МУНИЦИПАЛЬНОЕ ПРАВО ЦЕНТРАЛЬНОЙ ИСПАНИИ В XI–XIII

advertisement
МУНИЦИПАЛЬНОЕ ПРАВО ЦЕНТРАЛЬНОЙ ИСПАНИИ
В XI–XIII вв.: ИСТОКИ, УСЛОВИЯ ФОРМИРОВАНИЯ,
ПРАВОВЫЕ ИНСТИТУТЫ
Г.В. Савенко
Настоящая статья продолжает систематическое изучение малоисследованного
в отечественной науке муниципального права Центральной Испании.1 Право изучается нами на примере конкретно-исторического региона — средневековой кастильской Эстремадуры. Этот регион занимал в прямом и переносном смысле центральное место в судьбе королевства Кастилия. Географически он начинался на
правом берегу реки Дуэро, на юге доходил до северной Андалузии. На западе он
граничил с Португалией, а на востоке — с королевством Арагон. Именно здесь
было сосредоточено не менее 60 консехо2 — муниципий с более или менее унифицированным правовым режимом, пограничным и, следовательно, привилегированным по своему характеру.3 Самые крупные муниципии занимали площади по
несколько тысяч км2 (Авила — 8 935,12 км2, Сеговия — 6 607,04 км2, Пласенсия — 4 909,39 км2), самые маленькие — по несколько десятков км2 (Маганья —
85,78 км2, Куриель — 93,12 км2, Фресно — 114,34 км2)4. Отметим также, что этот
регион сформировался в ходе Реконкисты – военной и хозяйственной колонизации мусульманских земель с XI в. по 30-е гг. XIII в.
Судебники. Краткие судебники (фуэро — от лат. forum) — результат деятельности королевской канцелярии или отдельных магнатов в XI — сер. XII вв. — по
своей форме и содержанию близки к привилегиям или, как еще предпочитают
говорить, к поселенным грамотам (cartas pueblas). Их структура выглядит следующим образом: формула пожалования («даю», «дарую», «предоставляю», «жалую») и иногда его мотивы; указание лица, от имени которого жалуется документ;
1
См.: Савенко Г.В. Об особенностях кровной мести в муниципальном праве Кастилии
в XII — начале XIV вв. // Российское право в период социальных реформ: Сборник научных трудов аспирантов, соискателей и молодых ученых. Нижний Новгород, 1998. С. 57–63.
2
Consejo от лат. сoncilium — совет, первоначально жителей сельской округи, в дальнейшем – граждан муниципии.
3
К северу от р. Дуэро находились муниципии Роа, Сан Эстебан де Гормас, Осма, Сория. В долине Дуэро — Сепульведа, Пеньяфьель, Куэльяр, Кока, Аревало, Искар, Маганья,
Портильо, Авила, Сеговия, Бехар, Пласенсия. К югу от Центральной горной системы —
Медельин, Трухильо Мадрид, Талавера, Эскалона, Гвадалахара, Уэте, Куэнка, Мойя, Алькарас и др.
3
См. Martinez Diez G. Las comunidades de Villa y Tierra de la Extremadura castellana
(Estudio Historico-Geografico). Madrid, 1983. P. 678–679.
175
дарование границ (иногда с указанием межевых знаков или перечислением частей
округи); изложение норм гражданского, уголовного, процессуального, сеньориального (королевского) права; cанкции против нарушителей режима этого судебника; знак («подпись») пожалователя; дата; место издания; подписи свидетелей —
знати и прелатов.
Ранние фуэро не охватывают всех отношений в гражданской общине, как и не
фиксируют всего многообразия связей между королевской властью и городскими
советами. Они чаще отражают взгляд центральной власти или крупных магнатов
на консехо как на некую общность — участника политических и судебноправовых отношений в королевстве. Нормы кратких судебников определяют взаимные права и обязанности совета и короля (сеньора), размер и порядок выплат
налогов и судебных штрафов, довольно скупо — владельческие и судебнопроцессуальные права граждан общины. Единичные нормы посвящены семейному, уголовному и обязательственному праву. Фуэро только эпизодически отражают структуру самой общины, делая это зачастую мимоходом и в тех случаях,
когда регламентируется взимание различных платежей или штрафов, описываются какие-либо процессуальные действия граждан в суде или магистратов в городе
и округе.
По объему рассматриваемые фуэро действительно являются краткими. Так,
фуэро Сепульведы состоит из 35 статей, пролога и заключения. Фуэро Уклеса —
из 27 статей и заключения. Самым объемным является судебник Мединасели —
85 статей. Внутренне материал расположен хаотично, без тематической рубрикации. Статья может состоять как из нескольких слов, так и из нескольких предложений. Фуэро дошли до нас и на средневековой латыни, и на старокастильских
языках.
Пространные судебники фиксируют право гражданской общины, прошедшей
путь от истоков муниципии до зрелого социально-правового организма и административно-политической единицы государства. В сравнении с краткими фуэро с
точки зрения структуры, юридической техники и тщательности освещения целого
ряда институтов права пространные судебники превосходят их на несколько порядков. Наиболее известными и тщательно откомментированными являются судебники семейства Куэнки, в частности сам судебник г. Куэнка (1189 г.)1, Теруэля2 (родственный Куэнке судебник арагонской Эстремадуры), Сепульведы (1300
г.).3 Как видно из времени их фиксации, а также анализа содержания, они последовательно отражают дальнейшие этапы развития гражданской общины в XII–
XIII вв. Судебники фиксировали зрелую стадию развития права гражданской общины Эстремадуры. Эта «зрелость», на наш взгляд, выразилась в том, что система
права муниципии органически синтезировала как древние институты обычного
права, так и нормы, сформировавшиеся внутри общины в XI–XII вв., нормы, пожалованные королем в виде привилегий, а также военные обычаи.
В фуэро Куэнки и в производных от него судебниках тщательно регламентируется система городских магистратур, детальнее отражено административное
1
Urena y Smenjaud R. El fuero de Cuenca. Forma primitiva y systematica: texto latino, texto
castellano y adaptacion del Fuero de Iznatoraf. Madrid, 1935. P. 114–834. При отсылках — FC с
указанием книги, титула и статьи, например: FC. 1, 1, 2.
2
Gorosch M. El fuero de Teruel. Upsala, 1950. При отсылках — FTeruel и указание статьи.
3
Saez E. Los fueros de Sepulveda. Segovia, 1953. P. 64–151. При отсылках — FSExt. с
указанием статей, которые в оригинале называются титулами, например: FSExt. t. 1.
176
устройство и судебная система. Эти судебники зафиксировали значительные социальные изменения, в частности возросшую роль городского рыцарства. Примечательно также, что запись судебника г. Куэнка произведена знатоком римского
права. Что касается объема, то, например, судебник Сепульведы содержит в целом 290 статей, Пласенсии — 750, Сорита де лос Канес — 871, Куэнки — 982 статьи.
Проблема происхождения муниципального права. Вопрос об истоках кастильского муниципального права и юридических корнях гражданской общины
остается все еще открытым. С начала XX века идет спор между несколькими направлениями. Наиболее известна школа т.н. германистов, основателями которой
явились Э. Инохоса и Х. Фикер. Работы Э. Инохосы, в частности в которых он
проследил германские корни консехо и германские элементы в испанском праве,
определили на десятилетия пути изучения истории испанского права. Главный
тезис германистов заключался в том, что в своей основе средневековое испанское
право — продукт эволюции вестготского, одной из систем племенного германского права, родственного скандинавскому и исландскому.1 Учениками, а также
последователями Э. Инохосы явились К. Санчес Альборнос, Г. Санчес, Л.Г. де
Вальдеавельяно.
Сохранение германских обычаев, вестготского права, да и в целом германской
традиции в испанском праве было оспорено А. Д`Орсом и его последователями —
Р. Гибертом и А. Отеро.2 Компромиссную точку зрения на происхождение кастильского права (а также и муниципии) высказал в 70-х гг. А. Гарсия-Галло, а
впоследствии А. Иглесиа Феррейрос. Эти ученые указали на синтетический характер кастильского права, составными элементами которого явились римское
вульгарное право, иберийско-кельтский субстрат и германский элемент.3
Вестготы, переселившись несколькими волнами в Испанию, преимущественно
в долину р. Дуэро, несомненно, перенесли на новую почву и свою судебную систему, которая, несмотря на переходы через огромные расстояния, смену географических и климатических условий, давление римских институтов власти и права, сохранила вестготов как общность. В Испании их судебная система укрепила
существовавшие в скрытом состоянии дороманские институты обычного права,
«германизировав» их.4 Существует достаточно свидетельств, по мнению К. Санчеса Альборноса, что и накануне падения государства вестготов продолжали существовать институты явно германского происхождения как в публичном, так и в
частном праве.5 Массовый исход готов на север также способствовал консервации
традиционных институтов права. В ходе последовавшей за этим Реконкисты переселенцы с севера несли с собой как собственные формы социальной организа1
Hinojosa E. El elemento germanico en el Derecho espanol // Obras. Vol. 2. Estudios de Investigacion. Madrid, 1955. P. 407, 410; Ficker J. Sobre el intimo parentesco entre el Derecho
godo-hispanico y el noruegoislandico. Barcelona, 1928. P. 11–12.
2
D`Ors A. La territorialidad del Derecho de los visigodos // Estudios visigoticos. I. RomaMadrid, 1956. P. 105–108; Otero A. El codice Lopez Ferreiro del Liber Iudiciorum // AHDE.
№ 29. 1959. P. 560.
3
Garcia-Gallo A. Consideracion critica de los estudios sobre la legislacion y la costumbre
visigodas // AHDE. № 44. 1974. особо P. 409–423; Iglecia Ferreiros A. Derecho municipal, derecho senorial, derecho regio // HID. N. 4. 1977. P. 123.
4
Sanchez Albornoz C. Tradicion y derecho visigodos en Leon y Castilla // Investigaciones y
documentos sobre las instituciones hispanas. Santiago de Chile, 1970. P. 115–129.
5
Ibid.
177
ции — общину германского типа (по определению К. Астариты1) и судебное собрание соседей-общинников2, так и доставшиеся от предшествующей эпохи правовые институты. Все эти институты интегрируются в формирующуюся гражданскую общину и становятся на ранних этапах судебно-правовой основой ее организации. И только впоследствии их сфера сужается как по мере роста собственно
муниципальных институтов права, так и под давлением королевского права (а по
большому счету — реципируемого римского).
Таким образом, мы полагаем, что у истоков кастильской консехо находилась
общность, которая сохранялась благодаря существованию объединявших все семейно-родовые структуры институтов обычного права — системы наиболее устойчивых связей в варварскую эпоху. Самостоятельное же развитие городской
консехо начинается с того момента, когда городское сообщество и его округа отделяются от comisso — территории под управлением должностных лиц короляграфа или судьи, образовав независимую в судебном плане территорию. Повидимому, в первую очередь имело место признание экономической автономии
консехо, а затем произошло наделение коллектива граждан юрисдикцией разных
уровней. Речь должна идти о признании права юрисдикции за автономной корпорацией-консехо, что означало, прежде всего, рассмотрение дел ее магистратами,
взимание ими судебных штрафов и включение в свою сферу компетенции населения и корпораций, находившихся в округе. Конкурируя поначалу внутри городского центра с судебной властью представителя короля (dominus villae), консехомуниципальный совет в период своей максимальной автономии становится единовластным хозяином округи, располагая собственным аппаратом власти, состоявшим из городских магистратов и вспомогательного персонала.3
Территориально-административная структура. Муниципия являлась иерархически организованным территориальным подразделением государства. Ее
высшим уровнем был город — военный, административный, политический и судебный центр округи. Округа подчинялась этому центру, хотя и обладала большей или меньшей степенью самоуправления.
Альдеа — низовое звено муниципии в сельской местности, которое могло
быть и простой сельской общиной, и сельской коммуной, являясь своеобразным
правовым сообществом. Альдеа, подчиняясь городской юрисдикции, имела и
свою собственную юрисдикционную округу, ей принадлежали владельческие права на угодья. Отдельные альдеа могли находиться во владении граждан города.
Другие могли образовывать свой совет, консехо, иметь собственных должностных
лиц. Представители альдеа входили в состав «Совета города и альдеа», коллективного органа муниципии, который представлял всех жителей города и округи.
По мере укрепления своей экономической базы, возрастания роли органов самоуправления некоторые альдеа или их группы становятся носителями сепаратистских начал, с чем постоянно борются городские центры и королевская власть.
1
Astarita C. Estudio sobre el concejo medieval de la Estremadura castellano-leonesa: una
propuesta para resolver la problematica // Hispania. Vol. 42. №. 151. P. 365.
2
Valdeavellano L.G. d e. Curso de Historia de las Instituciones espanolas. Madrid, 1977.
P. 533.
3
178
Ibid. P. 557.
Приход являлся подразделением и церковной организации и административным районом города и включал части округи.1 Все члены прихода вносились в
список жителей-граждан и налогоплательщиков прихода (padron). Собственно
городской центр муниципии в социально-правовом отношении состоял из приходов и их граждан. Со временем у прихода появляется собственная юрисдикция, а
с начала XII в. он становится и налоговым округом. В муниципальную систему
управления приход включался двумя путями. Во-первых, его граждане выбирали
своих судей-алькальдов и сборщиков налогов. Во-вторых, приход являлся своеобразным городским избирательным участком. В XII–XIII вв. глава муниципии
(judez-судья) и городские алькальды («младшие» судьи) выбирались по приходам.
Приход также представлял собой самостоятельную единицу городского ополчения.
Приход, вернее его граждане, играли важнейшую роль при совершении различных юридических актов в гражданском и процессуальном праве. Так, кредитор не мог захватывать залог у должника без засвидетельствования этого «соседом» прихода (FMedinaceli. P. 438; FC. 3, 1, 1). Залог, по каким-либо причинам не
возращенный его владельцу, распределялся между прихожанами (FMedinaceli. P.
438). Cделки по продаже земли также должны были совершаться в приходе покупателя «в воскресенье после обедни».2 Наследование имущества, недвижимости,
как и продажа земли, затрагивали непосредственно интересы прихода. При отсутствии прямых наследников, а также родственников по восходящей и боковым
линиям в наследство вступал приход, выделяя из него вклад «за упокой души».2
Даже при отсутствии завещания и при вступлении в наследство по закону со стороны «ближнего племени» (pariente propinquos) приход все равно получал «пятину из благоприобретенного имущества (del ganado)» (FC. 1, 11, 3). Фуэро Куэнки
предусмотрел даже случай получения «пятины» от неграждан, по-видимому, простых держателей земли или батраков, приходом их хозяина или сеньора (FC. 1, 9,
4).
Важнейшую роль прихожане играли в процессуальном праве. Прежде всего,
стороной в процессе мог выступать «сосед» как против такого же, как и он, прихожанина-»соседа», так и «против любого другого человека» без всяких дискриминационных ограничений (FC. 3, 4, 12). Неграждане-жители (moradores), например, могли быть полноправной стороной в процессе только против таких же жителей (FC. 3, 4, 12), а жители округи должны были искать поручителя, давать в
залог дом с имуществом либо подвергаться испытанию менее престижными судебными доказательствами. От двух до четырех соприсяжников-прихожан, как
правило, вместе с подозреваемым, участвовали в принесении разного рода присяг
1
По одному приходу было в Усеро, Осме, Андалуз, Монтехо, Кабрехос; по три в Янгуас, Карасена, Искаре; по девять в Бехаре, Калатанясоре, Мадеруэло, Айльоне; по десять в
Альмасане, Мадриде; четырнадцать в Сепульведе, Пласенсии и Куэнке; восемнадцать в
Куэльяре, девятнадцать в Авиле, тридцать два в Сеговии, тридцать пять в Сории и сорок
шесть в Салманке (Martinez Diez G. Op. cit. P. 674–677; Montero Vallejo M. El Madrid medieval. Madrid, 1987. P. 138; Gonzalez J. Repoblacion de las tierras de Cuenca // AEM. № 12. 1982.
P. 196).
2
El fuero de Molina. P. 78: Sancho Izquierdo M. El fuero de Molina de Aragon. Tesis doctoral. Madrid, 1916.
2
Ibid. P. 80–81.
179
в случаях исков по поводу рукоприкладства, нанесения ран и в менее тяжких случаях. Это были клятва манкуадра,3 очистительная присяга,4 и обычная клятва.5
Городской центр — это совокупность приходов в территориально-административном отношении и граждан приходов в социально-правовом. Совет городской общины — ключевой элемент муниципальной организации. Он состоял из
большого и малого советов. Большой совет — собрание всех граждан — решал
вопросы нормотворчества, управления, судебные и экономико-фискальные. В
XIII в. малый совет, состоявший из магистратов, городских рыцарей и «добрых
людей», расширяет свои полномочия за счет их сужения у большого совета. Что
касается нормотворчества, то здесь нужно отметить следующее. Если краткие
судебники были в значительной степени продуктом королевской канцелярии или
представителей монарха, то выработка уже пространных судебников — Бехара,
Пласенсии, Сории, Сепульведы — была результатом законодательной активности
этого городского совета. Со временем (с XIV в.) эта сфера деятельности сводится
к изданию местных уставов (ordenanzas), которые регулировали исключительно
хозяйственные вопросы.
И город, и его округа объединены едиными судебно-административными органами и инстанциями. Округа в плане судебной юрисдикции является пространством, где городские магистраты-алькальды, приставы и присяжные — совершают различные процессуальные действия: захватывают залог, преследуют воров
(FC. 2, 6, 29; FSExt. t. 88–89), воздействуют на преступника в ходе кровной мести
(FSExt. t. 50). Жители округи обязаны по тревоге (apellido) участвовать в поимке
преступников или заявить о них в городе (FSExt. t. 89).
Городской центр в процессуальном плане имеет явные преимущества перед
округой. Это выражается, например, в том, что жители альдеа обязаны обеспечивать свой иск против граждан города залогом, процессуальной гарантией в пользу
последних (FSExt. t. 78). Назначать сроки явки в суд для граждан города житель
округи мог только в присутствии постоянно проживающего в городе человека
(FSExt. t. 216). Штраф за отнятие залога у судебного пристава-андадора был в два
раза выше в округе, чем в городе (FC. 2, 6, 29). В делах, связанных с причинением
ущерба имуществу жителей альдеа, они должны были через своих присяжных, а
не напрямую, обращаться в городской суд (FC. 2, 1, 11), т.е. не могли, повидимому, прямо выступать свидетелями против граждан города (FC. 3, 4, 13; см.
также 3, 4, 11). Граждане города пользовались также более почетными средствами
доказательства своей невиновности при поджоге или при взломе дома в сравнении с жителями округи. Так, если первые оправдывались очистительной клятвой
или поединком, то вторые подвергались испытанию раскаленным железом
(FLedesma. 227).
Право. Муниципальное право синтезировало к XIII в. несколько самостоятельных и разновременных юридических пластов: обычное право, королевские
привилегии, элементы сеньориального права, элементы нового уголовного и гражданского права.
3
Манкуадра — присяга, в ходе которой лицо, ее приносящее, присягает, что свое требование к ответчику он предъявляет не в силу недоброжелательности и не по злому умыслу, но вследствие того, что имеются для этого законные основания (Garcia Gonzalez J. El
juramento de manquadra // AHDE. T. XXV. 1955. P. 223).
4
FC. 2, 1, 10; 2, 1, 13; 2, 1, 15; 2, 2, 3; 2, 2, 4; 2, 2, 5; 2, 2, 9; 2, 2 12; 2, 2, 19; 2, 2, 20; 2, 2,
24.
5
FC. 2, 1, 25; 2, 2, 26.
180
Обычное право. Особенность системы обычного права гражданской общины
состояла в сохранении основных его институтов. Это были, прежде всего, кровная
месть (макроинститут, включавший несколько отдельных институтов), соприсяжничество, ордалии, залог, поручительство, талион, покровительство (патронаж,
мундиум). Основная черта обычного права заключалась в том, что исходным моментом его формирования являлся комплекс однородных процессуальных норм.
В традиционных обществах, в том числе и в феодальной Кастилии, процессуальный институт чаще предшествовал новым материальным нормам. Такая его универсальность помогала эффективно разрешать правовые и иные коллизии в различные эпохи.
Рассмотрим теперь институты обычного права по отдельности. Судебные доказательства, доставшиеся гражданской общине еще от варварской эпохи, носили
характер ордалий, божьих судов. К ним прибегали большей частью при совершенном отсутствии или недостаточности доказательств в спорных делах. Поэтому
и сами божьи суды получили значение судебных доказательств. К ордалиям,
вследствие которых должны были произойти явления, несовместимые с законами
физической природы, относились испытание кипящей водой и раскаленным железом. Самые ранние упоминания «котелка» (calda), пришедшего, по-видимому, от
франков, относятся к законодательству вестготских королей Эгика или Витица
(ок. 700 г. или 705 г.).1 В ходе Реконкисты «котелок» был широко распространен
на севере Испании. Сведения об отмене этой ордалии содержатся в 19 фуэро. Эта
отмена, как считает Р. Барлетт, была «не волной рационализирующего городского
развития, а специфической привилегией для привлечения поселенцев на новые
земли».2
В Эстремадуре больше было распространено испытание раскаленным железом. Ему подвергались чаще женщины тогда, когда нужно было отвести подозрение в прелюбодеянии, чародействе, сводничестве, убийстве мужа или в продаже
христианина маврам (FC. 2, 1, 34–36, 39). Практически все судебники семейства
Куэнка — Теруэль, в том числе и в Андалузии (Убеды, Баесы, Иснаторафа), cодержат подробное описание процедуры испытания железом, что свидетельствует
о существовании этой ордалии до второй половины XIII в. В фуэро Авилес содержится редкая норма о том, что «если женщина будет иметь мужа или родственника, или сына, которые защитят ее в ходе поединка», необходимость подвергнуться указанному испытанию отпадала (FAviles. Cap. 26). Еще более редкая
норма того же фуэро предусматривает применение этой ордалии для мужчиныистца, заявляющего права на имущество умершего (FAviles. Cap. 30).
К ордалиям также трансцендентного характера относились: судебный поединок (lid), процедура riepto и присяга. Поединок в судебниках семейства Куэнки —
это ритуальная дуэль, противоборство истца (или наемного бойца) и ответчика
при отсутствии прямых улик против предполагаемого убийцы (FSExt. t. 32). Процедура riepto в этих же судебниках применялась, когда обвиняемый отрицал содеянное (физическое насилие) в случаях, которые рассматривались как тяжкие: истец в торжественных выражениях обвинял ответчика, после чего следовал поединок. Данная процедура являлась эквивалентом очистительной присяги, которая
1
Sanchez Albornoz C. Tradicion y derecho visigodos. P. 120; Barlett R. Trial by fire and water. Oxford, 1986. P. 7.
2
Ibid. P. 58–59, 61.
181
также использовалась при обвинении в очень серьезных преступлениях.1 В судебнике Куэнки, согласно первоначальной редакции, зафиксировано 29 случаев применения процедуры riepto.2 Ей могли подвергаться и свидетели, которых подозревали в лжесвидетельстве.
Присяга также относилась к категории ордалий. В судопроизводстве она служила средством открытия истины и решения спорных дел и поэтому может рассматриваться как суррогат судебного решения. Но так как она использовалась при
отсутствии или недостаточности доказательств и заменяла их, имея с ними равную силу, то и сама считалась судебным доказательством. В пространных судебниках существует очистительная присяга — одна из архаичных форм судопроизводства, ведущая свое начало от родового строя. При отсутствии доказательств у
истца ответчик использовал присягу, которая его полностью оправдывала.3 Ее
приносил сам подозреваемый в убийстве или ранении при поручительстве безопасности (см. ниже) с соприсяжниками. Соприсяжники присягали при этом не в
истинности факта, а в том, что тот, кому они служили помощниками, приносил
истинную присягу. Эта подтвердительная присяга имела важное значение, так как
являлась судебным доказательством. Соприсяжничество, как свидетельствует
судебник Сепульведы, сохраняет свое значение в муниципальном праве до конца
XIII в. Наибольшее число соприсяжников — одинадцать вместе с двенадцатым
обвиняемым — требовалось предоставить при отсутствии прямых улик при убийстве, насилии над женщиной, членовредительстве или ранении (когда нарушено
было поручительство безопасности), поджоге дома, краже, оскорблении («бесчестии тела»).4
От пяти до одного соприсяжника требовалось при снятии обвинений с подозреваемого в менее значительных делах: при укрытии «врага», убийстве паломника, при отдельных видах краж, при рукоприкладстве, при вторжении в дом, ранении рабочего скота сеньора или препятствовании для его использования на пашне, при убийстве охотничьих птиц или собак,5 при различных хозяйственных правонарушениях.
В судебнике Сепульведы сохраняется также личная очистительная присяга
(salvo por su jura) в делах и вовсе незначительных. В целом в очистительных присягах примечателен также пережиток родовой эпохи — участие в качестве соприсяжников родственников подозреваемого, обычно составлявших половину из общего числа присягающих.
В заключение заметим, что форма ордалии, к которой прибегали как к средству открытия истины, обусловливалась общественным положением ответчика в
суде, а также его полом. В этом ряду процедура riepto, торжественное обвинение
и ритуальная дуэль, являлась привилегией собственников из города, прежде всего
кабальерос.6
1
Eguia M.M. El riepto y su relacion con la injuria, la venganza y la ordalia (Castilla y Leon,
siglos XIII y XIV) // Hispania. N. XLVII. 1987. P. 823).
2
Из них 8 касались смерти, 13 — физического насилия, 1 — предательства, 1 — хвастовства о связи с замужней женщиной, 3 — случаев предательства сеньора: «наставления
рогов», близости с его дочерью и порчи молока кормилицы путем физической близости с
ней.
3
Gibert R. Estudio historico-juridico. P. 531.
4
FSExt. t. 32, 35, 45 - 53, 59, 157, 160, 194, 218, 240.
5
FSExt. t. 16a, 49, 56, 57, 81, 100, 107b, 187–193.
6
Eguia M.M. Op. cit. P. 814–815.
182
Важнейшую роль среди институтов обычного права вплоть до XIII в. играл залог, как внесудебный, который истец осуществлял по собственной инициативе,
так и судебный, но также осуществляемый самим истцом.1 Залог служил процессуальной гарантией, дававшей истцу уверенность, что решение суда будет выполнено ответчиком, и средством для начала судебного процесса.2 Попытки ограничить внесудебный залог видны уже в кратком судебнике Сепульведы 1076 г., где
предписывается, что истец не может захватывать залог в округе или в торговой
экспедиции в земли мавров (arequa) без разрешения судей (FSLat. P. 46). Запреты
осуществлять внесудебный залог встречаются в дальнейшем во многих судебниках Эстремадуры, что косвенно свидетельствует о распространенности практики
его применения.
Самые архаические черты этого института, как отметил еще Э. Инохоса, зафиксированны в судебнике Теруэля: должностное лицо совета — сайон, сопровождающий истца к дому ответчика, выполняет скорее роль свидетеля.3 «Если истец
не может найти сайона, — сообщает фуэро, — с которым он берет залог, может
его брать вместо сайона с двумя «соседями» (живущими) ближе всего к дому... с
помощью которых можно доказать все, что произойдет» (FTeruel. Cap. 42). В случае неявки ответчика в суд истец мог брать каждый день в залог какое-нибудь
имущество в доме самого ответчика или его поручителя, если таковой имелся,
«без (угрозы подвергнуться) судебному штрафу до тех пор, пока ответчик не исполнит предписание фуэро» (FTeruel. Cap. 141). Судебник Теруэля фиксирует
любопытные казусы, когда истец является три раза в день к запертым воротам
дома ответчика вместе со свидетелями, кричит у дверей, если заметит в доме людей, и только при нежелании хозяев ответить «заявляет об этом судье (judez —
главе совета), и судья открывает ворота, и берет залог в уплату штрафа и для
удовлетворения иска» (FTeruel. Cap. 153).
Объектом залога обычно была движимость, скот. В последнем случае запрещалось захватывать боевых коней или животных, которые использовались на
пашне. Залог, захватываемый истцом, мог сопровождаться символикой, напоминавшей о древности этого института. Так, например, истец в знак вызова в суд
ответчика первый раз втыкал пучок соломы в ворота его дома (FTeruel. Cap. 141).
В конце XIII в. залог все еще продолжает играть роль процессуальной гарантии
(FSExt. t. 247) наряду с поручительством, однако возможность получения его частным способом сужается, если не сказать даже исключается со стороны судей
совета. Жалобы на незаконный захват залога, тем не менее, встречаются во всех
петициях кортесов рубежа XIII–XIV вв.
Наряду с залогом институт поручительства, известный по варварским Правдам, также гарантировал истцу явку в суд и/или выполнение судебного решения.
Еще в конце XIII в. истец требовал поручителей от ответчика при подозрении в
убийстве, ранении, насилии над женщиной, в случае кражи, т.е. в делах, которые
квалифицируются в настоящее время как уголовные. Кроме того, предоставления
поручителя мог потребовать заимодавец у должника, а также купивший земельное владение у третьего лица, если последний намерен опротестовать в суде сделку.4 Юридические последствия при отказе предоставить поручителя зависели от
1
Lalinde Abadia J. Derecho historico espanol. P. 541.
Ibid. P. 543.
3
Hinojosa E. El elemento germanico... P. 453-456.
4
FSExt. t. 32, 45, 51, 65, 231; 156, 204.
2
183
категории дела. Ими могли быть: отказ отвечать по иску, признание виновным,
заключение в тюрьму, изгнание из общины именем короля.
Особое место в рассматриваемом институте занимает его разновидность —
поручительство в безопасности (fiaduria de salvo или salva fe). Его давали друг
другу враждующие стороны в знак того, что ни одна из них не подвергнется незаконному нападению.1 Cогласно судебнику Кории, этот вид поручительства был
равен судебному штрафe-калонья (FCoria. Cap. 42). В судебнике Сепульведы таких поручителей требовал обвиняемый в убийстве, опасавшийся за свою жизнь
при прохождении всех судебных процедур (FSExt. t. 46).
Поручители, как правило, были ответственны своим имуществом за преступления поручаемого, если последний не являлся в суд или же сами поручители не
доставляли «его тело»(cuerpo del malfechor), что освобождало их от ответственности. Сложение с себя обязанностей поручительства не всегда было безопасно,
поэтому в судебнике упоминается запрет присутствовать при этой процедуре с
оружием (FSExt. t. 85).
Наряду со штрафами и вергельдами, которые к концу XIII в. выплачивались2 в
качестве возмещения «бесчестия тела» (deshonra del cuerpo) городским рыцарямкабальерос, их оруженосцам и женам, в судебнике Сепульведы сохраняется древний институт талиона, «око за око». Он действовал в отношении и мужчин, и
женщин.3 Сохранение этого института связано, по-видимому, с формированием
кровно-родственной организации в виде линьяжей в среде городского рыцарства.
Это повлекло за собой некоторые «идеологические» коррективы и консервацию в
их среде германской концепции чести и необходимости ее возмещения в случае
ее «утраты». Отсюда, например, в судебнике Сепульведы ориентация городских
рыцарей на традиционные и одновременно (к концу XIII — началу XIV в.) «благородные» способы защиты прав своих членов,4 наряду с упоминавшимися выше
поединками.
В судебнике Сепульведы 1300 г. в виде архаического элемента германского
права содержатся нормы о мундиуме, институте опеки женщины родичами. Так,
без их воли и согласия она не могла жить с мужчиной под угрозой лишения наследства (FSExt. t. 35). Родичи принимали возмещения чести женщины, в случае
ее оскорбления (FSExt. t. 186). В некоторых случаях защищать женщину, освобождая ее от испытания раскаленным железом, и вступать в поединок должны были
муж, сыновья или другие родственники (FAviles. Cap. 26).
1
«Если кто-либо будет врагом до поселения в Сепульведе и придет туда жить, и встретит там своего преследователя, то пусть предоставят один другому поручителей в безопасности согласно фуэро Сепульведы, и пусть будет между ними мир; и того, кто не захочет
дать поручителей, изгоняют из города и из округи» (FSExt. t. 13).
2
FSExt. t. 45, 48, 57, 59, 163, 186.
3
«Кто чужую бороду дернет или вырвет... и докажут это, то дает (обидчик) другого такого (же как и он по положению человека) для возмещения. И если бороды не будет, пусть
ударят его туда, откуда должна расти борода» (FSExt. t. 58). В случаях оскорбления «тела»
женщины действием помимо штрафа обидчик «дает в качестве возмещения (ad
emendationem) замужнюю за замужнюю, вдову за вдову, девицу за девицу, такую родственницу, которую могли бы и не знать (de tali parentelam ut est ignoratam)» (FSExt. t. 186).
4
Вот как эта же ситуация отражена в феодальном (а на самом деле восходящем к
обычному) праве: «И если какой-нибудь знатный (фиходальго) нанесет бесчестие другому
(и потом заявит, что сделал это без умысла)... должен дать другую такую же дуэнью или
другого человека, которому сделают то же самое в качестве возмещения...» (FViejo. 1, 5,
12).
184
Уже в XII в., а возможно и раньше, развиваются процессы, которые в конечном счете привели к исчезновению многих институтов обычного права. Прежде
всего интенсивнее протекает распад большой семьи и более крупных семейнородственных объединений и как следствие — рост индивидуализма. Это, в свою
очередь, заставляет индивида искать новые формы общественной связи: отдачу
под патронаж сеньоров некогда свободных поселенцев, развитие договорных вассальных связей.1 С другой стороны, идеи римского права из королевских канцелярий, особенно при короле-законодателе Альфонсо X (1252–1284 гг.), который
пытался навязать муниципиям в течение 1256–1261 гг. Королевский судебник
(Фуэро Реаль),2 все настойчивее внедряются в практику. Для вытеснения обычного права необходимо было создать в обществе такой механизм правосудия, который теоретически содержался в самом римском праве и в процессе следственного
типа в каноническом праве.
Прежде всего это реципируемое римское право четко делило процесс на уголовный и гражданский (FR. 4, 20, 3), разрушая тем самым единство процессуальных институтов обычного права. Королевский судебник препятствовал сторонам
договориться между собой в уголовных делах. Королевское правосудие брало на
себя инициативу расследования дел независимо от существования иска, «так как
является разумным, чтобы вредные и беззаконные деяния не оставались без наказания» (FR. 4, 20, 11). Значительная роль в этом отводилась следствию (pesquisa)
(Ibid.), которое в муниципальном праве использовалось крайне редко. Истец, таким образом, лишался роли протагониста в процессе, а вместе с этим отпадала
необходимость в соответствующих процессуальных институтах обычного права.
Число лиц, участвовавших вместе с истцом в процессе, ограничивалось пятью
сопровождавшими (FR. 2, 3, 3), а судьи могли по своему усмотрению определять
тех, кто «слушает прения с ним (истцом), и с которыми он советуется» (FR. 2, 1,
5). В процессе пространных судебников на стороне ответчика и на стороне истца
выступали родичи, друзья, входившие в гражданский коллектив, что отражало
социально-правовой статус сторон в общине, влияло на суммы возмещения, на
средства доказывания. В королевском праве последние, наряду с riepto и поединком, дополняются свидетельскими показаниями и следствием (FR. 4, 21, 14). Судья теперь сам формирует и направляет процесс, берет в свои руки инициативу,
так как он связан уже не обычаем и традицией в замкнутом коллективе-общине, а
королевским и каноническим правом, где он всегда выполнял роль следователя.
Правда, Королевский судебник не отменяет кровную месть (см. FR. 4, 17, 1; 4, 17,
4), так как она в эту эпоху тесно связана с проявлением семейной солидарности и
в среде городского рыцарства, и родовой знати.
Действие Королевского судебника, жаловавшегося городам в течение 1256–
1261 гг., было приостановлено в 1272 г. Несмотря на то, что действительность не
позволяла эффективно заменить все институты обычного права сразу, монархи
все же рационализируют его отдельные элементы. Это достаточно хорошо прослеживается в грамоте Санчо IV 1285 г., реформировавшей судебник Куэнки.
Прежде всего, отмене подлежало такое судебное доказательство, как испытание
раскаленным железом. Использование процедуры торжественного обвинения и
ритуальной дуэли (riepto) при оспаривании правдивости свидетельских показаний
1
Garcia de Cortazar J.A. La epoca medieval. Madrid, 1974. P. 266–268.
El Fuero Real de Espana // Los Codigos Espanoles concordados y anotados. Madrid, 1871.
Vol. 1. При отсылках – FR и указание на книгу, титул и статью, например: FR. 1, 2, 2.
185
2
уступало место их сопоставлению в письменной форме, т.е. вводился элемент
следствия и письменной формы ведения процесса. Личную очистительную присягу предписывалось использовать тогда, когда у истца не было прямых улик против ответчика и невиновность последнего обычно доказывалась поединком. Грамотой вводилась индивидуальная ответственность преступника: муж не отвечал
за преступления (правонарушения) жены и наоборот, родители за детей, а поручитель в уголовных делах не мог быть убит за преступление поручаемого. В грамоте Санчо IV рационализировался подход к квалификации краж,1 отменялись
древние ритуальные формы вызова ответчика в суд,2 уточнялась субъектная сфера
поручительства безопасности.3 Прежние узы солидарности замкнутого гражданского коллектива ослаблялись, например, разрешением использовать в качестве
свидетелей «добрых людей, хотя бы они и не были гражданами Куэнки.»
Консервации в муниципальном праве до конца XIII в. институтов обычного
права способствовало складывание линьяжной организации в среде общинной
верхушки, воспроизводившей, хотя и модифицированно, древние родовые связи.
Проявление семейной и линьяжной солидарности, а также коллективной ответственности поддерживало существование и кровной мести, и других древних институтов права. Многие из них к XIII в. фактически становятся привилегиями городских рыцарей и богатых собственников из города и округи, так как требовали
значительных материальных и людских ресурсов, а также высокого авторитета в
общественной иерархии.
1
«По поводу того, что мне послали сказать, что если чья-либо вина доказана по судебнику, того должны были казнить, и не говорит (судебник) за крупную кражу или за мелкую. На это я отвечаю, чтобы разрешалось (все) согласно (королевскому) праву и не по
этому судебнику» (Urena y Smenjaud R. Cuenca. Apendice. P. 864).
2
«И также тот, кто должен вызывать в суд своего ответчика как в городе, так и в округе, пусть вызывает со свидетелями, а не пучком соломы» (Ibid. P. 864).
3
«Тот, кто дает поручительство безопасности, должен давать его за себя и за тех, кто
является его людьми (por aquellos que tiene a su mandado)» (Ibid. P. 863).
186
Download