26 Генезис понятия справедливой войны в европейской культуре
advertisement
КОНТЕКСТ Генезис понятия справедливой войны в европейской культуре Понятие справедливой войны в ка- честве философской концепции и правового процесса впервые возникло в европейской культуре в рамках политической модели мира, состоявшей из нескольких равноправных и независимых друг от друга государств, обладающих суверенитетом, т.е. всей полнотой власти над определенной территорией. Именно на такой политической идее основана система международного права, понимаемого традиционно в качестве права межгосударственных взаимоотношений, а не права частных взаимоотношений каких-либо политиков либо иных носителей власти друг с другом. Исторически данная политическая модель известна со времени классической греческой античности (600—338 гг. до н.э.). Греческие города-государства (pólis/póleis) были принципиально равноправными и политически независимыми друг от друга правовыми субъектами, компетенция которых была ограничена строго определенной территорией, но в то же время они развивали Владимир Близнеков между собой договорные отношения в рамках политических, экономических и военных союзов1. Первое систематическое рассмотрение понятия справедливой войны (лат. bellum iustum) в европейской культуре принадлежит Цицерону (106–43 гг. до н.э.)2. По Цицерону справедливая война предполагает справедливую причину — возмездие за перенесенную несправедливость и защиту государства от агрессоров. Война к тому же должна быть корректно начата и вестись в соответствии с определенными правилами ведения войны. Легитимным военным противником может быть только политическая община в качестве субъекта права, а не банда разбойников или пиратов. В период Римской империи (27 г. до н.э. — 284 г. н.э.) впервые происходит трансформация античной политической модели мира. Империя идентифицирует себя в качестве великой державы, которая во взаимоотношениях с «варварами» может быть не связана правовыми отношениями, а действовать в отношении с другими народами всего лишь в рамках политических соображений3. При этом римляне употребляют понятие права народов (ius gentium), но понимают под ним не право межгосударственных отношений, а право взаимоотношений с лицами без римского гражданства, в отличие от ius civile — частного права, относящегося к римским гражданам. Таким образом нарушаются оба основополагающих принципа античного международного права — равноправие его субъектов и территориальный принцип их суверенитета, поскольку в рамках ius gentium речь идет не о сфере публичного, а лишь о компетенции частного права в отношении с варварскими народами4. После падения Римской империи возникает феодальный правовой порядок, когда даже еще более радикально, чем в Римской империи Ziegler K.-H. Völkerrechtsgeschichte. München, 1994. S. 34‚ 37. См.: De officiis I,11, 34ff; De re publica 3, 23.35. 3 Kimminich O./Hobbe S. Einführung in das Völkerecht. Tübingen und Basel: Franke Verlag, 2004. S. 28. 4 Bedermann David J. International Law in Antiquity. Cambridge, 2001. P. 84 f and 115 f. 1 2 26 II отрицается территориальная соотнесенность властного суверенитета — возникают личностные ленные взаимоотношения между синьорами и вассалами. При этом переосмысливается учение о справедливой войне вследствие нового, христианского мировоззрения. Августин (354–430) был первым крупным христианским философом, обосновавшим новый, теологический подход к проблеме справедливой войны. В рамках собственной онтологической антитезы civitas Dei — civitas terrena (град Божий — град земной) Августин исходит из того, что состояние войны само по себе не может являться естественным правопорядком. Но война может служить средством восстановления мира как некогда утраченного справедливого правового состояния. В таком случае одним из признаков справедливой войны является правое намерение (intentio recta), состоящее в восстановлении мира с побежденным противником, но не в его уничтожении. Другим необходимым признаком справедливой войны по Августину является мотивация ведения войны из справедливой причины (ex iusta causa), т.е. поводом для участия в войне может быть только нарушение мирного правового порядка. Кроме того, справедливая война у Августина может вестись исключительно легитимным правительством, т.е. римским императором (legitima auctoritas). Испанские схоласты XVI века, в первую очередь Франциск де Витториа (1480—1546) и Франциск Суарес (1548—1617), дополнили субъективную мотивацию Августина в отношении обоснования справедливой войны, новым, «объективным» критерием des debitus modus, означавшим различие между «виновной» и «невиновной» (объективной) противоправностью международно-правового деликта, например ведения войны. Согласно Витториа, если воюющая сторона, действует «по доброй вере» (bona fide) и считает свои действия правомерными, то хотя она и по праву может быть побеждена в войне, но не может осуждаться и наказываться, поскольку является «не1 виновной» стороной. Учение Витториа было чрезвычайно актуальным во время колониальной экспансии испанцев в Латинской Америке. С одной стороны, введение принципа «невиновной противоправности» обосновывало юридическую правомерность покорения европейскими конкистадорами индейцев, поскольку вследствие вооруженного противодействия варварами распространению христианской миссии у испанцев появляется причина для справедливой войны, в которой они, хотя и в качестве агрессоров, находятся в состоянии «невиновной противоправности». С другой стороны, учение Витториа противостояло «цивилизаторским» теориям справедливой войны по отношению к неевропейским народам. Варвары у Витториа являются такими же ближними, как и христиане, и если они по причине своей невежественности оказывают миссионерам вооруженное сопротивление, то они точно так же «невиновны», как и их завое­ватели. Суарес попытался ограничить слишком широкое толкование у Витториа действия «по доброй вере» и «невиновной противоправности», которое вело к этической релятивизации понятия справедливой войны. Согласно Суаресу, в христианском понимании допустимой явля- ется только оборонительная война и война-наказание по отношению к «виновному» противнику. Суарес был первым европейским мыслителем, который подчеркивал необходимость пропорциональности целей и средств войны: если ущерб от войны мог предположительно быть большим, чем ущерб вследствие отказа от войны, то такая война не могла считаться справедливой. Итальянский юрист Альберико Джентили (1552—1608) радикально развил идеи Витториа, выдвинув утверждение, что война «объективно» с обеих сторон является справедливой (bellum iustum ex utraque parte). Такая концепция элиминировала различие между понятиями справедливой и несправедливой войны. Джентили стремился обосновать положение, что война и мир являются равноценными правовыми состояниями 1. Учение Джентили открыло новую эпоху в истории международного права, ознаменовав начало периода, обозначаемого как «классическое международное право». Основной идеей этой эпохи была правовая индифферентность войны, ее этический релятивизм, выраженный в концепции Джентили bellum iustum ex utraque parte. Этот подход означал разрыв единства христианского Учение и хитрость ратного строения пехотных людей. Гравюра из книги Иоганна Якоби фон Вальхаузена, 1647 г. Kimminich O./Hobbe S. Einführung in das Völkerecht. S. 34 f. 27 Смерть генерала Вольфа. Бенджамин Уэст, 1770 г. Запада, уже не обладавшего высшей духовной инстанцией, способной предписывать общезначимые этические или правовые принципы. Классическое международное право исторически возникло после Вестфальского мира 1648 года, когда феодальный правовой порядок личностных взаимоотношений между синьорами и вассалами был заменен концептом территориального суверенитета. Хотя властитель определенной территории и мог определять единолично, какое право действует на зависимой от него 1 территории, но его власть в отличие от средневекового правого порядка имела выраженную территориальную соотнесенность, что и послужило основой для концепции абсолютного политического суверенитета государства, политическая элита которого могла свободно решать в пользу войны или мира. Признание государственного суверенитета в качестве абсолютного права достигло своего апогея в признании права государства на ведение войны. Позитивистская концепция международного права (Й. Я. Мозер, Verdross A./Simma B. Universelles Völkerrecht. 3. Aufl. B.: Duncker & Humblot, 1984. S. 63 f. 28 Д. Анзилотти и др.) отвергла христианское этическое учение о справедливой войне и провозгласила свободное право суверенного государства на ведение войны1. С одной стороны, данная модель была похожа на возвращение к классической античности с идеей равноправных государств и территориальной соотнесенностью их суверенитета. Но с другой стороны, не все государства мира принадлежали к кругу суверенных стран, где действовало классическое международное право — к их II числу относились только так называемые «цивилизованные» нации (европейские и американские государства, позднее также Российская, Японская и Османская империи), остальные территории земли не рассматривались в качестве «цивилизованных» суверенных государств и могли быть без всяких церемоний колонизированы. Таким образом, право «цивилизованных» народов периода классического международного права является просто калькой с римского понятия ius gentium, в качестве права взаимоотношений с варварами. 1 Одним из наиболее радикальных мыслителей, пытавшихся абсолютизировать значение классического международного права, особенно в отношении концепции абсолютного территориального суверенитета государства, являлся немецкий юрист и политический философ Карл Шмитт (1888—1985). Учение Шмитта о юридическом обосновании захвата земли (нем. Landnahme) у «нецивилизованных» народов, как, например, во времена Великих географических открытий XVI—XVII вв., с целью установления на «новых» землях определенного «цивилизованного политического порядка» в качестве процесса, конституирующего международное право, и включения «новых» земель в сферу права «цивилизованных» народов является одной из наиболее радикальных и сомнительных попыток идеализации классического международного права в качестве единственно «истинной» правовой модели, что исторически является ничем не обоснованным1. В качестве политической реакции на катастрофы Первой и Второй мировых войн возник принципиально новый международный правовой порядок, оформившейся в концепт современного международного права. Значимыми признаками современного международноправового порядка являются: релятивизация суверенитета государств и запрет на применение силы в международных отношениях. Современное международное право и международные организации (в первую очередь ООН) ограничивают независимость и суверенитет государств: современное государство в отличие от периода классического международного права не вправе делать все, что оно захочет, границы компетенции государств в международных отношениях регулируются пактами ООН. Так, например, в современном международном праве существует запрет на применение силы в международных отношениях, который согласно Уставу ООН имеет только два исключения: 1) оборонительная война государства в случае агрессии; 2) Совет безопасности ООН имеет право выдать одному или нескольким государствам мандат на применение военной силы в отношении государства, угрожающего миру и безопасности мирового сообщества. Только эти две причины могут являться основанием для ведения легитимной войны, все остальные мотивации и юридические конструкции противоречат запрету на применение силы. Например, война НАТО против Югославии (1999 г.) и оккупация США и ее союзниками Ирака (2003 г.) были с точки зрения современного международного права нелегитимными, так как Совбез ООН не дал санкции США и НАТО на применение силы в обоих случаях. Современный правовой международный порядок строится на основе концепта сохранения мира в международном масштабе в качест­ве одной из главных целей ООН, в рамках которого понятия «справедливость» и «война» оказываются несовместимыми друг с другом. Поэтому понятие «справедливой войны» в настоя­ щее время является практически изжитым и замененным понятием легитимного применения силы, допускаемой только в исключительных случаях. Но юридическая «легитимность» нетождественна философской «справедливости». Поэтому современное право на войну остается исключительно в компетенции юристов и политиков, а не теологов и философов. См.: Шмитт К. Номос земли. СПб.: Владимир Даль, 2008. С. 66–77. 29
