Пленники Северной войны.

Пленники Северной войны.
Не бывает войны без пленных. Участь их незавидна. И хотя международные
конвенции в той или иной степени защищают их права, военнопленные и прежде и теперь
нередко становятся жертвами произвола и мести.
В войнах последнего времени вариантов обращения с пленными не так много. Их
содержат в специальных лагерях или даже на свободе в тыловых населенных пунктах,
привлекают в той или иной степени к принудительным работам, дозволяют так или иначе
принимать помощь с родины или от международных филантропических организаций, а по
заключении мира возвращают на родину. Все прочее считается сегодня варварством и
военным преступлением.
Несколько иначе было во времена Петра Первого. Вариантов для взятых на войне в
плен существовало существенно больше – как хороших, так и не слишком.
Очевидно, что судьба пленного сильно зависела от категории, к которой он
изначально относился: был ли он знатной особой, генералом, простым строевым
офицером, солдатом или и вовсе – гражданским лицом: в те времена и простых жителей
нередко тоже брали в плен.
Такое отношение к мирным жителям определялось несколькими обстоятельствами.
Во-первых, как один из методов разорения вражеской территории – население
оттуда выводилось и поселялось на своей (так, опасаясь прихода Карла XII , Петр
приказал переселить полностью всех жителей Дерпта). Во-вторых – как способ
компенсировать нехватку специалистов – в плен брались люди специальной
квалификации. В-третьих – существовал частный промысел военнослужащих,
захватывавших рабов для себя или на продажу (в том числе и для продажи за выкуп).
Иногда люди оказывались в плену просто нечаянной силой обстоятельств – скажем,
поморские рыбаки, оказавшиеся на пути архангельской экспедиции командора Лёве в 1701
г., томились в шведском плену года до 1710 г.
Разумеется, выходили законы, требующие соблюдать гуманитарные стандарты того
времени, но соблюдались они плохо – в итоге новорожденный Петербург был в годы
Северной войны крупнейшим невольничьим рынком, на котором из частных рук
продавались рабы любого пола и возраста. Самым печальным был вариант, когда, через
несколько перепродаж, пленник Северной войны оказывался на Востоке – у каких-либо
кочевников, татар или турок. Таких случаев было немало – были и примеры возвращения
на родину из такого рабства спустя годы и десятилетия. Но бывали и чудесные судьбы – в
качестве примера, конечно же, стоит помянуть Марту Скавронскую, служанку (или
воспитанницу?) лифляндского пастора Глюка, ставшую, в конце концов, российской
императрицей Екатериной I. При этом сам пастор, переселенный в Москву и открывший
там первую в России гимназию, является скорее примером пленного специалиста
уникальной квалификации.
Что касается комбатантов, то есть тех, кто был взят в плен с оружием в руках, то в
те времена стороны не гнушались использовать их по прямому назначению – то есть,
опять же, с оружием в руках. Варианты бывали разные: скажем, в неудачном для
союзников сражении под Фрауштадтом в рядах саксонцев были батальоны… французов,
прежде в полном составе попавших в плен к австрийцам в сражении при Бленхейме (13
августа 1704 г. н.ст.) Войны за испанское наследство и уступленных австрийским
императорам дружественной Саксонии для другой войны. Эти батальоны, впрочем,
переметнулись к шведам при первой возможности. Другой пример: эскадрон взятых ранее
в плен шведских драгун входил в состав отряда князя Бековича-Черкасского,
отправленного Петром в 1717 г. на Хиву. Эту экспедиция постигла катастрофа, и некоторое
количество шведов оказалось на невольничьих рынках Средней Азии. Известно, что
подразделения пленных шведских кавалеристов, сосланных в Сибирь, использовались
местными воеводами в качестве вооруженной силы для подавления восстаний ясачных
народов. Вообще же, в годы Северной войны в Сибири да и по всей России находилось
огромное количество шведов, занимавшихся самым разным ремеслом – в зависимости от
образования и опыта. Исключительно ценились, скажем, шведские горные мастера – в
преддверии отпуска их на родину по окончании войны вышел даже специальный,
инициированный Берг-коллегией, указ, разрешавший (немыслимое прежде на Руси дело)
вступать иноверцам в брак с православными: на случай, если кто-то из них ,женившись,
останется в стране насовсем (и действительно, такие были). Вообще, шведские пленные
внесли заметный вклад в изучение российской глубинки – целый ряд содержательных
мемуаров был потом издан в Европе, некоторые и вовсе занимались полноценными
научными исследованиями в области географии, этнографии и пр. В некоторых местах
именно шведские полковые музыканты познакомили местное население с европейской
музыкой. Здесь стоит отметить, что российский плен вдохновил некоторых шведов и на
творчество – поэтическое, музыкальное – их произведения изданы на родине авторов и
стали частью шведской национальной культуры.
Следует сказать пару слов о материальной стороне, то есть о содержании
военнопленных. Источников этого содержания было несколько – многие офицеры и
генералы получали средства с родины. Это облегчалось потенциальной возможностью
своего рода взаимозачета – поскольку там тоже были пленные офицеры и генералы. Кроме
того, в России существовала централизованная касса, из которой осуществлялась
поддержка военнопленных и которая пополнялась из Швеции – ей управлял шведский
министр Карл Пипер, вместе с фельдмаршалом Реншильдом захваченный при Полтаве.
Рядовые же шведские пленные иногда получали содержание от российской казны, а
иногда зарабатывали на хлеб собственным трудом.
Заслуживают интереса судьбы знатных и высокопоставленных пленников.
Наверное, первым тут стоит упомянуть князя Андрея Хилкова, дипломата, посланного
Петром в 1700 г. в Швецию с целью дезинформировать Карла XII о мирных намерениях
России. С началом войны он был арестован и так и скончался в плену в 1718 г. Печальна
также судьба герцога К.-Е. де Кроа – несчастного командующего русских войск под
Нарвой в 1700 г. Он содержался в Ревеле под арестом и умер уже в 1702 г., успев, однако,
наделать долгов: его мумию выставили на обозрение в Ревельской церкви Нигулисте (Св.
Николая) – любопытствующие вносили плату в пользу заимодавцев герцога. Лишь в
середине XIX в. останки де Кроа спрятали внутрь саркофага, стоящего там и сегодня.
Другим значительным пленником Нарвы в 1700 г. стал Яков Долгорукий – тот
самый старший современник царя Петра, что привез ему из Франции приснопамятную
астролябию. История плена этого человека весьма занимательна: после Полтавы
планировался обмен его на фельдмаршала Реншильда. Сомнений в том, что обмен
состоится, похоже, не имелось и Долгорукий даже смог получить у графини Реншильд
поручительство по своим долгам на 3000 далеров. Между тем летом 1711 г. шведские
власти зачем-то решили перевезти Долгорукого и несколько других русских пленных на
новое место – в северный Умео. Перевезти по морю на шхуне – команда ее составляла 20
человек, русских пленных было – 44. Перед отбытием князь дал "реверс": письменное
обязательство воздержаться от побега. Путешествие проходило в довольно приятном
ключе: все держались по-приятельски, вместе даже высаживались на одном из островов и
охотились(!). Накануне "операции" Долгорукий заявил, что поспорил с одним из русских
полковников, смогут ли экипаж и охрана сдвинуть корабль и протащить волоком (стоял
мертвый штиль), и что он, князь, в случае успеха угощает всех пивом. Тащили все, даже
некоторые из пленных, и все было исполнено к общему удовольствию. Слово князь
сдержал, купил бочонок пива у шкипера, который и был совместно выпит. . Однако на
следующий день, сразу после заутрени, русские восстали, захватили шхуну и принудили
экипаж вести ее в Ревель, к тому времени бывший уже в руках Петра. Долгорукий со
товарищи привезли в Россию капитан-лейтенанта Яна Эллерса, главу охраны, вроде бы "в
гости" и "представить царю", однако потом Эллерс год просидел в плену, затем стал
ходатайствовать, чтоб его отпустили домой; получил ответ, позволяющий идти куда
угодно, но не в Швецию. Тогда Эллерс сбежал в Финляндию к генералу Любеккеру – и
угодил в объятия родного правосудия, где с него спросили за халатность и возможное
сотрудничество с врагом. Обескураженная графиня Реншильд потребовала возмещения из
денег, что отпускались на содержание русских пленных, с тем чтобы потом уже сам
Долгорукий возвращал долг пленным соотечественникам... Было много препирательств, в
частности, русская сторона ответила, что Долгорукий долгов платить не обязан, так как
его не разменивали, а он сам добыл себе свободу... Денег князь не вернул.
Что касается фельдмаршала Реншильда, то он был обменян лишь в 1718 г. на двух
генералов – "пленников Нарвы": И. Ф. Трубецкого и А. М. Головина. Трубецкой, кстати,
еще в 1703 г. вместе с А. А. Вейде и И. И. Бутурлиным пытался бежать из Швеции, однако,
неудачно. В итоге в 1710 г. Вейде поменяли на коменданта Риги генерала Нильса
Стромберга, а Бутурлина – на генерал-майора Мейерфельдта. А раньше всех из плененных
в 1700 г. генералов свободу получил Л.Н. фон Алларт – инженер-генерал, отвечавший за
осадные сооружения, позднее, в Полтавском сражении командовавший дивизией,
прошедший Прутский поход и оставивший интереснейшие воспоминания. В 1700 г.
Алларт считался генералом не русской, а саксонской службы – Август Сильный поменял
его в 1705 г., с денежной доплатой, на генерал-лейтенанта А. Горна, взятого саксонцами в
плен.
Не дожили до обмена и скончались в плену также:
взятый под Нарвой первый генерал-фельдцейхмейстер русской армии, царевич А.
А. Имеретинский, отпущенный без выкупа в 1710 г., но до России так и не доехавший;
генерал А. Л. Левенгаупт, тот, что капитулировал у Переволочной, умер в Москве в
1719 г.;
фельдмаршал М. Стенбок, попав в плен в 1713 г., находился в Копенгагене до 1717
г., когда и умер; обменивать его на кого-либо Фридерик IV категорически не хотел.
И, наконец, упомянем еще один вариант судьбы военнопленного, отличный от
вышеприведенных. Дело в том, что Эстляндия и Лифляндия, бывшие до войны шведскими
провинциями, стали, с точки зрения России, с 1713 г. естественной частью Русского
государства. А, стало быть, все тамошние уроженцы – стали русскими подданными. Что
открывало им дорогу в русскую армию. Скажем, генерал В. Шлиппенбах (тот самый
пушкинский "пылкий Шлиппенбах"), плененный под Полтавой, будучи уроженцем
Прибалтики, перешел на русскую службу и в 1714 г., например, сражался при Гангуте
против своих прежних товарищей по оружию. Разумеется, если бы он при этом попал бы в
шведский плен, то был бы с позором казнен – как нарушитель присяги.