воспоминания о родине, малой, но прекрасной, подкрепленные
реклама
В.Е. АЛЕКСЕЕВ ВОСПОМИНАНИЯ О РОДИНЕ, МАЛОЙ, НО ПРЕКРАСНОЙ, ПОДКРЕПЛЕННЫЕ ЕЕ ИСТОРИЕЙ В.Е. АЛЕКСЕЕВ ВОСПОМИНАНИЯ О РОДИНЕ, МАЛОЙ, НО ПРЕКРАСНОЙ, ПОДКРЕПЛЕННЫЕ ЕЕ ИСТОРИЕЙ (ПОД ЗАРАЗИТЕЛЬНЫМ ВЛИЯНИЕМ ПИШУЩЕЙ ЧАСТИ ОДАРЕННЫХ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ КЛАНА ДУНАЕВЫХ) Без пояснения никак нельзя Начало всему положил самый молодой, но с многообещающими задатками, Андрей, третье поколение из названного клана. То фиксирует воспоминания своей замечательной бабушки, Анастасии Мефодьевны, то публикует свои изыскания по родственным казачьим фамилиям. Однако здесь я не совсем точен. Сестренка его, Вика, еще раньше убедила всех, что обладает несомненным писательским даром. Но более удивительно то, что вдруг начала писать мемуары, также интересно и поучительно, самая уважаемая из этого почтенного семейства, старшая из сестер, второе поколение, Светлана Михайловна. Затем кратко, но емко изложила свою биографию вторая сестра, Вета Михайловна. А за нею решил не отставать и их младший брат, Валерий Михайлович, скромно, но с достоинством набросавший «Заметки из моей жизни». Справедливости ради нельзя не отметить, что все мои замечательные родственники (имею право так их называть, как муж Веты Михайловны) единодушно уверяют в том, что в трудно сдерживаемой страсти к писательству собственной вины их никакой нет. Все претензии к их общему родителю и прародителю Дунаеву Михаилу Григорьевичу, который, как все они убеждены, и наделил их этим качеством. Когда я ознакомился с опусами моих родственников, то подумал, что мне тоже есть что рассказать, несмотря на то, что мое детство прошло не в городе, а деревне. Более того, склонен думать, что деревенская жизнь может быть на события даже богаче, чем городская. По крайней мере, она настолько разнообразна, сопровождается столькими поворотами и испытаниями, что непроизвольно формирует, как мне кажется, полезные для последующей жизни черты характера, что не всегда доступно горожанину. Не случись передо мной этих привлекательных примеров неравнодушия к своей жизни, сам бы я не сообразил сделать то же самое, чем теперь могу поделиться с моими ближайшими родственниками. С чего все начиналось? Как это было вначале, я узнал от мамы. На свет появился зимой 25 ноября 1940 года в селе Ровное Опеченского посада Новгородской области. Село расположено на высоком и крутом берегу реки Мсты. Из родильного дома к месту 2 проживания отец вез маму вместе со мной на лошади, запряженной в дровни (широкие сани с оглоблями). Будучи в очень хорошем и веселом настроении по поводу рождения сына, он лихо погонял лошадь, в результате чего сани опрокинулись, а я выпал из рук мамы и покатился вниз по склону к реке. Судя по тому, что пишу эти строки, все обошлось благополучно, и меня нашли. Первые мои собственные воспоминания связаны с пребыванием в Нижнем Тагиле Свердловской области, куда с началом войны мы с мамой были эвакуированы. В это время отец добровольцем вступил в ряды Красной армии, хотя как военный топограф имел бронь. Жили мы в каком-то бараке с длинным коридором, по обе стороны которого были расположены небольшие комнаты. Мне тогда было 1-3 года. В нашей комнате слева при входе находилась лавка, на которой стояло ведро с водой. Помню, как однажды в отсутствии матери в игре с себе подобными самозабвенно выплескивал ковшом воду прямо в коридор. Помню, что у меня был железный детский пружинный револьвер, изготовленный под ТТ, который стрелял белыми деревянными палочками с резиновыми круглыми черными присосками. При выстреле в ровную поверхность (стену, дверь, печь) палочка с присоской прилипала к ней. Слева за лавкой с ведром воды вдоль стены, идущей к окну, расположенным напротив входной двери, находилась кровать, под которую я нередко забирался. Пол был деревянный, густо покрашенный коричневой краской. Справа от кровати под окном стояла двухдверная тумбочка-стол. Что было справа при входе, не помню, кажется, хозяйственный стол. А за ним у стены, идущей к окну, помещалась высокая печь. Между печью и передней стеной стояла детская кроватка с перильцами. Над нею висела гитара, наверно, отца, хотя он находился в армии. Кроватка была сконструирована таким образом, что ее можно было качать. В ней спала моя сестра Наташа. Я к ней забирался и раскачивал кровать. Потом Наташа от скарлатины умерла. Еще одним незабываемым воспоминанием того времени осталось то, как меня однажды клевал большой красный петух. Это было уже на улице, около крыльца из нескольких ступеней с боковыми крыльями. Петух взлетел мне на голову и злобно, с остервенением вцепился когтями и пытался долбить меня в макушку. Больше из того эвакуационного времени ничего не помню. Следующий период связан с пребыванием в Рыбинске у моей бабушки по матери. Все звали ее бабенька. Мне было года 4-5. Война шла или уже закончилась, не помню. Отец еще не был демобилизован. Семейство было многочисленное. Не буду описывать расположение комнат, это займет много времени, но дом был большой, хотя и деревянный. Помимо большой прихожей, в которой, как не странно, стоял справа у окна большой обеденный стол, окруженный скамейками, в доме были еще три комнаты и кухня с большой русской печью и полатями. За стол усаживалось, наверно, человек 10. Во главе него сидел дед Павел, мамин отец. Всего детей в семье моего деда с бабушкой было 11 человек. Сколько и кто в то время там находился, не очень хорошо помню. Помню только, что за столом всегда было много людей и все было очень строго. Есть надо было молча. Если кто позволял себе вольность, получал от деда ложкой в лоб. Рядом с домом с левой стороны находился огород с садом и 3 В Нижнем Тагиле Рыбинск. В детском саду (второй слева во втором ряду) большой двухэтажный сарай. Входом с улицы являлись большие двухстворчатые деревянные ворота с поперечной перекладиной и рядом дополнительной небольшой входной дверью. С другой стороны дома располагалась территория средней школы, на которой размещались сама школа - каменное двухэтажное длинное белое здание и различные снаряды для занятий физкультурой. Там и учились многие из этого большого семейства. Оксочи. ГМС После демобилизации отец получил направление на работу в ГМС (расшифровывается как гидрометеостанция) Оксочи в качестве инженера. Сами Оксочи также относились к Новгородской области. Это не очень маленькое село, насчитывающее на сегодня около трехсот домов, и одновременно станция на Октябрьской (ранее Николаевской) железной дороге, расположенная в 205 км от Ленинграда и в 440 км от Москвы на северо-западной окраине Валдайской возвышенности. Надо сказать, что, как сын священника, отец не смог получить в те времена высшее образование, а имел только среднее. Должность инженера предполагала высшее образование. Несмотря на несоответствие его образования инженерской должности, он ее все-таки получил. Начальником ГМС в то время был человек интеллигентного вида, но больной туберкулезом. Я помню, как мы с отцом сидели около его кровати, а он постоянно кашлял, придерживая у рта платок. Через некоторое время он умер, а отец был утвержден начальником станции. Правда, перед этим ему дополнительно пришлось пройти курсы повышения квалификации. Задача ГМС Оксочи заключалась в проведении 4 наблюдений за разными метеорологическими и гидрологическими показателями на территории и реках в радиусе примерно 60 км. Помимо наблюдателей по месту жительства, коллектив работников станции непосредственно в Оксочах насчитывал десятка два человек, в число которых входили и будущие инженеры, заканчивающие институт гидрометеорологии в Ленинграде и постоянно проходившие здесь практику. Некоторые потом и работали здесь. Как получилось, что отец оказался в Оксочах? Он рассказывал, что еще до войны, когда ездил в Ленинград, где жил у брата на квартире, обратил внимание на одну станцию, где возле ж.д. стоял красивый храм. Это было теплой тихой летней ночью, светила луна. Отец стоял в тамбуре и курил. И ему эта стация приглянулась. Потом выяснилось, что это Оксочи, и там требуется начальник ГМС. Кроме того отец всегда заявлял, что не любит город, любит природу, лес, рыбалку. Так, в конечном итоге для меня и моих брата и сестер Оксочи стали самой настоящей малой и любимой родиной. Относительно необычного названия «Оксочи» существует правдоподобная версия, получившая право на жизнь в результате исторических изысканий местной интеллигенции в лице преподавателей семилетней железнодорожной школы № 19. Потом о ней будет сказано больше. Первое упоминание о поселении с таким названием обнаружено в писцовых книгах XV века за 1495 год, т.е. относящееся ко времени правления князя Ивана III Васильевича, вторым браком женатого на византийской царевне Софье Палеолог. Предположительно название образовалось от сочетания двух слов: «около» и «сочи». Действительно, практически в центре села, около современного и в то же время очень старого кладбища, с его левой стороны, если смотреть с железной дороги, имеется не более гектара размером болотистый участок, образовавшийся вследствие выхода на поверхность грунтовых вод. Вода там сочится по поверхности под небольшим уклоном и поблескивает на солнце. Стекает она в речку под названием Оксочка. Надо заметить, что и выше кладбища, около домов ГМС и Барановых и за ними наблюдаются болотистые участки. Из раннего детства Сам приезд в Оксочи я не запомнил. Произошло это в 1946 году где-то летом, кажется в августе. Мне тогда не было и шести лет. Отвели нам (отец, мать и я) небольшой домик на окраине села, с небольшим огородом в 6-7 соток. За огородом и забором с задней стороны дома к болотистому ручью был склон, с которого зимой я уже катался с деревенскими ребятами на санках и лыжах. За ручьем начинался противоположный склон, покрытый крупным кустарником и выше лесом. Помню, как вначале деревенские ребята отнеслись ко мне снисходительно и даже с вызовом. На первых порах получил прозвище «городской». Потом долгое время был «инженеровым сыном». Потом меня стали называть «Василек», каковым остался до сих пор, в возрасте 70-ти лет, когда приезжаю на родину и встречаюсь с теми, кто знал меня с раннего детства. В первую зиму, катаясь с деревенскими ребятами с горы, сразу обратил внимание на то, как они быстро поднимаются вверх по склону. У меня это не получалось. 5 Позднее понял, в чем дело. У них у всех валенки были подшитыми. Так это называлось, когда прохудившиеся валенки подшивали с помощью дратвы подошвами из войлока тех же валенок. Благодаря этому толстая простеганная подошва приобретала ребро, и пацаны, втыкая валенок ребром в укатанный снежный склон, очень быстро по нему поднимались. У меня же валенки были еще новыми, и в них то же самое делать было невозможно. Из того же времени помню, как по сумасшедшему вкусна была засушенная мелкая рыбешка под названием горькуха, пойманная в той же Оксочке. Помню, как любовно отец ухаживал за картошкой, ползая по огороду на коленях и руками высоко окучивая каждый куст. Перед посадкой картошки огород основательно поливался туалетными отходами, что сопровождалось соответствующими «ароматами». В награду получались прекрасные урожаи этого незаменимого и почти единственного продукта. В памяти остались периоды нездоровья, когда валялся в постели со скрюченными ревматизмом ногами. Потом все прошло без всяких последствий. Одна из причин ревматических проявлений, по-видимому, связана с тем, что зимой с улицы приходил в штанах, от мороза стоящих колом. Их можно было ставить в углу. Из домашних развлечений помню перемещение по комнате в табуретке, положенной набок. Я садился вовнутрь и перемещался, упираясь попой в пол, по всей комнате, воображая, что нахожусь в кабине машины. Другим развлечением была стрельба с помощью спичечного фосфора. Для этого в суках половиц с помощью гвоздя и молотка делал углубление, туда помещал немного фосфорной массы, вставлял опять гвоздь и производил по нему удар молотком. Стрельба получалась оглушительная, а суки растрескивались. Помню, как находил конфеты, припрятанные мамой, а фантики проталкивал в щели пола в подполье. Помню предмет моей гордости шлем из дерматина синего цвета под танкиста или летчика, трудно сказать, над которым потешались девчонки Корнеевы. Им тогда было по 14-16 лет, Катерина и Таисия. Каждый раз, как я к ним приходил, они, неизменно хихикая, уговаривали подарить им этот шлем, а они из него сошьют себе тапочки. Мне это очень не нравилось. Позднее мы жили по соседству в доме большего размера. Однажды там на русской печке я мучился желудочными болями. От них отец излечил меня своеобразным способом. Он налил рюмку водки, положил на нее крестом две лучинки, на них - кусок сахара и все это поджег. Палочки горели, сахар чернел и каплями стекал в водку. После от меня потребовали все это выпить. Через небольшое время боли полностью прекратились и никогда с такой силой не возобновлялись. Большое место в жизни деревенских ребятишек занимало кино. В тот послевоенный период электричества в селе не было, использовались керосиновыми лампами, а кино было. Его показывали в Доме Культуры, который находится в центре села и мы называли его просто клубом. В нем большой зал со сценой, где и размещались зрители. Электричество подавалось от небольшого движка на улице в будке, завести который было не так-то просто. Особенно зимой, в снег и мороз. Мужики поочередно с остервенением крутили ручку 6 движка, а он чихал и не заводился. Наконец, когда загоралсь лампочки и оживал кинопроектор, народ занимал места в зале на скамейках. Народу Дом Культуры в Оксочах набивалось битком, между ними пролезали и мы. Вначале кино показывали по частям одним кинопроектором. Каждая часть шла минут 10, затем перерыв, ставилась другая бабина киноленты и кино продолжалось. Обычно кино состояло из десятка частей. Позднее установили два кинопроектора и фильмы шли уже без перерывов. Показывали часто трофейные фильмы. Особенно запомнился многосерийный фильм с Тарзаном и Читой. После него мы, пацаны, лазили по деревьям и, подражая Тарзану, издавали трели с помощью ладони, приставленной ко рту. В подходящих местах на деревьях около прудов подвешивали веревки, с помощью которых, как на лианах, раскачивались и ныряли в воду. Или в молодых еловых зарослях устраивали игру в ловитки. Молодые ели высотой 5-6 м, когда ты на них забираешься, легко наклоняются. Это позволяло с одного дерева перемахивать на другое. Игра была исключительно захватывающей, когда за тобой гонится тот, кто водит, а ты от него удираешь, перелетая с ели на ель. Определенной достопримечательностью Дома Культуры Оксоч была неплохая библиотека. Первая библиотека и читальня в селе были открыты в 1902 году уездным комитетом попечения народной трезвости, где насчитывалось 570 томов книг. В 1919 году она по решению библиотечного совета была пополнена конфискованными книгами из имений Розанова, Трубэ, Брунста, Гроссе, 7 Бартеньевых, Полиектовой, Коптева и Пажнова и насчитывала уже 778 томов, а выдача книг - 328 (http://oksochi-mv.narod.ru/p17aa1.html). К большому сожалению, когда однажды проводился ремонт Дома Культуры, и библиотека была перенесена в здание старой почты, это здание при пожаре сгорело. Погибла большая часть библиотеки. Потом она заново восстанавливалась, в чем принимал участие известный писатель Д.М.Балашов. В студенческое время, приезжая на каникулы, я брал там, например, все собрание сочинений Джека Лондона и по ночам с упоением перечитывал. Лошади В 1949 году мы переехали жить в дом, который одновременно являлся конторой ГМС. Он находился близко от ж.д. переезда, почти напротив большого здания, в котором находилась старая почта. Это здание можно видеть на снимке оксочского храма. Позднее оно сгорело, и на его месте сейчас находится сквер с памятником односельчанам, погибшим в Отечественной войне. Тогда дом ГМС стоял лицом к улице, а к нему примыкал большой сарай-конюшня, где содержались в разное время разные лошади, а одним из конюхов была крупная мужеподобная женщина по имени Настя. Из тех лошадей, что помню, один мерин красно-бурой расцветки, прибывший из Прибалтики, носил имя Темпо. Его особенность заключалась в том, что когда на нем скачешь, раздавался екающий звук селезенки. У меня с ним была одна история. Как-то я на нем скакал верхом вниз по Мужилову к клубу без узды и с одним прутом в руке. Я тогда учился, кажется, в третьем классе, и все это происходило недалеко от дома нашей классной руководительницы Ивановой Марии Яковлевны, доброй и приятной женщины, расположенной ко мне. А у Темпо была еще одна особенность. Когда он скакал галопом, то сильно подбрасывал заднюю часть. От этого во время скачки получалось так, что ты невольно начинал перемещаться на холку. Удержаться на месте силы ног не хватало. Так я перемещался-перемещался и оказался на холке и, потеряв опору для ног, сначала повис на одной ноге на ней, а потом полностью перевернулся под шею лошади, пытаясь держаться за нее руками и ногами. Темпо, почувствовав, что я так долго не продержусь, прибавил еще скорости, и я, потеряв силы, сорвался прямо ему под ноги. Удивительно, но он, пролетев надо мною, не зацепил ногами. На другой день в школе Мария Яковлевна рассказывала всему классу как я, по ее слова, на одной ноге лихо скакал на лошади по деревне и на ней не удержался. Классу это доставило большое удовольствие. Другого коня звали Руслан. Это был серый с темными пятнами тоже мерин, злой и очень сильный. Мне он запомнился тем, что однажды, когда стоял я перед ним и хотел погладить по морде, он схватил меня зубами за лобную часть лица, после чего у меня до сих пор сохранился шрам, а потом за грудь (я был в пальто) и швырнул на землю. Все равно мне его было очень жаль, когда он как-то около железной дороги пасся, щипал траву и попал под поезд. Еще один запомнившийся случай с лошадьми, но уже колхозными. Мы нередко, когда они паслись, любили на них покататься. Была среди них одна, 8 стройная, высокая, красивая, тоже красно-бурой раскраски. Звали ее Ирма и имела она весьма сноровистый и даже вредный характер. Как-то мы, пацаны, решили перегнать табун этих лошадей с одного места на другое. Взобрались на них и поскакали. Ездили на них только с одним прутом, без всякой узды. Вылетели на поляну, где стоял сарай для сена. Он был пустой и имел в средней части сквозной проход. Вдруг моя Ирма во весь опор понеслась в сторону этого сарая, явно предполагая пролететь через него, чтобы я остался на крыше сарая. Потом сам поразился своей реакции и находке. На этот раз у меня в руке была небольшая палка. Видя, как Ирма несется в этот сарай, и дело закончится плохо, я мгновенно просунул палку ей под шею и со всех сил за оба конца потянул на себя, тем самым задрав ей голову вверх. Она тотчас сообразила, что так в сарай не пролетит, и на полном скаку на четырех ногах перед самым входом затормозила. Я, с одной стороны, был основательно напуган, а, с другой, чувствовал себя несомненным героем. Контора ГМС Как уже отметил, с некоторых пор мы стали проживать в доме, где находилась контора ГМС. В передней части дома (большая комната, прихожая и кухня) жили мы, а в задней части дома, в другой комнате с отдельным входом находилась контора. Там стояли столы начальника ГМС (моего отца) и техников – два-три. Помню отца, сидящего за столом с неизменной логарифмической линейкой. Производило впечатление, когда он внимательно всматривался в отсчеты на линейке и результаты вписывал в журнал. На столах лежали журналы периодических гидрометеорологических изданий. Меня же привлекали красивые отполированные бронзовые приборы: тяжелый массивный компас с гравировкой вязью «Санкт-Петербург» и такой-то год или крестообразная подставка, повидимому, под карандаши (я ее катал по линейке), или массивный уровень с плавающим воздушным пузырем и с такой же вязью. В углах стояли деревянные лакированные ящики с вертушками для измерения скорости воды на реках, с вертушками для измерения скорости ветра (анемометры), с теодолитами, а также с разными термометрами. Тут же могли находиться рейки для топографических съемок с красными и черными цифрами, а также специальные трубы для измерения толщины снега. В шкафах журналы с записями наблюдений. Все выглядело серьезно и вызывало уважение. К этому следует добавить, что на всех небольших речонках вокруг Оксоч под руководством отца были построены бетонные сооружения, которые назывались водосливами. Рядом с ними стояли будки с ленточными самописцами, которые круглосуточно автоматически фиксировали уровень воды в речке. Эти речки носят такие названия как Оксочка, Грыденка, Смоличенка и Веребушка или Веребенка, называли по-разному. Помимо этого за Оксочами, за интернатом в поле находилась метеостанция, долгое время на которой наблюдателем работала моя мама. Наблюдения велись круглосуточно, всевозможные отсчеты снимались и зимой, и летом, каждые 6 часов и в ночное время тоже. Наблюдения были самые разнообразные: метеоосадки с помощью плювиографа и обычного дождемерного устройства, за 9 температурой и влажностью воздуха и почвы с помощью разных термометров, атмосферного давления, направления и скорости ветра и др. Снимать отсчеты мама ходила в 8 часов утра, 2 часа дня, 8 часов вечера и в 2 часа ночи. Повидимому, в этом доме я по радио (черная тарелка) услышал сообщение о смерти Сталина, после которого по стенке сполз на пол. Первое, что пришло в голову, как же мы будем жить без него, и что с нами будет. Наши войны Послевоенное время. Молодежь под влияние военных фильмов, а также, видимо, рассказов вернувшихся с фронта мужчин, увлеченно воевала друг с другом. Сейчас трудно представить, что тогда в селе было много детей. Существовали две армии, каждая и которых насчитывала не менее полусотни подростков разного возраста от 7 до 15-16 лет. Одна армия находилась на основной, равнинной, части села и называлась «Оксочи». Другая сформировалась на другой стороне ж.д., на возвышенной части села, и называлась «Веселая горка». Каждая армия имела свой штаб, который располагался на своей стороне в лесу. У одних это были шалаши, плетеные ветками, у других землянки, обитые досками и с подземными ходами. И там, и там у штабов стояли часовые. Почему я это знаю? Дело в том, что пока я проживал со своими родителями в доме ГМС, принадлежал армии «Оксочи» и знал ее организацию. Наш штаб представлял собой землянку, вырытую в лесу в склоне к ручью, протекавшему за домом Корнеевых. В ней была входная дверь и около нее стоял часовой. Когда же мы построили свой дом на другой стороне, возвышенной части Оксоч, я оказался в армии «Веселая горка». Там штаб находился в лесу и представлял собой значительных размеров шалаш из витых плетением веток. Тоже имел вход, у которого стоял часовой. Штаб находился недалеко от «Белой дачи», что располагалась на горе напротив ж.д. вокзала. Штабы считались объектами особой важности и секретности. Вооружение солдат этих армий было самое разнообразное: ножи, кастеты, цепи от велосипедов и мотоциклов, самодельные пушки, представляющие собой металлические трубы, закрепленные в деревянные станины. Помимо этого почти каждый имел поджигалку. Это металлическая трубка, как правило, медная с запаянным концом и закрепленная в деревянной рукоятке, изготовленной под рукоять нагана. Трубка набивалась порохом, дробью и забивалась пыжом. Через прорезь в задней части трубки с помощью закрепленной в металлической петле спички и коробка все это поджигалось и происходил выстрел. Трубки нередко разрывались, но вот в памяти не осталось, чтобы были серьезные травмы. Но одна история все-таки случилась. Это было на нашей стороне, на «Веселой горке». Пушку с трубой примерно в метр длиной и диаметром сантиметра в 3-4 зарядили порохом и разными металлическими кусочками и стали поджигать, чтобы произвести выстрел. Но она не стреляла. Тогда Витя Баранов, по прозвищу Витька-Машина, которое он получил за удивительную способность быстро бегать очень быстро и мелко переставляя ноги, стал перед ней на расстоянии метров 30-ти прыгать и кривляться. И пушка вдруг шарахнула. Пацану исключительно повезло, т.к. всего один металлический 10 осколок пробил ему мякоть левой ноги изнутри ниже мошонки. Его доставили в медпункт, который находился в здании старой почты напротив ГМС. Тогда в Оксочах был медпункт, сейчас ничего подобного нет. Другой вид войн – это сражения на шпагах, по-видимому, под влиянием фильмов о мушкетерах. На другой стороне Оксочки, на склоне горы, ниже дома Ульяновых находились разного рода бугры и углубления до 2-3-х метров высотой – остатки бывшего овощехранилища. Обычно звучал клич: «Айда сражаться на овощехранилище!». Происходило это так. Собравшиеся человек 2030 ребят 10-15 лет делились на две равные по числу партии и поднимались на бугры по разные стороны бывшего овощехранилища. У всех в руках шпаги в виде тонких палок примерно метровой длины с крышкой, защищающей руку от удара. Сражение начинается по команде. Убит тот, кого укололи шпагой в одну из частей тела. Он выбывал из сражения, а бой шел до тех пор, пока все сторонники одной из сторон не оказывались сраженными. Временами одному приходилось сражаться против трех противников. Он убегал, и мог заколоть одного из них, оторвавшегося от других, а то и более. «Убитые» наблюдали за сражением оставшихся бойцов. Сражение проходило и на буграх, и между ними и представляло захватывающее зрелище. Случались и травмы, но в целом все как-то обходилось. Еще один вид войны, это сражения с пионерами. Поскольку места в Оксочах прекрасные, хорошая вместительная школа, то под названием «пионерский лагерь» в ней летом размещались пионеры из других школ района. Раз так, то с ними надо непременно воевать. Мы их презрительно называли «пионеры», они нас «деревенские». Мы за пределами территории школы, на бугре, где сейчас огород и строения Юры Ковалева, они за забором школы. Нас разделяет дорога. Помню, как однажды мы швыряли в них камни, а они в нас. Вдруг, странное дело, пионеры стали хаотически бегать, хватаясь за головы и хлопая себя по лицу и бокам. Но самое смешным для нас показалось, что девочки залезали к себе в трусики, что-то оттуда выхватывали, бросали на землю и давили ногами. Наконец мы догадались, что на них напали пчелы из ульев школьной пасеки, которой заведовал директор школы, Василий Александрович. С нашей стороны победного хохота было более чем предостаточно. Хуже было другое. Традиционно каждая смена пионеров заканчивалась прощальным пионерским костром. За домом Василия Александровича перед лесом была в то время большая поляна. На ней и складывали из сушняка будущий костер размером с большой стог. Кому-то из старших «деревенских» пришло в голову заложить к костер артиллерийский снаряд. После войны их тогда можно было найти. Ночь, мы сидим в кустах, перед нами на поляне горит огромный костер, вокруг сидят пионеры. Наблюдаем, что же будет. К счастью, взрыва не произошло, но такого рода «развлечения» тоже были. Друзья-товарищи детства. Развлечения. Нас было четверо. Один, мой однофамилец, Толя Алексеев, года на два старше, выше ростом, немного болезненного вида, с лицом, как будто ему больше 11 лет, чем было на самом деле, с очень быстрой реакцией, с непростым характером, в нем странным образом сочетались и благородство, и ехидство, и злокозненность. Он мог вызывать уважение, но из-за непонятного характера заставлял опасаться. Как-то, много позже, рассказывал, что однажды, собирая поздней осенью под ельником черный груздь, наскочил на медведицу с двумя медвежатами. Как со страху влетел на молоденькую ель, мокрую от дождя, и едва на ней держался. Медведица посмотрела на него презрительно и пошла прочь. Ко мне относился уважительно и ни разу не проявил недружественного выпада. У него не было отца, сам рано ушел из жизни, где-то после 50-ти. Другой, Толя Корнеев, старше меня на год, такого же роста и комплекции, из многодетной семьи Корнеевых, насчитывающей четырех сестер и трех братьев. Он – предпоследний. Имел способность к рисованию, чем потом как художник зарабатывал на жизнь. Третий, Юра Ковалев, наиболее близкий мне, как бы сейчас сказали, по менталитету, тоже без отца, мать – бывшая учительница. Тоже старше меня, на один год. С мальчишеского возраста склонный к полноте. По этой причине получил прозвище Клюква. К моему отцу выказывал особое уважение, в чем я чувствовал, насколько ему не хватает своего отца. Со стороны обоих Анатолиев нередко подвергался насмешкам и издевательствам, которые терпеливо сносил. На самом деле среди нас он был, пожалуй, самый способный и талантливый. Самоучкой неплохо рисовал, даже масляными красками, очень хорошо играл в шахматы. Он меня и научил этой игре где-то во 2-м классе, когда он был в 3-м. На протяжении всей жизни мы не изменяли шахматам. Много лет я приезжал в Оксочи, и вечерком уже у Ковалева в вагончике, где со вкусом садились за партию, успевая при этом пропустить по рюмочке. Кроме того он увлекался поэзией, но в том смысле, что знал много стихов. В 2008 году в возрасте 68 лет тяжело ушел из жизни после потери обеих ног из-за диабета. Похоронен рядом со своей мамой, Клавдией Михайловной, и женой Татьяной, которую привез с Дальнего Востока, где служил в армии. Мама его трагически погибла при пожаре в собственном доме, на месте которого Юра поставил строительный вагон, обставленный внутри вполне комфортно. Из детей сын Михаил и дочь Ирина. У Алексеева Толи было прозвище Жобик, у Корнеева Толи – Кореш. Меня называли Василек, и я к этому привык и относился спокойно. Что нас свело вместе? Скорее всего близость по возрасту и проживанию. Только Ковалев жил дальше, в Мужилове, напротив школы, а мы трое, оба Анатолия и я, недалеко от кладбища, находящегося в центре села. Из нас четверых ближе друг к другу были Ковалев и я, а Анатолии между собою. А еще у нас на раннем этапе была подруга, которая долгое время находилась с нами в тесных дружеских отношениях и всюду нас сопровождала. Ее звали Милка Дуни-барыни. Дунябарыня была Милкиной бабушкой, жили они в хорошем старом доме, тоже недалеко от кладбища. А такое прозвище имела не потому, что была барыней, а когда-то была в услужении у неизвестной нам барыни, но, как потом станет понятнее, скорее всего у помещицы Н.П.Полиектовой. Позднее Милка исчезла из нашего поля зрения, скорее всего уехала в Ленинград. Как развлекались? По-разному. Как можно было уже заметить, наши развлечения были не столь уж безобидными, и вряд ли могут быть примерами для 12 подражания. Недалеко от клуба и рядом с кладбищем по дороге к дому Алексеева Тольки находился, да и сейчас там находится, большой, с узорными окнами дом Фоминой Наталии Ивановны. Это была крупная и довольно тучная женщина с широким лицом и двойным подбородком. Почему-то мы ей не симпатизировали, а она нам. Поэтому обычным было, проходя мимо, вечером, когда уже темнело, совершить какую-нибудь пакость. У дома сторона, обращенная к кладбищу и дороге, проходящей мимо, представляла собой большое под крышей дощатое покрытие. Если швырнуть в него камень, то весь дом гудел как барабан. Так вот, проходя мимо вчетвером в темноте, каждый запускал в эту часть дома свой камень. Раздавалась барабанная дробь, а мы неслись вниз по дороге. Вслед неслись вопли хозяйки дома. Ниже по дороге, после дома Никулиных, что сразу за кладбищем, находился дом еще одного моего однофамильца с соответствующим продолжением – Алексеева Алексея Алексеевича. Хороший спокойный мужик лет 50-ти. Вроде бы такому человеку и не следовало доставлять неприятности, но у него рядом с крыльцом находилась кладка дров из бревен. Однажды, опять же ночью, нам показалось, что было бы хорошо затащить на крыльцо несколько бревен и подпереть ими дверь. Что бы он утром делал? Так и сделали, и очень тихо. А проходя мимо дома Наталии Ивановны решили еще запустить в него камнями. Хозяйка выскочила из дома с ругательствами и, вдруг, совершенно для нас неожиданно, стала называть одну за другой наши фамилии с угрозой, что завтра обратиться с жалобой в сельский совет. Надо сказать, что мы основательно струхнули. Подумали, что если к этому еще добавится и подпертая дровами дверь у старика Алексеева, то получим неприятностей по полной программе. Поэтому пришлось вернуться назад и, опять же исключительно осторожно, все бревна с крыльца убрали. При этом чувствовали себя, естественно, дураками. Хотя не помню, чтобы по этому случаю нас вызывали в сельсовет. Почему-то зимой, по ночам, особенно под Рождество, устраивали другого рода развлечения. Ходили, конечно, и колядовать, но запомнилось больше другое. Разрисовывали страшные морды с помощью сажи, стучали в окно и выставлялись на обозрение. Как правило, появившиеся в окне хозяева, особенно женщины, а, более того, старушки впадали в большой испуг и начинали неистово креститься, отпрянув от окна. А нам это доставляло исключительное удовольствие. Или еще. Брали полено, за нитку очень осторожно вешали его вдоль оконной рамы на гвоздик, которыми крепится стекло. К другому концу полена привязывалась нитка от целой катушки. После этого уходили подальше, особенно в тех случаях, когда хозяин дома был злой, ложились на снег и начинали постукивать поленом по раме, натягивая и отпуская нить. В доме зажигался свет, кто-нибудь из хозяев появлялся в окне. Мы прекращали стучать. Когда свет выключался, мы опять начинали постукивать. Снова зажигался свет, и кто-то появлялся в окне. Мы затихали. Наконец из дома выходил мужик и обнаруживал подвешенное полено. Мы срывались наутек, а вслед неслась нецензурная брань. Были и такие шутки. Забирались на крышу и закрывали отверстие дымоходной трубы стеклом. Печка в доме начинала дымить, а причину трудно установить, т.к. стекло снизу не видно. В общем хулиганили, как могли. 13 Другие развлечения Из самых ранних помню, как ватагой ходили купаться на Бартеневский пруд. В Оксочах, при всей прелести окружающей природы, есть один большой недостаток: нет ни приличной реки, ни озера, ни, хотя бы, приличного пруда, где можно было бы искупаться. Маленькие речонки вроде Оксочки или Грыденки со Смоличенкой не могли по-настоящему решить эту проблему. Поэтому купаться ходили на Бартеневский пруд, что находился в 2-х км около деревни Новоселицы. Прут этот остался от помещичьего поместья, которого давно не было, если не считать оставшиеся камни от фундамента да несколько мощных деревьев от, повидимому, прошлых аллей. Он представлял собой квадратный водоем метров 20 на 20, поросший местами камышами и осокой и глубиной метра 2. Там находился и плохонький плотик. Приходило туда много ребят от мала до велика. Соревновались, кто пронырнет весь пруд. Там же играли в карты и загорали. Мне было лет 6. Плавать я еще не умел. Однажды, перемещаясь на плоту, оступился и упал в воду. Пошел ко дну. Помню, как в ужасе стал судорожно барахтаться и зацепился за плот. Никто на берегу моей борьбы с водной стихией не заметил, а я, потихоньку, держась за плот, стал грести к берегу и так самостоятельно выбрался на берег. Другое место для купания находилось на Луке, на Веребенке. Сейчас его уже нет, но в мое время там еще была полуразрушенная плотина и рядом с ней мельница. В результате подпора плотиной выше нее образовался водоем, где мы и купались. Потом он обмелел, и купались у самой плотины, ныряя в воду с ее срубов высотой метра 3. Там же играли и в ловитки, выбегая на берег и опять ныряя в воду. Однажды во время такой игры, а это уже было в 1958 году перед отъездом в Кишинев, я, пробегая по срубу, потерял равновесие и нырнул не прямо, где было глубоко, а в бок, где мелко, и ударился головой об дно. Меня спасло то, что дно у реки было песчаное. У меня отнялись руки и ноги, и я чуть не захлебнулся. В игровом азарте никто не обратил на меня внимания, а я потихоньку на коленях вышел из воды и лег на берегу. Постепенно ноги и руки отошли, но еще долго, уже в Кишиневе, у меня болели шейные позвонки, и я с трудом поворачивал голову. Зимняя пора на развлечения была не менее богата, как и летняя. Это прежде всего лыжи. Лыжи это все, они у нас просто прирастали к ногам как одно целое. Чаще всего катались на лыжах на горе под названием «Наденька». Она находится на востоке за Оксочами, если двигаться от дома Корнеевых, за полем, и представляет собой довольно приличный склон к речке Смоличенке. Там одно место, наиболее высокое и крутое, называлось «Лоб». Когда мы были совсем небольшими, гора казалась очень большой. Особенно страшновато было спускаться со «Лба». Но именно на «Наденьке» разворачивалась игра в «белого медведя». Наиболее захватывающе это происходило, когда нам было уже лет по 10-12. Собиралось до полутора-двух десятков ребят. С помощью расчета определялся тот, кто будет «белым медведем». Все оставались на горе, а «медведь» спускался вниз. Игра заключалась в том, что «медведь» должен был 14 поймать кого-нибудь, после чего они ловили уже вдвоем, потом втроем и т.д., до тех пор, пока не будет пойман всеми сообща последний. Вот тут начиналось самое интересное. Ты, как герой, находишься наверху, а на тебя движется целая армия. Уходить приходилось по кустам, по обрывам, делать прыжки с отвесных снежных обрывов высотой до 5 м. В одном месте сугроб намело так, что он оказался вровень с ниже растущими деревьями. Несмотря на то, что на ногах находились лыжи, удавалось с козырька сугроба переправиться на дерево. Не всякий мог повторить то же самое, а снизу, не снимая с ног лыж (этого нельзя было делать), преследователи тоже забраться не могли. Находился, наконец, смельчак, который повторял твой путь, и тут уже некуда было деться. Он сверху, остальные внизу. Так тебя настигали, после чего заканчивалась эта игра, а потом начиналась новая, но «водил» или становился «белым медведем» первый из пойманных. Кроме игр занимались прыжками с трамплина: кто дальше прыгнет. Трамплин строился из подручного снега высотой до метра и более. Чтобы он был прочнее, снег укладывался слоями с прокладками из хвои. На трамплине намечалась лыжня, а потом такая же лыжня направлялась на трамплин с горы. На «Наденьке» с такого трамплина можно было прыгнуть на 6-8 м, у кого как получалось. Однажды, очень постаравшись, я прыгнул так, что сломал сразу обе лыжи, уткнувшись носками в землю. В том возрасте все казалось возможным, сопровождалось молодой лихостью и потребностью в риске. Моим достижением, которым горжусь до сих пор и, насколько мне известно, не повторенного никем, является прямой спуск на лыжах с той знаменитой ж.д. насыпи на Луке, заменившей мост Журавского, высотой 50 м. Высота вроде не так уж и большая, но когда находишься наверху, то впечатление другое да и спуск там очень крутой. К тому же насыпь сооружена так, что на нижнем основании с отступом воздвигнута вторая ее часть, а на ней, опять с отступом, третья. При спуске отступы работают как трамплины, так что после второго, не касаясь земли, пролетаешь метров 15. Под насыпью в то время находился кустарник, по которому проходила тропа, но не прямо, а с поворотом. В нижней части насыпи при выходе на горизонтальную часть трассы скорость движения была такова, что тебя с большой силой прижимает к земле, а лыжи стремятся вырываться из под тебя. Здесь надо устоять на ногах, не упасть на спину, иначе терялось всякое управление лыжами. А впереди тропа, в которую с этой скоростью надо было вписаться, иначе, влетев в кусты, все вообще могло закончиться весьма драматично. Спуск был благополучно совершен, но после этого я его не повторял. Чем еще запомнились зимы? Опять же в новогодние или рождественские праздники проводились «елки» то у одних, то у других. У нас дома всегда стояла елка под потолок и самая красивая. Выбирать елку в лесу было одно удовольствие, поскольку выбор всегда был прекрасный и всего в ста метрах от дома. Набор игрушек также был богатый, вплоть до свечек в специальных держателях и Деда Мороза с мешком за спиной под самой елкой. Когда был малым, хотелось в него заглянуть. «Елки» у других интересны были тем, что молодежь, помимо прочего, развлекалась играми с поцелуями. Одна из них 15 называлась «играть в номерки», другая - «играть в бутылку». В первой мальчики и девочки делились по четным и нечетным номерам. Все участники игры устраивались на своих местах по периферии комнаты. Номер первый вызывал любой четный номер. Если четные номера принадлежали девочкам, то обладательница этого номера должна была вместе с вызвавшим ее мальчиком удалиться в темную комнату. Обычно это была комната, где была свалена верхняя одежда пришедших на елку. Как правило, там начиналась борьба. Без нее девочки не позволяли себя поцеловать. После этого раскрасневшаяся от борьбы девочка выходила из интимной комнаты и называла нечетный номер, при этом стремительно бежала на свое место, чтобы не попасться другому мальчику. Тому приходилось называть новый четный номер, и все происходило по тому же сценарию. Игра была незатейливая, и, несмотря ни на что, была привлекательной обеим сторонам. Другим вариантом «поцелуйной» игры была «игра в бутылку». В центре комнаты одним из участников резким движением закручивалась положенная на бок бутылка. Той девочке, на которую указывало горлышко остановившейся бутылки, приходилось выходить в ту же комнату, а там все происходило также как в прошлой игре. Потом бутылку закручивала девочка, но от нового мальчика, как правило, убегала. Были и другие игры на новогодних елках, но я их меньше запомнил. Такие елки устраивались в разных домах, например, у Ульяновых. Там хозяйками были две сестры, Тамара и Валя. Или у Карчевских. У них было больше девочек. У Шараповых, там инициатором уже был Юра Шарапов, в своей последующей взрослой жизни ставший, насколько мне известно, командиром подводной лодки. Елки проходили и в других семьях. Новогодние развлечения этим не ограничивались. Помимо колядок устраивали катания на санях. Да не просто на санях, а на больших санях, которые называются дровнями. На них возят дрова из леса. Их обычно уводили с колхозного двора. Большая компания молодежи затаскивала дровни на гору, чаще это была высокая сторона Оксоч, которая называлась «веселой горкой» и находилась по дороге за железнодорожным переездом. Там спуск начинался примерно от дома Громовых и шел вниз к Оксочке. Тяжелые широкие на железных полозьях сани набирали разгон, а по дороге на них запрыгивали ребята и девчата. На санях образовывалась целая куча народа, которая со смехом и визгом неслась вниз по дороге, по существу, не управляемая. Нередко все это опрокидывалось в сугроб и сопровождалось молодым беспечным хохотом. Бывало, что сани врезались в забор из частокола, тогда выламывались целые проемы. Все это происходило в лунные морозные новогодние ночи и напоминало картинки из гоголевских Диканек. В летнее время были другие развлечения. Там, где сейчас находится сквер и памятник погибшим в Великой Отечественной войне (41 не вернулись с войны, 30 человек, жителей и уроженцев Оксоч, награждены Орденами Красной Звезды, Орденами Отечественной войны I и II степеней, http://oksochimv.narod.ru/p4aa1.html)), магазин и сельский совет, в мое время была волейбольная площадка. Молодежи было много, поэтому игра в волейбол была обычным делом. Более взрослые ребята играли очень даже неплохо. Так, например, Леонид Степанов учился в Ленинградском институте физической 16 культуры имени Лесгафта. Интересно, что однажды я встретил его на стадионе в Кишиневе. Оказалось, что он работает в одной из школ Окницы. Играли не только между собой, но ездили и в Веребье играть команда на команду. Из игр увлекались лаптой, играли в городки. Были и такие игры как в ножички, когда надо было суметь воткнуть перочинный ножик в землю с разных частей тела: головы, носа, губ, подбородка, груди, живота и т.д. Играли на деньги в пристенок, но особенно азартно играли на деньги в биту. Суть игры в том, что на проведенную на земле прямую линию участники ставили свои монеты стопкой и решкой вверх. Другая линия проводилась на расстоянии 5-6 м от первой, и затем каждый по очереди от нее бросает свою биту так, чтобы она упала как можно ближе к первой линии. Тот, кто оказывался ближе всех, но с перелетом линии, первым разбивал стопку монет и забирал себе те, которые переворачивались на орла. Вообще-то первым бил тот, кто попадал битой в стопку монет. Далее очередность удара предоставлялась согласно удаленности от линии как с перелетом, так и недолетом. Биты представляли собой или свинцовые лепешки, или чугунные осколки. К осени обычным было по ночам шарить по чужим садам, когда созревали яблоки. У Корнеевых, а потом и у нас были собственные сады с неплохими яблоками, но вот чужой сад всегда был интереснее. Яблоки набивали под рубашку вокруг талии и так ходили по деревне, их поедая, а огрызки зашвыривая куда попало. За этим делом ходили даже в Новоселицы, что находятся в 2-х км, как будто в Оксочах мало яблок. В общем, жизнь молодежи в деревне никак нельзя было назвать скучной. Живость и изобретательность оксочской молодежи проявлялась и в другом, в частности, в прозвищах, которые получали отдельные ее представители. Так на памяти такие прозвища как Витька-машина, Вовка-сопленос (жил около ж.д. переезда), Витька-Косой, Васька-Петлюра (носил синие галифе), Юрка-Клюква, Толька-Жобик и прочие, что уже не припомню. Кладбище В моем повествовании кладбищу следует отвести отдельное место, хотя бы потому, что оно не рядовое, своеобразная историческая достопримечательность села, и не могло не оставить определенный след в нашей мальчишеской жизни. К тому же кладбище обладает тем свойством, что невольно заставляет задуматься над бренностью человека, да и вообще над смыслом жизни, поэтому не надо относиться к нему как к чему-то только неприятному. Находится оно, как я уже отмечал, в центральной части Оксоч. В детстве кладбище всегда было местом таинственным и даже пугающим. Помню, когда мы жили еще в первом маленьком домике, до него было совсем близко, и этот факт оставлял не совсем приятный отпечаток на моем, скажем так, мировосприятии. Однажды, после какого-то наказания, которое посчитал несправедливым, я мстительно заявил, что уйду на кладбище, лягу между могилами и замерзну. С кладбищем было связано и озорство. На нем, например, можно было найти человеческие черепа. Было так, что мы их под ночь устанавливали на столбы изгороди вдоль дороги, а внутри 17 ставили огрызки свечей и зажигали их (нравственный аспект нам был неведом). Ночью все это представляло собой зловещее зрелище, которое весьма пугало проходивший мимо народ после кино или клубных танцев. Кладбище очень древнее, по времени, скорее всего, восходит к тому, когда появилось здесь поселение. На нем всегда стояли мощные деревья, березы и ели. Но там же росли и большие деревья черемухи. Ягоды на них были самые крупные, сладкие и вкусные в сравнении с другими местами, и нас нисколько не смущало то, на чем произрастали эти деревья. Некоторая боязнь кладбища всегда присутствовала даже днем, когда один на один с ним находишься, проходя по центральной дорожке. Особенно зловещим казалось кладбище ночью. В народе можно было слышать байки, что по ночам там двигаются какие-то огоньки, особенно после Кладбище. Центральная дорожка 18 Памятники прошлого грозы. Что не исключена встреча с покойниками, если там оказаться в 12 часов ночи. Это все очень интриговало. Думаю, что мне тогда было лет не более 8-9-ти, когда я решил проверить, так ли, и себя заодно, смогу ли пройти по кладбищу именно в 12 часов ночи. И сделал это. Помню, как шел по едва заметной дорожке при луне мимо крестов и памятников и как на голове шевелились волосы. Но всетаки прошел, и со мной ничего не случилось. После этого я чувствовал преимущество перед теми, кто продолжал пугать и пугаться кладбища. Как уже отметил, кладбище очень древнее, но захоронения, которые там можно встретить, не уходят далее людей, живших во времена Пушкина, и похороненных во второй половине 19-го века. Это видно по тем отдельным сохранившимся каменным памятникам из гранита, лабрадорита и даже мрамора. Принадлежат они купцам, чиновникам, их женам, военным. С южной стороны, обращенной к железной дороге, и там, где сейчас стоит на месте бывшей каменной церкви недавно построенная деревянная церковь, во время моего детства проходила дорожка, и справа от нее, почти на границе кладбища, недалеко от того места, где стоял последний храм, находилась мраморная плита. Надпись на ней с остатками позолоты гласила о том, что под ней покоится некий барон фон Розенберг. Потом эта плита как-то затерялась, возможно, заросла травой. Мои недавние разыскания в интернете позволили установить, что это захоронение с большой вероятностью принадлежит уездному предводителю дворянства действительному статскому советнику барону Василию Петровичу фон Розенбергу, представителю известного рода Розенбергов, одно из ответвлений которого оказалось в России и в Новгородской губернии. Умер он в 1914 году и похоронен, по-видимому, по его завещанию около храма Преображения Господня в д. Оксочи как ее прихожанин. Более того, он и товарищ министра финансов тайный советник В.Н. Коковцов принимали участие в торжественном освещении храма Преображения Господня в 1889 году, оба его прихожане. В интернете по этому поводу нашел такие сведения. «Само название «Оксочи» происходит от местоположения села около соч, т.е. около сочных (болотистых) мест. Село принадлежит к числу древнейших погостов. Основание его относится, вероятно, к первым векам утверждения христианства на севере Руси. В старину село, расположенное вдали от судоходных рек и больших дорог, среди дикого лесного края, было бедным и глухим уголком. С течением времени Оксочи изменили свой вид. Со второй половины 19 века с проведением Николаевской железной дороги, прошедшей недалеко от села, данная местность значительно оживилась и сделалась пригородной. С 80-х годов 19 века, когда по упразднении небольшого участка старого полотна железной дороги, сделан был обход, и новая линия прошла близ самого села, оно и его приход, благодаря своему здоровому климату, сделались излюбленным местопребыванием для помещиков и дачников. В это время в приходе села Оксочи насчитывалось до 30 помещичьих усадеб, а летом каждый свободный уголок, даже в крестьянских избах отдавался под дачу. В связи с теми событиями в жизни местности стоит и постройка нового храма. 19 старый деревянный храм Преображения Господня по клировым ведомостям существовал с 1762 года. По своим небольшим размерам и внешнему виду он не соответствовал росту прихода и села, возникла потребность в более обширном и благолепном храме. Начало его постройки положено было пожертвованием одного из прихожан крестьянина деревни Радомли Семена Сергеева, оставившего перед смертью на это дело капитал в 12 тысяч рублей. Кроме того, с упразднением старого полотна Николаевской дороги, 7 апреля 1889 года Высочайше пожертвованы были на постройку храма материалы, заключавшиеся в остатках веребьенского железнодорожного моста и каменной трубе, давшие гранит для фундамента и кирпич. Но этого было слишком мало для храма, стоившего не менее 70 тысяч рублей. Трудное дело постройки храма осуществилось лишь благодаря заботам и неистощимой энергии местного настоятеля священника Петра Васильевича Ильинского, неутомимо ходатайствовавшего о нуждах своей церкви перед разными ведомствами и привлекавшего благотворителей. Нашлись благотворители, часто неизвестные, нередко из лиц, имевших самое отдаленное отношение к селу Оксочи, и вырос во всем великолепии обширный и красивый храм, которым мог полюбоваться каждый проезжающий по Николаевской железной дороге. Новый храм был расположен около самого полотна железной дороги, на возвышенном месте, так что далеко виден, особенно подъезжающим к селу по направлению от Москвы. На высоком гранитном фундаменте возвышалась главная часть, пятиглавая, высотою с крестом 49 сажен, к линии железной дороги выходила колокольня высотою в 20 сажен. По внешнему виду храм похож скорее на городской, чем на сельский, и очень изящен, благодаря красивому расположению центральных окон и главного фонаря, легко взлетающего над всей каменной массой. Красива и колокольня, построенная в русском стиле 17 века. План храма составлен архитектором Николаевского вокзала в Петербурге Соболевским. Внутри храм очень светел, раскрашен светлыми колерами, гармонирующими с золотым иконостасом. Средний алтарь был освящен в память Преображения Господня, так что древнейший главный храмовый праздник сохранился и при новом храме. Правый придел освятили в честь благоверного князя Владимира, а левый ¬– в честь святых братьев Кирилла и Мефодия, просветителей славянских. 22 июня, канун освящения храма, было посвящено поминовению усопших, и после обедни торжественно перенесены в новый храм из старого деревянного и помещены в отдельных киотах две чтимые местно иконы: Тихвинской Божьей Матери и Преображения Господня. Еще к обедне в этот день собралось множество народа не только из Оксочского, но и из соседних и даже дальних приходов. Весь день со всех сторон подходил народ, так что к вечеру собрались тысячи. 23-го, рано утром совершена была утреня, а в 9 часов ударили в колокол к торжеству освящения храма. Новый храм торжественно освятил Высокопреосвященный Феогност. Умилительный обряд освящения и столь редкое для деревни архиерейское служение произвели на молящихся неизгладимое впечатление. Сиял во всем праздничном уборе и сам храм. 20 Храм Преображения Господня в д. Оксочи К торжеству освящения прибыли товарищ министра финансов тайный советник В.Н. Коковцов, уездный предводитель дворянства действительный статский советник барон В.П. Розенберг – оба прихожане Оксочской церкви, главный инженер Николаевской железной дороги О.А. Турцевич, санктпетербургский купец М.М. Мартынов, самый щедрый благотворитель на новый храм. Храм Преображения Господня простоял лишь до 1942 года, он был взорван в июле месяце, так как стоял у самой железной дороги и был хорошим ориентиром для обстрела вражеской артиллерии. Старожилы рассказывают, что за первым приказом о подрыве храма пришел второй приказ, оставляющий святыню в целости, да не успел он, минеры сделали свое дело». Опять же в интернете нашел следующее: «На местном кладбище стоит большое надгробье с надписью: «Здесь покоится основатель каменного храма погоста Оксочи крестьянин деревни Радомья Семён Сергеев». Какой силой духа должен обладать обычный человек «от земли», чтобы решиться на постройку этакой махины, которая почиталась в народе больше, чем даже древнейшие соседние святыни». Надгробный памятник этому человеку, по-видимому, не сохранился, иначе я бы о нем знал. Недавно на месте того замечательного храма построена деревянная церковь. Церковный староста Алексей Баранов разрешил мне зайти во внутрь и сделать снимок. Мы знаем друг друга с того времени, когда наша семья проживала в ГМС, и наши дома находились рядом. Тогда мы увлекались шахматами. На момент снимка ему было 77 лет, и как он выразился – два топора. Очень порядочный основательный человек, к тому же отличный плотник. В том же году помог моей сестре Таисии подрубить отцовский дом. С кладбищем связан еще один памятный случай из моего детства. Был период, когда мы с Володей Константиновым, моим хорошим и положительным 21 Новая церковь Алексей Баранов, церковный староста 22 товарищем, решили подзаработать на том, что стали драть ивовую кору и сдавать ее государству. За это платили деньги, но небольшие. В очередной раз пошли в лес, а это было после дождя. Чтобы не облиться водой с дерева, я решил по нему рубануть топором и успеть отскочить. Но получилось так, что топор прорезал кору и ударил мне в левое колено. Рана оказалась серьезная. Как потом выяснилось, я перерубил себе сухожилие. Надо отдать должное Володе, он помог мне перетянуть ногу разорванной рубашкой, проводил на поезд до Веребья и там до больницы. Операцию провел уже в то время известный как очень хороший хирург Благодатский Николай Иванович. По завершении операции он строго мне наказал после заживлении раны упорно разминать колено приседаниями, иначе я останусь хромым. Я твердо следовал его совету, и все обошлось благополучно. И до сих пор сохранил к нему теплое чувство благодарности. В дальнейшем о нем ничего не слышал, но однажды именно на нашем кладбище обнаружил его захоронение с памятником. Только по надписи на нем узнал, что врач прожил всего 47 лет, похоронен в 1950 году, а это значит, что ушел из жизни примерно в то же время, как делал мне операцию. Дворянские поместья Богатая природа окрестностей Оксоч привлекала внимание санктпетербургской знати и дворянства. Как давно там появились их усадьбы и дачи, затрудняюсь сказать, но очевидно, что этому способствовал и тот факт, что в 1881 году Оксочи стали станцией на Николаевской железной дороге. В одних усадьбах они жили постоянно, в других – только летом. Вездесущий интернет помог мне 23 собрать некоторые сведения. Так удалось выяснить, что на 1884 год в Оксочском приходе находилось 18 усадеб, на 1899 - 30 и 3 дачи, на 1909 - 45 усадеб, на 1917 49. Традиционно дворянство подразделялось на мелко-, средне- и крупнопоместное. К мелкопоместным относились владельцы, имевшие до 100 десятин земли, к среднепоместным – имевшие 100-500 десятин, к крупнопоместным – те, чьи владения превышали 500 десятин. В Оксочском приходе находились различные усадьбы, но преобладали мелкопоместные владельцы. Самое крупное владение было у Потаповой П.А. - усадьба Потапова при станции Торбино занимала площадь в 2600 десятин. В мое время бывшие усадьбы носили свои названия. Только в Оксочах было три усадьбы. Напротив вокзала, по другую сторону ж.д. на горе находилась «Белая дача», теперь разрушена. Она действительно была белого цвета. Вероятно, что под названием «Утешение» на 1899 год усадьба принадлежала швейцарскому подданному в лице его жены Луизы Ивановны Дизерен. Ходила байка, что в Первую мировую войну хозяин дачи работал на немцев и вел наблюдения за ж.д. и следовавшими по ней на фронт военными поставками. В лесу от дачи и в направлении на Луку до сих пор сохранились признаки когда-то существовавшей добротной дороги с кюветами по сторонам. Другая усадьба под названием «Осо» была за нашим домом, рядом с лесом. Там размещался приют для инвалидов. Ее сейчас тоже нет. Третья усадьба под названием «Гнездышко» сохранилась до сих пор. Она находится по ту сторону ж.д. на высоком месте и в окружении елового леса. Рядом с ней, как положено в дворянской усадьбе, в мое время находился пруд прямоугольной формы, и там плавали караси. Только теперь я узнал, что усадьба принадлежала Надежде Петровне Полиектовой. Ей же принадлежала деревня Мужилово. Остатки памятника на захоронении помещицы можно увидеть на оксочском кладбище. Рядом с ним находится захоронение 4-х сестер Полиектовых, по всей вероятности, ее внучек, если принять во внимание, что Надежда Петровна упокоилась в 1890 году в возрасте 70-ти лет. При мне сестры жили в доме по соседству с ГМС, выше нее. По виду захоронений можно понять, насколько по-разному сложилась судьба бабушки и внучек. На Луке, что в 2-х км от Оксоч, до недавнего времени на горе располагалась красивая усадьба, принадлежавшая под названием Манка Павлу Игнатьевичу Сухиничу, статскому советнику, тому, который в 1906 году построил оксочскую школу. Позднее там находился психоневрологический интернат им. Ушинского, драматически сгоревший в сентябре 2013 года. Усадьба «Васильевка» принадлежала упомянутому ранее Василию Петровичу фон Розенбергу. Где она находилась, не могу сказать. За 211 км по правой стороне ж.д. при движении на Москву на реке Торбытня находится бывшая усадьба «Отрада». По данным на 1909 год она принадлежала русскому архитектору-художнику Роману Федоровичу (Роберту Фридриху) Мельцеру. В свое время он принял участие в судьбе Кузьмы Сергеевича Петрова-Водкина, будущего известного живописца, графика, теоретика искусства, писателя и педагога, заслуженного деятеля искусств РСФСР, помог ему получить художественное образование в Петербурге. При выходе на 24 «Гнездышко», бывшая усадьба Н.П. Полиектовой Полиектовы Усадьба П.И. Сухинича на Луке поляны недалеко от Горянских озер можно видеть камни – остатки фундамента крупного строения. Вполне вероятно, они принадлежат усадьбе Колоденка дворянина Ивана Ивановича Горянского. Свое название усадьба получила по названию ручья Холоденного, вытекающего (а не втекающего в озера, как гласит интернет, поскольку эти места хорошо знаем с детства - А.В.) из выше находящихся озер. Сейчас мы эти озера знаем под названием Горянских. Усадьба Посохово принадлежала наследной дворянке Александре Антоновне Жук, Усадьба «Отрада» Иван Алексеевич Вышнеградский (1831-1895) усадьба Новоселицы - дворянкам Лидии, Александре, Евгении Николаевнам Бартеневым и Марье Николаевне Полиектовой, усадьба Порыхалово - дворянке Александре Степановне Ростиславовой, усадьба Жальник - дворянину Александру Николаевичу Волкову. По данным на 1899 и 1909 года усадьба Лутково на реке Торбытня, где точно, не скажу, принадлежала наследному дворянину Ивану Алексеевичу Вышнеградскому, учёному (специалисту в области механики) и государственному деятелю, в 1887-1892 — министру финансов России, прихожанину оксочского храма. В округе можно встретить остатки других усадьб в виде камней фундамента и старых деревьев от прошлого парка. Таким местом является «Зеленая роща», что находится по другую сторону Узинского озера напротив д. Пестово. Большинство владельцев усадеб Оксочского погоста по своему социальному статусу относились к мелкопоместным и составляло 63%, 24% дворян относилось к среднепоместным и лишь 12 % составляло крупнопоместное дворянство (http://www.moscowia.su/projects/konkurs/raboty/2013/1484-selskie-usadbyoksochskogo-prikhoda-pozharskoj-volosti-krestetskogo-uezda-novgorodskoj-guberniiistoriya-kultura-lyudi). Известные люди России и советского времени в Оксочах и их окрестностях Будучи неравнодушным к памяти о моей родине, я не мог не собрать, насколько возможно, сведения о других людях, тем или иным образом причастных к этим местам. Оказывается, богатая и красивая природа вокруг Оксоч и на отдалении от них давно привлекала сюда известных людей как для проживания, так и для отдыха. Не случайно в этих местах появилось столько усадеб, принадлежащих дворянам и чиновникам Санкт-Петербурга и местным помещикам. Здесь проживали и отдыхали люди, оставившие заметный след в В.П. фон Розенберг (18261914, Оксочи) В.Н. Коковцов (1853-1943, Париж) А.Ф. Редигер (1853-1920, Севастополь) истории России и Новгородской губернии. Отмечу уже упомянутых Василия Петровича фон Розенберга, попечителя школы в Оксочах, и Владимира Николаевича Коковцова, русского государственного деятеля, помимо прочих титулов министра финансов в 1904-1914 годах, председателя Совета министров Российской империи в 1911-1914годах, графа. Его усадьба находилась в Запуковье, сейчас Знаменка, в 7 км от Оксоч в долине р. Веребенки в 2-х км ниже нового ж.д. моста. В.П. фон Розенберг и В. Н. Коковцов, оба участвовали в освящении храма в Оксочах, оба его прихожанина. Летом 1914 года в Оксочах с семьей отдыхал Александр Федорович Редигер, русский генерал, в 1905-1909 годах военный министр Российской империи. Из его воспоминаний: «...Наконец, в середине июня мы решили взять дачу…Она лежала верстах в трех-четырех от маленькой станции Оксочи Николаевской железной дороги, расположенной на Валдайской возвышенности; на ней останавливались только тихоходные пассажирские поезда, употреблявшие на пробег из Петербурга пять часов. ... Вообще, воздух в Оксочи оказался удивительно чистым и ароматным, вероятно, вследствие высокого положения места, а, пожалуй, и вследствие того, что только что прошел первый дождь после долгой засухи. Дача была довольно поместительная, в два этажа, при ней был ягодный сад и огород и в нашем распоряжении была небольшая бричка с лошадью. Поблизости соседей не было: ближайшая дача была в полутора верстах. В общем получалась чисто деревенская обстановка. Время проходило в прогулках по окрестностям, в сборе и варке варенья…». На дачу к А.Ф. Редигеру приезжал В.Н. Коковцов. Редигер также навестил Коковцова в его усадьбе Запуковье. Находясь на даче, А.Ф. Редигер получил сообщение о начале войны с Германией и уезжал в Санкт-Петербург со станции Оксочи. Где и какую дачу он снимал неподалеку от Оксоч, в своих мемуарах не уточняет. К усадьбам Оксочского прихода в конце позапрошлого века относилась и усадьба Брюховщина, а теперь – село Подгорное. Она принадлежала И.М. Андреевский (18941976, Нью-Йорк) В.М. Добронравов (18891937, Боровичи) К.А. Федин (1892-1977) А.В. Малышеву, в ). 1913 году гласному Крестецкого уездного земского собрания. Подгорное находится в 13 км от Оксоч по прямой линии. Сюда из сгоревшего осенью 2013 года интерната «Оксочи» переведена большая часть пациентов. Однако летом 1911 и 1912 года здесь отдыхала знаменитая в литературной среде того времени супружеская чета - Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский. Здесь Дмитрий Мережковский закончил роман «Александр I» и приступил к работе над романом о декабристах. В Подгорном создан музей творческого наследия Дмитрия Мережковского и Зинаиды Гиппиус. В середине 30-х годов в интернате для дефектных детей им. Ушинского на Луке главным врачом работал участник «иосифлянского» движения богослов, литературовед, историк церкви, врач-психиатр Иван Михайлович Андреевский. После ссылки на Соловки был освобожден без права проживать в крупных городах. При нем лекарским помощником работал Викторин Михайлович Добронравов, протоирей, в 2004 году причисленный к лику святых Русской православной церкви. В 1930 году был приговорен к 10 годам лагерей по делу «Всесоюзная организация Истинно-Православная Церковь». После освобождения жил на станции Оксочи. Уроженец Кишинева, похоронен в Боровичах. Не могу не отметить, что на протяжении более 30 лет в психоневрологическом интернате «Оксочи» врачом работает муж моей сестры Таисии И.П. Буланов. Считается хорошим специалистом. Сейчас на работу из Оксоч ездит в Подгорное. Замечу также, что сама Таисия в период 1986-2005 годы являлась «мэром» поселка Оксочи и относящихся к ее ведению ряда других деревень. Ходатайствовала и добилась постройки в поселке церкви и шоссе до Оксоч после закрытия обходного участка ж.д. Из советских писателей в 1936 и 1937 годах летом в Оксочах отдыхал и работал Константин Александрович Федин, первый секретарь (1959—1971) и председатель правления (1971—1977) Союза писателей СССР. Лауреат Сталинской премии первой степени (1949 Религиозные праздники Мне запомнился только один, в 1947 или 1948 году, но широко отмечавшийся в Оксочах религиозный праздник. Это был Спас Яблочный, 19 августа. Несмотря на то, что от взорванного во время войны храма остались только развалины, народу из ближних и дальних деревень привалило великое множество. Гуляние шло, начиная от ж.д. переезда в Оксочах, и по Мужилову (ул. Школьная) до школы. А это расстояние около километра. Народ двигался рядами друг за другом, с гармошками и с плясками. Помню, около переезда один пьяный мужик, подняв рубашку, хвастался, показывая на животе ножевую рану с запекшейся кровью. А под вечер где-то около клуба произошла большая пьяная драка. Говорили, что мужики выдирали из заборов штакетник с гвоздями и лупили друг друга. Кого-то убили, и труп лежал в ж.д. складе для инструментов. Приезжала милиция. С тех пор больше таких гуляний не устраивалось, хотя сам праздник всегда ожидается и празднуется каждый год, но не с таким размахом. Потом на эту тему мне попалось этнографическое исследование Красовской Ю.С. (СПбГУ) как раз по Маловишерскому району Новгородской области такого содержания: «До войны, а в некоторых местах (д. Инево Поле) и после, в престольные и заветные весенне-летние праздники молодежь непременно во время гуляний устраивала драки. Соперниками являлись парни из соседних деревень, относившихся к разным сельсоветам, границы которых (в большинстве случаев) совпадали с границами деревень по железной дороге ( парни из деревень по одну сторону от железной дороги дрались с парнями из деревень с другой стороны железной дороги) или по реке ( парни из деревень с правого берега реки Мсты дрались со сверстниками с левобережья). Для обследованной территории это - дд. Шабаново, Воронково (Веребьинский с/с Маловишерского р-на) с д. Кленово (Оксочский с/с Маловишерского р-на), д. Сурики (Мстинский с/с Маловишерского р-на) с д. Золотое Колено ( Веребьинский с/с Маловишерского р-на) и др. Противники встречались в драке только на праздники, в будние дни между ними сохранялись теплые и дружественные отношения. К дракам тщательно готовились: на кузне выковывали железные палки, ножи, набирали за пазуху камни размером с кулак и др. Такое тяжелое оружие как железные палки и ножи служило скорее для устрашения противника, но бывали случаи, когда его прямо пускали в дело. Так в д. Инево Поле одному парню удар такой железной палкой по голове стоил жизни. Спрятав приготовленное оружие, дежурили: не идет ли противник. Завидев группу парней, идущих с гармонями или балалайками, посылали одного из своих спросить у них: драться или гулять будем? Если противник соглашался драться, то заводящие драку вмиг расредотачивались по полю, после чего через некоторое время завязывалась борьба. Это один из возможных вариантов зачина драки. Гораздо чаще дело происходило следующим образом. В празднующую деревню парни сходились группами. У каждой группы был свой гармонист. Во время гуляния они шли по улице в линию (в центре находился гармонист) и пели задиристые частушки " под скобаря" ( под драку). Интересно, что для предотвращения драк в д. Оксочи (Оксочский с/с Маловишерского р-на) сами хозяева деревни в первый день праздника не пили, а ходили с палками и пьяных гостей запирали в житницу (амбар). Для поддержания порядка во время праздника в деревню приходил милиционер. Милиционеры приходили разбираться с дерущимися в крайних случаях, обычно же особо задиристых парней ударами по шее разнимали мужики. Поводом для драки было словесное (нецензурно выражались) или физическое оскорбление, нанесенное хотя бы одному из группы. Начинали драться кулаками, затем пускали в ход колья, палки и т.п. Во главе каждой группы стоял атаман, который и посылал заводилу или вступался за обиженного. Драка оканчивалась, если парни одной из деревень признавали себя побежденными и убегали с поля боя. Начало драки не всегда было концом гуляния. В то время, как в одном конце деревни парни дрались, в другом, молодежь из других деревень пела и плясала ("во всю гуляла"). Наибольшее число драк приходилось на довоенный период. В начале же Великой Отечественной войны парней отправляли на фронт, большинство из них назад не вернулось. После войны молодые люди продолжали в праздники гулять по деревне с пением тех же частушек, демонстрировать свою удаль молодецкую, но серьезно уже не дрались». Все, что здесь описано, очень похоже на то, свидетелем чего был сам. Железная дорога Железная дорога всегда была одним из важных центров оксочской жизни. С ней очень много связано. Наиболее характерно постоянное движение поездов, постоянный стук колес и покачивание дома. А когда находился рядом с проносящимся мимо пассажирским поездом, то возникало ощущение проносящейся мимо чьей-то чужой жизни, более интересной, чем твоя. Поезда проходили с интервалом в несколько минут: и пассажирские, и товарные, и на Ленинград, и на Москву. Но в разное время это были разные поезда, и двигались они с разной скоростью, и перемещались они с помощью разных локомотивов. Но прежде всего надо отметить, что Оксочи находятся на том самом месте, с которым связан весьма известный миф о николаевском пальце. Когда Николая I спросили, как должна проходить железная дорога между Санкт-Петербургом и Москвой, он взял линейку и провел прямую линию, сказав: «Вот так!». Но при этом зацепил за палец, и образовалось на прямой линии закругление. Именно на этом закруглении и находятся Оксочи. На самом деле история происхождения этого закругления совсем иная. Железная дорога действительно проходила по прямой линии, но по кратчайшему расстоянию примерно в 3-х с половиной км на юго-запад от Оксоч. А произошло в свое время следующее. От станции Мстинский Мост, что в 14 км от Оксоч в сторону Ленинграда, с абсолютной отметкой около 75 м, к станции Торбино, что в 11 км от Оксоч в сторону Москвы, с абсолютной отметкой около 200 м, на расстоянии по прямой примерно в 20 км железная дорога поднималась на Валдайскую возвышенность на 125 м по высоте. Это значит на каждом 1 км на 6 м. Но это в среднем. На самом деле на участке от бывшего моста Журавского через Веребьенский овраг в направлении на Москву на расстоянии всего 5 км до современного 204 км полотно железной дороги поднимается на 75 м, т.е. на каждом 1 км на 15 м. Эти измерения я провел сам с Каменная труба и река Веребенка помощью компьютерной программы «Планета Земля». Поэтому до 1881 года в этом месте к составам или подсоединялись несколько паровозов, или составы делились на части. В 1852 году был такой случай, когда со станции Веребье доставленная туда часть товарного поезда сама ушла в обратном направлении и перед Мстинским мостом столкнулась со второй своей частью, следовавшей к Веребью. Были человеческие жертвы, а большая часть грузов оказалась под откосом. Грузооборот между Санкт-Петербургом и Москвой нарастал, и чтобы решить проблему с большим подъемом, в промежутке 1877- 1881 гг был построен обходной участок железной дороги, который позволил снизить угол подъема полотна. Железная дорога тогда прошла через Оксочи, а Веребьинский овраг она пересекла выше по огромной земляной насыпи высотой 50 м. Под насыпью была построена огромная каменная труба с отверстием в 6 м, через которую была пропущена река Веребенка. В 2000 году, всего через год после окончания капитального ремонта линии,Министерство путей сообщения приняло решение о восстановлении старой трассы по прямому направлению, с последующей ликвидацией Веребьинского Обходной участок ж.д. около Оксоч обхода. На месте сгоревшего старого деревянного моста Журавского построен новый мост высотой 50 и длиной 550 метров, смонтированы пути и контактная подвеска. Осенью 2001 года поезда пошли по старому, прямому варианту. Обход вместе со станциями Веребье и Оксочи, а также платформой «203 км» был разобран. Километраж на магистрали решили не менять, и за столбом «205» следующим стоит столб «211». Прежний путь приобрел неприглядный вид. Как менялись на моей памяти тянувшие поезда локомотивы? Помню так называемые «американки» – паровозы довольно больших размеров с небольшими колесами и короткой трубой. Их отличало то, что они двигались с характерным металлическим лязганьем. Использовались они только для товарных составов. Иногда небольшие товарные составы таскали паровозики под названием «щука». У них на будке машиниста присутствовала буква «щ». Потом появились паровозы под названием «Серго Орджоникидзе». Это были большие паровозы со «щеками» в передней части, которые придавали им вид широкомордых. Наряду с ними, также со «щеками», но более красивые ходили паровозы «Феликсы Дзержинские», с инициалами «ФД». И те и другие использовались только для товарных поездов. Пассажирские поезда обычно везли более красивые паровозы с огромными колесами метра под 2. На будке машиниста у них присутствовала буква «С». Иногда пассажирские поезда проносились с паровозами под названием Вид с насыпи «Иосиф Сталин». На будке машиниста стояли буквы «ИС», спереди надпись «Сталин». Этот паровоз с 4-мя огромными ведущими колесами имел внушительные размеры и обтекатели, т.е. специальные кожухи, предававшие ему величественный модерный вид. Насколько помню, паровозы использовались на железной дороге примерно до середины 50-х годов. Потом их стали заменять тепловозы, а позднее – электровозы. Теперь появились скоростные поезда «Сапсан» с максимальной скоростью движения до 300 км/ч. Когда мы жили еще на ГМС, случилась одна история. На запасном пути в направлении на Ленинград несколько дней стоял товарный состав. Каким образом мы до этого додумались, сейчас трудно понять, но мы, пацаны, решили схулиганить, стали открывать крышки буксов колес и туда подсыпать с полотна песок. В буксах размещались концы колесных осей, погруженные в масло черного цвета. Прямо туда мы и засыпали песок. Кто-то это видел и доложил, куда следует. Приехали следователи. На допрос вызывали и моего отца. Он уже тогда был секретарем оксочской партийной организации. Кажется, мне тогда попало от отца. Но эту историю каким-то образом замяли, и все обошлось, хотя по всем признакам такая «деятельность» явно подпадала под понятие вредительство. Да и время было еще при Сталине. Веребьенский деревянный мост Журавского (вверху) и старый деревянный, позднее сгоревший, Мстинский мост (внизу) Так было Так стало. Оксочи Так теперь выглядит вокзал в Оксочах, 2012 г А так охраняется Экспресс «Сапсан» на площадке 204 км С левой стороны от путей вдоль по откосу, начиная от кладбища и до входного семафора, в направлении на Ленинград в то время существовала широкая и хорошо укатанная песчаная дорожка или даже дорога, т.к. имела в ширину метра полтора-два. Ее протяженность была примерно 1 км. В обиходе носила название «Бродвей». Это было место гуляний, а также разных развлечений. Например, устраивали гонки на велосипедах, а также соревнования велосипедистов с товарными поездами: с пассажирскими не имело смысла, двигались слишком быстро. Поскольку подъем сохранялся значительный, товарные поезда, обычно больших размеров, до 50-60 вагонов, на Москву двигались довольно медленно, даже при тяге в пару паровозов. Другим развлечение было запрыгивать на подножки вагонов этих поездов и ехать за пределы станции, а там спрыгивать. На закруглении за станцией поезда обычно начинали набирать скорость, что требовало определенной лихости проехать дальше других и потом спрыгнуть, устояв на ногах. Так однажды все тот же Витька-Машина на своих коротких ногах не смог удержаться и хлопнулся лицом о рельс параллельного встречного пути, рассек себе верхнюю губу. Я сам как-то неудачно запрыгивал на подножку, сорвался руками с поручней и упал вдоль рельсы прямо около колес поезда. Но это нас не останавливало, геройские развлечения продолжались и впредь. Обычным делом было подкладывать под колеса поездов монеты, гвозди. Из последних, расплющенных, потом вытачивали ножики. Также обычным было швыряние в пролетающие мимо (это в направлении на Ленинград) товарные вагоны камней. Благодаря этому обнаружил любопытный для себя феномен, объяснение которому не нахожу до сих пор. При подлете к вагону траектория камня всегда резко закруглялась в направлении, обратном движению поезда. Это, конечно, визуальный эффект, но как он возникает, не понятно. Некоторая оксочская молодежь училась или работала в Ленинграде. Тогда Ленинград привычно именовали Питером. Из Питера домой ребята возвращались часто на проходящих мимо поездах, а в Оксочах с них спрыгивали. Пока поезда перемещались с помощью паровозов, спрыгнуть с них не представляло проблемы, поскольку они двигались со скоростью не более 40-50 км/час. Но потом на смену паровозам пришли мощные тепловозы, и они по станции уже проносились со скоростью до 80 км/час так, что вслед за ними несся вихрь пыли. Однако это не всех останавливало. Находились исключительные в этом деле мастера. Одним из них был старший из братьев Федоровых, Николай. Спрыгнуть можно было только на платформе около вокзала, которая представляла собой плотно укатанную песчаную площадку длиной 70-80 м. Отработанная опытом техника спрыгивания была виртуозной и заключалась в следующем. Заблаговременно надо было выйти на подножку (пока вагоны были не цельнометаллические, с товарными поездами было проще), встать лицом к вагону, держась за поручни, раскачаться и, когда появилась платформа, оттолкнуться ногами и руками в направлении, обратном движению поезда. Приземление происходило на заднюю часть, но так, чтобы при торможении на каблуках не касаться ею поверхности площадки и до тех пор, пока полностью не гасилась скорость, и так, что в конце движения мастер вставал на ноги и делал всего несколько шагов. Однажды мне тоже пришлось осуществить нечто подобное, но уже в зимнее время да еще в темноте. Возвращался из Малой Вишеры, из школы домой, на поезде Ленинград-Полоцк. Скорость сумасшедшая, вдоль поезда снежный вихрь. Подлетаем к Оксочам, в домах мирно горит свет. Напротив своего дома я отделяюсь от подножки ногами вперед и с головой ухожу под снег в кювет, что идет вдоль железного пути. Расчет был на глубину кювета и надежда, что не попаду на металлический столбик, которые отмеряют каждые 100 м. Из под снега выбрался с трудом и через несколько минут скромно появился у себя дома. Не помню, чтобы кто-то особенно интересовался, как я добирался из школы домой. Обычно приезжали почтовым поездом Ленинград-Москва, который стоял на каждой станции, а в Оксочи приходил в районе 5 часов вечера. Зимой это уже темное время. Приехать домой на час-два раньше доставляло удовольствие и глубокое удовлетворение. Были и совсем серьезные истории. По окончании 9-го класса в Малой Вишере после одного из экзаменов освободился довольно рано. Ждать поезда домой несколько часов не хотелось. В таких случаях мы шли в товарный парк за вокзалом, где стояли товарные поезда. Они пропускали пассажирские поезда. Затаивались где-нибудь в укромных местах, поскольку поезда сопровождались охранниками с винтовками. На этот раз к отправке готовился состав с нефтяными цистернами. Наконец он тронулся. Охранники устроились на своих площадках, а мы стали выскакивать из укрытий и запрыгивать на заранее намеченные свободные подножки. Уверенный в себе я подождал, когда запрыгнут мои товарищи. Но получилось так, что состав оказался, по-видимому, порожний, т.к. очень быстро стал набирать скорость. Я пристроился к очередной подножке, которая находилась в передней части цистерны, и, что было мочи побежал, схватившись за поручни, чтобы запрыгнуть на нее. И в этот момент со всего размаха ударился ногой о металлический столбик, что находится в стыке запасного и главного пути. Он высотой см 40, и представляет собой закопанный в землю отрезок рельса. Руки мои с поручней срываются, и я лечу кувырком под поезд. Падаю спиной на рельс так, что ноги оказались под поездом, а голова наружу. Пока я делал этот пируэт, пролетела первая тележка спаренных колес. Каким-то первородным инстинктом жить и усилием я мгновенно выбросил ноги наружу, и пронеслась вторая тележка колес. Одет я был, как положено в день экзаменов, самым аккуратным образом, отглаженные брюки, белая рубашка. А тут разорванные брюки, грязная кровоточащая рана ниже колена на левой ноге. До сих пор сохранился шрам. Похромал к ближайшей луже, чтобы как-то замыть кровь. Подходит ко мне женщина-железнодорожница: она на переезде с другой стороны поезда стояла с флажком, провожала поезд, и все видела. Ни слова не говоря, она помогла мне замыть грязь и кровь, и я похромал на вокзал ожидать поезда до дому. Дома сказал, что бежал, споткнулся и разбил ногу о рельс. Другой, не менее серьезный случай, произошел по окончании 10-го класса и перед приездом в Кишинев. Незадолго до этого я сдал документы в Ленинградский институт точной механики и оптики (ЛИТМО). На момент сдачи документов там уже был конкурс 12 человек на место. У меня закрались сомнения, смогу ли поступить. Если не поступаю, то попадаю в армию на 3 года. Я ее не боялся, даже был какой-то интерес, но терять столько времени не хотелось. И тут приходит письмо из Кишинева от Анны Павловны, сестры матери. Пусть Вася приезжает, у нас тут из геологов сформировали на биофаке отделение почвоведения. Это близко к геологии, а Васе вроде нравится геология, да и химия. Я, недолго думая, обратно в Ленинград забрать документы. На обратном пути ехал на крыше поезда. Это было, в общем-то, обычным делом: зачем тратить деньги. Сначала я сидел недалеко от тепловоза, а он сильно дымил. И я перед Колпино решил пройти подальше к задним вагонам. И пошел по крышам спиной в направлении движения. Наконец решил устроиться, сесть на крышу, а ноги спустить на гармошку, что соединяет два соседних вагона. Только встал на гармошку и наклонился, чтобы сесть, как надо мной пронесся колпинский пешеходный мост. Я о нем знал, но в этот момент просто забыл. А он очень низко проходит над поездом. Провидение снова проявило ко мне благосклонность. Школа Первая школа в Оксочах была основана Уездным земством в 1869 году. Когда пришло время учиться мне, то начало этому было положено в Оксочской семилетней железнодорожной школе № 19. В школу я пошел в сентябре 1948 года 7-ми лет, но уже в ноябре мне исполнилось 8. Оксочская школа представляла собой два здания – большое и малое. Пишу в прошедшем времени, поскольку их сейчас нет. Обе каким-то таинственным образом сгорели. Особенно жаль большую школу с ее прекрасным внешним видом и необычной историей. Это большое двухэтажное здание, представляющий в плане квадрат со стороной не менее 50-ти метров, на мощном каменном фундаменте с большими окнами, обшитое рельефным тесом и покрашенное в светло-коричневом тоне. Внутри просторные классы, на втором этаже большой актовый зал с пианино, а также классы и учительская. Была библиотека, раздевалка. На второй этаж вела широкая двусторонняя лестница с перилами. Двусторонняя в том смысле, что она сначала поднималась на промежуточную площадку и с обратной стороны опять спускалась вниз. Наверх с площадки опять вели две лестницы и в разные стороны. В каждом классе стояли большие изразцовые печи белого цвета под потолок. Стены красиво обшиты тесом и покрашены в светлые тона. Школа построена еще в 1906 году на собственные средства Павла Игнатьевича Сухинича, статского советника, по некоторым сведениям в прошлом морского офицера. Находились обе школы в конце улицы под названием Мужилово, впоследствии переименованной в Школьную. Там же, в долине, протекает ручей под названием Баландин. По некоторым сведениям название ручья сохранилось по названию деревни, на этом месте когда-то существовавшей. Большая школа находилась на правой стороне долины, обращенной к Оксочам, а малая – на противоположной, более высокой. В малой учились дети начальных классов с 1-го по 4-й, в большой – с 5-го по 7-й. Сейчас, когда нескольких оксочских учеников возят на автобусе в школу в Веребье каждый день за 7 км, покажется удивительным, что в мою бытность школа в Оксочах насчитывала по моим прикидкам до 400 учеников. Классы насчитывали по 30 человек и более. С 5-го по 7-й были классы А,Б,В. Учились дети не только из Оксоч, но и из соседних за 5-10 км деревень. Поэтому существовал интернат, где и жили в течение учебной недели ученики из самых отдаленных поселений. Помню, пожалуй, всех своих учителей. В начальных классах нас вела Иванова Мария Яковлевна. Ко мне она хорошо относилась. Однажды перед классом продемонстрировала у меня на голове две макушки и заявила, что по этой причине я буду счастливым человеком. Надо сказать, что этих двух макушек я до сих пор у себя не обнаружил, но несчастным себя считать не могу. У нее я особенно отличался по математике. В этом деле мы постоянно соревновались с Витей Федоровым, кто быстрее решит задания и представит учительнице. В начальных классах я получал похвальные грамоты, чего в дальнейшем не припомню. Алексеев Василий Александрович, директор школы, имел внешность учителя царского времени, преподавал естествознание, а также занимался с нами пением. Во время занятий пением по классу ходил со скрипкой и смычком, которым временами не сильно «прикладывался» к головам неспокойных учеников. Помимо этого вел «огородную биологию» на юннатском участке, где мы выращивали разные сельскохозяйственные культуры, в том числе кукурузу. Так нам удалось вырастить кукурузу до 3-х метров высотой, но без початков. За полученные достижения в 1954 году оказался участником ВДНХ в Москве, получил медаль. Там впервые, благодаря моей двоюродной сестре Нине Борозновой, тогда студентке МГУ, посетил кукольный театр Образцова, смотрел «Чертово колесо», побывал в планетарии. Алексеева Екатерина Михайловна, Пригласительный билет на открытие школы в Оксочах в 1906 году завуч, супруга директора, преподавала литературу в старших классах. Властная женщина, командовала не только в школе, но, по-видимому, и дома. Оба супруга работали в Оксочской школе со дня ее основания. Гантаева Мария Михайловна, преподаватель немецкого языка, сестра Екатерины Михайловны, внешностью была похожа на немку-гувернантку, в пенсне, нос горбинкой, платья с буклями. Прекрасно знала свой предмет. Мне кажется, к тому, что я усвоил на ее уроках, мало чего добавилось в средней школе и университете. Кроме того она хорошо играла на струнных музыкальных инструментах, балалайке и мандолине, и нас этому обучила. Мы участвовали в самодеятельности. Ставили спектакли, например, с Вещим Олегом, в роли которого мне пришлось сидеть на коне, созданного из ребят с согнутыми спинами и покрытых попоной. К Марии Михайловне, несмотря на ее непростой характер и один инцидент, сохранилось самое теплое чувство. Все они, Василий Александрович, Екатерина Михайловна, Мария Михайловна с ее мужем, покоятся на Оксочском кладбище в пределах одной оградки. Поликарповы Анастасия Федоровна и Сергей Поликарпович, тоже супруги. Она преподавала русский язык и литературу, а он был физруком и вел военное дело. Анастасия Федоровна была видная красивая женщина. Знала предметы хорошо, была строга, со мной не всегда ладила. Считала, что я слишком «ловкий» что ли, успевал и проказить, и ответить на заданный неожиданно вопрос, чего у других не получалось. С Сергеем Поликарповичем проходили уроки физкультуры, зимой – на лыжах. Надо сказать, что в больших сараях за школой находились полные для классов комплекты лыж. Летом занятия Алексеев Василий Александрович (1880-1972), директор школы, Заслуженный учитель школы РСФСР, награжден орденом Ленина Алексеева Екатерина Михайловна (1887-1973), завуч, Заслуженный учитель школы РСФСР, награждена орденом Ленина Сафонов Василий Петрович (1889-?), прапорщик лейб-гвардии Павловского полка, кавалер 4-х Георгиевских крестов всех степеней и Георгиевских медалей проводились на спортивных снарядах на площадке перед школой. Там было практически все: турник, брусья, бум, вскопанная площадка для прыжков в длину. Еще было устройство, название которого не припомню. Это сооружение из Школа № 19 В 4-м классе (первый ряд, третий слева) бревен в виде буквы «П» высотой метров 5. На нем подвешены кольца, канат и шест. Наверх вела лестница, по которой можно было подняться наверх, на животе проползти до вела лестница, по которой можно было подняться наверх, на животе проползти до шеста или каната и по ним спуститься вниз. То же сделать в обратном порядке было невозможно. Играли, в частности, в догонялки. Однажды удирая, я перемещался на животе по верхнему бревну, и так перегнулся вперед, а оно скользкое, что стал на нем проворачивать вниз головой. Могло плохо кончится, если бы не следовавший за мной Юра Шарапов, старше на 2-3 года, не втащил меня за рубашку обратно на бревно. На турнике любили соревноваться, кто дальше прыгнет, раскачавшись, держась за перекладину. Да каких только соревнований не устраивали. Физкультуру любил, без всяких усилий всегда имел пятерку. Математику преподавала Виноградова Валентина Аркадьевна. Немного надменная женщина, но предмет знала хорошо. С ней у меня проблем не было, так как математику любил. Много еще можно об Оксочской школе рассказывать. Хорошая была школа. Помню своих одноклассников: Витя Федоров, Миша Осипов, Женя Самойлов, Юра Вдовин, Юра Павлов, Коля Васильев, Рая Степанова, Тамара Уколова, Галя Зорина и т.д. Рая Степанова вызывала уважение тем, что была очень спортивной девочкой, на лыжах ходила лучше многих мальчиков. Ей я даже посвятил балладу под названием «Степанида». Работал при школе один замечательный человек. Работал конюхом. Спокойный, скромный, обстоятельный, с кривизной в ногах. Звали его Василий Петрович Сафонов. Вел себя очень неприметно. Таким бы он и остался в памяти, если бы однажды в интернете я не наткнулся на его фото и описание непростой, по настоящему героической судьбы (http://diderix.petergen.com/lub-vps1.htm). Василий Петрович давно почил на Оксочском кладбище. По истечении многих лет выяснилось, что он уроженец Орловской губернии, герой Первой мировой войны, являлся обладателем 4-х Георгиевских крестов всех степеней и Георгиевских медалей. В Оксочах поселился в 1937 году, скрываясь от преследований НКВД. В моей памяти так и остался запрягающим лошадь или сидящим на телеге с вожжами в руках. Образование мое продолжалось в железнодорожной средней школе № 23 в г. Малая Вишера. Это районный центр в 45 км в направлении на Ленинград с населением около 15-17 тыс. Занятия начинались в 8 утра, поэтому вставать приходилось в 5 часов утра с небольшим. Ездили мы на поезде под названием «служебный», который состоял обычно их 6 вагонов старого образца и паровоза серии «С». Потом его заменили электрички. Приходил поезд всегда точно по расписанию в 6 часов 5 минут. Приходил настолько точно, что я постоянно следовал строгому правилу: из дома выходил с началом второго куплета гимна, шел, а уже светилось небо от прожектора поезда, я на переезде, а поезд уже подошел, одна минута стоянки, я подходил, поднимал ногу на подножку, и поезд трогался. Зимой было сложнее. Из-за глубокого снега, иногда по пояс, из дома приходилось выходить раньше. И всегда это было глубокой ночью. В доме все еще спали. В 23-ю школу ездили ученики с 5 станций: Оксоч, Веребья, Мстинского Моста, Бурги и Красненки. Их было немало. С 8-го по 10-й существовали классы «А», «Б» и «В». Наш класс был «В». Интересно, что учителей той школы я хуже помню, особенно имена и отчества. Литературу читала Островская, к сожалению, имя-отчество забыл. Ко мне благоволила, но ее муж, преподававший физику, почему-то не очень хорошо ко мне относился: у него получал тройки. Химию читала Бежина. Этот предмет у меня шел легко. То же самое было по географии у Рычковой, которая по какой-то причине была ко мне расположена. Мне нравилась учительница по математике, Евгения … отчество забыл. Высокая, стройная, интеллигентная и симпатичная. В полном порядке было с физкультурой и военным делом у Томилина. Кажется, в 9 классе он включил меня в команду от школы, с которой ездил на соревнования в Ленинград между школами Октябрьской ж.д. У меня неплохо получалось с метанием копья и стрельбой из мелкокалиберной винтовки. Бежал также на 100 м с результатом 12,3 секунды. Со мной бежали ребята из Москвы ростом на голову выше меня. Обошли меня с результатом 11 с чем-то. Ни по одному из названных видов спорта специально не тренировался. Поехал с теми результатами, что показывал на физкультуре. Из ребят класса более близкие отношения сложились с моими однофамильцами – Анатолием и Юрой из Веребья. Первый был выше меня ростом, и относился больше к хулиганистому типу. Второй – ниже ростом и положительный. Из Веребья был еще Витя Горский, на уроках литературы очень хорошо умел рассказывать то, что задавалось. Несомненно, обладал литературным талантом, все слушали его с исключительным интересом. Помню Васю Дьячкова и Колю Васильева с Мстинского Моста. Из мальчиков я учился не хуже других, но был только «хорошистом». Правда, ни в Оксочской семилетке, ни в десятилетке особых стараний к учебе не прикладывал. Уроки учил, но так, чтобы не оказаться позади других по успеваемости. Классная элита девочек состояла из двоюродных сестер Гали Березиной и Вали Быстрицкой. В их компанию входила Люся Царева. Все трое были с Мстинского Моста. Из ребят я был к ним, пожалуй, ближе всех и они ко мне. Мне нравилась Валя Быстрицкая, если не более. Однажды, чтобы укротить желание непременно встретиться, пробежал 14 км до станции Мстинский Мост, переплыл на виду у часовых на мосту Мсту, закрепив одежду на голове ремнем, и увидел ту, к которой стремился. Из Веребья в нашем классе училась красивая девочка по имени Лена Орлова, по-видимому, семитских кровей. С этой станции были и другие симпатичные девочки, но, к сожалению, забыл имена. Надо сказать, где бы я не находился, мне всегда нравилась какая-нибудь девочка. Такая девочка была в Рыбинске, в детском саду. О нем я ничего не рассказал, а имя девочки забыл. В Оксочах - Галя Павлова, почти соседка по дому, потом уехала в Ленинград. В маловишерский период – Валя Быстрицкая, был серьезно влюблен. В Кишиневе женой, наконец, стала Вета Дунаева. Но возвращусь к упомянутым одноклассницам. Однажды они все трое приехали ко мне в Оксочи, по-видимому, из любопытства. Для меня было приятным и неожиданным, что к данному визиту серьезно отнесся отец, накрыв нам стол. Царевой Люси давно уже нет, кажется, утонула при каких-то обстоятельствах. Галя Березина, отличница класса, вроде бы закончила Новгородский педагогический институт, Валя Быстрицкая – Ленинградский энергетический институт. Как сложилась их дальнейшая судьба и где они сейчас, к сожалению, не знаю. Я после десятилетки уехал в Кишинев. Из школы я обычно возвращался с почтовым поездом Москва-Ленинград. Тогда он уже состоял из цельнометаллических вагонов, которые используются на ж.д. до сих пор. Ездили мы бесплатно. В Оксочи поезд приходил, как я уже отмечал, в 5 часов вечера. Зимой это уже совсем темно. Получалось так, что уезжал и приезжал я из школы затемно. Покушав, прежде всего ложился спать. На что уходило часа 2. Потом быстро делал уроки и становился на лыжи. Ночью по лесу да еще при луне – это сказка. Один на один с лесом, ели под сугробами снега, который таинственно искрится под луной. Тишина невероятная. Фантастика. Направляюсь на Луку, что за полтора-два км от Оксоч на Ленинград. Там по левую сторону от ж.д. были тогда открытые участки довольно большого склона к р. Веребенке. При лунном свете и в полном одиночестве я проносился вниз по склону, совершая на лыжах всякие пируэты, и часам к 12 возвращался домой. Тотчас ложился спать, а утром с началом второго куплета гимна опять на поезд в школу. Какой-то период, помню, перед завтраком после небольшой зарядки практиковал обнаженным до пояса растираться снегом. Свой дом Где-то в 1953-1954 годах отец решил иметь свой дом. До этого мы жили на ГМС. Такой небольшой старый дом он купил на хуторе Орехово, что когда-то находился за 7 км от Оксоч рядом с деревней Усадье, которая сама насчитывала всего несколько домов. Этот дом стоял там в одиночестве. Вывозили мы с отцом его зимой, для чего он вначале был разобран по бревнам. Мне тогда было лет 1213. Перевозили мы их на особых санях под названием «американки». Они представляли собой две пары металлических полозьев на прочных деревянных конструкциях и соединенные между собой крест на крест цепями. Между вертикальных стоек, установленных в специальные металлические гнезда, укладывались бревна и так перевозились. В силу особенностей конструкции сани «американки» очень устойчивы к опрокидыванию, поскольку независимы друг от друга. Уже весной дом был вновь собран на том месте, где он и сейчас находится, на улице Широкой, 10. Но к нему необходимо было достроить хлев для скота. Для этого мы опять же с отцом отправились в лес недалеко от Оксоч на заготовку бревен. Валили ели необходимого размера с помощью ручной пилы, очищали топором от сучьев и вывозили к дому. Это происходило зимой, когда в лесу много снега. Помню, как продвигался вдоль сваленной ели по пояс в снегу с топором, обрубая сучья. Валка леса требует определенных знаний и сноровки. Чтобы дерево уложить в намеченном направлении, а не повесить его на другие деревья, с той же стороны делается его подрубка топором, а пилка начинается с обратной стороны, но выше подрубки. В этом случае дерево падает в точно заданном направлении. Для того, чтобы бревна быстрее высыхали, а из сырого леса ничего строить нельзя, строение рассохнется, их очищали от коры опять же с помощью топора. Потом заготовляли жерди для крыши дома и двора, вывозили их из леса. С них также частично снималась кора. Далее жерди прибивали к стропилам, и крышу крыли дранкой. Она стругалась из клячей на специальном станке, в который впрягалась лошадь. Покрытие крыши дранкой - большая кропотливая работа с молотком и гвоздями. Так строился наш скромный собственный дом. В следующий раз крышу крыли мы вдвоем с Сергеем. Помимо дома нужен был и собственный огород. Дом был построен на девственном лугу, который спускался вниз к ручью. Были отмерены законные 10 соток, а далее надо было поднимать луговину под огород. Тут, надо сказать, отец проявил немалую сообразительность, а, может быть, идею кто-то подсказал. Копать лопатой луг с Отчий дом плотной дерниной очень трудно. Поступили так: по шпагату разметили длину и ширину будущих гряд и между ними борозд. По намеченным линиям лопатами взрезали дернину, ее в бороздах разделили на части и эти части выложили в обе стороны на края будущих гряд. Получились дернинные гряды с бортами из той же перевернутой дернины. Картофель при посадке просто укладывали на траву и засыпали землею из борозд. Урожай картофеля в тот год был великолепный, мешков 30-40. Главное, что на другой год огород выглядел обычным огородом, который можно было вскапывать обычным способом лопатой. Поскольку посадка картофеля грядами и ее окучивание являлось довольно трудоемким делом, со временем перешли на ее посадку «под лошадь» или под плуг: отец за плугом, а я укладывал посадочный картофель в борозды. Когда были проблемы с посадочным материалом, сажали части картофеля с глазками. Особых затруднений с огородной продукцией не было. Помимо картофеля всегда было в достатке капусты, огурцов, лука, моркови и прочего. Правда, воду для полива мелочи приходилось таскать с ручья под огородом. С постройкой забора мне тоже пришлось немало потрудиться. Для этого потребовалась опять заготовка материала на столбы и жердей в лесу. В основном на мне лежала обязанность нарубить мелкого ельника на штакетник, очистить его от сучьев, доставить домой, а после того, как он высохнет, прибить к жердям на заборе. Так были сооружены заборы. Соседом слева от нас был Егор Ильич, сотрудник отца, владел парикмахерским искусством и всех нас подстригал. Из других примечательных соседей за нашим домом назвал бы Шамонину Елену Ивановну. В 90 с лишним лет без обеих ног она самостоятельно на собственном огороде до сих пор сажает и выкапывает картошку. Сам я домой, как в студенческое время, так и позднее, приезжаю практически каждый год, т.к. не представляю лучший способ провести каникулы или отпуск. Но в конце 90-х и начале 2000-х наступило такое постыдное и унизительное безденежье, что в 2003 году я не смог приехать на похороны даже собственной мамы. Родители Отец, Алексеев Евгений Васильевич, 1911 года рождения, в своей родословной по матери насчитывал ряд священнослужителей. Его отец также был священником. Папа по складу характера представлял интеллигентный тип. В семье главенство принадлежало ему. Он же был для нас и нравственным ориентиром, был исключительно честным и порядочным человеком, пользовался уважением у себя на работе в ГМС, будучи ее начальником, и в Оксочах. Несмотря на свое духовное происхождение, стал коммунистом, долгое время возглавлял в селе партийную организацию. Большой любитель природы, и нас, детей, к этому приучил, особенно это относится к нам с братом. Мать, Алексеева Евдокия Павловна, 1916 года рождения, происходила из более простой и многодетной семьи. Ее отец, мой дедушка, был рабочим на одном из заводов Рыбинска, а мать – домохозяйка. Отец и мать познакомились в бытность совместной работы на Волгострое, строительстве судоходной системы канал Москва-Волга и Рыбинского водохранилища, где основную рабочую силу составляли заключённые. Отец работал там в качестве геодезиста. Начальником геодезической партии был будто бы В.Я. Шишков, автор книги «Угрюм-река». Наша мама была весьма общительным компанейским человеком, чем привлекла внимание отца. По праздникам особенно любила застольное пение, активно участвовала в сельской самодеятельности, с которой выступала и на областных форумах. В этой связи в семье получила определение «артистка». Брат и сестры Мать родила шестерых детей. Первым был Валера, по-видимому, 1939 года рождения, судя по фото, где я на руках у матери и он стоит рядом, внешне лет двух. Выглядит симпатичным мальчиком. Умер перед войной, кажется, от скарлатины. То же самое, но уже в эвакуации, случилось с моей сестрой Наташей, о чем упоминал раньше. В 1948 году, в июле, родился Сергей, пошел по стопам отца, окончил институт гидрометеорологии в Ленинграде, стал океанографом, много времени провел в океанических плаваниях, занимался и продолжает заниматься методами поиска и прогноза перспективных районов промышленного рыболовства. В 1949, в сентябре появилась Катя, потом специалист по установке и наладке рентгеновского диагностического медицинского оборудования. Для нее характерным было то, что уже девочкой отличалась прямым, решительным, упрямым, настойчивым характером и была спортивной. Однажды мы с Сергеем решили пробежаться на лыжах до Луки. Катерина увязалась за нами, ей было лет 8-9. Мы предприняли попытку от нее оторваться, прибавили хода и ушли. При подходе к Луке вдруг обнаруживаем, что она опять совсем рядом за нами с красной филиономией прет во все лопатки. И сейчас, уже не юная, зимой купается в проруби, что проделывает вместе со своей дочерью Юлей. В феврале 1952 года родилась Тася, в последующем не завершившей образование в институте гидрометеорологии в Ленинграде. Она осталась проживать в Оксочах, создала семью. На ее же плечи легла забота и уход за престарелой мамой. О других ее достоинствах я написал выше. Когда Серега немного подрос, лет 3-х, начал за мной вязаться. Он считал, что мне без него никак не обойтись. У меня же было иное мнение. Чтобы с ним расстаться как можно безболезненнее, я направлялся за угол дома, он семенил за мной, я за следующий угол и так отрывался настолько, что успевал выскочить на улицу и исчезнуть. Где-то сзади слышен был недовольный рев Сергея. Уже в новом доме родители, уходя вечером в кино, оставляли меня за старшего. Не помню, как мне это удавалось, но я ухитрялся всех усыпить, сбегать в кино и вернуться домой раньше родителей. Тетушки По линии отца у меня были три тети: тетя Катя, жила в Москве, вдовствующая генеральша, тетя Фаня, особенно мною любимая - в Вышнем Волочке и тетя Тася, также в Вышнем Волочке. Они приезжали в Оксочи, и очень трепетно относились к нам, детям младшего брата. Мы также навещали Вышний Волочек. Бабушка Катя, мама отца жила там в центре, в начале Проспекта Советов, №1, в 3-х этажном доме на втором этаже. Вход в дом был со двора по деревянной лестнице, покрашенной коричневой краской. Помню, как в гостях у тети Таси (она жила на соседней улице) катал по полу металлические рубли с изображением императора. В углу на полу лежала большая стопка старого журнала «Нива», в одном из которых был изображен циферблат часов со стрелкой-мечом, которая неотвратимо двигалась в направлении торчащей из циферблата головы человека. Нашим тетям принадлежит исключительная роль в том, что, помимо обычных подарков, обязательным было правило постоянно снабжать нас детскими книгами, среди которых были русские и зарубежные сказки и другая всевозможная литература, причем в хороших изданиях. Игорь, мой сын, находясь в Оксочах, немало провел времени на чердаке дома, с большим интересом разбирая старые наши книги. Гости Поскольку природная обстановка в Оксочах привлекательна: лес, грибы, ягоды, рыбалка, то у нас почти каждое лето гостили родственники как по линии отца, так и матери, а также любил приезжать к нам дядя Володя Щелкунов из Кишинева. Особенно большими любителями Оксоч были Неля, дочь дяди Володи, со своей дочерью Светой. Приезжали и с подругами из Кишинева. Чаще гости стали нас посещать после того, как мы переехали в собственный дом. Временами, когда приезжали мамины сестры, у нас, при скромных размерах дома, собиралось гостей до десятка и более. В такие периоды вопрос размещения народа на ночь решался только с помощью сеновала. Вообще сеновал – прекрасное место для отдыха. Ароматное мягкое сено, комфортное возлегание, свежий воздух и невероятная деревенская тишина исключительно благоприятны для глубокого сна и отдыха. Мы с Сергеем спали на сеновале под ватными одеялами по октябрь месяц включительно. Помню у нас в гостях Нину Пылинкину, мою двоюродную сестру. Это было еще в доме, где находилась ГМС. Она тогда в своем розовом платьице казалась мне привлекательной, и мы бегали по комнате друг за другом от одной кровати до другой. Сестры Дунаевы, Света и жена Вета Михайловны, неоднократно посещали Оксочи. Им также всегда нравилась местная природа. Назвать их гостями даже неправильно, поскольку мы приезжали вместе из Кишинева. Мне с ними было особенно удобно. Кроме того, что они вносили дополнительное оживление в оксочскую жизнь, они, будучи прекрасными хозяйками, полностью брали на себя всю кухню, что сопровождалось вкусными застольями. Зато я их водил в разные места за грибами и ягодами, смотря, что они заказывали. С ними и по лесу было приятно ходить, поскольку они радовались любым ягодам и любой грибной находке. Однажды недалеко от дома перед самым выходом из леса мы попали в почти непролазные дебри. Светлана стала меня за это поругивать. Но только стоило нам выйти на открытое место, она, увидев какой-то оставленный в лесу ящик, тут же его прихватила, чем нас всех (с нами был еще и Андрей, наш племянник) весьма рассмешила. Пришлось ее убеждать, что без этого ящика мы дома обойдемся. Немало было у нас и других гостей, но вот запомнилось, когда посетил нас Валера Дунаев. Он простит меня, если я расскажу, как шли мы зимником рыбачить в ночное на Усаденское озеро. Зимником у нас называется дорога, по которой можно проехать только зимой. Но летом пройти по нему тоже можно, тем более, что это самая короткая дорога в том направлении. По пути приходится преодолевать три болотавинки, так у нас называют небольшие болотца, которые встречаются по дороге. Через них уложены жерди, и, чтобы по ним пройти, требуется некоторая сноровка. Мы по ним ходим много лет, поэтому проходим их без проблем. Но, если потерять равновесие, то оказываешься в болотной жиже по интересное место. Валера меня поправит, но мне помнится, что во всех трех случаях, как на озеро, так и обратно, он оказывался за пределами этих жердей. С некоторого момента ситуация приобрела настолько комический и интригующий характер, пройдет Валера очередные жердочки или нет, что трудно было удержаться от смеха. И, чем больше интрига вокруг этого закручивалась, тем, я думаю, ему труднее было их преодолевать. И, насколько помню, ему так ни разу и не удалось справиться с этой задачей. Мораль сей истории проста: хочешь уметь ходить по жердочкам, живи не в городе, а в деревне. Домашнее хозяйство С переездом в свой дом появилось и свое хозяйство. Раньше всего родители завели коз. Потом появилась и корова, поэтому молоко всегда было в достатке. Обычным делом было, возвращаясь с гулянки, опрокинуть литровую банку молока. Или мама подоит утром козу и заставит прямо на сеновале выпить стакан парного молока. Выращивались свиньи, были куры, а значит и яйца. Для семьи с детьми иного решения вопроса пропитания в деревне не могло и быть. Поэтому всегда было молоко, да и мясо тоже, хотя и не в избытке. При отсутствии холодильников мясо солили. Для меня всегда драматичным был момент, когда наступало время для забоя того или иного домашнего животного, к которому уже привык как к члену семьи. Это неотвратимо со временем относилось ко всем домашним животным. Козы или корова после дойки в 6 часов утра выгонялись для пастьбы, которая осуществлялась на общественных началах. Постоянного пастуха сопровождал подпасок, который поочередно выделялся от каждого хозяйства и на число дней по количеству животных в хозяйстве. В качестве такового и мне приходилось быть. Особенно ухо востро надо было держать с козами. Исключительно проказливое и себе на уме животное. Они могли совершенно бесшумно исчезнуть тогда, когда, казалось, мирно лежат и отдыхают, а ты под теплым солнышком невольно вздремнул. Содержание домашнего скота неизбежно сопровождается заготовкой на зиму сена, для коз меньше, для коровы больше. Это довольно нелегкий труд, когда вначале надо скосить траву, потом высушить, сложить в стога, вывезти домой и поднять на сеновал. В знойное время при уборке сена это зуд по всему телу, но и большое удовольствие, когда удается обмыться или искупаться в прохладной воде. Важным делом домашнего хозяйства является заготовка на зиму дров. Заготавливались дрова летом, а вывозились на санях зимой. Лучшими дровами всегда считалась береза, т.к. дает больше всего тепла. Кроме того березовые клячи относительно легко колются. Валка деревьев в лесу требует навыка и умения. Распиленные ручной пилой деревья на бревна складываются в кучи. Береза – тяжелое дерево, поэтому складирование и вывоз дров из леса тоже нельзя назвать легкой работой. Этим занимались мы с отцом, когда мне было 13-14 лет и позже. Потом, когда уехал в Кишинев, меня сменил Сергей. Брат оказался сноровистым и крепким парнем, так что замена получилась полноценная. Непременным членом семьи является кошка. Из них мне больше всего запомнилась Матрена. Она у нас жила дольше всех, с большим интересом встречала нас с Сергеем с рыбалки, т.к. обожала рыбку. Деревенская обстановка очень благоприятна для этого мягкого существа. Кошка и дома питается, в том числе мышами, она и в лесу охотится за птичками, особенно, как у нас, когда лес за домами. Особенность деревенских кошек в том, что заканчивая жизнь по старости, они исчезают из дома в неизвестность. В этом я видел своего рода благородство, а, может быть, презрение к окружающим. Были и собаки, но почему-то плохо запомнились. Баня Трудно представить деревню без бани. У нас под огородом две бани, правда, не наши. Их ставят поближе к воде. Внутреннее устройство очень простое: небольшой предбанник со скамейками, вход в баню, а там большой котел, обложенный камнями, под которым объем для закладки дров. Из него продукты горения выводятся с помощью кирпичной или даже железной трубы наружу. Далее размещаются полки для парки и вдоль стен скамейки для мойки. Тут же находятся емкости для холодной воды, обычно это ванны и ванночки. Хорошо протопленная баня уже парит горячей водой в котле и проветрена от дыма. Парятся обычно все, но одни умеренно, а другие любят покрепче. Перед этим из котла горячая вода набрасывается на раскаленные камни, и идет сухой пар. Сначала основательно прогреваются на полке, затем любители начинают себя интенсивно обрабатывать заранее замоченным веником, в наших местах он обычно березовый. Когда от жара становиться невмоготу, выскакивают охладиться в предбанник. Так повторяется несколько раз, кому сколько под силу. Мы с Сергеем зимой практиковали еще поваляться в снегу. После этого раскаленная внутри баня совсем такой не кажется. Парка заканчивается помывкой, а дома чаем с пареной брусникой. Ничего более желанного и приятного в тот момент не бывает. Домашние шутки Во времена демократии и прав человека эти шутки могут восприниматься критически, даже с осуждением за излишнюю жесткость или их незатейливость. Но каковы были, тем и жили. Одну из них однажды продемонстрировал отец. Он вышел с валенком и спросил меня, хочу ли я быть сфотографированным с помощью этого простого домашнего подручного предмета. Предложение вызвало у меня большой интерес. Отец направил на меня валенок входным отверстием и сказал, чтобы я туда внимательно смотрел, а сам стал ко мне приближаться, столь же внимательно всматриваясь в это устройство с обратной стороны. Движение продолжалось до тех пор, пока валенок не уперся мне в лицо. Затем он отошел в сторону и заявил, что фотография сделана. Я остался в некотором недоумении: почему все так просто и где фотография. Но когда услышал хохот окружающих, понял, что со мной разыграли шутку, но какую, пока было неясно. Постепенно все-таки дошло, что края черного валенка были испачканы сажей и она в виде входного отверстия запечатлелась на моем лице. Другие шутки негуманного свойства шли уже от меня и проверялись на Сергее. Расскажу, поскольку он давно меня за них простил. Думаю, что простит и за то, что рассказал о них другим. Шутки эти можно отнести к категории «лишения субъекта подвижности». Одна из них выглядит так. Задается вопрос, ты веришь, что я тебя свяжу с помощью одной единственной палки. Нет, не верит. С моей стороны поступает предложение расстегнуть ворот рубашки, сесть на пол и поместить кисти рук за ворот. Далее берется палка, в качестве которой может быть использована обычная домашняя швабра, просовывается под локтями рук, а ноги закидываются за ее концы. Можете на себе проверить, насколько это надежно, чтобы лишить человека всякой возможности куда-нибудь ускользнуть. Другая шутка также не выглядит гуманной, а в исполнении еще проще. Предлагается брату, а он уже не такой маленький, встать на четвереньки головой в угол. После этого ты подходишь к нему и подпираешь его попу коленом в тот же угол. Серега оказывался в углу вниз головой, и с помощью такого простейшего приема оказывался совершенно лишенным всякой возможности к движению. Сережа, еще раз прости. Деревня проста и шутки таковы же. Ближайшие поселения и их топонимика Мне нравятся на Руси названия поселений. Они очень естественны, конкретны, выразительны, точны и нередко красочны. Все это можно заметить в названиях окружающих Оксочи деревень. Напомню, сами Оксочи, как предполагается, образованы от двух слов, «около» и «сочи» - сочащегося болотного места. Рядом с Оксочами была деревня Мужилово, потом ставшая частью Оксоч, а позднее превратившаяся в улицу Школьную. Вроде понятно, что в основе названия лежит «мужик», но с чем связано, наверно не узнаем. За Мужилово находится Заречье. Сейчас это практически одно целое с Оксочами. Интересно, что реки там нет, есть ручей под названием Баландин. Когда-то, может быть, он был полноводнее и был причислен к реке. Новоселицы, название, говорящее само за себя. Порыхалово – что лежит в основе, трудно сказать. Посохово – посох. Подгорье – хотя находится на горе. Кленово – от клена. Комель – толстая часть дерева. Лука – излучина реки. Заполек – за полем. Лескуново – трудно объяснить, возможно, по фамилии владельца. Веребье – от верб, действительно село украшают сферические, похожие на зеленые одуванчики вербы. Торбино – от торбы, Узи – узкое место на озере. Пестово – пест, предмет для толчения, предполагаю, по расширению Узинского озера, при котором деревня располагается. Шабаново – вряд ли по восьмому месяцу календаря магометан, скорее по фамилии владельца. Воронково – в основе черный цвет. Инево поле – красивое и редкое название. Пожарье, Ольховка, Заручевье, Заборовье – вроде понятно. Кривое Колено, Золотое Колено – около извилины реки, Дубровка, Бор, Борок и т.д. С природой наедине Помимо того, что жизнь в деревне сама по себе является постоянным и естественным общением с природой, немалое значение имело то, что большим любителем природы был наш отец. В этом отношении особое влияние он оказал на нас с Сергеем. Надо сказать, что, пока Сергея еще не существовало, со мной отец особенно не церемонился. В первый раз на рыбалку в ночное он забрал меня, когда мне было если не 6, то не более 7-ми лет. Прекрасно помню, как топал за ним сзади 6 км босиком по лесу, неся сапоги на плече, потому что на ногах они мне казались тяжелыми. И шли мы на рыбалку на Горянские озера, которые представляют следующие один за другим три озера: большое, среднее и малое. Тогда мы ночевали на большом озере. Что запомнилось на всю жизнь так это комары: хор постоянно поющих над ушами комаров. Но если бы они только пели. После их укусов лицо и шея с непривычки горели огнем и зудели желанием расчесывать. Потом поход на Усаденское озеро, уже за 8 км от Оксоч. Новое озеро, новые впечатления. Там для меня самым интересным были ройки. Потом Узинское озеро. Опять новое. Однажды, на ночь глядя, отец решил идти с дальнего конца Узинского озера на Оксочи напрямую по компасу, без дорог. А это примерно 9 км. Может быть вспомнил свое прошлое военного топографа. Мне было лет 10. Не помню почему, может быть стер ногу, но я за ним по лесу снова шел босиком. Что такое наш лес, надо знать. Идти по нему босиком да еще ночью, да еще такое расстояние. Помню, что тогда этот эксперимент я лично посчитал героическим поступком, да и сейчас таковым считаю. Самое близкое к Оксочам озеро Черное, всего в 3-х с половиной км. Но туда уже ходил с товарищами. Туда же я однажды сводил мою супругу Вету Михайловну. Особенность озера, помимо того, что вода выглядит действительно черной, берега там качающиеся. Толстый слой моха образует плавучий на воде ковер, по которому идешь как по волнам с угрозой, что провалишься под него. При том, что у берегов дно покрыто толстым слоем черного ила, в котором утопаешь по колено, на середине озера, где глубина почему-то всего 2 м, дно песчаное и твердое, почти как камень. Забить кол, чтобы закрепить плот, большая проблема. В народе имеет хождение миф, что середина Черного озера представляет собой когда-то затонувший храм. Некоторый отпечаток мрачности на озеро накладывает то обстоятельство, что там были случаи гибели молодых людей. Вокруг Оксоч на расстоянии 10 и более км немало других озер, на которых мы не раз рыбачили. Это на соседней станции уже упомянутое Узинское озеро, вытянутой формы, протяженностью около 9 км. Там Сергей позднее завел моторную лодку, на которой мы за 20 минут добирались в конец озера. Это озеро памятно тем, что в вечернюю пору начинался беспрерывный клев ершей на потрясок. Рыба мелкая, колючая, сопливая, но в ухе исключительно вкусна и в этом отношении незаменима. Там же, если хорошо подкормить, можно поймать неплохих лещей. За Торбинским озером на расстоянии полутора км находится любимое нами небольшое озеро, всего метров 300, под названием Ноченок. На 220 км по ж.д., по правую ее сторону при движении на Москву, в 2-х км озеро Вялое. Оно уже почти круглой формы. Кстати, там же на высоком берегу до сих пор сохранилась красивая усадьба. Далее по дороге на Окуловку еще ряд прекрасных озер. В самом Торбино имеется 4 небольших озера, а если направиться на северо-восток от него, то там будут еще два озера - Таложное и Островенок. Но вернусь к другому, особенно любимому, кроме Ноченка, Усаденскому озеру. Оно побольше Ноченка, размером метров 600, тоже вытянутой формы, но сильно отличается от других озер. Если в других озерах вода по цвету напоминает слабый раствор чая как следствие настоя тонкой органики разлагающихся болотных трав, то здесь она совершенно прозрачная, и все видно на глубине до 2х метров. Другой особенностью Усаденского озера является специфический рельеф дна: от берега его уклон резко нарастает так, что создается впечатление, что дно представляет собой что-то вроде щели. И для такого небольшого озера оно очень глубокое, более 20 м. Однажды, еще в детстве, я, уходя на ночлег, оставил удочку закинутой. Придя утром, я ее не обнаружил и никак не мог найти. Только потом заметил, что по середине озера, там, где большая глубина, из воды вертикально торчит короткий кусок палки. Потом выяснилось, что это плавает моя удочка, на крючке которой сидела крупная плотва. Она ушла на глубину, натянула леску и поставила удочку вертикально. Это при том, что удочка вместе с.леской составляют метров 8-9. Необычность этого озера также в том, что в нем нет щуки, зато там прекрасный окунь, крупная плотва и золотистый карась Окуня, помимо удочки, можно ловить на поводки с наживкой, привязанные к веткам кустарника над водой. Берега вокруг озера сухие, богаты дровами для костра и удобны для ночлега. Как-то с Сашей Жмылевским, мужем моей сестры Кати, который привез с собой снаряжение для подводного плавания, мы спускались под воду в той части озера, которая получила название купальни. При большой прозрачности воды создавалось впечатление, что ты находишься огромном аквариуме. Видны затонувшие, уже без коры, деревья и висящие на них лески. А под берегами, на солнечных поляночках – спокойно перемещающиеся мелкие окуни. В отличие от других озер на Усаденском основным плавательным средством были ройки. Это с выдолбленной серединой бревно с заостренным носом, к которому против опрокидывания прикреплены с обеих сторон два других бревна, тоньше. Чем-то они напоминают индейские лодки. Для гребли используется небольшое весло в виде лопатки. Со временем почти все ройки на озере сгнили и затонули. Лет 30 тому назад Сергей, брат, надумал сам сделать ройку и сделал. Для этого использовал лежащую на берегу сухую толстую осину, из которой вырезал часть, пригодную для постройки. Ему стоило большого терпения, чтобы выдолбить с помощью стамески всю центральную часть бревна, оставив его периферийную часть в виде стенки не толще 3-4 см. Этой ройкой долго пользовались мы и другие рыбаки, но со временем она также исчезла, также просто сгнила и затонула. А каков клев плотвы! Она там хороших размеров. Ты в ройке, глубина большая, вода тиха как зеркало, неподвижно стоит поплавок. Но вот он начинает медленно погружаться в воду. Тут нужна подсечка, и уже ощущаешь на конце лески приятную тяжесть, которая к тому же сопротивляется. А как хорошо на озере ночью у костра! Но прежде нужно подтащить для него дров. Иногда это выглядит комично. Горячий Сергей хватает сухое дерево за его толстую часть, а я где-то сзади подхватываю тонкую. Темно, ничего не видно, а он прет в направлении костра так, что невольно начинает размахивать тобою по всему лесу. Со стороны выглядит смешно, но на конце того дерева, не очень. К костру обычно уходим с водой в котелке, почищенной картошкой и рыбой для ухи. Чаще рыбу чистит Сергей, у него это получалось быстрее, несмотря на сумерки. А потом, вокруг стена темноты, чуть поскрипывают деревья, костер мирно горит, где-то ухает филин. Когда наваристая уха снимается с костра, к ней нарезается хлеб, достается бутылочка водки, разливается умеренными порциями в кружки, проглатывается и начинается священнодействие с ухой. После этого нам становится совсем хорошо, и идет беседа на самые различные темы. Утром Сергей обычно делает чай с брусничником, и мы отправляемся на озеро. Рассвет Узинское озеро и ст. Торбино на озере, бывает, превращается в неописуемое чудо. Под лучами солнца туман с озера начинает подниматься в виде фантастических картин, за которыми на какоето время все окружающее исчезает, и кажется, что ты переместился в иной мир. Такое чаще наблюдается на Ноченке. Туман поднимается все выше и выше, пока через него не брызнет ярчайшее солнце и не разольется благодатным теплом. Обо всем этом можно рассказывать бесконечно. Ниже помещены некоторые фото, правда, уже современные, на которых видно, что на рыбалке нам всегда было хорошо. Рыбалка на Ноченке, что находится в конце Узинского озера, привлекала тем, что там хорошо брали, особенно в августе, щуки. Ловили их на жерлицы, а в качестве живца использовались окунь или плотва. Жерлицы навешиваются на колья длиной метра 3. Уже сидя ночью у костра или рано утром приятно было слышать, как взяла щука. В полнейшей тишине это обычно сопровождается звуком всплеска на воде. При подходе к жерлице, где взяла щука, видно, что леска с рогатки полностью распущена и уходит в сторону, часто под берег. Начинается рыбацкое волнение, как щуку осторожно подвести к себе и выбросить На Узинском озере с Андреем Дунаевым, племянником (за кадром). Фото из его коллекции Усаденское озеро Брат Сергей на лодке Саша Борознов, племянник, и Сергей в ночном у костра за трапезой на берег. Бывает так, что вначале она идет спокойно, но потом вдруг, резко натянув леску, пытается уйти. Как раз на Ноченке одна довольно крупная щука, на 5 кг и длиной более 90 см, как потом показали замеры, при вытаскивании оказала сильное сопротивление. Оно выражалось в том, что щука, стремясь уйти от меня, сильно натянула леску и начала производить бешеные круговые движения, выпрыгивая из воды на высоту не менее метра и снова в нее ныряя. При этом она извивалась как змея. Именно на Ноченке произошел случай, который мог закончиться не лучшим образом. Толя Корнеев, товарищ детства, с мужем его сестры уговорили меня поехать на это озеро порыбачить, но взяли с собой еще и детей, двух девочек, одной лет 12, другой лет 10. В конец Узинского озера мы доехали на моторной лодке, которую вел я. На подходе к деревне Торбино (одноименная со станцией Торбино) начала собираться гроза. Мы оставили лодку на другой стороне от деревни и пошли на Ноченок. Дождь начал усиливаться. Перед озером мы перешли по бревну через ручей, который впадает в озеро, и поднялись выше в лес, где с трудом, но развели костер. К этому времени уже стемнело. Дождь продолжал усиливаться, начались вспышки молнии, раскаты грома. Несмотря на плащи, все стали понемногу промокать и замерзать. Особенно беспокоили девочки, которые от холода совсем скукожились, поскольку костер был слабый и почти не грел. Мужики достали бутылку водки, и мы ее тут же из горлышка без закуски распили. В желудке потеплело. Вместе с тем стало ясно, что из-за детей оставаться в лесу нельзя. Решили идти в деревню. Заметно запьянев, Анатолий отказался с нами идти. Совершенно темно, идет сильный дождь, по мокрому бревнышку с фонариком перевели девочек обратно через ручей и почти на ощупь пошли лесом полтора км к лодке. Нашли ее, мотор заводить я не стал, сомневаясь, что это получится, усадили девочек и на веслах пошли к другому берегу. Было уже часов 11 ночи. Постучали в первый попавшийся дом, где еще горел свет. Открыл дверь мужчина, оценил наше положение, забрал девочек в дом, а нам указал на шалаш под клеенкой в саду, предложив переночевать там. Я решил идти обратно, т.к. опасался за Анатолия, который остался в лесу. Отец девочек отказался со мной пойти, и я направился в обратный путь один. Но пошел уже по этому берегу напрямую, без всякой дороги. Идет дождь, сплошная темень, кусты дополнительно обливают водой, в желудке пусто и там булькает водка, я в пьяном трансе, промокший до трусов, вода струится по телу. Главная проблема была в том, чтобы не промахнуться мимо костра, если он еще горит. Сообразил, что если пойду по границе болота и леса, то обязательно выйду к костру, поскольку он был недалеко от этой границы. Шел таким образом минут сорок, хотя расстояние до костра всего около полутора км. К счастью, наконец, увидел блики от костра. Подхожу и наблюдаю такую картину. Стоит Анатолий у костра в одних трусах, а вся одежда развешена на палках. Он в хорошем подпитии, вероятно, еще хорошо добавил. Дрожит. Говорю ему, надо же как не повезло, а он мне, постукивая зубами, отвечает: «Бувает…». Меня восхитил этот глубоко осмысленный народный философский подход к превратностям жизни. Я тоже снял всю одежду, отжал ее, повесил сушиться. Дождь постепенно прекратился. Подбавили костер, все высушили. Когда утром пришли наши из деревни, мы уже с Анатолием спали в сухой одежде. Интересно, что никто после такой «рыбалки» не простудился. Однажды, когда мне было лет 20, мы рыбачили вдвоем с отцом на Горянском среднем озере, но в разных местах. У меня с утра особого клева не было, но где-то к середине дня, что бывает редко, вдруг начались интенсивные поклевки плотвы, причем крупного размера. Клев был настолько хорошим, что за каких-нибудь полчаса у меня ведерная корзина была наполовину заполнена крупной плотвой. После этого клев также резко прекратился. Довольный, я пошел в направлении, где удил отец. Тут же появился и он с довольным выражением лица и написанным на нем вопросом, а ты-то что-то поймал. Мы подошли друг к другу и заглянули каждый в чужую корзину, считая, что повезло только ему. Оказалось, что поймали мы примерно одинаково. Этот случай показал, что при определенных обстоятельствах и по непонятным нам природным причинам поведение рыбы в отношении клева в разных частях озера складывается совершенно одинаково. На большом Горянском озере в детстве ловили в основном окуней, небольших, но много. Они очень хорошо клевали у самого берега и на небольшой глубине, 30-40 см, а то и меньше. Но больше мы получали удовольствия от ловли окуней в конце малого озера, где из него выходит ручей, и ловили в самом ручье. Там также на небольшой глубине брали очень приличные экземпляры. Окунь хорош тем, что никогда не хитрит, червяка с крючком берет решительно и ведет поплавок, постепенно его утапливая. А когда его вытаскиваешь, он оказывает приличное сопротивление, стремясь уходить в сторону и вглубь. В связи с тем, что рассказываю про Горянские озера, вспомнил одну байку, услышанную от Вальки Громова, проживавшего недалеко от нас выше по улице. Он был больше охотником, чем рыбаком. Ездил в лес только на мотоцикле, ИЖе, всегда сидя на нем прямо, как солдат, проглотивший штык. За спиной ружье, а сзади на сиденье привязана корзина для грибов. Так вот он рассказывал, что в начале большого Горянского озера, на той стороне от Оксоч, там, где всегда росла высокая осока, ему удалось однажды наблюдать любопытную картину. Он шел по берегу и видит, что по осоке движется, в направлении к озеру какой-то круг. Когда подошел ближе, то увидел, что это белки несутся друг за другом по кругу, постепенно смещаясь к воде. И, будто бы, продолжают делать то же самое, но уже запрыгивая в воду. Пока он стаскивал с плеча ружье, они успели разбежаться. Слушая такие рассказы, невольно вспоминаешь, что Валя - большой любитель на полном серьезе приврать. Но даже если так, то какую надо иметь фантазию, чтобы это придумать и серьезно при этом рассказывать. Когда он похоронил свою жену, которую очень любил, с тоски умер сидя дома прямо за столом. Так мне рассказали. Теперь поделюсь опытом, как в лесу разводить костер. Это для тех, у кого такого опыта меньше. Конечно, проще развести костер, когда у тебя прихвачены с собой бутылочка со спиртом или бензином, как часто поступает городской люд, но и эти средства в сложных погодных условиях могут не помочь. Тип леса тоже играет роль, но я о том лесе, который существует на моей родине. Прежде всего, дрова для костра должны быть сухими. Они могут быть мокрыми под дождем, но сухими по сути. При нормальной погоде развести костер проще, сложнее, когда идет дождь. Дрова должны обеспечивать разный размер горючего материала от мелкого до самого крупного. У небольших елок в нижней части под зелеными лапами всегда имеются мелкие и совершенно сухие сучки. Чем они мельче, тем лучше. Вы наламываете некоторое количество этих сучков, измельчаете и укладываете горкой. На нее кладете палочки большего размера в виде пирамидки и все это поджигаете с помощью небольшого кусочка газеты и спички. Важно поджигать будущий костер с наветреной стороны. По мере возгорания костра добавляете палочки и палки все большего размера. Потом на костер укладываются более крупные дрова. Но это все о разведении костра при благоприятной погоде и в простейшей обстановке. Когда же у вас нет клочка бумаги или идет дождь, выручает березовая кора. Почти всегда в лесу можно встретить березу или березку и с помощью топора надрать коры. Не все знают, что березовая кора является отличным горючим материалом и помогает развести костер при отсутствии бумаги и даже при дожде. Остальные действия все те же, что и в первом варианте. Лес, грибы, ягоды Грибы всегда были одним из наших пристрастий. Поскольку лес исключительно разнообразен в своих проявлениях, то и видовое разнообразие грибов столь же велико. Наиболее благородный белый гриб, пользующийся особой популярностью у населения, в наших местах предпочитает сухой еловый бор. Но он не обходит и березовые рощи, а бывает, что там его может оказаться даже больше, чем под елью. Ко второму сорту обычно относят целый ряд других грибов, среди которых кто-то отдает предпочтение одним, а кто-то другим. Сюда относятся подосиновики, подберезовики, маслята, моховики. Подосиновики любят осинники, березняки, но и еловый лес тоже. Подберезовиков больше не в березняках, а на болотах. Там же часто можно встретить особый вид подберезовиков, черноголовиков. По форме они близки к подосиновикам, т.е. имеют толстую ножку, но с темными шляпками. Мне всегда нравится их собирать. Маслята любят сосняки, а моховики растут в разных местах и много их на болотах. Уделить внимание всем видам грибов здесь нет возможности. Только в самых общих чертах. Первые две категории грибов, кроме прочего, идут на сушку, но раздельно. В третью категорию грибов я отнес бы те, которые идут на засолку. В нашей семье, начиная с отца, отдавали предпочтение черному груздю. Он предпочитает сухих места под густыми ельниками, и при дождливой осени их там бывает много. Но также хороши гладеные. Неплохи в засолке сухарики, тем более, что они в большом количестве произрастают на болотах. Хороши для жарки опята. Кому-то нравятся желто-оранжевые лисички в разных видах приготовления. Рыжики и волнушки в наших местах встречаются не часто. Обильны в наших лесах разноцветные сыроежки или, как у нас их еще называют, Еловый бор горянки. У местного населения они вниманием почти не пользуются. По количеству грибов год на год не приходится. В одни года больше грибов благородных первой и второй категории, в другие – грибов более низкой сортности. Дома грибы подвергаются чистке от мусора и сортировке. Белые в первую очередь и в меньшей степени вторая категория идут на сушку. При наличии русской печи грибы сушили, нанизанными на лучины и вертикально поставленные на плиту. Когда не стало русской и финской печки, мне сушить грибы пришлось у стояка. При этом ухитрялся обвесить его со всех. сторон в четыре вертикальных ряда от потолка до пола. У нас в семье грибами увлекались все, кроме, пожалуй, мамы, но она, напротив, любила собирать ягоды В ягодах в наших местах недостатка также нет. Меня, правда, они меньше интересовали. В темных ельниках около болот или на болотах растет черника. Ей в народе уделяется большое внимание. Надо отметить, что при наличии больших емкостей, корзин, ведер, практически все ягоды всегда собираются в набирашки, которые подвязывают к поясу. Для этого используются стеклянные банки или кружки. Собирать ягоды в большие корзины очень скучно, т.к. кажется, что процесс протекает чрезвычайно медленно. С набирашкой все происходит более споро: она быстрее набирается, а при высыпании ягоды в корзину дает заметную прибавку, тем самым оптимизирует процесс. Веселее собирается малина: она и крупнее, и ароматнее, и не надо сидеть на корточках. Произрастает она на многочисленных вырубках и часто меняет места. В детстве, помню, с удовольствием, на ж.д. Кутузихино болото Болотце Белые грибы Чистка и сортировка Сушка Опята Черника откосах, прогреваемых солнцем, собирал крупную и также ароматную землянику. Быстро собирается брусника, особенно когда хорошее место и она особенно обильна. То же самое относится к клюкве, которая на болотах вызревает только в сентябре. На тех же болотах произрастает морошка, но она стала редкостью. Особый вкус морошка приобретает на другой год, если на болоте сохраняется. В походе по лесу за грибами я имел привычку где-нибудь в удобном месте со вкусом вздремнуть, чаще на пригретом солнышком сухом покрытии из хвойных иголок. В этом была особая прелесть: в лесу как дома. С возрастом это происходило все чаще. Малые речки и побольше Кроме озер, в Оксочах и ближайшем окружении немало небольших речек, но есть и побольше. Одни я уже называл, малые, это Оксочка, Грыденка, Смоличенка и Веребенка. Интересно то, что по этим малым речкам, особенно по Грыденке и Смоличенке, в изобилии произрастала черная смородина. Ее кусты нависали прямо над водой и были усыпаны крупными сладкими ароматными ягодами. К этим речкам следует добавить Торбытню и уже вполне приличную реку Мсту. Поскольку Оксочи находятся на окраине Валдайской возвышенности, имеют место значительные перепады высот. По этой причине малые речки часто напоминают горные речки, усеянные крупными камнями и быстро несущимися Брусника Клюква между ними струями воды. Такие места любят форель и хариус. На малых речках в Оксочах мы в детстве на наживки и удочки ловили форель, на Торбытне, в районе 209 км, хариусов. Большим мастером по ловле форелей на наживки был Толя Алексеев. С отцом на рыбалку ходили и на Мсту. Однажды ловили рыбу около Городищ. Мне тогда было лет 10. Мимо меня проплывал огромный плот сплавляемого леса. Я не удержался от соблазна и заскочил на него вместе с удочкой и всеми своими вещами. Плот понесло по перекатам вниз по реке. Все это увидел отец и страшно перепугался. Помню, как он бежал по берегу реки и кричал: «Василий, Василий, не смей оставлять плот!». Тогда я особенно остро почувствовал, как он переживает и испугался за меня. Высадиться я смог только тогда, когда плот на повороте реки приблизился к противоположному берегу. Нельзя сказать, что я был сильно испуган и озабочен своим положением, поскольку уже неплохо плавал, но испуг отца подтолкнул меня быстрее расстаться с плотом. Я выпрыгнул с него там, где было неглубоко, прихватив с собой удочку, и оставив в спешке на плоту сапоги и солдатский ремень, который мне очень нравился. Поднялся вверх по реке и с трудом перешел на свой берег на перекате вброд. А мои сапоги и ремень так и уплыли в неизвестность. Лес и чудеса Лес всегда содержит в себе определенную таинственность и непредсказуемость, даже тогда, когда тебе кажется, что ты с ним на «ты». В общем, в лесу бывают всякие неожиданности. Вот два интересных случая. В районе 211 км легко выйти по лесу на Торбытню, речку, которая вытекает из Узинского озера, точнее, Кудрявцевского, рядом расположенного. Там, двигаясь вниз по течению, хорошие места для ловли, выше - окуней, ниже - хариуса. Однажды я так и поступил, вышел к реке и, перемещаясь по правой ее стороне, забрасывал удочку. Так продолжалось до тех пор, пока река не уперлась в гряду высотой метра 3 и не свернула влево вдоль нее. Крутой склон гряды к реке не позволял продолжать двигаться по берегу. Я поднялся на гряду. По ней идти дальше с удочкой также нельзя было из-за густого мелкого сухого ельника, что называют у нас шмуругой. Но с другой стороны гряды снова шумела река, и я решил продолжить лов, спустившись к ней. Через какое-то время мне стало казаться, что я уже тут был, дежавю: брошенный окурок, примятая трава вдоль берега, мои следы, какая-то мистика, но продолжаю забрасывать удочку. Наконец, вот те на, я опять вижу перед собой ту же самую гряду. Оказывается, перейдя на другую сторону гряды, которая была в ширину не более 10 м, я снова вышел на реку, но не ниже, а выше по течению. Так она петляла, но я этого не знал, т.к. был здесь впервые. Другой, не менее чудесный случай. День был пасмурный, солнца не было, поэтому для ориентации взял с собой компас. В одном месте мне показалось, что я здесь уже проходил: вижу срезанные мною грибы. Определился по компасу, выбрал направление и пошел, его придерживаясь. Через полчаса-час опять прихожу на то же самое место. Ничего не понимаю, мистика. Я пошел дальше. Через какое-то время опять стал узнавать пройденные мной места. У меня на голове немного зашевелились волосы. И тут стало до меня доходить. Сверяя свой путь с компасом, я в правой руке все время держал нож, в результате чего стрелка компаса отклонялась вправо. По этой причине я и ходил по кругу. Можно было бы еще много чего рассказать о моей малой родине, но опасаюсь утомить тех, кто с этими воспоминаниями будет знакомиться. В конце июля 1958 года я выехал в Кишинев, т.к. в августе должен был сдавать экзамены в университет. Уже на левобережной части Днестра, проезжая в районе Тирасполя, поражен был тем, как за окном поезда сильно изменилась природная обстановка. Кругом доминировала сухая степь, нещадно палило солнце, везде пожелтевшая от зноя трава. На меня все это произвело не лучшее впечатление. Казалось, что здесь жить невозможно. В Кишиневе по ул. 28 июня, где жила моя тетя Щелкунова Анна Павловна, шел под знойным солнцем и ярким, слепящим отражением света от тротуара. Первое впечатление было - куда я попал!? Сразу замечу, что в Кишиневский государственный университет поступил без особых проблем, после чего началась совершенно новая жизнь, но это уже другая история. Недавно Дунаев Валерий Михайлович, брат моей супруги, вдумчивый человек, в день своего 67-летия сказал, что никогда и никому не завидовал. Он не стал объяснять, почему. Но я его прекрасно понимаю, поскольку этим замечательным качеством обладаю сам, а замечательным потому, что оно очень и очень облегчает твою собственную и единственную жизнь и сохраняет силы для более достойных и интересных дел. Кишинев, август - октябрь 2014 года
