ВОСПОМИНАНИЯ АЗАРКЕВИЧ ВЕРЫ ДАНИЛОВНЫ (ДЕВИЧЬЯ

ВОСПОМИНАНИЯ АЗАРКЕВИЧ ВЕРЫ ДАНИЛОВНЫ
(ДЕВИЧЬЯ ФАМИЛИЯ СНИЦЕРОВА),
бывшей узницы Доманевского гетто, 1928 г. рождения
«Ничто не проходит бесследно...»
.
Больно вспоминать те годы. После того, как в Одессу (Украина) 16 октября
1941 года вошли немцы и румыны, через день в наш дом пришли румынские
патрули и велели всем выйти во двор. Мы тогда проживали на ул. Подбельского
(Коблевская), дом 20, кв. 23. В нашем доме дворник говорил по-молдавски , он и
стал переводить нам, что они говорят. Во дворе велели разделиться на «жидов»
— в одну сторону, и всех остальных — в другую. Затем отделили мужчиневреев и увели. Остальных евреев — женщин, детей, стариков — под конвоем
повели в 122-ю школу, что на Комсомольской улице, дав немного времени на
сборы. В школе не было окон и дверей после бомбежки.
Там мы провели несколько суток без пищи и воды. Нас оттуда никуда не
выпускали. Крики стариков и детей, неизвестность наводили ужас. В школу
приходили фашисты, отбирали людей, которые уже не возвращались. Поздно
вечером нас вывели из школы и под конвоем повели к железнодорожному
вокзалу. Не помню, сколько времени мы находились там, помню только, что нас
всех заедали вши — их было огромное количество.
Ночью приходили румыны, отбирали людей и куда-то уводили. Обратно они
уже не возвращались. Старики говорили, что их расстреливают.
Через некоторое время нас отпустили домой. Чтоб попасть в первые ряды
колонны, надо было дать что-то ценное, например, золото. Таково было
требование фашистов. Тех, кто это имел, ставили в первые ряды колонны, а по
бокам колонну обстреливали из пулеметов. Первые выходили быстрее.
Мы узнали от соседей, что наших мужчин отвели в артиллерийское училище
и там расстреляли и сожгли.
Румыны издали приказ: всем евреям явиться на Слободку (район г. Одессы)
с нашитыми шестиконечными звездами на спине и рукаве для отличия от
остального населения. На дворе конец января 1942 года — очень холодно,
морозы, люди замерзали прямо на улице, т. к. помещений для всех не хватало.
Через некоторое время нас погнали (разумеется, опять под конвоем) на
станцию Одесса-Товарная и погрузили в товарные вагоны. Это было, кажется, в
начале февраля 1942 года. Вагоны были набиты людьми до отказа. Поезд часто
останавливался и стоял, а мы замерзали. Сейчас трудно вспомнить, сколько
времени мы ехали в этих вагонах. Плач, крики, сопровождавшие нас в пути,
вспоминать тяжело.
Наконец, на одной из станций вечером нас выгрузили. Вроде бы это была
станция Колосовка. Оттуда нас пешим этапом под конвоем в сильный мороз
погнали в село Мостовое. Шел снег, было очень холодно. Путь был долгий.
Кто не мог идти или просто спотыкался и падал и некому было поднять, тех
пристреливали, как собак, ибо за людей нас не считали. Так мы дошли до с.
Мостовое, где переночевали в поле в стогах сена. Потом нас погнали дальше.
Конечным пунктом нашего пути было село Доманевка Одесской области
(ныне Николаевская обл., Украина). Достигли его с большими мытарствами и
потерями — голод, холод, обмороженные конечности и, главное, неизвестность
и страх. И здесь начались наши новые ужасы и мучения. Я узнала, что такое
«еврейка -гетто», «жиды», издевательства, побои, насилование, расстрелы,
крики, плач...
В Доманевке я оказалась вместе с бабушкой, т. к. при посадке в вагоны нас с
ней затолкнули в один, а маму — в другой. Больше я уже никогда маму не
видела. Бабушку в Доманевке расстреляли, а меня ранили. Меня, раненую,
подобрали местные жители Коршенко Василий Романович и Туз Петр
Афанасьевич, которые и сейчас проживают в Доманевке. Помню, что часто
прятал меня и помогал кузнец Мамгур. Только благодаря им я осталась жива.
Когда я поправилась, меня отправили в ближайшее село пасти овец. Там я
ожила, тайком пила овечье молоко.
Теперь страшно вспоминать: каждый шаг контролировался, за малейшее
неповиновение подвергали избиениям и издевательствам, охранники пытались
насиловать. Там я переболела тифом. Меня бросили в какой-то старый сарай
без крыши и дверей умирать. Не знаю, сколько времени я там провалялась, но
пришла в себя и меня отправили к детям без родителей.
Вещи на нас все изорвались, мы ходили полуголые. Если удавалось достать
мешковину, ее носили вместо одежды, а постолы шили из шкур падали. В этой
одежде и обуви мы, кто выжил, вернулись домой в начале апреля 1944 года.
Иногда крестьяне на день-два откупали нас для работы в собственном
хозяйстве. Там немного кормили, порой давали что-то из одежды.
В конце марта 1944 года мы услышали канонаду — приближалась Красная
Армия. Распространился слух, что нас всех должны расстрелять. Охрана
волновалась за себя, что дало возможность части узников ускользнуть.
Все пережитое оставило страшный, неизгладимый след в нашей жизни. До
сих пор не могу без слез и содрогания вспоминать это время. Многие не
дожили. Трудно понять, как мы сумели выжить и пережить все это. Вместе со
мной там мучились и боролись за свою жизнь, а затем вернулись в Одессу мои
товарищи по той жестокой жизни
Берштейн Александр Соломонович,
Альтерман Анна Ефимовна,
Гельфанд (девичья фамилия Кержнер) Тамара Шмулевна,
Лобинская Галина Матвеевна,
Нафгорная Ида Шойликовна и другие, чьих имен я уже не помню, но чту их
память — как живых, так и мертвых.
С некоторыми до сих пор поддерживаю отношения. К сожалению, после
пережитых ужасов и страданий мы все уже больные физически и психически.
США