Рыцарь геометрии

К Н ИЖН АЯ П ОЛКА
я
любила это необычное издание (предыдущие его тома занимают у меня почти полторы полки), писала для ОЗ рецензии
на новые книги, а также (начиная с
первого номера первого тома — это
был 2001 год) с известной регулярностью писала о нем. Позже я долго не могла смириться с мыслью, что
журнал с таким названием больше
не выходит.
Однако и в наше мерцающее время случаются приятные неожиданности: журнал вернулся, притом строго
с тем же макетом и, что более важно, с тем же message (см. мою рецензию на первый номер ОЗ — http://old.
russ.ru/krug/period/20020129_frum.
html). Итак, передо мной уже три
тома за 2012 год — про народ и сословия (46-й); про коррупцию (47-й)
и о Городе (48-й). 46-й и 47-й тома
удачны, о них — кратко, а 48-й — просто замечательный, так что о нем —
подробнее.
Том 46 посвящен новой структуре
социального поля, на котором, как
сказано в редакционном введении,
в качестве активной силы появился
народ собственной персоной. Но кто
это? Народ — это ведь не термин...;
правда, и другие слова, частота употребления которых резко возросла
в связи с всплеском общественной
активности, тоже обладают сложной смысловой структурой: массы,
классы, сословия, социум и т. д. В общем, читайте.
Том 47 посвящен проблеме коррупции. Тут к месту мое любимое
изречение А. Шенберга: «Еще много нового можно сказать и в домажоре».
Том 48 — про Город — интересен
прямо-таки весь. Для меня этот том
еще и пронзительно печален, потому что это последний выпуск, в котором самое серьезное — быть может, определяющее — участие принял
покойный Вячеслав Глазычев. Редакция ОЗ узнала о его смерти непосредственно перед отправкой номера в типографию и успела поместить
портрет и прощальный текст (мне в
ода
на возвращение
«отечественных записок»
Ревекка Фрумкина
тех же обстоятельствах выпало пи- нас недавно книгу Джейн Джекобс
сать о нем для «Полит.ру»).
«Смерть и жизнь больших америГлазычев был нашим лучшим урба- канских городов», М., 2011; ее в ОЗнистом и ярким мыслителем в обла- 48 рецензирует Вл. Паперный, автор
сти архитектуры и дизайна. Главное «Культуры-2»; я тоже о ней писала).
В этой связи я бы выделила два
же — он принадлежал к редкой категории истинных художников сло- текста: один — опять же про Москву,
ва и дела, так что дар его с годами точнее, про ее обитателей (Р. Вавсё больше расцветал и углублялся. хитов. Москвичи как сословие);
Безусловно, Глазычев и смолоду
умел всё, да и знал, казалось, всё (мы
были знакомы без малого полвека),
а с годами он стал еще и понимать
всех. О чем, кстати говоря, свидетельствуют его заметки под рубрикой «Глазомер», искусно размещенные на нескольких разворотах тома.
И еще два материала В. Л.: это статья
«Московская стратагема» — о нерешенных (или неразрешимых?) проблемах нашей столицы — и беседа
с голландским архитектором Маркусом Аппенцеллером о проблемах
больших городов.
Как, несомненно, успел заметить
читатель, с архитектурой в целом у
нас в стране дела не очень-то хороши. Вот в Питере успешно боролись за то, чтобы известную уродину
не строили, а в Москве даже такой
тонкий знаток и блистательный эссеист, как Григорий Ревзин, полага- www.strAnA-OZ.ru
ет, что сарай, именуемый ЦДХ, лучше всего снести…
а второй — про Иркутск (Е. ГриВообще-то каждый крупный город горьева, М. Меерович), точнее, про
с историей — это загадка и пробле- перспективы сохранения того, что
ма (чаще всего — мучительная) для делает центр этого города уникальтех, кто сегодня в той или иной фор- ным в архитектурном отношении
ме отвечает за архитектуру и жизнь (речь идет о деревянном «нарышего обитателей (читайте изданную у кинском» барокко).
Скорее всего, статья про Иркутск
актуальна не для одного лишь Иркутска: в ней на примере исторического квартала 130 обсуждается
проектное решение, при котором (упрощаю для краткости) деревянная малоэтажная застройка
некоторого квартала сохраняется
практически неприкосновенной,
а городская торговая и т. п. жизнь,
включая транспорт, в основном уводится под землю.
Разработки эти стали возможны благодаря губернатору области Д. Ф. Мезенцеву, который дал ход этому пилотному проекту, т. е. прежде всего, как
я понимаю, нашел средства для создания авторского коллектива. В ином
случае на месте разрушающихся деревянных домов с уникальными барочными наличниками давно бы уже
стояло нечто многоэтажное и омерзительно стеклобетонное.
Вообще-то как бы ни было сложно
сохранить форму, куда сложнее запрограммировать сохранение функции…
Впрочем, как в свое время говорил
Глазычев, дефицит гвоздика и веревочки может быть стимулом к творчеству (об этом см. ОЗ, т. 5 (14) 2003).
С удовольствием процитирую Григория Ревзина: Против логики развития города человек бессилен. Ну
да. И вправду: Даже про что-то
неприятное можно придумать, как
его переделать и сделать приятным. Это лучше, чем, как у нас принято, вообще разломать и построить на этом месте дивный новый
мир (это тоже Ревзин).
Большие старые города каким-то
удивительным образом вбирают и
обживают весьма экзотические
конструкции. Однако условием
такой адсорбции, видимо, является средовая органика и некий
уровень общей стабильности —
социально-психологической в том
числе. Лондон уже на моих глазах
смог обжить знаменитое «Яйцо»; Париж, как известно, сумел обжить Центр
Помпиду, а вот коренные москвичи
разных возрастов продолжают ощущать «лужковскую» Москву как навязанное и нередко даже позорное
окружение. Можно не сносить малоэтажные здания и даже позолотить
кресты на маковках «приходской»
церкви, но расселите жителей — и
кварталы умирают.
Уже 20 лет назад в кварталах заново покрашенных старых домов между Тверской и Большой Никитской от
Газетного переулка и вверх до Тверского бульвара после 19 часов почти не было освещенных окон. А ведь
в свое время старая застройка легко «переварила» не только вполне
модерный дом 17 по Брюсовскому
переулку, аккуратно «вставленный»
туда Щусевым, но и многоэтажную
громадину дома в Брюсовском, построенного для актеров Большого театра. Теперь там чисто и пусто.
Хоть Церковь Воскресенья Словущего что на Вражке и сверкает куполами, а гулять там не хочется. Что
получится в квартале 130 в Иркутске — будем следить.
Отмечу еще один интересный материал 48-го тома: о феномене русской дачи пишет известный географ
и просто хороший писатель Татьяна
Нефёдова. Нефёдова — не беллетрист; она просто наделена даром
чистой и ясной русской речи. Несомненно, о современной русской
даче она могла бы написать монографию. Но пока — читайте в ОЗ ее
статью «Горожане и дачи».
Вообще, листайте ОЗ не торопясь.
Найдете много занимательного и душеполезного. 
ПАМ Я ТЬ
Рыцарь геометрии
В
1952 году ректором Ленинградского
университета стал сорокалетний геометр, член-корреспондент АН СССР Александр Данилович Александров (1912–1999).
В 1964 году он покинул пост ректора, был избран академиком на вакансию для Сибирского
отделения и переехал в новосибирский Академгородок. Патриарх ленинградской математики академик Владимир Иванович Смирнов
написал специальный адрес в связи с уходом
Александрова, в котором отметил: «Он руководил университетом не силой приказа, а
моральным авторитетом». Вряд ли в истории
найдутся многие руководители, про которых
сотрудники написали бы или подумали нечто
подобное. Последний аспирант Александрова — Гриша Перельман — человек, поразивший
математический мир своим геометрическим
видением и удививший человечество нравственной чистотой и бескорыстием.
14
4 августа, столетие со дня рождения Александрова, — явление чрезвычайное в науке
и образовании России. Александрова боготворили студенты, уважали коллеги, ненавидели эпигоны от государственной идеологии и боялись партийные бонзы.
Вклад Александрова в геометрию уникален.
В 1958 году выдающийся американский геометр Герберт Буземанн в книге «Выпуклые поверхности» писал: «Цель этой книги — ознакомление широкого круга математиков с теорией
выпуклых поверхностей, которая за последние 25 лет получила очень глубокое развитие в СССР, но оставалась почти неизвестной
в других странах, во всяком случае в США».
Подчеркивая основополагающую роль работ
Александрова, Буземанн отмечал, что «в области геометрии выпуклых поверхностей нет
никаких споров о приоритете». В классификаторе математических наук, составленном в
2010 году совместно редакторами Mathematical
Reviews и Zentralblatt für Mathematik, имеется
раздел 53C45 Global surface theory (convex
surfaces a là A. D. Aleksandrov). Такой чести
среди русских геометров не удостоен даже
Лобачевский.
Александров остался в памяти ученых России не только как гениальный геометр и образцовый ректор. Он выстрадал совершенную
систему взглядов, позволявшую ему глубоко
анализировать общие философские проблемы и отвечать на вызовы современности. Геометрия возникла в результате практической
деятельности человека, она создана человеком для того, чтобы организовать собственную жизнь и изменить ее к лучшему. Человек —
исходный пункт, творец и цель жизни. Общие
воззрения Александрова определялись его
естественнонаучными взглядами, сложившимися при изучении геометрии. Александрову
импонировали идеи Карла Маркса, выраженные в тезисах о Фейербахе.
Александров не был человеком прошлого,
но прошлого не стеснялся. Умел видеть собственные заблуждения и отказываться от них.
Не прятал собственные ошибки и старался
их выправить по мере возможности. Интересовался не тем, кто чем занимается, а кто что
сделал. Не кичился сам ничем и ненавидел
меритократизм. Был динамичен и принципиален по отношению к истине. Каждый сам
себе доверяет, невзирая на лукавые оговорки. Александров умел распространять практику доверия на других, исходя из презумпции
порядочности, которая действует до первого
сбоя. Сам Александров был человеком чести,
чьи свидетельства можно принимать как собственные — без доказательств. Александров
ставил доверие выше доказательств.
Александров подчеркивал критичность науки и ее безграничную преданность истине.
Ненависть Александрова вызывали любые
проходимцы, попы и инквизиторы от «марксизма», использующие науку в низких корыстных целях. Между наукой и властью лежит пропасть отчуждения. Власть противостоит
свободе, составляющей сущность математики. В науке Александров видел инструмент,
который освобождает человека материально и раскрепощает его интеллектуально. Геометрия учила Александрова универсальному
гуманизму. Он любил слова апостола Павла
и повторял, что в геометрии «нет ни Еллина,
ни Иудея». Человечность, ответственность и
научность — таковы составляющие полноты
нравственности по Александрову. Человек —
источник и цель всего. Таково содержание универсального гуманизма. Человек — в ответе за
всё. Таков смысл ответственности. Научность
как человеческое суждение, отвлеченное от
субъективизма, лежит в основе нравственности. Твердые принципы Александрова делали
предсказуемой и трагичной его судьбу. Защита истины — тяжелый крест, одинокое служение. Александров часто ощущал себя «рыжим
у ковра». Непонимание и глумление — удел
героя при жизни. Время ставит всё на свои
места — Александров остался в истории верным рыцарем науки.
Будущее России прирастает памятью о таких людях, как Александров.
Семён Кутателадзе
фото в. новикова
«ТРОИЦКИЙ ВАРИАНТ» № 14 (108)