и нощех бываеть абие отець манастыря яко въ вступлении, в

ИЗ ИСТОРИИ СТАРИННОЙ РУССКОЙ ПОВЬСТИ. ПОВЕСТЬ О ПОСАДНПКГ, ЩИЛЕ
119
и нощех бываеть абие отець манастыря яко въ вступлении, в виде Спаса,
помиловавша брата молениа ради их. Диавол же стоя съпротив, уничижая
и глаголя: владыко, мои есть съи, мое дѣло сътворилъ есть, и азъ сътворихъ его съдѣлати се: правосудяи еси, господи, правосуди. Отвеща ему
сиасъ, глаголя: правосудяи есмь, пъ и милостивъ, и правдѣ и человеколюбию
моему иі.ст конца. Да поне же милостивъ есть и человеколюбив, достойно
«•от не нрезрѣти толикых мужъ молениа, приносимыхъ о едином съгрѣшшем...
сия господеви рекшу, посрамися диаволъ, и невидимъ бысіь. Въ себѣ бывъ
о г видѣниа игуменъ, новѣда вся впдѣннаа братиямъ, и възвеселишяся, благодаряще бога. И начать лице брату очищатися от черности оноя, и изве­
щение приимпіе, яко причте господь душу брата въ чину праведныхъ,
и абие иогребошя тѣло его, радующеся о бывшем прѣславнѣм спасении
брата, яко «близ господь всѣм боящимся его, и призывающиихъ истиною»...
(Пелиьие Минеи Четий (декабрь, 31), М., 1914, л. 747 г—л. 748 в).
Как видим, Фабульная схема указанных повестей та же, что и легенды
о Щиле: внезапная смерть грешника, молитвы о спасении души грешника,
страдающей в аду, чудесные знаменья, общая радость по случаю изба­
вления грешника от адских мук.
Отмечу сходство некоторых частностей: сын Щилов творит поминанье
но душе отца по приказанию архиепископа—братия молится о спасе­
нии души монаха Иуста по повелению игумена (папы Григория), старцы
просят бога помиловать их грешного брата, почерневшего «яко еФиоп», по
предложению старца отца обители; по молитве сына, голова Щила
освобождается из адской пропасти — наставник нерадивого мниха «узре
своего брата, стояща до выя в пламени»;1 «образ» Щила по мере возно­
симых за его душу молитв стал чудесно видоизменяться —почерневшее
лицо грешного брата «начат очищатися от черноты».
Сходство указанных повестей с легендой о Щиле нельзя признать
случайным; носителям устной легенды о Щиле, очевидно, эти повести были
известны. Патерики принадлежали к числу наиболее популярных четиих книг
нашей древности;2 легенда о Щиле, постепенно приобщаясь к литературной
традиции, рано или поздно должна была вобрать в себя ее отдельные элементы.
і Птот мотив легендою о Щиле утроен.
2 См. I. бремин, «Сводный» патерик у швденво-слов'янських, украшському та
московському шісьменствах. У Кшві, 1927, с. 59—60 (отт. из Записок I СТ.-ФІЛОЛОГ. Відділу
ВУАН, ш. XII, XV, XVI).