Идеология большевизма в русской литературе ХХ века

Александр Глотов
Идеология большевизма в русской
литературе ХХ века : новый аспект
религии
Studia Rossica Posnaniensia 27, 79-85
1996
STUDIA ROSSICA TO SN ANIENSIA, vol. XXVII: 1996, pp. 79-85. ISBN 83-232-0729-1. ISSN 0081-6884.
Adam Mickiewicz University Press, Poznań
И Д ЕО Л О ГИ Я БО Л ЬШ ЕВИ ЗМ А В РУССКОЙ Л И ТЕРА ТУ РЕ
XX ВЕКА: Н О ВЫ Й А С П Е К Т Р Е Л И Г И И
T H E I D E O L O G Y O F B O L SH E V ISM IN TH E 20TH C E N T U R Y R U S S I A N
L IT E R A T U R E : A N E W A SPEC T O F R E L I G I O N
А Л Е К С А Н Д Р ГЛОТОВ
Basing on exam ples from many works by M. Gorky, W. Mayakovsky, M.
Makarenko and M. Sliolohov the author analyses the ways in which the propaganda o f
the new Bolshevist faith used familiar evangelical motifs, images and norms.
A b s tra c t.
Aleksander Głotow, Wyższa Szkoła Pedagogiczna im. T. Kotarbińskiego, Instytut Filologii
W schod niosłow iańskiej, al. Wojska Polskiego 69, 65-077 Zielona Góra, Polska — Poland.
С опоставление марксизма (в различных наименованиях и и п о ­
стасях - социализм а, коммунизма, большевизма, ленинизма, м ате­
р иализм а, атеизма, что в сущности суть синонимы) с религией
(христианством , православием) уже давно стало если не общим ме­
стом, то аксиом ой во всяком случае. Уже в 1918 году первые же
идеологические противники большевиков из либерального лагеря,
пытаясь осознать и объяснить характер происходящего, утверж да­
ли: „Х ристианство есть религия царства небесного, социализм же
есть религия царства зем ного” 1, „Социализм - это христианство
без Б о г а ”2. В 1925 году в ходе известного диспута А. В. Л у н а ­
ч арского с м итрополитом А. И. Введенским последний, ссылаясь
на ранние труды своего оппонента, имел смелость откры то з а я ­
вить: „Я считаю, что атеизм есть тоже религия”3. А перед этим,
в 1922 году, его однофамилец, ученый-теолог А. И. Введенский,
подходя к вопросу с философской позиции, доказывал: „С научной
точки зрения атеизм тоже есть вера, как и допущение существова1 С. А. А с к о л ь д о в , Религиозный смысл русской революции. В: Вехи. И з г л у ­
бины, М осква 1991, с. 245.
2 А . С. И з г о е в , Социализм, культ ура и больш евизм. В: Вехи. И з глубины ,
ук. соч., с. 369.
3 Д и сп ут А. В. Л ун ач арского с м ит рополит ом А. И. Введенским 21 сент ября
1925 го д а . В: Н а переломе. Ф илософские дискуссии 20-х годов. Философия и м и р о ­
воззрен и е, М осква 1990, с. 304.
80
А. Г л о т о в
Бога, именно вера в несуществование Бога, а вовсе не з н а ­
н ие”4. В общем, все сходились на том, что в России в о ц ари л ась
новая вера, ко то р ая , учитывая наличие Коминтера, имеет п ретен ­
зию стать религией мировой, подобно исламу, христианству, б у д ­
дизму. Глубже всех в целом ряде р а б о т развил эту идею сочувст­
вующий коммунизму, несмотря на изгнание, Н иколаи Б ердяев5.
Первое, что приходит в голову поэтам, пожелавшим воспеть
происходящ ие перемены, это - осенить их именем и фигурой И и с у ­
са Х риста. Что и делает в 1918 году Александр Блок в поэме Д в е ­
надцать, а также Борис Пастернак в одном из стихотворений. С е р ­
гей Есенин в цикле революционно-христианских поэм (Инония, С о­
рокоуст, Небесный барабанщик) создает образ страны, овеваем ой
дыханием новых п ророков, говорящих „по Б и б ли и ” . Лев Т р о ц к и й
в 1923 году, оценивая положение дел в текущем литературном п р о ­
цессе, несколько грубовато, в пролетарской манере, выразился сле­
дующим образом: „Целое поколение поэтов... ввело небесную и ерар­
хию в свои ритм ы ... П од углом поэтической формы тут с оверш и ­
лась тол ько н ационали зация Олимпа. В конце концов М арс или
святой Е горий - это смотря по тому: хореи или ямб... В стихах
почти безотлучно водворяется Христос. Самой ходкой тканью прэзии - в век м аш инизированной текстильной индустрии - с т а н о ­
вится б о город и ц ы н п л а т”6.
О днако ярко выраженный атеизм и антиклерикализм новой
идеологии весьма скоро дал понять размечтавшимся поэтам, что
ни о каком единении православия и социализма не может быть и ре­
чи. М ысль эта была воплощена, как говорится, „весомо, грубо,
з р и м о ”, и вот уже то т же Сергей Есенин недоуменно восклицает:
„Стыдно мне, что я в бога верил, горько мне, что не верю т е п е р ь ” .
П рям ое и непосредственное поэтическн-религиозное ас со ц и и р о в а ­
ние на оф ициальном литературном уровне утратило смысл и п р а к ­
тически прекратил о существование.
П арад окс ситуации заключался, как утверждал в 1937 году
Н. Бердяев, в том, что „коммунизм, не как социальная система,
а как религия, фанатически враждебен всякой религии и более все­
го христианской. Он сам хочет быть религией, идущей на сме­
ну христианству, он претендует ответить на религиозные запросы
человеческой души, дать смысл жизни”7. Соверш енно верно,
іііія
4 А. И. В в е д е н с к и й , С удьба веры и Б ога в борьбе с ат еизм ом . В: Н а п е р е ­
л о м е ..., ук.соч., с. 336.
5 Н. А. Б е р д я е в , Д у х и русской революции. В: Вехи. И з глубины , ук. соч.,
с. 250-289; Н. А. Б е р д я е в , И ст оки и смысл р у сс к о го ком м унизм а, М осква 1990,
с. 224; Н. А. Б е р д я е в , О назначении человека, Москва 1993, с. 383.
6 Л. Д . Т р о ц к и й , Л ит ерат ура и революция, М осква 1991, с. 44-45.
7 Н. А. Б е р д я е в , И ст оки и см ы сл..., ук. соч., с. 129.
Идеология большевизма в русской литературе X X века
81
марксизм, как нас учили, не догма, а руководство к действию, это
всеохваты ваю щ ая система миросозерцания, где в принципе недопу­
стима идеологическая толерантность, где нельзя себе даже пред­
ставить экуменическое богослужение.
И эта идеология, 25 октября 1917 года перейдя из разряда л и ­
тературны х мечтании в разряд созидающих структур, принялась
бурно ф о р м и р о в ать все полагающиеся уважающей себя религии
общественные институции, которые в свою очередь начали п р о ­
д уц и ровать искомый идеологический арсенал. И в первую голову
го, что треб овал ось для вовлечения в лоно новой церкви как мож­
но более ш ироких масс населения - новое искусство.
Однако это новое искусство создавалось людьми из старого ми­
ра, со старыми, подчас неосознаваемыми ценностями ори ен ти ра­
ми, с прежними мерками. Тут ситуация была такая же, как у писателсй-фантастов XIX века. Когда они хотели описать самодвижущинся ап п а р ат будущего (читай: автомобиль), то они не мудрствуя лу­
каво отпрягал и от кареты лошадь, привязывали двигатель - и а п ­
п а р а т готов.
Так и произош ло с патриархом советской литературы М акси­
мом Горьким , которы й, миновав свои „бурсвестнические” годы,
вступил в начале XX века в эпоху пролетарских революций. И ре­
волюции эти он воспринял по образу и подобию евангелическому.
Как и положено классику, совершил он это деяние задолго до т о ­
го, как вразум нлись все остальные. То есть, Горький начал созда­
вать новую систему религиозно-политических ценностей, прямо не
называю щ их христианство, но так или иначе отталкивающихся от
привычных и понятных сюжетов, норм, мотивов. Говоря о романе
М ать, критик Г. М итин в 1989 году утверждал: „Эта книга н ап и ­
сана свободным худож ником ”8. О днако статью свою критик
назвал - Евангелие от Максима и всю се посвятил доказательству
того, что „в своей книге Горький попытался соединить духовную
револю цию начала I века с социальной революцией начала XX ве­
к а ”9. Да, действительно „ситуация Сы н-М ать в книге Г орького о т ­
раж ает ситуацию С ы н-М ать в Евангелии, только в перевернутом
виде: если в Евангелии на первом плане Сын, то в книге Г орького
- М а т ь ” 10. Но где же здесь свобода? Горький вполне отчетливо
опирался на евангельский трафарет, заполняя его религиями, к о ­
торы е умещались в этот траф арет. И было в самом деле создано
евангелие, главная заповедь ко то р о го была совершенно отчетливо
сформ улирована: „Революционеры - это лучшие люди на земле” .
8 Г. М и т и н, Евангелие от М аксим а, „Литература в школе” 1989, № . 4, с. 48.
9 Там же, с. 57.
10 Там же, с. 61.
А. Г л о т о в
82
До октября 1917-го года революционерами могли называться пред­
ставители довол ьно многих политических течений, после этой д а ­
ты - только одно: больш евики. Все остальные автоматически ста­
ли контрреволюционерами, и фраза Горького уже к ним не относи­
лась. Чем всегда отличались религиозные заповеди, так это уд об ­
ством в применении к изменившимся обстоятельствам.
Т аким образом , Горький своим ром аном залож ил прочный
ф ундамент в создание развитой системы духовно-социалистичес­
кой ли тературы . Причем ценность книги заключалась не только
в том, что она д авал а перспективу, но и в том, что она под совер­
шенно новым углом зрения освещала и то, что уже имелось в н а ­
личии. П род ол ж ая аналогию критика, назвавшего Мать Е вангели­
ем от М аксима, попробуем классифицировать в рамках системы
то, что имеет непосредственное отношение к идеологии б ол ьш е­
визма.
Коль скоро Мать - Евангелие, то есть Н овый Завет, то по
логи ке должен быть и Ветхий Завет. И если Н овы й Завет - книга
заведомо эмоциональная, художественно-описательная, то Ветхий
Завет - творение скорее законодательное. И на роль такой книги
вполне годятся произведения основоположников. О чем и Бердяев
писал: „Сочинения Л енина - священное писание, в священном п и ­
сании все вообщ е вопросы долж ны быть предреш ены” 11. Н е л ь­
зя, разумеется, исключить из канона и М аркса с Энгельсом. П о п ы ­
тался было в свое время задним числом войти в круг патриархов
и Иосиф С талин, однако ничего нового, кроме пары сом нитель­
ных афоризм ов, не предложил и тем предрешил свою судьбу.
Евангелий, как известно, было несколько. По степени убежден­
ности и экспрессивности вполне достойна быть причисленной к это­
му жанру и книга Н иколая О стровского Как закалялась сталь.
Жизненный путь Павки Корчагина, с юных лет проявлявшего проле­
тарскую нетерпимость и решительность, прошедшего искусы и со­
блазны мирского бытия, проведшего жизнь в аскезе служения идее
всенародн ого спасения, страдающего физически, но не сдаю щ его­
ся - еще более, чем образ Павла Власова, сообразуется с о б л и ­
ком Иисуса Х риста евангелического канона. А то, что здесь, в о т ­
личие от Горького, почти не просматривается облик Матери, так это,
в общем, никак не противоречит Евангелию, где Христос о т к р ы ­
то отказы вается от матери. Концепция Г орького в этом о тн ош е­
нии - скорее католическая, нежели православная. Евангелие от
Н ик олая, думается, по праву встанет рядом с Евангелием о т М а ­
ксима.
11 Н. А. Б е р д я е в ,
И ст оки и см ы сл..., ук. соч., с. 133.
Идеология большевизма в русской литературе X X века
83
П олагаю , что тол ько незнание предшествующей б иограф ии
Ч апаева пом еш ало Ф урманову написать Евангелие от Д им итрия.
А все необходим ые предпосылки для этого имелись. Не случайно
Василий Иванович в апокрифическом жанре анекдота вошел в ф оль­
клор.
М ногие литературны е критики, требовавшие от Ш олохова д о ­
писать Тихий Дон так, чтобы у них не оставалось сомнении в иде­
ологической праведности Григория Мелехова, прямо толкали его
на путь создания Евангелия от Михаила. Но тут Ш олохов устоял.
А то обстоятельство, что все претенденты на роль Иисуса ннчтоже сумняшеся лью т человеческую кровь, то оправдание этому
находится в словах „Не мир, но меч”. „Довольно жить законом ,
дан ны м А дамом и Евой, - восклицал М аяковский, в д о р е в о л ю ­
ционны е годы в своем творчестве плотно дискутировавш ий с Б о ­
гом, а теперь отлож ивш ий дискуссии в сторону и выдвинувший
н еотрази м ы й аргумент, - Ваше слово, товарищ маузер!”
Спектр религиозной литературы м ногообразен и далеко не ис­
черпывается Заветами. К числу наиболее читабельных жанров о т ­
носятся, наприм ер, жития святых. Эту функцию в советской л и те ­
ратуре с успехом вы полняли произведения так называемой Ленинианы. Н ачиная от поэмы М аяковского и пьес П огодина черты
револю цион ной святости основоположника государства стали не­
п ререкаем ой и неотъемлемой принадлежностью жанра. Благостная
идеализация вождя революции особенно ярко проявилась, н а п р и ­
мер, в по-своему гениальном стихотворении Т вардовского Ленин
и печник. Д об род уш н ы й человек, за спиной которого стоит с тр а ш ­
ная в своей мощи, но справедливая сила, - такой стереотип вос­
созданны й Т в ардовским , вполне идентифицируется с обликом свя­
того, непосредственно контактирую щ его с Всевышним и при н еоб ­
ходимости прибегаю щ его к его помощи. А мысль о том, что „Л е­
нин и теперь живее всех живых” своей мистической убежденнос­
тью настол ько п ропитала советскую литературу, что Андрей В оз­
несенский, д ово л ьн о далеко в своем генезисе отстоящий от М а я­
ковск ого, в поэме Лонжюмо исповедует идею даже не просто ре л и ­
гиозную, а чисто клерикальную - идею о нетленности и чудодейст­
венности мощей святого: „Однажды, став зрелей, из спешной п о ­
вседневности мы входим в М авзолеи, как в кабинет рентгеновс­
к и й ”. М алейш ие отклонения от канона возбуждали подозрения в
ереси. Н едаром М ариэтта Ш агинян, затронувш ая вопрос о н а ц и о ­
нальных корнях Ленина, испытала все возможные трудности с
публикованием своих книг. Не случайно М ихаил Ш атров, п о к а за в ­
ший Л енина в отчаянии, в гневе, в одиночестве, то есть в состоя­
ниях естественных для простого смертного, но не святого,
произвел ф урор своими, в общем-то, кроме этого ничем не п р и ­
мечательными пьесами.
84
А. Г л ο τ o n
Существует, кроме Л енш ш аны , довольно обш ирная М арксиана, менее известная Энгельсиана и совсем уже забытая С талнниана. Последняя совершенно отреклась от каких бы то ни было че­
ловеческих черт и ограничилась признаками сугубо м онум енталь­
ными. А когда М ихаил Булгаков в пьесе Бат ум попытался было
оживить облик вождя, вспомнив его мало героическую молодость,
то это ему даром не прошло.
Особо поучительны в религиозной литературе примеры того,
как враги обращ аю тся к нее. В христианстве самый яркий образец
- жизнь гонителя христиан Савла, который превращается в а п о с ­
тола П авла. П ролетарская культура, исповедующая принцип к о л ­
лективизма, не предоставляет столь же яркого случая индиви­
д уальн ого п реобразования духа, но изобилует примерами ко л л е к­
тивного револю цион ного перевоспитания. Педагогическая поэма
А. М акаренко и Республика ШКІІД Г. Белых и J1. Пантелеева з а ­
мечательны в этом плане еще и тем, что малолетние воры и г р а ­
бители, становящиеся юными коммунарами и самыми яростны ми
апостолам и коммунистической веры, готовыми ради нее, подобно
П авлику М орозову, отдать на заклание собственного отца, что
вполне сообразуется не только с Христом, отказавшимся от м а ­
тери и родни, но и с ветхозаветным персонажем, готовым собст­
венной рукой зарезать родного сына, гак вот эти самые апостолы
символизирую т собой по своему малолетству именно идею п л о д о ­
творного будущего. Евангельские сцепы, где Христос гораздо б о ­
лее благож елателен к льгнущим к нему детям, нежели к б естолко­
вым ры б акам , которы х судьба дала ему в непосредственные п р о ­
долж атели его дела, весьма красноречивы.
П очетное место в христианском пантеоне заним аю т мученики
за веру. Советская литература достигла здесь особых успехов. Все­
волод Вишневский даже изобрел подходящее определение жанра,
назвав одну из своих пьес - Оптимистическая трагедия. Эпоха
воин и револю ций дала столько материала для восхождении на
Голгофу, что одним перечислением можно исчерпать лю бой лим ит
времени и места. Тут и фадеевский Разгром, где вся суть книги
сводится именно к евангельской притче о зерне, которое, чтобы
прорасти, долж но погибнуть. Туг и искушения святого Симеона
в Поднятой целине Ш олохова, где мученик Д авы дов проходит весь
отведенный ему круг мытарств - от кровавых мозолей на пахоте
до позорн ого избиения во время бабьего бунта - и ликуя погибает
от пули врага. „Лучший тип коммуниста, - писал Н. Бердяев, т.е. человека, целиком захваченного служением идее, способного
на огром ны е жертвы и на бескорыстный энтузиазм, возможен
тол ьк о вследствие христианского воспитания человеческих душ,
Идеология большевизма в русской литературе X X века
85
вследствие переработки натурального человека христианским д у­
х о м ” 12. П салмом коммунистического мученичества можно считать
тал ан тл и вое стихотворение А. М ежирова Коммунисты, вперед!
Разумеется, есть в этой литературе и свои набор псалмов, и свои
выдающиеся проповеди, и своя богатейшая апокрифическая л и те ­
ратура, к к о т о р о й относится больш инство литературных диссиден­
тов и так называемых внутренних эмигрантов, и своя теология,
сф орм улировавш ая все необходимые заклинания социалистическо­
го реализм а, и многое другое, что заслуживает отдельного и о б ­
ш ирного ра зго во р а . Данны й эскиз - только пролегомена к теме,
вы вод из ко то р о й представляется пока, в силу существующей о б ­
становки, чрезмерно политизированным и потому отдаленным от
истины.
12 Там же, с. 138.