На островах имени Джорджа Вашингтона

СвирскийГригорий
СвирскийГригорий
НаостровахимениДжорджаВашингтона
ГригорийСвирский
НаостровахимениДжорджаВашингтона
маленькаяповесть
1.ВОЛХВЫ
Письмо от Марьи Ивановны и приглашение профессорствовать на островах имени
ДжорджаВашингтонаяполучил,когдадоманеосталосьницента.Нупростоденьвдень.
Ивотпроводины.Батареипустыхбутылоквыстроилисьпопериметругостиной.
--Выне бывалина сихостровах?Тогдавыневидаличудес! Наних великимрусским
языком считаются польский и идиш. Идиш утвержден ученым советом как сибирский
диалект нашего великого и могучего... -- ораторствовал с бокалом в руке мой давний
приятель Володичка-каланча, взъерошенный блондин, полиглот, лингвист милостью
Божьей, убедивший самого себя в том, что лингвистика -- дело не его ("Меня советская
властьзагналавлингвистику"),аегодело--политология,борьбасрусскимпараличом,как
крестилонОктябрьскуюреволюцию.
Изгнанный с островов имени Джорджа Вашингтона, он волей-неволей вернулся в
филологию, став счастливым приобретением университета в одном из тихих канадских
городков.Прорываясьсквозьхохотгостей,онещедолгосмешилих,затемпроизнестишеис
такойтоскойвголосе,чтовсепритихли:
-- Мафия там царит, поняли? Розовая мафия! -- И, повернувшись в мою сторону,
предупредил по-дружески: -- Ты со своим вздорным характером там и полгода не
протанцуешь. Хотя на филологическом и потише, чем у советологов, но все равно...
Вытолкаютвзашей.Какменя...
Поглядываю на его нечесаные вихры и налитые, с конопатинкой, детские щеки и
вспоминаючей-торассказотом,какВолодичкутурнулисостровов:ухаживал-дезасвоими
студентками.Всеможетбыть.Студенткилюбятконопатыхгениев.Немоглижеизгнатьза
талантимировуюизвестность.Впрочем,ктознает?
ЯдумаюоВолодичкепочтизавистливо.Онмоложеменялетнапятнадцать,беспечен,
емуикартывруки.
"Мафия...розовая",красно-бурая...--Пропускаюегонапутственнуюречьмимоушей.Я
преподаютретийгод.ВКанаде.ВШтатах.Академическаясреда-несахар.Но...ужнеМарья
Ивановнали,стараяэмигрантка,--мафия?ИлиглаваславянскогодепартаментаТомБурда,
питомецМонтерея,бывшийморяк,танцевавшийнаконференцииславистовсвоихорватские
танцы?Радушныевеселыелюди.Спасибо,чтовыудилименянасвоиострова...
Если говорить всерьез, я доподлинно знаю, что такое университетская мафия. В свое
время за единицу мафиозности мною и моими друзьями был принят философский
факультет Московского университета, который славился своим юдофобством и своими
учениками. Самая знаменитая из них -- жена Михаила Горбачева. Мы, филологи, учились
под самой крышей, а под нами, в низинах духа, как острили будущие литературоведы,
располагались философы во главе со своим деканом профессором Гагариным. И все наше
гуманитарное крыло, от крыши до котельной, повторяло негромко, посмеиваясь: "Хорош
Гагарин,нобездарен".
Гагаринцы неостановимо, без выходных боролись ЗА ЧИСТОТУ МАРКСИСТСКИХ
ИДЕЙ. Когда они вырывались на страницы "Правды", на студенческих вечеринках
исполнялась хором популярная в те годы лирическая песня: "Снова замерло все до
рассвета..."
Вот там была мафия! Что перед такой Аль Капоне, и не предполагавший даже, что
можномучитьиубиватьзаабстрактныеидеи!
"Розовая",серо-буро-малиновая!Шутники!Завсегодывмоиаудиторииненаведалсяни
одинпроверяющий.Никогонеинтересовало,чтояпроповедую.
В Йельском университете, кажется, был профессор, который утверждал на основе
стилистического анализа, что Солженицын -- это фикция. Коллективное творчество КГБ.
И...ничего.Профессорскаяересь--основапрогресса.
Можно ли, в таком случае, говорить о мафиозности? Не сработались -- иди на все
четырестороны:вШтатахболеетысячиуниверситетовиколледжей.
Недоверие к мрачным пророчествам Володички, видно, отразилось на моем лице, он
прервалсамогосебяизлюбленнымгреческимаргументом:
-- Выгонят после первого семестра, ставишь бутылку греческого коньяка семь
звездочек!
Володичка, добрая душа, закинул меня, тепленького, в аэропорт, но вспомнил я о его
предупреждении лишь на островах имени Джорджа Вашингтона, заметив среди толчеи
встречающих дебелую даму в цветной накидке "а ля боярышня" и широченных шортах на
тонких,точнобезколеней,страусиныхногах,онавозвышаласьнаднизкорослымостровным
людом,какпастухнадбуренками.
Лицо породистое, горделиво-властное. Байрон в старости... Сама почтила, профессор
Бугаево-Ширинская, вдова командующих союзными войсками и глава розовых, по
определениюжелчногоВолодички.Якинулсябылозачемоданом,номоюпопыткупресек
еегустойадмиральскиийбас:
--ГригорийСвирский,сю-да!Пли-из!
Так,неуспевсделатьниодноговыстрела,япопалвплен.
Впрочем,еслинаменявозлагаютнадеждыособые,тогдесядут,тамислезут:ядосыта
навоевалсявМоскве.Моедело--литератураХХвека.Контрактестьконтракт.
Островное такси с неправдоподобно вежливым водителем цвета дегтя было явно из
девятнадцатого века: оно стреляло, чадило. Над нами прошелестело что-то сверкавшее с
туристами,нетовагончикнатросах,нетоскрылышками.Нечтоиздвадцатьпервоговека.
Все века на островах, захваченных славистами, перемешались. Дурное предзнаменование,
подумал я. И засмеялся: вот уж не думал, что карканье Володички так застрянет в моем
мозжечке.
Университет был в староанглийском стиле. Красный кирпич, укрытый буйной, почти
тропической листвой. Прозелень стекол в мелкую клетку. Две неторопливые фигуры,
шествующие по коридору, одна в истрепанных по моде шортах, другая в черной мантии,
точно шипят: пше-дже... Что за язык?.. Я обратил внимание спутницы на это изобилие
шипящих,чтовызвалотакойвзрывстрастей--лучшебинезаикался.
-- Да разве ж вы не знаете, это все знают, на островах чума, хуже чумы! Русские
слависты вымерли, яко обри. И вот хлынуло, как из прорванной канализации. В русском
вдруг открыли столько диалектов, сколько дружков из Речи Посполитой надо было
пристроить. Польский затолкал нас своими острыми локтями. -- Она задержалась у
приоткрытойдвери,где,судяпоприколотойкдверямбумажке,шлипрактическиезанятия
русскимязыком.--НетнанихМуравьева!--вырвалосьунеессердцем.
--КакогоМуравьева?Генерала?Вешателя?!.
Профессор Бугаево-Ширинская взглянула на меня так, что я понял: мы взираем на
восходсолнцасразныхматериков.Втакомслучае,ятутдействительнодолгонепротанцую.
Голосмоейспутницысталмягким,почтиматеринским:
--Дорогойколлега!НаостровахимениДжорджаВашингтонадевятнадцатыйвекмстит
двадцатому.Таковаисторическаяреальность.Польскийбунтжаждетреванша.Поживететут,
поймете...Вижу,мывваснеошиблись.Вы--русский,которогомыищемстольколет.
--Яеврей,--кроткосообщиля.
Мояанкетнаясправкабылаотвергнутаснегодованием.
-- Советские комплексы! Русский еврей, занимающйся русской литературой, больше
русский, чем сами русские. Гершензон, мой любимый учитель, сделал для русской
литературы куда более, чем все мы, вместе взятые... Вы, дорогой мой, акальщик. У вас
московский говор. И западный экспириенс. Вы здесь затем, чтобы приблизить час, когда
русский снова обретет на островах Джорджа Вашингтона свои царственные права. Есть
вопросы?
Онабросилавзгляднасвоичасики,сказала,чтопрофессорБурда-немыслимыйпедант,
явитьсякнемунадоминутавминуту.
--Хотите,покаестьвремя,покажувсенашиконюшни?
Ближайшая конюшня, к которой она меня подвела, таилась за дубовой дверью со
стекляннойтабличкой"Украинскийинститутязыкаилитературы".Внутристояливпритык
несколько столов, за которыми сидели молодые и средних лет преподаватели. На всех
короткая, почти армейская стрижка, белые косоворотки с национальным украинским
орнаментом, иные в сапогах, спущенных гармошкой. Незнакомые портреты по стенам.
Оказалось,Петлюра,Бандера,ещенесколькознаменитыхгетманов.
Меняпредставили,ноукраинскийинститутрадушиянеизобразил.Скорее,недоумение.
Япопятилсяквыходу.ПрофессорБугаево-Ширинскаядогналаменявкоридоре.
-- Ну, как вам наши самостийники? Не выдохлись? Недавно залетал к нам ваш
диссидент.ИзКиева.Плющ,естьтакой?Онсталрассказыватьобрежневскихпсихушкахио
себепорусски.Тутжеиззалаперебили:"Говоритеначеловеческомязыке!"
--Увас,вижу,жаркоеместо.
--О-о!Выещеуслышитеинетакое!Сафари.Зверинасвободе.
Професор Бугаево-Ширинская так увлеклась, что к главе славянского департамента,
профессору Бурда, мы опоздали. Минуты на три, не более. Из начальственных недр
передалинебезраздражения:
--Ждать!
Приемная,наполненнаядокраевстрекотомпишущихмашинок,затихла.Затемстрекот
сталтаким,словноэторванулисьтанки:войнабезбумаг--невойна!
Мы прождали полчаса, скрашенные лишь огненным кофе, который пивал разве что в
старомИерусалиме.Бугаево-Ширинскаяотхлебнулаглотокизпервойчашечки,опрокинула
всебя,какводу,вторую,наконецзаявилавовсеуслышанье:
--Ну,этоужчертзнаетчто!--Иудалилась,шуршасвоимишироченнымишортами.
ПрофессорБурдавстретилменяулыбкойзаговорщика:
--Ушла?..Каквамнаширозовые?
"Розовые?Ужнекнягинялирозовая?"--Ябылнесколькообескуражен.
--Видители...ядальтоник.
Бурда захохотал: мол, понимаю, шутите. Распорядился принести кофе,
поинтересовался, с кем я работал в Вашингтоне D.C., в Мерилендском университете, и
просил называть его Томом. Без чинов. Затем произнес вполголоса, почти таинственно:
"Пора!"и"Вперед!"
Куда"Вперед!",чему"Пора!",яипонятиянеимел.Ондвинулсякдверямкабинета,яза
ним. Решил, что отвезет меня в отель: в университетах это всегда было мужским делом.
Действительно, пора мне принять душ и полежать. Проводины тянулись до утра, самолет
трясло,глазнесомкнул.
Том Бурда остановился у стеклянных, в матовой краске, дверей, за которыми
послышались возгласы "Идут!", приоткрыл их и, ободрительно улыбнувшись, подтолкнул
менязаплечо--внутрь.
Я обомлел. Передо мной оказалась большая аудитория. Скамейки с пюпитрами
подымались вверх горой. На нижних скамейках теснились человек сто пятьдесят-- двести.
На первой, неподалеку от кафедры, располагались преподаватели с блокнотами,
карандашамиипортативнымимагнитофончикамивруках,срединихикнягиня,котораямне
дажененамекнулаопредстоящем...
-- Ваша вступительная лекция, -- услышал за своей спиной голос Тома. -У вас сорок
пятьминут.
"Та-ак, господа хорошие! Американские штучки. Тест на выживание... " -Я был
несколько уязвлен: в Канаде со мной обходились более уважительно. В руках держал
чемоданчик с самолетными бирками, в котором находились три майки и полпирога с
изюмом,которымменяснабдилавдорогужена.Сейчасонимнепокажутфунтизюма.Нуну!
Положитьчемоданчикнакафедру,отпитьводичкииоткашляться--большеминутыне
проволынишь...
Том Бурда представил меня широким жестом, я спросил его, на всякий случай,
вполголоса:чтопредпочтительней?Рассказатьосвоембудущемкурсе"Русскаялитература
ХХвека"илиболеешироко?
Онулыбнулсяприязненно:
--Чтонесумелиотнятьучеловекаигражданинадаженавашейбывшейродине?Право
путешествия в веках. Смеет ли кто помешать праву на такие путешествия здесь? В любой
век.Ивпрошлое,ивбудущее.Какэтоувасговорится,вольномуволя.--Улыбкаегостала
почтимедовой.
"Сахар Медович", -- мелькнуло у меня настороженное. На раздражение времени не
оставалось.Яповернулмикрофонксебеикаквводукинулся.
Огромные, в форме яйца, электрические часы висели сбоку надо мной, я завершил
нервно-вдохновенную повесть о литературе, времени и себе секунда в секунду. БугаевоШиринскаяподплылакомнепервой:
--Какойрусскийязык!Какаястрасть!Спорен,намойвзгляд,лишьвашГоголь.
Яостановился."Та-ак,заелографиню?"
-- ... Концепционно спорен, дорогой коллега... Пока что принимайте поздравления, я
подожду.
Тутжевозлеменяоказаласькостляваяогненнаяженщинаспорывистымидвижениями
ичернымиподпалинамивокругглаз,спросиланегромко,знаюлияидиш.
Я помнил на идиш от бабушки слово "зуп", что означало "суп" и "беэйма" (корова), -таконапоройвеличаласвоихдочерей,иещекакое-топроклятье.Виноваторазвелруками.
Костлявая женщина усмехнулась чему-то и, отходя, произнесла на идиш то самое
единственноизвестноемнееврейскоепроклятье,котороелюбилавыпаливать,вперебранке
со строптивым, интересовавшимся политикой дедом, моя бабушка Сора-Эла: "Быть тебе
лампой,висетьигореть!"
"Ниину!..Сновапопалвчужеродные..."
ПрофессорТомБурда,задержавшийсяудверей,похлопалменяпокровительственнопо
спине:мол,всео'кей!Сказалсофицерскойлаконичностью:
-- Освобожусь через двадцать три минуты. Подпишем контракт. -Усмехнулся: -- Вот
теперьяточнознаю,зачтовашароднаяпартиявыгналавас.Заязык.Впечатляюще!
ПрофессорБугаево-Ширинскаяждаламенявкоридоре.
-- Итак, почему спорен ваш Гоголь? Концептуально!.. Мы всю жизнь повторяли
упоенно: "Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка несешься? -продекламировала она, закрыв глаза... -- Русь, куда ж несешься ты? Дай ответ... и, косясь,
постараниваютсяидаютейдорогудругиенародыигосударства".--Онаоткрылакрупные,
каксливы,чутьподведенныеглаза,вкоторыхещенеугасвосторг,вызванныйгоголевскими
строками.Этотвосторгпримирялменяснейзаранее.--Итак,Русьптица-тройка,акогоона
мчитпонашейземле?--настороженноспросиливы.Согласна,Чичикова,хотянаэтоммы
внимание никогда не концентрировали. Смысл жизни Чичикова и всех государственных
чичиковых по сей день? Выдавать мертвое за живое!.. Слушайте, сделайте об этом доклад.
Ух, я вас разделаю под орех. С наслаждением... Договорились?.. Не будете усмехаться
сардонически, мол, умный поймет... По сути, вы оставили свою еретическую мысль в
подтексте,тутвы,советские,наловчились,ноонапрозвучаласпредельнойясностью.Даже
Том вас понял. Все очень-очень субъективно... Поспорим об этом позднее, хорошо? -- Она
двинуласьпокоридору,говоряожидавшейеекостлявойженщинесчернымиподпалинамиу
глаз,пожалуй,излишнегромко:--Какаястрасть!Какойбогатыйипрозрачныйязык!
-- Подпишите здесь! -- сказал Том Бурда, стоявший под батальной картиной какого-то
маринистасдарственнымросчеркомвнизу:"КапитануамериканскогокорветаТомуБурда".
--Пожалуйста,четкоипо-английски.Контрактнагод,затемпродлим.Несомненно.
Теперьбыламояочередьусмехнуться.Онзаметилусмешку.
--КомумешаетдальтонизмвАмерике?Увы,никомуиникогда...Кстати,есливеликая
княгинянеисцелилавасотдальтонизма,вечеромисцелитесь.Какрукойснимет.Прибыли
наши волхвы. Большинство розовые. Более того, самые розовые в оранжереях Джорджа
Вашингтона. Проснетесь здоровым и воинственным... Словом, на отель даю два часа. В
четырнадцатьноль-нользаедузавами.
Так я попал с корабля на бал -- годовую конференцию волхвов. К конференции
отпечатана брошюра на блестящей глянцевой бумаге. Заседают всю неделю. Докладов
чертовадюжина.
Волхвами оказались советологи, историки, русисты и прочие специалисты,
занимающиесяРоссиейирусскойкультурой.Вчестьтакогособытияприлетелиотовсюду.
Только из Москвы никого: до горбачевского лобызания с Западом время еще не
доскакало.
Несколько волхвов восседали в голове, за зеленым столом. У круглолицего, с
обвислыми черчиллевскими щеками толстяка в черной бархатной кипе висел на багровой
шее...золотойкрест.ЯспросилшепотомМариюИвановну,возможнолитакоесочетание-кипарелигиозногоевреяикрест?
Мария Ивановна усмехнулась, окликнула шепотком сидевшую впереди нас женщину с
гордым,медногоотливаиудейскимпрофилемитемнымиподпалинамивокругглаз.
-- Рози, это по вашей части. Ваше просвещенное мнение. -- И она повторила мой
вопрос.
Рози встряхнула своей торчащей над затылком косичкой, ответствовала, почти не
оборачиваясь,быстро,спредельнойязвительностью:
-- Если верить молве, на его цепочке с одной стороны патриарший крест, с другой
магендовид с автомобильное колесо, которые он демонстрирует... по мере того, где в тот
деньпредседательствует.
--Григорий,познакомтесьсколлегой,--заторопиласьМарияИвановна.--ДокторРози
Гард,семитолог.АэтоГригорийСвирский.
--Мысвамивстречались,докторРози,--сказаля,растягиваягубывулыбке...--Где?В
Москве.
--ЯникогданебылавМоскве,--ответилаРозинастороженно.
--Как?Ктожемогтамсказатьмне:"Бытьтебелампой,висетьигореть!"
--Такэтоиврусскоморгинале?--МалиновыегубыдоктораРозивздрогнули:похоже,
онавсепонималаслету.
--Врусскоморигинале:"Покажемтебекузькинумать..."
ДокторРозиотвернулась,вскинувгорделивоголову.
Том прикрыл рот ладонью, скрывая улыбку: наша полемика явно доставляла ему
удовольствие.Оннаклонилсякомнеипринялсярассказыватьотех,ктосиделнасцене.В
егоприглушенномголосезвучалопочтение,атоивосхищение.
Пожалуй, оно не было чрезмерным: за столом располагались столпы американской
славистики. Юркий тонкошеий блондин, шептавшийся с обоими своими соседями, был
издателем и автором предисловий к собраниям сочинений Осипа Мандельштама и Анны
Ахматовой. Не кто иной, именно он сохранял для России ее гениев, распятых на родной
земле.Другой,подслеповатый,спалочкойисобственнойсекретаршей-хлопотуньей,только
что опубликовал свою книгу о русской литературе, замечательную и на редкость
беспристрастную,поубеждениюТома.
-- Из типовых деталей книжица, -- добавила Мария Ивановна с вызовом. Замечательнейших!
Яневольноповернулсякней.Губыеебылиподжатывироническойусмешке.Думаю,
этоотносилось,скорее,неккниге,акТому,взглядыкоторогоонанеразделяла,чтобыон
ни сказал. Конфликты типа "Стрижено!" -- "Нет,брито!" на славянских факультетах столь
обычны, что я воспринял их противоборство как нечто естественное... Спросил у нее, кто
этот только что влетевший кудрявый старик, к которому на сцене потянулись для
рукопожатиявсесразу.
МарияИвановнапобагровелаинеответила.Началаговоритьодругих.Оподслеповатом
--плодовит,какивлитературе:шестеродетей,оюркомблондинеузнал,чтоонбезумаот
своихдевочек.Похоже,унеебылисвой,женский,взглядналюдейисобытия.
Сноваупомянулкудрявогостарика.Онаотрезала:
--Голубой!
--Голубой?
--Гомик!Вынеслыхали,чтотакоегомик?..Ах,слыхали!
Япожалплечами,мол,этоеголичноедело.
--Когдаворивзяточниксообщаетвсвоихработах,чтовсеназемлеворыивзяточники,
это его личное дело?.. Когда гомик печатает работу о гомосексуализме в древней руской
литературе, а затем тащит Николая Васильевича Гоголя в гомики?!.. -- Ее передернуло от
негодования.
Нотуттолстякс"крестом-магендовидом"нацепочкепозвякалкарандашомпостакану.
Накафедруподнялсясреднихлетхиппи,ихиппистранный.Наголовехаоснечесаныхволос
доплеч,аплечишироченные,квадратные,илицодлинное,лошадиное,безтениинтеллекта
--плечиилицопрофессионалаамериканскогофутбола,которыйрванулсясмячомвпереди
снесет любого, кто встанет на пути. С таким хиппи не захочешь и спорить... В России о
такихговорят:"Здоровбугай!"
Свойдокладончитал.Негромко,безовсякоговыражения.
Вначале я улавливал смысл, а затем что-то заколодило. То ли английский хиппиполитологаоказалсядляменяслишкомсложен,толияпорассеянностичто-топропустил.
Немогжеученыйхиппиутверждать,что1937годбылвСоветскомСоюзевершиной,пиком
расцвета советской демократии. Так и сказал, хипастый: top, peak of a democracy... Может
быть, доктор-хиппи сатирик-юморист. Американский Володя Войнович... Уж слишком
черныйюмор...Непсихжеон!
ВперерывеотыскалБугаеву-Ширинскую.Онаразговариваласразустремяженщинами,
досаждавшими ей вопросами. Представила меня им, а затем и толстяку из президиума,
который на бегу поцеловал ей руку, а затем, вернувшись с двумя "дринками" и вручив ей
одинизних,сталпредаватьсявоспоминаниямосвоейслужбеподначаломпокойногомужа
Бугаево-Ширинской."Этобылисамыесветлыегодымоейжизни!"--воскликнулонитутже
переключилсянакого-тодругого.
Я отвел Бугаево-Ширинскую в сторонку, признался, что ничего в докладе не понял.
Страшнопроизнести,мнепослышалось,что...Тутяпринялсяшептать.
Бугаево-Ширинскаяпрерваламенясвоимадмиральскимбасом:
--Выправильнопоняли.
--Ноэтоневозможно!Этовселенскийскандал!"Пикдемократии"вгод,когдаСталин
вырезалмиллионыневинных...
-- Дорогой коллега! Время скандалов осталось в шестидесятых. Ныне у американских
советологов, как и у славистов, скандалов не бывает. Тем более вселенских. Докладчику
зададут вопросы. Простые. По тексту. Распространенный вопрос уже подозрителен.
Воспринимается как нежелательное выступление. Тем более что докладчик был в сфере
своегоисследованиявесьмадоказателен...
--Тоесть,извините?!
-- Он специализировался на государственных актах. Проанализировал все основные
декреты Советского государства. Поднял огромный материал. Все документы. От первых
декретов Ленина и вплоть до конституции 1936 года, которая считается одной из самых
демократических...Авбольшойглаве"РольСоветоввразвитии"показал...
-- Какое отношение имеет советская жизнь к советским документам?! -вскричал я
неучтиво. -- Лозунг "Вся власть Советам!" семнадцатого года был последним актом
советскойвласти.Онаскончаласьтутже!Скоропостижно!Навсегда!
--Ну-ну,дорогойколлега!Негорячитесь!Внаучномисследовании...
--Вот-вот!Онжеученый,анебухгалтер.Сальдо-бульдопобумажкам.Атамхотьтрава
нерасти.
-- Не горячитесь, умоляю вас. Я вижу, над вами надо поработать... Ну, если хотите,
задайтесвойвопрос.Нодипломатично...
Мойвопрос,наверное,дипломатичнымнебыл.Толстяк-председательвзялсвоюсигару,
лежавшуюнапепельнице,пыхнулраз-другой.Затемпривстал.
Яговорилсместа.Мойвопросбылявнораспространенным,наменясмотрелисовсех
сторонсукоризной,поройсусмешкой.АМарияИвановна--ссостраданием.
Когдаобъявилиперерыв,Томнастигменяналестницеиподвелитогднянаобычном
длянегоязыкекорабельногоустава,который,какизвестно,самзадаетвопроситутжесам
нанегоотвечает:
--Какойударвбиллиардевызываетнаибольшийэнтузиазм?Королевский!Шарзаборт,
сукно в клочья, кием в глаз партнеру... Но не переживайте. Я объяснил им, что вы крези
рашен,ссумасшедчинкой,значит.Скрезирашенчтовозьмешь!
То ли от того, что я стал теперь "крези рашен", то ли еще по какой-то причине, но
теперьТомБурдаразговаривалсомной,каксчеловеком"невсебе","тронутым",медленно,
улыбчиво, не отрывая глаз от моего лица. Улыбался он столь приязненно и даже сладко,
будтоябылдорогимродственником,которогонедайБогобидетьнеосторожнымсловом.И
впрямьСахарМедович,анегеройВьетнама,отставнойамериканскийневи.Пожалуй,это
единственное,чтоменявнемнастораживало.
Я сумел побывать только на трех докладах: расписание занятий у меня плотное, не
погуляешь. Если б мне эти доклады пересказали, не поверил бы: их вполне можно было
услышатьвМГУсталинскоговремени,уфлаг-философаГагарина.Какиежеонирозовые?
Простокрасно-кирпичногоцвета...
ВконценеделименяразбудилзвонокТомаБурда.
--Григорий,надеюсьвыбольшенедальтоник?..Неговоритетакникому,атоонилишат
васавтомобильныхправ.--Онзахохотал...--Просоветскаямафия?..Ну,этовыслишком!У
них,конечно,жестче,чемунас,филологов,нотемнеменеечегомыненаслушалисьвэти
дни...Американскийплюрализм!
-- Плюрализм, переходящий в аморализм, -- вырвалось у меня сердито. -Разглядеть
демократиювтридцатых?!.
Томответилнесразу,наконецпроизнесзадумчиво:
-- Знаете, в вашем экспромте что-то есть... Что? Не бывает ли плюрализма от
полнейшегоравнодушияктеме?Сколькоугодно!..Какэтоувасговорят:"МелиМеля,твоя
неделя... " Ну, Емеля, все равно! Нет-нет, в вашем экспромте ... Вижу, вы больше не
дальтоник,нетакли?--Недавмнеответить,сообщил,чтоссегодняшнегодняямогусебя
считатьнастоящимостровитянином...
Оказалось, на меня поступил донос. Я-де как славист не отвечаю островным
требованиям, мой английский недостаточен, и, кроме того, я позволяю себе в кругу
студентовотзыватьсяодокладахнаконференциикрайненеакадемично.
"Быть тебе лампой, висеть и гореть!" -- вспомнилось мне недавнее предупреждение.
Признаться,ярасстроился.Даженеприписалидевочек,какВолодичке...
--Такидумал,неприживусьувас,--ответилТомусовздохом.-Можетбыть,похерим
контрактияпокинувашрайскийсад?
-- Примите душ! -- ответил Бурда со свойственной ему деловитостью. -Григорий, вам
всю жизнь советский партаппарат что показывал? Кузькину мать, согласно вашему
признанию... Выжили? И ужаснулись чему-то на нашем курортном острове? Не верю...
Раскройте американские газеты. Каждый день на американского Президента печатается в
газетахижурналахподесяткудоносов:тонескажи,туданевступи,стем-тоневодись.И
вообщеонстарыйоселиблядун...Какрасписывают,шельмы!Какроманисты...Почемувы
должны остаться в стороне?.. Спуститесь в ресторан, выпейте чашечку вашего любимого
капучино.Язаедучерезчасчетырнадцатьминут.Отправимсянафутбол.
--Ку-да?!
--Насокер.Этовашевропейскийфутбол.Поедемвместесмоейсемьей.МояИринаия
приглашаем... Что? Оставьте, дорогой мой, свои советские привычки. Пренебрегать
футболом что значило там? Демонстрировать свою интеллигентность. У нас вы будете
бегать с мячом вместе со всей профессурой... Кстати, вы увидите сегодня не совсем
обычныйсокер.Онвампонравится.
Футбол и в самом деле был не совсем обычным. На поле выскочили детишки. Самым
старшим, наверное, лет десять. Остальные -- шести -- восьмилетние. Одеты они были как
профессиональные футболисты на международных встречах: новые зеленые и голубые
майки с огромными номерами на спине, чистенькие белые трусишки, на ногах
ослепительно-белыегетрысощиткамиотударов.Лицакомическисерьезны.Иуигроков,и
у зрителей. Вот повели к воротам коричневый в белый горошек мяч. По краям мчатся
взрослыесфлажкамиисвистками.Боковыесудьи.Всекаквбольшомфутболе.
Различие,впрочем,обозначилосьпочтисразу.
Вокруг поля теснятся папы, мамы, дедушки и бабушки. Большинство мам и бабушек
сидятнараздвижныхстульчиках,привезенныхссобой.Самыемолодыеинечиновныележат
натраве,приподнявголовы.Папыпрыгаютидергаются,какболельщикинавсехширотах.
Чемближемячкворотам,темнеистовейкрики.Хиппи-докладчикноситсяпокраюполя,
вопитснеакадемическойсилой.
Мамынамячпочти нереагируют.Изредкакто-тоизнихвдохновится точнойподачей
илиброскомдевочкисторчащимикосичками--вратаря,которуюштрафнойударзашвырнул
в ворота в обнимку с мячом. Подаст голос: "Браво, Элисон!" Или "Молодчага, Джон!" Но
стоиткому-либоиздетейзахроматьили,неприведиГосподь!случитсяувороткучамала,
мамы несутся через все поле, как стадо бизонов. Выясняют, не поранили ли кого, не
придавили ли. У мам свои правила, свои тревоги, свои претензии к мальчику лет
четырнадцати -главному судье, который смотрит на них покровительственно и ответом не
удостаивает.
Среди мам высится и профессор Бугаево-Ширинская. Она привела, как поведал Том,
геройскуювнучкуЭлисон,которуюбабушка,вотличиеотвсехзрителей,называетДашуней.
А также двух белоголовых внучат-нападающих. Поэтому после каждого броска Даши,
закованной в щитки, как в рыцарские латы, или вопля мам: "Подковали!", "Майкл, не
дерись!"онапробегаетвсвоихнеобъятныхспортивныхшароварахполовинуполя.Целуети
прижимаеткгрудиплачущихотболиилиобиды."Зализываетраны",какдобродушносказал
Том.
Я глядел на бесноватых мам и бабушек, и на меня нисходило праздничное
умиротворение.Поведениеболельщиковбылоестественным,понятнымкаждому.Они,черт
возьми, все нормальные люди. Клики и поцелуи объяснимы, что делает уж вовсе
необъяснимымвчерашнееявлениеволхвов.Тут--нормальнаяжизнь,там--какая-тотемная
игра.
Разъезжались, как с семейного праздника. Обнимались, хохотали, некоторые
приглашали друг друга в гости. Я глядел, как Том усаживает трех своих футболистов в
огромный старенький "бьюик", и думал, что он в конце концов меня поймет, не может не
понять. Он был, как и я, на флоте, воевал, терял друзей. Учил в армейском Монтерее
русский язык, словом, честный парень. Я оставил сотни таких парней на дне Баренцева
моря.Инапраснокнягиняегокостит,никудаоннелез.Взлетелрусскийспутниквнебеса,
студенты валом повалили на русские факультеты, Тому предложили преподавать. Деньги
хорошие. Не отказался. А кто бы отказался? Розовых он терпеть не может. Нет,Том меня
поддержит,сомнениянет...
Вернулся в университет успокоенным. На другое утро зовут к Тому, "на мостик", как
окрестилистудентыегокабинет.Волхвыулетали,иТомпригласилихксебенапрощальное
"парти".
--Онибудутсебяплохочувствоватьбез"крезирашен",--Томрасхохотался.--Мояжена
ияприглашаем.Да!Русскиепривычкиотставить,бутылкунеприносить.Все!
В отель я вернулся часа в три. Жара изнуряла. Тропики. Да и шесть часов занятий
сказались... С ходу сбросил одежду, погрузился в ванну. Ванна в моем номере в два
человеческихроста.Семейная,какмнеобъяснили.Лежуидумаю,какбынеутонуть.
Мыслигорькие.ВспомнилАркадияБелинкова,которогогебистынаследствиитоптали
сапогами.Повечераммыгулялиснимвозленашихдомов.Едваобходиликлумбу,Аркадий
заваливался на меня, и я тащил его домой, где верная Наталья ждала нас со шприцем для
укола... Сумел удрать Аркадий от писательских гебистов в Штаты, радовался -- спасен.
Советские прокуроры его не доконали, тюремщики не добили, а тут, на воле, налетели
вороньемрозовые,заклевалидосмерти...
Эх, да разве одного Аркадия они заклевали? Кто, кроме Андре Жида, заклеймил
сталинщину?Два-триславныхимени,итолько...До"АрхипелагаГулага"отметалисьпочти
все правдивые книги, высмеивались фантастические факты, о которых рассказывали
жертвы. Писателя Марголина, честнейшего человека, храбреца, вырвавшегося из Гулага,
объявиливИзраилелжецом,отдалиподсуд,накоторомчленЦКФранцузскойкомпартии
защищалсталинские"исправительные"лагеря...
Воронье!Теоретическидиктатуруотвергали,апрактикуприняли.Спочтениемидаже
восторгом приняли. От бараньей слепоты? Глупости? Вряд ли! Все знали, да только
"победителейнесудят..."Воронье!..
Распаленный своими мыслями, я перестал придерживаться за край ванны и...
захлебнулся, забулькал. Вскочил на ноги, растерся кое-как, размышляя о том, как лучше
волхвамсегодняврезатьмеждуглаз...
По счастью, отыскал в университетской библиотеке нужные журналы, сделал с
нескольких страниц копии. Пусть выгонят, но я им юшку пущу, стервятники проклятые.
"Всеобщееравенствопередзаконом"втридцатьседьмомгоду...Ну-ну,орелики!..
Кдвадцатиноль-ноль,какпредписано,отправилсякТомуБурда.
Только вышел из отеля -- идет, горбится Гога Кислик, бывший московский журналист,
унылыйвесельчак,которомуяподарилнедавносвоюкнигуолитературе"НаЛобномместе"
сдарственнойнадписью:"СамомувеселомугангстерунаостровахДжорджаВашингтона".
ВМосквеКисликзаведовалюморомисатиройв"Литгазета",здесьустроилсявжурналена
меловой бумаге "Наш остров всем островам остров". Журнал рекламный, для России,
работа,какговаривалКислик,непыльная,аденежная.Гогашел,какия,кТому,нетохотел
взятьинтервьюузнаменитыхгостей,нетополучилприглашениена"парти".Обрадовалсяя
Кислику: свой человек в Гаване, понимает все с лету. Рассказал ему о своем замысле. Он
остановился,задравголовуиоткрыврот,словноеговдругзакопалипошею.
--Ста-арик,--пропелонизумленно.--Ты-такидействительнокрезирашен!Томзряне
скажет. Ты что, не помнишь притчу, рассказанную Александром Галичем? Человек,
которомуестькудабежать,ещечеловек.Человек,которомубежатьнекуда,уженечеловек.
Тебя, извини, вышибли из Се Се Ре, куда ты побежишь теперь? К жене в Канаду?
ДекламироватьСергеяЕсенина:"Лечуивстречнымзвездочкамкричу:"Правей!.."Старичок,
суши сухари!.. Ты это постигаешь? Слушай, старичище! Я тебя люблю, к тому же не хочу
коротатьсвоиднинаэтомпрекрасномостровеводиночестве.Недури!..Слушай,давайвсе
переиграем.Тыдаришьвеликойкнягинефотографиюееимения,отыскалявнашемархиве
редчайшийснимочек,онабудеттебябоготворить...Этоневсе,старик!--Онсхватилменяза
руку,чтобянеисчез.--ПодариТомуБурдаегоракетоносец,влюбомигрушечноммагазине
ракетоносцев навалом, посади верхом на этот крейсер куклу, похожую на Тома, поднеси
этомухренувденьангела.Юморкомих,старыйскандалист,юморком!..
Я покосился на Гогу Кислика, который наконец снова зашагал, и вспомнил расхожую
истинуэмиграции:ктотамслужилвласти,итутприклеится...Свободанеменяетлюдей.Уж
сразу-то,такэтоточно...
Поблагодарил Гогу, который искренне желал мне добра, и снова замолчал. Мое
молчаниенеобнадежилоего,ионпродолжилсдругойстороны:
-- Старик, ты заклинился на правде-матке, это болезнь. Это тебе не Россия. Тут свой
этикет,свояментальность.Битьпоголовамна"парти"?Людицелуюнеделювкалывали,как
рабы на плантации. Собрались отдохнуть. На море сегодня ветер, на пляже не очень
порезвишься.Пустьпосмеются:янесуимцелыйворохсвежихмосковскиханекдотов,аты
со своими инвективами. Неуместно, старик! Не порти вечер ни Тому... В конце-то концов,
тыздесьхозяин,онигостиУниверситета.Тыобязанбытьполайт,понимаешьанглийский?
Пола-айт! Вежливым! А русский еще помнишь, профессор? Делу время, потехе час. Или
принимайкасторку...
Признаться, Гога Кислик ослабил мою решимость. Я понял, что сужу волхвов, как
антисемиты евреев. Требую коллективной ответственности... В самом деле, чего
ощетинился?
--Ладно,дорогойГога,этогохиппиотсоветологиияпощипаювжурнале.Конечно,не
втвоемвитринном.Асегоднябудусовсемиполайтдоотвращения...
ТрехэтажныйдомТомаБурдакаменно-деревянный,белый,в"колониальномстиле",как
здесь говорят. За пальмами да кустарником не сразу видно, что стоит он на самом берегу
океана.
Кдомуведетасфальтированнаядорогаснадписью"Частноешоссе".Нанемваляются
детские велосипеды, остатки педального автомобиля. У входа гостей встречают сам Том
БурдаиегоженаИрина,тоненькая крашенаябрюнетка,бывшаяпереводчица"Интуриста",
чистая шпионка, по убеждению Марии Ивановны: не может простить она Ирине, что та
увела мужа у дочери полного адмирала. За что и турнули капитана Тома Бурда из
американского флота в литературу. В том, что Ирина шпионка, Мария Ивановна не
сомневается:"Вотувидите,этоноваяМатаХари",--заметилаонакак-то.
Мата Хари родила Тому трех мальчишек, что убеждений Марии Ивановны не
поколебало.
Эти три знаменитых футболиста и выглядывали одним глазком из приоткрытой, в
глубинекоридора,двери:отец,видно,неразрешилимсноватьсредигостей.Дисциплина!
Я вошел в гостиную, главным украшением которой был огромный аквариум,
подсвеченный синеватым и желтым огнем. Такого парада рыб не видывал даже в Красном
море.Серебристые,полосатые,спестрымихвостами,развернутымивеером.Иныеплоские,
каккамбалы.
Тольковэтуминутупонял,почемуТомвыбралдлясвоейжизнидалекиеострова.Вот
она,слабостьморскогоофицера,--океан!Океанчутьслышношуршалзастекляннойстеной
с раздвижными гардинами из белого шелка. В шторм, рассказали, волны плескались под
ногами: пол террасы, забранной москитной сеткой, далеко выдвинутой, на металлических
сваях,виселтогданадводой,какпалуба.
Кого тут только не было! Знаменитости потягивали свой коктейль через соломинки,
наслаждаясь слабым иодистым запахом водорослей, морской свежестью. Хорошо пахли
островаимениДжорджаВашингтона!
Ленивоспрашивалигостипросамыхкрасивыхрыбок:откудасиедиво?
Толстяксзолотойцепочкойнашееулыбнулсямнепокровительственно,заметилчто-то
уголкомгубволхву-докладчику,иониусмехнулись.
Ирина,тряхнувогненно-рыжейкопнойволос,спадавшейнаееголуюспину,шагнулако
мнеисказалагромко:
--Ну,славаБогу,неоднаятеперьнаостровахкрезирашен,нашегополкуприбыло!
Ах, как смеялись волхвы! Меня больше не разглядывали напряженно-холодным
взглядом: смеясь, подходили чокаться, поздравлять с приездом на благословенный остров.
Томбылобрадованатмосферойзыбкойдоброжелательности,решилвнестиисвоюлепту.
-- Вы с ним найдете общий язык, -- сказал мне Том вполголоса, кивнув в сторону
толстякасцепочкой.--Онизваших,галицийский...
Я уже знал, что "галицийский" -- бывший советник Президента США, а ныне декан
одного из славянских факультетов, был неизменным председателем всех пленумов и
конференцийпорусскойкультуреисоветологии,вкакойбычастисветаонинипроходили.
Доклады он не читал, только председательствовал. Не любил я таких "многостаночников",
которые все на свете гребли под себя, не подпуская молодежь к "своим" почетным
должностямнапушечныйвыстрел.ИвМосквенежаловалтаких,издесь...
--Янегалицийский,--ответствовалянегромко,но,пожалуй,излишнерезко.
Утолстяка,видать,былмузыкальныйслух.
-- Московия и Царство Польское всегда галицийских третировали, -произнес он
задиристо-весело, бросив очередного собеседника и шагнув в нашу сторону. -- За что и
поплатились... Знаете ли, что мы, галицийские, нравственнее столичных гордецов? В
столицахдругдругаобманываютзастенчиво,втихую,агалицийскиенадуюткого-либо,они
наэтобольшиемастера,азатемрадуютсягромогласно,налюдях...
Ирина снова вмешалась, потребовала, чтобы гости двинулись на террасу, на которой
былрасставлендлинныйстолс"дарамиморя",какоповестилаона.
Обычно на американских или канадских "парти" русского стола не бывает. Царит
шведский.Каждыйприближаетсяи,выбравизеговеликолепиячто-либо,отходитсосвоей
тарелкойкдрузьямиликудаугодно.Иринасбесцеремонностьюсоветскогогидаобъявила
такой порядок собачьим: "Каждый хватает свою кость и уносит". И ввела старинные
российскиепорядки.
На столе возвышался большой серебряный самовар, усовершенствованный каким-то
русскимЛевшой.Внутринеговращалсястеклянныйсосуд,разделенныйнаотсеки,залитые
водкой и настойкой всех видов, от желтой "Зубровки" и коричневой "Охотничьей" до
чистого, как слеза, шведского "Абсолюта". Том почтительно спрашивал гостей, что они
предпочитаютпить,и,чтобытотнипожелал,изкранавытекалозаказанное.
Не Том ли все это соорудил? У него и звонок в дверях отвечает голоском находчивой
Иринынаафриканско-американском:"Вывходитевзонурадиации.Смертельно!"Пустяки,
кажется.НотолькодомТомаБурдаединственныйнаэтойулочке,которыйещенеобокрали.
Вуглудетскойстоитроботвкольчугедревнерусскоговоина--учительрусскойазбуки.
Правда, робот сообщает об азбуке таким голосом, что ребенок может испугаться. Похоже,
американскийNAVYТомБурдаибылэтимрусскимумельцем.
Вокругсамоварастоялимикроскопические,граммовподвадцать,серебряныерюмочки.
Дошлаочередьидоменя.Чтоналитьколлеге?Якрутанулрукойвозлесамовара:
--Пожалуйста,почасовойстрелке!
Бог мой, какой неожиданный эффект это произвело! После пятого-шестого наперстка
всполошилсяТом,спросилсвоимиокруглившимисяголубымицентовиками:"Нехватитли?"
Когда я завершил большую половину круга, наступила вдруг такая тишина, которая бывает
развечтовциркевовремя"смертельногономера".Шуткасказать,явыпилажцелыхдвести
граммов, граненый стакан, да с большими перерывами (анекдоты Гоги Кислика, тосты,
очередность). Когда завершал "самоварный круг", Том поставил возле меня бутылку клабсоды, чтоб я разбавлял настойки, что ли? И шепнул, старый морской волк, повидавший в
своейжизни,наверное,неодинпьяныйдебош:
--Налегайнамасло!
Наверное, я походил, судя по лицам разглядывавших меня волхвов, на хорошо
известного им по учебной литературе шолоховского героя, который горд тем, что после
первогостакананезакусывает.Ноязакусывал,идажеоченьстарательно.
Один из гостей, старый подслеповатый изгнанник первой российской эмиграции,
сидевший напротив меня, сказал, что ему пора уходить и потому самое время перейти к
сладкому.Вслезящихсяглазахегонарасталатревога,--незнаю,заменяонтревожилсяили
зачестьрусскогопрофессора,который,недайБог,потеряетлицоидастзубоскаламповод
смеятьсянадрусскими...
Ирина направилась к самовару, ее остановил жестом толстяк с золотой цепочкой на
шее.
Старик американец в модной клоунской рубашке из многоцветных лоскутов,
специалистпорусскимсимволистам,встрепенулсяпротестующе:
--Но-но,человекможетзаболеть!
И тут я услышал насмешливый шепот, который, впрочем, донесся до слуха многих.
Прошепталискороговоркой,по-английски:
--Крезирашен?Вычто,незнаетеих?Надерется,свалитсяподстол.
Я поднял глаза на толстяка, который произнес эти слова, и понял, что сейчас что-то
произойдет."Ну,так!Тыэтогохотел,ЖоржДанден!.."Пронизалохолодком,выгоняттутже,
гуманисты!"Э,пропадаймоятелега,всечетыреколеса".
--Уважаемыйдоктор...--Япочтительнопроизнесегозвучноеимя...-Черезкакоевремя,
повашимподсчетам,яокажусьподстолом?
Онпобагровел,дажемохнатыеушиегосталикрасными.
--Выужеподстолом...
По его одутловатому лицу нетрудно было понять, что он имеет в виду. Я был "под
столом"икакэмигрантили"зеленый",такониокрестиливсехэмигрантов,непрожившихв
Штатахидесятилетипотомупривычноведущихсебя"тишеводы,нижетравы",икаккрези
рашен, который посмел поднять руку даже на заведенный ими порядок. Может быть, я
попалтудаикакрусскийлитератор,тоестьчеловексравнительнонезависимый,вовсяком
случае,отнего,человекавславянскоммиреШтатоввсевластного.
--Выправы,--сказаляпримиреннымтоном.--Позвольте,втакомслучае,произнести
мне,впорядкеочереди,свойтост.Из-подстола.
Томсделалотчаянныйжеструкой,ночтомогломенятеперьостановить?
-- Вернее, не тост, а небольшое компаративистское исследование, -уточнил я
почтительнымголосомдиссертанта.--Внаукехорошоизвестна"Перепискаиздвухуглов".
Я хотел бы сделать свой личный вклад в литературоведение и политологию, произведя
сравнительныйанализ,которыйможноназвать"Вопльиз-подстола".Вопльбудеткраткими
васнеутомит...
Ябыстропрошелвприхожую,гдеоставилдважурналаисвоизаписи,которыерешил
было на "парти" не тревожить. Не место! Вернулся с ними, раскрыл московский журнал
"Молодаягвардия"за1969год.--Вотона,дорогиенашиучителя,работа,котораявМоскве
привела всех в изумление, так как в новейшие времена это был первый всплеск
наукообразногороссийскогочерносотенства.Одинизпервыхвсплесков...
-- "Теперь ясно, -- прочитал я, -- что в деле борьбы с разрушителями и нигилистами
перелом произошел в середине 37-х годов, именно после принятия нашей Конституции...
возникловсеобщееравенствопередзаконом..."Каквамвсемизвестно,покрайнеймере,из
курганакаторжнойпрозыХХвека,равенствобылопередножом,анепередзаконом.Резали
и правого и виноватого, и более всего именно после принятия Конституции 1936 года, в
девятьсот проклятом году, как окрестила 1937 год в своей книге "Крутой маршрут"
талантливаяичестнейшаяЕвгенияСеменовнаГинзбург-Аксенова.
В моих комментариях они явно не нуждались, и я заставил себя воспроизвести
кровавуюпачкатнюроссийскогочерносотенцадальше:
--"Этипеременыоказалисамоеблаготворноевлияниенаразвитиенашейкультуры..."-Более,свашегопозволения,читатьнебуду.Ибезтогоясно,чтодокладуниверситетского
политолога доктора С., известного своими левыми убеждениями, близкими к марксизмуленинизму, является неожиданным повторением, с опозданием этак лет на десять,
разбойного черносотенного текста, то есть, по научной терминологии, идеологии крайне
правых.
Старикамериканецвмоднойрубашкеизцветныхлоскутовзадышалширокооткрытым
ртом,похоже,онбылблизоккинфаркту,ияпродолжилсвойкомпаративистский"вопльизподстола"ввыраженияхпочтиакадемических:
-- ... Необъяснимое для меня совпадение. Почти как в разудалой русской песне: "...
правая,леваягдесторона?.."
Лицо Тома Бурда стало каменным, милый Гога Кислик приблизился ко мне,
допивавшемупоследнийнаперстокиз"самоварногокруга",шепнулвотчаяньи:
--Проклятыйкамикадзе!
Ирина включила кассету с рок-песнями Эльвиса Пресли, потянула багроволицего
толстякатанцевать,ивсесделаливид,чтоничегонепроизошло...
Честноговоря,яжалел,чтосорвался.Ктомужена"парти".Былготовктому,чтоменя
вытолкают из университетского рая немедля, но... "на мостик" меня не вызывали, а дня
через два Том Бурда, столкнувшись со мной в дверях профессорской, подмигнул мне
заговорщицки...
Через неделю-другую то и дело слышал в коридорах университета за своей спиной:
"Вотон,тотсамыйрусский,которыйпьетуТомапочасовойстрелке..."
На моих лекциях стали появляться профессора и преподаватели с других факультетов,
которыеизучалиРоссиюилистраныВосточнойЕвропы.
Возносил меня на небеса Том, что выяснилось довольно скоро: пришла
университетская газета со статьей Тома Бурда, излагавшая, за что меня изгнали решением
ЦККПССизсоветскойРоссии,ипредлагавшаялюбитьменяижаловать.
Наверное, Том придумал и университетскую конференцию, на которой профессора
читали, на свой выбор, лекцию о писателе, который был их любовью. Профессор БудаевоШиринская знакомила нас со своими исследованиями "Пьесы Блока", я сформулировал
своютему,кудивлениюТомаБурда,так:"Гогольнавсевремена".
До этого дня я считал, что давняя неприязнь или даже вражда Тома и БудаевоШиринской--обычныевспышкисамолюбияуниверситетскойпрофессуры,которыеможно
наблюдатьнавсехконтинентах.ВСоюзеписателейСССРвсталинско-хрущевскиевремена
было "шесть самых первых", от Фадеева-Симонова до Панферова, которые ели друг друга
поедом.ВдостославномМГУпоножовщинанеутихаланикогда.Словом,всекаквезде.
И вот так сложилось, они сидели на конференции рядом, и я видел их глаза, -крошечные центовики Тома и огромные, навыкате, почти базедовые, -Марии Ивановны, с
длиннющиминаклееннымиресницами.
"Доехал ли Павел Иванович Чичиков до Москвы? -- так начал я свою лекцию. -Мужики с первой страницы "Мертвых душ" поглядели на колесо его красивой рессорной
бричкиирешили:"Доедет!"
Иоказались,самитогоневедая,провидцами...
Рассказывал ли я, приводил ли гоголевские цитаты, она меня ненавидела. Давно уж
никто не смотрел на меня с такой ненавистью. Ее длинные ресницы нацеливались, как
пики. Как целый ворох пик. Но мог ли я в своем давным-давно выстраданном докладе
высказать что-либо иное, если птица-тройка -- символ Руси, несла Чичикова, смыслом
жизникоторогобыловыдаватьмертвоезаживое?Иточь-в-точь,какЧичикова,выносила-вовсевека--налюдисонмищегосударственныхчиновников,занятыхсовершеннотемже,
что и гоголевский герой. Выдававших за святую вечную истину очередную умозрительную
схему, -- то уваровскую триаду -- православие, самодержавие, народность. То -- "кто был
ничем,тот..."Ивотужеболееполувека--вечноживоеучение,названное"социализмомв
одной стране", "зрелым социализмом" и прочее и прочее... И так из века в век -доктринерское,
засохшее,
мертвейше-мертвое
расписывается
фанатиками
и
государственными прохвостами как самое живое. Как вечно зеленое дерево жизни. Это,
возможно, еще не понятая до конца трагедия России, которая и к своим подданным -"простым людям", и к чужестранцам относится, как к гоголевскому капитану Копейкину.
Бедовать копейкиным в веках, называйся они диссидентами, эмигрантами, беженцами,
инородцами или как-то иначе. Мертвечина неизменно, при всех режимах, выдается за
живое, живые люди и мысли, наоборот, -- за мертвое и потому враждебное... Гоголь и не
представлялсебе,каконвечениподлинновелик!
Княгинякипела,пошлакраснымипятнами,но,вопрекиожиданию,ртанераскрыла.Я
наступилнаеелюбимуюмозоль,этобылоочевидно.Нопопробуйпойми,чтоэтозамозоль?
А Бурда сиял, и было ясно, что наших профессоров разделяет что-то выше карьеры,
значительней борьбы с "польским засильем" на русской ниве. Что-то глубинно
несоединимое,ночтоименно?
Том и на конференции хвалил меня, заодно деликатно лягнув профессора БугаевуШиринскую,которая,какион,имелавуниверситете"теньюр"-постоянствоипотомумогла
провалитьсяподземлюразвечтовместесовсемславянскимдепартаментом.
Вскоре Том повез меня к известному конгрессмену, на показ. Зачем повез, не знаю.
Скореевсего,выбивалдополнительныеассигнования.
В конце полугодия мне выделили самую большую аудиторию, и я мог, как Борис
Годунов,объявить,чтодостигявысшейвласти...
Веннцом своей островной славы я считаю телефонный звонок неизвестного деляги,
который,судяпоегоязыку,пересталчитатькнигиещевчетвертомклассесоветскойшколы.
Он сообщил, что открывает на островах имени Джорджа Вашингтона русский ресторан в
тризала.Названиеемубудет"ДокторЖиваго".
-- ... И вы, уважаемый, значит, как прохвессор русскому языку, прошу открыть,
перерезатьленточку,ну,толкнутьречу...
Уменякровьприлилаквискам."Скотпаршивый!--подумалянеблагодарно.--Когда
солдатыбелойармииоткрываливПарижерестораны,унихдосталотактаосвящатьихразве
именемРаспутина.Ауэтогоничегосвятого..."
-- Ресторан "Доктор Живаго", -- ответил я ему, как мог, спокойно, -недостаточный
повод, чтобы звать на открытие профессора-русиста. Вот когда вы заодно откроете и
прачечнуюимениАнныКарениной,тогдадругоедело...
На очередное письмо Володички, состоящее из вопросительных знаков, ответил
телеграммой:"Вознесендонеба.Пьюгреческийтвоездоровье!"
2.КНЯГИНЯМАРЬЯ
Во втором полугодии на мой курс послевоенной литературы записалось 49 студентов.
Совместно с временными слушателями, из вашингтонских учреждений и колледжей,
образовалась толпа. Марья Ивановна, или княгиня Марья, как называл ее Том, пришла ко
мневстревоженнаядонельзя.
-- Григорий, будьте осторожны. Даже из моего семинара к вам ушли трое. От Тома -пятеро. До вас уже было такое с талантливым парнем-языковедом, почему-то объявившим
себя политологом. Распустили слух, что ухлестывает за своими студентками и они на нем
висят...
--Я,какмужчина,будугорд,еслиобомнепустяттакойслух.
-- Григорий, не шутите с огнем! Том мужественно перенес бегство студентов, даже
пошутить изволил в профессорской : "Стоит ли грустить, ушли самые
недисциплинированные... " Но ежели так будет каждый семестр?!. На славянских
департаментах Америки царит не закон, а телефонное право. Позвонит один взбешенный
ТомБурдадругомуТомуБурде,и,когдавыбудетеприближатьсякславянскимфакультетам,
навасбудутспускатьвсехсобак...
--ДорогаяМарияИвановна,ядавненькоподстолом,когомнеопасаться?
--Самогосебяопасайтесь!Высаминезнаете,чтозавтравыкинете...Непродлятсвами
контракта,анашаПольскаещенесгинела.
Ноявовсенежаждал,чтобысомнойпродлиликонтракт.Мнеприслалиприглашение
из университета в штате Охайо, где, рассказывали, нет такого взаимопоедания, как на
достославных островах. Но более всего хотелось бы вернуться в Торонто, к моей жене
Полине, которая стала там, судя по письмам, "феей двух факультетов": химические
корпорации СШАдавали канадскимуниверситетам "поднее" гранты. Положение ее стало
прочным.Сколькоможножитьнадвадома?
Конечно, американцев этим не удивишь. Здесь издавна существует выражение "лонг
дистансмеридж"--семейнаяжизньпомеждугороднемутелефону.Нопосколькуятакине
стал настоящим американцем, отправлюсь-ка к жене. И наконец напишу свои книги,
которыенедализавершитьвМоскве.
... Второе полугодие никаких треволнений не предвещало. Перед началом лекции
инженер, руководитель лингвистической лаборатории университета, надевал на мою шею
большой микрофон, похожий на колокольчик, который вешают на корову. И я похаживалпозванивал.
Первой встревожилась профессор Бугаево-Ширинская, которая то звонила мне по
нескольку раз в день, то демонстративно подавала один палец. Породистое мясистое лицо
княгинистановилосьвтакиеднихолодно-недосягаемым,иявеличалеевсердцах"Байрон
на тонких ножках". Естественно, только про себя. (позднее запальчивую фразу эту
вспоминал часто). Но вот морозные дни кончались, и она снова опекала меня, как
собственного сына. Однажды остановила в коридоре, поинтересовалась, видел ли я, как в
библиотеке университета слависты, отдыхающие на островах, прокручивают, водрузив на
головунаушники,моилекции?
--Как"нуичто"?--изумиласьона.--Украдут!Вседопоследнейнитки!Растащатпо
своим диссертациям, статьям... Вы что, не знаете, как в благословенной Америке крадут?
Вдохновеннокрадут.
Успокоиласьлишьтогда,когдавписьменаимяТомаБурдыяобъявилнасвоилекции
"копирайт"какнаглавыбудущейкниги.
На моих занятиях все чаще стали появляться различные не студенческого возраста
американцы, которые интересовались современной русской литературой, а больше всего
"деревенщиками", которых я любил: своих черносотенных взглядов они еще не
обнародовали. Впрочем, Василий Шукшин спьяну чего только не молол, да только не
принималяегожидоморствавсерьез...
Иные великовозрастные студенты вместо своих фамилий называли только имена:
"Джон","Джек"--и,главное,старалисьулучшитьсвоемосковскоепроизношение.
"Шпионы,чтоли?"--спросиляБугаево-Ширинскую,которая,какизвестно,различала
шпионовспервоговзгляда.
Она засмеялась, сказала, что я слишком много о себе понимаю. Даже ей Том Бурда и
егодружкинедоверяютвполне,хотяонаэмигранткасполувековымстажем.
-- Что же говорить о вас, свежачке, с никому не понятными связями и понятными
стенаниями о судьбе России? -- Она взглянула на меня испытующе: -Григорий, как вы
можетепроводитьуэтогоковбояцелыевечера?Выноситьегофельдфебельскийрусский.-Онаоченьпохожепередразнила:"Чтоестьпрямаяречь?Прямаяречь,--этокогдаговорят
прямо..."Григорий,унасславянскийдепартамент,анеЦРУ,неегокрейсер,которыйкогда-
то рвался непрошеным гостем к Севастополю... Между нами, Григорий, верю в вашу
порядочность, он ненавидит Россию... Да, он вынужден ее изучать. Пришлось ему даже
русскуюженувзятьнапрокатдляэтойцели.Онизучаетврага...Чтовамвэтомдоме?!.Ноя
вас все равно люблю... Почему? Григорий, мы люди русской культуры. Здесь наша земля
обетованная,вечныйИерусалим...Чтомысвамибезрусскогоязыка,безЛескова,безБлока?
Аони,всеэтиТомыиДжоны,чертыхнутсяибыстропереквалифицируютсянаиндологов,
арабистов,синологов,когоугодно!Они--чужиенавсегда.Это-товампонятно?Ну,дорогой
коллега,честно?
Явздохнултяжело.Опять,каквмосковскомгоркоме,передлицомнезабвенныхгромил,
всехэтихгришиных-егорычевых,кричавших,чтобябыл"искреннимпередпартией",тоесть
передними...
-- Если быть честным, -- заставил себя сказать, -- до сих пор не могу понять, как вы
могли съесть доклад этого хиппи с мордой десантника: "37-й год -- верх демократии и
равенства".ОничужиеРоссии,допустим.Авы?
Онапокрыласьрумянцем.
--Выеврей.Вамэтогонепонять...
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! То я более русский, чем сами русские, то я
чужеродный,которомунепонять.Высказаласькнягиня!Слезай,приехали!..
Ябылподвпечатлениемэтогомилогоразговорчикацелуюнеделю.Будьяпроклят,если
постигну когда-либо нашу дорогую профессоршу. Чем более с ней общаюсь, тем менее
понимаю...
То она плачет, читая "Архипелаг Гулаг", то 37-й год -- вершина демократии. То с
горделивым видом слушает передачу брежневской речи, над которой в Москве даже
постовыемилиционерысмеются,товдругобронит:"НеужтоимпозволятизвестиРоссию?"
Самыйлучшийдругее--этамадамРози,семитолог,котораярусскогонезнаетизнать
нехочет,то-тоонапожелаламнебытьлампой...Ну,чтоунееснейобщего?Почемуони"не
разлейвода?"ИчтоимелаввидуМарияИвановна,сказавкак-то,чтоРозистоитнароковой,
на"блоковскойчерте",награнисрыва,дальшесмертьдуши...БлокадобилОктябрь,когдаон
вгляделсявнего.ПричемздесьРози?Какэтопостичь?..
Профессор-семитолог Рози Гард, израильтянка, ШОМЕР, как прозвали ее наши
острословы-докторанты.Прозвали,какяпонимаю,вовсенепотому,чтовюностионабыла
членоммолодежнойорганизации"СтражИзраиля"("Шомер"),азатемчем-товерховодилау
израильскихсоциалистов.Уострослововбылисвоипричины.
Как-то Том Бурда на одной из "парти" заметил не зло, с улыбкой, что израильский
социализмотличаетсяотсоветскоготолькотем,чтоунегопайп,нуда,трубапониже,дым
пожиже, а Гога Кислик, как бы полемизируя с деканом, заставил всех рассмеяться: -- Что
вы! Отличие есть, и огромадных размеров. Сибирь! Сибирь-охранительница! -- И,
развеселившись, добавил: Ах, как ее не хватало в Израиле моим дружкам-инакомыслам,
которыетеперьобреченыпропадать-мерзнутьвНью-Йорке.
ВобщемхохотеишуменезаметилиприходаРози,раздевавшейсявприхожей,истали
всесторонне развивать тему "развитого социализма" по-израильски, -- с Рози была
истерика...
И это мне малопонятно: профессору Рози Гард мрачноватого юмора не занимать, и
вдруг он начисто испаряется, стоит только кому-нибудь иронически отозваться об
израильском социализме. Рози крестит любое подобное замечание "антиизраильским
выпадом",кидаясьнаоторопевшихкритиковпантерой...
Впрочем,можетбыть,делонестольковРози,скоторойМарияИвановнаобнимается,
каксподружкой-гимназисткой,скольковтом,чтокнягинятоиделодемонстративно,чаще
всегопублично,приветствуетИзраильинетерпитантисемитов...Вотинового,"западного"
Солженицынараскусилапервой,сразупосле"ЛенинавЦюрихе","Ну,--сказала,--какойже
онинтеллигент!Ординарныйрусскийшовинист,какихнынепрудпруди...Сейчасвсенаши
юдофобы подымут голову... " Как ее постигнуть, эту княгинюшку? Воистину, таинственная
славянскаядуша!..Правда,вданномслучае,добрая.
Однаждыстудентывозилименякзубодралу,чтобнеобманули.Выяснили,чтовырвать
зуб стоит двадцать долларов. А счет прислали на сто сорок. Мария Ивановна попросила
меня задержать оплату и отправилась шуметь. Спасибо ей за хлопоты, хотя мне это не
помогло:ссильнымнеборись,сзубодраломнесудись...
В те дни и вызвали меня "на мостик". Том попросил меня "не в службу, а в дружбу",
кроме лекций о современной литературе вести языковой семинар -для выпускников
университета. Семинар назван "эдванст конверсейшен", в буквальном переводе -продвинутоесобеседование.
Том Бурда представил меня слушателям, теснившимся за первыми рядами огромной
аудитории,вкоторойянетакдавносдавалтестнавыживание.Объявил,чтокурсрассчитан
на два семестра и он надеется, что профессор Свирский не откажется завершить начатое
дело.Такмнебылоделикатнообъявлено,чтомойконтрактбудетпродленещенагод.Через
неделю,получивписьмоотжены,язаявилТому,чтовеснойуедувКанаду.Эторешено.
-- А на три года? -- Том улыбнулся хитровато, и тут же вызвал секретаршу, чтоб
перепечататьконтракт.Янеподписал,нозаколебался...
На мой семинар записались выпускники, которые уже постигли русскую грамматику.
Иныедажерешалисьобъяснятьсяпо-русски,ноедваонираскрывалирты,становилосьясно,
что говорят иностранцы... А вокруг столько заманчивых приглашений на работу:
промышленные компании, торговые фирмы, газеты, информационные агентства,
таинственныетрибуквыCIA--всезовут.Тольковотрусскийнадознать,какродной.
Акакегопостичь,какродной,когдаурусскихвсезасекречено?Ванглийскомправила
ударенияизвестныкаждомушкольнику.Напервомслоге.Уфранцузов--напоследнем.Ау
русских--секрет.Никтонеможетобъяснить.ДажепрофессорБугаево-Ширинская.
Ятоженемогу.Урусскогоударенияправилнет.Говори,какслышишь.
А на островах имени Джорджа Вашингтона поют, кричат, признаются в любви на
английском,испанском,португальском,даженаредкихиндейскихдиалектах,нотольконе
по-русски.
Безвыходноеположение.
Я накупил сочную русскую прозу, без высокой образности или подтекста, чтобы не
осложнять. Повесть "Сережа" Веры Пановой, рассказы Михаила Пришвина, от которых,
чудилось, пахло разнотравьем. И предложил читать вслух. Девчушка, сидевшая за первым
столом,подняларуку:--Можноя?--Ипонеслась:
--КислыплОды,пОлезны...
БедныйПришвин!
Мужчинавзатейливыхочках,уокна:
--СережабОитсяпЕтуха...
БеднаяПанова!
Исправил произношение каждого слова. Схватили на лету. Произнесли правильно.
Повториливсемклассом.Хором.Правильно.СлаваБогу!
Прошлотридня.СновавзялисьзаПришвина.Опять,каквпервыйраз.Точьвточь:
--КислыплОды,пОлезны...
Вот уже месяц занятий позади. Опять "плОды", хоть караул кричи! Отправился за
советомкпрофессоруБугаево-Ширинской.
--Дорогойколлега,--сочувствует.--Невыпервыйзубысломали.ЭтотолькоТоммог
вообразить, что вы можете все... Поедут наши питомцы по обмену в Москву или в
Ленинград,научитих"улицабезъязыкая..."Апокадаем,чтовнашихсилах.Неубивайтесь
понапрасну.Правилрусскогоударениянет.Ананетисуданет.
Янеубивался.Нообидно...
Всесудьбоносныерешениякомнеявляются,когдадальшекрай.Ещешаг,ипогиб.
Как-то с привычной наглостью американского преподавателя я сел на стол, закинул
ногу на ногу так, что моя подошва покачивалась у носа сидевших впереди, и стал
декламироватьзаветное:
Яваслюбил,любовьеще,бытьможет,
Вдушемоейугасланесовсем.
Нопустьонавасбольшенетревожит.
Янехочупечалитьвасничем...
Понималлиявполноймере,какойэкспериментначал?Продумалливсезаранее?Нет!
Хотел лишь, чтоб студенты освоили больше русских слов, ощущали себя свободнее в
языковомокеане.
Вижу,каквстрепенулисьстуденты.Дветретиизнихдевушки.Зарделисьони,вытянули
шеи.Глазагорят.Врядливсепоняли.Скорее,почувствовалимузыкустиха.
Ячутьвыждалиподарилимвторуюбессмертнуюпушкинскуюстрофу.Завершилтихо,
безаффектациии,чувствую,самгорю,какмоидевчушки.
...Яваслюбилтакискренно,такнежно,
КакдайвамБоглюбимойбытьдругим.
Губы у девчушек приоткрыты. Смотрят на меня с восторгом, словно это я Александр
Сергеевич.
Взял мелок, воспроизвел на доске пушкинский текст, объяснил тем, кто не знал, что
такое"печалить"и"безнадежно".Ипопросилкследующемузанятиювыучитьнаизусть.
В американских и канадских университетах, в которых пришлось работать, наизусть
стихинеучили.Непринято,объяснялимне.Ибезтогостудентызагруженывышеголовы.
Непринято,незаведено,ноПушкинавыучат,решиля.
Подошел на следующей неделе к аудитории. Остановился у стеклянных дверей,
закрашенныхматовойкраской.Сердце,чувствую,стучит,словнобудуобъяснятьсявлюбви.
Задверьюшумят,какшколярынавсехконтинентах.Визжат,смеются.
Приоткрылдверь,просунулнос.Всевстали,вседвадцатьвосемьдуш,ивдохновенным
хором:
Яваслюбил,любовьеще,бытьможет...
Лица такие, словно у каждой сегодня день рождения и каждой поднесли бесценный
подарок.
Ладно, думаю. Клюнуло. И стал каждый раз задавать наизусть. От Пушкина к
Лермонтову. От Лермонтова к Тютчеву. От Тютчева к Фету и Полонскому. "Хором, прошу,
ребятушки,хором..."
"Ребятушки"декламируют,ауменяспинухолодит:
Писатель,еслитолькоон
Волна,аокеан--Россия,
Неможетбытьневозмущен,
Когдавозмущенастихия.
Писатель,еслитолькоон
Естьнерввеликогонарода,
Неможетбытьнепоражен,
Когдапораженасвобода.
Месяца через три добрались уж до Алексея Константиновича Толстого, читали по
голосам "Потока-богатыря". Как-то я принес магнитофон, Иван Семенович Козловский
личнообратилсякмоимслушателям:
...Напрощаньешальскаймою
Тынамнеузломстяни...
Речьмоихдевчушекипарнейулучшаласьстремительно.Янесразупостиг,вчемдело.
Почемузаговориливдруг,какнародном.Диалектика?Количествоперешловкачество?
В конце концов можно ли было не постичь, -- это стихотворный размер, и только он,
намертводержитнасвоемместеударение...Нельзяпроизнести,еслиутебяестьуши:"Явас
лЮбил..."
Увы, об этом не смог прочесть нигде. Ни в каких методиках преподавания. Это было
моесобственноеэмпирическоеоткрытие,хотя,неисключено,яизобрелвелосипед.
Так или иначе, навязанный мне семинар превратился в мою и, как вскоре понял, не
толькомоюмаленькуюрадость.
Ябылгордсвоимоткрытием,судовольствиемрассказывалонемвсемпреподавателям
острова.ДажеБугаево-Ширинскаяпризналамоеавторство,чтобылоравноценноразвечто
званию Героя Соцтруда до его девальвации. Она потребовала, чтобы немедленно взялся за
статьювславянскийвестник.Каюсь,ненаписалятакойстатьи,были,правда,смягчающие
обстоятельства,окоторыхсообщутутже,неоткладываяделавдальнийящик.
Влетаеткак-товпрофессорскуюТомБурда.Нашглава,какизвестно,непросточеловек
воспитанный. Не просто сдержанный, как сдержанны, по обыкновению, все морские
офицеры, каждое слово которых команда ловит на лету. Он к тому же Сахар Медович, для
меня, во всяком случае. Издали улыбнется, по спине похлопает. Улыбка у Тома
кинематографическая, зубы американских дантистов выше всяких похвал. То-то попала
некогдавполонинтуристовскаяИрина...
И вдруг Том Бурда, который прежде никогда и никуда не влетал, так как никогда и
никуданеопаздывал,влетелвпрофессорскую,будтозанимгналисьсножом.Икакзаорет
дикимголосом!Яушамсвоимнеповерил.Непонялдаже,очемкрик.
АмойСахарМедовичоретиорет,жилыназагорелойкомандирскойшеенаперечет.
--Почемувылезетевдевятнадцатыйвек?!
Я глядел на него оторопело. И даже в некотором испуге. Бабушка из детской сказки
вдругобернуласьсерымволком.Чтозанапасть?
Конечно, русская литература была поделена на славянских островах, как территория
РоссиидетьмилейтенантаШмидта,героямиИльфаиПетрова.Укаждогопрофессорасвой
участок, с точными границами, освященными историей литературы и расписанием. Бурда
читалXIXвек,моеделоXXвек.Уменяивмысляхнебылопрослытьнарушителем...
Принялся объяснять, что я вовсе "не залез", что привлек поэтов-классиков для своего
языковогосеминара"эдванстконверсейшен..."
Том Бурда выразил понимание. Но сузившиеся глаза его не стали голубыми
центовиками,какпрежде.Осталисьсабельно-узкимиихолодными.Онтутжеушел,хлопнув
всердцахдверьютак,чтосполкиупалакнига.Странно...
Только к вечеру узнал, что стряслось. Оказалось, что вся моя студенческая группа,
занимавшаяся языком, явилась к декану, ведавшему гуманитарными факультетами. Все
двадцать восемь пылающих гневом душ. И заявила с категоричностью американских
студентов,которыеплатятхорошиеденьгизакаждыйпрослушанныйкурс:
--Moneyback!Деньгиназад!Насобманули!Отнасскрыли,чтоПушкинвеликийпоэт...
Выяснилось: обстоятельный, дотошный и крайне требовательный к себе Том Бурда в
своемлитературномкурседевятнадцатоговекаобходилпоэтов,какобходятзаминированную
тропу.Нет,ончиталлекцииобАлександреСергеевичеПушкине,но--оегопрозе."Повести
Белкина", "Капитанская дочка". Излагал Лермонтова, но -- "Герой нашего времени".
ВыпускникармейскогоМонтереяиморскойакадемии,оннепонималпоэзииибоялсяее.И
я, сам того не ведая, обнажил на всеобщее обозрение его сокровенную военно-морскую
тайну,ивотразразилсянеслыханныйранеенаславянскихостровахскандал.
--Moneyback!--неунималисьстуденты.--Насобманули!
Через неделю мне как бы случайно встретилась на улице тоненькая, как стрекоза,
ИринаБурдаиобъяснила,насколькояправвсвоемустремленииудалитьсявКанаду,кжене.
И я напрасно медлю, беря в пример американцев, делающих деньги хоть у черта на
куличках.
Естественно,янесталждать,когдаТомБурда,переставшиймнеулыбаться,вытолкает
менявшею.МирноудалилсявсвоютихуюКанаду,правда,несразу:некомубылочитатьXX
векналетнихкурсах.Провожаламенятолпища,австречалверныйВолодичка,которомуя
тутжепоставилпогреческомуобычаюбутылкувсемьзвездочек.Нескрою,жалкомнебыло
моихпитомцев,брошенныхТому.Годатри-четыреподрядониприезжаликомневТоронто,
звонилиизразныхгородовАмерики,радовалиуспехами,приглашалинасвадьбы,аоднажды
прозвучал по международному телефону, из Москвы, девичий голос (сразу по тоненькому
голоску узнал эту девчушку, ставшую московским корреспондентом американского
журнала). Поинтересовался тоненький голос, забывший или пренебрегший советской
песенной строкой: "Родина слышит, Родина знает... ", можно ли доверять такому-то
писателю, ходят слухи,что он сту... -- Тут она перешла на английский: -- informer? Он
навязываетсянадружбу...
Но все это было позднее, а тогда, в день долгожданной правды, как назвала его
профессор Бугаево-Ширинская, она примчалась ко мне без звонка ("С утра звоню -- не
дозвонюсь!"),вскричавспорога:
-- Имейте в виду, никуда вы не уедете! Пусть удаляется на свой крейсер сей знаток
поэзии!СейморскойСкалозуб!..--Онаплюхнуласьвкресло,держасьзасердце.
Я стоял на своем. Изложил свои резоны. Попросил не преувеличивать мое значение в
миреамериканскойславистики.МарияИвановнасморщиласьдосадливо,нонеотступилась.
Лишьсменилатактику.
--Хорошо!Скажем,делоневвас!ТомБурдасорвался,станцевалневтакт,этораноили
позднодолжнобылослучиться...Да-да,этослучай,новынестанетеспорить,чтоТомБурда
правомеренвуниверситетенаостровахимениДжорджаВашингтона,какконьКалигулыв
римском сенате?! Так вот, коню место не в сенате, а в конюшне. В лучшем случае, на
крейсере.
Скажу сразу, избавиться от профессора Тома Бурда университету не удалось, какие
силы земные и небесные ни пробудила великая княгиня. Профессор на достославных
островах,получившийсвой"теньюр"--постоянство,оказалсястольженеоспорим,какконь
Калигулывримскомсенате.Да,всевидят,воткопыта,вотхвост,слышатржание,да,никто
не спорит, плохо объезженная лошадь с оскаленной мордой, готовая рвануть зубами
каждого, кто попробует отнять у нее мешок с овсом, лошадь во всей красе, но... коль уже
введена!Повсемакадемическимправилам!..
Я завершил последний семестр и летние курсы, принял экзамены, заполнив тонну
экзаменационных бумаг, и стал укладывать чемодан. Профессор Бугаево-Ширинская
устроилавмоючестьпрощальное"парти".Снялакитайскийресторан,мыелитающуюво
ртукурятинусовкусомдорогойрыбы.Ятолькопоинтересовался:нежаркоелиэтоизудава?
Когдаблизкокполуночивсеперецеловалисьисталиразъезжатьсянасвоихвошедшихв
модуяпонскихмашинах,МарияИвановнаобратилавниманиенато,чтоРози,прикативна
"парти",незаперладверисвоейновенькойбелой"тойоты",дажестекланеподняла.Княгиня
попенялаРозинарассеянность,тапрервалаеевсердцах:
-- Потому я и мои дети живем здесь, а не в Израиле, чтоб не запирать двери
автомашины!..
Я проводил белую "тойоту" несколько остолбенелым взглядом, не сразу расслышал
добродушныйбасоккнягиниМарьи:
--Ну,дорогойколлега,теперькомне!
Дом ее был полон реликвий, русских императорских, японских, африканских, где
толькооназасвоюжизньнепобывала!Ифотографии,фотографии,подстеклом,вдорогих
рамах: княгиня Бугаево-Ширинская рядом с Набоковым, Буниным, поэтом Борисом
Поплавским, который кажется возле нее оборвышем. На приемах у государственных
деятелей и командующих. Премьер-министр Франции Даладье, целующий руку княгини,
премьер-министр Эррио танцует с ней. Остальных не помню. А ведь почти все премьеры!
Премьеры безвременья, видно, забываются вдохновенно... Фотографии в дубовых рамах и
безрам,некоторыепожелтели.
МарияИвановнаскинулабелыйпыльник,бросиланакресло.Креслоунеенальвиных
лапах, орехового дерева. Стеклянный столик на тонких газельих ножках. Мебель светлокоричневых тонов, французская, старомодно изящная. А ножки музейных столов, кресел,
бюро -- просто музыкальная тема. Точнее, две музыкальных темы -- будуара и
профессорскогокабинета.
Мария Ивановна поставила на стеклянный столик фрукты, свой любимый рислинг со
старонемецкой этикеткой, которую никогда не видел, французское шампанское. Я, как
плебей,захватилсвойгреческийконьяксемьзвездочек.Какегоневзять,кольидудорогой
Володички!
Никогда человек такне откровенен, как вкупе вагона спопутчиком, которого больше
никогда не встретит. Я улетал поутру, такси было заказано. Никогда княгиня Марья,
разрумянившаясяотрислингаивоспоминаний,небыласомнойстольнеоглядноискренна,
откровенна.Онарассказывала,смеялась,иронизироваланадсобой,кутрудажевсплакнула.
И постепенно открывалась мне во многих своих взаимоисключающих поступках и
суждениях.
Хотя имена предков можно прочесть еще в Ипатьевской летописи, она вряд ли из
Рюриковичей,--кажется,сэтогоначалаМарияИвановна.Простонаихславянскихостровах
имениДжорджаВашингтонаскопилисьтрикнягини,двекняжныиворохкняжат.Вотееи
нарекли "великой княгиней", поскольку володела и княжила кафедрой лингвистики,
кормившей треть гуманитариев из заокеанской эмиграции... Впрочем, крестили также
"вандомскойколоннойнапуантах",заглаза,конечно.
Когда княжне Машеньке исполнилось пять лет, ее отдали в балетную школу. Она
танцевалаоднаждыпередцарскойсемьей.ЕйаплодировалсамНиколайII,аминистрдвора
Фридериксприслалбукетроз.
К десяти годам, слушая отца, генерала от инфантерии, как-то вдруг осознала не подетски серьезно и была счастлива от того, что родилась в самой могущественной на свете
Империи.ПокорившейиЛитву,иКавказ,иХиву,иБухару.Англияпереднейдрожит...
Ивдругматьсхватилаее,заставиланадетьнасебясразутриплатьицаибежаласнейв
Хельсинки. По глубокому снегу. Бежали ночью, как воры. Втайне от прислуги. Любимая
Империя рухнула. Единственное, что осталось в жизни, -танцы. Танцы стали последней
империей княжны. Однако где-то на рубеже шестнадцати она стала расти, и расти для
балериныкатастрофически. Как-тоуслышала засвоейспиной: "Дядя, достань воробушка".
Непоняла,почему"дядя"ипочему"воробушка".Темужаснеебылопрозрение:ейобъявили,
чтоучитьсявбалетнойшколеонабольшенебудет.Этобылужас...Чтооставалось?Замуж?
Жениховхватало,исамыхродовитых,инуворишей,жаждавшихпороднитьсясостаринным
дворянскимродом.Княжнаотвергала,кнегодованиюматери,исамыевыгодныепартии.Все
эти "бывшие" чудились ей вчерашним дымом. У княжны зрела мечта. Вначале не вполне
осознанная.Когдапоняла,чегохочет,нерешиласьподелитьсядажесматерью.Обрестипод
ногамитвердуюпочву.Империюиличто-тоблизкоекней.Стольжемогущественную,как
та, брошенная в детстве. Ей были оскорбительны эмигрантские бумажки, всяческие
временныевизыидозволения,которыеимвыхлопатывали.ЕечутьневырваловПарижской
префектуре,когдаимотказаливофранцузскомгражданстве.Заявили,впрочем,чтодадут,но
черездвадцатьлет...Никогоизбратьевисестерэтоособеннонетревожило,аеемучило.И
когда появился капитан британской армии, она сказала: "Да!" Это было шоком для
родителей. Скандалом в обществе. Капитан королевских ВВС был старше ее на двадцать
семь лет и ниже на две головы. Правда, у него были нафабренные усы до ушей и чувство
юмора. И застарелая усталость офицера колониальных войск, которому не терпелось
быстреезавестисемьюиплюнутьнавсеостальное.
Никтонемогпонять,какойбесукусилкняжну.Мариябыласчастлива.Обвенчалисьв
протестанскомсоборе."Свадьбыустраиваютсянанебесах",--совздохомтвердилародняи
дарилачудомспасенныеприбегствекольцаиброши.
Боже,какбыларазгневанаМария,когдаееДжорджвдругвышелвотставку.Исообщил
об этом так, будто одарил ее чем-то. Она обозвала мужа самым злым и ядовитым
выражением, которое осталось от России: "Отставной козы барабанщик." Он, наверное,
оскорбилсябы,назовионаегоотставнымкозлом.Но"отставнойкозыбарабанщик"?!"Она
миладажевярости"-говаривалДжордждрузьям."Отставнойкозыdrummer",--повторялон
насвойанглийскийманерихохоталдослез.
И тут она узнала, что рухнула Британская империя. Она услышала об этом после
беспорядков в Палестине, о которых писали все газеты и где погиб брат мужа. Без Индии,
безПалестины,дакакаяжеэтоИмперия!
Онажилависпуге,сталанеуживчивой,раздраженной.Что,еслисновапридетсябежать
с одним несессером, как тогда? Радоваться эмигрантским бумажкам? Да и кто их примет,
вечныхбеженцев?
Что оставалось делать? Завести ребенка, настоял Джордж. Родился мертвый ребенок.
Это уж была беда. Появился суеверный страх, не оставлявший Марию. Она родилась в
мертвойИмперии.ВышлазамужзамертвуюБританскуюимперию.Ивотродилсямертвый
ребенок.Этокарасвыше...
Осталось одно: уйти в работу с головой. Мария водила туристские группы, позднее
сопровождала французских государственных мужей и была тут незаменима: говорила на
шести языках. На одном из дипломатических раутов, переводя с французского на русский,
познакомилась и с советскими дипломатами. Ее заметили. А как ее не заметить,
двухметровую, по-русски ширококостную переводчицу, которая вышагивала по паркету
походкой профессиональной балерины, носки ног враскидку, а однажды, на какой-то
вечеринке,закинуланаспорногувышеголовы.
На одной такой вечеринке, которые после войны и у советских назывались "парти",
познакомилась с женой второго секретаря посольства, милой хохотушей, оставшейся и в
Париже простодушной фабричной девчонкой. Учила ее языкам, водила к себе,
расспрашивала о жизни там и вскоре съездила туда личным переводчиком Президента
ФранцииПомпиду.
Тогда-то и открыла для себя, что имеет дело с новым дворянством, у которого все на
свете свое. Отдельное ото всех прочих. Свои поставщики. Свои новые дома. Отдельные
магазины,особыеотделывГУМе,номерныедачинаЧерномморе.Партинебеднее,чемв
Париже, Риме, Лондоне. Она стала читать газеты внимательно, как никогда. И ахнула:
РоссиясновавПольше.СновавПрибалтике.ШагнуладажевЭфиопию,гдераньшеидуха
русского не было. Разве лишь такие скитальцы, как Николай Гумилев, заскакивали... А
теперь всюду дипломатические миссии, всюду советники... Только вот почему-то по
московскому радио поют: "... И Африка мне не нужна... " Ну, это просто дымовая завеса.
ШирмасголубкамимираПикассо...Ипришлоостро,каквдетстве.Озарением:"Такэтоже
подлинная Империя! Пускай советская... Советская, антисоветская! Слова, слова, слова...
Возродилась Русская Империя, которая заставила с собой считаться весь мир. Вот она,
реальность! Конечно же, эта посольская челядь... это, извините, новое дворянство... Их
манеры...Да,ноничего,сгодамиманерывыработаются.Какиенравыбылиудумскихбояр,
таскавшихдругдругазабороды.Выработаютсяманеры".
Советская империя в ее глазах больше не висела над океанами, как воздушный замок.
Как "Летучий голландец" с мертвой командой. Империя стала материально осязаемой.
ТеперьонамечталабытьпричастнойксоветскойИмперии.Нет-нет,возращатьсятудаонане
собиралась.Дураковнет!Онаслышалаобучастидворянства,котороепослевтороймировой
отправилоськроднымпенатам.Навсегда--нивкоемслучае,нокак-тосдружитьсясновым
дворянством, стать нужной, своей, пусть даже почти своей. Это стало мечтой, с годами -навязчивоймечтой.
Даже свадьба с престарелым маршалом королевских ВВС, под командой которого
служил ее первый муж, не развеяла мечты, тем более что прославленный маршал вскоре
почилвбозе,оставиввдовепенсию,замоквсевернойАнглииидолги.
В конце пятидесятых рискнула посетить Россию сама. Без дипломатического
прикрытия.ИнашлавМосквесвоего"полуевреяАндрея",каконаегоназываласулыбкой.
Диссидента, которого уже предупреждали на Лубянке, и он измечтался удрать от своей
тюремнойсудьбы.
Последниймуж былмладшеее,бывают же такие совпадения,на двадцатьсемьлет,и
она приготовилась к тому, что он растает, едва пересечет границу. Ничего подобного! Ее
полуеврей Андрей оказался глубоко верующим католиком (куда полуеврея не занесет!) и
решил,чтонеимеетправаеепокинуть:"ОнаспасламеняотГБ,отвернойгибели".
ИтакбыониижилинагостеприимныхостровахимениДжорджаВашингтона,еслиб
не ее идеи об обретенной Империи. Муж не чаял избавиться от советского паспорта. Она
деликатно укоряла нетерпеливого мужа. В конце концов политические споры семью и
доконали. Когда она касалась излюбленной темы, мужа начинало трясти, словно к нему
подключилитоквпятьсотвольт.Сколькоможножитьподтакимнапряжением.Обуглишься!
Осталась княгиня Мария Ивановна одна и вся ушла в славянские дела. Кафедра, на
которойубольшинствапреподавателейрусскийнероднойязык.Движениезамир...Как-то
сказаланамеждународнойконференцииженщин:"Западныецивилизации?Онисмердят!.."
Боже,какуюовациюейустроили!Ейцеловалирукуизвестнейшиеполитологи.Приглашали
на все конгрессы розовых. "Княгиня в красных латах" -- назвала ее язвительная Рози,
подруга-семитолог. Советское консульство на островах имени Джорджа Вашингтона
предложилоейотдохнутьнаЧерномморе.
--ЯсталафавориткойГромыко,--сказалаонамнесосвоейобычнойнеопределенной
улыбкой: не то гордится, не то иронизирует и над собой, и над Громыко, которого не
жаловала,вспомниводнаждытак:"Этоткриворотый..."
Лишь в эту ночь я начал постигать ее. Пожалуй, она была искренна и тогда, когда
утверждала,чтояизрусскихрусский,итогда,когдабросиламне,чтояеврей,ипотомумне
еенепонять...
Смею думать, что ни русскому, ни еврею невозможно постичь, как может быть
тридцать седьмой год венцом демократии... Переубеждать я ее не собирался. Но, может
быть, ей что-то скажет Бердяев, словно для нее написавший, что все мерзости и даже
убийство можно выдать за добродетель, когда мерзость переносится с личности на
национальноецелое...
-- Ах, опять этот Белибердяев! -- перебила она меня. -- Если меня кто-то и убедит, то
тольконеон.
-- А князь Трубецкой? С его отвращением к мессианским химерам... Сталин очень
точно выбрал место, куда затурканному русскому человеку воткнуть отравленную стрелу.
Мы--большие,мыпервыесредиравных.Аврезультатевечнаяпушкинскаясказкаостарухе,
сноваоказавшейсяуразбитогокорыта...
-- Вы хотите, чтобы я отказалась от самой себя, от Ходасевича-Блока-Белого?! -вскричала она. --"И ты,огневаястихия,Безумствуй,сжигаяменя, Россия, Россия, Россия,
Мессиягрядущегодня..."
-- Отказываться от Блока, Боже упаси!.. Но почему нам отказываться от академика
Павлова?..ПричемтутПавлов?Павловубедилбольную,чтокрасныйцвет--этозеленый.
Естественный цвет природы. Нервы у женщины были расстроены настолько, что она не
воспринимала действительности, а только слова, слова, слова. "В таком состоянии
находитсясейчасвсерусскоенаселение",--писалакадемик.
Заокномзашуршаламашина.Вдверьпозвонили.Такси.Яподнялся.
-- Григорий! -- всполошенно воскликнула она, вставая со своего любимого кресла на
львиных лапах, -- сегодня я разговорилась безумно. Как на исповеди. Надеюсь, вы уже
забыли все, что услышали здесь. Впрочем, таиться мне нечего. У вас, евреев, Бог
невидимый.Уменявидимый,осязаемыйвсемишестьючувствами.Россия.
Я прощался снашейдвухметровой феей,удивительно молодойдлясвоихшестидесяти
четырехлет,повторяяеегорделивуюфразусгорькимчувством:"Уменявидимый...Россия".
Да ничего подобного! Ее Россия -- то же самое, что Израиль в словесах Рози, -абстракция, иллюзион. Россия без измученных жителей, зеков, малокровных детей,
оглупленных с детского сада политической ахинеей. Россия неземная -- без отравленного
воздуха, без загаженных рек и озер, в которых нельзя купаться. "Народ-богоносец" -- это
близкоипонятно,этоФедорДостоевский--еенеколебимаягордость.Народодичавшийи
вырождающийся-газетнаягрубость,вкоторуюневозможноповерить.
Мне казалось, что самолет прилетел в Канаду мгновенно. Всю дорогу думал об этой
недюжинной женщине, воюющей со своей Речью Посполитой. Перебирал в памяти своих
давнихзнакомых,поэтаВладимираСолоухина,некогдасамоготалантливого"деревенщика",
искавшеговтегодыпричинувечнойроссийскойнищеты;какспорилснимдохрипаещев
студенческие годы, когда он "случайно влип", как я считал, в авторы погромного
софроновского "Огонька" 1949 года; вспоминал о нем благодушно, с улыбкой, почти как о
княгине Марье; его знаменитое "антипартийное" кольцо с печаткой из царской монеты с
обликом Николая II, вызывавшее ярость партийных ортодоксов; не ведая еще, время не
пришло "ведать", что он, начав с "бунта на коленях", воплотит в своей предсмертной
"Исповеди"* зловещую эволюцию целой плеяды юных искателей истины. Плеяды
талантливыхдеревенщиков,вконецодураченныхгосударством,котороепыталосьотвестиот
себя,многолетнегоразорителядеревни,удар."Исповеди"...вославуГитлераигитлеризма,
которыебыли,оказывается,естественной"реакциейнаразгулеврейскойэкспансии..."
Подобно княгине Марье, размышлял я тогда, тешит Владимир Солоухин в
национальныхгрезаховеличиибогатейшейинищейстранысвоюгордыню.
Конечно,княгиняМарья,какеениубеждай,останетсявсвоемстаромиллюзионе.Ее
не насторожило даже то обстоятельство (она отвела жестом мою попытку потолковать об
этом),тонеоченьстранноеобстоятельство,чтоназемленет,нигденет,скажем,горячащей
идеи,названнойанглийской,французскойилиамериканской.Ноесть"русскаяидея".Нигде
нет газет и журналов "Американская мысль" или "Французская мысль". Но есть "Русская
мысль".
В этом иллюзионе не требуется углубляться в проблематику: "Умом Россию не
понять..."Тутнеочемсожалеть,невчемраскаиваться...--княгиняМарьяникогда,доконца
дней своих, не погасит свой внутренний волшебный экран, дающий опору национальной
горделивостии...безответственности.
А--прозревающаяРоссия?..
*ВладимирСолоухин.
"Последняяступень",Москва,АО"Деловойцентр",1995.