Розенберг - Ходы и звуки

Мнение
Сергей
РОЗЕНБЕРГ,
мастер
спорта
ХОДЫ И ЗВУКИ
Посвящается светлой памяти:
Юры Разуваева (1945-2012), товарища
детских лет, гроссмейстера, заслуженного
тренера России
Григория Когана (1901-1979), соседа по
подъезду, пианиста, педагога, великого
теоретика музыки
Жаклин Пятигорской (1911-2012),
очаровательной вице-чемпионке США,
музыкально-шахматному спонсору
На разработку темы «Шахматы и музыка» автора толкнула крамольная мысль: «Отчего это среди
музыкантов и шахматистов такое взаимно огромное множество энтузиастов?» В последнее время
увлечение шахматами среди выдающихся музыкантов не угасает. В частности, такие знаменитости,
как пианист Николай Луганский и виолончелист Александр Князев, много времени посвящают игре в
шахматы, активно посещают различные турниры. А на последнем московском матче на первенство
мира они обсуждали проблему шахматы-музыка на пресс-конференции.
Нет ли здесь какой-нибудь закономерности? Насколько известно, у основания пирамиды стоял
великий французский шахматист и оперный композитор Франсуа Филидор. Выдающий русский
музыкант С.И.Танеев, с детства увлекавшийся древней игрой, постоянный шахматный партнер
Л.Н.Толстого, следовал рекомендации великого писателя: «Заставь постоянно ум твой
действовать со всей возможной ему силой». Но музыку Сергей Иванович любил больше: "Без музыки
человек - ничто. Людям надо всѐ бросить и предаться одной музыке". Другой русский композитор,
А.К.Лядов в 1907 году выразился афористически: «Жизнь — шахматная доска: теперь все
человечество на черной клетке, потом перейдет на белую, потом опять на черную — и так без конца.
Где истина — на черной или белой клетке?..» Лядов со своим замечательным другом Н.А.РимскимКорсаковым очень интересовались Петербургским международным турниром 1896 года, где яростно
болели за М.И.Чигорина. В начале 20-го века пристрастился к шахматам А.Н.Скрябин. В период
напряженной работы над «Мистерией» он охотно переключался на партии в шахматы с выдающимся
пианистом А.Б.Гольденвейзером. В 20-м веке прославился фанатичной любовью к шахматам
С.С.Прокофьев. В 1909 году семнадцатилетний Прокофьев добился ничьей в сеансе против
Эм.Ласкера, а вскоре после окончания петербургского турнира гроссмейстеров 1914 года Сергей
Сергеевич выиграл партию в сеансе у Х.Р.Капабланки.
Были и другие замечательные события. Так, широко известен шахматный матч музыкальных титанов в
1937 году: С.Прокофьев – Д.Ойстрах.
За партией великого скрипача и великого композитора наблюдает юная и уже знаменитая скрипачка Лиза
Гилельс, сестра Эмиля и будущая супруга Леонида Когана.
7-й чемпион мира Василий Смыслов с глубоким почтением относился к вокальному искусству и
всерьез задумывался о профессии оперного певца. Выпускник ленинградской консерватории,
известный пианист Марк Тайманов все-таки больше времени отдавал шахматам, хотя его записи (на
двух роялях, совместно с Л.Брук) вошли в коллекцию дисков фирмы «Филипс» - 100 великих
пианистов 20-го века. Впрочем, о феномене Тайманова речь впереди.
Говорят, шахматы - это тихая игра музыки разума. Есть еще крылатая мысль доктора З.Тарраша, что
шахматы, как любовь и музыка, обладают способностью делать человека счастливым. Оставим
воспевать эту химию гормонов поэтам и художникам, у них описание счастливой любви получится
красочнее. Наша задача - подчеркнуть творческую аналогию шахмат и музыки, выявить
объединяющее начало между великими, не побоимся этого слова, проявлениями человеческой
культуры. Кроме того, постараемся провести меридианы и параллели между их носителями шахматистами и музыкантами; понять, почему иные персоны, будучи одаренными в одной области,
оказываются бесталанными в другой, а некоторые прекрасно ориентируются в нескольких.
На первый взгляд, сравнение музыки и шахмат, столь внешне непохожих предметов, кажется
нелепым: шахматисты имеют дело с абстрактной схемой, они склоняются над досками и в тишине
делают свои ходы, а музыканты в концертных залах изливают океаны звуков. Но только на первый
взгляд...
100 лет назад молодой Сергей Прокофьев, наблюдая игру крупных шахматистов, писал: «...И если
сложный, глубокий Ласкер мне представляется величественным Бахом, то живой Капабланка — вечно
юным Моцартом, творившим с такой же легкостью, а порой и милой небрежностью, как и Капабланка.
В заключение — маленький комплимент доктору Таррашу за его музыкальные таланты. Совершенно
случайно я имел удовольствие слышать его играющим на фортепиано. Четкий ритм, ясная
фразировка и общая выразительность свидетельствуют о большой музыкальности знаменитого
шахматиста» (Газета «День», Петербург, 10.05.1913).
Также и профессор Григорий Михайлович Коган в своих теоретических работах сравнивал творческие
стили крупных шахматистов и музыкантов. В частности, он писал: «…Если теперь от шахмат перейти к
рассмотрению того, что происходило в области пианистического искусства, то мы положительно
поразимся необычайному сходству в этих двух отраслях культуры. В самом деле, разве
соперничество Рубинштейн — Бюлов, стоявшее в ту пору в центре пианистической жизни, не
напоминает ... соперничества Чигорина и Стейница? Разве не напрашивается параллель между
комбинационным стилем Чигорина и романтической игрой Антона Рубинштейна, в которой гениальные
замыслы и вдохновенные порывы сочетались с не всегда безупречным техническим выполнением
(знаменитые «пригоршни» фальшивых нот)? Разве не напрашивается параллель между шахматно-
просветительской деятельностью Чигорина и музыкально-просветительской деятельностью
Рубинштейна — организатора Русского музыкального общества и Петербургской консерватории (ср.
роль Чигорина в истории Петербургского шахматного собрания), пионера русской профессиональной
музыкальной культуры? С другой стороны, разве не чувствуется аналогия между аналитическим умом
Стейница и немецкого соперника Рубинштейна — Бюлова с его детально обдуманной и вместе с тем
временами причудливой игрой? Разве не чувствуется аналогия между стейницевскими
комментариями к шахматным партиям и комментариями к фортепианным произведениям классиков в
кропотливых редакциях Бюлова, положивших начало целому учению о фортепианной фразировке? ...
В годы шахматного первенства Ласкера самой выдающейся фигурой мирового пианистического
искусства был Ферруччио Бузони. Его биография имеет некоторое сходство с биографией Ласкера.
Почти однолетки (Бузони родился в 1866 г., Ласкер — в 1868 г.), они одновременно достигли мировой
славы: Ласкер — со времени матча со Стейницем (сыгранного в Америке в 1894 г.), Бузони — со
времени выхода в свет его обработки Баха, изданной в Америке в 1894 г. Затем центром деятельности обоих сделался Берлин. Эпоха первенства Ласкера завершилась в 1921 г. проигрышем
матча Капабланке, а через год с небольшим закончилась и концертная деятельность Бузони. Сходство
между Бузони и Ласкером можно проследить и во многом другом. Как и Ласкер, Бузони был весьма
образованным и интенсивно мыслящим человеком, автором философских работ, выработавшим
оригинальные взгляды на свое искусство. Особенно любопытно было бы сравнить педагогические
принципы обоих: например, мысль Бузони, что большинство фортепианных педагогов учит «осваивать
отдельные пассажи и отдельные пьесы поодиночке», в то время как целесообразно за-пастись
«связкой немногих крючков и отмычек», дающих ключ ко всему многообразию технических формул, —
и аналогичную мысль Ласкера, что вместо запоминания поодиночке бесчисленных вариантов следует
«искать правил, которые могли бы в сжатой форме дать итоги тысяч и десятков тысяч вариантов».
«Перед призванным к творчеству стоит, прежде всего, ответственнейшая отрицательная задача —
освободиться от всего выученного, слышанного», — утверждает Бузони. «Из моих 56 лет я потратил
по меньшей мере 30 на то, чтобы забыть заученное или прочитанное мною», — вторит ему Ласкер…».
(Г. Коган. «Игра в шахматы и игра на фортепиано», газета «Советский музыкант», № 13(103) от 23
марта 1940 года). Как же глубоко анализировал профессор киевской и московской Консерваторий!
Григорий Коган
Среди наших великих современников можно отметить схожесть творческой фундаментальности
Михаила Ботвинника и Эмиля Гилельса. Кстати, между ними существовала и духовная связь, как
следует из обоюдной переписки: шахматист восхищался пианистом, а тот являлся постоянным
болельщиком 6-го чемпиона мира, хотя сам в шахматы не играл.
Интересно отметить и следующий факт: в юные годы, такой, казалось бы, далекий от шахмат человек,
бесконечно погружѐнный в музыку - Евгений Кисин - обращался за уроками шахмат к известному
композитору и сильному шахматному любителю Владимиру Дашкевичу.
Значит, тянутся шахматисты и музыканты друг к другу, а почему? Это нам и предстоит выяснить...
Специфика шахмат и музыкальных произведений имеет идейно похожие структурные элементы.
Возьмем дебютную стадию, скажем, испанскую партию. Здесь и гамбит Яниша, и берлинский вариант,
и атака Маршалла, всего не перечислить - одним словом, вариации на тему Рюи Лопеса
(изобретателя дебюта). Чем они отличаются, скажем, отвариаций на тему Паганини? Здесь - море
звуков, там - море ходов! Но подумайте, сущность-то одна - комбинаторика! В начальном положении
на доске имеется всего 16 фигур и 16 пешек. Подсчитано, что в одной, отдельно взятой шахматной
партии, ходов на сорок, общее число возможных позиций укладывается в единицу со 130 нулями.
Правда, львиная доля их абсурдна, выбираются только реальные, отражающие смысл шахматной
игры. Т.е., должна быть реализована бинарная цель: поставить мат королю (победа) либо избежать
мата (ничья).
А в музыке? Вы имеете 7 октав с двенадцатью звуками в каждой: всего 84 элементарных звука. Их
сочетание даже в пределах часа исполнительства также будет представлять собой астрономическое
число. Но, естественно, выбираются только благозвучные. Понятие благозвучности, правда, весьма
относительно и зависит от временных пристрастий. То, что в 18-м и 19-м веках сочли бы за
какофонию, в наше время горячо приветствуется. Модное ругательство середины 20-го столетия
"сумбур вместо музыки", применительно к творчеству Н.Я.Мясковского, С.С.Прокофьева и, особенно,
Д.Д.Шостаковича, уступило восторженному отношению к ним сегодня. Трудно пока, даже в 21-м веке,
алгоритмизировать точный смысл благозвучности и поэтому невозможно создать соответствующую
компьютерную программу, которая могла бы писать хорошую музыку. В этом отношении шахматы
проще. Здесь игровые программы продвинулись уже весьма далеко, но, все-таки, еще не могут
составлять этюды.
Интересно сравнить природу музыкальных и шахматных способностей. Если присутствие у
индивидуума музыкального слуха (внешнего и внутреннего), а также чувства ритма, можно легко
"диагностировать" и объяснить их как специфические, то выделение шахматного таланта
представляет большие трудности. Вроде бы, шахматный талант должен быть заложен в
интеллектуальной сфере: блестящая память, богатая фантазия, искусство дальнего расчета и т.п.
Однако, как тогда "примириться" с удивительно слабой игрой Наполеона Бонапарта и "отца
кибернетики" Норберта Винера, которые были интеллектуальными гениями и одновременно
большими любителями шахматной игры. У автора сих строк возник однажды спор с человеком,
знающим все - Юрием Львовичем Авербахом - относительно причины беспомощности Наполеона в
шахматах. Гроссмейстер утверждал, что самопровозглашенному императору французов просто не
хватало времени на подготовку, а ваш покорный слуга отстаивал патологическую
неспособность Бонапарта именно к шахматам. Ибо времени не хватало многим, например, академику
Петру Капице, математику Владимиру Макогонову, пианисту Марку Тайманову, но в шахматы они, всетаки, играли здорово!
Есть мнения, что любого нормального человека можно обучить чему угодно. Многие цитируют
знаменитого американского психолога Джона Уотсона (1878-1958; не путать, как случается, с
нобелевским лауреатом Джеймсом Уотсоном): «Дайте мне десять здоровых грудных детей, и по
желанию я выращу из них кого угодно: от ученых до преступников». Его последователь, выдающийся
венгерский педагог Ласло Полгар (1946) сумел воплотить эту доктрину в практику. С помощью своей
уникальной методики он доказал замечательную теорему: возможность достигнуть сколь угодно
высокого уровня шахматного интеллекта с помощью специальных упражнений и целенаправленной
тренировки. Из трех своих дочерей со средними (по его мнению!?) способностями он вырастил трех
гроссмейстеров мужского уровня!
Значительный вклад в теорию и методику развития интеллекта внес также выдающийся тренер,
гроссмейстер Ю.С.Разуваев, который неоднократно указывал на важность шахматных упражнений для
развития общей мыслительной способности учащихся. Он подчеркивал актуальность действий в уме,
характерную для шахматной игры. Точно так же и концертирующие музыканты держат в уме готовые
программы и в нужный момент исполняют их автоматически. То есть, в нужный момент прилагают
волевые усилия, активизируя определенную область мозга. Разуваев писал: «... в 6-12 лет решается,
будет ли ребенок умным человеком или нет, от этого зависят его интеллектуальные возможности!» Им
совместно с крупным ученым Н.Г.Алексеевым была создана соответствующая программа для
формирования механизма умственного анализа. Разуваев продолжает: «...мною был придуман слоган
для этой программы: "Действие в уме - рождается в игре!" Я начал апробировать эти уроки... Если
ребенок по каким-то причинам немного отстает в развитии, не имея при этом никаких органических
повреждений, заболеваний, то шахматы являются сильным катализатором. Как доказывает практика,
за короткий срок ребенок может догнать и перегнать своих сверстников...» Также и в отношении
профессиональных шахматистов Разуваевым были сделаны важные выводы: «...Неправильный
расчет вариантов (зевки) - это, как правило, следствие дефектов механизма действия в уме. Я
попробовал устранить эти дефекты: взял схему психолога П.Я.Гальперина о разбивке механизма
действия в уме на стадии и применил ее к шахматам. И помог ряду шахматистов реально улучшить
качество счета. Эта прикладная находка лишний раз убедила в правильности всей схемы. Итак,
ребенок должен научиться конкретизировать ситуацию и принимать решение».
Однако в жизни нередко приходится наблюдать иную картину. Отбор способных к шахматам или к
музыке учеников производится по принципу больших чисел. Из множества шахматных секций или
музыкальных школ опытные специалисты обнаруживают несколько (статистика неизвестна) настоящих
талантов. В точности, как сказал поэт В.В.Маяковский: «В грамм добыча – в годы труды». Но
случаются и малые числа: выдающиеся в своей области специалисты не могут освоить игру
шахматную или игру на музыкальных инструментах. И среди музыкантов встречаются загадочные
люди. Например, были в 20-м веке два больших друга, два блестящих пианиста - Яков Флиер и
Арнольд Каплан. Оба страстные любители шахмат. Но если первый довольно прилично играл в них,
не прилагая особых усилий на подготовку (не было времени!), то у Арнольда Львовича оказалась та
самая патологическая шахматная неспособность. Вспоминает его любимый племянник Лев Харитон:
«...дядя посещал почти все значительные шахматные события, а в часы досуга не расставался с
шахматной доской. Например, расхаживая по пляжу Рижского взморья, садился играть с каждым
желающим. Продумав минут двадцать над ходом, обязательно подставлял под удар ферзя или другую
фигуру и нисколько не расстраивался. При этом нужно отметить его яркие способности в других
областях: прекрасно рисовал, имитировал манеры других людей».
Арнольд Каплан (справа) и скрипач Борис Гольдштейн
С другой стороны, важно определить, каким образом должен усваивать материал профессионально
ориентированный ученик?
Научный опыт свидетельствует, что мозг среднего человека успешно воспринимает обучение, если
усвоение предмета происходит дифференциально и равновесно, т.е., с достаточно медленным
усложнением материала. Именно так построил Л.Полгар свой знаменитый учебник (CHESS: 5334
Problems, Combinations and Games. Budapest. 1994). Упражнения были подобраны таким образом, что
происходил не только переход от простого к сложному, но применялось ничтожно малое приращение
трудности – как если бы многоугольник с бесконечно растущим числом сторон вписывался в круг.
Никаких скачков, полная плавность. И результаты показали эффективность метода: все три его дочери
в своих шахматных партиях почти не допускали грубых просчетов. Потому что их мозг на
подсознательном уровне отрабатывал простейшие возможные ляпсусы, а «зевки» случаются обычно
на примитивном уровне.
В практике музыкантов-исполнителей также актуальна подобная метода медленного «вбивания» в
мозг малых фрагментов из произведений. А уже выученные наизусть пьесы не терпят постоянного
быстрого воспроизведения, иначе они, как говорят специалисты, заигрываются. Недаром
С.В.Рахманинов, когда ему показывали учеников-виртуозов, просил их сыграть медленно особо
бурное место. Если ученики не справлялись, Сергей Васильевич называл их технику «фальшивой
монетой»!
А какова динамика информационного процесса в шахматной и музыкальной сферах? Общая блоксхема хорошо известна: у музыкантов звуковая информация последовательно проходит внешнее,
среднее, внутреннее ухо, затем по слуховому нерву переходит в нейроны мозга; шахматисты
переносят в мозг информацию через зрительный нерв. На следующем этапе музыкант-исполнитель
должен выучить произведение и воспроизвести его по памяти (иногда, в качестве подсказки, можно
пользоваться нотами). Шахматистам-практикам использовать шпаргалки запрещено, и первую стадию
партии им необходимо знать наизусть, а в старые добрые времена был актуален скрупулезный анализ
отложенной партии. Предварительная запрограммированная подготовка музыканта перед концертом
не может, как правило, заменяться импровизацией по настроению; исключения здесь редки (Шопен,
Рахманинов и др.).
Уместно задаться вопросом: «Какие же структуры мозга ответственны в запоминании и
воспроизводстве?». В настоящее время эта архисложная нейробиологическая проблема еще далека
от решения, но хотя бы сдвинулась с мертвой точки. Следует вспомнить, что еще несколько
десятилетий назад выдающийся шахматный специалист гроссмейстер Игорь Зайцев настаивал на
существовании в мозгу специфических шахматных клеток, которые развиваются у
квалифицированных шахматистов и нуждаются в постоянной активизации. В противном случае эти
клетки постепенно атрофируются и уровень игрока резко снижается. Достаточно красноречив пример
всемогущего М.М.Ботвинника. Спустя всего три года (1948-51) с момента триумфа, не сыграв ни одной
турнирной партии, он подошел к матчу с Д.И.Бронштейном в разобранном состоянии. Разумеется,
интенсивная работа Михаила Моисеевича над докторской диссертацией по электротехнике является
достаточным оправданием – но только для него лично, а не для его шахматного мозга! Точно такая же
ситуация складывается и в случае музыкальных исполнителей. Повседневная инструментальная
работа для них совершенно необходима.
Около полутора столетий назад великий пианист Антон Рубинштейн так примерно объяснял
необходимость ежедневной работы исполнителя: «...Если я пропускаю один день занятий на
фортепиано, то сразу замечаю недостатки в своей игре; пропуск двух дней определяют специалисты,
а результат трех дней простоя различает публика!..».
Известно, что и Рахманинов даже во время переездов не расставался с немой клавиатурой, постоянно
упражняя пальцы. А такой виртуоз, как Ференц Лист, полностью прекратил концертные выступления,
когда у него возник дефицит времени из-за интенсивной композиторской и педагогической
деятельности.
Что же, спросим мы, здесь невозможны исключения? Согласно высказыванию бессмертного
литературного героя, мистера Шерлока Холмса: «Единственное исключение опровергает правило...».
Нет, одно, по крайней мере, такоеисключение есть! Это – феномен Тайманова.
Марк Евгеньевич, как пианист, месяцами пропускал систематические занятия, поскольку играл в
многочисленных турнирах, разъезжая по городам и странам. Возвращался, мгновенно
восстанавливался и продолжал концертную деятельность. Что сказать, чудо, да и только! Но
рациональное объяснение, на наш взгляд, существует: Тайманову в музыке помогала его высокая
шахматная квалификация. В то время, как ни А.Г.Рубинштейн, ни Ф.Лист, ни С.В.Рахманинов всерьез
шахматами не занимались! Но как защита Нимцовича может помочь двигательной памяти пианиста?
Только в одном случае – если упомянутые шахматные клетки располагаются в тех же участках
мозга, что и выученные музыкальные образы - эти клетки катализируют друг друга! Науке еще
предстоит доказать эту гипотезу экспериментально.
Пока что, нейробиологи обнаружили активность мозга шахматистов и музыкантов в конкретных
регионах, ответственных за визуализацию образов. Существенный вклад внесли профессор
Калифорнийского университета Норманн Уэйнбергер с сотрудниками, которые доказали
существование механизма нейронного кодирования информации, используемого мозгом для
упорядочивания воспоминаний в зависимости от их эмоциональной нагрузки. Ученые выяснили, что
применение «кода памяти» заставляет мозг использовать для хранения особо важной информации
большое число нервных клеток, что значительно снижает риск ее забывания. В дальнейшем они
планируют изучить, каким именно образом мозг запоминает и упорядочивает получаемую
информацию и научиться контролировать этот процесс. Другие исследователи - профессор
М.В.Плетников с сотрудниками из Новосибирска - обнаружили структурную асимметрию мозга у
музыкантов. В частности, в случае многих выдающихся музыкантов было обнаружено, что размер
левой верхне-задней височной извилины (planum temporale) значительно превышал размер правой.
Результаты исследований с применением позитронно-эмиссионной томографии (ПЭТ) показали, что
при обработке музыкальной информации кровоснабжение и метаболическая активность указанной
извилины у опытных музыкантов заметно возрастает. Более того, среди музыкантов ее наибольший
размер отмечается у тех, кто обладает абсолютным музыкальным слухом. Таким образом, получены
прямые доказательства преобладания активности левого полушария в регуляции восприятия
музыкальной информации у людей, имеющих профессиональную музыкальную подготовку.
Мозг шахматистов в настоящее время изучен значительно меньше, но, очевидно, такие исследования
представляются крайне актуальными. Сравним, например, ситуацию усвоения мозгом шахматной и
музыкальной информации. Шахматисты, играя вслепую, каждый ход в партии внедряют в мозг через
слуховой нерв; затем все изменения позиции визуализируются в зрительный образ. У музыкантов же
при чтении партитуры информация поступает по зрительному нерву и трансформируется в звучание.
Здесь чередование разных сигнальных каналов приводит к аналогичному результату – восприятию
образа.
Таким образом, можно с немалой долей уверенности утверждать, что механизм воспроизведения как
шахматных ходов, так и музыкальных фраз имеет общую нейробиологическую природу.
В заключение рекомендуем разыграть яркую партию между двумя великими композиторами:
С.Прокофьев – М.Равель
Франция, 1924
1.d4 Nf6 2.c4 e6 3.Nc3 Bb4 4.Bg5 Nc6 5.e3 0-0 6.Bd3 d5 7.Nge2 a5 8.Qc2 h6.
9.h4 hxg5 10.hxg5 Re8 11.gxf6 Qxf6 12.0-0-0 dxc4 13.Bh7+ Kf8 14.Ne4Qe7 15.Nf4 b5 16.Rh5 e5.
17.Ng6+ fxg6 18.Bxg6 Be6 19.Rdh1 Rad8 20.Rf5+ Kg8 21.Qe2 Bxf5.
22.Rh8+ Kxh8 23.Qh5+ Kg8 24.Qh7+ Kf8 25.Qh8#.