержать внешние черты Сечевого устройства. Таким образом, в Черноморском войске впервые ясно обозначилась дифференциация в автономных функциях казачества: одна часть этих функций перешла к центральному правительству, другая осталась в войске в форме его специальных прав. Высшая администрация, сохранив внешнюю форму казачьего управления без внутреннего правового содержания, стала органом правительственным. Самоуправление замкнулось в тесные рамки куренной, сельской общины. К подобной реорганизации и практически к уничтожению демократических традиций у казачества, к сужению рамок привольной жизни привел дальнейший ход исторических событий. Согласно грамотам Екатерина II, в основу жизни казаков «должно было лечь распространение семейного жития» [10]. Это положение привело к изменению внутренней организации казачества в интересах центрального правительства. Реформы в сфере управления, строгая регламентация поведения воспринимались казаками как посягательство «на вольности», волю, одну из основных ценностных категорий казачества. В 1842 г. было принято «Положение о Черноморском казачьем войске». Это положение подразделило управление казачьим войском на военное и гражданское. Для военного управления были учреждены войсковое и окружное дежурства. Гражданские органы управления распадались на войсковые, окружные и станичные. К войсковым от78 носились: а) войсковое правление, которое состояло из четырех составляющих – исполнительной, хозяйственной, поземельной и гражданской; б) войсковая врачебная управа; г) войсковая прокуратура; д) торговый словесный суд; д) полиция города Екатеринодара [11]. В окружном гражданском управление важное место занимали окружные суды, в состав которых входили выборные казаки. Но попавшие в заседатели казаки могли участвовать в решении лишь тех дел, которые касались станицы и казаков. То есть, заседатели были защитниками интересов рядового казачества, но, чаще всего, они были игрушкой в руках чиновников, решавших дела в своих интересах. Станичные учреждения составляли органы казачьего самоуправления. Это были станичные сборы (сходы) и станичное правление, в которых сосредотачивалась юридическая автономная деятельность станицы или станичного общества. На нем (станичном правлении – З.Г.) лежали хозяйственные дела, касавшиеся всей станицы. Именно в станичном обществе была сохранена часть прав станичного казачьего круга или рады. Общество на полном сборе могло судить и наказывать своих членов за мелкие проступки. При решении общественных дел исходили из основания, что «общественная собственность неприкосновенна…, польза общая предпочитаема частной…, чтобы не были упущены источники, могущие приносить доход станице…, чтобы меры взыскательности служили сохранению и утверждению добрых обычаев, нравственности, благочестия…» [12]. Но к тому времени, когда было принято положение 1842 г., в казачьих войсках уже сложились сословные отношения. Прежняя казачья старшина и духовенство превратились, по сути, в дворянское сословие. Их чиновничье положение давало им привилегии. Принадлежность к войску рядовых казаков давала им права рядового казачества. Таким образом, с образованием Кубанского казачьего войска управление было унифицировано и утратило многие демократические признаки, занимавшие в системе ценностей казаков очень высокое положение. На уровне отделов и войска государство выборность заменило по сути дела назначением (наказные войсковые атаманы, отдельские атаманы и др. высокие должности). Более или менее традиционными выглядели низовые, станичные структуры власти, где удалось сохранить выборность. Неоднократно казаки пытались восстановить прежнее положение. В их среде популярной была идея: «Выбьем де панов, поставим по старому свой порядок, как в присутственных местах на войсковой земле стоящих, так и по всей границе». Система управления, несмот79 ря на жесткий контроль со стороны государства и ее трансформацию, оставалась важной составной частью казачьей культуры, войскового «мира». Известная сохранность этой системы в абсолютно новых условиях объясняется, прежде всего, тем, что ее носителями являлась значительная масса мужского вооруженного населения, издавна обладавшего воинскими навыками и апеллирующего к своим традициям, «изначальным вольностям». Выход этой системы непосредственно на вершину государственной власти, на «царя-батюшку», императора (утверждение царем наказного атамана; цесаревичи, как символические атаманы всех казачьих войск; наличие казачьего царского конвоя; регулярное подтверждение «казачьих вольностей» царствующими персонами), в конечном итоге, также способствовал повышению статуса войскового «мира» в целом и отдельно взятого казака как государственно-значимых и государственно-мыслящих людей. Таким образом, зародившись, как общность с самобытной народной демократией, казачество превратилось в служилое сословие, ставшее значительной силой и частью российского государства со своими традициями, укладом и системой взаимоотношений. Демократизм у казаков имел примитивный характер и осложнялся военным началом. Несмотря на равенство, у них существовало батрачество в самых разных видах. Демократические основы казачьего самоуправления уничтожились Российской империей, казачество стало военно-служилой категорией. Однако казачий менталитет полностью нивелировать не удалось. Попытка казачества воссоздать традиционную демократическую форму правления в 1917 – 20-е гг. захлебнулась в крови гражданской войны. Государство диктатуры пролетариата демократизм казачества и его приверженность своим правам ни в коей мере не устраивали. Последний Конституционный круг Дона, Кубани и Терека созывался в январе 1920 г. В 1921 г. казаки были окончательно лишены своих прав. Политика расказачивания, проводимая Советской властью и направленная на физическое уничтожение населения и казачьего духа, также не увенчалась успехом. Доказательством этому является современное возрождение казачества. Примечания: 1. Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. Екатеринодар,1910. Т. 2. С. 424 2.Там же. С. 426. 3. Там же. С. 227. 4. Там же. С.238. 5. Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1984. 6. Савельев Е.П. Казаки. История. Владикавказ, 1991. С. 367-368. 80 7. Казачье самоуправление. 8. Бондарь Н.И. Модель традиционной культуры кубанского казачества (Кубанское казачество: история, этнография, фольклор). М., 1996. С. 49. 9. Летопись Кубанского казачьего войска. Краснодар, 2006. С. 48. 10. Казачья летопись. Порядок общей пользы. 11. Летопись Кубанского казачьего войска… С. 109-113. 12. Щербина Ф.А. Кубанское казачье войско. Сборник кратких сведений о войске 1696 – 1888. Воронеж, 1888, С. 82-83. С.А. Гапонова История образования школы в станице Дагестанской (1864 – 1917 гг.) Актуальность исследования истории и культуры казачества определяется ростом интереса к его прошлому. Вместе с тем, проблема казачьего народного образования выглядит несколько более скромно на фоне довольно глубокой изученности вопросов этнической, военной и социально-экономической истории казачества и истории отдельных станиц. Стремление к изучению образовательного аспекта данной проблемы связано и с осознанием того, что без усилий, которые были приложены для создания и расширения системы образования и воспитания в течение XIX – начала XX вв., было бы невозможным не только появление ученых в этот период, но и просто грамотных жителей. Объектом нашего исследования является казачье общество станицы Дагестанской Майкопского района (в рассматриваемый период – отдела). Предмет изучения – история создания станичной школы и роли станичного казачества в этом процессе. Цель работы – изучение особенностей казачьей системы образования и воспитания молодежи на примере деятельности школы ст. Дагестанской во второй половине XIX – начале XX вв. В соответствии с поставленной целью, решались следующие исследовательские задачи: – выявить этапы формирования и развития школы, педагогического коллектива; – исследовать роль и формы участия казачества в учебновоспитательном процессе и финансировании школы; – рассмотреть особенности воспитания казачьей молодежи в рамках школьного образования. 81 Хронологические рамки исследования – период с 1864 г. по 1917 г. Нижняя хронологическая рамка соответствует дате появления в станице первого учебного заведения – казачьей школы. Верхняя – завершение дооктябрьского периода в истории российской школы. Всему есть начало. Первые шаги и первое слово, первая азбука и первый учитель – важные моменты в жизни каждого человека. У истории станицы Дагестанской тоже есть свои первые шаги, и один из них – шаг к образованию – первая казачья школа. В настоящее время это муниципальное общеобразовательное учреждение «Основная общеобразовательная школа № 26». В январе 2011 г. исполнилось 147 лет со дня ее основания. Ни много, ни мало, почти полтора века прошло с тех пор… Сегодня школы и другие образовательные учреждения гармонично вписываются в нашу повседневность. В начале же прошлого века открытие каждого нового учебного заведения, в том числе школ, рассматривалось как большое событие. Умением читать и писать ныне никого не удивишь, а еще полтора века назад грамотность была явлением далеко не всеобщим. В рассматриваемый период казаки были всерьез обеспокоены вопросом образования своих детей: организовывали казачьи школы и другие учебные заведения. Обучение в них велось с учетом казачьих традиций, укрепляя вековые устои народа. Тем самым казаки думали не только о своем хозяйственном благоустройстве, но и об образовании детей. Заметные перемены в народном образовании на Кубани пришлись на рубеж 60-70-х гг. XIX в. Толчком к этому во многом послужила отмена крепостного права в России и окончание Кавказской войны. В этот период правительство утвердило «Положение о начальных народных училищах», главной задачей которых являлось, в том числе в казачьих регионах, распространение среди населения религиозных и нравственных постулатов, а также знакомство с некоторыми полезными сведениями. К открытию станичных школ наказной атаман граф Ф.Н. Сумароков-Эльстон привлекал духовенство, атаманов, командиров бригад и полков. До него станичные школы были в плачевном состоянии. Он лично бывал в станицах и на общественных сходах поддерживал идеи о заведении новых школ. Благодаря таким заботам графа, активно стали открываться школы во вновь образованных станицах. В мае 1863 г. первые поселенцы Дагестанской стали обживаться на новом месте, и уже в ноябре этого же года на станичном сходе было решено обучать казачат. 82 А начиналось всё так.7 ноября 1863 г. состоялся станичный сход. К собравшимся обратился станичный атаман: «Господа, мы собрались здесь по очень важному делу. Получен Приказ № 1370 от командира 26-го казачьего полка полковника Пистолькорса. Он серьёзно поставил вопрос об открытии во вновь образованных станицах школ. В Приказе говорится: «Плох тот казак, который не надеется стать атаманом. Но для того, чтобы им стать, надо знать грамоту, а для того, чтобы учиться, надо завести станичные школы» [1]. И уже 1 января 1864 г. в станице Дагестанской была открыта станичная школа, которая помещалась в специально отведённом для того общественном деревянном доме. Школа находилась в ведении 26-го полка Кубанского казачьего войска и содержалась за счёт родителей учащихся мальчиков. По учебной и хозяйственной части школа подчинялась местному священнику Евграфу Покровскому. В школе был один учитель – урядник Митрофан Ерёменко, который имел «права преподавать науки».В 1864 г. в школе обучалось 16 детей, казаков-мальчиков, (в тот год в станице проживало 9 урядников и 240 казаков)» [2]. В школе преподавали: Закон Божий, русский язык – 7 час., арифметика – 6 час., пение – 5 час., церковнославянский язык – 4 час., чистописание – 3 час. в неделю. По этим предметам имелись учебные пособия, одобренные областным начальством, в их числе – азбука, арифметика Меморского, псалтырь. Значительное место отводилось умению «плавно и толково» читать Евангелие, знать молитвы, притчи, уметь писать письма, прошения, приказы без грубых орфографических ошибок. Кроме основных предметов, детей знакомили с семейными обязанностями, обычаями и обрядами казаков. Для мальчиков, наряду с перечисленными выше предметами, преподавались верховая езда, строевая подготовка, плавание, гимнастика и военные упражнения. Особое место отводилось стрельбе. Этому мастерству обучали с двенадцати лет. Навыки владения оружием у мальчиков развивали и при помощи фехтования, что давало им возможность развиваться физически. Знакомили казачат и с местностью. Знание особенностей рек: быстроты течения, глубины, рельефа дна — облегчало переправу вброд и вплавь. Девочек обучали рукоделию, ведению домашнего хозяйства. Занятия по рукоделию состояли в обучении вязанию и штопанью чулок, основам шитья, починке платья и носильного белья. Из поколения в поколение станичники передают воспоминания 83 первых учеников школы: « Школяр являлся в обитель науки в праздничной одежде и с большим горшком каши. Наставник, приняв дары, – кусок шёлковой материи и медный ключ к дверям дальнейшей грамотности – гривну медных денег, ставил между невкусной умственной пищей вкусную пищу и погружал в недра символического яства ложку, а за ним – школяры. Когда же горшок до дна опустошали, его, пустой и звонкий, вешали на самый высокий кол плетня и с расстояния, указанного перстом наставника, разбивали. В школу ходили босые, неся в руках отцовы сапоги. В ближайшей луже мыли ноги, вытирали их лопухом, обували отцовы сапоги, потому что на урок нельзя было идти босиком» [3]. Но не все дети имели возможность посещать школы. Образование оставалось привилегией избранных семей казаков. Школ не хватало. Об этом выразительно свидетельствует отчет школьного инспектора за 1871 г.: «Обстановка школ менее всего напоминает учебное заведение: одна и та же комната служит и классной комнатой, и кухней…Скверно обстояло дело и с составом учителей» [4]. Тем не менее, казачьи общества делали все, что могли. По итогам занятий казачатам выставляли следующие оценки: «надёжен», «с дарованием», «понятлив», «слаб», «ленив», «остр», «кроток», «молчалив», «непонятлив», «без дарования». В конце XIX в. перешли к цифровым оценкам: «слабо» – 1, «посредственно» – 2, «удовлетворительно» – 3, «хорошо» – 4, «отлично» – 5. Наказаниями или, как тогда говорили, «мерами к ускорению процесса восприятия материала», служили оставление без обеда, стояние на коленях, драньё за волосы и уши. Поведение оценивалось как «дурное», «заслуживающее строгого порицания», «не заслуживающее строгого порицания», «хорошее», «отличное» и определялось в соответствующих цифровых оценках. В 1875 г. в школе ст. Дагестанской обучалось 12 мальчиковказачат и 1 девочка, дочь урядника. В 1879 г., в ознаменование 25летия царствования императора Александра II,она была преобразована в станичное одноклассное смешанное училище. К этому времени для станичных школ составлена была определённая программа. Начальное образование делилось на одноклассное – двухтрехлетнее образование и двухклассное, дававшее более широкие знания. Оно состояло из двух ступеней и длилось четыре – пять лет. В начальных народных училищах допускалось совместное обучение мальчиков и девочек, для казаков обучение было бесплатным. В этот 84 период все светские начальные народные училища передавались в ведение Министерства народного просвещения. Одноклассные станичные училища с трёхлетним сроком обучения давали минимум элементарных знаний: главнейшие основания веры и нравственности христианской, умение читать, писать и считать в пределах первых четырёх действий, а также усвоение некоторых полезных бытовых сведений. В двухклассных училищах дополнительно преподавались естествознание, география и история России, а также геометрия и физика. В 1871 г. за счёт Кубанского казачьего войска дагестанская школа была снабжена необходимыми книгами и учебными пособиями. Благодаря помощи казаков, школа была сравнительно хорошо снабжена пособиями: имелись географические карты 2-3 наименований, классные счеты, иллюстрации картин по библейской истории, наглядные пособия по ботанике, истории и др. В начале XX в. в школе появился глобус, некоторые физические приборы, компасы, «волшебные фонари» (современные эпидиаскопы), коллекции камней и минералов. Забота и внимание казаков распространялось и на организацию школьной библиотеки с книгами для учеников и отдельно для учителей. Ежемесячно школьное имущество проверялось и по необходимости списывалось. «14. 09. 1916 г. Школьного имущества исключено: а) из учительской библиотеки – на 3 руб.; б) из ученической библиотеки – на 1 руб.; в) учебников – на 18 руб.; г) школьного инвентаря – на 2 руб.; д) классных пособий – на 3 руб. Всего – на 27 руб.» [5] В казачьей школе Министерства просвещения работали учителя, окончившие, в основном, учительские и духовные семинарии. Их материальное положение было следующим: средний годовой оклад учителя в Дагестанской школе составлял в начале XX в. в среднем 536 рублей, учительницы – 509 рублей. Заведующий училищем получал жалование – 600 руб., священник – 100–150 руб., учителя – от 360до 560 руб. Приезжим учителям полагались квартирные – в денежном выражении (120 руб.) или натурой, всем учителям выдавались деньги на содержание прислуги, т.е. «прислужные» – 60 руб., на отопление и освещение – натурой и 24 руб. Размер жалования зависел от выслуги. «На выслугу «пятилеток» засчитывалась служба в школах «всяких наименований, всяких ведомств». Служба в частных школах и в гимназиях не засчитывалась. Перерывы в службе, отпуск свыше четырёх месяцев «выключались» и в счёт на выслугу пятилеток не заносились. 85 Сведения должны были совпадать с данными послужного списка и документальными данными о назначениях. Запись должна была носить такой вид: «14 л. 5 м. 18 дн.» Законоучителям засчитывались годы их законноучительской службы. «На основании данных начисляется размер 5-летней прибавки на будущий год из расчёта – каждая пятилетка равняется 60 рублям в год» [6]. С 1871 г. для учителей, по инициативе графа Ф.Н. СумароковаЭльстона, действовали курсы и съезды, которые устраивались для ознакомления неподготовленных учителей с основными педагогическими положениями, рациональными приёмами воспитания и обучения. Лица, побывавшие на них, получали свидетельства о том, что «имеют нужные для начального народного учителя сведения». В педагогическом коллективе первых казачьих школ главное место занимал законоучитель. Им, как правило, был приходской священник. «Законоучитель обращал особое внимание обучаемых на толкование молитв, главнейших церковных песнопений и событий из священной истории. На уроках Закона Божьего воспитанникам объясняли смысл основных христианских заповедей, значение православных праздников и постов, сообщали сведения из Ветхого Завета. Законоучителя придавали своему преподаванию практический характер, обращая серьёзное внимание на борьбу с распространенными в приходе суевериями» [7]. Священнослужители «учили не развивать чревоугодие, укреплять мускулы, больше трудиться», развивать ум, волю, сердце и совесть. Духовность и высокую нравственность связывали с общей культурой, готовили воспитанников прочно стоять на земле предков и жить мудростью народной. Они стремились к воспитанию кротости, учтивости, благонравия, великодушия, старались раскрывать детям истинное учение Православной Церкви в противовес раскольническим и сектантским учениям. Православная Церковь всегда была основным очагом культуры. «Она выполняла особую миссию не только в укреплении религиозно-нравственного состояния населения, но и в просвещении, через приобщение к учёбе, христианской литературе, культурному досугу» [8]. В первые годы существования станичной школы дети приходили на занятия неорганизованно, когда выдавалось свободное время. В школу поступали в разном возрасте. Начало и конец занятий не были точно установлены. В 80-е гг. XIX в. учебный процесс начинался 1 декабря, в день пророка Наума, который считался «помощником ум86 ственных занятий». Существовала пословица: «Один пророк Наум наводит на ум». С начала ХХ в. учебный год стал начинаться с 1 сентября, но случались задержки в связи с сельхозработами, и это отмечалось в отчётах. Так, в 1905 г. занятия начались в октябре, в 1915 г. – 15 сентября, в 1916 г. – 28 сентября. Ежедневное число классных уроков не должно было превышать четырёх. Количество уроков для каждого штатного учителя полагалось не менее 12, остальные оплачивались как дополнительные. Учебные занятия велись непрерывно в течение всего учебного года. Исключения составляли воскресные и праздничные дни, а также местные праздники, дни говения и каникулы: зимние – с 22 декабря по 8 января, весенние – с Лазаревой субботы по Фомино воскресенье и летние, продолжавшиеся не менее двух месяцев. По окончании учебного года перед летними каникулами проводили экзамены. Грамотные люди ценились в казачьей среде, поэтому казаки уделяли обучению своих детей большое внимание. На постройку первого здания станичной школы жертвовали по 10 рублей серебром, и к 1892 г. новое здание школы с тремя классными комнатами было построено. Постройка обошлась в 6 тысяч рублей. Попечителем школы стал зажиточный казак З.С. Колчанов, законоучителем – священник Н.Е. Ключанский, учителем – Н.Д. Асеев. Число учеников составило 23 чел.: 5девочек и 18 мальчиков. С 1906 г. начало действовать школьное попечительство, способствующее успешной работе и дальнейшему развитию школы. В школьных отчётах специальным пунктом отмечалась деятельность попечительства. Так, «в течение 1916 г. заседаний попечительства было 21». В полномочия попечительства входила ежемесячная проверка школьного имущества, списывание непригодных пособий, книг, инвентаря. Вёлся строгий учёт пособий от казачьего войска, из местных источников, от казны. В итоге заполнялся документ следующего содержания: «Из сумм казённого пособия текущего года, ассигнованных на содержание училища, в течение отчётного (гражданского) года израсходовано 2300 рублей с разрешения Господина Инспектора за № 3127 1916 г.; имеется остаток от этого пособия в сумме – 0 руб., а с остатком прошлых лет – 52 руб.» [9]. Регулярно, за исключением летних месяцев, попечительство проверяло приходнорасходную книгу. Записи о проверке заверялись подписями членов попечительства. В конце года подводились итоги, сколько израсходовано на содержание училища, наличие запасного капитала. В 1911 г. в дагестанском станичном одноклассном начальном 87 училище обучалось 92 ученика:67 мальчиков и 25девочек. В этом году школа получила пособие от казачьего войска – 770 руб., а из местных источников – 1111 руб. Размер школьного участка составлял 100 десятин, доход с него – 186 руб. В школе было 3 классные комнаты. Почетным блюстителем с 1908 г. являлся казак станицы Дагестанской Степан Николаевич Могилянцев, о котором в архиве сохранилась любопытная запись «пожертвований не делает». В школе в этот период (1911 г.) работали: – заведующий училищем Семён Никифорович Морозов, 36 лет от роду, крестьянин, образование домашнее, работавший в этой школе с 1.09.1910г. и получавший жалованье 420 руб. В 1899 г. он посещал на свои средства курсы по садоводству и пчеловодству при Вознесенской школе. В 1901г. на пособие от войска в размере 25 руб. обучался на педагогических курсах в Екатеринодаре. В 1908 г. на пособие от войска – 100 руб., прошёл курсы по шелководству и пчеловодству в Тифлисе, а в 1911 г. на пособие от войска – 40 руб., – сельскохозяйственные курсы в Анапе; – 1 законоучитель, священник, Михаил Иванович Белохвостов, 29 лет, окончивший Ставропольскую духовную семинарию. В данной школе работал с 1.09.1906 г., с жалованьем 100 руб.; – второй учитель, Винеев Евстафий Фёдорович, иногородний, 29 лет от роду, выпускник Майкопского городского училища, работавший учителем с 1.09.1908, с 1.09.1911г.– в данной школе, с жалованьем– 560 руб.; – третий учитель, Митрофан Иванович Бредмений, иногородний, 25 лет от роду, работавший учителем с 1908 г., с жалованьем 560 руб.; – третий учитель, Иван Назарович Бондаренко, крестьянин, с жалованьем в360 руб. В 1913 г. училище преобразуется в двухклассное смешанное начальное училище, войдя в четвертый инспекторский район Майкопского отдела. В училище имелись три классные комнаты. Занятия в связи с необходимостью уборки урожая начались в 1915 г. 15 сентября. Мальчиков в этом году обучалось 115, девочек – 31. Занятия проводились и с взрослыми казаками, 8 мужчин занимались вместе с детьми. Школа получила пособие на учебный год: от казны – 1400 руб., от войска – 1317 руб., из местных источников – 2152 руб. Доход со 100 десятин земли, переданной казачьим обществом школе – 236 рублей. Всего – 5105 рублей. Почётным блюстителем училища с 1913 г. являлся казак Григорий Михайлович Лыхман. 88 В 1915 г. в училище работали 6 человек: заведующий, законоучитель, три учителя и один инструктор, который направлялся в школу казачьим обществом в основном для проведения военноспортивных занятий. В числе учителей была и одна женщина – Валентина Владимировна Слюсарева (урожденная Фингерман), казачка, выпускница женской гимназии. Заведующим училищем работал Александр Алексеевич Слюсарев, выпускник Майкопского реального училища. В числе членов педколлектива уже не было работников с домашним образованием, что свидетельствовало о некотором повышении образовательного уровня народных учителей. Определенную роль в этом сыграли педагогические курсы, на которые периодически направлялись педагоги училища. Так, в 1916 г. учительница В.В. Слюсарева обучалась в Майкопе на курсах учителей музыки и рисования. В 1916 г. несколько укрепилась материальная база училища, в котором стало 4 классных комнат. Несколько возрос контингент учащихся:13 взрослых мужчин-казаков, 84 мальчика, 53 девочки. Всего 150 чел. Довольно активно работало школьное попечительство. В 1917 г. проведено 21 заседание, на которых обсуждались важные вопросы деятельности училища и участия в ней казачества. В штат училища в этот период были введены: заместитель зав. училищем, второй и третий заместитель училища, а также учительница рукоделия. В 1918 г. в школе обучалось 100 человек, вместе с тем, 180детейпо разным причинам не могли посещать школу. Такова дооктябрьская история одной из казачьих школ Кубанской области, в деятельности которой отразились не только все позитивные и негативные аспекты народного просвещения, но и особенности влияния на него общества в лице Кубанского казачьего войска в рассматриваемый период. Примечания: 1. Кубанские областные ведомости. 1878 г. 2. Переписка с научным сотрудником Государственного учреждения «Государственный архив Краснодарского края» (далее ГУ ГА КК) Л.М. Пурас. 1996, 2009, 2011 гг. 3. Воспоминания старожилов ст. Дагестанской: П.И. Реснянской и Н.И. Федосеевой, записанные автором работы в 1997, 2009 гг. 4. Кубанские областные ведомости. 1878 г. 5. ГУ ГА КК. Сведения о личном составе служащих.1911, 1915, 1916, 1917 гг. 6. Там же. 7. Православная церковь на Кубани. Сборник документов ГУ ГА КК. Краснодар, 2001. 89 8. Сухинина О.Ф. Роль русской православной церкви в просвещении населения Кубани. Краснодар, 1995. 9. ГУ ГА КК. Сведения о личном составе служащих.1911, 1915, 1916, 1917 гг. С.А. Голованова Казачество в геополитическом пространстве Северного Кавказа В современном кавказоведении теоретически разрабатывается геополитическая модель Северного Кавказа и поднимаются проблемы регионогенеза Юга России [1]. С одной стороны, это требует определения места казачества в северокавказской геополитической модели, с другой – выявление характера его участия в регионогенезе. Следует различать геополитическую науку и геополитическую практику. В исследовании казачества следует исходить из геополитической практики, которая по утверждению Э.А. Позднякова, подразумевает все, что связано с территориальными проблемами государства, его границ, с рациональным использованием и распределением ресурсов, включая и людские [2]. Геополитический фактор, как условие возникновения казачества, впервые последовательно обосновали П.Н. Лукичев, А.П. Скорик и Р.Г. Такиджьян на материалах донского казачества. Исследователи пришли к выводу, что Россия на Востоке и Юге взаимодействовала с кочевыми народами, лишенными государственности, что объясняло постепенное распространение русского земледельческого населения в данных направлениях. Открытость России с юга, где ей постоянно угрожали племена кочевников-скотоводов, продиктовала специфические условия социального устройства русского населения. Россия, не имеющая естественных границ, как для своего распространения, так и для нашествия кочевых народов, создала социальную преграду в лице казачьих поселений, вначале в верховьях, а затем и в низовьях Дона, то есть своеобразный буфер между Русью и Степью. Логика геополитического анализа несколько уязвима в разделе, где речь идет о том, что в борьбе за территорию победил земледелец, который пришел «всерьез и надолго». Ранние казачьи сообщества никак нельзя назвать земледельческими. Да и сами авторы отмечали, что земледелием казачество не занималось вплоть до XVIII в. Российское государство, не 90 имея достаточно сил для охраны границ от воинственных кочевников, вынуждено было терпеть взрывоопасное казачество, стимулируя его существование поставками «пороха и хлеба». И лишь с XVIII в. Россия начинает проводить политику подчинения Дона общей системе государственного управления, что в свою очередь в немалой степени обусловило продвижение казачества к югу по Северному Кавказу, в горы, туда, куда государственная власть проникнуть еще не могла [3]. Такой традиционный геополитический подход представляет российское государство инициатором создания «буферных зон», заселенных казачьими сообществами. Однако столь однозначно нельзя объяснить формирование донского, гребенского, днепровского казачества, во всяком случае, начальные этапы его истории. Рассматривать геополитический фактор как условие возникновения казачества вообще, на наш взгляд, не совсем верно, и следует подходить дифференцированно к различным группам южного казачества. Гребенское и донское, как самые ранние сообщества вольного казачества, формировались, безусловно, в чрезвычайно активной геополитической зоне, но без прямого участия государства. Терское и Кубанское казачьи войска – факт реализации геополитических планов России. Геополитическая модель Северного Кавказа, как отметил А.Г. Дружинин, «многослойна», и в ней взаимно пересекаются противоречивые интересы глобальных и региональных «центров силы» [4]. Одним из микроуровней в этой модели должно выступать казачество как компонент в южно-российском регионогенезе, через феномен которого шла интеграция осваиваемого им пространства в геопространство России. Важной категорией геополитики является понятие «политическое пространство», таковым его делают определенные границы, выступающие фактором безопасности. Геополитическая проблема границ возникает всегда, когда начинается борьба за контроль, присоединение и освоение политического пространства. Поэтому на историю развития и становление отдельных региональных групп казачества следует смотреть, прежде всего, через геополитическую проблему границ. У ранних казачьих сообществ наблюдается территориальная привязанность к рекам. В дальнейшем, расширяя территории, казаки следуют за государственной границей России. Географический охват расселения казаков имеет свои закономерности: сначала освоение пространства вдоль реки, затем движение к морю и, наконец, продвижение в горы. С точки зрения методологии геополи91 тического исследования казачьи земли находились в так называемом «внутреннем или континентальном полумесяце», «береговой зоне», представляющей собой пространство интенсивного культурного развития, которое, являясь пограничной зоной, поясом, полосой, вместе с тем, выступало и как граница. А.Г. Дугин в объяснении геополитического понимания термина «граница» исходит из того, что «пространственный объем береговых зон является следствием взгляда на материк извне, от лица морских пришельцев». Именно для «сил моря» берег выступает полосой, простирающейся в глубь суши. Для самого материка берег, напротив, это предел, линия» [5]. Следовательно, России, которая была государством теллурократическим, был присущ сугубо сухопутный взгляд на границу как линию, что прямо отразилось на обустройстве южных границ за счет строительства укрепленных линий и заселения их казаками. В отличие от границ между государствами, геополитика понимает этот термин иначе, отправляясь от изначальной модели, в которой первограницей или архетипом всех границ является конкретное историко-географическое и культурное понятие rimland. Согласно геополитическим идеям Ф. Ратцеля, «граница это периферийный орган государства, в котором проявляются его рост, сила или слабость и все изменения в организме государства. Сильное государство то, которое в состоянии поддерживать тесные связи между своими пограничными зонами и сердцевиной. Любая тенденция к ослаблению этого взаимодействия неизбежно ослабит государство и приведет к потере пограничной зоны, которая может провозгласить независимость от центра или присоединиться к соседнему государству» [6]. Место и роль казачества в истории России во многом определяется тем, что именно оно стало той основной силой, на которую Российское государство опиралось при оформлении своих геополитических границ на юге и проводило очень гибкую религиозную и социальную политику. Это предопределило сильные «охранительные» и «державные» ориентации. В массовом сознании казаков глубоко укоренился миф границы. Граница стала понятием сакральным, что нашло отражение в фольклоре казаков [7]. Но вместе с тем, в пограничных зонах, как показывают исторические источники, наблюдалась тенденция образования казачьей государственности, которая в силу объективных причин не получила завершения [8]. В первую очередь подобное стремление прослеживается в Войсках Донском и Запорож92 ском, гребенское казачество такой силы сплоченности не имело, а терское и кубанское формировались уже под опекой государства. Но, даже став подданными Москвы, казаки сохранили основные принципы внутреннего самоуправления. А если учесть, что государство номинально сделало казаков собственниками войсковых территорий, а само казачество представляло хорошо организованную военную силу, отдаленную от центра, находящуюся в иноэтничном окружении, то роль южных пограничных зон власть недооценивать не могла и в соответствии с этим строила свои отношения с казачьими регионами. Казачество сыграло свою решающую роль в определении выбора большинства народов Северного Кавказа в пользу России. Формирование южных границ нельзя рассматривать только с позиций имперско-колониальной политики царизма, новые возможности для осмысления сложных процессов взаимодействия дадут исследования в терминах концепции диалога двух социокультурных систем: российской и северокавказской. При таком подходе «граница» рассматривается не как «барьер», а как «контактная зона», порождающая важнейший для общественного развития «культурный билингвизм» [9], коими и стали пограничные линии, населенные казаками. Географический и климатический факторы выступали определяющими на всех этапах истории казачества, так как через них шел процесс формирования представлений о своем и чужом пространстве. Одним из признаков этнической общности выступает территориальный. Для казачества эта категория оставалась непостоянной. На начальных этапах следует отметить условность границ обитания, предопределенную «кочевым» характером и разбросанностью отдельных казачьих сообществ. Понятие своей территории, как постоянного признака, было характерно для запорожского казачества, а затем и для Черноморского, Донского и Гребенского, причем границы для двух последних групп четко не определены. Только после 1860 г., когда царским указом были созданы Кубанское и Терское казачьи войска, закончилось военное освоение Кавказа, и внешние границы стабилизировались, фиксируются и территории, принадлежащие казачеству. Своя территория имеет обязательно центр. В обыденном сознании таким центром мира для казака становилась своя станица. История формирования казачьих кордонных линий показывает, что и эта категория долгое время не была постоянной. С одной стороны, неблагоприятный климат, неудачно выбранные места (отсутствие воды, сенокосов или, наоборот, частое затопление) приводили к смене мест 93 для станиц. С другой стороны, формирование новых кордонных линий царским правительством проводилось за счет переселения казачьих семей по желанию или по жребию. Таким образом, понятие своего пространства стабилизировалось только во второй половине XIX в. Своеобразие геополитического пространства Северного Кавказа поставило казачество в особое положение, сделав его пограничной структурной единицей, которой, чтобы самосохраниться, приходилось вступать во взаимодействие с двумя историческими системами – северокавказской и российской. На раннем этапе адаптация к северокавказской системе обусловливалась малым миграционным потоком, доминированием аборигенного населения, мужским составом ранних казачьих сообществ. В таких условиях, чтобы оказаться жизнестойким социальным организмом, необходимо было адаптироваться, прежде всего, к иной этносреде. Раннее казачество представляло собой открытое сообщество, включавшее в свою среду свободных представителей независимо от этнической принадлежности. Формирование казачества и северокавказской исторических систем во многом совпало по времени, и процессы, проходившие в них, были достаточно близки. Российская историческая система соприкоснулась с казачеством тогда, когда основные процессы формирования системы были завершены. Столкновение с Россией означало, с одной стороны, включение казачества в российскую историческую систему и адаптацию к ней, а с другой стороны, через казачество шло геополитическое освоение северокавказского региона. На наш взгляд, как это не парадоксально звучит, Российское государство выполнило функции своеобразного катализатора, активизировавшего процессы этногенеза, вопреки существующему мнению о его завершении к XVIII в. Об этом свидетельствуют, во-первых, создание единого этнокультурного пространства и закрепление территорий за казачьими войсками; вовторых, окончательное оформление самосознания у терского и кубанского казачества. Примечания: 1. Геополитическая модель Северного Кавказа (Ростов-на-Дону, 2 декабря 1999 г.) // Научная мысль Кавказа. 2000. № 2. С. 94-99. 2. Поздняков Э.А. Геополитика. М., 1995. С. 42. 3. Лукичев П.Н., Скорик А.П., Такиджьян Р.Г. Казачий феномен во всемирной истории // Казачий Дон. Очерки истории. Ростов-на-Дону, 1995. С. 2545. 4. Дружинин А.Г. Южно-российский регионогенез: факторы, тенденции, этапы // Научная мысль Кавказа. 2000. № 2 (22). С. 76. 94 5. Дугин А. Основы геополитики. Геополитическое будущее России. Мыслить пространством. М., 1999. С. 78. 6. Колосов В.А., Мироненко Н.С. Геополитика и политическая география. М., 2001. С. 39. 7. Морозова Е.В. Региональная политическая культура. Краснодар, 1998. С. 257. 8. Дулимов Е.Ю. Казачья государственность и Российское государство в XVI-XVIII вв. // Творческое наследие Ф.А. Щербины и современность: Тезисы докладов. Краснодар, 1999. С. 103. 9. Битова Е.Г. Изучение социокультурного взаимодействия на Северном Кавказе: диалог центра и периферии в «большом» российском обществе (вопросы методологии) // Кавказский регион: проблемы культурного развития и взаимодействия. Ростов-на-Дону, 2000. С. 20. Н.Н Денисова Из истории военных оркестров в России В 2011 г. российская армия, музыкальная и научная общественность отмечают знаменательную дату – 300-летие создания военных духовых оркестров, которые, являясь неотъемлемой частью русской военной музыки, занимали и продолжают занимать особое место в истории культуры страны, жизни армии и государства. Возникнув в древние времена, военная духовая музыка составляет плоть от плоти российской национальной культуры, отечественного музыкального наследия и истории страны в целом. В различных российских регионах военная духовая музыка имела не только общие, но и особенные черты. Это сочетание в творчестве военных духовых оркестров – творцов, трансляторов и пропагандистов духовой музыки позволяет рассматривать их как уникальный культурный феномен России. Изучение истории военной музыки в контексте становления и развития военных духовых оркестров, как особых творческих коллективов, представляет большой интерес для исследователей. Несколько перефразируя Е.Н. Трубецкого, известного специалиста по истории русской культуры, можно предположить, что, если исследователям удастся проникнуть в символику, содержание и саму суть российской военной духовой музыки, то это даст возможность по-иному оценить не только особенности российской культуры, но и историю России в целом. Пока же необходимо, вслед за специалистами, констатировать, 95 что изучение творчества военных оркестров и определение их места в культуре России – наименее разработанная часть истории, музыковедения и культурологии. Слабо разработанной в рамках истории военного музыкального искусства России остается и проблема особенностей генезиса духовых оркестров казачества – одного из служилых сословий. Как исключение можно рассматривать труд Ивана Ивановича Кияшко «Войсковые певческий и музыкантский хоры Кубанского казачьего войска. 1811 – 1911 гг. Исторический очерк их существования». Однако до последнего времени данный труд был известен достаточно узкому кругу специалистов. И только через 95 лет после ее первого издания она стала доступной не только специалистам, но и всем интересующимся историей своей страны и края и историей музыки. Это стало возможным благодаря подвижническому труду нынешнего художественного руководителя Государственного академического ордена Дружбы народов Кубанского казачьего хора народного артиста России Виктора Гавриловича Захарченко, моральной и материальной поддержке губернатора Краснодарского края Александра Николаевича Ткачева. По мнению специалистов, история развития российских военных оркестров, являясь довольно длительной, включает следующие этапы: – «зарождение и становление (X в . – 1-я пол. XVIII в.); – формирование (2-я пол. XVIII в. – 1-я пол. XIX в.); – бурное развитие (2-я пол. XIX в. – нач. XX в.)» [1]. Исходя из этой периодизации, первый этап можно рассматривать как стихийный, неорганизуемый центральной властью процесс. Использование духовых и ударных музыкальных инструментов в ходе военных действий было известно, практически, всем древним народам. Давнюю историю и прочные традиции военная музыка имеет в России. Возникнув в далекие времена и пройдя различные периоды (стихийные, активные, менее активные) в своем развитии, военная духовая музыка неуклонно становилась неотъемлемой частью российской национальной культуры, отечественного музыкального наследия и истории России. Истоки отечественной военной духовой музыки восходят к эпохе Киевской Руси (IX-XII вв.). Первые письменные сведения об использовании в войсках духовых и ударных инструментов обнаруживаются в русских летописях XIV в., которые свидетельствуют, что эти инструменты были широко распространены в военном быту 96 древних восточных славян. Одно из первых упоминаний о трубах и их роли в военных действиях встречается в «Повести временных лет», в которой приведен весьма любопытный факт о том, что сигналы боевых труб в сочетании с криками людей прогнали огромное войско печенегов из-под Киева, где в осаде находилась княгиня Ольга [2]. Такие примеры были не единичны в мировой военной истории. Практически каждый славянский князь имел свой «духовой оркестр», состоявший из труб и бубнов. У некоторых из них «при тридцати знаменах (полках – Н.Д.) имелось до 140» таких инструментов[3]. Возвращавшихся из военного похода князей встречали звуками фанфар и «пением славы». Особое место среди музыкальных инструментов в этот период занимала труба, призывавшая воинов «на рать», являясь, в определенном смысле, привилегированным инструментом, так как ее назначение состояло в поддержании мужества и бесстрашия воинов. Труба была символом ратной доблести. Ее разновидностью являлся боевой рог – принадлежность высокородного богатыря, звучание которого, наряду с подчеркиванием достоинств воина, означало призыв на битву и одновременно – грозное предостережение противнику. Рог принадлежит к группе медных духовых инструментов. Ближайшие его «родственники» – валторна (в переводе с нем. – «лесной рог») и альпийский рог. Интересна история роговых оркестров в России, первые из которых возникли в Петербурге в 1751 г. и назывались первоначально «хор музыки», позже – «роговая капелла» и «Императорский Егерский хор». Известно также образное название рогового оркестра – «живой орган». Роговая музыка как вид искусства была, во всех отношениях, уникальным российским культурным явлением. Еще в XVIII в. И.Х. Гинрихс, автор первого специального исследования по истории роговой музыки «Начало, успехи и нынешнее состояние русской роговой музыки», вышедшей в 1796 г. на русском, немецком и французском языках, писал: «Нигде кроме России неизвестная и несуществующая Роговая музыка [4] в роде своем столь единственная и особлива, происхождение ее столь странно, нынешнее ее совершенство столь удивительно, действие ее для знатоков и незнающих столь восхитительно, что давно бы достойно было принять труд, чтобы дать знать публике ее происхождение, течение и успехи» [5]. Начало истории роговой музыки в России связано с именем гофмаршала Семена Кирилловича Нарышкина, который «будучи великий знаток в музыке и пристрастен ко псовой охоте, приказал спер97 ва согласить у своих охотников все роги в стройность; ибо до того времени употреблялись они так, как из рук медника выходили. Одни были целым тоном выше, другие ниже; а от сего происходило ничто иное, как отвратительный и несносный шум, и самым музыкальным ушам весьма неприятный» [6]. Для устранения «отвратительного и несносного шума» и создания рогового оркестра С.К. Нарышкин привлек камер музыканта, чеха Иоганна-Антона Мареша, который и занялся усовершенствованием имевшихся охотничьих рогов. «Сей искусный музыкант…приказал сделать из рогов две полных октавы с принадлежащими к ним полутонами; дабы можно было на них играть во всяком тоне». Первая идея И.-А. Мареша о роговой музыке состояла в том, чтобы выяснить «не можно ли произвесть что-нибудь на одних… однотонных рогах без помощи других инструментов?» [7]. Несмотря на насмешки, что он «хочет выдумать особливую для диких зверей музыку», Марешу удалось, в конце концов, достичь успеха. «Гофмаршал был столь обрадован, что, обнявши Мареша, не знал, как ему изъявить свое удовольствие. Признавался с радостью в равенстве гармонии; ибо валторны были бы к тому весьма слабы, и музыка не могла бы быть столь громка как ныне, в которой всю мелодию составляют охотничьи рога» [8]. Так было положено начало русской роговой музыке, не имевшей аналогов в мировом музыкальном искусстве. Роговая музыка достаточно быстро нашла своих почитателей в лице российских императоров и их придворных. Большую заинтересованность проявила к ней императрица Елизавета, в царствование которой в Петербурге, кроме двух Императорских егерских хоров, было создано еще девять. Во времена Екатерины II роговая музыка превратилась в своего рода символ Петербурга. Роговые оркестры имели некоторые воинские полки. Таким образом, проблема роговых оркестров вполне закономерно может рассматриваться в рамках истории военных духовых оркестров. В период царствования Павла I использование роговой музыки значительно сократилось. С конца 1830 г. роговая музыка надолго вышла из официального употребления. Инструменты военных роговых оркестров были переданы на хранение в арсенал лейб-гвардии Преображенского полка. Вновь роговая музыка была введена в официальный обиход в 1882 г. по указу Александра III. В 1896 г. роговой оркестр выступал на коронации Николая II и Александры Федоровны. Одно из последних публичных выступлений рогового оркестра 98 состоялось весной 1904 г. в зале Дворянского собрания. После 1915 г. его деятельность вновь прекратилась. Третье возрождение роговой музыки состоялось уже в 2002 г. в Санкт-Петербурге, когда усилиями музыканта С.Н. Песчанского был создан концертный коллектив «Русская роговая капелла» [9]. Древними славянами использовались также – сурны, барабаны, бубны и литавры, применявшиеся позже в рейтарских конных полках, и накры, известные в настоящее время под названием бубен. В старину бубнами назывались небольшие медные чаши, обтянутые сверху кожей, по которым музыканты ударяли палками. Бубны привязывали на лошадь перед всадником, возле седла. Иногда эти инструменты были довольно больших размеров. В этом случае их везли несколько лошадей, и по ним ударяли восемь человек. Эти бубны были известны под названием тимпанов. Военная музыка и составляющие её основу духовые и ударные инструменты продолжали занимать видное место и в жизни Московской Руси (XIV-XV вв.). Трубы и бубны сопровождали сборы русского войска под предводительством Дмитрия Донского в поход в 1380 г. Автор «Задонщины» писал: «Кони ржут в Москве, звенит слава по всей земле Русской! Трубы трубят в Коломне, бубны бьют в Серпухове, веют стяги у Дона Великого на берегу! Звонят колокола вечевые в Великом Новгороде...» [10]. Духовые инструменты (чаще трубы) в русской военной практике звучали перед боем и во время сражения вплоть до его завершения. Так, перед битвой на Куликовом поле, как гласит «Сказание о Мамаевом побоище», «в пятницу на рассвете, на восходе солнца, в туманное утро начали христианские знамена развеваться, ратные трубы трубить. Уже русские кони оживились от трубного зова, каждый воин идет под своим знаменем». А после перелома сражения в пользу русских воинов, «татарские трубы точно онемели, а русские трубы еще больше зазвучали» [11]. В этом же произведении описывается и победное шествие, совершающееся под аккомпанемент труб: «...храбрые же витязи…со всех сторон едут под трубные звуки. Идут весело, ликуя, песни поют… Каждый воин едет, радуясь, на трубный звук» [12]. К концу XV в. в Россию начинают проникать с Запада европейские формы музицирования. При Иване III учреждается русский придворный церемониал с торжественными выходами, соответствующим этикетом и трубными сигналами, впитавшими в себя традицию воин99 ского ритуала. В развитие этого в 1547 г. при Иване IV впервые был создан Приказ Большого Дворца для управления военной музыкой. Становление военной музыки и официальное формирование института военных музыкантов и военных духовых оркестров в России связано с организацией регулярной армии Петром Великим, который придавал большое значение военной музыке как средству для укрепления воинской дисциплины и подъема морального и боевого духа войск. Триста лет назад в феврале (в ряде работ встречается и дата 3 марта – Н.Д.) 1711 г. Петр I подписал Указ N 2319 – о создании Военно-оркестровой службы в регулярной Российской армии [13]. Императорским указом всем полкам приказано было иметь оркестр в составе одного иностранного и восьми русских гобоистов. Помимо этого в каждом пехотном полку предписывалось иметь по шестнадцать барабанщиков «для выполнения сигналов». С этой целью из Германии были выписаны музыканты для обучения солдат, игравших от 11 до 12 часов дня на адмиралтейской башне Санкт-Петербурга. Как считают специалисты, именно с них и берет свое начало военнооркестровая служба российской армии. Первые военные оркестры были заведены в первых российских полках – Семеновском и Преображенском. Оркестры именно этих полков участвовали в параде в честь победы в Северной войне. Петр I прекрасно понимал роль музыки в подъеме боевого духа армии. Специалистам хорошо известно его письмо князю-кесарю Ф.Ю. Ромодановскому после победы над шведами, в котором, извещая об успехах войны, император в числе захваченных важнейших военных трофеев, упоминал и комплект духовых инструментов и только затем перечислил вооружение и количество пленных генералов и офицеров [14]. Преемники Петра Великого также уделяли большое внимание развитию и укреплению военных духовых оркестров. Во времена царствования Елизаветы Петровны отличившиеся в боях полки стали наряду со знаменами и орденами награждаться серебряными георгиевскими трубами как символами воинской доблести и славы. Традиция эта надолго закрепилась в российской армии. В период царствования Екатерины II состоялось увеличение штатов полковых оркестров. Военно-патриотическое и социально-культурное значение военной музыки особенно возросло в период русско-турецких войн (XVIIXIX вв.). Выдающийся российский полководец А.В. Суворов, считал, что музыка «удваивает и утраивает армию». «С распущенными знаменами и громогласной музыкой взял я Измаил» [15], – писал он. 100 К началу ХIХ в. военные оркестры или, как их тогда называли, «музыкальные хоры», имелись уже во всех полках российской армии. Музыканты подавали не только воинские команды, но и сопровождали все воинские ритуалы. Для этих целей в пехотных полках служили барабанщики – по 12 человек в батальоне. В отборных частях пехоты – у гренадеров, помимо барабанщиков были также флейтисты. В кавалерийских частях команды подавали трубачи – по 3 трубача в эскадроне. Комплектовались ряды военных музыкантов из кантонистов – солдатских детей и воспитанников военно-сиротских заведений [16]. На развитие военно-духовой музыки, как и в целом музыкального искусства, в начале XIX в. во многом оказали влияние события Отечественной войны 1812-1814 гг. В свою очередь, сама военная музыка оказала мобилизующее, высокое патриотическое воздействие на русских воинов. Как отмечал сам Наполеон, в российской кампании у его «войска было два главных врага: морозы и русская военная музыка». Особенно высокий уровень развития военной музыки и ее широкое распространение были отмечены в период возвращения русской армии из заграничных походов 1813 – 1815 гг., когда было создано множество героико-патриотических произведений, в том числе военные марши (О.А. Козловского, Н.А. Титова, К.А. Кавоса, Ф. Антонолини, А.А. Дерфельда и др). В 20-е гг. XIX в. сложились многие солдатские песни, посвященные Отечественной войне 1812 г. Помимо военных оркестров в большинстве воинских частей были организованы солдатские хоры. В каждом полку, батальоне, эскадроне российской армии в этот период были свои песенники. Основу их репертуара составляли строевые песни патриотического содержания, а также духовные песнопения. Развитие духовых оркестров, воинских ритуалов и песенного творчества российских воинов создали основу для формирования красочного и торжественного ритуала «Вечерняя заря», суть которого состояла в следующем: после того, как затихали последние аккорды традиционной церемониальной музыки в исполнении оркестра, вступал военный хор. После исполнения хором молитвы оркестр давал сигнал «Отбой». Этот ритуал, мастерски исполненный, приводил в восхищение многих зарубежных официальных лиц, имевших возможность его наблюдать. Так, в августе 1813 г., когда русские войска находились на территории Пруссии, император Александр I и король Пруссии Фридрих-Вильгельм III проводили совместный их смотр. К вечеру монархи прибыли в русский лагерь, где в это время проводи101 лась церемония «Вечерняя заря». После того как оркестр сыграл «Зарю», по установившемуся обычаю солдатский хор певчих исполнил духовную песню Бортнянского «Коль славен наш Господь в Сионе» [17]. Звучание русского оркестра и хора произвели на прусского короля столь сильное впечатление, что он указом от 10 августа 1813 г. установил проведение «Вечерней зари» по русскому образцу во всех войсках прусской армии [18]. С тех пор музыка русской «Вечерней зари» и хор Бортнянского исполнялись в прусской армии вплоть до Первой мировой войны. Знаковым событием в истории военных духовых оркестров было создание полковых маршей, которое первоначально носило «стихийный» характер. В начале XIX в. каждый из 26 батальонов гвардейских полков имел собственный военный марш. Самым известным, в определенном смысле, «главным» русским военным маршем являлся марш Преображенского полка, или, как его еще называли, марш Петра Великого, авторство которого, к сожалению, в настоящее время неизвестно. Долгое время этот марш считался неофициальным гимном Российской Империи. Именно под его звуки русская гвардия торжественно вступила в Париж 19 (31) марта 1814 г., завоевав для России «самый достойный мир». Нередко маршем становилось одно из так называемых «свободных» сочинений, написанных еще до издания упомянутого приказа. В числе свободных сочинений, которые легли в основу маршей, были популярные в народе и в регулярной армии, начиная с XVIII и до ХХ вв. включительно – казачьи песни. Например, знаменитый «Марш сибирских стрелков» (вариант 1914 г., на музыку которого в годы Гражданской войны была создана популярная песня «По долинам и по взгорьям») имеет в своей основе песню кубанских казаков[19]. Нередко, однако, в качестве исходного музыкального материала при создании российских военных маршей в этот период использовались и мелодии из французских и итальянских опер. В марше лейбгвардии Уланского полка использовалась, например, тема увертюры к опере «Норма» В. Беллини. Появление полковых маршей неразрывно связано c боевой историей российской армии. В 1857 г. приказом военного министра Российской империи было установлено обязательное закрепление определенного марша за каждым полком «для встречи начальников». Что послужило стимулом для создания не просто военных, а «именных» маршей. Особое место среди военных маршей российской армии занима102 ет марш «Прощание славянки», который был создан в 1912 г. русским военным музыкантом Василием Ивановичем Агапкиным (1884 – 1964 гг.). Марш, практически, сразу же приобрел огромную популярность не только в военной, но и в гражданской среде. Интерес представляет личность автора этого марша. Василий Иванович Агапкин начал военную службу в 1894 г. девятилетним воспитанником-кларнетистом 308-го Царёва пехотного батальона, а закончил полковником, дирижёром одного из лучших военных творческих коллективов – Образцового оркестра Министерства государственной безопасности СССР. Первоначально марш «Прощание славянки» был создан для военного духового оркестра и исполнялся без слов. Позднее появилось множество текстов. Еще в начале Первой мировой войны (в 19141915 гг.) на основе мелодии марша была написана песня студентовдобровольцев «Вспоили вы нас и вскормили». А также один из первых текстов – «По неровным дорогам Галиции». В годы Гражданской войны марш «Прощание славянки» был популярен в Белой армии. Исполнялся он с текстом «Вспоили вы нас и вскормили», а также в другом, но похожем варианте, Сибирской Народной армии. Именно потому, что марш был популярен в среде белогвардейцев, он долгое время был запрещен в СССР. И только в 1957 г. после выхода на экраны знаменитого фильма «Летят журавли» он был реабилитирован. Начиная с конца 60-х гг. ХХ в. на музыку марша «Прощание славянки» различными авторами было написано еще несколько вариантов текстов. В программе Ансамбля песни и пляски Советской Армии имени Александрова этот марш исполнялся на слова А. Федотова. Также имеется текст Александра Галича. В 1984 г. слова на музыку марша написал Владимир Лазарев – поэт, прозаик, публицист, историк культуры, автор текстов нескольких десятков советских песен. В 2012 г. российская музыкальная общественность будет отмечать 100летие самого любимого народом марша «Прощание славянки». Российское правительство и военное командование предпринимали усилия по совершенствованию управления военными оркестрами, рассматривая это как одно из важнейших условий развития военной духовой музыки. С этой целью в 1816 г. в российской армии впервые была введена должность инспектора (главного капельмейстера) гвардейских полковых оркестров, что содействовало централизации руководства военными оркестрами, унификации их составов, расширению репертуара и повышению профессиональнохудожественного уровня исполнения. Первым инспектором оркест103 ров российской гвардии стал знаменитый А. Дерфельдт-отец, разносторонне одаренный музыкант, сыгравший важную роль в развитии русской военной музыки. А. Дерфельдт приехал в Россию из Богемии по личному приглашению императора Александра I именно «для образования хора военных музыкантов». Но его музыкальная деятельность не ограничилась только руководством военными оркестрами, он явился и основателем петербургского филармонического общества. Введение в XIX в. в штаты полков полноценных оркестров, укомплектование их современными инструментами значительно расширило художественные возможности коллективов и позволило им, наряду с произведениями служебно-строевого репертуара, исполнять и концертную музыку. Военные оркестры стали звучать не только на маршах и учениях, в бою и во время проведения воинских ритуалов, но и в часы отдыха, на привалах, шире стали использоваться в гражданском быту. Они принимали участие не только в концертной, но и в театральной жизни. В 1840-е гг. все чаще в программы концертов военных духовых оркестров включались сочинения русских композиторов: А.Н. Верстовского, А.А. Алябьева, А.Г. Гурилева, А.Е. Варламова и др. Одновременно создавались и специальные произведения для военнодуховых оркестров. В этот период началось издание нотной литературы для этих творческих коллективов, в том числе более 200 партитур маршей. Издавались учебные пособия – школы игры на флейте, кларнете, фаготе и других музыкальных инструментах. Событием в музыкальной жизни России стал выпуск в 1840 г. «Сборника встречных маршей всех полков гвардии», подготовленный А.А. Дерфельдтом-отцом. В 1845 г. Ф.Б. Гаазе издал «Военно-музыкальный альбом, посвященный войскам российской армии», в 1857 г. вышел в свет «Альбом для военной музыки» А.Ф. Львова, в который вошли, в том числе, три военно-патриотические песни и «Бородинский марш». Алексей Федорович Львов вошел в историю России как автор музыки российского гимна «Боже, царя храни», история создания которого весьма интересна и имеет непосредственное отношение к рассматриваемой нами проблеме. 23 марта 1833 г. А.Ф. Львов был зачислен в Кавалергардский полк, что было, по его собственной оценке, совершенно не случайно и имело далеко идущие последствия. В августе этого же года Львову через графа Бенкендорфа было передано сожаление государя, что в России не существует собственного народ104 ного гимна, подобно Франции и Англии. При этом граф добавил, что государь, знавший о музыкальных занятиях А.Ф. Львова и очень сочувственно к ним относившийся, велел поручить ему попытаться сочинить музыкальную мелодию подобного гимна. Алексей Федорович увлекся этой задачей и, желая, по возможности, исполнить царское поручение, вдохновленный этим желанием, написал в начале ноября мелодию гимна, как он сам отмечал, внезапно, в несколько минут. В своих «Записках» о сочинении гимна А. Ф. Львов писал: «Задача эта показалась мне весьма трудною, когда я вспоминал о величественном гимне английском «God, save the King!» , об оригинальном гимне французов и умилительном гимне австрийском. Несколько времени мысль эта бродила у меня в голове. Я чувствовал надобность написать гимн величественный, сильный, чувствительный, для всякого понятный, имеющий отпечаток национальности, годный для церкви, годный для войска, годный для народа, от ученого до невежды» [20]. Гимн композитору удался. Император и императрица, как и все слушатели, с восторгом приняли его. Государь, несколько раз повторив: «C'est superbe!» («это великолепно!» – фр.), приказал Бенкендорфу сообщить военному министру графу Чернышеву о немедленном введении этого гимна по военному ведомству, о чем и последовало официальное распоряжение в приказе от 4 декабря 1833 г. Император за усердие пожаловал А. Ф. Львову золотую, осыпанную бриллиантами табакерку с собственным портретом. Первое публичное исполнение гимна происходило в Москве в Большом театре 6 декабря 1833 г. Вторично он был исполнен в С.-Петербурге на Рождество во всех залах Зимнего дворца. 11 апреля 1834 г. А. Ф. Львов был пожалован флигель-адъютантом. «Тут я, – написал он, – догадался, зачем милостивый император перевел меня за год перед тем в кавалергарды» [21]. Такова история первого российского гимна, первоначальная пропаганда которого была поручена военному ведомству и военным музыкантам. Большое влияние на развитие военно-оркестровой музыки в XIX в. оказала деятельность великого русского композитора Николая Андреевича Римского-Корсакова, который в 1873 – 1884 гг. стал первым инспектором «военно-музыкальных хоров» Морского ведомства. Николай Андреевич организовал сводный оркестр Кронштадского порта, которым он дирижировал в 1878 г. и с которым дал три благотворительных (инвалидных) концерта. Для них он специально написал Вариации для гобоя, Концерт для тромбона и Концерт для кларнета 105 [22]. Проводившиеся Н.А. Римским-Корсаковым на флоте преобразования военных оркестров и организация подготовки кадров для них послужили образцом для проведения подобных реформ во всей российской армии. Конец XIX в. был ознаменован важным событием в истории военных духовых оркестров – созданием в 1882 г. в Санкт-Петербурге первого в России военного оркестра, в обязанности которого входило не только обеспечение военных ритуалов, но и участие в протокольных государственных церемониях. В ходе русско-японской и Первой мировой войны составы военных оркестров не только занимались своим непосредственным делом, но и принимали активное участие в войсковых операциях. Послереволюционные годы XX в. стали периодом активного, в большей степени, стихийного, возрождения военных оркестров. Стремясь придать данному процессу определенный порядок и сформировать централизованную систему управления деятельностью военных оркестров, по решению советской власти в 1919 г. было создано Бюро военных оркестров Красной Армии и Флота. К этому периоду относится и создание «кремлёвской музыкальной команды» гарнизона Московского Кремля, ставшей к настоящему времени профессиональным коллективом – Президентским оркестром России. 30-е гг. ХХ в. отмечены значительным ростом военных оркестров. В эти годы, а именно, в 1938 г., был создан и один из старейших военных оркестров не только на Кубани, но и в России – оркестр нынешнего Краснодарского высшего военного авиационного училища летчиков им. Героя Советского Союза А.К. Серова. В годы Великой Отечественной войны, поднимая боевой дух солдат, военные оркестры выступали с концертами по радио и на передовой. В репертуарах советских военных оркестров преобладали произведения отечественных композиторов и народная музыка. Основой их репертуара оставались марши. В послевоенные годы заметно расширился круг воинских ритуалов, повседневная исполнительская практика военных оркестров: музыкальное оформление торжественных мероприятий и парадов, боевая учеба войск, войсковые маневры и смотры. Традиционными стали конкурсы, праздники и фестивали военной музыки. Военные оркестры привлекались к проведению праздничных гражданских мероприятий. Музыка в исполнении военных оркестров звучала на площадях и в парках городов. Она все больше завоевывала любовь и благодар106 ность не только военных, но и гражданского населения страны. Начиная с 60-х гг. XX в., армейские и флотские оркестры России становятся постоянными участниками международных фестивалей духовой музыки и начинают выезжать в зарубежные страны [23]. Необходимо отметить, что первый такой выезд состоялся еще в 1867 г., когда оркестр Кавалергардского полка участвовал в конкурсе военных оркестров в Париже, заняв там первое место [24], что свидетельствовало как о прочности традиций российской военной духовой музыки, так и о высочайшем профессионализме военных музыкантов. Увеличение численности Красной Армии, начатое в 1930-е гг., диктовало необходимость увеличения численности военных музыкантов. Для решения этой проблемы советской властью было принято решение об увеличении сети военно-учебных заведений. В этом направлении была проведена большая работа, в основе своей опиравшаяся на идеи о необходимости подготовки военных капельмейстеров с высшим музыкальным образованием, выдвинутые известными музыкантами еще досоветского периода – Н. Римским-Корсаковым и А. Рубинштейном, которую в советский период воплотили в жизнь педагоги Московской государственной консерватории: А. Александров, В. Блажевич и Ю. Тимофеев и др. Предложенный ими проект организации подготовки военных капельмейстеров был поддержан военным руководством СССР. В качестве первого шага реализации этой идеи приказом РВС СССР № 301 от 1 октября 1928 г. был организован Военно-капельмейстерский класс численностью 15 человек на базе исполнительского факультета Московской государственной консерватории. В 1930 г. этот класс был преобразован в отделение оркестрового факультета консерватории, которое в 1933 г. получило статус Военно-капельмейстерской кафедры. На ее базе в 1935 г. создается Военный факультет, на который возлагалась задача подготовки высококвалифицированных военных капельмейстеров. Формирование факультета осуществляли директор консерватории Г. Нейгауз и инспектор военных оркестров РККА Семен Александрович Чернецкий (1881 – 1950 гг.), советский военный дирижер, композитор и педагог, Заслуженный деятель искусств РСФСР, лауреат Государственной премии (1946 г.), генерал-майор, внесший большой вклад в развитие военной духовой музыки и подготовку кадров военных музыкантов. Он явился организатором и руководителем первых советских военных оркестров, в том числе Образцового духового оркестра Московского 107 военного округа, Первого отдельного показательного оркестра Министерства обороны СССР (1935 г.). Велики его заслуги в создании военно-капельмейстерских классов и школ военно-музыкантских воспитанников в Ленинграде, Ташкенте, Москве. Он был бессменным организатором, художественным руководителем и дирижером сводного оркестра Московского гарнизона, постоянно принимавшего участие в парадах советских войск на Красной площади. С 1936 по 1941 гг. Военный факультет Московской государственной консерватории произвел шесть выпусков профессиональных военных капельмейстеров. В начальный период Великой Отечественной войны факультет приступил к подготовке ускоренных выпусков военных капельмейстеров для действующей армии. В 1944 г. Военный факультет был преобразован в Высшее училище военных капельмейстеров Красной Армии, в августе 1945 г. ему было вручено Боевое знамя. С ноября 1946 г. это училище носило название – Высшее училище военных дирижеров Советской Армии, которое в 1950 г. преобразуется в Институт военных дирижеров, просуществовав в этом статусе десять лет. В 1960 г. в связи с сокращением Вооруженных Сил последовало преобразование Института военных дирижеров в Военно-дирижерский факультет при Московской государственной консерватории им. П. И. Чайковского. Постановлением правительства РФ от 4 апреля 2001 г. № 260 на базе ВДФ при МГК имени П.И. Чайковского была создана Московская военная консерватория (военный институт), которая является единственным в мире военно-учебным заведением, готовящим военных дирижеров – руководителей военных оркестров и ансамблей песни и пляски с высшим музыкальным образованием для Вооруженных Сил РФ и ряда армий иностранных государств. Духовые оркестры создавались не только в армейских, но и в казачьих полках, имея в последних свои особенности. В силу объективных обстоятельств эти особенности были особенно ярко выражены в казачьих областях – на Дону, Тереке, Урале, в том числе и на Кубани. Казаки издавна имели богатые певческие и музыкальные традиции. «В большом почете и уважении», по оценке И.И. Кияшко, была музыка, в том числе военная, и у запорожцев, которую исполняли, так называемые «сыгрыши» – несколько человек с зурнами, трубами, литаврами. В XVIII в. в каждом казачьем полку имелся оркестр, который тогда назывался хор трубачей, состоявший из 13-16 музыкантов, которые исполняли марши сигнального характера. В таких оркестрах, кроме труб, имелись также бубны и литавры. 108 Основными музыкальными инструментами казаков в конце XIX в. были инструменты фабричного производства – гармошка и барабан. Широко были известны также дудки из камыша, которые назывались пищалками. Казенные духовые и струнные оркестры казаков включали в себя также и горские музыкальные инструменты – зурну, бубен и др. Любовь к музыке и пению запорожцы перенесли с собою и на Кубань, куда они переселились в 1792 г. Не прошло и двадцати лет (1811 г.) жизни в новом, необжитом еще крае, а бывшие запорожцы уже «организуют у себя певческий и музыкальный хоры» [25], под последним понимался духовой оркестр (или, по определению И.И. Кияшко – «духовая музыка»), впоследствии преобразованный в симфонический. «Много пришлось хорам пережить и перетерпеть» за свою историю «и хороших, и тяжелых минут» [26]. Первые духовые оркестры на Кубани, как свидетельствуют архивные документы, создавались при казачьих подразделениях и штабах. Имелись оркестры и во многих станицах. Практически каждая казачья сотня имела свой оркестр [27]. Вместе с тем, назревала необходимость создания «главного» оркестра Черноморского (впоследствии преобразованного в Кубанское) казачьего войска. Его созданию предшествовали важные, в определенном смысле, знаковые исторические события. Одно из них – пожалование императрицей Екатериной II в 1792 г. запорожцам перед их переселением на Кубань серебряных литавр и труб, которые, до поры до времени, казаками рассматривались в большей степени как реликвии и не использовались (по крайней мере, трубы) по назначению, о чем свидетельствует Указ Канцелярии Черноморского казачьего войска, в котором отмечалось, что переданные войску «литавры при всяких нужных случаях с давних времен уже употребляются, а трубы по неимению могущих играть на оных людей по сию пору остаются без употребления» [28]. Вторым событием, самым кардинальным образом повлиявшим на развитие духовой военной музыки на Кубани, оказался вышедший в декабре 1811 г. Указ императора Александра I «О заведении в Черноморском казачьем войске духовой музыки из 24 музыкантов». Важную роль сыграло и обращение в свое время войскового протоирея о. Кирилла Россинского, выдающейся личности в истории казачьего войска, в Черноморскую войсковую канцелярию с ходатайством об официальном учреждении казачьего певческого хора, на что 109 войсковой атаман генерал-майор Ф.Я. Бурсак с готовностью отозвался положительно. Эта готовность вселяла надежду, что такое же отношение будет и по вопросу организации музыкантского хора. Войсковая Канцелярия по поводу организации музыкантсткого хора отреагировала Указом, полный текст которого приводит в своей книге И.И. Кияшко. Суть данного документа сводилась к тому, что подаренные императрицей серебряные литавры и трубы есть ничто иное как «Высочайшая воля на заведении в войске духовой музыки», во исполнение которой «определено: приличную к трубам духовую музыку в войске… составить из двадцати четырех человек» [29]. Этот Указ Черноморской Войсковой канцелярии, собственно, и положил начало формированию не только певческого (1811 г.), но и музыкантского (1812 г.) хоров Кубанского казачества. После этого началась активная работа руководства казачьего войска по комплектованию хора музыкантами, подбору кандидатур на должность капельмейстера и материальному обеспечению оркестра. С этой целью в Москве, в лавке купца Антона Керцели, были закуплены музыкальные инструменты: кларнеты, гобои, фаготы, тамбуры (барабаны и бубны), виолончель, шесть скрипок, пять пар труб «форменных с кистями», валторны, кларнеты, флейты, тарелки, а также струны, ноты и нотная бумага. Все закупленные музыкальные инструменты, по требованию войскового начальства, должны были быть «добротою … прочны» [30]. Успех организации, а затем и творческой деятельности оркестра во многом зависел от его руководителя – капельмейстера. Это хорошо понимало и казачье руководство, тщательно относясь к выбору претендентов. Дело это было далеко не простое, так как ощущалась нехватка квалифицированных кадров, желавших служить на периферии и знакомых с особенностями казачьей музыки. Первым капельмейстером Кубанского войскового музыкантского хора стал отставной майор Франц Антонович Цых, прибывший в Екатеринодар 8 марта 1812 г. От имени Черноморского войска контракт с ним заключил есаул Игнат Заславский [31]. Согласно заключенному договору, Ф.Цых должен был довести войсковых музыкантов «до хорошего познания в музыке» [32], за что ему определялось годовое жалованье в 2 тыс. руб. «Ближайшее же (имелось, по-видимому, в виду административно-военное) наблюдение за музыкантской капеллой было поручено полицеймейстеру г. Екатеринодара есаулу Голубу» [33]. Такое поло110 жение существовало до 1842 г. С введением положения 1842 г. хоры передавались в ведение Исполнительной экспедиции Войскового Правления и подчинялись ассесору этой экспедиции. 30 марта 1812 г. в Черноморской Войсковой Канцелярии рассматривался рапорт Ф. Цыха о его прибытии и принятии обязанностей капельмейстера. Отбор кандидатов в «музыкантский хор» провели еще до его приезда. В результате было отобрано 25 учеников. Однако Цых сам лично переэкзаменовывал всех 25 кандидатов. Впоследствии, по заведенному им порядку, знания и умения учащихся проверялись трижды в году. Комплектовался оркестр в этот период исключительно из лиц служилых. С приездом Ф. Цыха начался длительный период обучения будущих музыкантов. Вместе со взрослыми учились и дети, для обучения которых был отведен специальный дом [34]. Как свидетельствуют исторические документы, отложившиеся в Государственном архиве Краснодарского края, предоставленные условия работы и быта не особенно устраивали первого капельмейстера. По этой причине он неоднократно подавал рапорты войсковому начальству [35]. 29 октября 1813 г. Войсковой Канцелярией была утверждена форма для музыкантов, которая состояла из куртки и шаровар из синего фабричного сукна, («причем воротник должен быть стоячий, и застегиваться куртка должна была крючками от воротника до пояса, а шаровары должны были носиться на подтяжках»), шапки круглой с черным околышем, «меньше трех с половиной вершков». Верх шапки был из красного сукна, пояс – из красной китайки, шинель – из серого простого сукна со стоячим воротником [36]. 4 октября 1826 г. [37] капельмейстером оркестра был назначен урядник (впоследствии войсковой старшина в отставке) Павел Павлович Родионенко. Личность весьма примечательная во всех отношениях. Родился Родионенко в курене Ирклиевском, в духовой оркестр вступил 15-летним мальчиком, в 1825 г. учился у профессора Харьковской музыкальной школы «для приготовления его в войсковые капельмейстеры» [38]. Как отмечает И.И. Кияшко, Родионенко прослужил в общей сложности в казачьем музыкантском хоре полвека, придя туда «почти отроком», а покинул службу «дряхлым и почти лишенным зрения стариком». Несмотря на некоторые неудачи, заслуги Павла Павловича перед казачеством – значительны. Не имея законченного музыкального образования, Родионенко много сил и энергии потратил как на самообразование, так и «на развитие, под111 держание и усовершенствование горячо им любимого музыкального искусства в родном войске. … В течение долгого времени отлично вел и совершенствовал войсковую музыку» [39]. Должность капельмейстера он занимал дважды. Первый раз с 4 октября 1826 г. по 15 мая 1844 г., второй – с 25 октября 1853 г. по 1 марта 1862 г. П.П. Родионенко был единственным капельмейстером из казачьего сословия. Следующий этап развития музыкантского хора связан с именем наказного атамана генерала Н.С. Завадовского, который активно ходатайствовал перед главнокомандующим войсками отдельного Кавказского корпуса генерал-фельдмаршалом графом И.Ф. ПаскевичемЭриванским (1831 г.) об утверждении новых более расширенных штатов музыкантского хора. Наказной атаман высоко ценил значимость музыкантского (как, впрочем, и певческого) хора, существование которого считал «крайне необходимым и полезным ввиду влияния и на самую нравственность народную…» [40]. Для усовершенствования духового оркестра, по мнению генерала необходимо было «снабдить ее («духовую музыку» – так у И.И. Кияшко) новым инструментом и нанять хорошего капельмейстера, для чего назначить ему такое жалование, чтобы на это место мог поступить вполне соответствующий капельмейстер» [41]. В начале 30-х гг. XIX в. состоялось очередное пополнение духового оркестра музыкальными инструментами и нотными изданиями, в числе которых были увертюры, попурри, «скорые и тихие марши», полонезы, вальсы, мазурки и др. Перечень музыкальных произведений свидетельствовал о том, что духовой оркестр предназначался не только для обслуживания военных ритуалов, но и для обслуживания гражданских, в том числе городских увеселительных мероприятий. В 1844 г. «на должность по управлению … певческим и музыкантским» хорами подал заявление Петр Кривоносов, уроженец Воронежской губернии, имевший солидную (20 лет) регентскую и капельмейстерскую практику. 19 мая 1844 г. с ним был заключен договор, которым он обязывался обучить 24 музыканта, «сверх того также прибывающих на место выбывавших из хоров». Впервые в договоре был четко определен рабочий распорядок капельмейстера – три часа занятий в день, за исключением воскресных, праздничных и торжественных дней [42]. Кроме того, по распоряжению Военного министра Кривоносов должен был обучать трубачей, барабанщиков и горнистов Лейб-Гвардейского Черноморского дивизиона, полковых, батальонных и конно-артиллерийской бригады. 112 Контроль за назначением и результатами деятельности вновь назначаемого капельмейстера осуществлялся не только Кубанским Войсковым Правлением, но и руководством Военного Министерства. В частности, Военный Министр требовал, чтобы по прошествии одного года ему лично докладывали «об успехе занятий … капельмейстера», особо подчеркнув – «с музыкантами хора и в особенности с трубачами». По итогам года, специально сформированная комиссия проэкзаменовала музыкантов, составив «экзаменационный лист», в котором отмечалось, что «музыка на всех инструментах играет хорошо, и каждый из них (музыкантов – Н.Д.) знает свое дело, … трубачи имеют хорошее познание, особливо в военных сигналах и повестках, и капельмейстер Кривоносов занимается обучением их с должным старанием и усердием…» [43]. Сложнее дело обстояло с обучением музыкантов линейного казачьего войска, «ввиду отсутствия войсковых сумм в войске Кавказском и неимении возможности иметь за счет войска вольнонаемного капельмейстера». Кривоносов проявил в решении этого вопроса солидарность с линейцами, приняв на себя их (трубачей – Н.Д.) обучение, «пожелав это сделать без всякой платы за труды» [44]. Согласно заключенному контракту, Кривоносов должен был состоять «в непосредственном ведении и распоряжении Наказного Атамана и Начальника Штаба», приказы и распоряжения которых были для него обязательны. Все эти нововведения свидетельствовали о том, что казачий музыкантский хор все больше уравнивался с военными духовыми оркестрами регулярных войск. Кривоносову принадлежала инициатива упорядочения комплектования оркестра, суть которой состояла в следующем – увеличение срока службы оркестрантов (пять лет сверх положенных двадцати), на место выслуживших заблаговременно готовить мальчиков в возрасте 15 лет преимущественно из жителей ст. Екатеринодарской. 22 сентября 1852 г. в войско был принят новый капельмейстер – отставной комиссар 14 класса Яков Тарабарев, который прослужил в этой должности чуть более года, скончавшись 14 октября 1853 г. Капельмейстером был назначен вновь Родионенко, который в 1858 г. приступил «к приготовлению войсковых музыкантов и в особенности кавалерийской медной музыки стройной игре по случаю предстоящего проезда через Екатеринодар Их Императорских Высочеств Великих Князей Михаила и Николая Николаевичей» [45]. Объединение Черноморского и части Кавказского казачьих 113 войск повлекло и «переформирования войсковой музыки». И.И. Кияшко по этому поводу писал: «В начале октября 1861 г. по распоряжению командующего войсками в Кубанской области графа Евдокимова войсковой музыкантский хор бывшего Кавказского казачьего войска, состоявший при штабе войск Кубанской области в г. Ставрополе в составе 35 чел. музыкантов со всем инструментом и прочим имуществом хора, был передан командированному Наказным Атаманом Кубанского казачьего войска помощнику старшего адъютанта хорунжему Петрюку и доставлен последним в г. Екатеринодар, где он поступил в общий состав музыки Кубанского казачьего войска» [46]. Объединение хоров происходило в довольно сложное время, как для Кубани, так и для всего Кавказа – это был завершающий и самый драматичный период Кавказской войны, который требовал напряжения всех сил российской армии и ее руководства. Сам этот факт говорит только об одном – большом и постоянном внимании кавказского и кубанского руководства к развитию военной духовой музыки и отведению ей важного места в поддержании военного духа войск, как регулярных, так и иррегулярных, каковыми и являлись казачьи войска. В этот же период по личному назначению наказного атамана за отличные успехи войсковым музыкантам впервые была выдана денежная награда. 1 марта 1862 г. капельмейстером музыкантского хора стал австрийско-подданный Иван Францевич Галашек, который, по словам И.И. Кияшко, к службе своей относился «очень усердно и неутомимо. Помимо привычных обязанностей капельмейстера, выполнявшихся его предшественниками, Галашек учил певческий хор петь под аккомпанемент духового оркестра». По оценке войскового начальства ему удалось весьма успешно «поставить» музыкантский хор. На период его службы пришлась очередная «реформа войсковых хоров, как певческого, так и музыкантского». Основное содержание этой реформы состояло в следующем: – пересмотр оплаты певчих и музыкантов. Интерес представляет тот факт, что вопрос получения 1-го и 2-го (самых высоких) окладов решался вполне демократично – кандидаты должны были избираться самими певчими и музыкантами в присутствии регента и капельмейстера. Утверждал принятое решение наказной атаман. Данная процедура должна была проходить каждые полгода; – регулярности выдачи жалованья (1 раз в месяц, а не поквартально как раньше); 114 – строгий учет неиспользованных и заработанных хорами средств; – вышеперечисленные средства расходовались на покупку «для хоров вещей», улучшение быта певчих и оркестрантов, выделение денежных наград «тем из певчих и музыкантов, которые своими способностями, усердием к службе и добрым поведением будут заслуживать этого поощрения». Необходимо подчеркнуть, что не только профессиональные качества являлись необходимым условием получения денежного вознаграждения, но и «доброе поведение»; – введение должности заведующего войсковыми хорами, который и должен был организовывать и контролировать «имущество хоров и денежные суммы». Первым заведующим обоими хорами (певческим и музыкантским) стал (27 июня 1862 г.) войсковой старшина Языков, состоявший при наказном атамане для особых поручений. В апреле 1865 г. было назначено два заведующих – один певческим, другой – музыкантским хорами. Такой порядок существовал до 1 января 1888 г., когда заведывание опять соединилось в одном лице [47]. Первый раз Галашек оставил должность капельмейстера 1 марта 1863 г. В 1870 г. он вновь становится капельмейстером, пробыв на этой должности до 16 декабря 1873 г. И.И. Кияшко пишет о нем как о весьма способном капельмейстере, однако человеком он был крайне вспыльчивым, грубым и злым «неимоверно». За малейшие упущения музыкантов он поднимал «разъяренный крик, извергая при этом целые потоки самой отборной ругани, часто нецензурной и вступал с виновником даже в рукопашный бой, нисколько не стесняясь присутствием многочисленной публики» [48]. Это, естественно, возмущало музыкантов. В конце-концов этот «зверь-капельмейстер» покинул (не без помощи музыкантов) войсковой музыкантский хор. На смену Галашеку в 1863 г. пришел фон-Стадлинг, прослуживший всего четыре месяца. 12 июля 1863 г. оркестр принял саксонский подданный Циммерман, тоже прослуживший недолго, менее полугода. Эти капельмейстеры, помимо обучения музыкантов пехотного и кавалерийского строя, должны были готовить музыкантов и для так называемого, бального оркестра. В январе 1864 гг. произошла смена и заведующего хорами. Языкова на этой должности сменил адъютант наказного атамана, поручик Северского драгунского полка барон Унгерн-Штернберг. 1865 г. был ознаменован очередными изменениями в управлении музыкантскими хорами. По мнению наказного атамана графа 115 Ф.Н. Сумарокова-Эльстона, подчинение хоров Войсковому Правлению было неправомерным, так как хоры «по своему назначению принадлежали к военному составу войска», а значит и должны быть переданы «в непосредственное ведение Войскового Дежурства». Такая передача состоялась в апреле 1865 г. [49] В этот период заведывание музыкантскими хорами также было передано «в непосредственное ведение Войскового Дежурства…» [50]. Все свидетельствовало о том, что казачьи духовые оркестры все в большей степени соответствовали оркестрам регулярной армии. В последующие годы XIX в. продолжает совершенствоваться структура музыкантского хора. Из числа музыкантов назначается староста, который выполнял функции помощника капельмейстера. Первым, благодаря своим способностям и заслугам перед музыкантским хором, эту должность занял Диомид Крикун, урядник станицы Полтавской, человек «от природы даровитый и любящий музыкальное искусство», много и активно занимавшийся своим музыкальным образованием. После окончания срока срочной службы Д. Крикун, по его собственному желанию, был оставлен на службе. 16 ноября 1870 г., по распоряжению наказного атамана он был направлен преподавателем пения и музыки в Кубанскую учительскую семинарию (1871 – 1872 гг.). В 1875 г. Крикун становится заведующим музыкантским хором (1875 – 1887 гг.). Кубанское войсковое начальство высоко оценило его заслуги перед казачеством и музыкантским хором. В 1877 г. ему был присвоен чин сотника, а в 1883 г. – есаула. Впоследствии он три года совмещал должности капельмейстера и заведующего музыкантским хором. В период второго пришествия (1870 – 1873 гг.) на должность капельмейстера Галашека войсковым начальством «замечался неуспех в обучении музыкантских хоров…». В числе «дефектов» отмечался, прежде всего, устаревший, давно не обновлявшийся репертуар. По мнению начальника штаба Кубанского казачьего войска, музыкантские хоры стали утрачивать свою былую отличную репутацию. Для устранения недостатков в этот период было введено в приказном порядке новшество – составление расписания занятий с музыкантами на каждую неделю. За выполнением этого решения войсковое начальство строго следило, требуя представлять расписание на утверждение в штаб войска. В декабре 1877 г. к занятиям с хором приступил есаул А.Р. Ясинский. На 70-е гг. XIX в. приходятся дискуссии о возможности и 116 необходимости иметь в войске два музыкантских хора – «для строевых пеших частей и кавалерийского». В данной дискуссии участвовало не только руководство Кубанским казачьим войском, но и командование Кавказской армии и чиновники Военного министерства. Наказной атаман Кубанского казачьего войска настаивал на целесообразности иметь два музыкантских хора: кавалерийского и пехотного. Главнокомандующий Кавказской армией «заведение двух хоров…признал излишним и рекомендовал оставить только один кавалерийский хор». Новый наказной атаман генерал Кармалин не просто настаивал на двух хорах, но и приводил достаточно убедительную аргументацию в пользу этого, суть которой сводилась к следующему. Во-первых, два хора существуют на основании двух Высочайше утвержденных актов, а именно: а) Положения о бывшем Черноморском казачьем войске (1 июня 1842 г.), предписывавшего иметь пехотный хор из 24 музыкантов и 18 учеников; б) мнения Войскового Совета, Высочайше утвержденное 13 августа 1851 г. о заведении кавалерийского хора из 20 человек «с педальными кавалерийскими трубами» [51]. Кавалерийский хор усилился за счет причисления частей линейного кавалерийского хора. Поэтому признавалось «рациональным оставить оба хора, так как войско выставляет на службу значительное число как конных, так и пеших строевых частей». Аргументом в пользу оставления обоих хоров послужил и тот факт, что «по введении нового положения о воинской повинности, изменения относительно музыкантов не последовало». В числе последних аргументов приводилось и то, что «в войске постепенно заведен и полный комплект музыкального инструмента для пехотного и кавалерийского хоров» [52]. Кроме того, генерал Кармалин считал, что распространение музыкального образования существенно влияет «на смягчение нравов и на развитие тех богатых способностей, которыми одарены кубанские и особенно бывшие черноморские казаки». Однако эти и другие аргументы не имели успеха. Главнокомандующий Кавказской армией «признал вполне достаточным иметь в войске один кавалерийский хор из 30 музыкантов и 15 учеников». Преобразование хоров было отложено «ввиду больших на это расходов до более благоприятного времени». К этому же периоду относится тенденция заключение договоров с капельмейстерами на более длительный период (3 года), так как частая их сменяемость не способствовала эффективной деятельности оркестров, которые должны были приспосабливаться к требованиям 117 разных руководителей, которые, порой противоречили друг другу. 16 июля 1877 г. был заключен договор с капельмейстером, прусскоподданным Лоренцом Китлером, «способным музыкантом». Продолжалась линия на укрепление административного управления оркестром. По указанию начальника штаба, была разработана инструкция «для заведывания войсковыми музыкантскими хорами по командной, хозяйственной и искусственной частям», которой должен был строго руководствоваться заведующий хорами. Занятия с музыкантами проводились ежедневно, кроме выходных и праздничных дней, утром с 8 до 11 час., вечером – с 4 до 6 час. Во время занятий заведующий хорами должен был обязательно находиться в казарме, в которой шли занятия. Строго регламентировались частные выступления музыкантов. На каждое из них требовалось не просто разрешение начальника штаба или его помощника. Необходимо было письменно сообщить: «кто требует, в каком числе музыкантов, куда именно, на сколько часов и какая уговорная плата» [53]. Без разрешения начальника штаба или его помощника руководитель хора не мог никуда посылать музыкантов. В 70-х гг. XIX в. произошло некоторое увеличение штата музыкантов духового оркестра за счет «трубачевской команды» (34 чел.) упраздненного учебного дивизиона. В 1877 г. состоялась ревизия войсковых музыкантских хоров, которая выявила «крайне незавидное состояние хоров в материальном отношении». По итогам ревизии были приняты очередные меры по оптимизации оплаты труда музыкантов, возобновлена разрядная система оплаты, ранее упраздненная, выдача денежных наград осуществлялась три раза в год, вместо одного, существовавшего ранее. Этот порядок просуществовал до конца 1884 г. В 80-х гг. XIX в. продолжала отмечаться частая сменяемость капельмейстеров, от которой войсковое начальство стремилось отойти в прежние годы. В 1882 г. на должность капельмейстера был приглашен Эйфус, «опытный дирижер и знаток своего дела», который «очень хорошо поставил духовой хор». 7 марта 1884 г. капельмейстером стал бывший капельмейстер музыки Гвардейского экипажа [54]. Эрнест Богданович Ферстер, человек преклонных лет и «довольно ленивый». 5 марта был заключен контракт с Адольфом Федоровичем Гартунгом, прослужившим один год. Сменил его веймарский подданный Фридрих-Эдуард Кольбе. Один год прослужил в качестве капельмейстера артист Императорских театров – Карл Федорович Кестнер. Частая сменяемость капельмейстеров не способствовала ус118 пешному развитию музыкантского хора. Нанимаемые руководители оркестра сами часто рассматривали свою деятельность на периферии как временную, особенно это касалось иностранно подданных дирижеров и музыкантов. Всего за время существования оркестра с 1 февраля 1812 по 1 января 1909 гг. его капельмейстерами прослужили 29 человек, из которых только один – Павел Павлович Родионенко, прослужил капельмейстером более 25 лет. 12 человек среди капельмейстеров были иностранно подданные. 23 сентября 1887 г., в соответствии с приказом по Военному Ведомству от 7 октября 1887 г., был Высочайше утвержден новый штат «хоров Кубанского войска». Такое внимание к деятельности отдельно взятого оркестра мог свидетельствовать о его, в определенной степени, особом положении. Новые штаты и новое распределение окладов жалованья были введены с 1 января 1888 г. По новым штатам музыкантский хор включал в себя 1 фельдфебеля, 24 музыкантов старшего и 11– младшего разрядов, 18 учеников. Самая высокая зарплата была у фельдфебеля – 24 руб. в год, у музыкантов старшего разряда – 10 руб., младшего и учеников – по 3 руб. [55]. С конца 80-х гг. стали практиковаться выезды оркестра для концертной деятельности на курорты Кавказских Минеральных Вод и Крыма. В этот период возглавлял музыкантский хор капельмейстер Адольф Христианович Бауэр, деятельность которого войсковым начальством оценивалась довольно низко, и он был вскоре отстранен от руководства оркестром. На эту должность в 1897 г. был приглашен, по рекомендации директора Московской императорской консерватории, капельмейстер Махровский. В 1898 г. музыкант оркестра Павел Чернявский был переведен в Собственный Его Императорского Величества Конвой трубачем, что явилось высокой оценкой мастерства кубанских музыкантов. Высокую оценку как певческому, так и музыкантскому хорам в свое время давали наместник Кавказа князь Воронцов, отмечая, что «войсковые певчие поют превосходно», и сам император Александр II, найдя певческий хор «замечательным по голосам и стройности исполнения», Александр III в 1888 г. повелел «войсковому начальству озаботиться расширением и улучшением этого хора» [56]. Директор Кавказских Минеральных Вод писал по этому поводу начальнику штаба Кубанского казачьего войска: «Вчера… слышал прекрасный кубанский оркестр…» [57]. Недостатка в таких оценках, как свидетельствуют документы, не было. По признанию современ119 ников, кубанские хоры были лучшие на периферии военнохудожественные учреждения России. Мастерство кубанских оркестрантов постоянно росло, завоевывая все больше симпатий слушателей. Этому способствовал и подбор капельмейстеров. 1 марта 1901 г. на службу в оркестр был приглашен один из выдающихся оперных дирижеров в России Евгений Доминикович Эспозито. Концерты оркестра под его управлением всегда имели большой успех. Большой вклад в развитие исполнительского мастерства хора внес и Франц Матвеевич Лоос, «опытный и заслуженный капельмейстер и большой знаток своего дела». В 90-е гг. XIX в. войсковой оркестр успешно принимал участие в юбилейных торжествах: 200-летия Кубанского казачьего войска, открыв праздничный концерт «Маршем Хоперского полка» [58], и 100-летия со дня рождения А.С. Пушкина. По ряду обстоятельств в начале ХХ в. (1907 – 1909 гг.) войсковой музыкантский хор стал, «в силу своего развития, по преимуществу струнным», что, естественно, в определенном смысле, отдаляло его от статуса военного духового оркестра. «Все это, – писал И.И. Кияшко, – не могло не заботить войсковое начальство». Наказной атаман Бабыч принял решение увеличить штат музыкантов за счет строевых частей, «взяв по шести человек от 8 полков, расположенных в Кавказском округе, т.е. всего 48 чел. …» [59]. В 1909 г. войсковой музыкантский хор был разделен на два оркестра: духовой и симфонический[60]. В советский период с упразднением казачьих войск были упразднены и их (войск – Н.Д.) духовые оркестры. Казачьи войска, так же как и другие воинские подразделения, имели свои марши и гимны. Еще в 1880 г. были написаны гимны Донского, Кубанского и Терского Казачьих войск и Кавказского линейного казачества [61]. Много строевых песен и маршей было создано во время Кавказской войны. 17 июля 1914 г. на русско-турецком фронте была создана песня, ставшая впоследствии гимном Краснодарского края «Ты Кубань – ты наша Родина», автором текста которой явился священник 1 Кавказского полка Константин Образцов [62]. Уже в советский период казаки Гиагинского полка сложили песенный марш «Конь боевой, наш конь казачий», с которым они выступили в годы Великой Отечественной войны в конный рейд по тылам противника [63]. В этот же период Краснодарское книжное издательство выпустило отдельными листовками песни кубанского композитора Якова Тараненко: «Проводы казаков на войну», «Собирай в 120 путь-дорогу, мамаша», «Песня о Кочубее» и др., ноты и тексты которых были отправлены в казачьи подразделения действующей армии. Традиции духовой военной музыки продолжаются. В настоящее время в Краснодарском крае почти двести самодеятельных духовых оркестров. В них играют около трёх тысяч кубанцев разных возрастов [64]. Примечания: 1. Клейн Э.Г. Военные оркестры как феномен провинциальной культуры России (на примере Костромской губернии до 1917 г.): дисс. канд. культурологических наук. 24.00.01. Кострома, 2005 // http://www.disserr.ru/contents/ 209280.html. 2. Повесть временных лет. С. 45. 3.Михайлов А. Без медных труб не пройти огней и вод // http://www.pravda.ru/culture/music/03-03-2011/ 1068727-orkestr-0/?mode= print 4. Здесь и далее стиль и орфография цитируемых литературы и архивных документов сохраняются. 5. История русской роговой музыки, выдержки из книги И.Х. Гинрихса «Начало, успехи и нынешнее состояние Роговой музыки». 1796 // http:// planetsounds. taba.ru/ blog/texts/ 11195_ Istoriya_ russkoy_ rogovoy_ muzyki. html. 6. Там же. 7.Там же. 8. Там же. 9. Кружнов Ю.Н. Роговая музыка в XIX в. // http://www.horncapella.ru/ history/19century 10. Задонщина. С. 263-265. 11. Сказание о Мамаевом побоище. С. 333. 12. Там же. С. 353. 13. Михайлов А. Без медных труб не пройти огней и вод // http://www.pravda.ru/culture/music/03-03-2011/1068727-orkestr-0/?mode= print 14. Там же. 15.Военная музыка России. История и современность. М., 2007 // http://www.centrmag.ru/book2802291.html. 16. Грюнберг Н.П. История русской армии в военной музыке // Военноисторический журнал. № 9. 2007 // http://www.tanki-media.ru/bp_07_musica/ texts_info/army_in_musica.html 17. Там же. 18. Там же. 19. Веремеев Ю. Песни русской армии // http:// army.armor.kiev.ua/hist/ muzika.shtml. 20. Курбатов А. Композитор А.Ф. Львов // http://wordweb.ru/2007/12/06/ kompozitor-a.f.-lvov.html. 21. Там же. 22. Карабанов А. Адмиралтейский духовой оркестр Ленинградской воено-морской базы // http://filarmon.natm.ru/afisha/100. 121 23. Военная музыка России. История и современность… 24. Ишеев П. Русские военные оркестры // Военная быль. 1973. № 124. С. 20-22. 25. Кияшко И.И. Войсковые Певческий и Музыкантские хоры Кубанского казачьего войска (1811-1911 годы). Исторический очерк столетия их существования. Екатеринодар, 1911 // Из истории Кубанского казачьего хора. Материалы и очерки. Краснодар, 2006. С. 10 26. Из истории Кубанского казачьего хора. Краснодар, 2006. С. 11. 27. Краснодар. Новости. 8 апреля. 2008 // http://pda.tvkrasnodar.ru/news/ ?news=4037 28. XIX век: летопись музыкальной жизни // http: vgarchive.narod.ru / let1811. html. 29. Кияшко И.И. Указ. соч. С. 14. 30. Там же. С. 14. 31. Кубанский симфонический оркестр. История оркестра // http: //www.to-premiera.com//collective/symp/history. 32. Государственный архив Краснодарского края (далее – ГАКК). Ф. 250. Оп. 2. Ед. хр. 200. Л. 6. 33. Кияшко И.И. Указ. соч. С. 16. 34. XIX век: летопись музыкальной жизни… 35. Кубанский симфонический оркестр… 36. Кияшко И.И. Указ. соч. С. 16. 37. Сколько лет был капельмейстером Цых, и кто был после него до 1826 г., по сведениям И.И. Кияшко, неизвестно. 38. Кияшко И.И. Указ. соч. С. 18. 39. Там же. С. 41. 40. там же. С. 20-21. 41. Там же. С. 21. 42. Там же. С. 32. 43. Там же. С. 34. 44. Там же. С.37. 45. Там же. С. 39. 46. Там же. С. 43. 47. Там же. 77. 48. Там же. С. 48. 49. Там же. С. 44. 50. Там же. С. 44. 51. Там же. С. 50. 52. Там же. С. 50. 53. Там же. С. 52. 54. Гвардейский экипаж – военно-морская часть русской императорской гвардии, входит в часть центрального подчинения // http://ru.wikipedia.org/wiki. 55. Кияшко И.И. Указ. соч. С. 56. 56. Из истории Кубанского казачьего хора… С. 11. 57. Кияшко И.И. Указ. соч. С. 62. 58. Слепов А. Войсковой музыкантский хор // Из истории Кубанского казачьего хора. Материалы и очерки. Краснодар, 2006. С. 179. 122 59. Кияшко И.И. Указ. соч. С. 67. 60. Слепов А. Указ. соч. С. 183. 61. http://www.ruplace.ru/kazachestvo-v-voprosah-i-otvetah/kogda-v-kazachjihpolkah-poyavilisj-orkestry.html. 62. XIX век: летопись музыкальной жизни // http: vgarchive.narod.ru /let1811. html. 63. XIX век: летопись музыкальной жизни … 64. Краснодар-плюс /новости/ 8 апреля 2008 // http://pda.tv.krasnodar.ru/ news/?news=4037. В.П. Затолокин Работа по военно2патриотическому воспитанию молодежи (на примере станицы Келермесской Гиагинского района РА) Воспитывать ребенка нужно, когда он помещается поперек лавки. Когда он вытягивается вдоль лавки – воспитывать поздно. Старинная пословица В современной России органами государства и власти большое внимание уделяется военно-патриотическому воспитанию молодежи. Функционируют поисковые молодежные клубы, клубы по интересам и др. Значительную роль в военно-патриотическом воспитании подрастающего поколения играют и казачьи сообщества. Рассмотрим это направление деятельности на примере работы казачьего сообщества станицы Келермесской. Главной своей задачей мы считаем вовлечение в воспитательный процесс всех детей станицы, и активное участие в нем различных сторон так называемого «восьмиугольника»: родителей, работников детского сада, общеобразовательной школы, Дома культуры, МВД, администрации, церкви и казачьего сообщества. Известно, что до революции 1917 г. в казачьих станицах проживали в основном казаки. Детей воспитывали всей станицей, всем обществом. Родителей и старших детей называли на «Вы». С 14 лет в станице называли друг друга только по имени-отчеству. Мы провели опрос среди жителей Келермесской и выяснили, что только в двух семьях дети называют родителей на «Вы». По имени-отчеству молодежь друг друга не называет. Все наши начинания и разумные предложения поддерживает глава администрации станицы Сергей Алексеевич Фатеев. Для реали123 зации «Целевой программы поддержки казачьих сообществ» нам выделяются материальные средства для организации досуга молодежи. Так, была оказана помощь детскому саду и Дому культуры в приобретении костюмов, звуковой аппаратуры, общеобразовательной школе предоставлены материалы для ремонта здания, технические средства обучения. Школа, в свою очередь, во время периода «осеньзима» предоставляет для желающих спортзал три раза в неделю для занятий волейболом, мини-футболом. В доме культуры проводятся дискотеки, праздники проводов в армию, чествование ветеранов станицы с обязательным участием молодежи. Помимо этого, для молодых людей проводятся мероприятия, основанные на календарных датах: Рождественские колядки, Крещенское купание, Масленица, и др. Регулярно проводятся встречи с ветеранами и участниками Великой Отечественной войны, и молодежь в них всегда активна. Работу по военно-патриотическому воспитанию детей наше казачье общество организует таким образом, что осенью, зимой и весной занятия с казачатами проводятся два раза в неделю. Силами администрации, самих казаков и спонсорами собрано оборудование, необходимое для занятий. Мы проводим занятия по истории казачества и родной станицы, строевой подготовке, подтягиванию на перекладине, разборке-сборке автомата, стрельбе из пневматической винтовки, метанию спортивного ножа и гранат, работе с противогазом, проводим бег на казачью версту, обучаем умениям поставить палатку и развести костер; секция самбо проводит занятия самостоятельно. Один раз в два месяца проводятся соревнования на уровне станицы, раз в квартал – районные, три раза в год – районные, организованные ДОСААФ. Летом мы проводим полевые сборы. В июне – полевые двухдневные сборы в Келермесской на базе крестьянско-фермерского хозяйства Н.А. Фатеева, а затем десятидневные в Свято-Михайловском монастыре, и, наконец, в августе – трехдневные сборы Гиагинского районного казачьего общества. Во время полевых сборов ребята живут в палатках, питаются четыре раза в день из походных казанов, и на ночь еще подкармливаем. Дисциплина – армейская. Ребята стоят на часах с автоматами. После проведенных занятий устраиваются соревнования, это так называемые «зачеты». Наше казачье общество сотрудничает со службой соцобеспечения Гиагинского района. В 2010 г. по направлению казачьего общества 11 детей получили возможность приобрести путевки для оздоров124 ления и отдыха. В 2011 г. будут предоставлены путевки для 24 детей по стоимости от 11 до 18 тыс. руб. Активной деятельностью ребята заняты в течение всего календарного года. например, 20 мая в Майкопе проводился день призывника. Трое станичных казачат выступили на нем с саблями (фехтование). Посмотрели вооружение, поели каши из полевой кухни и сказали, что обязательно пойдут служить в армию. Мелочей в этой работе не бывает. Есть возможность – хотя бы одного казачонка, но привлекайте к работе. Ежегодно наше казачье общество направляет в Краснодар для участия в параде, посвященному Дню реабилитации казачества, 4-5 казачат. Мы повезли бы и больше ребят, но, возникают проблемы с транспортом. Силами казаков в станице собран огромный материал для музея. Каждый год все учащиеся школы обязательно бывают в нем. Посещают музей дошкольники вместе с воспитателями. Дом культуры часто использует экспонаты музея в своей работе. Кроме этого, мы предоставляем многие музейные экспонаты в Национальный музей РА. По истории станицы написана книга, охватывающая хронологические рамки от 1863 до 2008 гг. Многие школьники нашей станицы используют материалы музея и книги для написания рефератов. Так, Аня Константинова написала интересные работы: «Родословная казаков Затолокиных», «Голодовка 1932-1933 гг.», Аня Ситникова – «Афганистан в моей судьбе», Еременко – «В.М. Ткачев – первый генерал авиации России» и др. Казачка Галя Шкапинцева, исполнительница казачьих песен, продолжающая песенные традиции своей семьи, в прошлом году завоевала титул «Казачка-2010» Гиагинского района. Сотрудничество с районным МВД и участковым осуществляется участием молодежи в дежурстве казачьей дружины. Казачье общество активно работает со СМИ. В течение года публикуется до 30 статей по различным темам в районных, республиканских и краевых изданиях. Это газеты: «Красное знамя», «Адыгейская правда» приложение «Казачий круг», «Кубанские новости» с приложением «Кубанский казачий вестник». Мы приняли участие в восьми передачах республиканского телевидения, двух радиопередачах. В 2010 г. в станице отмечалась памятная дата – 125-летие нашего земляка – Вячеслава Матвеевича Ткачева, первого генерала авиа125 ции и первого командующего авиацией России. На СвятоПокровском храме установлена памятная доска и выпущена юбилейная медаль. На месте расстрела казаков в 1920 г построена часовня. Ежегодно 12 сентября мы устраиваем поминальный день по убиенным, идем крестным ходом к часовне. С участием детей и для детей, чтобы помнили, установлены: памятный крест «Жертвам голодовки», памятный камень у родника первопоселенцев, памятные камни «Первопоселенцам», «Священнослужителям», «Трем разрушенным храмам», сторожевая вышка. В Свято-Покровском храме – единственный в Адыгее, в котором для казаков выделены помещения для музея, класс для занятий с детьми. Имеется и спортзал с татами, канатом, боксерской грушей, тренажером, настольным теннисом. Часть оборудования приобретена администрацией во главе с С.А. Фатеевым. Казачата участвуют в церковных службах. В храме принимаем присягу. Настоятель о. Николай приложил много усилий к тому, чтобы спортзал отапливался. Он сказал: «Это наши дети и пусть будет им тепло». Важную роль в нашей работе с молодежью играет семья. В ней происходит основное воспитание детей и это нельзя сбрасывать со счетов. Неслучайно мы привели в начале статьи старинную пословицу. На наш взгляд, она говорит о многом в деле воспитания ребенка именно в семье. Таким образом, работа казачьего общества по военнопатриотическому воспитанию детей и молодежи включает в себя несколько составляющих, требующих активной совместной деятельности и единства в осуществлении добрых начинаний. У нас много трудностей, но мы всегда будем их преодолевать. Ж.В. Кагазежев О влиянии адыгов на формирование раннего казачества В XV в. этноним «черкес», «черкас» начинает вытеснять другое, более старое название адыгов – «зих». Одновременно название «черкес» начинает широко употребляться и в отношении населения Поднепровья. При этом возникает вопрос, связаны ли этнонимы «черкас», «черкес» на Кавказе и Украине и каким образом? Возможно ли, что была миграция части адыгов в южнорусские степи, и когда она 126 произошла? Ведь известно, что, согласно средневековым источникам (включая и картографические), Черкесия простиралась до низовьев Дона, непосредственно примыкая к южнорусским степям. Еще первые российские историки с уверенностью утверждали теорию о черкесском происхождении казачества. Кроме того, многие признают, что сама страна Украина с XV по XVII вв. носила название Черкасия. Известный историк второй половины XVIII в. Эдуард Гиббон не просто связывал происхождение казачества с адыгами (черкесами), но и уводил данный исторический процесс в раннее средневековье. «Казаки были черкесские эмигранты, – писал он, – их первоначальная родина находилась среди западных областей Кавказа и называлась во времена Константина Порфиродного Касахией» [1]. Иоганн Эрлих Тунманн тоже связывал появление в XV в. казаков с черкесской миграцией на Украину: «Они (черкесы – Ж.К.) завладели Керчью в Крыму, часто нападали на этот полуостров и другие европейские местности, сделались основным составом образовавшихся тогда казацких народностей и основали в Египте знаменитую династию… Кубанские черкесы удерживались как на Дону, так и на Кубани. Там составили они, хотя и сильно смешавшись с русскими, донское казацкое государство» [2]. Значительное внимание проблеме черкесского присутствия на Украине уделил выдающийся русский и американский историк Г.В. Вернадский. Он повторяет сведения других русских историков, касающиеся черкесского происхождения казачества. Вместе с этим, он приводит интересные данные: «Слово казак происходит от этнического названия каз (кас – Ж.К.), древнего северокавказского народа, известного сейчас как адыгейцы или черкесы. Последнее название в первоначальной форме звучало так – Чахир-Каз, что значит «четыре клана Каз». Это название появляется и в «Кодексе Куманикус» в форме «казак» (ок. 1294 г.). Сугдейский Синаксарион XII в. содержит дополнительную запись, датированную 17 мая 1308 г., о молодом христианине, убитом казацким мечом. По нашему мнению, здесь опять имеются в виду касоги (черкесы). В московских документах XVI и XVII вв. черкасами назывались как черкесы, так и украинские казаки. Что касается последних, то это название шло, по-видимому, от города Черкассы на реке Днепр к югу от Киева, а тот, в свою очередь, был одним из центров днепрово-казацкого региона. Вероятно, город Черкассы был первоначально черкесским поселением. Следует принять во внимание образование подобным же способом названия г. Ясы, старой столицы Молдавии, который был первоначально основан ала127 нами. По-древнерусски «яссы» значило «аланы». Черкесское поселение в районе Черкасс, вероятно, было основано в XI в., если не раньше. В то время у князя Мстислава Черниговского и Тмутараканского была мощная охрана из черкесов. Вероятно, новые черкесские переселенцы были приведены в этот район ханом Ногаем в XIII в.» [3]. Таким образом, Г.В. Вернадский не только подтверждает сведения более ранних историков, но и существенно дополняет их, приводя дату первых черкесских поселений на Украине – XI в. Он также указывает, что «касоги составляли важный элемент в дружине Мстислава, поселивший некоторых из них в районе Переяславля» [4]. Известно также, что после знаменитого поединка касожского князя Редеди с Мстиславом в 1022 г., последний забрал на воспитание детей Редеди. От них происходят княжеские фамилии Лопухины и Ушаковы. Касожская конница Мстислава сыграла решающую роль в разгроме варяжской дружины Ярослава Мудрого под Лиственном. С черкесами также отождествляются «черные клобуки», занимавшие земли к югу от Киева и Чернигова. Антропологически они принадлежали к средиземноморско-балканской расе [5]. «Черные клобуки» имели репутацию превосходных воинов-всадников и являлись союзниками русских княжеств. Русские летописцы XIV – XV вв. отождествляли «черных клобуков» именно с черкесами. Данный факт мы можем увидеть и из отрывков Никоновской летописи под 6660 (1152 г.): «Изяслав же то слышав, скопя свою дружину, поседе, пойма с собою Вячеслав весь полк, и все Черные Клобуки, еме зовутся Черкассы…» [6]. Ф. Брун, ссылаясь на арабского историка Абуль-Гази, утверждал, что Черные Клобуки тождественны черкесам, проживавшим в XIII в. на р. Миус и Калмиус (район современного Таганрога – Ж.К.) [7]. Итальянские карты XIII–XV вв. подтверждают данные Ф. Бруна [8]. Русские летописи производят название «черные клобуки» от островерхой войлочной шапки – «клобук», которая была в широком применении и у адыгов, что засвидетельствовал еще Интериано в XV в. По мнению многих российских историков, появление черкасказаков относится к золотоордынской эпохе. И.Ф. Бларамберг отмечал: «В 1382 г. татарский хан Баскак из Курска привел черкесов из района Бештау, или Пятигорска, и построил пригород, где поселил их, назвав «казаками». Грабежи и притеснения, творившиеся черкесами, послужили поводом для многочисленных жалоб населения, что вынудило, в конце концов, курского князя Олега разрушить их поселение с разрешения хана. По этому поводу было множество убитых, а оставшиеся в живых черкесы разбежались. Эти последние вместе с 128 русскими беглыми крестьянами творили повсюду беспорядки, скрываясь в лесах от преследователей. Только с большим трудом удалось их прогнать, а частично умиротворить. Значительная часть их обосновалась в нижнем течении Днепра, ниже порогов, где они построили город Черкасск, получивший такое название вероятней всего потому, что большую часть этих людей составляли выходцы из черкесских племен. Там они обосновали разбойничью республику, ставшую знаменитой под названием «запорожские казаки» [9]. И.Н. Болтин в точности приводил данное повествование еще раньше. Можно полагать, что они пользовались единым источником из русских летописей. В.Н. Татищев писал: «Первые казаки сброд из черкес горских, в княжении Курском в XIV столетии явились, где они слободу Черкассы построили и под защитой татарских губернаторов воровством и разбоями промышляли, потом перешли на Днепр и город Черкассы на Днепре построили» [10]. Важным фактом является и то, что Н.М. Карамзин отождествлял «черных клобуков», берендеев, торков, касогов, казаков и черкесов [11]. О переносе этнонима черкес на Украину свидетельствует и периодическая печать Х1Х в.: «Черкасы являются в нашей истории в первый раз в 985 г.», т.е. через 20 лет после разорения Святославом Белой Вежи и разрушения между Волгой и Доном Хазарской державы, в состав которой входили касоги. Заметив притом, что во времена Владимира Мономаха (около 1121 г.) новые толпы Черкасов поселились на Днепре, гонимые от Дона. Они за деньги служили нашим князьям в их междоусобицах» [12]. Эти данные выглядят вполне логичными, разрушение Хазарского Каганата открывало адыгам возможность продвижения на северо-запад и заселения южнорусских степей. О черкесском происхождении казачества пишут в своих трудах А. Ригельман, А. Шафонский, М. Антоновский, Д.Н. БантышКаменский и др. А. Ригельман одним из первых не только описывает историю переселения черкесов на Поднепровье, но и указывает на сходство этнонимии, материальной и духовной культуры антропологического типа и обычаев [13]. А. Шафонский при рассмотрении данной проблемы опирается на археологические памятники, в частности, остатки дольменной культуры на Южной Украине аналогичные, встречающимся в Черкесии [14]. Весьма интересными являются исследования М.И. Крайсветного о происхождении казачества, который указывает на ярко выраженное несогласие казаков видеть своими предками славян и тюрок, сущест129 венные различия при рассмотрении их образа жизни, традиции и обычаев. Напротив этого мнения, сами казаки всегда производили себя от «черкас» из «Пятигорья», что подтверждается идентичностью социально-политической системы, мореходной традицией, воинской доблестью и умением, экономическим укладом, мировоззрением, элементами быта. Традиции адыгского населения на нижнем Дону М.И. Крайсветный уводит в античный период, во времена их древних предков-меотов. Сравнение меотских «камар» и казачьих стругов, как он считает, показывает их преемственность и сходство. По его же мнению, адыгское (касожское – Ж.К.) присутствие в донском регионе фиксируется в раннем средневековье, когда они входили в состав государства болгар. Присутствие касогов выявляется по находкам лепной керамики [15]. Топографическая картина местонахождения некоторых памятников Салтаво-Маяцкой культуры позволяет усомниться в кочевнической принадлежности их населения. Это относится к памятникам, расположенным на островах и на сильно заросшей байрочно-овражной прибрежной системе. А.В. Пьянков считает, что кремационные погребения на Северском Донце принадлежат касогам, а не тюркизированному народу [16]. Само название казак (касог – Ж.К.) М.И. Крайсветный считает показателем принадлежности адыгского населения к определенной социально-политической системе, демократической форме власти в виде народного законодательного собрания, которое носит название «Хаса», что соответствует казачьему кругу. Участниками хасы были все вольные члены общества называвшиеся «Хаса-К», означающий «идущий на Хасу», трансформировавшийся затем в этноним касог и казак [17]. Украинский исследователь начала ХХ в. В. Гатцук дал подробную историю черкесов на Украине. При этом он показывает сходство казаков и черкесов не только в названии, но и в менталитете и антропологическом типе. Ему принадлежит достаточно интересная гипотеза о происхождении современного украинского народа от этнического слияния полян с касогами, суть которой состоит в следующем. «Города Канев, Черкассы, Чигирин основаны и населены касогами, и все сельское, хуторское население по обоим берегам Днепра к югу от Киева состояло тогда из касогов. Приднепровские касоги зажили в мире с коренным населением, с славянами – полянами, защищая себя и их от грозных врагов – монголов, все надвигавшихся с востока в последующие века, храбрые касоги полили своей кровью днепровские берега… и быть может, их храбрости и военной выдержке, кото130 рую они, живучи между полян, передали и им, обязан в значительной мере запад тем, что поток монгольский не разлили далее берега Днепра. Общая опасность соединяет людей. Мало-помалу касогичеркесы слились с полянами и образовали вместе с ними так называемое Малороссийское племя. От них теперешние малороссияне получили те свои особенности, которые отличают чистый малорусский тип от великороссиян – темный цвет волос и глаз, тонкие черты лица. Черкесы передали малорусам свою любовь к свободе, ненависть к так называемому «холопству»… От них же заимствовали малорусы и общий характер одежды, домашней обстановки, прежнего своего вооружения. Если прислушаться к тому, как современные кабардинцы поют свои героические песни-былины, родство черкесского племени с малорусскими выясняется особенно ярко: тот же размер и ритм стихов, тоже рифмование и такие же повышение и понижение голоса, какие слышатся в малорусских народных «формах». Даже имя свое черкасы передали малорусскому племени: до царствования императора Александра I – когда кавказские черкесы, не пожелавшие добровольно покориться, были объявлены и «врагами России» – не только русский народ, но и в официальных бумагах называли малороссиян «черкасами» [18]. Исходя из вышесказанного, В. Гатцук обстоятельно показывает значительную роль адыгского присутствия на Украине еще со времен Киевской Руси, заслуги черкесов в защите славянского земледельческого населения от набегов кочевников. Адыгское присутствие на Украине оставило немалый след в этнографии народа. Л.Г. Лопатинский, как и многие последующие исследователи, указывал на то, что украинское фамильное окончание «ко» происходит от адыгского «къуэ», «къо», что означает сын [19]. Достаточно вспомнить, что почти все адыгские фамилии до XIX в. имели приставку к фамилии «къуэ», «къо»: Иналуко, Болотоко, Хатико, Хатахшуко, Шамоко, Кемиргоко, Багарсоко, Кайтуко и др. Вместе с тем большинство украинских фамилий и в наши дни оканчивается на «ко». Интересным является и тот факт, что в период национальноосвободительного восстания XVII в. Богдан Хмельницкий обращался за помощью в Черкесию [20]. Обращаясь за помощью к черкесам, казаки, видимо, еще тогда все еще ощущали какую-то этническую близость с ними. Версию о черкесском происхождении казачества разделяют почти все российские историки XVIII – XIX вв., которые, так или иначе, касались истории Украины. Они приводят такие подробности и факты, 131 подтверждающие, что должен был существовать богатый данными исходный материал. На такой документ, хранившийся в Архиве Государственной Коллегии Иностранных дел, ссылался в 1823 г. С. Броневский, показавший обстоятельно черкесское происхождение казачества [21]. Чтобы отличить кавказских черкесов от черкас на Украине, они даже называют первых – Пятигорскими. Примечательно, что и саму северную Черкесию называли Кашакией, Казахией, Касахией с VIII вплоть до XV вв. Жителей же ее называли кашаками, касогами, казахами, казаками. Ф. Брун отмечал, что в старину черкесы известны были под именем казаков или зихов [22]. Иоан Шильтбергер также указывал на тождество зихов с казаками или черкесами [23]. Вышеприведенные исследования позволяют предположить, что традиции адыгского населения на Украине, южнорусских степях уходят своими корнями в древность. Это присутствие являлось значительным и могло оказать влияние на формирование части современного украинского народа. Как известно, казачество Кубани образовалось в последней четверти XVIII в. после ликвидации Запорожской Сечи и переселения ее жителей на Северо-Западный Кавказ. Таким образом, продолжились многовековые адыго-славянские взаимоотношения, выразившиеся в многоплановом этническом взаимодействии и ярко проявившиеся в образе казака. Примечания: 1. Гиббон Э. История упадка и разрушения Великой Римской империи. Т. 1. М., 1897. С. 89. 2. Тунманн И.Э. Крымское ханство. Лейпциг, 1774. / Пер. и прим. Н.Р. Эрнста / Симферополь, 1991. С.61. 3. Вернадский Г. Россия в средние века. Тверь, 1997. С. 264-265. 4. Там же. 5. Хотко С.Х. Очерки истории черкесов. СПб., 2001. С. 217. 6. Брун Ф. Черноморье. Одесса, 1880. Т. 2. С. 124. 7. Тунманн И.Э. Указ. соч. С. 61. 8. Там же. 9. АБКИЕА. С. 408. 10. Татищев В.Н. История Российская. М.,1962. Т. 2. С. 240. 11. Карамзин Н.М. История государства российского. М., 1963.Т. 5. С. 240. 12. Черкесы, казаки и адыги // Русский вестник. М., 1983. Т. 47. № 11-12. С. 857. 13. Ригельман А. Летописное повествование о Малой России, о ее народе и казаках вообще, отколь из какого народа оные происхождение свое имеют. М., 1947. Ч. 1. С. 8. 14. Шафонский А. Черниговского наместничества топографическое описание. Киев, 1851. С. 37. 132 15. Крайсветный М.И. О роли народов Кавказа в раннем этногенезе дон- ского казачества. Первая абхазская международная археологическая конференция. Сухум. 2006. С. 212. 16. Пьянков А.В. Касоги – касаки – кашаки письменные источники и археологические реалии Северо-Западного Кавказа. // Материалы и исследования по археологии Кубани. Вып. 1. Краснодар, 2001. С. 198-230. 17. Крайсветный М.И. Указ.соч. С. 216. 18. Гатцук В. Юная Россия. Киев, 1906. № 10. С. 1313-1314. 19. Лопатинский Л.Г. Суффиксы русского языка. Влияние кавказских языков на их образование // Труды VII археологического съезда в Новгороде. М., 1914. Т. 1. С. 442. 20. Барановский Б. Кавказ и Польша в XVI в. // Россия, Польша и Причерноморье в XV – XVIII в. М., 1979. С. 252. 21. Броневский С. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. М., 1823. С. 75. 22. Брун Ф. Черноморье. Одесса, 1880. Ч. 2. С. 42. 23. АБКИЕА. С. 28. Ю.Ю. Клычников Рекрутские квитанции как источник по реконструкции прошлого казачества Северного Кавказа При анализе исторических свидетельств, дающих представление о последствиях набегов горских хищников, как представляется, недостаточно внимания уделяется рекрутским квитанциям. Они выдавались родственникам, либо владельцам убитых «набежчиками» людей и содержали определенную информацию об обстоятельствах произошедшего. Прежде, чем выдать такую квитанцию, проводилось тщательное расследование, в результате которого и выявлялись факты, связанные с гибелью человека и законностью требований его наследников на обладание квитанцией. Статистический анализ этих достаточно многочисленных, что само по себе наглядно, документов [1] требует отдельного исследования, но суть содержащейся в них информации можно понять, рассмотрев в качестве примера одно из дел этой серии. Так, 9 декабря 1848 г. на имя Ставропольского гражданского губернатора пришел императорский указ, в котором содержалась следующая информация: «По указу Его Императорского Величества, Правительствующий сенат слушали: прошение не служащего казака 2-го Ставропольского казачьего полка станицы Темнолесской Васи133 лия Нечаева, коим просит о выдаче за убитого горскими хищниками родного брата его Илью рекрутской квитанции. Приказали: прошение казака Нечаева препроводить при указе к Ставропольскому гражданскому губернатору с тем, чтобы собрать по содержанию онаго надлежащие сведения и по рассмотрении представил Правительствующему Сенату свое заключение с возвращением самого прошения»1 [2]. Сам Илья Нечаев погиб в 1829 г., но лишь спустя 19 лет встал вопрос о компенсации его родственникам. При этом процесс рассмотрения прошения Василия Нечаева явно затягивался, и это, видимо, был не единичный случай, а общепринятая практика. Во всяком случае, наряду с другими, подобными прошениями, дело Нечаева рассматривалось спустя пять лет Ставропольской казенной палатой. Отчитываясь перед губернатором, ее чиновники 15 марта 1854 г. докладывали, что «вследствие предложения Вашего Превосходительства от 23-го января 1853 г. № 172, Ставропольская казенная палата имеет честь представить, что по оному для собрания всех прежних сведений и доказательств к выдаче зачетных рекрутских квитанций за убитых горцами крестьян Ставропольской губернии: Калошина, Хохлова, Ерохиных, Нечаева, Водопшина, Шеховцовых, Тарарыева и Мордвицкого требовались от Ставропольской палаты государственных имуществ производившиеся об них подлинные дела, а по рассмотрении оных (кроме Водопшина) оказались о Федоре Калошине и Марке Хохлове, что в выдаче за них родственникам их рекрутских квитанций Казенною палатою было отказано по не произведению формального об убийстве их следствия, о чем, хотя палатою государственных имуществ и было предписано 25 того ноября 1844 г. № 13552 Пятигорскому земскому суду и о побуждении его к тому представлено ею 31-го мая 1846 г. № 5468 Вашему Превосходительству. О Василии и Акиме Ерохиных, убитых в сентябре 1831 г., Кавказским областным правлением предписано 26 марта 1832 г. № 178 тому суду о учинении дознания действительно ли убиты те Ерохины. Но были ли о всех тех крестьянах Калошине, Хохлове и Ерохиных производимы следствия и что по оным открылось сведения в Казенной палате нет. О Илье Нечаеве, из сообщения Штаба командующего войсками на Кавказской линии и Черномории от 3(?) марта 1830 г. № 338 видно, что в оном производилось дело по просьбе однодворки села Надежды Ефимьи Смоляковой о выдаче ей зачетной квитанции за убитого горцами 14-го сентября 1829 г. племянника ея 1 Здесь и далее стиль и орфография цитируемых документов сохраняются 134 Илью Нечаева, но чем оно и когда кончено сведений в Казенной палате также нет». Таким образом, выясняется, что Василий Нечаев был не первым желающим получить квитанцию, обладание которой давало возможность заработать на ее продаже, либо защищало от необходимости идти на службу кому-то из близких. Как станет видно из приводимых свидетельств, право на обладание рекрутской квитанцией не раз будет служить яблоком раздора между родственниками. В уже цитируемом документе также говорилось, что «о Иване и Семене Шеховцовых, что о убийстве их начавшееся в Ставропольском земском суде по рапорту Новотроицкого старосты Азарова дело передано для исследования бывшему чиновнику Общего областного управления коллежскому асессору Безкровному, но в сем деле находится один лишь только рапорт Азарова со списком, в коем показаны убитыми не Иван, а Василий Шеховцов и Семен не Шеховцов, а Шавцов. Почему и как, из сих дел о убийстве означенных в них крестьян ничего положительного не открыто, а без произведения формального следствия о сих убитых назначать выдачу зачетных квитанций невозможно, то вместе с сим сообщено в Ставропольское губернское правление, чтобы оно предписало кому следует произвести буде возможно формальные следствия о убитых горцами крестьянах о каждом порознь: как то о Федоре Калошине, Марке Хохлове, Василии и Акиме Ерохиных, Иване и Семене Шеховцовых и по произведении прислало их в сию Палату. А о Нечаеве, Тарариеве и Мардвицком также сообщено в Штаб войск Кавказской линии и Черномории, чтобы он о первом производившееся в оном дело прислал для рассмотрения и заключения в сию Палату, а о последних так как казенной палате неизвестно были о них производимы следствия и где, т.е. в гражданском или военном ведомстве учинили выправку: были ли в оном в производстве дела о сих убитых и если были, то прислал бы и их в сию Палату. Равно и о том же предписано указом и пятигорскому земскому суду с тем, чтобы он буде производились в том суде какие либо о сих убитых крестьянах Тарариеве и Мордвицком дела или переписка, представил бы немедленно в Палату. О присылке же остального затем дела о убитом крестьянине села Северного Аверьяне Водопшине сообщено в 4-й раз в Ставропольскую палату государственных имуществ» [3]. Таким образом, приходилось проводить тщательную экспертизу обстоятельств насильственной гибели потерпевшего и аргументированно доказывать, что виной этому были «набежчики». Видимо, не 135 так-то легко было списать «на счет черкесов» смерть человека, как это хотели сделать персонажи М.Ю. Лермонтова из «Героя нашего времени». Не только вокруг наследства Ильи Нечаева разгорелись нешуточные страсти. Родственники Аверьяна Водопшина также старались оспорить друг у друга права на рекрутскую квитанцию. Причем, не имея ее на руках, они уже передали право на обладание ею другому человеку. С жалобой на действия родственников к начальству обратился прямой наследник убитого «казак 5 бригады станицы Круглолесской Тихон Водопшин». В прошении командиру бригады он «объяснил, что родной отец его, государственный крестьянин Пятигорского округа селения (ныне станицы) Северного Аверьян Водопшин 24 августа 1831 года убит закубанскими горцами и что в вознаграждение за это он 21 ноября 1851 года подал просьбу Вашему Превосходительству (Ставропольскому гражданскому губернатору – Ю.К.) о выдаче ему зачетной рекрутской квитанции, о чем, как ему известно, производилась переписка в канцелярии Вашего Превосходительства, но квитанции этой не получил по настоящее время. А между тем осведомился, что родные дяди его казаки Прохор и Сидор Водопшины дали доверенность ставропольскому мещанину Якову Санкову на получение означенной квитанции, почему просит распоряжения: не выдавая квитанции этой дядям его, выслать таковую к нему, как законному наследнику после отца». Об этом 20 апреля 1854 г. писал Ставропольскому гражданскому губернатору наказной атаман ген.-м. князь Эристов и просил выслать ему указанную квитанцию «для выдачи просителю» [4]. Между тем, разгорелся очередной конфликт вокруг дела Ильи Нечаева. Вскрылись новые обстоятельства, свидетельствующие, что прежние просители не имели права претендовать на квитанцию, т.к. у погибшего имелся законный наследник – его сын. Подробности можно узнать из постановления Сената, куда стекались все факты этого запутанного дела. Так, «коллежский секретарь Максим Лысенко в прошении, полученном 25 февраля 1855 года, объясняет, что Василий Нечаев предоставил за договоренную плату исходотайствование зачетной квитанции бывшему однодворцу Никифору Темилакову, а сей последний передал сие ему, просителю…». Очевидно, что такие сделки были прибыльны, и находилось немало желающих взять на себя юридические хлопоты по оформлению прав на владение рекрутскими квитанциями. Однако «за сим и сын убитого Ильи Нечаева, кавказского ли136 нейного казачьего войска 4-й бригады станицы Надежинской, служащий казак Дмитрий Нечаев просит также о выдаче ему как прямому наследнику той же квитанции за убитого отца его. Из доставленных по сим прошениям и во исполнение указа Сената… оказывается, 1-е, что убиение горскими хищниками Ильи Нечаева подтвердилось местным разысканием, что Дмитрий Нечаев есть действительно сын убитого и прямой наследник, почему бывший Наместник Кавказский и признавал правильным зачетную квитанцию за Илью Нечаева выдать сыну его, и 2, что вследствие возникших споров на право получения сей квитанции и прошение коллежского секретаря Лысенко о передаче дела по сему предмету словесному суду или подвергнуть оное прямо судебному разбирательству, Войсковое правление… признав дело это спорным, препроводив прошение г. Лысенко в Полковое правление 4-й бригады и предписав оному сделать надлежащее судебное разбирательство. Военный совет по рассмотрении обстоятельств дела сего нашел, что коллежский секретарь Лысенко если оставался действиями Войскового правления об обращении настоящего дела к судебному разбирательству недовольным, то… ему следовало на постановление Правления, 27 января 1850 г. по означенному предмету принести Правительствующему Сенату жалобу не позже 6ти месяцев. Но от него поступило прошение по истечении слишком пяти лет…» [5]. Исходя из приведенных доводов, Правительствующий Сенат приказал выдать рекрутскую квитанцию Дмитрию Нечаеву, что и было сделано распоряжением Кавказского наместника от 14 июня 1857 г. Горские набеги являлись подлинным бичом для порубежного населения Северного Кавказа. Хищники грабили и убивали людей, коверкали судьбы их близких. Но, увы, как это зачастую водится, даже на этой трагедии умудрялись зарабатывать деньги. Государство, стремясь поддержать пострадавших, невольно спровоцировало такую разновидность деятельности, как торговля рекрутскими квитанциями. И страсть к наживе порой побеждала даже родственные чувства… Примечания: 1. См. напр.: ГАСК. Ф.101. Оп.1. Д.859, 1214,1215, 1230, 1233, 1234, 1235 и др. 2. 3. 4. 5. ГАСК. Ф.101. Оп.1. Д.1213. Л.1. Там же. Л.55-57. Там же. Л.60-60 об. Там же. Л.110-112. 137 Г.Б. Луганская Кубанский казачий хор и Адыгея: культурный диалог Известно, что теория диалога культур представлена в науке именами М. Бахтина, В. Библера, Ю. Лотмана, М. Бубера. Согласно диалогическому (бахтинскому) определению, культура есть форма одновременного бытия и общения людей различных – прошлых, настоящих и будущих – культур, форма диалога и взаимопорождения этих культур. Культура как общение актуальных и потенциальных культур предполагает, по мнению ученого, что культура всегда существует в одновременном «пространстве» многих культур; время культуры – всегда – настоящее, то сегодня, в котором общаются и диалогизируют все прошлые и будущие культуры; в этом общении каждая культура реализует себя как культура отдельная, самобытийная, закругленная и неисчерпаемая в своей неповторимости и вечности; общение культур осуществляется как общение личностей [1]. Основываясь на данном определении диалога культур, проанализируем пути взаимодействия и сотрудничества, культурного диалога Кубанского казачьего хора и творческих коллективов Адыгеи в XX – начале XXI вв. Истоки этого процесса относят к 1936 г., когда руководители возрожденного Кубанского казачьего хора Г.М. Концевич и Я.М. Тараненко перенесли певческие традиции и народный песенный репертуар из Войскового певческого хора, так как до революции они являлись регентами этого коллектива. Организовав серию концертных выступлений по городам и станицам Краснодарского края, в августе 1937 г. хор побывал с концертом в Майкопе, чем вызвал горячий эмоциональный отклик у жителей города. Следует отметить, что Григорий Митрофанович Концевич – известный на Кубани музыкальный фольклорист, профессор – несколькими годами ранее (1931, 1935 гг.) участвовал в музыкальноэтнографических экспедициях в Адыгее совместно с адыгским писателем и фольклористом Ибрагимом Цеем. Им были созданы ценные научные труды по адыгскому музыкальному фольклору, записаны более 200 народных мелодий. Исторические события того периода времени не позволили исследователям опубликовать эти материалы. И только в 1997 г. в Майкопе издан сборник «Музыкальный фольклор адыгов в записях Г.М. Концевича» под редакцией В.Г. Захарченко. Художественный руководитель Кубанского казачьего хора явился 138 и автором статьи «Слово о Г.М. Концевиче», которая открывается эпиграфом: «Собирать народные песни, изучать и сохранять их необходимо каждому образованному музыканту. Ведь самобытная песня представляет высокоценный художественный материал, который не только внесет живую струю в общий поток этнографии, но по нем можно проследить и исторический путь той или иной народности. Г.М. Концевич» [2]. В.Г. Захарченко, продолжая традиции Г.М. Концевича, сохранил и укрепил творческую дружбу и открыл новые перспективы в культурном диалоге между Кубанью и Адыгеей. Дружба между Кубанским казачьим хором, В.Г. Захарченко и адыгским композитором А. Нехаем берет свое начало в 1976 г. В Сочи проходил смотр художественной самодеятельности, в котором участвовал хор адыгейской народной песни под руководством А. Нехая. Уже через год в Адыгейском музыкальном училище в рамках Дней культуры Кубани в Адыгее состоялась встреча студентов, участников адыгейского народного хора с артистами Кубанского казачьего хора. Для студентов и их хормейстера это было первое знакомство с уже прославленным коллективом. В ходе творческого общения будущие дирижеры познакомились с секретами работы хормейстера и музыкальным фольклором Кубани [3]. В последующие годы творческие взаимодействия Кубанского казачьего хора с представителями искусства Адыгеи стали крепнуть и расширяться во всем своем многообразии. В 90-е гг. XX столетия З.Ц. Хот отмечал, что лучшие филармонические коллективы Кубани и Адыгеи связывает крепкая дружба. Подтверждением этому явились совместные концерты: гастроли Государственного ансамбля танца Адыгеи в Краснодаре и Кубанского казачьего хора в Майкопе, организованные и проведенные с большим успехом. Затем совместные концерты дружбы были проведены в ст. Ладожской Усть-Лабинского района Краснодарского края и в Майкопе. Выступление хорового и хореографического коллективов, как отмечали впоследствии журналисты, свидетельствовало о том, что народное искусство – одно из действенных средств, служащих взаимопониманию и взаимоуважению народов, а значит, действенному диалогу культур. Образно по этому поводу высказался и сам В.Г. Захарченко: «Концерт национального ансамбля танца и казачьего хора – это действие, а не абстрактный призыв к абстрактной дружбе» [4]. Однако, размышляя после концерта о путях сохранения народной 139 культуры, В.Г. Захарченко обратил внимание на то, что работа по собиранию, изучению, развитию и пропаганде фольклора и культурных традиций (за исключением Адыгейского научно-исследовательского института) ведется разрозненно и держится усилиями отдельных энтузиастов [5]. В феврале 1992 г. Кубанский казачий хор вновь в течение недели гастролировал на концертных площадках Адыгеи. В прессе отмечалось, что этот коллектив – желанный гость в Майкопе, впрочем, как и его художественный руководитель, В.Г. Захарченко, у которого среди адыгейских музыкантов и деятелей культуры и искусства много преданных и искренних друзей. Два концерта были даны Кубанским хором в государственной филармонии РА. Артисты хора исполняли казачьи песни, композиторские сочинения, а танцевальная группа – пляски и хореографические композиции в постановке Н. Кубаря и заслуженного деятеля искусств Кабардино-Балкарии Г. Гальперина. Об этом балетмейстере позволим себе упомянуть особо. Большая творческая дружба связывала талантливого мастера балета с ансамблем танца Адыгеи «Нальмэс», для которого Г. Гальпериным были созданы многие хореографические композиции. Его великолепные постановки навсегда вошли в сокровищницу танцевального искусства Адыгеи. На концерте, проведенном в зале филармонии, В.Г. Захарченко подчеркнул, что «ваш «Исламей» русские так же любят в Краснодаре, как и адыгейцы наш хор в Майкопе» [6]. За заслуги в области музыкального искусства и большой вклад в упрочение культурных связей между Краснодарским краем и Республикой Адыгея В.Г. Захарченко – художественному руководителю Государственного Кубанского казачьего хора, лауреату Государственной премии России, народному артисту России, профессору – Указом Президента РА от 8 февраля 1993 г. №10 присвоено почетное звание «Заслуженный деятель искусств Республики Адыгея» [7]. Награждение В.Г. Захарченко состоялось на концертепрезентации Государственного Кубанского казачьего хора. Информацию об этом событии поместила на своих страницах газета «Вольная Кубань»: «В зале драмтеатра состоялась презентация пластинок Кубанского казачьего хора и сборника песен А. Бигдая «Песни кубанских казаков» под редакцией В. Захарченко» [8]. Концерт, продолжавшийся в течение четырех часов, превратился в своеобразный благотворительный марафон. Все денежные средства от презентации были направлены в помощь детям-сиротам Кубани и Адыгеи. Прове140 дение таких концертов стало жизненной потребностью коллектива. Этот акт милосердия явился продолжением работы, начатой В.Г. Захарченко в 1992 г. По его инициативе был создан Фонд возрождения народной культуры Кубани «Истоки», в презентации которого наряду с Кубанским казачьим хором участвовал и Государственный ансамбль песни и танца Адыгеи «Исламей». На концерте же, проводимом в Майкопе, Кубанский казачий хор снова покорил сердца слушателей, напоминая новым поколениям о дружбе, истоки которой «коренятся в прошлом русского и адыгейского народов». Вместе с профессиональными артистами на сцене выступали певцы и танцоры детской музыкальной школы Кубанского хора. В концерте приняли участие коллективы Адыгеи: Государственный ансамбль песни и танца «Исламей», народный ансамбль «Казачата», лауреат Всесоюзного телеконкурса детский ансамбль народной музыки «Гусельки». Примечательно, что на этом концерте Кубанский хор исполнял песни адыгейских композиторов, а «Исламей» – кубанские песни [9]. После признания заслуг В.Г. Захарченко многие артисты Кубанского казачьего хора впоследствии были отмечены руководством Республики Адыгея. Так, Указом Президента РА «за заслуги в развитии хореографического искусства и большой вклад в упрочение культурных связей между Краснодарским краем и РА почетное звание «Заслуженный деятель искусств РА» присвоено главному балетмейстеру Кубанского казачьего хора Николаю Васильевичу Кубарю» [10]. В период подготовки к празднованию 50-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. Кубанский казачий хор также выступил с благотворительными концертами в Майкопе, селе Красногвардейском, поселке Родниковском РА. С большим успехом концерты проведены в республиканской филармонии, Доме культуры мебельщиков, где Кубанский казачий хор показал тематическую программу «Мир дому твоему!» [11]. В январские дни 1996 г. Кубанский казачий хор включил в программу майкопских гастролей духовную музыку, колядки, щедровки, казачьи песни, а также кубанские пляски и другие танцевальные номера. В.Г. Захарченко, отвечая на вопросы музыковеда после выступления хора, отмечал, что со многими адыгейскими композиторами, деятелями культуры и искусства, коллективами у Кубанского хора давние творческие связи. «Совместные выступления с ансамблями 141 «Исламей» и «Нальмэс» для нашего коллектива всегда радость. А с композитором А. Нехаем мы кунаки и по душевному порыву, и по общественно-политическому статусу. Адыгская народная музыка уже отчасти является и нашей музыкой. Взаимовлияния в культуре сильнейшие. На современной кубанской свадьбе обязательно танцуют под адыгейскую мелодию «Кабардинки» и «Танец Шамиля». Они органично вошли в кубанскую культуру равно как русская и украинская музыка». В.Г. Захарченко подчеркнул, что музыка Кавказа нам…не чужда, это тоже отчасти наша музыка. Новое качество элементов трех культур – русской, украинской, адыгской – вероятно и породило кубанскую музыкальную культуру. Но наиболее заметно это в танцевальном искусстве. Новые постановки заслуженного деятеля искусств России и Адыгеи Н. Кубаря тому свидетельство». Как композитор, ученый и фольклорист В.Г. Захарченко отмечал, что «…при всех взаимовлияниях каждая культура оригинальна и остается сама собой. Подобные процессы характерны и для академической музыки. До каких пор ее можно «расширять», чтобы национальное осталось? «Камаринская» М. Глинки – ярко русская музыка и в то же время – пример европейского симфонизма. «Щырытым» А. Нехая – прекрасная ярко национальная музыка, но рамки национального здесь явно расширены. Он поднял родную музыку до уровня общечеловеческой ценности. Это сродни классике, где сохраняется самое главное, что есть в народном мелосе, и развивается так, что эта музыка становится доступной для людей другой национальности, культуры, иной музыкальной эстетики и слухового восприятия. Гении смогли сохранить свои корни и подняться над ними. Выступать перед публикой вашей республики нам особенно приятно. Здесь наши друзья и коллеги, знатоки традиционной кубанской культуры, здесь всегда теплый прием и полное взаимопонимание». Большой интерес к деятельности адыгейских композиторов, их творческому союзу В.Г. Захарченко проявлял всегда. Не исключением стал и этот его приезд в Майкоп. Он размышлял: «Сравнить, например, последний концерт адыгейских авторов, прошедший в ноябре 1995 г. в Краснодаре, с теми, что были 10-15 лет назад – какой рост! Все первые концерты строились на песне или вокруг песни. Сейчас совершенно другой профессиональный уровень: разнообразие жанров, форм, самих коллективов. В «Исламее» – богатое разнообразие фантазии и, сразу добавлю, – высокий уровень исполнения. Интересно звучит духовой квинтет К. Туко, очевиден профес142 сиональный подход к жанру. Мне запомнилась и песня, посвященная матери. Стихи и музыку написал Рамазан Сиюхов. Песня написана сердцем, она меня очень тронула. Хоровая обработка «Адыиф» Г. Чича тоже, вероятно, будет причислена к роду адыгейской песенной классики. Неслучайно наш (Краснодарский) камерный хор выучил песню на адыгейском языке. Народного артиста Адыгеи Чеслава Анзарокова хорошо знают в Краснодаре, прежде всего как певца, но то, что мы смогли услышать – поэму «Убыхи» – взволновало силой музыкального драматизма и трагедией темы. Композитор нашел впечатляющие краски. Налицо то, что у каждого адыгейского автора его профессиональная планка поднимается. Композиторская организация зреет и мужает. Этому можно только порадоваться» [12]. Культурный диалог творческих коллективов Кубани и Адыгеи получил свое яркое воплощение в юбилейных концертах Кубанского казачьего хора. На протяжении двух десятков лет юбилейные даты художественного руководителя В.Г. Захарченко и хора, имеющего 200-летнюю историю, традиционно отмечаются в Майкопе. 60-летие и 35-летие творческой деятельности Виктора Гавриловича (1998 г.) широко праздновались как на концертной эстраде, так и в семейном кругу майкопчан. Ведь вся жизнь мастера, профессиональная и творческая деятельность – есть служение народу и искусству, объединяющему людей разных национальностей. Одновременно это и поддержка каждому человеку в его добрых начинаниях и преобразованиях своей духовной сферы, узнавании и понимании нового о музыкальном фольклоре и творческом взаимодействии братских культур. На вечере В.Г. Захарченко говорил о своих добрых чувствах к Адыгее, творческих контактах с адыгскими мастерами искусств, о кропотливой работе по собиранию и сохранению жемчужин народного творчества, записи народных песен. Ярким подтверждением таких взглядов и примером диалога культур стала премьера танца «Кавказская сюита» в постановке заслуженного деятеля искусств России и РА Н. Кубаря [13]. Наряду с чествованием руководителя Кубанского казачьего хора на концерте получили признание и другие артисты. Так, почетное звание заслуженного артиста РА было присвоено солисту хора Владимиру Заниздре и звание заслуженного работника культуры РА – директору Центра народной культуры Кубани и Кубанского казачьего хора Анатолию Арефьеву [14]. 143 В столице Адыгеи Государственный академический Кубанский казачий хор отметил также свое 190-летие. В ходе проведения концертов, которые с большим успехом были даны в зале республиканской филармонии, отмечалось, что с момента первого приезда в Майкоп «Кубанский казачий хор был нашим общим детищем, подпитываясь и талантами нашей земли». Особенно показательно это на примере танцевальных номеров и сюит, поскольку «Кубанский хор немыслим без искрометных и виртуозных танцев в постановке заслуженного деятеля искусств России, Украины и Республики Адыгея Н. Кубаря». Трем музыкантам на юбилейном концерте вручены дипломы о присвоении звания «Заслуженный деятель искусств РА». Освещая это событие в газете, корреспондент писал: «В зале не смолкали аплодисменты и овации, и можно только догадываться, каким грандиозным будет празднование 200-летнего юбилея Кубанского казачьего хора!» [15]. Почетные награды Республики Адыгея получили и другие работники хора. Указом Президента РА в 2001 г. за заслуги в области культуры, многолетний творческий труд, вклад в укрепление культурных связей между Краснодарским краем и РА и в связи со 190летием со дня образования Государственного академического Кубанского казачьего хора почетное звание «Заслуженный работник культуры РА» присвоено директору хора Вишневскому Виктору Станиславовичу [16]. Почетное звание «Заслуженный деятель искусств РА» – дирижеру-консультату Государственного академического Кубанского казачьего хора Дуднику Александру Васильевичу [17]. Многочисленны концерты, являющиеся отражением культурного диалога Кубани и Адыгеи, проведенные в Краснодаре. В концертном зале творческого объединения «Кубанский казачий хор» делегация артистов из Адыгеи чествовала художественного руководителя Кубанского казачьего хора, народного артиста России и Украины, заслуженного деятеля искусств РА, члена союза композиторов РФ, профессора В. Захарченко. Юбиляра в день его 65-летия приветствовали Государственный ансамбль танца РА «Нальмэс», Государственный ансамбль песни и танца «Исламей», муниципальный детский песенно-танцевальный ансамбль «Казачата». Внимание артистов было сконцентрировано на том, что своей деятельностью известный музыкант значительно влияет на прочное укрепление культурных связей в регионе и по всей России. 144 Художественный руководитель «Исламея» А. Нехай как друг и кунак поздравил юбиляра. Кубанский казачий хор и «Исламей» уже два десятилетия выступают вместе на сценических площадках Краснодара, Майкопа, Геленджика, Курганинска, Апшеронска, Хадыженска, Тамани и др. А. Нехай отмечал, что песни Кубанского казачьего хора звучат в каждой семье, живущей в Адыгее. На наш взгляд, это ярчайший показатель духовного единства, высоты и значимости духовных ценностей, которые хор несет в народные массы. Все коллективы Адыгеи представили на юбилейном вечере все лучшее, что есть в их концертном репертуаре: «Зафак Хагауджа» (гармонистка С. Тлецери), «Коджебердуко Мхамат» (солист Ш. Кумук), поэму-рапсодию «Колен» (солистка С. Хуако), «Ожерелье народных танцев адыгской диаспоры» (солист А. Тхамоков). В ответном слове В.Г. Захарченко поблагодарил жителей Адыгеи, в которой Кубанский казачий хор встречают с искренним радушием. Он подчеркнул: «Искусство и вправду объединяет людей. «Исламей» и «Нальмэс» демонстрируют величайшее мастерство. Это искусство – величайший полет творческой фантазии народа, помноженный на профессионализм и мастерство руководителей коллективов. Аслан Нехай – талантливейший человек, творящий настоящее чудо. Я горжусь дружбой с ним. Много оригинальных, самобытных коллективов на Кавказе, но таких, как «Исламей», нет в мире. Глубоко национальное и в то же время современное искусство создает «Исламей». «Казачата» также самобытны и изумительны. Именно им, юным, творить будущее, жить и прославлять Кубань и Россию. «Нальмэс» – неподражаем, он – гордость, как Адыгеи, так и всей России. Приездом артистов из Адыгеи, их выступлением на кубанской сцене мне оказана великая честь. Спасибо всем жителям РА за теплые и искренние поздравления, за высокую оценку моего творчества» [18]. 195-летие Кубанский казачий хор праздновал в Кремле с участием ансамбля «Исламей». Выступая на одной сцене вместе с академическим русским народным хором им. М.Е. Пятницкого, государственным академическим ансамблем народного танца под управлением И. Моисеева, академическим ансамблем песни и пляски Российской Армии им. А.В. Александрова, ансамбль из Адыгеи, чествуя казаков, сумел сделать серьезную заявку на будущее [19]. Давая интервью в дни празднования своего 70-летия газете «Майкопские новости», В.Г. Захарченко с особым трепетом говорил 145 о хоровых дирижерах. «Какой бы ни был у них талант и мастерство, этого для них, увы, недостаточно. Ибо им необходимо еще одно и очень редкое умение и особый талант: самому себе создать из многих и неповторимых личностей самый сложный и тонкий музыкальный инструмент – большую, живую, соборную, человеческую Скрипку, именуемую Хором». И далее: «Я чувствую себя удачливым человеком, потому что причастен к большой, сложной, драматической истории Кубанского казачьего хора и в меру своих сил и возможностей служу ему уже четвертый десяток лет». Анализируя творческую деятельность художественного руководителя Кубанского казачьего хора В.Г. Захарченко и культурные взаимосвязи с адыгскими деятелями искусства, отметим, что он возродил традиции Войскового певческого хора, взрастил замечательную плеяду талантливых певцов и танцоров, разработал целостную концепцию обучения традиционной народной культуре на Кубани. Трудом и стараниями В.Г. Захарченко историки, этнографы и фольклористы объединились в единый научно-исследовательский центр с созданием государственного научно-творческого учреждения «Кубанский казачий хор». Как ученый-фольклорист В.Г. Захарченко издал в сборниках тысячи самобытных произведений традиционной культуры черноморских и линейных казаков, а также записал их на пластинки в исполнении хора. И сделал это «своевременно, не дав уйти старинным казачьим песням вместе с чудовищным разрывом духовной связи поколений, на чью долю выпали глубокие социально-политические потрясения переломного XX в.» [20]. В одном из интервью корреспонденту газеты «Советская Адыгея» В.Г. Захарченко высказал важную мысль о том, что «традиционную культуру надо беречь, но нельзя национальное искусство превращать в музейное, его необходимо развивать» [21]. Летом 2008 г. Кубанский казачий хор и хореографическая группа ансамбля «Исламей» участвовали в совместной поездке в Италию. На высоком профессиональном уровне перед мировой аудиторией была представлена традиционная культура казаков и адыгов. Впервые оба коллектива выступали в древней Вероне, а сценой для представления послужил античный амфитеатр. «Специально для поездки в Апеннины артисты подготовили уникальный номер, что явилось своеобразным «супераккордом» праздника этнических культур Кубани и Адыгеи. Итальянские зрители устроили продолжительные ова146 ции, когда артисты хора и танцоры «Исламея» неожиданно пустились в пляс под звуки «Лезгинки» и «Калинки» [22]. Поездка коллективов в Италию стала возможной благодаря Договору о сотрудничестве между Краснодарским краем и Адыгеей. В.Г. Захарченко акцентировал внимание на том, что договор «служит для нас гарантией постоянного обмена гастролями: любой артист нуждается в работе на выезде, но организовать ее (работу – Г.Л.) далеко не каждому коллективу по карману» [23]. На долгосрочное и комплексное взаимодействие Кубанского казачьего хора и Адыгеи указывает документ, подписанный в 2008 г. в ГНТУ «Кубанский казачий хор». Это Договор о сотрудничестве с Национальным театром РА, Русским государственным драматическим театром им. А.С. Пушкина и Камерным музыкальным театром им. А. Ханаху. Руководители театров и В.Г. Захарченко выразили желание «расширить то взаимное сотрудничество, которое в традициях наших творческих концертных коллективов. Теперь кубанский зритель будет иметь возможность знакомиться с театральным репертуаром наших соседей». Обе стороны выразили обоюдный интерес и «стремление к реальному наполнению тесного культурного сотрудничества двух близких российских регионов» [24]. Выступление Кубанского казачьего хора в Майкопе (90-е гг.) и личные творческие контакты В.Г. Захарченко с представителями местного казачьего сообщества положили начало проведению в поселке Тульском Майкопского района Регионального фестиваля казачьей культуры. Как отмечалось в одном из краснодарских изданий, «исторический факт проведения фестиваля на древней адыгской земле свидетельствует об общих корнях наших культур, о долгих добрососедских отношениях, о мудрости народов, которые хотят жить в мире и дружбе» [25]. В нынешнем году фестиваль отметил свой двадцатилетний юбилей. В.Г. Захарченко и Кубанский казачий хор – неизменно – почетный гость и участник фестиваля. XVIII-й и XX-й фестивали казачьей культуры были посвящены 70-летнему юбилею В.Г. Захарченко и 200-летию Государственного академического Кубанского казачьего хора. Опора на собственные духовно-нравственные и культурные национальные традиции, творческое общение и диалог культур может и должен служить творческому развитию каждого профессионального коллектива или отдельного исполнителя на Кубани и в Адыгее. 147 Примечания: 1. Библер Б.С. От наукоучения – к логике культуры: Два философских введения в двадцать первый век. М., 1990. С. 298. 2. Музыкальный фольклор адыгов в записях Г.М. Концевича Муз. ред. В.Г. Захарченко Майкоп, 1997. С. 10. 3. Нехай А. Песня – душа народа // Адыгейская правда. 1977. 22 июня. С. 4. 4. Мирошникова С. «Я верю в дух народа!» // Адыгейская правда. 1990. 17 февраля. С. 3. 5. Там же. 6. Мирошникова С. Кубанские казаки – гости Адыгеи // Советская Адыгея. 1992. 11 февраля. С. 1. 7. Указ Президента РА // Советская Адыгея. 1993. 10 февраля. С. 1. 8. Шишкина А. Признание – и в Адыгее // Вольная Кубань. 1993. 11 февраля. С. 1. 9. Мирошникова С. В театре был …взрыв аплодисментов // Советская Адыгея. 1993. 10 февраля. С. 1. 10. Указ Президента РА // Советская Адыгея. 1994. 24 февраля. С. 1. 11. Иванюк С. «Мир дому твоему!» // Советская Адыгея. 1995. 1 февраля. С. 4. 12. Захарченко В.Г. «Многая лета», вам, жители Адыгеи!» // Советская Адыгея. 1996. 31 января. С. 8. 13. Иванюк С. «Многая лета» Виктору Захарченко // Советская Адыгея. 1998. 1 апреля. С. 2. 14. Там же. 15. Симбулетова М. Песня летит сквозь столетия // Единство Адыгеи. 2001. 9 ноября. 16. Указ Президента РА // Советская Адыгея. 2001. 19 октября. С. 1. 17. Там же. 18. Соколова А. Виктор Захарченко. Служение великому искусству // Советская Адыгея. 2003. 12 апреля. С. 5. 19. Кадиева К. Мировые гастроли начинаются с Кремля // Советская Адыгея. 2006. 28 октября. С. 2. 20. Захарченко В. «Я буду счастлив, если мои песни будут петь в народе» // Майкопские новости. 2008. 22 марта. С. 3. 21. Панеш С. «Я лиру посвятил народу своему» // Советская Адыгея. 2008. 12 декабря. С. 5. 22. Нибо А. Адыгейская «Лезгинка» под русскую «Калинку» // Новый Сочи. 2008. 29 августа. 23. Готовимся к 200-летию хора // Краснодарские известия. 2009. №3 (4125). 14 января. 24. www. kkx. Ru/news/?pr=18id=1158pageno=4. 25. ХХ фестиваль казачьей культуры // Краснодарский край. 2011. 2 июня. 148 О.Д. Макагоренко Северокавказские горцы и казаки: взаимопроникновение культур Кавказ был и остается важным узлом национальных и религиозных противоречий. Объективное изучение итогов взаимопроникновения культур народов Северного Кавказа позволяет не только лучше понять современные проблемы, но и выявить характер и особенности исторического процесса, инициатором которого стала «имперская, великодержавная» Россия. В ходе своего продвижения на Кавказ российское правительство, в отличие от британского и турецкого отнюдь не руководствовалось исключительно своими экономическими и стратегическими интересами. Было бы непростительной ошибкой и прямым оскорблением истории говорить сегодня «об удушении Кавказа Россией», поскольку, начиная с XVI в. на южной окраине империи шел процесс непрерывного культурного обмена и взаимопроникновения соседних народов. За несколько столетий здесь сложилась уникальная национальная и социокультурная среда, существование которой не могут отрицать даже наиболее радикальные представители вахаббитского движения. В этом состоит главный секрет и главная особенность русского «колониализма», колониализма особого типа, направленного не только на покорение соседних народов, но и на их естественное включение в состав российского многонационального государства [1]. Нет оснований утверждать, что отношения между русскими и адыгами складывались изначально как враждебные. Наоборот, как отмечал Ф. Щербина, казаки издавна поддерживали оживленные связи с горцами, и чем отдаленнее было историческое время, тем прочнее были, по-видимому, эти связи. Факты подтверждают, что история установления дружеских связей адыгов с славянским населением уходит своими корнями вглубь веков, к временам Киевской Руси и Тмутараканского княжества. Татаро-монгольское нашествие нанесло удар по русско-адыгским связям и на время отрезало народы Северного Кавказа от Руси. Необходимо помнить о том, что «во взаимоотношениях между Россией и горскими народами, помимо войн, грабительских набегов, оборонительно-наступательных союзов и контрсоюзов, существовали отлаженные торговые, политико-дипломатические, культурные связи на всех уровнях, династические браки, личная дружба и симпатии между правителями» [2]. 149 С переселением в конце XVIII в. казаков на Кубань контакты их с адыгами укрепились еще более. Кубанские черкесы встречали казаковпереселенцев дружелюбно. И казаки, со своей стороны, старались жить с горцами в мире и согласии. Военный историк В.А. Потто по этому поводу писал: «Черноморские казаки с удивлением увидели перед собой народ татарского склада, но в высшей степени трудолюбивый, честный, без мелких хищнических замашек, но в то же время грозно-воинственный, превосходно и вечно вооруженный, потому что он не составлял из себя государства, и каждый отдельный член его должен был сам заботиться об осторожности. Казаки не могли отказать черкесам в глубоком уважении как к народу, равному ему по доблести. Черкесы, со своей стороны, также скоро выучились уважать лучшие стороны казачества. Увидев новое воинственнее племя, Бог весть откуда и зачем пришедшее и поселившееся с ними бок о бок, сначала они смотрели на него не совсем дружелюбно, но мало-помалу они помирились с ним, видя рыцарские качества пришельцев, так прекрасно вооруженных, так смело и бесстрашно приходивших к ним на Кубань, партиями и поодиночке, рубить леса, ловить рыбу и очевидно не желавших причинить им никакого вреда...». На этой почве взаимного уважения между казаками и черкесами в первое время возникли самые дружественные отношения. Открыта была меновая торговля, казаки и черкесы ездили друг к другу в гости, становились кунаками. Черкесские князья говорили казакам: «Мы никогда не думали с вами в соседстве жить, но теперь раз Бог привел, то и надобно жить нам хорошо» [3]. Ведь недаром восточная мудрость гласит: «Соседей не выбирают, — это дар Аллаха». Многие казаки не хотели насилия и захвата земель, но в то время того, кто протестовал, ждали жесткие наказания. Поэтому нет смысла ставить казакам в вину их неспособность противостоять политике царского самодержавия. Продолжительное время, соседствуя и взаимодействуя с кавказскими народами, казачество включало в свою культуру и быт новые черты, одновременно передавая часть черт своей собственной культуры горцам. Изучение материалов, относящихся к проблеме торговых связей адыгов с русским населением, позволяет утверждать, что между ними, несмотря на препятствия, создаваемые политикой царизма, подстрекательской деятельностью турок, быстро стал развиваться оживленный торговый обмен. Первое время переселившиеся казаки в очень трудных бытовых условиях вынуждены были пользоваться почти исключительно товарами, которые горцы привозили из-за Кубани. Вместе с воз150 никновением российско-горских меновых дворов (первый меновый двор учрежден в г. Екатеринодаре уже в 1794 г.) в обиход казаков вошли различные черкесские товары и ремесленные изделия. Потребность в обмене с обеих сторон была так велика, что нередко торговля выходила за рамки отведенных специально для этого мест. П.П. Короленко отмечал, что уже «в первые годы прибытия казаков на Кубань черкесы снабжали их хлебом (дело в том, что практически все адыгские народы, жившие в Закубанье: бесленеевцы, темиргоевцы, жанеевцы, махошевцы, бжедуги, издавна занимались земледелием, выращивая хлеб в размерах, превышающих их собственные потребности в зерне), скотом, лесом и другими предметами местного производства, даже оружие давали; взамен же всего этого получали соль, которой во всей черкесской стороне не было» [4]. Большим спросом у казаков пользовались привозимые черкесами звериные шкуры и туши диких кабанов и свиней. Одним из важных продуктов обмена являлись вытканные казачками холсты. В свою очередь, в обмен горцы привозили для станичных женщин корень марены (естественный краситель) и лист кустарника желтинника (для дубления). Торговые отношения периодически прекращались под воздействием военных событий на Линиях, но в целом был характерен рост заинтересованности обеих сторон в расширении торговли, которая способствовала сохранению мирных отношений между казаками и частью горцев. По-особому это взаимовоздействие проявилось в сфере женских интересов. Произошло изменение хозяйственных обязанностей казачек под влиянием сельскохозяйственных и животноводческих традиций черкесов. Под влиянием горцев на Кубани стали широко выращивать и использовать кукурузу, фасоль и горох. Это, в свою очередь, изменило традиционную кухню казачества. Женщины стали готовить кабачковую икру, мамалыгу, острые соусы, делать сыры, закваску для которых покупали или выменивали у адыгейцев. Казаками перенимались традиции садоводства (адыги выращивали прекрасные сорта яблок, груш, винограда, которые были приспособлены к местным природным и климатическим условиям). В станицах появились горские породы животных (лошадей, неприхотливых грубошерстных овец и др.). В то же время отдельные черкесские племена стали выращивать завезенные переселенцами пшеницу, ячмень, овес и др. Многие горцы покупали у казаков плуги и косы [5]. Ногайцы – соседи линейных казаков – в начале XIX в. стали переходить к оседлому образу жизни, заимствовав у адыгов тип жилых и хозяйственных по151 строек, а у казаков – посевные культуры (пшеницу, ячмень и овес) [6]. Под влиянием казачьей культуры в горской традиционной кухне появились подсолнечное масло, квашенная капуста, свекла; кавказские женщины научились готовить борщ [7]. Более близкое знакомство с горской культурой раздвигало рамки представлений казаков о кавказских народах, их традициях и мировоззрении. Отношение к горцам менялось и благодаря появлению в станицах черкесских детей, которые попадали к казакам после взятия аулов [8]. Эти дети не просто росли в казачьей среде и в процессе этого «оказачивались», вырастая, они обзаводились семьями здесь же, в станицах, внося тем самым горскую кровь в казачий генофонд. Если девочка-горянка была аристократического происхождения, то ее могла взять на воспитание и семья пленившего ее офицерадворянина. Например, Рафаэль Скасси, путешествовавший по Кавказу в начале XIX в., упоминает о том, что жена генерала Бухгольца была «урожденной черкесской княжной: она была захвачена в плен при взятии Анапы графом Гудовичем и была воспитана графом Коковским» [9]. Подобное невольное родство меняло отношение женщин и ко взрослому черкесскому населению. Известны случаи, когда в станицы после многолетнего плена возвращались очеркесившиеся дети казаков. Попав в горы в детском возрасте, они воспринимали горский менталитет, становились мусульманами, зачастую не знали русского языка, но, найдя родственников-казаков, оставались в станицах и вносили горский колорит в традиционный казачий быт. Перевоспитанием таких казачат занимались в первую очередь их матери или усыновившие их женщины. Новые культурные особенности в жизнь казачек Кубани вносили и черкешенки, добровольно, или по воле обстоятельств, вступавшие в браки с казаками. Самым известным российско-кавказским брачным союзом, относящимся к середине XVI в., явилась женитьба Ивана Грозного [10] на кабардинке Гошаней [11] (в крещении Марии), дочери князя Большой Кабарды Темрюка. Наиболее сблизились с кавказскими племенами гребенские и терские казаки. В результате многолетнего (преимущественно мирного) соседства с горцами среди замужних казачек было много женщин местного горского происхождения, особенно чеченок, кабардинок и ногаек. До XVIII в. особых препятствий для смешанных браков не было, и казаки быстро переняли кавказские обычаи: стали либо воровать себе невест, либо получать их в жены по договору с родителями (с необходимой выплатой калыма). После выравнивания демографи152 ческой ситуации (что совпало с окончанием военных действий на Северном Кавказе) браки с кавказскими женщинами в казачьей среде стали редкостью. В свою очередь, и казачки иногда становились женами кавказских горцев, правда, в основном путем похищения, а не традиционного для казаков сватовства. С течением времени они перенимали горские обычаи и язык, рожали детей. В целом межэтнические браки способствовали складыванию традиций куначества, которые в мирное время твердо поддерживались, а в момент обострения военной ситуации использовались для освобождения родственников из плена. Таким образом, отношения казаков с кавказскими горцами в рассматриваемый период далеко не всегда носили характер военного противостояния – было множество форм мирного взаимодействия, менявших культурный облик обеих сторон. Во многих из этих процессов участвовали женщины – и горянки, и казачки. Влияние иной этнической культуры проникало в хозяйственную деятельность, меняло состав семей и представления об окружающем мире, способствовало выработке межэтнического взаимопонимания. Примечания: 1. Чеботарев А.Н. России Крест Кавказский. М., 2007. С.6. 2. Дегоев В. В. Кавказ в структуре Российской государственности: наследие истории и вызовы современности // Вестник Института цивилизации. Вып. 2. Владикавказ, 1999. С. 129. 3. Земля адыгов. Майкоп, 2004. С. 92. 4. Кубанские станицы: этнические и культурно-бытовые процессы на Кубани. М., 1967. С. 174-177. 5. Макаровская Н.Р. Город Екатеринодар как центр торговой жизни Кубани и роль в ней казаков // Историческое регионоведение Северного Кавказа – вузу и школе. Славянск-на-Кубани, 2001. Ч. 2. С. 33-36. 6. Чирг А.Ю., Емтыль Р.Х. История Адыгеи (XVIII – 1860-е гг. XIX в.). Майкоп, 2002. С. 8. 7. История Дона и Северного Кавказа с древнейших времен до 1917 г. Ростов н/Д, 2001. С. 16. 8. Подобный случай послужил основой сюжета повести Исхака Машбаша «Белая птица». Майкоп, 1995. 9. Цит. по: Сукунов Х.Х., Сукунова И.Х. Черкешенка. Майкоп, 1992. С. 54. 10. Как известно, у супругов родился сын Василий, который умер в младенчестве. Да и сам брак продлился всего 8 лет, в 1569 г. Мария умерла. См.: Скрынников Р.Г. Иван Грозный. М., 1975. 11. Макеев С. Черкесская жена грозного царя (очерк) // Историческое регионоведение Северного Кавказа – вузу и школе. М., Армавир, 2007. С. 91-94. 153 М.А. Макаренко Творческое содружество Государственного академического Кубанского казачьего хора и ансамбля «Казачата» В 1988 г. молодой специалист, учитель музыки Наталья Ивановна Уварова набрала 12 первоклассников в СШ № 8 г. Майкопа. Желание сохранить и передать детям творческое музыкальное наследие казаков, их быта, традиций, культуры и послужило целью создания детского ансамбля казачьей песни. За 23 года коллектив «Казачата» прошел немалый жизненный творческий путь. Начиная от простого детского самодеятельного ансамбля из 12 человек, ансамбль творчески вырос до профессионального детского коллектива со своей музыкальной базой. В первые годы жизни «Казачат» немаловажную роль сыграла встреча и общение руководителей ансамбля с маэстро Виктором Гавриловичем Захарченко. Именно он дал первую оценку коллективу, сказав, что он находится на правильном пути. Виктор Гаврилович разрешил Наталье Ивановне присутствовать и учиться на репетициях своего прославленного коллектива и мастер-классах. С разрешения Виктора Захарченко ансамбль «Казачата» неоднократно имел возможность работать в совместных номерах с Государственным Академическим Кубанским казачьим хором. Виктор Гаврилович – великолепный музыкант, талантливый руководитель, потрясающий композитор. Многие его песни по музыкальному изложению, прекрасному мелодизму, драматургии воспринимаются как народные. Именно он, благодаря своему энтузиазму и опыту, научил нас собирать вокруг себя лучшие детские коллективы, устраивать конкурсы, фестивали, делиться творческим опытом и репертуаром. На сегодняшний день у ансамбля «Казачата» несколько музыкальных программ, а в репертуаре более 200 произведений. Это, прежде всего, народные кубанские, украинские, донские песни, а так же – духовная музыка, детский фольклор, театрализованные сценки народных праздников. Немалую часть репертуара ансамбля занимают песни композиторов Украины, Кубани и Адыгеи. Музыкальное наследие Кубанского казачьего хора является базой для нашего коллектива. Но особое место в сердцах детей занимают авторские произведения маэстро В.Г. Захарченко на стихи известных поэтов России и Украины. Несмотря на музыкальную сложность 154 и всегда глубокий смысл этих произведений, дети очень тонко чувствуют и понимают эти песни и с удовольствием исполняют их. Имея большое желание дать возможность первым выпускникам ансамбля «Казачата» «выпуститься» с документом о музыкальном образовании, супруги Наталья Ивановна и Анатолий Васильевич Уваровы в 1996 г. основали детскую музыкальную школу казачьей культуры и искусства, прототипом которой послужила Краснодарская экспериментальная школа Кубанского казачьего хора, которая с недавнего времени стала носить имя Виктора Захарченко. Многие наши выпускники получили возможность продолжить обучение в музыкальных ВУЗах. И на данный момент мы смело можем сказать, что гордимся своими выпускниками. Более 30 человек стали профессиональными музыкантами, большинство из них уже работают в Государственных песенных коллективах. А 8 наших выпускников работают в прославленном Государственном Академическом Кубанском казачьем хоре. И с достоинством подтверждают слова Виктора Захарченко, что «…ансамбль «Казачата» из Майкопа является кузницей кадров для Кубанского хора». На протяжении многих лет Кубанский казачий хор тесно сотрудничает и дружит с Государственным ансамблем адыгской песни «Исламей», а по традиции, сложившейся на Кавказе, руководители этих замечательных профессиональных коллективов – Аслан Нехай и Виктор Захарченко являются еще и кунаками. И мы, живя в Адыгее, берем пример со старших, мы так же дружим и сотрудничаем с детскими адыгскими хореографическими коллективами, выезжаем на конкурсы, фестивали, делаем совместные номера. В репертуаре ансамбля «Казачата» есть и песни адыгских композиторов, которые часто звучат в концертах, в том числе и в совместных выступлениях с Кубанским казачьим хором. Н.Н. Мозговая2Гирянская Семейные традиции и обычаи у казаков и адыгов и их влияние на воспитание подрастающего поколения Семья – основа основ бытия каждого народа. Мир семейных отношений, семейного обустройства, обычаи и традиции так или иначе играли значительную роль в воспитании подрастающего поколения и у казаков, и у адыгов – двух народов, живущих рядом на протяжении нескольких веков. Традиции воспитания этих двух народов во многом перекликаются и имеют общие черты. 155 По шедшей из глубины веков народной традиции и казаки, и адыги считали создание семьи нравственным долгом каждого человека. В казачьих и горских общинах господствовал ее культ. Семья являлась основой бытия, святыней, охраняемой не только ее членами, но и всем сообществом. Казаки ценили семейную жизнь и к женатым относились с большим уважением, и только постоянные военные походы заставляли многих из них оставаться холостыми. До конца XIX – начала XX вв. для казаков и адыгов характерно существование большой неразделенной семьи. Длительному сохранению ее способствовало особое социальное положение и специфический уклад жизни: необходимость обработки больших земельных наделов, невозможность отделения молодой семьи во время службы (у казаков) или до ее начала, замкнутость семейного быта. Семьи состояли из 3 – 4 поколений, численность ее доходила до 25 – 30 человек. Наряду с многочисленными, были известны малочисленные семьи, состоявшие из родителей и неженатых детей. Интенсивное развитие товарно-денежных отношений в начале XX в. ускорило разложение большой семьи [1]. Главой подобной общины и у адыгов, и у казаков являлся старший мужчина – отец или (после его смерти) старший из братьев, представлявший семью на уровне селения, регулировавший повседневную хозяйственную деятельность семьи, распоряжавшийся ее средствами, решавший все вопросы брачного характера членов семьи. Власть отца над сыновьями была исключительно велика. За серьезный проступок он мог изгнать или лишить наследства любого из них. В то же время беспричинный деспотизм главы семьи и адыгами, и казаками осуждался. Авторитет отца должен был основываться не на страхе, а на уважении за мудрость, человечность, хозяйственную компетентность. Слово хозяина семьи было непререкаемо для всех ее членов, и примером в этом являлась жена – мать его детей. Столь же большим авторитетом, как и глава семьи, пользовалась старшая женщина, ведавшая вопросами домашнего хозяйства. Детям вменялось в обязанность почитать родителей, даже будучи взрослыми. Ссориться с родителями считалось тяжким грехом [2]. Своеобразием семейного уклада казачества являлась относительная свобода женщины – казачки по сравнению, например, с крестьянкой. Женщины казачки были в семье равноправными независимо от национальности, т.к. казачка была обязательно крещенной. Казачки имели характер самостоятельный и гордый. О казачках современники писали: «Соедините красоту и обаяние 156 русской женщины с красотой черкешенки, турчанки и татарки, да если прибавить бесстрашие амазонок – перед вами портрет истинной казачки». Казачки выше всего (после матери и отца) ценили честь, славу, верность, умели постоять за себя, обращаться с конем и оружием, при случае помогали мужчинам в бою [3]. Суровый воинский быт накладывал яркий отпечаток на всю культуру обоих народов. С 18 лет казак уходил на службу. Прослужив 5-6 лет, он возвращался в станицу и, обычно, обзаводился семьей. Браки в казачьих семьях заключались с согласия невесты и жениха. О качествах невесты судили по ее родителям. До середины XIX в. выбором невесты занимались родители жениха, но позже главная роль стала отводиться самому жениху. Казак старался отыскать себе невесту – ровню по материальному положению. Не разрешалось выдавать замуж девушек в другие станицы, если в своей было достаточно холостяков. Мало было браков между казаками и иногородними. Казачка, выходя замуж за иногороднего, теряла свое привилегированное положение, а этому очень противились ее родители. Жены из иногородних не оказывали большого влияния на быт казаков, поскольку их положение в доме было бесправным. Редки были браки между старообрядцами и православными. Как правило, казаки брали себе жен из своей станицы [4]. У адыгов браки были строго экзогамными, запрещалось вступление в брак кровным родственникам вплоть до 7-го колена, однофамильцам, а также представителям разных фамилий, возводивших себя к общему предку. Из брачной сферы исключались и родственники, приобретенные посредством искусственного родства – аталычества, усыновления, молочного родства, а также индивидуального и межродового побратимства. Игнорирование подобных запретов всегда вызывало крайнее неприятие общины, приводившее к изгнанию, а нередко и к убийству нарушителей. Исключительно редкими были браки между представителями разных сословий [5]. У адыгов существовало несколько форм заключения брака, основной из которых считался брак по сговору, т.е. обоюдному согласию сторон. Существование такого брака было обусловлено значительной свободой адыгской молодежи в выборе будущего спутника жизни. Юноши и девушки могли встречаться, знакомиться и оказывать друг другу знаки внимания на свадебных игрищах, вечеринках, сопровождавших обряд излечения раненого. Местом 157 времяпрепровождения молодежи были и особые девичьи комнаты (пшъэшъэуынэ), выделявшиеся в каждом доме для достигших брачного возраста девушек Именно здесь, согласно требованиям института псэлъыхъуак1уэ (сватовства, от адыг. псэ – душа, лъыхъуэн – искать; доел. – «поиск души»), в присутствии младшей сестры или подруги и должно было происходить объяснение девушки с потенциальными женихами. Случалось, что к известной своими достоинствами девушке приезжали свататься юноши и из соседних селений и даже из отдаленных уголков Черкесии. При этом в ситуации сватовства обеими сторонами активно использовался хъуэрыбзэ – образный, иносказательный язык игрового ухаживания. Девушка, сделавшая свой выбор, через посредников ставила об этом в известность родителей. В случае их согласия на этот брак молодые обменивались залогом верности, и назначалась дата увоза невесты [6]. Свадебной обрядности обоих народов были свойственны яркие черты народного творчества, воплощавшиеся в свадебных песнях, танцах, играх, состязаниях. Они приучали молодежь соблюдать горский этикет, проявлять сдержанность и благовоспитанность. Молодые люди учились культуре общения. Свадьба была самым радостным семейно-общественным праздником. Свадьбой начиналась новая жизнь, новая семья, продолжение рода. «Сотворение нового человека, нового мира должно быть чисто и свято. Свадьба для того и вела молодых через столько обрядов, через столько песен и плачей, через такую немыслимую красоту, чтобы они, молодые, поняли это». Нравственный урок, который молодым преподносила свадьба, не сводился к напутствию и поздравлениям. Одной из основных целей брака были дети. Бездетность считалась несчастьем. Недаром именно рождение ребенка завершало свадебный цикл, скрепляя окончательно брак. Но смысл семьи оба народа видели не только в рождении, но и воспитании детей. Образцом считался молодой человек, всесторонне развитый, способный достойно переносить любые невзгоды, наделенный умом, физической силой и нравственными добродетелями. Процесс воспитания подрастающего поколения протекал под непосредственным влиянием всего уклада жизни, окружающей среды, трудовой деятельности, обычаев и традиций народов. Система семейного воспитания адыгов уходит своими корнями в 158 далекое прошлое. Считалось, что уже в подростковом возрасте дети должны были знать все адаты и обычаи народа, законы гостеприимства, этикет, знаки внимания, оказываемые друг другу мужчиной и женщиной [7]. У казаков не имелось четко прописанных рекомендаций в воспитании подрастающего поколения. Основой жизни казачества была охрана рубежей Отечества. Нелегкий военносельскохозяйственный уклад жизни требовал от казаков быть всегда в постоянной, боевой готовности, хорошей физической форме, выносливыми, мужественными, нести одновременно тяготы военной и хозяйственной деятельности. Воспитание в казачьих семьях строилось на принципах «Домостроя», что предполагало безусловный авторитет отца или старшего казака, таким образом, речь, по сути, идет о принципе позитивного авторитаризма [8]. В семейном воспитании родители стремились соблюдать дифференцированный подход к детям, создавая тем самым условия для гармоничного развития и самовыражения личности. На воспитание мальчиков в семье казака, как и у адыга, оказывала влияние военно-пограничная организация жизни. Этим обусловлены многоступенчатые обряды инициации, т.е. посвящение мальчика в казаки с учетом его основного назначения – служения Отечеству. Традиционная культура казачества и адыгов была ориентирована, прежде всего, на воспитание мужчины-воина, защитника с твердой гражданской и патриотической позицией, труженика, рачительного хозяина, человека, ориентированного на православные ценности относительно семьи и общества, на созидательный труд. С малых лет родители приучали детей рано вставать, помогать по хозяйству, выполнять простейшие действия по самообслуживанию. С семилетнего возраста на них возлагались посильные работы – уход за домашней птицей, прополка сорняков, уборка во дворе и доме. В три года мальчики у казаков и у адыгов свободно сидели на лошади; в десять – подростки могли гонять коней на водопой, запрячь и распрячь лошадь, пасти коней в ночном; в двенадцать – они гарцевали на лошадях, ориентировались на местности, оказывали первую медицинскую помощь, 14-15-летние подростки умели джигитовать, преодолевать на скаку препятствия, рубить лозу, развести огонь [9]. Систематизированных специализированных знаний семья не давала. Приобщение к труду, постижение ремесел осуществлялось через призму народной мудрости, игровой деятельности. Детские 159 игры носили не только развлекательный, но и воспитательный, развивающий характер. Так, многие из них были частью военнопатриотического и физического воспитания. Мальчика и у адыгов, и у казаков воспитывали гораздо строже, чем девочку, и жизнь его с очень раннего возраста была заполнена трудом и обучением. С пяти лет мальчишки работали с родителями в поле: погоняли волов на пахоте, пасли овец и другой скот. Но оставалось время и для игры. До 7-8 лет казачонок жил на женской половине куреня. В этот момент воспитание шло и от женской части семьи, и от мужской. В основном в его основе лежала наглядность. И главное здесь – личный пример старших и погружение «мальца» в соответствующую среду [10]. С 8 лет казачонка переселяли на мужскую половину куреня. С этого же времени казачонок учился владеть нагайкой, его начинали приглашать на «беседы». Основным моментом в воспитании казака в данный период являлось следующее: научить его справляться с собственным страхом в любых его проявлениях. И, наблюдая реакцию казачонка, старшие говорили: «Не бойся, казак ничего не боится!», «Терпи, казак, атаманом будешь!». В 12 лет процесс физического обучения в основном завершался. Именно обучения, но не развития. С 12 лет казачонка приучали к боевому оружию – шашке (кинжалу). И в 16 лет по готовности казака его ждало более серьёзное испытание – в основном это была охота на хищника (волка, кабана и пр.). То же мы можем наблюдать и у адыгов. С детства они приучали своих детей к военному делу, уделяли военному воспитанию молодежи исключительное внимание. Почти беспрерывные столкновения с внешними врагами сделали из адыгов отличных воинов [11]. Воспитание девочки у казаков предполагало особую военнофизическую подготовку, дававшую возможность одновременно выполнять роль защитницы-воспитательницы и знать основы семейной жизни. В обязательном порядке девушек учили приемам самообороны, стрельбе, умению управляться с конем, плавать под водой, наряду с этим выполнять функции воспитательницы, верной жены, хозяйки. До 13 лет девочки играли в одни игры с мальчиками, знакомясь с азами военного искусства, в том числе, обучаясь езде на лошади. Оставшееся от игр время они проводили, участвуя в приготовлении пищи и обучаясь шитью. С годами девушки 160 совершенствовалась в ведении хозяйства. Как и адыгейская девушка, казачка должна была уметь шить, «выстигать» узором одеяло или кафтан, готовить, ухаживать за скотиной и т. д. Для молодой хозяйки считалось престижным освоить все премудрости ведения домашнего хозяйства. Со временем девочек стали отдавать учиться в школу. Каждое воскресенье и в праздники девочки и девушки надевали самое нарядное платье и с бабушками шли к заутрене, обедне и вечерне. По вечерам им разрешалось сидеть и гулять на крыльце своего дома, но они обязаны были каждый раз скрываться, если заметят молодого мужчину. Только на свадьбах или на больших праздниках казачки могли видеться с парнями, но под присмотром старших. Здесь они танцевали, водили хороводы, пели. В XIX в. девочки могли посещать школы по желанию семьи, а учеба дома ограничивалась чтением акафистов и канонов [12]. Адыгейской девочке до 12 лет позволялось многое, но были и строгие ограничения: девочка не имела права покидать женскую половину и участвовать во взрослых праздниках. С наступлением 12летия на нее надевали корсет, чтобы у девушки оставалась тонкая талия и плоская грудь. Его не снимали даже во время купания и сна. Только в брачную ночь муж разрывал корсет саблей или кинжалом. С 12-летнего возраста девочке выделяли комнату, в которую не имели права заходить мужчины и даже отец, без присутствия другой девушки или женщины. В комнате девочка не только отдыхала, но и училась рукоделию, начинала готовить своё приданое: шила красивые платки, ткала ковры, вязала… [13]. Разделение труда проводилось по половому признаку. Как правило, мужчины занимались совместными полевыми работами и пастбищным скотоводством, а женщины – домашним хозяйством. Дети помогали взрослым. Потребление в семье также было совместным. Все это благотворно влияло на формирование коллективистских устремлений и трудолюбия у детей, чуткости и внимания друг к другу. Строгий характер воспитания детей в семье определяли патриархальные отношения. По обычаю в больших семьях воспитанием детей занимались не столько родители, сколько бабушки и дедушки, тетки, братья и сестры. В малых же семьях воспитанием малышей занимались родители и их старшие дети. В воспитании использовались различные средства и методы воздействия на детей. Старшие, проявляя заботу о них, рассказывали им сказки и легенды. Они учили их уважению к обычаям и традициям 161 народа. Применялись, как правило, методы убеждения, испытания, принуждения; практиковались формы общественного воздействия: публичные внушения, порицания, а иногда и строгие наказания. Большое влияние на ребенка у казаков имели крестные родители. Считалось, что родные родители в силу мягкости или чрезмерной строгости могли быть необъективными в ходе воспитательного процесса. Крестные должны же быть объективными в оценке поступков крестника, в меру строги и обязательно справедливы. Крестная мать помогала родителям готовить к будущей замужней жизни девочку-казачку, приучала ее к домашнему хозяйству, рукоделию, бережливости, труду. На крестного отца возлагалась главная обязанность – подготовка казачонка к службе, причем за военную подготовку казака спрос с крестного отца был большим, чем с родного отца. Элемент подобного воспитания встречается и у адыгов дворянского сословия. Воспитание ребенка родителями считалось непозволительным. Кроме всего прочего это могло привести к излишней привязанности, мягкости, которую ни в коем случае нельзя было демонстрировать – особенно прилюдно. Поэтому мальчики передавались воспитателям (аталыкам) [14]. Адыгская этика осуждала излишнюю эмоциональность, в силу чего демонстрация взаимной привязанности, родительской или сыновней любви должна была осуществляться не в словесной форме, не во внешнем проявлении чувств, а в рамках допустимого кодексом адыгэ хабзэ. Проявление иных манер было равнозначно «потере лица», утрате чести (напэ). В силу этого, при всей строгости воспитания на детей воздействовали не запретом, не наказанием, а убеждением и собственным примером. Ребенок должен был осознать, что его ненормативное поведение может нанести вред репутации родителей, семьи и рода в целом [15]. Отличительной особенностью казачьей и адыгской семейной педагогики являлась религиозность воспитания. Религиозные мировоззрения помогали им создавать особые педагогические условия в семье, которые формировали в ребенке высокие нормы морали, необходимые, с одной стороны, оставаться христианином (у казаков), мусульманином (у адыгов) – воином-защитником , а с другой – другом-дипломатом для соседей. Основной целью семейного воспитания было формирование в сознании ребенка понимания назначения воина-пограничника-дипломата, добродетельного, 162 милосердного, совестливого, способного к постижению прекрасного, верящего в возможность совершенствования мира и людей, стремящегося личным участием содействовать этому. Через веру ребенок усваивал свою связь с миром, овладевал нравственноэтическими нормами. Вера формировала чувство принадлежности к своему роду, помогала толерантно преодолевать национальные предрассудки в связи с иным вероисповеданием многонационального региона Северного Кавказа [16]. Семья прививала ребенку основы патриархальной нравственности, воплощенные в своде законов и правил, наставляющих быть достойным в помыслах и делах, искренним в речах, воздержанным и умеренным в поступках и желаниях. Немаловажным в семейном воспитании было стремление старших прививать детям чувство доброты и благожелательности, щедрости и гостеприимства, веротерпимости. Неотъемлемой составляющей семейного воспитания было приобщение молодого поколения к народному творчеству. С раннего детства детей воспитывали на примерах доблести и чести народных героев, преданий, пословиц, поговорок, песен. В семейном укладе казаков и адыгов всячески поощрялось стремление ребенка к овладению игрой, развивающей и укрепляющей дух и тело. Комплекс детских игр, сформировавшийся в народной педагогике, позволял вырабатывать смекалку и быстроту реакции, глазомер и наблюдательность, выносливость и дух коллективизма [17]. С малолетства у детей в казачьих и адыгских семьях старшие воспитывали понимание добра и зла, учили отличать истинную правду от ложной, героическое от трусости. Старшее поколение внушало сыновьям, внукам необходимость распознавать настрой человека. Казаки говорили: «Бойтесь козла спереди, коня сзади, а человека со всех сторон. А чтобы узнать человека, не глядите ему в лицо, а заглядывайте в сердце», а адыги: «ЦIыхуым йыхьэтыр лъагъуын хуейшъ» – «Необходимо видеть хатир человека», «Ери фIыри зэхэгъэкI» – «Разберись, где добро и где зло» [18]. Особо зорко следили, чтобы ребенок не был заражен завистью. У казаков, как и у адыгов, считалось, что зависть есть ненависть. Завистники – это люди, которые не чуждаются ни воровства, ни ножа, ни топора. Немаловажным в семейном воспитании казачества было стремление старших научить молодое поколение оценивать себя со сторо163 ны, анализировать каждый прожитый день, вовремя исправлять ошибки и помнить: казаком нужно родиться, казаком нужно стать, казаком нужно быть. Адыги считали, что важной составной частью самосознания является долг благоразумия, обязывающий знать и оценивать свои возможности – «Уишхьэ йыnIалъэ зэгъаш Iэ» – «Познай себя» [19]. Детям прививали навыки почитания корней родства. Близкое родство считалось до пятого колена. Уже к шести годам у казаков ребенок знал почти всех близких родственников, проживающих в станице. Посещения родственников в праздники, помощь в трудностях закрепляли у детей не только родственные узы, но и воспитывали их в рамках требований традиций, обычаев, нравов, трудовых навыков. Казак был обязан знать все степени родства и своих предков поименно. Этому способствовали поминальники, которые хранились за иконой в киоте в каждой семье [20]. С детства у казаков было принято воспитывать почтение и уважение к старшим, за нарушение традиций следовало наказание. Молодежь стыдилась совершить при старике малейшую непристойность, а старец мог не только напомнить об обязанностях, но и наказать, не опасаясь родителей. Самыми гнусными преступлениями считались воровство и обман, а храбрость и целомудрие – величайшими добродетелями. Молодежь не смела садиться в присутствии старших. Родители удерживались от выяснения своих отношений в присутствии детей. Обращение жены к мужу, в знак почитания его родителей, было только по имени и отчеству, так как отец и мать мужа (свекор и свекровь) для жены, а мать и отец жены (теща и тесть) для мужа являлись Богоданными родителями. Среди казачьей детворы, да и среди взрослых, было принято здороваться (приветствовать) даже незнакомого человека, появившегося в хуторе или станице. В обращении с родителями и вообще со старшими соблюдались сдержанность, вежливость и уважительность. На Кубани обращались к отцу, матери только на «Вы» – «Вы, мама», «Вы, тату» [21]. Этими правилами были крепки семьи. В семейном быту народов Северного Кавказа широкое распространение имели обычаи избегания. Мужчины и женщины жили врозь, в разных комнатах. В присутствии родителей и старших муж вообще избегал встреч и разговоров с женой, а при посторонних делал вид, что ее не замечает. В свою очередь, жена избегала встреч и 164 разговоров со старшими родственниками и близкими соседями мужа, даже их имена для нее были запретны. Существовало избегание и между родителями и детьми. Отец в присутствии посторонних не брал на руки детей, не называл их по имени, а всячески выказывал внешнее безразличие по отношению к ним, поскольку для мужчины свою любовь и считалось постыдным демонстрировать привязанность к детям [22]. У всех горских народов Северного Кавказа дети обоего пола были в полной зависимости от родителей. Малейшее непослушание родительской воле строго наказывалось по адату. Оно осуждалось и общественным мнением, а по шариату считалось величайшим грехом. Глубокое уважение и почитание отца и матери выражалось в беспрекословном им подчинении, постоянной заботе о них, строжайшем соблюдении поведенческих запретов. Взаимоотношения в горской семье строились на принципах адыгского этикета, предусматривавшего взаимное уважение, предупредительность и такт. И мальчики, и девочки с раннего детства должны были знать эти законы и неукоснительно выполнять их соответственно своему возрасту. Большую помощь в запоминании и выполнении сложного этикета гостеприимства оказывали народные предания. Любой аульчанин или незнакомый человек, идущий по улице, в ответ на своё приветствие слышит «къеблагъ» – добро пожаловать. Это значит, что каждый приглашает его в свой дом и хочет угостить. Если гость отказывается от угощения и спрашивает дорогу к кому-то, то хозяин, оставив все свои дела, провожает его до пункта назначения. А пунктом назначения может оказаться соседний аул. Гостеприимство адыгов распространялось даже на кровных врагов [23]. У казаков гость считался посланцем Божьим. Самым дорогим и желанным гостем считался незнакомый из дальних мест, нуждающийся в приюте, отдыхе и опеке. Тот, кто не оказывал уважения гостю, заслуженно подвергался презрению. Независимо от возраста гостя, ему отводилась лучшее место за трапезой и на отдыхе. Считалось неприличным в течение 3-х суток спрашивать гостя, откуда он и какова цель его прибытия. Даже старик уступал место, хотя гость был моложе его. У казаков считалось за правило: куда бы он ни ехал по делам, в гости, никогда не брал еды ни для себя, ни для коня. В любом хуторе, станице, поселке у него обязательно был дальний или близкий родственник, кум, сват, деверь или сослуживец, 165 а то и просто житель, который встретит его, как гостя, накормит и его, и коня. На постоялых дворах казаки останавливались в редких случаях при посещении ярмарок в городах [24]. Народные идеалы нравственного воспитания определялись моральным кодексом, существовавшим у всех народов, который обозначал не только систему правил и норм поведения, но также и волевые качества, эмоции, чувства, связанные с соблюдением благопристойности в поступках и в отношениях между людьми, освященных традициями, обычаями, народным правом. Последние требовали воспитания детей в духе любви к отечеству, своему народу, родителям, дружбы и уважения к другим народам. Поэтому и у адыгов, и у казаков существовали традиции в воспитании, и очень глубокие: 1. Воспитание трудолюбия, честной воинской службы, порядочности. 2. Учение добру, благожелательности. 3. Выработка способности правильно оценивать жизненную ситуацию. 4. Учение послушанию. Из послушного всегда выйдет разумный человек, хороший работник, добрый семьянин и честный казак, а из непослушного – верхогляд, вор, обманщик, насильник. 5. Учение жить своим умом, сочувствовать людям. Отец и дед обучали сыновей и внуков хозяйствованию, выживанию в опасных условиях: как вести себя с врагами, при встрече с опасным зверем в лесу, обучали, как развести огонь в дождь. Матери и бабушки обучали девочек ведению домашнего хозяйства, умению любить и беречь семью, обучали уступчивости, ласковости. Родители строго следили за взаимоотношениями молодежи до брака. Верхом неприличия считалось проявление чувств в присутствии старших. Разводов в адыгских и казачьих семьях практически не было. Совокупность перечисленных качеств, стройная система семейного воспитания, ее общественный характер помогли и казакам, и адыгам сохранить этническое самосознание, мощный пласт духовных и материальных ценностей. Ключевыми средствами воспитания в семье служили труд, военно-спортивные и праздничные мероприятия, учение и поучения. Многие специфические, присущие только казачеству, только адыгам методы и приемы воспитания передаваясь из поколения в поколение, становились традициями. Они строго регламентировали поведение 166 всех членов семьи и сообщества, поддерживая тем самым внутригрупповую сплоченность и обеспечивая высокий уровень самоорганизации. В целом представления казаков о любви, семье, нравственности и чести нашли свое отражение в комплексе продуманных воспитательных практик и норм взаимоотношений, составляющих все богатство народно-педагогической культуры, ассимилированной с культурой народов Северного Кавказа. Примечания: 1. Великая Н.Н. Казаки Восточного Предкавказья в XVIII- XIX вв. Ростов-на-Дону, 2001. С. 196; Гарданов В. К. Культура и быт народов Северного Кавказа. М., 1968. С. 185. 2. Там же. 3. Бутова Е. Станица Бороздинская // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Вып. 7. Тифлис, 1889. С. 51, 100. 4. Алейников В. Казаки – русские первопроходцы. 5. Кумахов М.А. Адыгская (Черкесская) энциклопедия. М., 2006. С. 554. 6. Меретуков М.А. Брак у адыгов // УЗ АНИИ. 1968. Т. 8. С. 208. 7. Киржинов С.С. Система воспитания адыгов в прошлом: автореф. дис. канд. пед. наук. Тбилиси, 1977. С. 13-14. 8. Всероссийская научно-практическая конференция «Казачество в истории России» (Москва, 3-4 октября 2007 г.) // Казачий Терек. 2007. № 9-10. С.36, 28; ГАСК. Ф.318. Д. № 5. Л.6. 9. Гарданов В. К. Культура и быт народов Северного Кавказа. М., 1968. С. 185; Киржинов С.С. Система воспитания адыгов в прошлом: автореф. дис. канд. пед. наук. Тбилиси, 1977. С. 13-14. 10. Карачайлы И. Быт горских народностей Юго-Востока. Ростов-н/Д., 1924. С. 11. 11. Кокиев Г.А. К вопросу об аталычестве // РГ. 1919. № 3. 12. Великая Н.Н. Казаки Восточного Предкавказья в XVIII- XIX вв. Ростов-н/Д., 2001. С. 196. 13. Кумахов М.А. Указ. соч. 14. Кокиев Г.А. Указ. соч. 15. Кумахов М.А. Указ. соч. 16. Гарданов В. К. Указ. соч. 17. Александров С.Г. Народные подвижные игры кубанского казачества. Краснодар: КГАФК, 1997. С. 3, 83. 18. Кумахов М.А. Указ. соч. 19. Там же. 20. Гарданов В. К. Указ. соч. 21. Там же. 22. Кумахов М.А. Указ. соч. 23. Гарданов В.К. Гостеприимство, куначество и патронат у адыгов (черкесов) в XVIII первой половине XIX в. // СЭ. 1964. № 1. 24. Кокиев Г.А. Указ. соч. 167 П.А. Сергеева Сохранение певческих традиций казачества станицы Келермесской «Сладостные звуки родимой песни и музыки в живой человеческой душе ум пробуждают и чувства высокие воспитывают» М. Ломоносов «…А народные песни? Они широки, как эпопея, и глубоки, как раздумье. Такие песни могли родиться только у народа великой души – в мятеже, в тоске по правде и справедливости» М. Горький Песня, по правомерному мнению М.И. Соколова, это неразделимое создание народного творчества, а народное творчество – это фольклор, отражающий поэтические и художественные стороны жизни народа. Народ является создателем, носителем, хранителем языка и культуры, в поле которой только и может протекать процесс художественного творчества. Как отмечает Ю. Борев, «…народность искусства порой в истории эстетики трактовалась весьма примитивно и даже ошибочно: «народное» сводилось к «простонародному». Это мнение, появившееся задолго до советского периода истории, критиковали в свое время еще Н.В. Гоголь, В.Г. Белинский, Н.А. Добролюбов. «Действительная народность искусства состоит вовсе не в выведении на сцену пастухов и пастушек или мужиков и баб, бородатых купцов и мещан, а в изображении существенных моментов в жизни народа, существенных сторон действительности» [1]. Русский мыслитель И.А. Ильин в концепции интеллектуального и духовного обновления личности писал: «Культура творится не одним человеком. Она есть результат творчества и достояния многих людей, духовно объединенных между собой. Люди не случайно объединяются друг с другом: их влечет друг к другу сходство материальных и духовных интересов. Возникает взаимное влечение, крепнет духовная связь. Эта связь закрепляется традицией, передающейся из поколения в поколение. Так возникает единая и общая всем культура. У каждого народа особая, национально зарожденная, выращенная и национально выстраданная культура» [2]. 168 Народное пение является сплавом вековых традиций человечества, интегрированного социального опыта многих поколений людей, в том числе, казачьего сословия. Чем самобытнее национальное видение в народных песнях, тем больше оно несет в себе ценностных ориентаций, приобщает к традициям и обычаям своего народа, создает социокультурные основы для многогранной жизнедеятельности и самоопределения, формируя при этом идеалы и нравственные установки, интересы и склонности. Певческие традиции в станице Келермесской имеют свои давние исторические особенности не только в манере исполнения, но и связаны с другими аспектами бытования и изучения народного творчества, а это: исторический – происхождение народной песни, последовательность этапов ее развития; жанровый – характерные черты народных песен и формы их взаимосвязи; стилистический – это приемы воплощения музыкально-поэтического замысла в исполнительскую манеру (вокальная техника). Свое название «Келермесская» станица получила от черкесских слов «келлер» и «мез», что означает «лес» и «чеснок» – лесной чеснок. Первые переселенцы станицы Келермесской появились на реке Гиаге в мае 1863 года. Официально станица Келермесская была учреждена именным Указом императора Александра II с объявлением в приказе Военного министра от 5 сентября 1863 года «О наименовании станиц, водворенных в 1863 году в Закубанском крае…». Согласно приказу, вновь образованная станица Келермесская вошла в состав 25-го конного полка 8-й бригады Кубанского казачьего войска [3]. Среди первопоселенцев станицы была 1 офицерская семья, 108 линейных казаков и 15 семей государственных крестьян. На 1 января 1865 г. в станице было 124 двора, в которых проживало 986 жителей, в том числе – 979 человек казачьего сословия и 7 человек иногородних [4]. В 70-е г. XIX в. в станицу переселились крестьяне из Воронежской, Тульской, Харьковской и др. южных губерний. Песни, обычаи, обряды, форма бытования фольклора переселенцев в новых условиях приобрели новое развитие, в результате складывались и переплетались, варьировались самобытные черты и особенности русской и украинской культур. Учитывая то, что основная часть населения станицы занималась скотоводством и земледелием, то, естественно, эта специфическая среда создала свой фольклор, свои песни. Песни, ис169 полняемые казаками, отражали их полувоенный быт, они более воинственны, чем песни солдатские, но вовсе не перенасыщены ратными подвигами и, как правило, глубоко патриотичны, что способствовало выработке общенационального стиля и общенационального исторического мировоззрения. Велика заслуга Келермесского казачьего общества под руководством атамана Затолокина Василия Павловича, которое ведет большую общественную работу по восстановлению исторических фактов жизни и деятельности казаков и всего населения станицы с момента ее основания. На станичном кладбище установлен Памятный крест «Жертвам голодовки 1932-1933 гг.», памятник первопоселенцам ст. Келермесской, памятный крест трем разрушенным в 1930-е гг. храмам. В здании Свято-Покровского храма открыт станичный музей и казачий штаб. Выделено помещение для организации «Военнопатриотического класса». Создана дружина по охране правопорядка в станице на общественных началах. По крупицам Затолокин В.П. восстанавливает списки переселенцев станицы, тружеников тыла в Великую Отечественную войну, жителей станицы, репрессированных в 1920-1930 гг. Ему принадлежит авторство в составлении Родословного древа фамилии Затолокиных, основателем которого в 1618-1620 гг. был казак Молофей Затолокин. Знание прошлого, исторические преобразования, современное состояние культуры в ст. Келермесской способствуют сохранению народно-песенного фольклора и народных традиций. Казачки – старожилы, такие как: Т.И. Воронкова, В.И. Рожкова, Е.П. Рожкова, Л.П. Картаножкина, В.А. Шутова, Р.П. Шутова на языке аутентичного (бытового) пения сохраняют и передают в казачьих песнях музыкальные образы различных жанров казачьего песенного фольклора: «Спешу Россию защищать», «Поехал казак на чужбину», «Ой да на поле ходил казак», «Из-за леса ночей едет сотня лихачей», «Розлилася в речке буйная вода», «Красотка горько слезы льет», «Под зеленным дубом», «Посидите мои гости», «Голубка», «Янко», «Во субботу в день ненастный нельзя в полюшке работать», «Як в тий долыни есть хатына» и др. Мелодия песен в аутентичном исполнении это не застывшее музыкальное явление, а живое развитие интонации, тембра голоса, оно «живет» одновременно с развитием музыкально-смыслового содержания текста. Причем развитие не механическое, а изменяющееся, варьирующее основной напев, но при этом сохраняющее лексические 170 и фонетические особенности самобытного станичного говора линейного и черноморского казачества. Это проникновения в тайны стиля, диалекта, грамматического строя местных певческих традиций, это одухотворение слова, воспроизводящей звучанием живой интонацией исполнительской манеры, в которой осуществляется синтез мелодики, ритмики, ладовых структур, мелодических оборотов (большесекундовые ходы, трихордные и тетрахордные попевки, несложные попевки в объеме чистой кварты и квинты). Одухотворенность слова певиц-старожилов – главный принцип аутентичного пения. Их пение приближено к разговорной речи станичников, поэтому головное резонирование почти отсутствует, а доминирует грудное. Песенные звуки, приближенные к твердому небу и верхним зубам, открытая, распахнутая гортань без утрированности атаки звука характеризуют гортанное пение. Без правильной постановки дыхания основная нагрузка во время фонации осуществляется голосовыми связками (гортанное пение), что ограничивает диапазон певиц. Анализ песенных образцов, прослушанных нами в исполнении народных певцов, позволяет сделать вывод о том, что значительная часть песенного материала звучит в среднем регистре грудного диапазона голоса, где открытое звукоизвлечение грудного резонатора весьма близкое к разговорному говору местных кубанских казаков («якающему»), например, «Як в тий долыни есть хатына». Следует отметить, что в песенном фольклоре часто встречаются напевы, которые начинает запевала, а остальная масса подхватывает припев, как например в песнях: «День ненастный», «Полно вам, казаченьки», «Стоит тайга дремучая» и др. Основная строфа песни – ее напев – может быть изложен одноголосно. Нередки случаи, когда за запевалой вступает лишь один ему вторящий певец, а затем происходит постепенное наслоение голосов, но в основном, сольный запев подхватывает весь хоровой ансамбль (2-х и 3-хголосие). Активность и пунктирность в ритмике хорового ансамбля характеризуется размашистыми интервальными ходами в восходящем и нисходящем движении (кварта, квинта, терция, септима при общем диапазоне в пределах октавы), а вариантность междометий «ой», «гей» обогащает мелодические и ритмические изменения вторящих голосов и подголосков. В песнях «Ой да в поле ходил казак», «Ой кумушки, голубушки», «Ой на гори там женци жнут», «Ой как мы дрались с поляками» благодаря исполнительской манере певиц по171 этическое олицетворение душевного мира героев с миром природы проявляется наиболее ярко. Поэтическая символика казачьих песен, вбирая наиболее устойчивые черты национального характера, совершенствует себя в профессиональной народно-сценической культуре, которая не только обновляет, технически совершенствует казачью песню, но и рождает новый образно-эмоциональный строй, динамические градации и художественную интерпретацию. Потомственная казачка, ученица 11 класса Шкапинцева Галина своим вокальным мастерством неоднократно покоряла слушателей как своей родной станицы, так и любителей народной песни станицы Гиагинской, Майкопа, Краснодара и др. городов Краснодарского края. С младенческого возраста в ее сознании накапливался богатый мир художественных образов станичных песен. Богатая палитра художественных образов подкреплялась чувством и творческой инициативой ее бабушки и мамы. Из поколения в поколение потомственные казачки: Картаножкина Любовь Петровна – бабушка; Шкапинцева Людмила Викторовна – мама передают секреты исполнительской манеры пения казачьих песен. Вбирая наиболее устойчивые черты национального характера станичных песен, изучая и запоминая разнообразные жанры казачьих песен от певцов-старожилов, исполнительница Галина Шкапинцева народно-сценической культурой исполнения дает народно-песенному фольклору новое, современное прочтение. Галина Шкапинцева является лауреатом 12 регионального фольклорного конкурса «Звездочки Адыгеи», дипломантом 1 степени Всероссийского конкурса «Орлята России», лауреатом 1-й степени Международного конкурса «Звездочки Адыгеи», награждена специальным призом зонального тура (Южная зона) «Факел», имеет свидетельство 10-х молодежных Дельфийских игр России (Тверь, 2011 г.). При Доме Культуры в станице Келермесской функционирует ансамбль «Хуторянка», руководителем которого является казак Кондратов Виктор Сергеевич. Богатый певческий репертуар «Хуторянки» является доминирующим на станичных праздниках «Масленица», «Крещенские морозы», «Праздник Ивана Купалы» и др. Вековые традиции, обряды, обычаи, воплощенные в художественных образах песен, связывают поющего тысячами нитей с реальной жизнью и будущей. Созерцая художественный мир народных песен, поющий – не безучастный, не пассивный субъект в общехоровом звучании, а про172 являющий себя в действии, созидании художественно-певческого мира. Инициативу станичных праздников всегда поддерживает атаман Келермесского казачьего общества Затолокин Василий Павлович. На станичных «Вечерках», которые организовывает атаман, всегда звучат старинные казачьи и современные песни, которые являются неисчерпаемым родником живительной силы, энергии, жизнеутверждения, и которые сквозь призму художественных образов формируют нравственно-духовный мир станичников. Примечания: 1. Борев Ю.Б. Эстетика. М.,1988. С. 387. 2. Ильин И.А. Путь духовного обновления // Собр. соч. в 10 тт. М., 1993. Т. 1. С. 128-129. 3. Затолокин В.П., Крылов М.И., Питинов А.Г., Фатеев С.А. Страницы истории Кубанского казачества. История станицы Келермесской. СПб., 2009. 295 с. А.А. Соловьев Войсковой певческий хор Черноморского казачьего войска – Государственный академический ордена Дружбы народов Кубанский казачий хор: история и современность (181122011 гг.) Историческим предшественником современного Кубанского казачьего хора является Войсковой певческий хор Черноморского казачьего войска. Его основателем стал духовный просветитель Черномории, первоприсутствующий Екатеринодарского Духовного Правления, войсковой протоиерей Кирилл Васильевич Россинский (17 (28).3.1775 г. Новомиргород Херсонской губернии – 12 (24). 12.1825 г. Екатеринодар). 2 (14) августа 1810 г. он обратился в войсковую канцелярию Черноморского казачьего войска с прошением о создании Певческого хора. Предложение было одобрено войсковым атаманом Ф.Я. Бурсаком и членами канцелярии. В августе были подготовлены сметы на жалованье регенту, певчим, а также средства на приобретение костюмов. На праздник Покрова Пресвятой Богородицы 1 (14) октября 1810 г. Войсковой певческий хор впервые выступал в Войсковом 173 Воскресенском соборе. Первым регентом хора стал дворянин Константин Гречинский. Первоначально хор существовал на средства протоиерея Кирилла Россинского. 18 (30) января 1811 г. Одесским и Херсонским генерал-губернатором Дюком де Ришелье были официально утверждены штаты, смета и выделены деньги на содержание Войскового певческого хора. 1 (14) октября 1811 г., в день Покрова Пресвятой Богородицы, который стал считаться праздником Войскового хора, коллектив уже выступал как официально учрежденный Войсковой Певческий хор Черноморского казачьего войска. 22 декабря 1811 г. император Александр I издал указ «О заведении в Черноморском казачьем войске духовой музыки из 24 музыкантов», то есть духового оркестра. Оркестр был назван Войсковым музыкантским хором. Певческий и музыкантский войсковые хоры развивались параллельно. Насыщенная, многообразная и плодотворная творческая деятельность двух хоров продолжалась до апреля 1920 г. Их выдающуюся роль в духовном, культурном и патриотическом воспитании кубанцев невозможно переоценить. По признанию современников, то были лучшие на периферии военно-художественные учреждения России. В 1860 г. Черноморское казачье войско переименовывается в Кубанское. Соответственно переименовывались и войсковые хоры. Кроме участия в церковных богослужениях, Певческий хор давал и светские концерты в Екатеринодаре и по всему Югу России. Исполнялась духовная музыка, народные песни, классические произведения. Хор стал кузницей музыкальных кадров и для учреждений культуры, и для православной церкви, и для Русской Армии. Деятельность хора высоко оценивалась со стороны лидеров Российского государства: император Александр II находил его «замечательным по голосам и стройности исполнения», а император Александр III выразил хору благодарность «за отличное исполнение им музыкальных программ» и повелел войсковому начальству озаботиться расширением и улучшением хора. Осенью 1911 г. состоялись торжества по случаю 100-летнего юбилея Войсковых певческого и музыкантского хоров. В их организации видную роль сыграл последний наказной атаман ККВ генерал М.П. Бабыч. К этой памятной дате вышла книга «Войсковые певческий и музыкантский хоры Кубанского казачьего войска. 1811 – 1911 гг. Исторический очерк столетия их существования. Составил есаул Ив.Ив. Кияшко». 174 С приходом к власти на Кубани большевиков Войсковой певческий хор был переименован в государственный. Однако, в связи с проведением политики репрессий по отношению к казачеству, хор подвергся попытке уничтожения. 21 апреля 1920 г. КубаноЧерноморский областной ревком постановил: «Все войсковые хоры и оркестры, ныне переименованные в государственные, со всем личным составом, библиотеками, музыкальными инструментами переходят в ведение областного отдела образования. Всем дирижерам, музыкантам, певчим и проч., имеющим у себя казенные инструменты и ноты, сдать таковые немедленно... Лица, укрывающие вышеуказанное имущество, будут преданы революционному трибуналу». Летом 1921 г. решением большевиков деятельность коллектива была окончательно прекращена. В 1920 г., не признав новую богоборческую власть, двадцать семь участников Войскового певческого хора вместе с тысячами кубанских казаков вынужденно эмигрировали в Грецию, Турцию, Сербию и другие страны. Там, в эмиграции, ими были созданы несколько хоровых коллективов, которые носили имя Кубанского Войскового казачьего хора и сохраняли традиции Войскового певческого хора. Вместе с тем, в 1925–1932 гг. на Кубани вёл гастрольную деятельность Кубанский мужской квартет – осколок былого хорового коллектива. К несчастью, руководитель коллектива Александр Авдеев был репрессирован и расстрелян в 1929 г. В связи с некоторым ослаблением политики репрессий по отношению к казачеству в 1936 г. Постановлением Президиума АзовоЧерноморского крайисполкома был учрежден Государственный Кубанский казачий хор, который возглавили Г.М. Концевич и Я.М. Тараненко, бывшие до революции регентами Кубанского Войскового певческого хора. Именно они перенесли в новообразованный Государственный Кубанский казачий хор богатые певческие и музыкальные традиции, народный песенный репертуар и свой высокий художественный вкус, соединив тем самым в единое целое историю Войскового певческого и Государственного Кубанского казачьего хора. Работать в условиях, созданных богоборческой властью, было невероятно трудно. Тем не менее, Г.М. Концевич не терял веру в будущую великую миссию вновь созданного хора. 3 марта 1937 г. в газете «Красное знамя» он пророчески писал: «Теперь создан Кубанский казачий хор в 40–50 человек из лучших голосов казаков станиц и хуторов. Его будущее, несомненно, блестяще. Этот высокохудоже175 ственный коллектив украсит нашу Кубань и яркой звездой окрасит край». Однако, вскоре первый художественный руководитель Государственного Кубанского казачьего хора, выдающийся ученыйфольклорист Г.М. Концевич был арестован по ложному обвинению в «покушении на Сталина» и приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение 26 декабря 1937 г. Г.М. Концевич был реабилитирован посмертно в 1989 г. Хор действовал до 1941 г. под руководством Я.М. Тараненко. В 1939 г., в связи с включением в состав хора танцевальной группы, коллектив хора был переименован в Ансамбль песни и пляски кубанских казаков. Хореографическое руководство было поручено Борису Лехту. С началом Великой Отечественной войны ансамбль был расформирован и его солисты призваны в ряды Красной Армии. Коллектив был воссоздан в апреле 1944 г. при Краснодарской краевой филармонии. Базой для него стал женский ансамбль, образованный в сентябре 1943 г. Я.М. Тараненко. В состав воссозданного ансамбля вошли, главным образом, артистки довоенного коллектива. Первое выступление восстановленного Ансамбля песни и пляски кубанских казаков состоялось уже в сентябре 1944 г. Однако, в 1961 г. по инициативе И.С. Хрущева ансамбль снова был расформирован вместе с другими десятью государственными народными ансамблями и хорами СССР. Трижды уничтоженный, хор вновь возвратился к жизни. По многочисленным просьбам кубанцев 4 января 1969 г. Краснодарский крайисполком принял решение о воссоздании Государственного Кубанского казачьего хора. Художественным руководителем хора был назначен заслуженный деятель искусств России С.А. Чернобай. Танцевальную группу возглавил талантливый балетмейстер Г.Ю. Гальперин, оркестровую – Борис Уткин. Кубанский казачий хор впервые начал петь в народной манере. 15 августа 1971 г. Кубанский казачий хор выступил в городе Бургасе (Болгария) на VII международном фестивале и был удостоен диплома и медали фестиваля. 14 октября 1974 г. (судьбоносное совпадение – снова, как и при основании хора, это праздник Покрова Пресвятой Богородицы) художественным руководителем хора назначается Виктор Гаврилович Захарченко – ученый-фольклорист, хормейстер и композитор, прошедший школу выдающегося хорового дирижера профессора В.И. Минина и патриарха отечественной фольклористики профессора Е.В. 176 Гиппиуса. Руководство танцевальной группой перешло к Вячеславу Модзолевскому, затем к Леониду Милованову, а после него – к Николаю Кубарю. С приходом к руководству хором Виктора Гавриловича коллектив поднялся на вершины творчества и приобрел всемирную известность. За 35 лет своей деятельности на Кубани В.Г. Захарченко удалось всесторонне реализовать свои художественные, научные и просветительские устремления и вывести коллектив на качественно новые творческие рубежи. За годы руководства хоровым коллективом В.Г. Захарченко воспитал талантливую плеяду хормейстеров, среди которых Валентина Мамай, Алексей Горобец, Вячеслав Яковлев. Главным хормейстером хора сегодня является Иван Албанов. Виктор Гаврилович выпестовал корифеев и молодых солистов хора, снискавших любовь зрителей и слушателей. Среди них такие яркие артисты как Татьяна Бочтарёва и Анатолий Лизвинский, Раиса Гончарова и Валентина Аскаленко, Алексей Коваленко и Виталий Сушков, Михаил Цирульник и Николай Коротун, Владимир Заниздра и Михаил Ковалев, Ольга Каражова и Елена Куликовская, Марина Крапостина и Сергей Ярошенко, Александр Дедов и Марина Гольченко, Павел Кравчук и Евгения Джевага. В настоящее время главным балетмейстером хора является Валерий Анучин. Следует назвать имена хотя бы некоторых мастеров народного танца, таких как Николай Ус и Алексей Титов, Ирина Игнатьева и Елена Арефьева, Валерий Курилов и Аслан Хаджаев. Неповторимым комическим дарованием покоряет зрителей солист танцевальной группы, заслуженный деятель искусств России Валентин Захаров. Среди молодых танцоров можно назвать Романа Чернявского и Алибека Джандубаева, Ульяну Добрицу и Марину Рассоху. Неотъемлемой частью хоровой и танцевальной группы является оркестровая, которую в разное время возглавляли: Эдуард Козловский, Федор Каражов, Юрий Булавин, Сергей Чанцев и в настоящее время заслуженный деятель искусств РФ, заслуженный артист Украины Борис Качур. Нельзя не отметить высокий уровень исполнительского мастерства артистов оркестровой группы: Андрея Ильичева, Игоря Шмоткина, Александра Подгорного, ударника и солиставокалиста, заслуженного артиста РФ Виктора Сорокина. Свой вклад в становление Кубанского казачьего хора внесли энергичные, инициативные администраторы – директор хора, заслуженный работник культуры РФ А.Н. Рашевский и его преемник, за177 служенный работник культуры РФ, Республики Адыгея и Украины А.Е. Арефьев, а также его помощники – заслуженный работник культуры РФ, Республики Адыгея и Украины B.C. Вишневский и заслуженный деятель искусств Кубани С.М. Полежаев. Сегодня в составе коллектива 146 артистов, из них 4 народных артиста России, 1 заслуженный деятель искусств России, 8 заслуженных артистов России, 5 заслуженных артистов Украины, 2 заслуженных артиста Республики Адыгея, 3 лауреата международного конкурса. Благодаря таланту В.Г. Захарченко, как педагога и руководителя, коллектив хора шёл от победы к победе. Уже через год работы Виктора Гавриловича (в 1975 г.) Кубанский казачий хор становится лауреатом I премии на Всероссийском смотре-конкурсе государственных русских народных хоров в Москве. В 1984 г. этот успех был повторен на втором аналогичном конкурсе. Летом 1980 г. Кубанский казачий хор стал дипломантом международного фольклорного фестиваля во Франции (город Монтгийон); летом 1981 г. – лауреатом международного конкурса профессиональных государственных народных коллективов в Югославии (г. Порторош). В октябре 1988 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР Государственный Кубанский казачий хор награжден орденом Дружбы народов. В 1990 г. – лауреат Государственной премии Украины им. Т.Г. Шевченко. В 1993 г. коллективу присвоено почетное звание «академический». Коллектив хора регулярно удостаивается престижных наград на различных конкурсах и фестивалях искусств. Так, в октябре 2008 г. молодые солисты Кубанского казачьего хора Александр Дедов и Софья Бовтун заняли первые места на проходившем в Москве Первом Международном фестивале-конкурсе народного песеннотанцевального искусства молодёжи и студентов «Танцуй и пой, Россия молодая!». 30 декабря 2008 г. Кубанскому казачьему хору присуждено звание лауреата 17-го Национального Российского фестиваля «Овация» в области музыкального искусства за 2007 г. (в номинации фолк-музыка). За время руководства хором В.Г. Захарченко превратил коллектив в ансамбль международного экстра-класса. Сегодня Кубанский казачий хор, по оценкам экспертов, признан жемчужиной мировой культуры. География гастролей хора необозрима, ему рукоплещут на всех пяти континентах, в десятках стран мира. Сотни концертов дал хор по всей России, во всех бывших республиках СССР. Вместе с 178 тем, коллектив регулярно выступает в городах и станицах Кубани. Ныне он базируется в Краснодаре, в собственном здании, специально выделенном для него руководством Краснодарского края. Кубанский казачий хор вынес на сцену подлинный песенный фольклор кубанского казачества. Это стало результатом работы Захарченко-фольклориста в станицах Краснодарского края, где им собраны тысячи народных песен. Усилиями В.Г. Захарченко переизданы разрозненные и выпавшие из поля зрения музыкальной науки 14 сборников песен кубанских казаков, составленных дореволюционным собирателем А.Д. Бигдаем, а также сборники Г.М. Концевича из репертуара Войскового певческого хора. Сам Виктор Гаврилович выпустил около двадцати фольклорных и авторских сборников песен. Основа репертуара Кубанского хора – народные казачьи песни. Однако коллектив всегда уделял внимание произведениям композиторов – В. Соловьева-Седого, А. Новикова, М. Блантера, И. Дунаевского, Г. Пономаренко, А. Пахмутовой, А. Дудника, А. Нехая, Геннадия и Анастасии Заволокиных и многих других. Кубанский казачий хор стал первым исполнителем хорового цикла Г.В. Свиридова «Казачьи песни», написанного им еще в 1938 г. Многие годы Кубанский хор продолжает и творчески развивает исполнительские и просветительские традиции войскового хора. Сегодня хор поет не только народные песни, но и успешно исполняет произведения композиторов-классиков: М. Глинки, М. Мусоргского, П. Чайковского, С. Прокофьева, Г. Свиридова, а также современных композиторов. Не случайно с Кубанским хором охотно поют и солисты оперных театров, и известные певцы. Например, Д. Хворостовский, И. Морозов, И. Кобзон, русский бас из Австралии А. Шахматов, чешский певец К. Готт, киноактер А. Петренко, режиссер Н. Михалков, А. Розенбаум, американская рок-группа «Ринг Сайд». Хор активно сотрудничает с прославленными музыкальными коллективами страны, среди них: Московский государственный академический камерный хор под управлением В.Н. Минина, хор Московского Сретенского монастыря. Большой симфонический оркестр им. П.И. Чайковского под управлением В.И. Федосеева и мн. др. Особо волнующие страницы вписаны в историю Кубанского хора песнями Захарченко-композитора. Обратившись к наследию поэтов-классиков России и Украины, Виктор Гаврилович создал произведения редкой силы воздействия, в которых высокая поэтическая культура соединяется с вековой русской народнопесенной традицией. 179 Хор исполняет произведения на стихи таких выдающихся поэтов как А. Пушкин, М. Лермонтов, Ф. Тютчев, С. Есенин, Т. Шевченко, Л. Украинка, Ю. Кузнецов, иеромонах Роман, Н. Зиновьев, А. Мелихов и др. Песенное творчество В.Г. Захарченко получило высокое признание профессионалов и широких кругов слушателей. Большой общественный резонанс получают авторские концерты композитора в Москве (Зал церковных соборов Храма Христа Спасителя, октябрь 2004 г. и др.). Кубанский казачий хор под руководством В.Г. Захарченко вернул к жизни песню, написанную полковым священником Константином Образцовым в годы 1-й мировой войны – «Ты, Кубань, ты наша Родина». Эта песня, которая еще в 20-е гг. XX в. считалась неофициальным гимном кубанского казачества и всего края, в обработке Виктора Гавриловича впервые официально была исполнена Кубанским казачьим хором на заседании Законодательного Собрания Краснодарского края 5 мая 1995 г. и утверждена в качестве краевого Гимна. В.Г. Захарченко является автором Гимна столицы Кубани – города Краснодара: «Ты душа Кубани, Краснодар!». Можно отметить, что многие песни в исполнении Кубанского казачьего хора воспринимаются зрителями как песни-гимны – их слушают стоя, с истинно патриотическим чувством и большим эмоциональным подъемом. Стараниями Виктора Гавриловича Кубанский казачий хор возвращается к своим истокам и обращается к первоначальному репертуару: православным песнопениям, литургической музыке. В августе 1995 г. Патриарх Московский и всея Руси Алексий II во время пребывания в Краснодаре благословил Кубанский казачий хор петь на праздничных литургиях. После окончания одной из служб Святейший Патриарх Алексий II, обращаясь к артистам хора, сказал: «Исполнением духовной музыки, а также народных песен и патриотической музыки вы великое дело делаете». Таким образом, Кубанский хор стал единственным светским профессиональным хоровым коллективом, который допущен к богослужениям в храмах. В апреле 2009 г. Кубанский казачий хор впервые пел для нынешнего Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла в Москве, в Донском монастыре. Закономерным этапом в жизни коллектива стало принятие в октябре 1996 г. Постановления главы администрации Краснодарского края «О признании правопреемства (исторического) Государственного академического Кубанского казачьего хора от Войскового хора 180 Кубанского казачьего войска». Так были преодолены разрывы в драматической истории легендарного коллектива, вызванные трагичностью истории казачества и всей России в целом. Но В.Г. Захарченко не останавливается на достигнутом – руководителю Кубанского казачьего хора присуще свежее, новаторское мышление. Так, в 1990 г. им разработана и воплощена в жизнь широкомасштабная, инновационная концепция Центра народной культуры Кубани, позже переименованного в Государственное научнотворческое учреждение (ГНТУ) «Кубанский казачий хор», которое представляет собой уникальный комплекс, возглавляемый генеральным директором и художественным руководителем В.Г. Захарченко. В него входят: непосредственно Государственный академический Кубанский казачий хор (главный дирижер – В.Г. Захарченко), Научно-исследовательский Центр традиционной культуры Кубани (далее – НИЦ ТКК) (руководитель – профессор Н.И. Бондарь), Кирилло-Мефодиевский культурно-образовательный центр (руководитель – В.Б. Никитин), ансамбль «Казачья душа» (художественный руководитель – народная артистка России Т.А. Бочтарева), камерный симфонический ансамбль «Благовест» (художественный руководитель – Л.Ю. Городжанова), отдел фестивалей и праздников, Центральный концертный зал, видеостудия, студия звукозаписи (подарок Благотворительного фонда «Вольное дело») и др. подразделения. Особое место в этом комплексе занимает НИЦ ТКК. В его структуру входят отделы славянской и казачьей традиционной культуры, традиционных национальных культур, полевых фольклорноэтнографических исследований, а также архив, фонотека и библиотека. Главная задача Центра – фольклорно-этнографические, антропологические и исторические исследования в области традиционной культуры Кубани. Основной формой полевых исследований ученых является ежегодная Кубанская фольклорно-этнографическая экспедиция. На сегодня в фонотеке НИЦ ТКК сконцентрировано свыше 4 тысяч аудио-видеокассет с информацией по всем основным блокам традиционной культуры восточнославянского населения, казачества Кубани, а также об адыгах, греках, чехах, курдах, армянах и других этносах и этнических группах Кубани. Базовым направлением в деятельности НИЦ ТКК является научно-исследовательская (аналитическая) работа в виде подготовки тезисов, докладов, научных и научно-популярных статей, сборников, монографий. Центр занимается организацией научных и научно181 практических конференций краевого и международного уровня. Ежегодно сотрудниками НИЦ ТКК в среднем готовится порядка 30 научных публикаций, защищаются диссертационные работы. Помимо этого Центр занимается разработкой учебных программ для вузов и школ. Ведется объемная издательская деятельность. В настоящее время НИЦ ТКК является единственной чисто исследовательской структурой в Краснодарском крае, осуществляющей непрерывные системные фольклорно-этнографические исследования. Его деятельность имеет практическое значение не только для изучения и развития традиционной культуры, но и для решения важных вопросов в области государственной национальной политики на Кубани, да и в России в целом. Для отработки модели социализации с использованием традиционной культуры, выявления творчески одаренных детей и подготовки кадров для художественных коллективов по инициативе В.Г. Захарченко была создана Детская экспериментальная школа народной культуры Кубани. Сегодня это Средняя общеобразовательная школа народного искусства им. В.Г. Захарченко, которая работает в тесном единстве с ГНТУ «Кубанский казачий хор». В школе по различным направлениям народного творчества обучается 600 детей. Исполнительские коллективы школы успешно выступают в Москве, Киеве, Минске, участвуют в зарубежных конкурсах и фестивалях, получая высокие международные награды. Многие выпускники школы имеют высшее музыкальное образование и ныне являются артистами Кубанского казачьего хора, а также других музыкальных коллективов Кубани и России. В Краснодарском государственном университете культуры и искусств (КГУКИ) усилиями В.Г. Захарченко был открыт факультет традиционной культуры, преобразованный в 2007 г. в Академию народной культуры. В структуру академии входит 6 кафедр, ведущих подготовку по 7 направлениям специальности «Народное художественное творчество». Студенты академии совместно с НИЦ ТКК ГТНУ «Кубанский казачий хор» ежегодно выезжают в фольклорноэтнографические экспедиции, в Москву и Санкт-Петербург для работы в музеях. На базе академии созданы фольклорные коллективы: ансамбль «Казачья удаль» и ансамбль бандуристов. Выпускники академии работают в различных творческих коллективах Кубани и России, в том числе и в Кубанском казачьем хоре. Определив миссией Кубанского казачьего хора сохранение, изу182 чение и развитие традиционной народной, в том числе казачьей культуры, В.Г. Захарченко разработал методологию и структуру организации в концертном коллективе других творческих объединений: народных ансамблей, хоров, ансамблей песни и танца. Коллектив хора стал научной лабораторией, а художественный руководитель – создателем современных критериев концертного исполнительства в жанре русских народных хоров в направлении «Фольклор на сцене». По сути, В. Захарченко является основоположником коренной переориентации творческой направленности жанра, его исполнительских критериев, художественно-управленческих позиций. Кубанский казачий хор стал одним из крупнейших организаторов концертно-зрелищной деятельности в России. В 2003 г. по инициативе В.Г. Захарченко создана Всероссийская ассоциация государственных русских народных хоров и ансамблей, которую Виктор Гаврилович и возглавил. Сегодня ГНТУ «Кубанский казачий хор» представляет собой уникальное полифункциональное государственное образование – учреждение, охватывающие практически все формы, отражающие вопросы жизнедеятельности народного искусства, и, по сути, является государственным инструментом поддержки в выявлении, изучении, сохранении и освоении традиционной народной культуры, её духовно-нравственных ценностных ориентиров. Под непосредственным влиянием ГНТУ «Кубанский казачий хор» на Кубани произошла переориентация приоритетов в государственной клубной сети на поддержку традиционной культуры и народного искусства. Весь этот комплекс образует собственную сеть взаимодействия в области традиционной культуры со своей научнометодической, образовательной, театрально-зрелищной, информационно-просветительской, репетиционной, рекреационной и финансовой базой. Фактически происходит формирование различных направлений государственной поддержки традиционной народной культуры, народного искусства, в том числе и на федеральном уровне. На базе ГНТУ «Кубанский казачий хор» ведется активная работа по проведению фестивалей народного искусства регионального и международного масштаба, региональных и международных научных конференций и чтений, фестивалей православных фильмов, изданию книг по истории и культуре казачества, выпуску аудиовизуальной продукции. Богатый потенциал ГНТУ «Кубанский казачий хор» открыт для всех, кто интересуется традиционной культурой: на базе уч183 реждения постоянно проводятся семинары, курсы повышения квалификации работников культуры и искусства, конкурсы и праздники, посвященные народному календарю, памятным датам Кубани и России. Научная база и практический опыт позволяют коллективу участвовать в нормотворческой деятельности на региональном и федеральном уровне. Именно по инициативе ГНТУ «Кубанский казачий хор» на Кубани был принят Закон Краснодарского края от 28 июня 2007 г. № 1264-КЗ «О государственной политике в сфере сохранения и развития традиционной народной культуры в Краснодарском крае». В этой многогранной деятельности ГНТУ «Кубанский казачий хор» опирается на серьезную поддержку администрации Краснодарского края под руководством губернатора А.Н. Ткачева и Законодательного Собрания Краснодарского края под руководством его председателя В.А. Бекетова. Зримым выражением этой поддержки стало Постановление Законодательного Собрания Краснодарского края от 26 ноября 2008 г. № 910-п, которое в соответствии с частью 1 статьи 6 вышеназванного краевого Закона причислило Государственный академический Кубанский казачий хор к особо ценным объектам культурного достояния Краснодарского края в области традиционной народной культуры. Большую помощь коллективу оказывает учрежденный в 2002 г. Фонд развития Кубанского казачьего хора. Сопредседателями Попечительского Совета Фонда стали губернатор Краснодарского края А.Н. Ткачев и председатель Совета директоров компании «Базовый элемент» О.В. Дерипаска. Феномен Кубанского казачьего хора состоит в том, что коллектив является, по признанию многих исследователей, живым памятником нашей многовековой культуры. Творческому народному коллективу, имеющему столь длительную непрерывную историю, с такой важной духовной и культурной миссией, нет аналогов в мире. Основанный в 1811 г. как Войсковой певческий хор Черноморского казачьего войска, он стал символом мужества и нравственной чистоты казачества и всего русского народа. Вместе с тем, Кубанский казачий хор на протяжении двух веков являлся культурообразующим фактором российской действительности: благодаря его деятельности развивались музыкальное искусство, народное образование. Хор стал кузницей кадров для развития музыкальной культуры всего Юга России. Наконец, следует отметить 184 большую роль Войскового певческого Кубанского казачьего хора в деле патриотического воспитания защитников Отечества. Хор регулярно выступает в городах-героях, перед воинами Российской Армии, в казачьих аудиториях, а недавно, в октябре 2009 г. по приглашению Министра обороны РФ коллектив выступил перед курсантами высших военных институтов, университетов и академий, суворовских, нахимовских, кадетских училищ Москвы и Санкт-Петербурга. Неслучайно, деятельность ряда хористов отмечена медалью Министерства обороны РФ «За укрепление боевого содружества», а В.Г. Захарченко удостоен Благодарности Министра обороны РФ. Важным вкладом ГНТУ «Кубанский казачий хор» в дело возрождения духовности нашего народа стал проводимый на его базе традиционный Кубанский международный православный кинофестиваль «Вечевой Колокол». Его организацией занимается духовник Кубанского казачьего хора протоиерей Димитрий Мерцев. В 2009 г. состоялся уже XI кинофорум, несущий заряд высокой нравственной чистоты и укрепления в вере. Кубанский казачий хор стал центром научно-исследовательской, образовательной и пропагандистской деятельности в деле возрождения, сохранения и развития традиционной и народной, в том числе и казачьей культуры. Являясь в соответствии с краевым Законом особо ценным объектом культурного достояния Краснодарского края в области традиционной народной культуры, Кубанский казачий хор всей своей деятельностью вносит огромный вклад в дело сохранения нематериального наследия России и всего человечества. Творческая деятельность Кубанского казачьего хора способствует развитию культуры и укреплению стабильности на территории Южного и Северо-Кавказского федеральных округов, духовному единству и формированию национального самосознания и самоидентификации народов России, о важности чего говорит Президент РФ Д.А. Медведев. Особо следует подчеркнуть непреходящее значение деятельности Кубанского казачьего хора как одного из центров возрождения и развития кубанского, российского казачества. Деятельность в этом направлении отвечает законодательству по реабилитации казачества и его становлению как важной патриотической силы российского общества. Фактически, благодаря творчеству хористов, которое можно рассматривать как одно из направлений государственной службы, происходит второе рождение великой культуры казачества. Деятель185 ность хора, направленную на подлинное возрождение духовности, патриотизма, замечательных традиций наших предков, кубанского казачества, способствует укреплению нашего общества, гармоничному развитию человеческого потенциала нашего края и всей России в целом. Большое значение имеет международная деятельность Государственного академического Кубанского казачьего хора. Сегодня коллектив, без преувеличения, является одним из символов, «брэндов» новой России, послом мира и доброй воли народов нашей страны на международной арене. Об этом свидетельствуют триумфальные выступления хора на Международном форуме «Гражданская инициатива» в Венеции, в Гватемале, в поддержку проведения Зимней Олимпиады 2014 г. в Сочи, выступления в штаб-квартире НАТО в мае 2008 г., на Зимней Олимпиаде 2010 г. в Ванкувере, в Республике Абхазия в августе 2008 г. и в Республике Южная Осетия в сентябре 2008 г., ежегодные выступления на Всемирном экономическом форуме в г. Давос (Швейцария), а также на других международных саммитах и экономических форумах. Выступления Кубанского казачьего хора в столицах славянских государств – Минске, Киеве, Белграде и др. – помогают развитию традиционно братских связей славянских народов. Коллектив, выступая на всем пространстве СНГ, способствует тем самым укреплению культурных связей Содружества Независимых Государств. Особое значение имеет творческое содружество кубанских хористов с коллегами из Белоруссии, таким образом они вносят свой вклад в дело становления Союзного государства России и Белоруссии. Деятельность Кубанского казачьего хора формирует положительный имидж современной России и, следовательно, придает мощный импульс инвестиционной привлекательности страны. Государственный академический Кубанский казачий хор – это живой, развивающийся организм. Он идет в ногу со временем, со всей страной. В коллективе ведется большая работа по определению перспективных направлений развития в соответствии с последними достижениями менеджмента и маркетинга. Идет подготовка «Стратегии развития Кубанского казачьего хора до 2020 года» – так тем самым коллектив «встраивается» в общую систему стратегического планирования на Кубани в Российской Федерации. Хор активно готовится к проведению будущих Олимпийских игр в Сочи 2014 г. – он уже участвует в Культурной Олимпиаде. Навстречу Олимпиаде-2014 подготовлен Культурно-олимпийский про186 ект Государственного академического Кубанского казачьего хора: «22 концерта Кубанского казачьего хора – к 22-м Зимним Олимпийским играм в Сочи!» – это будет специальный Олимпийский гастрольный тур коллектива по столицам Зимних Олимпийских игр. Кубанский казачий хор выходит на новый уровень своих взаимоотношений с партнерами – уровень долгосрочного и комплексного взаимодействия. Так, в конце 2008 г. в ГНТУ «Кубанский казачий хор» впервые состоялось подписание Договоров о сотрудничестве с Национальным театром Республики Адыгея, Русским государственным драматическим театром им. A.C. Пушкина в Майкопе и Камерным музыкальным театром Адыгеи. Готовится аналогичное Соглашение с Екатеринодарской и Кубанской епархиеями. Совершенно новое качество деятельности ГНТУ «Кубанский казачий хор» проявилось в его активном участии в организации государственной политики по отношению к народной культуре. Опыт коллектива по системному возрождению и развитию традиционной культуры вызвал большой интерес у Комиссии по организации государственной поддержки и развитию самобытной казачьей культуры, казачьих художественных коллективов, детского творчества Совета при Президенте РФ по делам казачества, которую возглавляет заместитель Министра культуры РФ А.Е. Бусыгин. Изучению этого опыта было посвящено специальное выездное заседание Комиссии, которое состоялось 14 декабря 2009 г. на базе ГНТУ «Кубанский казачий хор». Комиссия не только одобрила деятельность коллектива, но и приняла решение обобщить опыт работы Кубанского казачьего хора по изучению, сохранению и развитию традиционной казачьей культуры и направить рекомендации по данному вопросу в субъекты Российской Федерации. Другим своим решением Комиссия обратилась к коллективу с просьбой провести Общероссийское совещание руководителей казачьих творческих коллективов с целью мониторинга и анализа их деятельности. Первое в истории современного казачества Совещание было проведено в ГНТУ «Кубанский казачий хор» 23-24 марта 2010 г. В нем приняли участие свыше 100 руководителей коллективов и организаторов деятельности в области казачьей культуры из 16-ти регионов РФ. Результатом этого плодотворного форума явились Рекомендации в адрес Комиссии по организации государственной поддержки и развитию самобытной казачьей культуры, казачьих художественных коллективов, детского творчества Совета при Президенте РФ по 187 делам казачества. Есть основания полагать, что итоги Совещания послужат делу кардинального улучшения деятельности казачьих творческих коллективов, делу развития российского казачества, развития традиционной культуры в целом. В соответствии со своим решением от 18.03.2010 г. Комиссия обратилась в Совет при Президенте РФ по делам казачества с предложением рассмотреть на очередном заседании Совета вопрос о праздновании 200-летия Войскового певческого Кубанского казачьего хора. Такое заседание состоялось 20 октября 2010 г. в Самаре под руководством председателя Совета, заместителя Руководителя Администрации Президента РФ А.Д. Беглова. На заседании по докладу А.Е. Бусыгина было принято решение поддержать проведение юбилейных мероприятий Государственного академического Кубанского казачьего хора. Принципиально новым словом в концертной деятельности Кубанского казачьего хора является подготовка больших программ, призванных раскрыть богатый потенциал коллектива. Так, уже готов грандиозный спектакль «Большая казачья история» (в двух действиях и восьми картинах), посвященный жизни казаков Запорожской Сечи и истории переселения их на Кубань. 6 апреля 2010 г. в Санкт-Петербурге на сцене Большого концертного зала «Октябрьский», а 8 апреля – в Москве, в Государственном Кремлёвском Дворце, состоялась премьера большой концертной программы «Кубанский казачий хор – Священной Победе!», посвященной 65-летию Победы советского народа в Великой Отечественной войне. С этой программой коллектив успешно выступил по Кубани и по всей стране. В июне 2010 г. Министерство культуры РФ отметило успехи Государственного академического Кубанского казачьего хора в патриотическом воспитании населения Почетной грамотой. Важным этапом в биографии хора стало его участие в Божественной литургии, которую отслужил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл 1 сентября 2010 г. в день празднования в честь Донской иконы Божией Матери в Большом соборе Донского ставропигиального мужского монастыря. По завершении литургии Предстоятель выразил хору благодарность и заключил её словами, исполненными глубокого смысла: «Как сегодня на Божественной литургии пел Кубанский казачий хор – таким же слаженным должно 188 стать российское казачество!». Патриарх благословил коллектив хора на участие в Богослужениях и на труды по достойной встрече 200летнего юбилея. 19 сентября 2010 г. Международная Академия культуры и искусства присвоила Государственному академическому Кубанскому казачьему хору, который несёт высокую гуманитарную и просветительскую миссию, статус «Национальное достояние – 2010». 4 декабря 2010 г. в день великого праздника Введения во храм Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии состоялась Торжественная церемония крепления полотнища учрежденного Знамени Государственного академического ордена Дружбы народов Кубанского казачьего хора к древку. 6 декабря Кубанский казачий хор пел в Краснодаре во время Божественной литургии, которую проводил в день Престольного праздника Войскового собора во имя святого благоверного великого князя Александра Невского Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл. В 2011 г. выдающемуся явлению русской духовной культуры – Государственному академическому ордена Дружбы народов Кубанскому казачьему хору исполняется 200 лет. Это историческое событие станет праздником для всей России. Хор готовится достойно встретить 200-летие. Этот рубеж для коллектива – этап осмысления творческого пути и отправная точка для дальнейшего развития. Кубанский казачий хор видит новые горизонты своего становления как неотделимой части всей кубанской, российской культуры, духовной жизни нашего общества. В ГНГУ «Кубанский казачий хор» подготовлены: Концепция юбилея. Программа мероприятий, посвященных 200-летию Кубанского казачьего хора, которая находится на утверждении у главы администрации Краснодарского края А.Н. Ткачева. Губернатор возглавит оргкомитет празднования, в который войдут видные деятели культуры Кубани и России. На основании предложения губернатора Кубани А.Н. Ткачева 20 августа 2008 г. Президент РФ Д.А. Медведев дал поручение Министру культуры РФ поддержать достойную встречу юбилея прославленного коллектива. Важнейшее значение для подготовки к юбилею имеет состоявшаяся 14 сентября 2010 г. встреча художественного руководителя – главного дирижера Кубанского казачьего хора В.Г. Захарченко с губернатором Кубани А.Н. Ткачевым. На встрече Александр Николае189 вич отметил значение коллектива для Кубани и всей страны, одобрил планы подготовки к 200-летию хора. Вместе с тем, А.Н. Ткачев заявил, что объявит будущий 2011 г. Годом Кубанского казачьего хора на Кубани. Это важное заявление губернатора Краснодарского края имеет большое значение, поскольку является не только высокой оценкой деятельности коллектива, его вклада в развитие Кубани, но и налагает большую ответственность на Кубанский казачий хор в его трудах по развитию кубанской культуры. Руководство и творческий состав хора сознают всю степень этой ответственности и готовы достойно встретить юбилейный год, сделав его настоящим событием в культурной жизни не только Кубани, но и всей страны. 24 января 2011 г. по личному приглашению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла в Государственном Кремлевском Дворце был проведен концерт Государственного академического Кубанского казачьего хора в рамках XIX Международных Рождественских образовательных чтений. Событие такого высокого уровня послужило стартом юбилейного года коллектива. 4 февраля 2011г. состоялся концерт-презентация юбилейных программ Кубанского казачьего хора, посвященный 200-летию утверждения Одесским и Херсонским генерал-губернатором Дюком де Ришелье решения Войсковой канцелярии Черноморского казачьего войска об учреждении Войскового певческого хора. 11 февраля 2011 г. Глава администрации (губернатор) Краснодарского края А.Н. Ткачев подписал Распоряжение за № 113-р «О праздновании 200-летнего юбилея Войскового певческого хора Черноморского казачьего войска – Государственного академического Кубанского казачьего хора». В соответствии с ним образован оргкомитет празднования, во главе которого стоит заместитель Главы администрации (губернатора) Краснодарского края Г.Д. Золина. Сегодня, благодаря выдающейся роли художественного руководителя и главного дирижера Виктора Гавриловича Захарченко, Государственный академический ордена Дружбы народов Кубанский казачий хор верен своей миссии, своему предназначению. Оценкой многогранной деятельности руководителя Кубанского казачьего хора стало присвоение В.Г. Захарченко высоких званий: народного артиста России, Украины, Республики Адыгея и Республики Абхазия, заслуженного артиста Республики Южная Осетия, лауреата Государственной премии России и Международной премии 190 Фонда Святого Всехвального апостола Андрея Первозванного, Международной общественной премии Международной Академии культуры и искусства в области культуры и искусства «Виват, Маэстро!» – в номинации «За вклад в сохранение богатейшего духовного, культурного, эстетического наследия многонациональной России». Виктор Гаврилович имеет ученую степень доктора искусствоведения, академика Российской Гуманитарной академии и Петровской академии наук и искусств, действительного члена Международной академии информатизации (ассоциированного члена ООН), членакорреспондента Международной Академии культуры и искусства. В.Г. Захарченко награжден орденами «Знак Почета», Трудового Красного Знамени, орденом Дружбы народов, орденами «За заслуги перед Отечеством» IV и III степени, орденами РПЦ – Святого Преподобного Сергия Радонежского III степени, Святого Благоверного князя Даниила Московского III степени и многими другими российскими и зарубежными наградами, ему присвоено звание «Герой труда Кубани». Виктор Гаврилович является Почетным гражданином города Краснодара, Кореновского района и ст. Дядьковской Краснодарского края. Есть все основания полагать, что достойная встреча 200-летия Государственного академического ордена Дружбы народов Кубанского казачьего хора под руководством В.Г. Захарченко послужит дальнейшему развитию и процветанию нашей Кубани и великой Родины России! Н.Г. Соловьева О культурном диалоге казачества и горского населения Карачаево2Черкесии (вторая половина XIX – первая треть ХХ вв.) История Карачаево-Черкесии на протяжении второй половины XIX – первой трети ХХ вв. складывалась в условиях постоянного взаимодействия различных групп населения: казачества, иногороднего населения и горцев. Общероссийские тенденции государственного развития формировали этапы поступательного экономического, социального и культурного развития, а межэтнические взаимодействия накладывали своеобразный отпечаток на структуру и общий облик этнической среды северокавказского региона. 191 Культурный диалог развивался по многим направлениям, охватывая как устное народное творчество, в частности фольклор, так и процессы трансформации культурно-бытового уклада, культурных традиций, экономической жизни населения Карачаево-Черкесии. Начиная со второй половины XIX в. активные социальноэкономические изменения не только нашли своё отражение в жанровом изложении фольклора казачьего и горского населения КарачаевоЧеркесии, но и привели к отмиранию некоторых из них, на смену которым пришли новые стилевые направления устного творчества. В иных социальных условиях развития российского общества среди казаков распространялись произведения русской и украинской поэзии, музыкально-песенной и хореографической культуры. Наряду с жанровой, идейно-тематической и художественной перестройкой шел процесс угасания некоторых жанров фольклора казаков. Уже к концу XIX в. во многих станицах не исполняли ряд старинных русско-украинских обычаев, игр, гаданий и других видов обрядности. Прослеживалось некоторое отступление от привычного обряда свадеб. Фольклор казаков, проживающих на территории КарачаевоЧеркесии, являлся продолжением и органической частью общерусского и украинского фольклора, имея в то же время своеобразные черты в рамках так называемого «общеказачьего фольклора». Соседство и общение с горцами сопровождалось у казаков заимствованием некоторых бытовых элементов, обрядов, обычаев, танцев, что не могло не сказаться и на песенном искусстве [1]. Песенная культура терского и кубанского казачества на протяжении второй половины XIX – первой трети ХХ вв. постоянно видоизменялась, составляя неотъемлемую часть их быта. При этом данный процесс имел свои особенности. Среди терского и восточной части кубанского казачества преобладали русские народные песни, а в западной части, в черноморских и отчасти закубанских станицах – украинские песни [2]. Исконно казачье население, как и горцы, в рассматриваемый период часто соприкасалось с переселенцами-крестьянами из центральных районов России, взаимно обогащая свои культуры. Русские крестьяне-переселенцы в это время еще не создали своего фольклора на месте нового проживания, поэтому процесс культурного заимствования был особенно активен. В казачьем песенном фольклоре, как и в горском, не последнее 192 место отводилось военно-исторической тематике. В нем отражалось тяжелое положение стариков, родителей и беспомощных жен с малыми детьми, оставшихся одинокими в период службы или военных действий служивых казаков. В песнях часто повествовалось о героизме казаков. События русско-турецкой войны (1877 – 1878 гг.) нашли отражение в цикле песен: «Вспомним, братцы», «С Малки, с Терека, с Кубани... в помочь Сербии пришли», «Не за морем было за морюшком» [3]. В казачью среду привносилось много исторических песен. Значительное культурное взаимообогащение шло через иногородних – русских переселенцев, осевших в большинстве своём в крупных населённых пунктах – станицах. На песенное творчество казаков заметное влияние оказывала русская литература. Не зная авторов стихотворений, казаки распевали многие русские песни как народные: «Кольцо души-девицы» (на сл. В.А. Жуковского), «Хасбулат удалой, бедна сакля твоя» (на сл. А.Н. Аммосова). Особенностью казачьих песен было то, что разные тексты в них исполнялись на родственные мотивы. На свадьбах и других празднествах повсеместно исполнялись общеизвестные русские песни: «Вниз по матушке по Волге», «Ой вы, сени, мои сени», «Гуляет по Дону казак молодой». Казаки знали и исполняли песни различных горских народов, проживающих по соседству. Со второй половины XIX в. в среде казачества стали появляться так называемые «фабричные» песни. Это происходило из-за того, что бедные казаки отправлялись на заработки в город и, возвращаясь обратно в станицы, через песенное искусство рассказывали о своих трудовых буднях. В песнях пелось о тяжелых условиях труда рабочих, взаимоотношениях с фабричной администрацией. В них часто звучал мотив революционного протеста. Следует отметить, что эти песни отличались по содержанию и мелодиям от исконно казачьего песенного творчества. Изменившаяся социально-политическая ситуация создавала условия для усвоения населением этих песен, их быстрого распространения. В устном творчестве северокавказских казаков нашли своё отражение и былинные сюжеты. В конце XIX в. были записаны первые былины, которые сами казаки называли «старинными», такие, как «Богатыри на часах», «Про Александрюшку Македонского», «Илья Муромец на червленном корабле», «Встреча Ильи Муромца с раз193 бойниками», «Добрыня и Алеша Попович» и др. Герои казацких сказаний повторяют имена известных богатырей русского былинного эпоса, но они заметно «заземлены» и не всегда являлись носителями богатырских достоинств [4]. Среди казаков, проживающих на территории КарачаевоЧеркесии, бытовали и многочисленные сказки, пословицы и поговорки. Известные общерусские или украинские сказки излагались в основном мужчинами с вариациями. Преобладали бытовые, юмористические сказки о предприимчивом солдате, ловком цыгане, лукавом казаке, хитром мужике. Герой сказок часто высмеивал попов, дурачил скупую барыню и т.п. Пословицы и поговорки казаков, как и горцев, были неотъемлемой частью их разговорной речи. Широкое распространение имели пословицы типа: «Слава казачья, а жизнь собачья», «Хлеб да вода казачья еда» и др. Использовались как русские, так и украинские пословицы и поговорки. Танцы казаков во второй половине XIX в. также отличались своеобразием. Казачья танцевальная культура впитала в себя элементы различных хореографических стилей и традиций. Одновременно активно использовались и некоторые направления современного танцевального искусства. Казачья хореография включала в себя старинные русские и украинские, популярные европейские танцы XIX в. Особое в место танцевально-музыкальной культуре казаков занимали горские танцы, ставшие неотъемлемой ее частью. Из русских и украинских танцев часто исполняли «русского», казачка, журавля, круговую, метелицу, трепак. Из европейских и танцев прибалтийских народов казаки переняли кадриль и польку. Однако европейские танцы получили слабое распространение, зато во многих станицах почти все – дети и взрослые, танцевали «лезгинку». Исполнялась она на различные мелодии, движения и жесты танцующих (часто с обнаженными кинжалами) были быстрыми и резкими. Несомненно, что сопровождение мелодии «лезгинки» под бубен также было перенято у горцев. Во второй половине XIX в. «лезгинка» была перенята рядовыми казаками почти всех полков, расположенных на Северном Кавказе, и стала отличительным элементом казачьей культуры. Музыкальные инструменты казачества во второй половине XIX в. были в большинстве своем фабричного изготовления. В некоторых станицах имелись казенные оркестры «со скрипкой и фисгармони194 ей». Широко использовались: гармоники, барабаны, дудки («пищалки», «писчики» из камыша). Казенные оркестры казаков включали и горские музыкальные инструменты – зурну, бубен и др. Скрипки были распространены среди казаков, вышедших из Украины, а также у эстонцев, литовцев и других выходцев из западноевропейской части империи, переселившихся на территорию КарачаевоЧеркесии. Таким образом, фольклор и искусство казачества КарачаевоЧеркесии, начиная со второй половины XIX в., изменялись под довольно активным воздействием общероссийской культурной традиции, сохраняя, однако, в основе своей то своеобразие, которое сформировалось в процессе взаимодействия с горскими народами. Возникновение городов на Северном Кавказе, в том числе и на территории Карачаево-Черкесии в конце XIX – начале ХХ вв., посредством административных преобразований, в частности станиц, в городские поселения, привело к активизации процесса взаимодействия казачества с горцами и их культурному диалогу. Станица Баталпашинская приобрела статус города в советский период. До революции её население было казачьим. По данным переписи 1897 г., основными жителями Баталпашинска были русские (в основном казаки) 10,5 тыс. чел. Из общего числа жителей – 11,5 тыс. чел., 0,5 тыс. составляли украинцы, 0,2 тыс. – армяне [5]. С установлением советской власти приток не- казачьего, в том числе и горского населения, увеличился, что содействовало их взаимодействию. Население городов постоянно росло. Их состав, как и прежде, оставался многонациональным, но доля русских в нем оставалась значительной. Увеличивалась численность интеллигенции (учителей, врачей и т.д.), расширялась просветительская деятельность, стали формироваться научные общества. Города включились в общероссийский процесс развития капитализма. Города и отчасти станицы являлись центрами торговли и обмена товарами местного и привозного производства, культурными центрами региона. В городах увеличивались обороты торговли, продолжало развиваться ремесло, увеличивалось число промышленных предприятий. Казаки приобретали сукно, а также готовую одежду (бурки, свиты) у горцев. Адыгейские сукна неизменно пользовались большим спросом у кубанских казаков [6]. Во второй половине ХIХ в. в результате переселения, в частности украинского населения, 195 на Северном Кавказе появились самопрялки и ткацкие станки. Ткачество получило новый импульс своего развития. Местные казачки переняли у украинских переселенцев технологию изготовления сукна. «Нить прядётся большей частью самопрялками и уваливание сукна производится нередко водяною силою, особо приспособленными для этого ступами». Также отмечалось, что «подготовка шерсти у казачек менее тщательна, нежели у горцев и в основу пришивается косица» [7]. Активное развитие городов и станиц на территории нынешней Карачаево-Черкесии оказывало разностороннее влияние на культурное развитие народов, проживающих здесь, вносило в него новые черты, отражающие общие сдвиги, которые происходили в российском общекультурном процессе. В 60-70-е гг. XIX в. и в годы первой русской революции 1905 – 1907 гг. в культурной жизни городов обозначились общие тенденции культурного демократического развития России. Стали нарождаться элементы пролетарской культуры, которые проникали и на отдалённые окраины страны, в том числе и на Северный Кавказ. Продолжалось взаимное обогащение культур. Культура северокавказского казачества впитывала в себя элементы местных национальных традиций. В свою очередь, культура горских народов испытывала влияние передовой русской демократической культуры. Русская демократическая и пролетарская литература содействовали становлению местных литератур, а русский театр – национальных театров. Светские школы являлись источниками знаний. Знакомство горских народов с русской и мировой культурой происходило в городах – культурных центрах России и Кавказа. Подъем культурного уровня населения привел к объединению интеллигенции. Стали создаваться различные научные общества. В пореформенный период возникли медицинские общества, в частности – первое в России Бальнеологическое общество в Пятигорске. Общества историков и этнографов занимались сбором материалов и публикациями статей по истории, культуре и быту народов Северного Кавказа. Расслоение крестьянства, обострение классовой борьбы в городе и деревне, быстрые темпы развития промышленности и рост рабочего класса, втягивание всех народов России в борьбу против царизма создавали условия для дальнейшего развития общественнополитической мысли на Северном Кавказе, в том числе и на территории Карачаево-Черкесии. 196 В начале XX в. в регион проникла марксистская литература. Русские революционеры-большевики: С. Киров, А. Шевченко и др. были инициаторами создания социал-демократических и первых большевистских организаций. Новый этап развития общественнополитической мысли народов Северного Кавказа характеризовался усилением влияния социал-демократической идеологии. В исследуемый период эволюция северокавказских городов происходила по-разному. Расположенные вблизи транспортных артерий, в частности около железных дорог, города и ряд станиц быстро превращались в торговые центры. Другие, вблизи которых были обнаружены полезные ископаемые, становились очагами добывающей промышленности. Некоторые старые городские центры (Георгиевск, Моздок и др.) приходили в упадок, оказавшись в стороне от торговых путей. Не исключением был и Ставрополь. Изначально РостовоВладикавказская железная дорога проходила, минуя его. Только после того, как была проведена дополнительная железнодорожная ветка от станции Кавказской до Ставрополя, экономическое и культурное развитие города активизировалось. Курорты Кавказских Минеральных Вод также испытывали значительные неудобства из-за удаленности от железных путей. Прокладка в конце XIX в. железной дороги оживила строительство и благоустройство Пятигорска и Кисловодска. Это благоприятно повлияло на демографическую ситуацию – началось увеличение числа жителей и приезжих, пользовавшихся водолечением. Облик городов активно изменялся. Крупные города благоустраивались, приобретая современные черты: мостились булыжником улицы, центр освещался при помощи керосиновых фонарей, а в конце XIX в. – электрических. Электрическое освещение появилось в Пятигорске, Ставрополе, Кисловодске и других городах [8]. Центральные улицы благоустроенных городов застраивались красивыми каменными одно- и двухэтажными домами. На них размещались здания как светского (гимназии, театры, торговые точки – «торговые ряды», административные учреждения), так и церковного (церкви, соборы, часовни) назначения. Однако городские поселения на территории КарачаевоЧеркесии, так же, как и на большей части России, сохраняли облик слободы с небольшими по площади домами, огородами и садами, не мощеными улицами без фонарей. 197 В развитии крупных городов Северного Кавказа наблюдалась особенность, заключающаяся в том, что центр городов с быстрорастущей промышленностью в основном включал казачье население, а окраины – горцев. При этом на окраинах не было ни электричества, ни трамвайного сообщения. Наиболее активно благоустраивались города-курорты. В Пятигорске были построены Новосабанеевские ванны и Лермонтовская галерея с эстрадой, Ермоловские ванны, гостиницы. В Кисловодске по проекту архитектора С.И. Уптона было расширено здание Нарзанной галереи, построен курзал. Главные ванны возведены под руководством и по проекту архитектора А.Н. Клепинина. В Железноводске (архитектор П.Ю. Сюзор), Пятигорске (архитектор М.М. Перетяткович) и Ессентуках (архитектор Е.Ф. Шреттер) были построены грязелечебницы, последняя из которых до настоящего времени является удачным подражанием древнегреческим образцам [9]. Связь между городами Северного Кавказа, а также с Москвой и Тифлисом осуществлялась по телеграфу. Телефонная сеть внутри городов стала осуществляться с конца XIX в., но число её абонентов было незначительным. Города являлись центрами школьного образования. Общее число учебных заведений на Северном Кавказе было невелико. Во многих из них (в гимназиях и кадетских корпусах) могли учиться лишь дети зажиточных родителей. Гимназии были открыты в Баталпашинске, Владикавказе, Грозном, Екатеринодаре и др. городах Северного Кавказа. В казачьих населённых пунктах (станицах) на территории Карачаево-Черкесии также имелась разветвлённая сеть учебнообразовательных учреждений. В 1901 г. в станице Баталпашинской было 2 мужских училища, в которых обучалось 509 мальчиков, 1 женское, в котором обучалось 108 девочек; в станице Кардоникской было 2 школы, в которых обучались 103 мальчика и 60 девочек; в школе станицы Зеленчукской обучалось 52 мальчика и 20 девочек и в церковно-приходской – 26 мальчиков и 12 девочек; в станице Преградной в мужской школе обучалось 44 мальчика (в том же году открыто женское училище); в станице Усть-Джегутинской в 2 школах обучалось 68 мальчиков и 19 девочек [10]. Образованные казаки и горцы были наиболее открыты для культурного диалога, часто инициировали его и успешно решали возникающие социальноэкономические и хозяйственно-бытовые проблемы. 198 Активизация дальнейших социально-экономических, культурных преобразований на территории Карачаево-Черкесии во второй половине XIX – первой трети ХХ вв. осуществлялась благодаря культурному диалогу русских и горцев. Благотворное влияние на этот процесс оказывала передовая русская демократическая культура. Передовые деятели горских народов Карачаево-Черкесии, в частности, И. Крымшамхалов (Карачай) и мн. др., указывали на прогрессивное значение русской культуры и русского языка в развитии горцев. Они выступали за широкое распространение грамотности, а русский язык играл при этом важную роль в экономическом и духовном развитии народов Северного Кавказа. Образованные горцы знакомили своих соотечественников с произведениями русских писателей. Они переводили на местные языки творения И.А. Крылова, М.Ю. Лермонтова, А.С. Пушкина, К.Д. Ушинского и др. Русский язык не только приобщал горцев к богатой русской культуре и раскрывал перед ними достижения мировой цивилизации, но и играл выдающуюся роль в интернациональном сплочении революционных сил Кавказа. Таким образом, влияние русской культуры на культуры горских народов Карачаево-Черкесии во второй половине XIX в. было значительным и являлось главным формирующим элементом их прогрессивного развития. Строительство школ, относительная доступность светского образования, появление культурно-просветительских учреждений способствовали не только приобщению горцев к достижениям русской культуры, но и формированию национальной интеллигенции. Одновременно изменялись в этот период фольклор и искусство русского населения Северного Кавказа, которые имели определенные отличия от фольклора центральных областей России. Несомненно, что оформление такой специфики явилось результатом взаимодействия и взаимовлияния казачества и горских народов. Горские народы заимствовали многое у представителей русской культуры. Распространение городского образа жизни на селе (ауле) привело к изменениям в быту, а порой и ломке некоторых семейных традиций горского общества. Начиная с жилых построек (активное строительство двух- и трехэтажных домов) и заканчивая использованием промышленных товаров в быту (тканей, утвари и т.п.), горцы тесно взаимодействовали с соседними народами и, в первую очередь, с казаками. Так, в рационе горцев появились не 199 свойственные им ранее блюда из дикорастущих растений (различные варенья, сушеные плоды яблок, груш и др., используемых в дальнейшем для приготовления компотов и начинок к пирогам). Казачеством же дикорастущие растения (терн, вишня, смородина, алыча, яблоки, груши, орехи, шиповник) употреблялись повсеместно в разных блюдах [10]. При этом происходило эффективное взаимообогащение культур. В общении русские часто использовали знание языков местных народов. Экономические и культурные контакты приводили к заимствованию многих черт материальной культуры, семейного и общественного быта. Л.Н. Толстой указывал на то, что «казаки... усвоили себе обычаи жизни и нравы их» (горцев – С.Н.). В частности, военный быт казачества формировался на примере традиционного горского, так как находился и развивался под непосредственным его влиянием. Обычай аталычества был характерен как для горцев, так и для казаков. По окончании воспитания «приемных» детей в аталыческих семьях юноши приобретали навыки хорошего воина, традиционно воспитанного человека. Они умели владеть собой, приобретали быстроту, ловкость, гибкость, в совершенстве владели оружием: кинжалом, шашкой, приобретали прекрасные навыки в джигитовке [12]. Аталычество в казачьих и горских семьях способствовало взаимному изучению языков, традиций быта, культуры. Наряду с аталычеством между казаками и горцами широкое распространение получило куначество, близкое по содержанию с обычаем гостеприимства и побратимства. Кунаки совместно решали экономические и культурные вопросы, проблемы взаимоотношений между родами и семьями. Они совместно проводили национальные, религиозные и семейные праздники. Однако, начиная с 20-30-х гг. ХХ в. в стране был взят курс на стирание этнических особенностей. Данный процесс затронул и территорию Карачаево-Черкесии. В большей степени это отразилось на культурном развитии её народов. Культурный диалог в период советских реформ – индустриализации и коллективизации нивелировал национальные общности в общую структуру советского общества. Однако некоторым элементам самобытной культуры казачества и горцев всё же удалось сохраниться, определив свою этническую принадлежность для будущих поколений. Одним из элементов традиционной культуры, соблюдавшимся как во второй половине XIX в., так и в первой трети ХХ в. (негласно) было заключение брака. 200 Ограничения, связанные со вступлением в брак, в основном касались религиозной и национальной принадлежности сторон. Браки между православными и мусульманами законами Российской империи не допускались и могли заключаться лишь в том случае, если мусульманин переходил в христианство. Общественным мнением не одобрялись и национально-смешанные браки между мусульманами. Многие историки указывают, что сложнее всего обстояло дело в тех случаях, когда заключению брака одновременно препятствовали и национальные и религиозные предрассудки [13]. Поэтому, хотя во многих районах Северного Кавказа, в том числе и КарачаевоЧеркесии, местное население тесно соседствовало или жило вперемежку с казаками и украинцами, браки между ними были очень редки. И в период советской власти динамика увеличения браков между казаками и горцами была незначительна. Таким образом, культурный диалог казачества и горского населения Карачаево-Черкесии во второй половине XIX – первой трети ХХ вв. происходил в рамках общероссийских процессов. Тенденции общего развития культур всех народов, проживающих в регионе, имели не только базовую общность материального культурного пласта, но и содействовали формированию общих направлений прогрессивного развития, которое возможно было только в консенсусе интересов и идей. Исследуемый период был полон противоречивых исторических событий (реформы, революции, гражданская война, этапы становления советской власти), непоследовательных решений, приведших к социально-экономическому и культурному кризисам (НЭП, «раскулачивание» и др.). Культурный диалог, состоявшийся на фоне этих исторических событий, привел к возникновению устойчивой культурной сплочённости казачества и горского населения КарачаевоЧеркесии, ярко проявившейся в совместном социальноэкономическом и культурном развитии региона. Примечания: 1. Фарфоровский С. Из фольклора терских казаков // Зап. ТОЛКС. 1914. № 3. С. 72. 2. История народов Северного Кавказа (конец ХVIII в. – 1917 г.). М., 1988. С. 351. 3. Там же. 4. Там же. С. 352. 5. Волкова Н.Г. Основные демографические процессы // Культура и быт народов Северного Кавказа (1917-1967 гг.). М., 1968. С. 78. 201 6. Лавров Л.И. Станица Пашковская // Историко-этнографические очерки Кавказа. Л., 1978. С. 88. 7. Материальная культура Кубанского казачества: В 2 т. / Н.А. Гангур; ред. Б.А. Трехбратов, В.И. Лях. Краснодар, 2009. Т. 2. С. 135. 8. Куприянова Л.В. Города Северного Кавказа во второй половине ХIХ в. (К проблеме развития капитализма вширь). М., 1981. С. 121. 9. История народов Северного Кавказа... С. 494-495. 10. Народы Карачаево-Черкесии: история и культура. Черкесск, 1998. С. 191. 11. Сизенко А.Г. Казачество России. Казачьи войска. Знаменитые атаманы. Уклад жизни. Ростов-н/Д., 2010. С. 380. 12. Казачество: традиции, обряды и календарные праздники. Ставрополь, 2009. С. 231. 13. Смирнова Я.С. Семья и семейный быт // Культура и быт народов Северного Кавказа (1917 – 1967 гг.). М., 1968. С. 190-191. А.В. Сопов Природа казачества: вопросы и ответы Более двух столетий в научной и околонаучной среде обостренно обсуждаются вопросы о происхождении российского казачества, социальной природе ранних казачьих сообществ, их культурной специфике. Эти вопросы до настоящего времени относятся к числу наиболее спорных тем в отечественной исторической науке. С новой силой споры по этим проблемам возобновились в последние 20 лет, что связано с начавшимся движением за возрождение казачества и требованиями его лидеров идентифицировать казаков как самостоятельный этнос. Вновь была актуализирована вечная тема «истоков казачества». На наш взгляд, казачество есть военное сообщество, возникшее в определенных исторических условиях (пограничные войны, необходимость колонизаций), многоэтничное и поликонфессиональное по своему составу, основным занятием которого было военное ремесло (от наемной службы до прямого разбоя). По мере укрепления государственности и экспансии государства на приграничные территории казачество вынуждено было встраиваться в государственный организм на условиях отбывания военной службы, сохранения с постепенным отмиранием некоторых былых вольностей. Впоследствии казачество как сословие, казачьи войска как социально-экономический и военно-политический институты постоянно 202 трансформировались в сторону инкорпорации в общий строй русской жизни. Своеобразие казачества постепенно нивелировалось. Особенно ускорились эти процессы в пореформенный период, а фактически завершились – в годы гражданской войны и сталинской модернизации (индустриализации, коллективизации и культурной революции 30-х гг. XX в.). Данные выводы подтверждают и иностранные авторы. Роберт Мак-Нил, на основе изучения военно-экономического положения казаков с 1855 по 1914 гг., пришел к выводу, что уже к началу первой мировой войны казаки представляли собой только военную силу с неэффективно работающей экономикой и были анахронизмом, пережившим свою целесообразность для государства [1]. Английский историк Ф. Лонгвоpт в работе «Казаки. Пять столетий бурной жизни в русских степях», исследовавший общую историю казачества с XV по XX вв., приходит к выводу, что процессы индустриализации, модернизации, репрессивные меры уничтожили идентичность казаков, от них остались лишь легенды [2]. С культурно-исторической точки зрения для казачества, как и для любой «исторической системы», свойственно наличие двух основных тенденций: центростремительной, отражающей стремление к самоидентификации целостности исторической системы, и центробежной, сохраняющей уникальность региональных казачьих групп, но вместе с тем демонстрирующей способность к диалогу и взаимопроникновению с другими историческими системами (например, российской и северокавказской). Ядро исторической системы полиморфно и, «вступая во взаимодействия с внешним окружением, меняет свою внутреннюю структуру в пределах социогенетически заданной комбинации присущих ей элементов ...» [3]. Военно-промысловый хозяйственно-культурный тип, сложившийся в вольный период, был категорией достаточно устойчивой. История казачества с точки зрения колонизации и экономического обустройства новых земель – это процесс постепенного перехода от преимущественно военного «промысла» и «кочевого» образа жизни к «оседлости» и хозяйственному освоению территорий. Выбор того или иного вида деятельности определялся совокупностью природноклиматических, социально-экономических и политических условий. В пореформенный период начинают меняться основы всей хозяйственной деятельности, и военизированный быт уходит в прошлое. Таким образом, казачество как историческая система, независимо от региона и времени формирования, имело общий базовый военизиро203 ванный хозяйственно-культурный тип, что сказывалось на образе жизни и духовной культуре. На наш взгляд, пора уже снять устойчивое противопоставление этнического и сословного в природе казачества. Дело в том, что казачество как система имеет довольно четкие этнические и социальные характеристики, которые не противопоставляются или взаимозаменяются, а разводятся на разные уровни функционирования. В определенные периоды доминируют те или иные. Этничность доминирует в период формирования казачества как развивающейся относительно самостоятельно системы, что приводит к формированию особого этнического характера. Когда Россия, открытая с юга, не имеющая там естественных границ, стала создавать в лице казачьих поселений социальную преграду от вторжений воинственных соседей и собственного расширения, то есть возводить своеобразный буфер, – в развитии системы стали постепенно преобладать сословные характеристики. Традиционный для российского государства геополитический подход инициирует создание «буферных зон», заселенных казачьими сообществами. На этапе существования самостоятельных казачьих «речных республик», часто вступавших в конфликты с Московским государством, казаки именовались «ворами», «разбойниками», «гулящими людьми». В тот период сама постановка вопроса, как подчеркивает И.Л. Омельченко [4], исключала всякий союз казаков и власти. В дальнейшем по мере подчинения казаков и включения казачества в систему российского государства правительство будет проводить более лояльную по отношению к нему политику, направленную на его привлечение к государственной службе. Перспективным для изучения заявленной проблематики может быть обращение ученых к выводу И. Копытоффа о том, что своеобразными «инкубаторами» для организации и развития новых обществ являются фронтиры, поскольку в них отсутствуют возможности или желание точно воспроизводить формы социальной жизни метрополии. Нельзя также не согласиться с мнением исследователя о том, что «фактор фронтира надо считать разрешительным, нежели определяющим. Он не создает определенного типа общества, но обеспечивает вакуум, в котором отсутствуют установленные формы…» [5]. Концепт фронтира, по мнению А. Каппелера, может быть рассмотрен с различных точек зрения, в т.ч. как религиозный и культурный фронтир, как фронтир между различными ценностными и куль204 турными традициями. Данная проблематика получает все большее распространение применительно к истории России, причем в фокусе внимания ученых все чаще (и вполне оправданно) оказывается казачество [6]. Неверными и тупиковыми, на наш взгляд, являются выводы некоторых ученых, отстаивающих жесткую дихотомию этнического и сословного в природе казачества. Казачество развивалось, изменялось, меняло свои характеристики, приспосабливалось к новым условиям существования, каждый раз по-разному отвечая на исторический вызов. Преобладание этнических или сословных черт предопределялось конкретной историко-культурной обстановкой, а не диктовалось современными теоретическими предпочтениями. По мнению Л. Козера и Р. Шермехорна главным фактором, интегрирующим этнос, является конфликт. «Конфликт и интеграция являются неразрывными процессами». Более того, «конфликт необходим для достижения нового порядка интеграции» [7]. Сказанное позволяет нам утверждать, что процесс самоструктурирования этноса происходит через внутриэтнический конфликт и, следовательно, модификация культурной традиции также связана с внутриэтническим конфликтом. Конвергенция самых различных этнических и социальных ингредиентов при сохраняющейся единой военно-хозяйственной организации, постоянная подпитка все новыми и новыми группами пришельцев, этнический и социальный облик которых также весьма различен – все это могло служить тем самым этнообразующим конфликтом для казаков. Жесткое и однозначное противопоставление этнического и сословного в казачестве существенно обедняет концептуальное наполнение истории Дона, Кавказа, Причерноморья, Кубани, искусственно переводит процессы естественного, внутреннего развития казачьих сообществ на «рельсы» российского государственного строительства. Очевидно, что характеристики казачества почти никогда несводимы к единому целому. Как бы там ни было, но казачество, как продукт, в первую очередь стихийного народного творчества, может быть изжито только в процессе общей эволюции русского народа, когда исчезнут условия, создавшие и питающие идею казачества [8]. Примечания: 1. McNeal R. H. Tsar and Cossack, 1855-1914. London: The Macmillan Press, Ltd., 1987. P. 154-222. 2. Longworth Ph. The Cossacks. Five Centuries of Turbulent Life in the Russian Stepps. New York: Holt, Rinehalt and Winston, 1970. P. 313-341. 205 3. Шаповалов А.И. Феномен советской политической культуры (ментальные признаки, источники формирования и развития). М., 1997. С.32-33. 4. Омельченко И. Л. Терское казачество // Вопросы истории. 1993. № 6. С. 171-172. 5. Kopytoff I. The African Frontier: the Reproduction of Traditional African Societies. Indiana University Press.1987. P.14. 6. Каппелер А. Южный и восточный фронтир России в XVI – XVIII веках // Ab imperio. 2003. № 1. С. 12. 7. Shermehorn R.A. Comparative Ethnic Relations: A Framework for Theory. New York, 1970. Р. 57, 85. 8. Филимонов А.П. Казачество. Мысли современников о прошлом, настоящем и будущем казачества. Париж, 1928. 185 с. Л.Д. Федосеева Основные аспекты деятельности торгового общества казаков Черноморского казачьего войска Развитие торговли в Черномории, усиление обмена с внутренними губерниями России продукцией сельскохозяйственного производства и животноводства свидетельствовало о росте производительных сил и содействовало их подъему в целом по стране. Вопрос об организации меновых отношений с горцами поднимался еще до образования Кавказского наместничества. В 1780 г., например, предлагалось проводить меновую торговлю в таких пунктах как Екатериноград, Георгиевск и Ставрополь. В указе 1785 г. так же говорилось о необходимости создавать города не только для обуздания «своевольных» народов, но и для развития торговли с ними. В 1787 г. правительство выделило значительные средства для развития торговли с Китаем, Ираном и «другими азиатскими областями», в число которых входили и северокавказские земли. Без торгового обмена с горскими народами русские и украинские переселенцы в то время не могли обойтись. Уже тогда в Черноморском казачьем войске меновая торговля принимала в отдельные периоды большую активность. Между тем, она начала заметно сокращаться уже в начале 20-х гг. XIX в. Меновая торговля сдерживалась установленными ранее и почти не меняющимися правилами. В таком виде она была крайне невыгодна для основной массы горцев и ограничивалась главным образом солью. В Черномории торговля велась более активно. Об этом 206 свидетельствуют данные о торговле,в 1842 – 1843 гг. через Екатеринодарский карантин [1]. Обычной формой торговли в Предкавказье в конце XVIII – первой половине XIX вв. были ярмарки. Впервые они появились при Ставропольской и Георгиевской крепостях в 1781 г., т.е. ещё до открытия Кавказского наместничества [2]. Из казачьих ярмарок в пределах Кавказского линейного войска самой крупной была ярмарка в станице Новопокровской, оборот которой составлял третью часть оборота всех казачьих ярмарок войска. К середине XIX в. ярмарочная торговля в Предкавказье достигла значительного размаха. Только в Черномории в 30-40-х гг XIX в. насчитывалось до 30 ярмарок, на три из них – Благовещенскую, Троицкую и Покровскую в 1837 г. было завезено различных товаров, пригнано скота и лошадей на сумму 2054760 руб., из них продано на сумму 738780 руб. Черноморскому казачеству, вопреки утверждениям дореволюционных казачьих историков, было не чуждо торговое дело. В Черномории в 1846 г. насчитывалось 316 и в 1847 г. – 302 торговца [3]. Развитие торговых отношений с горцами в Черномории путем ярмарок продолжалось и в дальнейшем. Их оборот зависел от состояния политической обстановки, времени года, экономического положения и пр. Об этом свидетельствуют некоторые данные о ярмарках в Екатеринодаре в 1846 г. [4] В середине XIX в. путем торговых операций важные ключевые позиции в экономике Черномории захватили керченские греки братья Александр и Алексей Посполитаки. Общее число купцов на Кавказской линии и в Черномории к этому времени превышало 500 человек [5]. Купечество и мещанство в первый период создания Кавказского наместничества были малочисленны, не имели достаточных сил и средств для ведения активной торговли и не могли в какой-либо степени конкурировать с приезжими купцами из внутренних губерний, и поэтому постоянно обращалось с просьбами о помощи и ограждении их прав. Не лучшим было положение торговли и в Черномории. Здесь она сосредотачивалась в основном в руках иногородних купцов, хотя и сами казаки, особенно из числа зажиточных, занимались продажей скота и др. Необходимость сбыта своей продукции и получение денег стали их естественной потребностью. И если крестьяне и горские народы еще могли в какой-то степени обходиться продуктами своего, 207 подчас натурального хозяйства, то казаки Кавказского линейного и Черноморского войск вынуждены были все время изыскивать средства для покупки привозных товаров, обязательных для снаряжения казака на службу. Необходимо было приобрести коня, седло, обувь, одежду по форме, значительную часть оружия и пр. [6] Для этого требовалось в 30-х гг. XIX в. более 100 рублей. Суммы расходов были особенно значительными, если на службу из одной семьи отправлялось несколько человек. Кавказская администрация и петербургские власти были заинтересованы в расширении торговли самим казачеством. С этой целью в выработанных положениях по Черноморскому казачьему войску 1842 г. было определено создание торговых казачьих обществ. В целях сохранения сословных интересов запись в торговое общество и разрешение вести торговлю предоставлялось преимущественно членам войска, таким образом, в казачьих станицах в первой половине XIX в. торговые отношения стали укрепляться. Торговое общество казаков Черноморского казачьего войска было учреждено войсковыми властями в 1842 г. в интересах развития внутренней торговли, для получения казаками средств «к снабжению себя необходимыми потребностями и к выгоднейшему сбыту произведений своей земли» [7]. Торговое общество казаков Кубанского войска включало 200 служащих казаков. Оно действовало по подобию созданного в 1835 г. общества казаков войска Донского. К числу задач Торгового общества относились организация через меновые дворы, базары и ярмарки «мирных» торговых сношений с закубанцами, создание разного рода войсковых промыслов – соляного, рыболовного, кирпичного и др., которые сдавались на откуп и в аренду по мере обживания казаками Черномории. Торговое общество юридически было оформлено «Положением о Черноморском казачьем войске». В 1845 г. было введено Положение о Торговом обществе казаков Кавказского линейного войска. Оба Положения узаконили разделение торгующих казаков на две категории: «занимающихся торговлей только временно, пока не доходит служебная очередь, и поступающих в особое Торговое общество с личным освобождением от службы военной и гражданской». После объединения черноморцев и линейцев в Кубанское казачье войско, устав Торгового общества был доработан и утвержден наказным атаманам и начальником Кубанской области в 1860 г. Механизм вступления казака в Торговое общество требовал 208 подачи в войсковое хозяйственное правление прошения с приложением двух следующих документов: свидетельства о «благонравности» просителя за подписью правления станицы, к которой он принадлежал, и свидетельства доверенных общества о наличии у просителя требуемого правилами наличного капитала в деньгах и товарах, а также внесения «капитальных» денег в доход войска. Разрешение на зачисление в Торговое общество могло состояться с согласия войскового правления и атамана как последней инстанции. Казаки, состоявшие в Торговом обществе, могли быть исключены из него либо по собственному желанию, либо по несостоятельности, либо за правонарушения. В этом случае они поступали в общий список служилых казаков и становились первоочередными на полевую службу в полках, а за выслугой лет записывались для первоочередной службы в войске. Был введен институт доверенных из 6 человек, избранных из среды членов общества, с полномочиями «попечителей по делам торговли», и торговый словесный суд из двух выборных судей. И те, и другие состояли в полном распоряжении и зависимости от войскового правления [8]. Торговое общество являлось организацией замкнутой, носящей сословный характер и подведомственной войсковым властям как часть войскового хозяйства. Торговые казаки считались военнослужащими с положенным им сроком службы. Поначалу торговая деятельность казаков пространственно ограничивалась войсковыми пределами и была ориентирована на удовлетворение потребностей войсковых обитателей во всем необходимом для обустройства и выживания. Однако внутренних ресурсов явно не хватало. Возникла проблема торгового партнерства. Она была в значительной мере решена организацией взаимовыгодной меновой торговли с ближайшими соседями – закубанцами (невзирая на военное противоборство сторон) [9]. Местом сделок служили принадлежавшие войску меновые дворы. Казаки опосредованно приобщались к этому виду торговли, приобретая за деньги у смотрителей дворов часть закупленных у закубанских горцев товаров как на личные нужды, так и для их перепродажи. Частыми клиентами меновых дворов были заезжие и местные армяне – купцы. Пик коммерческой деятельности торговых казаков пришелся на 50-60-е гг. XIX в. К этому времени в ассортименте казачьей торговли возросла роль продуктов сельского хозяйства (хлеба в зерне и муке, скота – рогатого, рабочего, овец и лошадей). Наблюдалось имущественное неравенство в среде членов Торгового общества: в 209 нем соседствовали – зажиточное меньшинство, сумма наличного капитала которого превышала 10 тыс. рублей серебром, среднедостаточное большинство, сумма капитала которого колебалась от 1700 руб. до 5 тыс. руб. серебром и меньшинство, не имевшее никакого капитала [10]. Сложно складывались отношения между военными властями и Торговым обществом. Причина состояла в негативном отношении части полковых и бригадных командиров к самому факту существования этого общества. Они рассматривали его как «крышу» для казаков, уклоняющихся от несения войсковой службы. Подозрительно относясь к торговой деятельности членов общества, они подвергали их всякого рода притеснениям и запретам, мешавшим нормальному ведению дел. Жалобы торговых казаков достигли высшего начальства Кубанской области. Войсковому правлению было предложено в 1860 г. предпринять ряд действенных мер по устранению недостатков. Войсковым и бригадным командирам было запрещено вмешиваться в дело зачисления казаков в Торговое общество и исключения из него. Были повышены полномочия и престиж доверенных от общества. И все-таки в 1871 г. Торговое общество было закрыто. Акт этот объективно оправдан тем, что введенная в первой половине XIX в. система организации торговли и промысла себя изжила. Окончание Кавказской войны в 1864 г., открытие портов на Черном и Азовском морях – все это создало широкие перспективы экономического развития Кубани. Нужна была новая система хозяйствования, основанная не на сословной замкнутости, а на открытости, поощрении индивидуальной и групповой инициативы. Нельзя в то же время отрицать того, что Торговое общество в тех конкретно-исторических условиях, в которых оно существовало, во многом оправдало свое назначение. Примечания: 1. Чекменев С.А. Социально-экономическое развитие Ставрополья и Кубани в конце XVIII – 1-й половине XIX вв. Пятигорск, 1967. С. 261. 2. Прозрителев Г. Ставропольская губерния в историческом, хозяйственном и бытовом отношениях. Ставрополь, 1925. С. 12. 3. Голобуцкий В.А. Черноморское казачество. Киев, 1956. С. 298-299. 4.Трехбратов Б.А. История Кубани с древнейших времен до начала XX в. Краснодар, 2000. 5. Небольсин Г. Статистическое обозрение внешней торговли России. Ч.1. СПб., 1850. С. 222. 6. Голобуцкий В.А. Указ. соч. С. 309. 7. Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. Екатеринодар, 1913. Т. 2. 210 8. Мошкович Г.Г. Войсковое торговое общество и его роль в социальноэкономическом развитии Кубани в 40-60-х гг. XIX в. // Сборник научных трудов. Краснодар, 1993. 9. Чекменев С.А. Указ. соч. 10. Трехбратов Б.А. Указ. соч. С.И. Хватова Казачество в православных храмах Кубани и Адыгеи: к вопросу об условиях отправления богослужения Наполнение церковных хоров в Краснодарском крае и Республике Адыгея после 1988 г. проходило в сходных с общероссийскими условиями [1]. В 90-е гг. ХХ в. отдельные выпускники Московской, Санкт-Петербургской и Смоленской духовных семинарий, в основном их числа дочерей священнослужителей, пополнили ряды регентов соборов городов Краснодарского края. Только в 2008 г. открылась Екатеринодарская духовная семинария, но регентско-певческие специальности в ней отсутствовали. Основными участниками возрождения церковно-певческого дела в данном регионе стали выпускники пяти музыкальных и четырех училищ культуры, двух музыкальнопедагогических факультетов и института культуры, расположенных на данной территории. По данным сайта Екатеринодарской епархии [2] динамика появления православных храмов в Краснодарском крае и Адыгее была идентичной с аналогичными изменениями в России (таблица 1). Таблица 1 1988 г. Количество 76 12 2000 г. Количество Прирост 185 30 в 2,48 раза в 2,5 раза 2011 г. Количество Прирост (к 1988 г.) 516 в 6,78 раз 57 в 4,75 раз Возрождение церковной жизни шло параллельно с возрождением казачьих традиций и восстановлением казачьих куреней. Духовной основой казачьего движения стало православие, а его центрами – православные храмы. С целью катехизации (обучение основам христианского вероучения) казаков, желающих восстановить свою историческую память, назначались «войсковые иереи». Казаки Адыгеи вошли в структуру Кубанского казачьего войска (общественная организация с отдельными воинскими полномочиями, такими, как, на211 пример, охрана общественного порядка, совместное патрулирование улиц, подготовка допризывников с обучением их воинским умениям и пр.). В приходах, где большинство прихожан – казаки, устанавливаются особые правила, связанные с обеспечением порядка внутри храма и на прихрамовой территории, помощью в общественной миссии священнослужителей (наркологических диспансерах, православных приютах), благотворительностью и работой «во славу Божию» по строительству, реконструкции, восстановлению храмов и монастырей. Территориальное единство (Адыгея географически расположена «внутри» Краснодарского края) и этническая общность казачества предопределили некоторые особенности организации богослужений в храмах Майкопской и Адыгейской и Екатеринодарской епархий. В Краснодарском крае и Республике Адыгея соблюдается единообразие в храмовом построении: единый вход с западной стороны, алтарь традиционно обращен на восток. Храмы представляют собой каменные строения, в селах чаще всего – дома, приспособленные под храмы (23 – в Адыгее, 31 из 102 опрошенных – в Краснодарском крае). В храмах много икон, в основном позднего происхождения, роспись храмов зачастую выполнена современными живописными средствами. Иконостас является стилизацией в духе древних икон. Алтарный иконостас в большинстве своем оформлен художественной ковкой или резьбой по дереву. В облачении духовенства всегда соблюдается уставная строгость. В последнее десятилетие в храмах стало больше сослужащих в алтаре мальчиков, которым также предписано одеваться по уставу. Церковная утварь (свечи, лампадное масло, подсвечники и пр.), распространяемая, как правило, централизованно, единообразна, в основном заводского изготовления. Просфоры готовятся при храме (на специальной кухне специально назначенной женщиной). Мужчины в храме стоят преимущественно впереди, но не всегда. К причастию, например, допускаются сначала младенцы и дети, затем – мужчины, и только потом – женщины. Данное правило соблюдается не повсеместно, а в основном в храмах, где есть казачий курень. В обычных городских храмах принцип «мужчины впереди» также соблюдается не всегда. Женщин с детьми на руках часто пропускают вперед. Голова женщин традиционно покрыта, порой платки выдают «в кассе» – месте продажи свечей и духовной литературы. Это свидетельствует об относительной неосведомленности прихожанок о том, как необходимо выглядеть в храме. Однако, при повторном посеще212 нии они, как правило, уже имеют головные платки. Брюки и открытые плечи возбраняются, но в городских храмах отношение к «нарушению дресс-кода» терпимее. Дебаты о брюках на женщине, пришедшей в храм, происходят чаще с пожилыми прихожанками и никогда – с духовенством. Интересно, что именно пожилые прихожанки ревностно и, порой, агрессивно и воинственно наставляют молодых. Слишком рьяные дидактические усилия подобного рода пресекаются духовенством, поскольку «отпугивают» потенциальных прихожан и мешают вести с ними диалог. Мужчины в храме всегда находятся без головных уборов. Казаки – иногда в традиционной одежде (черкеска и на ней погоны со знаками воинского отличия) и, по благословению настоятеля, с оружием (кинжал, нагайка), но без папахи. Именно те мужчины, которые пришли на богослужение в казачьем костюме (прихожане того же храма – «не казаки» – порой иронично называют их «ряженые»), обычно берут на себя функции слежения за порядком в храме, регулируют движение в нем, особенно во время причастия [3]. Строгости в употреблении каких-либо слов или выражений в храме нет, но постепенно прихожанин «набирает» православную лексику, что отражается в приветствиях, благодарении, прощании, обращении и пр. Анализируя социальный состав верующих, отметим, что большинство прихожан составляют женщины, среди которых преобладают пенсионерки. В последние годы стало больше мужчин из числа казаков, но все равно их в разы меньше, чем женщин. Вторая по численности группа – дети, получающие религиозное воспитание от православных женщин. Особенно много детей в храмах, при которых функционируют воскресные школы и православные гимназии. В Адыгее таких церквей две (Свято-Троицкий кафедральный собор и Свято-Воскресенский храм). В Краснодарском крае из 102 респондентов указали на наличие таких школ 12. В 90-е гг. более значительную, чем сегодня, долю прихожан составляла интеллигенция. Время богослужений традиционно: Всенощная служится вечером, Литургия утром. Исключением являются Пасхальная, Рождественская и Крещенская службы, которые служат до- и после полуночи. Службы по требам проводятся следующим образом: венчание совершается в храме, отпевание – в храме, на дому, на кладбищах (по желанию прихожанина). В престольный праздник церкви и чаще после Рождества Христова и Пасхи в большинстве храмов совершается архиерейская служба. После нее вокруг храма или в прихрамовых помещениях (воскресных школах) накрываются столы. 213 Начиная с 2009 г., после назначения епископом Майкопским и Адыгейским владыки Тихона, архиерейские службы в Адыгее стали проводиться чаще. В храмах Екатеринодарской и Кубанской епархии (по причине многочисленности приходов) большой удачей считается, если митрополит Исидор отслужит одно богослужение в год. Отношение к светскому искусству позитивное. Во многих приходах проводятся музыкальные вечера и праздники с привлечением светских музыкальных жанров (хоров с сопровождением, инструментальных пьес, использованием фонограмм). Паралитургические жанры распространены повсеместно. Отношение к фольклору сугубо положительное. На Рождественском богослужении часто исполняются колядки, в воскресных школах поются духовные песни и стихи, параллельно с православным изучается народный календарь. Нами были проанализированы условия отправления богослужений в Республике Адыгея и Краснодарском крае. Результаты отражены в таблице 2. Таблица 2 Нотная грамотность Руководство хором 214 Адыгея: город Майкоп с 4-мя православными храмами и 53 – сельскими церквями, домами молитвы; Свято-Михайловская пустынь /муж./ и скит /жен./ с. Хамышки В основном в храмах, которые содержат правый хор (всего 4 из 57), есть певчие с музыкальным образованием. На левом клиросе и в сельских храмах это, как правило, регент и, в лучшем случае, ведущая певчая. В ските с. Хамышки – солистка, окончившая ДШИ (ф-но) Левый клирос – регентование, правый – сочетание приемов регентования и академического дирижирования. Скит с. Хамышки и СвятоМихайловская пустынь – пение «с головщиком», на буднях – часто соло Краснодарский край Краснодарский край городские храмы сельские приходы Профессиональные смешанные хоры от 8-ми и более человек. Поется чаще авторская музыка, неизменяемые песнопения и пение на глас – изменяемые, но гармонизованные, и по нотам Самодеятельный хор или смешанный (в плане профессионализма – 2-3 музыканта и певчие из числа любителей) Используются приемы дирижирования академическим хором Хор чаще управляется одной рукой, регент стоит вполоборота к алтарю и хору, используются приемы мануального показа высоты и ритма напева Правые – смешанные, чаще в соотношении 1:3 (женщин в 2-3 раза больше). Левый клирос либо в таком же соотношении, либо – женский. Мужской состав – редкость (Свято-Михайловская пустынь, в 1996-2000 гг. мужской квартет служил в Георгиевском храме г. Майкопа) Смешанные хоры с бόльшим количеством женщин, как правило, с «половой дискриминацией» в оплате (например, в Белореченском Свято-Успенском соборе мужчинам платят 800 рублей за выход, женщинам – от 50 до 150) Достаточно высокая в Культура церковного чте- местах, где есть воскресные школы – там хорошо ния читают и дети, и взрослые. В селах – в основном пожилые женщины. В Майкопе читают выпускники православной гимназии (№ 20), псаломщики, окончившие воскресную школу Свято-Воскресенского храма Обучение Отсутствует. С начертапению ниями иногда знакомят по крюкам как с памятником древней письменности и в двузнаменниках – для знакомства с графикой. Певчие, не обладающие нотной грамотой, поют по богослужебным текстам без нот Как правило, очень высокая, так как при городских храмах часто функционирует Воскресная школа, курсы псаломщиков, реже – православная гимназия (Армавир, Курганинск, Краснодар, Белореченск) Хоры Монодия Редко, в единичных случаях, или по специальному указанию настоятеля («попеть что-нибудь монастырское»). Скит с. Хамышки (одноголосно, поет Ирина Шатохина), на буднях – в СвятоГеоргиевском храме (матушка Мария /Нехаева/, выпускница регентской Отсутствует. Исключительный случай: в Лабинске используется певческая книга с пометами, но, по признанию певчих, они пользуются только словесными текстами, однако книгу «поют» регулярно, испытывая чувство благоговения перед ее «древностью и намоленностью» Единичные случаи. Нами выявлены два таких храма – в Тимашевске, где поется Литургия Византийского роспева в обработке И. Сахно с исоном, и в женском ските Апшеронска Женские хоры, реже – с участием 1-го или 2-х мужчин. Во многих храмах – дуэт или трио, в единичных случаях с клироса «отвечает» одна женщина. Службы по требам иерей часто совершает один – без хора и ансамбля Высокая. Чаще читают пожилые женщины с большим опытом или члены семьи священнослужителей Отсутствует, но периодически наблюдается интерес к изучению азбуки Ф. Калашникова. До пения по крюкам дело не доходит. В с. Великовечное обнаружены двузнаменники, которые используются только как словесные источники Часто (хотя это можно назвать унисоном условно – из-за приблизительного интонирования отдельных певчих). Гетерофонно часто удваивается в терцию. 215 Звукоизвлечение Динамика 216 школы МДА г. Сергиев Посад периода работы В. Мартынова). Чаще унисон «вынужденный» – поется один голос из многоголосной партитуры за неимением певчих. На Архиерейском богослужении порой приглашают хор или ансамбль храма, где коллектив уже сложился. «Нанимать» архиерейский хор сельскому приходу дорого Академическое, но «облегченное», без «мясистости» и особой мощи звука. В левых хорах встречается и народное (2 случая – х. Гавердовский и ст. Ханская, поскольку певчие являются участниками поют казачьего самодеятельного хора, копирующие репертуар и манеру исполнения Кубанского казачьего хора п./у В. Захарченко) Левые хоры – ровная и «террасообразная». Доминирует «тихогласное пение», в отдельных песнопениях – «громогласное» (Великая ектения, последнее «Святый Боже», 1-е и 3-е Аллилуя после Прокимнов, «Яко да царя» Херувимской, «Великого Господина», «Многая лета»). Правые хоры – светская традиция исполнения с разнообразной динамикой. Громко и, порой, «с истовым надрывом», исступленно поют в СвятоНикольском храме пос. Тульского Академическое, в больших храмах с «мясистыми» объемными тембрами, мощным звучанием, часто 2 сопрано удваивают 2 тенора, образуя 6-голосную мощную фактуру. В Екатерининском соборе на буднях – однородный мужской хор Соответствующая чину, но приближенная по диапазону к академическим хорам. В большей степени ощутим контраст между песнопениями, несущими дидактическую нагрузку (тропари, кондаки, прокимны), исполняемыми традиционно «громогласно» и гимнами, имеющими тихую и умеренную динамику Специфическое облегченное, производное от академического, часто – в фальцетном режиме. В 4 % случаев манера более открытая, чем в академическом пении, но более прикрытая, чем в народном. Подражания манере Кубанского казачьего хора не обнаружено. Ровная, часто все песнопение выдержано в единой динамике. Отсутствуют динамические волны – нарастания и уменьшение звучности. Доминирует «тихогласное пение», за исключением немногих случаев, когда предписано «громогласное», «велегласное» Регистр Темп В левых хорах – средний (содержащий «примарные звуки»), наиболее удобный для пения и чтения. В правых – как в академической традиции В левых хорах – от умеренного до медленного. Быстрый – по особым указаниям. В правых хорах – как указано автором произведения, но чаще в этом же диапазоне. На архиерейском богослужении часто получаем особые распоряжения: «все быстро, просто, «читком», «без оперы» (имеются в виду хоровые романсы с соло, которые всегда медленнее, чем стихирарического типа песнопения, и затягивают время службы) Общенародное Практикуется во всех пение «Верую», храмах. Чаще всего зву«Отче наш» чит обиходная мелодия в гармонизации Ф. Львова (количество голосов варьируется в разных храмах, но напев – общий). На наш взгляд, это связано с многолетней практикой служения архидьякона о. Вадима († 2010 г.), который на архиерейских богослужениях управлял общенародным пением и практически обучил пению мелодии общенародных молитв Подпевание Есть, но часто пресекает«Святый Боже», ся настоятелем реже – другим песнопениям Как в академической традиции, но более аскетично и сдержанно. Есть исключения: (Екатерининский собор Краснодара, Лабинск) Концертный стиль со значительными контрастами темпов. Часто – единовременное отправление нескольких богослужебных действий (один священник готовит Святые Дары во время Херувимской, другой – исповедует прихожан) Умеренный, средний (содержащий «примарные звуки»), наиболее удобный для пения и чтения Повсеместно. В 32 % случаев – унисонное, в остальных – от 2-х до 4-х голосов, обиходный напев. В отдельных храмах Краснодара поют вариант «Верую» Киевского сокращенного роспева и «Отче наш» А. Кедрова (в упрощенном изложении) Повсеместно. Одноголосно или с удвоениями (чаще в октаву и терцию) Быстрый темпоритм богослужения в целом с «наступанием» на фразы священника, большинство песнопений – с «читком». Практически отсутствует сокращение читаемых текстов, в меньшей степени практикуется прием литургического многогласия В единичных случа- Со слов регентов – ях единичные случаи, нами наблюдалось в 2-х храмах (пос. Мостовской, с. Великовечное) 217 Система Одна репетиция в недерепетиционной лю, в сельских храмах работы чаще – перед богослужением Каналы поступления нот [4] Централизованно закупаются в епархии около 3% нот, обмен между регентами – около 10%, Интернет-ресурсы – 26%. Используется 1-2 «ходовых» сборника, закупленных при организации хора – 12%, личные поездки в нотные магазины (издательств СТПГУ, «Живоносный источник», услуги «Нотыпочтой») – более 50%. В селах часто поют по богослужебным книгам «на глас» без нот Соотношение В 2-х храмах – только рукописных нот печатные ноты и в виде и печатных партитур (СвятоТроицкий кафедральный собор, СвятоВоскресенский храм). В ските пос. Хамышки – ксерокопии рукописных песнопений греческого роспева с исоном. В других храмах, как правило, существует «приоритетный репертуар» неизменяемых песнопений из 12-х сборников для определенного состава (двухили трехголосного хора) 218 Одна репетиция в неделю, в соборах, где служат чаще – часовая репетиция перед богослужением часовая «спевка» В Екатерининском соборе Краснодара существует епархиальная библиотека с обширными нотными материалами, доступными всем желающим. Многие храмы Краснодара обеспечены ксерокопиями этих нот. Выпускники регентских отделений приезжают со своими комплектами нотной литературы, подобранными в соответствии с воспитанными представлениями о том, каким должно быть богослужебное пение В 96% случаев – печатные ноты, ксерокопированные рукописи партитур. Пение по рукописным партиям не исключает наличия в храме печатной партитуры Небольшая репетиция перед богослужением, в четырех случаях – без нее (пение на глас) Часто поют по богослужебным книгам «на глас» без нот Соотношение печатных и рукописных нот различное (от 100 % рукописей в ст. Тимашевской, до 100 % печатных нот в Краснодаре) В Екатерининском Собрание нот насоборе Краснодара ходится у регента ноты хранятся в епархиальной библиотеке, в крупных городских храмах уставщик составляет библиотеку, которая чаще хранится на клиросе (данные указаны в 12 анкетах) Владение пени- Повсеместно. В правых Повсеместно как по Устная традиция ем «на глас» хорах чаще «гласы» поют нотам в правых хопо нотам рах, так и по богослужебным словам Клиросная библиотека В двух храмах (СвятоТроицкий кафедральный собор – в библиотеке епархии, СвятоВоскресенский храм – на клиросе). В остальных ноты находятся в распоряжении регента, с приходом (уходом) которого изменяется весь репертуар Большинство хоров многонационально. В 78% случаев отмечено наличие певчих двух и более национальностей православного вероисповедания. Это (по убывающей): русские, украинцы, армяне (где нет армянских церквей), евреи, цыгане, греки, крещеные адыги (в основном, равнинные – бжедуги), корейцы, единичные случаи – другие национальности. Поликонфессиональные хоры существуют (часто «наемные», которые по благословению настоятеля поют, но не молятся, и относятся к богослужению как к работе), но порой они встречают сопротивление членов неправославных семей, в отдельных случаях – запрещаются настоятелем. Так, например, в одном случае муж, исповедующий ислам, запретил быть певчей в хоре православной русской женщине. Существует немало примеров, когда настоятели храма не препятствуют пению на клиросе некрещеным певчим, справедливо полагая, что через пение придет «трезвение духа», и певчий примет православие. И это достаточно распространенное решение в поликонфессиональном регионе, где периодически обостряются межэтнические отношения. По данным 2005 г., в Казани (храм монастыря Веры, Надежды, Любови и Софии), известны случаи пения на клиросе мужских хоров, состоящих как из православных, так и мусульман. В беседе с певчими неправославного вероисповедания мы пытались выяснить мотивацию их прихода в православный храм. Среди аргументов назывались такие как: «красивая музыка, в мечети не поют», «Бог у всех один». Однако некоторые певчие отказывались беседовать на подобные темы. Заметим, что это характерно не только для них, поскольку православные храмы часто посещают и некреще219 ные. Нами были замечены мусульмане, просящие православного священника помолиться за больного или усопшего. Нередким явлением стало употребление неправославными адыгами Святой Воды. Возможно, причина такого явления кроется в том, что из истории адыгов многим из них известны факты принятия православия отдельными адыгскими племенами. В своих проповедях священнослужители выражают терпимое отношение к «соседним» мусульманам, нейтральное – к баптистам, неприятие – к членам других сект. Интересно, что многие священнослужители не отказывают в причастии католикам и армянам (за неимением соответствующих храмов в населенных пунктах), охотно идут на контакты с духовными иерархами ислама и иудаизма, демонстрируя их в средствах массовой информации. Толерантно священнослужители относятся к присутствию на богослужении иноверцев (особенно на службах «по требам» – панихидам, венчаниям и крестинам). В данной статье нами сознательно не рассматривается материальная составляющая организации певческого дела. Однако названный фактор играет в нем определенную роль: качество богослужебного пения легче привести в удовлетворительное состояние, когда в храмах появляется возможность нанять большее количество профессиональных певчих, оплатить им большее или меньшее число выходов в неделю, создать богатую нотную библиотеку. Призывы духовенства петь «во славу Божию» (бесплатно) на сегодняшний день, с одной стороны, – не подкрепляются нравственным состоянием прихожан-музыкантов и степенью их воцерковленности, с другой – не дисциплинируют их («бесплатное» пение мыслится не как работа, к которой относятся ответственно, а как досуговое мероприятие). К сожалению, так дело обстоит в большинстве левых хоров. Поэтому признаки сегодняшних клиросных вокальнохоровых коллективов, описанные Ю. Карповым: неоднородность состава певчих (по профессиональным качествам), его нестабильность, несбалансированность партий – останутся актуальными до тех пор, пока качественно не изменятся два важных условия, к которым следует отнести материальную поддержку певчих и более высокий уровень их воцерковления. Тем не менее, материальные условия содержания храмов, в частности, певчих, остаются одним из факторов дифференциации певческих стилей, так как «регулируют» состав хора, и, следовательно, диктуют фактурные особенности избираемых 220 для богослужения песнопений, уровень их сложности, выбор авторов и пр. Итак, условия отправления богослужений в храмах Адыгеи и Краснодарского края имеют много общего. Условия отправления богослужений разнятся, в основном, в сельских и городских храмах, при этом административное деление на епархии здесь не оказывает значительного воздействия. Гораздо важнее количество певчих, их состав, образование и позиция регента. Именно эти показатели и предопределяют «певческий облик» каждого храма, что заметно отражается на репертуаре хоров. Следовательно, важным условием, свойственным православным храмам повсеместно, является принцип отбора хорового репертуара. По правомерному мнению Т.И. Королевой и В.Ю. Перелешиной, большинство поющих в храме воспитаны на классической западноевропейской и русской музыке – «тональной и метро-ритмической» [5]. Не имея канонического сознания и не усвоив церковных традиций, они часто навязывают чуждый клиросу собственный профессиональный опыт. В наше время, когда «возрождается церковная жизнь и церковные искусства, нелегко восстановить даже внешнюю сторону благолепного совершения службы; несравненно труднее вернуть богослужению его подлинную внутреннюю красоту и звучание» [6]. Но, предостерегая от радикализма и фанатичного следования в богослужении уставным песнопениям, исследователи отмечают, что многие авторские сочинения настолько прочно вошли в обиход храма, что их отсутствие вызывает у прихожан ощущение «несостоявшегося праздника». Следовательно, регенту необходимо бережно относиться к сложившейся традиции [7]. Данная позиция близка большинству регентов и певчих, для которых традиция храма и «впетость» определенного репертуара имеют большое значение. Существует точка зрения, согласно которой бесконечное расширение репертуара не содействует молитвенности пения, так как новые осваиваемые мелодии заставляют певцов держаться на клиросе в напряжении, и им становится уже не до осмысления слов. «Несомненно, что самый малый, но выученный наизусть репертуар, – полагает игумен Никон (Смирнов), чрезвычайно способствует поющим, не заглядывая в ноты, проникнуться молитвенным состоянием в песнопении и почувствовать сладость молитвы. Левые, любительские хоры нередко поют по памяти «Херувимскую песнь», «Милость мира», что помогает своею простотой создать молитвенную атмосферу на кли221 росе и в храме. Оптинский старец схиархимандрит Варсонофий говорил, что «ноты связывают певца по рукам и ногам...» [8]. М. С. Литвиненко [9], регент собора св. равноап. Великого Князя Владимира Киева (Украина), полагает, что «…в церковно-певческой практике не существует категорического предписания относительно стиля, средств и манеры исполнения – что и когда исполнять. То, что сейчас проснулся интерес к старине, я сказал бы даже к экзотике на клиросе, для меня малопонятно. Возможно, причина этого заключается в очередной перемене эпох, общественных отношений, в изменении отношений Церкви и государства. В любом случае, такое стало возможно, когда распалась прежняя, пусть усеченная, административная церковная структура» [10]. Он вспоминает, что выбор репертуара для церковного хора в течение тридцати лет всегда оставался за ним. Если настоятель подготовлен музыкально, то он прислушивался к его рекомендациям. Беседы с регентами различных регионов России и различных «статусов» (монастырских, кафедральных, приходских хоров) и наш собственный двадцатилетний опыт регентской практики позволил выделить несколько основных принципов формирования церковного репертуара, а именно: – обновляемость неизменяемых песнопений должна быть постепенной, не более двух-трех песнопений в неделю; – большая часть исполняемого репертуара должна быть знакома, фактурно удобна для исполнителей, тесситурно комфортна; певчие левых хоров употребляют выражение: «намолена»; – при режиме «одна репетиция в неделю», в котором живет большинство периферийных приходских хоров, более половины времени отдается изменяемым песнопениям, большинство из которых распето в соответствии с определенным гласом Октоиха; Октоих «впевается» еженедельно и навык его исполнения доводится до состояния динамического стереотипа, когда певчие по первому обороту наизусть способны распеть богослужебный текст в соответствии с гласом. В настоящее время в России в регентской практике повсеместно используется как авторская музыка (написанная композиторами), так и песнопения знаменного роспева. Нами было проведено анкетирование 102 регентов Краснодарского края и 57 Республики Адыгея. Оно выявило музыкально-эстетические предпочтения руководителей хоровых коллективов, которые отражены в таблице 3. 222 № п/п 1. 2. Общее число опрошенных регентов Используют уставные песнопения Среди них: пение «на глас» сокращенный знаменный роспев произвольный роспев византийский роспев одноголосный большой знаменный роспев Исполняется авторская музыка: эпохи барокко композиторов XVIII в. композиторов XIX в. композиторов московской школы начала ХХ в. (Кастальский, Чесноков, ИпполитовИванов, Гречанинов) композиторов петербургской школы начала ХХ в. (Архангельского и др.) современных авторов ХХI в. Таблица 3 Количество % 159 100 159 126 61 12 1 159 0 46 50 100 84 42 8 0,66 100 32 38 52 39 9 6 Очевидна взаимосвязь репертуара и образовательного уровня регентов: от Обихода не стремятся «уходить» выпускники регентских школ, они же – сторонники очень стабильного, многие годы повторяющегося репертуара неизменяемых песнопений. Проведенное анкетирование (по состоянию на 30 августа 2010 г.) свидетельствует о том, что духовные учебные заведения окончили всего 22% респондентов, средние и высшие музыкальные профессиональные – 76% (таблица 4). Во многих случаях это супруги священнослужителей. Регентской работой в крупных городах часто занимаются студенты музыкальных вузов. 1. Количество опрошенных регентов 159 2. Имеют специальное регентское образование 34 3. Имеют специальное профессиональное музыкальное 116 образование 4. Репертуар определяет (рекомендует) настоятель 19 5. Репертуар выбирает регент 126 6. Есть правый (профессиональный) хор и левый (люби- 98 тельский) 7. Служит один хор: профессиональный 43 любительский 39 другие варианты (детский, священнику отвечает один 7 певчий, дуэт и пр.) Таблица 4 100% 22% 76% 12% 82% 64% 28% 24% 4% (сельские приходы) 223 Новое поколение регентов, воспитанное на определенном репертуаре в традиции той или иной регентской школы, развивают церковные ансамбли и хоры в определенном направлении. Например, выпускники регентской школы Московской духовной академии и регентского отделения Смоленской духовной семинарии привносят в репертуар хоров сочинения С. Трубачева и многочисленные переложения, обработки и произведения М. Мормыля. Выпускники регентского отделения охотно пользуются сборниками под редакцией М.И. Ващенко, в которых собраны преимущественно сочинения композиторов XVIII – ХХ вв. Очевидны личные предпочтения того или иного регента (например, часть храмов Краснодарского края предпочитает произведения композиторов-лириков – А. Архангельского, Н. Лирина, П. Чеснокова, во всех храмах используются произведения, находящиеся в русле классицизма и т.д.). По итогам анкетирования выявилась интересная тенденция: цифры меняются весьма динамично, и это приводит к мысли о «роли личности на клиросе», то есть певческий профиль храма, в конечном итоге, определяется исключительно регентом. Особенно это заметно стало в 2000 гг. Храмы все больше наполняются выпускницами регентских отделений духовных семинарий и академий с хорошей хоровой подготовкой (многие из них имеют «двойное» образование: дирижерско-хоровое и регентское). В связи с этим в части хоров произошла смена руководителей, а прежние изменили свое отношение к песнопениям определенной стилистики. Они сформировали новый репертуар и явились носителями комплекса определенных практических навыков, связанных со специфическими церковными приемами звукообразования и произнесения церковнославянских текстов. Кадровые изменения, в большинстве своем, коснулись городских храмов. В сельских приходах, особенно там, где есть воскресная школа, за двадцать лет подготовлены певчие из числа учащихся. Некоторые из них обучены нотной грамоте. Произошло «омоложение» певчих, эти дети воцерковлены, обладают необходимыми волевыми качествами для того, чтобы спеть все песнопения богослужения. Они начинали свою певческую жизнь, как правило, со своими взрослыми родственниками или одноклассниками по воскресной школе и осознавали молитвенное устроение богослужения порой лучше, чем взрослые певчие, пришедшие на клирос из любопытства. Детям может недоставать певческого мастерства, но они свободно читают богослужебные тексты, имеют слуховой опыт восприятия церковной 224 манеры пения. Поэтому, на наш взгляд, в подобных храмах может сформироваться новая традиция церковного пения. Нами обнаружено больше сходства в отправлении богослужений в селах, станицах и хуторах Краснодарского края и Республики Адыгея, а различий – в городских храмах. Особняком стоят богослужения женского скита пос. Хамышки и Свято-Михайловской пустыни (мужской монастырь). Тенденции развития церковного пения в Адыгее и Краснодарском крае находят подтверждение при описании аналогичных явлений в других регионах. Таким образом, многообразием в способах певческого отправления богослужения характеризуются небольшие российские территории, при сравнении тех же параметров на большей территории обнаруживаются определенные параллели. Примечания: 1. До 1991 г. Республика Адыгея как Адыгейская Автономная область входила в состав Краснодарского края и имела Екатеринодарское епархиальное подчинение. 2. История православия на Кубани от первого до третьего тысячелетия по Рождеству Христову // http://orthodoxkuban.com.ru/pub/hist_o_k.htm. 3. В последние годы, особенно в воскресные и праздничные дни, в некоторых храмах прихожан бывает настолько много, что возникает опасность давки. Во время Рождественской и Пасхальной служб человек, осенивший себя крестным знамением, иногда не может опустить руку – настолько плотно «смыкаются» ряды прихожан. В подобных случаях именно дежурство выносливых, физически крепких мужчин спасает ситуацию. 4. Практически во всех храмах есть «Обиход» в ред. С.Смоленского или Ф. Львова, а также лондонское издание «Божественной литургии» (1962 г.), «Годичный круг богослужебных песнопений» в ХХ тт. (издание Воронежской епархии, 1994 г.). 5. Королева Т.И., Перелешина В.Ю. Регентское мастерство: учебное пособие. М., 2009. С. 25. 6. Там же. 7. Там же. С. 20. 8. Смирнов Никон, игумен. О церковности богослужебного пения – Режим доступа: www. editor-liturgica.ru. 9. Литвиненко М.С. Регент: воспоминания и размышления // Регентское дело. 2008. № 6. С. 55-64. 10. Там же. С. 61. 225 Рекомендации научно2практической конференции «Актуальные проблемы южно2российского казачества: история, язык, культура», посвященной 202летию Республики Адыгея и 2002летию Кубанского казачьего хора 4 июня 2011 г. в пос. Тульском Республики Адыгея в рамках ХХ Регионального фестиваля казачьей культуры состоялась научнопрактическая конференция «Актуальные проблемы южнороссийского казачества: история, язык, культура», посвященная 20летию Республики Адыгея и 200-летию Кубанского казачьего хора. Конференция собрала широкий круг исследователей истории казачества Юга России. В ее работе приняли участие доктора и кандидаты наук преподаватели вузов, аспиранты, магистры истории и студенты Южного федерального округа, научные сотрудники научноисследовательских институтов и лабораторий, учителя и старшеклассники общеобразовательных школ, работники культуры из Адыгеи, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Северной Осетии, Краснодарского края и Ростовской области, представители Кубанского казачьего войска и Кубанского казачьего хора, руководство Майкопского казачьего отдела. В центре внимания участников конференции были вопросы истории, языка и культуры казачества, его культурного взаимодействия с этносами Северо-Западного Кавказа, в первую очередь – адыгами. Исследователи отмечали наличие большого положительного опыта совместного проживания казаков и адыгов, основанного на общей истории и базовых культурных ценностях, а также взаимовлияния и взаимопроникновения казачьей и адыгской культуры. Не обошли исследователи стороной и имеющиеся проблемы в этом направлении, свести которые к минимуму может и должно воспитание, прежде всего, молодежи, в духе уважения и толерантности. Исследователи подчеркивали, что Северо-Западный Кавказ является не только уникальным регионом с полиэтничным населением, но, несмотря на свое культурное многообразие, он представляет собой единое социокультурное пространство, именно с таких позиций он и должен исследоваться, т.е. речь должна вестись о единстве в многообразии. О целесообразности данного подхода свидетельствует большой интерес исследователей к проблеме культурного диалога. На конференции 226 прозвучали следующие научные сообщения: культурный диалог казачества и горского населения Карачаево-Черкесии; семейные традиции и обычаи казаков и адыгов и их влияние на воспитание подрастающего поколения; особенности патриотического воспитания казачьей молодежи; о влиянии адыгов на формирование раннего казачества. Необходимо отметить, что эта проблема оказалась близка как профессиональным исследователям, так и практическим работникам – преподавателям и учителям, которые на практике сталкиваются с необходимостью реализации культурного диалога. Инициировала интерес к исследованию данной проблематики подготовка к празднованию 20-летия Республики Адыгея. Большой интерес у участников нынешней конференции вызвала проблема истории и современной творческой деятельности Кубанского казачьего хора, а также исследование певческих традиций казачества, чему способствовали юбилеи: 200-летие российских военных оркестров (2011 г.); 200-летие Кубанского казачьего хора, любимого всеми творческого коллектива, который стал символом всей казачьей Кубани, и приближающееся 100-летие создания знаменитого марша «Прощание славянки» (2012 г.). Заслуживают в этом плане внимания сообщения преподавателей института искусств Адыгейского государственного университета и Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований, которые давно и плодотворно работают в этом направлении. Внимание привлекли сообщения на следующие темы: сохранение певческих традиций казачества в станице Келермесской Республики Адыгея; Кубанский казачий хор и Адыгея: культурный диалог; творческое содружество Кубанского казачьего хора и ансамбля «Казачата» г. Майкопа и др. Практически впервые на конференции прозвучало сообщение «Прикладное искусство казачества. Опыт создания и функционирования архитектурно-этнографического музея-мастерской пос. Мезмай». Итоги конференции позволяют сделать определенные выводы и на их основе определить дальнейшие направления работы по изучению и пропаганде казачьей культуры. Участники конференции признали целесообразным принять следующие рекомендации: – продолжить проведение научно-практической конференции по истории казачьей культуры; – для реализации научно-исследовательской работы в этом направлении использовать возможности программы «Славяно-адыгские 227 культурные связи: история и современность»; – к участию в конференции приглашать научных сотрудников, краеведов, молодежь; – в рамках празднования Дней славянской письменности и культуры и Регионального фестиваля казачьей культуры проводить выставку прикладного народного творчества казаков; – наладить действенные связи с кубанскими исследователями по изучению истории и культуры казачества Кубани; – продолжить сбор фольклорного, этнографического и краеведческого материала по истории культуры казаков; – на базе отдела славяно-адыгских культурных связей создать фонотеку народных казачьих песен; – продолжить сбор краеведческого материала по теме «Казачество на службе Отечества»; – продолжить работу по написанию истории казачьих родов; – предпринимать усилия для скорейшего издания сборников материалов научно-практических конференций; – обратиться к руководству Майкопского казачьего отдела об оказании содействия исследователям в написании монографического труда по истории казачества Кубани и Майкопского отдела. 228 Сведения об авторах Айшаев Оюс Ортабаевич – кандидат исторических наук, старший научный сотрудник отдела истории института гуманитарных исследований Правительства КБР и КБНЦ РАН Байрамкулова Аминат Ахматовна – кандидат исторических наук, старший научный сотрудник отдела истории и археологии Карачаево-Черкесского ордена «Знак Почёта» института гуманитарных исследований при Правительстве КЧР Берсиров Тембот Батырбиевич – кандидат социологических наук, старший преподаватель кафедры теории и истории государства и права и политологии Адыгейского государственного университета Бондаренко Галина Ивановна – доктор социологических наук, зав. кафедрой ОГ и ОМ, СЭ и ЕН дисциплин АФ МОСА, старший научный сотрудник отдела славяно-адыгских культурных связей Адыгейского республиканского ордена «Знак Почёта» института гуманитарных исследований им. Т. Керашева Бурыкина Людмила Васильевна – кандидат исторических наук, доцент кафедры Отечественной истории Адыгейского государственного университета, старший научный сотрудник отдела славяноадыгских культурных связей Адыгейского республиканского ордена «Знак Почёта» института гуманитарных исследований им. Т. Керашева Великая Наталья Николаевна – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России Армавирской государственной педагогической академии Гаврилов Александр Николаевич – магистр истории, аспирант исторического факультета Южного федерального университета, научный сотрудник Государственного музея-заповедника М.А. Шолохова Галецкий Михаил Евгеньевич – кандидат социологических наук, председатель Кубанской ассоциации «Региональный фестиваль казачьей культуры», заслуженный работник культуры Кубани Гобечия Зинаида Алексеевна – учитель истории МОУ СОШ № 3 ст. Абадзехской Майкопского района Республики Адыгея Гапонова Светлана Алексеевна – учитель истории МОУ СОШ ст. Дагестанской Майкопского района Республики Адыгея Голованова Светлана Александровна – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России Армавирской государственной педагогической академии 229 Денисова Наталья Николаевна – кандидат исторических наук, зав. отделом славяно-адыгских культурных связей Адыгейского республиканского ордена «Знак Почёта» института гуманитарных исследований им. Т. Керашева Затолокин Василий Павлович – атаман Келермесского хуторского казачьего общества, есаул Кагазежев Жираслан Валерьевич – кандидат исторических наук, научный сотрудник института гуманитарных исследований Правительства КБР и КБНЦ РАН Клычников Юрий Юрьевич – доктор исторических наук, профессор кафедры истории государства и права России и зарубежных стран Пятигорского государственного лингвистического университета Луганская Галина Борисовна – кандидат педагогических наук, доцент кафедры музыкально-исполнительских дисциплин Института искусств Адыгейского государственного университета, старший научный сотрудник отдела славяно-адыгских культурных связей Адыгейского республиканского ордена «Знак Почёта» института гуманитарных исследований им. Т. Керашева Макагоренко Ольга Дмитриевна – учитель МОУ СОШ № 9 села Вольное Кошехабльского района Республики Адыгея Макаренко Мария Анатольевна – хормейстер ансамбля «Казачата» творческого объединения «Звонница» Мозговая-Гирянская Наталья Николаевна – зам. директора по воспитательной работе, учитель русского языка и литературы МОУ СОШ № 9 села Вольное Кошехабльского района Республики Адыгея Салов Евгений Иванович – кандидат философских наук, председатель Комитета по культуре, СМИ, спорту и взаимодействию с общественными организациями Государственного Совета – Хасэ Республики Адыгея Сергеева Полина Александровна – кандидат педагогических наук, доцент кафедры музыкально-исполнительских дисциплин Института искусств Адыгейского государственного университета Соловьев Александр Анатольевич – заместитель директора Государственного академического Кубанского казачьего хора Соловьёва Наталья Георгиевна – кандидат исторических наук, старший научный сотрудник отдела истории и археологии Карачаево-Черкесского ордена «Знак Почёта» института гуманитарных исследований при Правительстве КЧР 230 Сопов Александр Валентинович – кандидат исторических наук, доцент кафедры истории и права Майкопского государственного технологического университета Федосеева Лариса Дмитриевна – кандидат исторических наук, доцент кафедры Отечественной истории Адыгейского государственного университета Хватова Светлана Ивановна – кандидат искусствоведения, зав. кафедрой музыкально-исполнительских дисциплин Института искусств Адыгейского государственного университета 231 Редакторы-составители: М.Е. Галецкий, Н.Н. Денисова, Г.Б. Луганская ВОПРОСЫ КАЗАЧЬЕЙ ИСТОРИИ И КУЛЬТУРЫ Выпуск 7 Подписано в печать 26.09.2011. Формат бумаги 60х84 1/16. Бумага офсетная. Печать цифровая. Усл. печ. л. 13,49. Заказ 087. Тираж 120 экз. Отпечатано с готового оригинал-макета на участке оперативной полиграфии ИП Магарин О.Г. 385011, г. Майкоп, ул. 12 Марта, 146. Тел. 8-906-438-28-07. E-mail: olemag@rambler.ru 232
