Сила и бессилие Дьявола

Сила и бессилие Дьявола
HORTUS DAEMONUM
Представление о том, что возможности дьявола чрезвычайно велики и в то же время
неким образом ограничены, существовало в Европе всегда. «Бесы имеют власть над
телесным миром и над воображением людей, если на то будет Божье попущение», —
пишут ШПРЕНГЕР, ИНСТИТОРИС (90); однако, с другой стороны, Бог не дал дьяволу
«бесконечной, не стесненной никакими границами свободы» (ВИР, ОБ ОБМАНАХ, гл.
24, § 1). Вопрос о том, где, собственно, пролегают границы дьявольского
могущества, всегда занимал демонологов.
Единого мнения в этом вопросе не существовало, поэтому мы можем
говорить лишь о некоторых, порой весьма смутно очерченных тенденциях. Так,
большинство демонологов полагало, что сила дьявола в целом постепенно
уменьшается. БОДЕН пишет, что с появлением Священного Писания сила
дьявола значительно ослабла. Древнее экзорсистское заклинание из галльской
литургии, обращаясь к дьяволу, сообщает ему, что «день ото дня царство твое все
более разрушается, и руки твои ослабевают» (НИЛ, ФОРБС, 160-161).
Можно также утверждать, что демонология противопоставила народной
убежденности во всесилии дьявола — этого «удивительного мастера» и вместе
с тем разрушителя, способного за ночь возвести соборы, замки и мосты и так
же быстро разрушить и свою, и чужую работу, — учение о дьяволеиллюзионисте, который властен главным образом заселять любыми химерами
человеческую душу. Так, поддерживавшееся еще Августином верование в
способность демонов к половым
сношениям
было
вытеснено
из
демонологии учением об украденном
семени,
которым
манипулируют
инкубы
и
суккубы.
«Совершать
совокупление и рожать после него демонне может» (ВИР, ОБ ОБМАНАХ, гл. 24, §14).
Всплеск веры в материальную силу дьявола, имевший место в эпоху
ведьмовских гонений, не создал все же впечатляющего образа дьявольского
могущества, и даже ШПРЕНГЕР и ИНСТИТОРИС, готовые предположить
возможность реальных деяний дьявола при Божественном попущении (с.90), в
конечном итоге признают, что сам по себе «дьявол может лишь обманывать
чувства» (10 вопрос). Самому влиятельному защитнику идеи дьявольской мощи
— Ж. Бодену — приходилось в качестве подкрепляющей аналогии
апеллировать к мощи человека: «Если мы признаем, что люди обладают
достаточной силой, чтобы (...) превращать железо в сталь (...) и строить тысячи
крепостей из искусственных камней, которые превосходят естественные камни,
то можно ли почитать странным, что Сатана, при власти, которой Бог наделил его в
этом мире, может изменять форму тел?» (БОДЕН, О ДЕМОНОМАНИИ ВЕДЬМ,
113).
Полностью отказать дьяволу в способности воздействовать материально на мир
было все-таки невозможно, и Фома Аквинский предложил умеренное решение
вопроса: дьявол может влиять на материю в тех границах, которые установлены
ее «природой». Из описания таковых возможностей дьявола, однако, видно,
насколько относительно и зыбко было понятие самой природы, зависимое от
естественнонаучных взглядов того или иного теолога. Так, у Фомы Аквинского
«телесная материя не подчиняется ангелам, ни благим ни дурным, настолько,
чтобы демоны могли переводить материю из одной формы
в другую»; они не могут из мертвого тела сделать живое, так как это
превосходит «всякую силу природы»; однако демоны могут делать из материи змей и
лягушек, поскольку те и так могут «зарождаться в результате гниения».
В то же время, «демон может изменять воображение человека и даже его
телесные чувства так, что он увидит вещь совершенно отличную от той, что есть
на самом деле»; кроме того, демон может «формировать тело из воздуха», создавая
воздушную видимость какого угодно тела (СУММА ТЕОЛОГИИ, ч. 1, вопр. 114, ст. 4).
Дьявол может принимать различные формы и манипулировать природой, но
в пределах естественных законов; однако что понимать под «естественными
законами»? Схоласты находили, что переносить по воздуху предметы и людей для
демонов так же естественно, как для людей ездить по дорогам; позднее объем
понятия «естественного» стало неуклонно сокращаться, и все больше демонологов
отказывало дьяволу в способности к полетам.
Совершенно необходимо было различить Божественные чудеса —
и
иллюзии, творимые дьяволом, для чего схоласты изобрели терминологическое
противопоставление: miracula — mira. Дьявольские mira — результат его
господства над формами, но не над сущностью вещей: «Дьявол может
образовывать [formare — слово сrеаrе применительно к дьяволу тщательно
избегается] различные формы (multis modis formas) и представлять их глазам или
чувствам, — утверждает АЛЬБЕРТ ВЕЛИКИЙ, — и чувства волей-неволей (volens
nolens) воспринимают эти объекты» (КОММЕНТАРИИ НА СЕНТЕНЦИИ,
2:43:3)
Но даже и «формы», творимые дьяволом, обманчивы в своей красоте:
Александр Робертc в своем трактате о ведьмах (1616) пишет, что Сатана не
может создать совершенных форм, в них всегда есть что-то безобразное.
Если в вопросе, знает ли дьявол будущее (Знание будущего), полного
единства мнений не было, то практически все демонологи сходились в том, что
демоны не способны проникать в мысли и чувства человека. «Дьявол не видит
внутренних помышлений души», однако он может догадываться о них «по
движениям тела» (АВГУСТИН, О ХРИСТИАНСКОМ УЧЕНИИ, 81). «Демоны не могут
проникать в мысли, если последние не выражены какими-нибудь знаками»
(Ансельм, «Комментарии на Евангелие от Матфея»). «... В глубину сердец
проникнуть он не может, потому что это доступно одному Богу» (ШПРЕНГЕР,
ИНСТИТОРИС, 177); мысли человека знает лишь Бог — дьявол же может лишь
«заключать по различным признакам, что у человека на уме» (И. ХОКЕР
ОСНАБУРГ И Г. ГАМЕЛЬМАНН, ДЬЯВОЛ КАК ТАКОВОЙ, гл. 39).
Способность демонов при помощи разных ухищрений принимать телесный
облик впервые подверг сомнению, кажется, К. Томазиус в начале18 в. (Обличья
дьявола).
Народная вера в то, что дьявол боится креста, соли, молитвы, не способен
произнести имен Богоматери или Иисуса и т. п., соседствовала с более
«ученым» представлением о дьяволе как имитаторе и «Протее» настолько
искусном, что и благочестие со всеми его внешними атрибутами ему вполне
подвластно. Уже в «Деяниях святых» появляются особо опасные и коварные
демоны, способные противостоять материальным атрибутам и символам
христианства: так, демон, овладевший некой старухой в «Житии святого Иоанна
Гвалберта», мог (устами одержимой) произносить такие слова, как
«Милосердный Иисусе!», читать Ave Maria (т. е. молитву, которая считалась
особенно невыносимой для демонов) и Pater Noster, креститься, — в результате даже
монахи не распознали в старухе одержимую, и демон выдал себя, лишь когда стал
искушать старуху грехом самоубийства (ДЕЯНИЯ СВЯТЫХ, 12 июля).
Народные предания порой приписывали дьяволу знания, имеющие
магическую силу и позволяющие достичь высших христианских благ
(например, праведности, места в раю и т. п.) в обход освященных церковью
путей, связанных с тяжкими духовными подвигами и трудами. Ученая
демонология решительно не одобряла таких воззрений. Вир рассказывает
историю о том, как к святому Бернару явился демон, который похвастался, что знает
семь стихов в Псалтири, читая которые каждый день, неизбежно попадешь в
рай. Заинтересованный святой просит назвать эти стихи — демон отказывается, но
святой находит достойный ответ: «Подумаешь, я и так каждый день читаю весь
Псалтирь целиком, а значит, читаю и твои стихи». Покоренный остроумием святого,
демон называет ему магические стихи. Вир приводит эту историю как пример ничем
не обоснованной веры, что «дьявол владеет такими благами, о которых ничего не
говорится даже в Евангелии» (ВИР, ИСТОРИИ, 64).
Дьявол, как правило, не может освободить своих прозелитов из тюрьмы. Он может
лишь проникнуть в тюрьму к жертве, чтобы искусить ее самоубийством, избавляющим
от страданий, — как в случае Леонарды Шастне (сожжена ок.
1591 г.), когда дьявол возник в ее камере в виде кошки и предложил
заключенной яду, напоминающего воск (этот «воск» непонятного состава был
сожжен вместе с ведьмой, отказавшейся от последнего дара хозяина). В лучшем случае
дьявол может временно освободить своего адепта, который спустя короткое
время вновь попадает в темницу и несет уже удвоенное наказание (БОГЕ, гл. 52).
Когда арестованная ведьма все-таки прилетает в своих тюремных цепях на шабаш,
дьявол не может освободить ее от цепей (ЛАНКР, КАРТИНА НЕПОСТОЯНСТВА
ДЕМОНОВ, кн. II). Представление о неспособности дьявола избавить
своих
адептов от наказания обосновывалось теоретически — праведностью
кар,
обрушиваемых на заключенного в узилище сообщника сатаны.
В 16-17 вв. демонологи предпринимают опыты каталогизации возможностей
дьявола, в которых, несмотря на столь характерный для этой эпохи страх перед
ведьмами, все отчетливее проступают черты «иллюзиониста», в распоряжении
которого имеются одни лишь галлюцинации. Такое понимание дьявола
особенно заметно у протестантских теологов, для которых борьба с дьяволом
разворачивается прежде всего в душе человека. Так, И. ХОКЕР ОСНАБУРГ И Г.
ГАМЕЛЬМАНН (ДЬЯВОЛ КАК ТАКОВОЙ, ч. I, гл. 28-28) соглашаются, что дьявол может
«творить чудеса», однако тут же приводят внушительный список ограничений
его возможностей, видимо, зеркально повторяющий божественные чудеса Библии:
дьявол не может «создавать новые творения (Creaturen), умножать сотворенные
вещи, изменять творения, воскрешать мертвых, лечить природные болезни без
природных средств, делать бесплодное плодоносным, останавливать движение
небесных тел, разделять море, отнимать у элементов их действие, знать будущее,
угадывать мысли». Дьявол, — пишет Вир, — «обманывает глаза... изображает
квадратное круглым», но он не способен «создать даже самое маленькое тело, а
также не может по своей воле менять уже существующие тела, наделяя их иной
формой, качествами и свойствами»; он не может «давать жизнь и вызывать к
жизни умерших, а также не может тревожить покой душ, пребывающих в руке
Божией и покоящихся в Боге...»; он не может «уважать
хороших
и
честных людей и ненавидеть дурных; заглядывать в чувства и мысли людей и
полностью знать их» (ВИР, ОБ ОБМАНАХ, гл. 25, § 1-2).
Как хитроумно ни разграничивали демонологи сферы силы и бессилия
дьявола, они все равно оказывались перед фактом загадочного Божьего
попущения и неопределимости его границ; в конечном итоге, приходилось
признать, что отличить «не хочет» «от не может» в случае дьявола практически
невозможно: Бог, конечно, мог и запретить дьяволу повторять свои деяния и
чудеса, но ведь и сам дьявол, в силу испорченности своей воли, мог отказаться
повторять деяния Бога из ненависти к ним. Эта двойственность с замечательной
остротой выражена у ПЕТРА ТИРСКОГО, который, рассуждая о том, почему
собственно дьявол не принимает обличие голубя и агнца (Обличья дьявола),
оставляет альтернативу мотивировок открытой: «Очевидно, что дьявол никогда не
является в виде голубя и агнца, но не потому, что он не в состоянии принять эти
обличия, но потому, что ему это не разрешено, или потому, что он этого не хочет...
Божественное величие
не
позволяет
злым духам принимать
Божественные обличия, или же ненависть дьявола к творцу так велика, что они не
хотят иметь ничего общего с ним» (ПЕТР ТИРСКИЙ, О РАЗЛИЧНЫХ ЯВЛЕНИЯХ, 28).
Даже богословам, решительно отрицавшим способность дьявола к какому- либо
творчеству, приходилось признать, что некоторые «сущности» вошли в мир все же
благодаря ему. Так, нельзя было отрицать, что именно дьявол является
прародителем лжи, поскольку было очевидно, что до него ни одного слова лжи в
мире никто не произносил. Нечто подобное утверждалось и относительно зла.
Грех также ввел в мир дьявол, о чем однозначно сказано и в Библии: «сначала
диавол согрешил» (1 ИОАН. 3:8). Чтобы отграничить эти «творения» дьявола от
творений
Божьих,
вводились терминологические разграничения:
если
Божье творение
определялосьсловом
«creatio»,
то
порождения
дьявола определялись словом «inventio», которое в классической риторике
обозначало «изобретение» — одну из стадий порождения речи, а в языке отцов
церкви приобрело отрицательный смысловой оттенок и потому может быть
переведено скорее всего как «измышление». «Зло не создано дьяволом, но
«найдено», «измышлено» им (malum a diabolo nоn est creatum, sed inventum)» (ИСИДОР
СЕВИЛЬСКИЙ,
СЕНТЕНЦИИ, 1:9); «ангел сам изобретатель (inventor) своего
преступления» (АЛКУИН, КОММЕНТАРИИ НА КНИГУ БЫТИЯ, 4); дьявол «доктор лжи,
поскольку им самим измышлена впервые ложь (ab ipso primum inventum est
mendacium)» (ВИР, ОБ ОБМАНАХ, ГЛ.3, §4).