2005.01.012 58 самодержавия к их вере. По их мнению, мусульмане прозябают в душном царстве идей и предубеждений, изолированные от остального человечества, идущего по пути реформ и прогресса. Сторонники такой точки зрения склонны были осуждать опекунов ислама, противящихся участию мусульман в общественной жизни империи. Они намеревались изменить традиционное исламское образование и некоторые юридические нормы. Развернулась широкая дискуссия о возможности для мусульман судиться в гражданских судах, т.е. речь шла о праве мусульман жить не по законам шариата. Обострились споры по интерпретации ислама и его истории о месте мусульман в системе власти. Однако режим относился подозрительно ко всем новым веяниям, считая, что они идут из-за рубежа и их реальная цель ослабить российское государство в мусульманских регионах. В.С. Коновалов 2005.01.012. БЕСПАЛОВ С.В. ПОЛИТИКА ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ РОССИИ В ДИСКУССИЯХ КОНЦА XIX – НАЧАЛА XX ВЕКА. – Самара: Изд–во Самар. науч. центра РАН, 2004. – 240 с. Ключевые слова: экономическая модернизация России, конец XIX – начало XX в. В монографии С.В.Беспалова исследуется полемика по двум важным проблемам экономического развития России на рубеже XIX–XX столетий – промышленного протекционизма и аграрной политики – с целью выявления идейных основ предлагавшихся альтернатив модернизации экономики страны. В работе показано, что важнейшими в дискуссии о протекционизме являлись вопросы о жизнеспособности российской промышленности и воздействии протекционизма на сельское хозяйство. Книга состоит из введения, трех частей («Историография проблемы»; «Дебаты о политике промышленного протекционизма»; «Дискуссии об аграрной политике») и заключения. Анализ историографии по исследуемой теме позволяет автору сделать вывод в первой главе о «недостаточной изученности полемики по важнейшим проблемам экономической модернизaции в рассматриваемый период при наличии значительного количества работ, посвященных самой политике экономических преобразований и различным аспектам развития 59 2005.01.012 экономики России конца XIX – начала XX столетий. Наряду с этим, в существующих по проблеме исследованиях далеко не в полной мере выявлены идеологические основы выдвигавшихся концепций экономических преобразований» (43). Характеризуя дискуссии о промышленном протекционизме и аграрной политике, автор пишет, что среди участников этой полемики наиболее обстоятельно и аргументировано отстаивали свои позиции представители и сторонники правительства, с одной стороны, и либеральной оппозиции – с другой. Оба лагеря являлись сторонниками экономической модернизации страны. Их дискуссия носила в целом ряде случаев (хотя далеко не всегда) созидательный, конструктивный характер. Вопрос о соотношении цели и средств, о той цене, которую может и должна заплатить Россия за форсированную индустриализацию, в течение долгого времени находился в эпицентре общественной борьбы. Оппоненты Витте акцентировали внимание на таких издержках реформ, как ощутимое удорожание, вследствие протекционизма, большинства промышленных товаров (и отечественного производства, и импортных), высокие налоги, прежде всего косвенные, сокращение доходов от продажи российского зерна на мировом рынке; отмечалось отсутствие полноценной конкурентной среды, принимавшая порой нездоровые формы учредительская активность, а также чрезмерная ориентация многих промышленников на государственные заказы. Все это в сочетании с опасениями по поводу жизнеспособности нарождавшейся отечественной промышленности, а также с недовольством многих либералов чрезмерным, по их мнению, разрастанием экономических функций государства делало неизбежной резкую критику правительственного курса и существование мощной оппозиции ему. Особенно усилилась эта критика в период экономического кризиса первой половины 1900-х годов, ставшего одной из причин отставки С.Ю.Витте с поста министра финансов. Однако критика эта оказалась по большей части несостоятельной, считает автор. Ускоренное развитие российской промышленности после выхода ее из кризиса опровергло утверждения об искусственности и, следовательно, обреченности «насаждаемой» индустрии. Кризис не подорвал основ промышленности, а обеспечил переориентацию многих предприятий с государственных потребностей на рыночные, создав тем самым предпосылки для их дальнейшего развития, содействовал 2005.01.012 60 повышению конкурентоспособности российской индустрии, существенному росту производительности многих предприятий. Не вполне справедливыми, подчеркивается в исследовании, являлись и адресованные правительству обвинения в том, что, покровительствуя промышленности, оно совершенно не уделяло внимания ситуации в аграрном секторе. В действительности благодаря развитию индустрии и увеличению государственных доходов правительство смогло в дальнейшем приступить к проведению весьма затратных аграрных реформ. Далеко не все цели политики Витте были реализованы. Но все же ценой огромных усилий, преодолевая ожесточенное сопротивление реакционной части поместного дворянства, Витте удалось отстоять необходимость продолжения протекционистской политики. Оппонентами правительства, хотя и были верно подмечены некоторые недостатки и «перегибы» в осуществлении покровительственной политики, все же не было предложено серьезной программы, альтернативной проводимому курсу. Противопоставляя его промышленной политике передовых индустриальных держав Запада, они игнорировали тот факт, что практически все эти страны прошли в своем развитии этап государственной поддержки молодой промышленности; для России же, начавшей индустриализацию позже других и в силу этого вынужденной форсировать данный процесс, отказ от покровительства национальной промышленности означал бы включение ее в систему международных экономических отношений далеко не равноправным партнером индустриально развитых держав. Возвращение к промышленному протекционизму в первой половине 1900-х годов многих европейских стран, причем, в отличие от России, уже завершивших индустриализацию, констатирует автор, явилось убедительным опровержением доводов тех, кто объявлял эту политику уделом лишь безнадежно отсталых государств. Не менее острая полемика между идеологами и сторонниками проводившегося российским правительством курса и их либеральными оппонентами велась и по поводу аграрной политики. Но если первые в большинстве своем считали проведение аграрной реформы необходимым условием осуществления дальнейших, в том числе и политических, преобразований, то вторые, как правило, полагали, что аграрная реформа в принципе не может быть успешно реализована без предварительного (или одновременного с ней) изменения государственного строя, и, 61 2005.01.012 соответственно, заявляли о неизбежном крахе реформ Столыпина. Впрочем, о провале столыпинской политики говорили не только оппоненты премьера, но и некоторые сторонники осуществлявшихся им преобразований. В отличие от либеральной оппозиции, положившей в основу своей аграрной программы требование безотлагательного дополнительного наделения крестьян землей, правительственная концепция реформирования аграрных отношений, которая может быть названа либерально-консервативной, исходила из безусловного приоритета долгосрочных, стратегических задач – создания слоя мелких и средних земельных собственников, повышения эффективности сельскохозяйственного производства, утверждения рыночных отношений в российской деревне. Большинство представителей властных структур, и прежде всего Столыпин, исходили из недопустимости превращения реформ в средство успокоения деревни. Кроме того, по-видимому, справедливы были, пишет С.В.Беспалов, доводы противников принудительного отчуждения, считавших крайне опасным уже само создание прецедента нарушения права собственности. Еще одним вопросом, разделившим представителей правительственного лагеря, был вопрос об отношении к мелкому землевладению. Если Витте и – в еще большей степени – Столыпин делали основную ставку прежде всего на развитие именно мелкого индивидуального землевладения, причем не только за счет разрушения общины, но и за счет перехода к этим мелким владельцам значительной части помещичьих земель, то ряд консервативных политиков указывали на недостаточную эффективность этой формы землевладения, считали нежелательным переход помещичьих земель в руки крестьян (и, соответственно, осуждали проводившуюся Крестьянским поземельным банком политику) и настаивали на необходимости сбалансированного развития всех форм землевладения (крупного, среднего и мелкого). Особо следует выделить концепцию В.И.Гурко, предлагавшего развивать преимущественно среднее землевладение, как наиболее эффективное, за счет постепенного вытеснения как крупного, так и мелкого. «Пожалуй, именно его программу форсированного развития капитализма в сельском хозяйстве можно назвать единственной реальной альтернативой программе Столыпина из числа рассмотренных концепций – реальной с экономической точки зрения; социальные последствия предлагавшегося Гурко курса, который, по сути, можно было бы назвать политикой 2005.01.012 62 «раскрестьянивания», являлись бы трудно предсказуемыми. Нельзя не отметить также некоторого противоречия между его утверждениями о возможности развития в дальнейшем «кооперативных начал» и требованием всемерно содействовать сокращению масштабов мелкого землевладения, что неминуемо привело бы к превращению огромной массы крестьян в наемных работников и никак не могло способствовать развитию кооперации в России» (с. 217). Левые либералы ведущую роль в разработке основных положений аграрной реформы отводили исключительно народному представительству; видимо, в значительной степени именно этим было обусловлено их резко негативное отношение к столыпинской реформе, которая начала проводиться в обход Государственной думы. В основу своей программы либеральная оппозиция положила принцип незамедлительного удовлетворения «земельной нужды» преобладающей части российского крестьянства путем дополнительного наделения крестьян землей в пользование, в том числе и за счет принудительного отчуждения определенной доли частных владений. Реализация данной программы означала бы, по сути, отказ от попыток модернизировать аграрные отношения и явилась бы попыткой продолжить развитие сельского хозяйства страны по исключительно экстенсивному пути. К тому же едва ли оправданными являлись надежды на то, что крестьяне удовлетворятся лишь частичным отчуждением помещичьих земель, и подобной мерой можно будет добиться «успокоения» деревни. Наконец, вряд ли сама постановка вопроса об абсолютном малоземелье как основной проблеме крестьянского хозяйства была обоснованной в условиях, когда нерешенной оставалась проблема малоземелья относительного, порожденного раздробленностью владений крестьян. Такая позиция, отмечает автор, придавала аграрной программе левого крыла российских либералов, по сути, антилиберальный характер, и потому попытка ее реализации, безусловно, лишь затормозила бы процесс развития капитализма в сельском хозяйстве России. Осуществление столыпинской реформы означало решительный шаг к принципиальному изменению аграрного строя России, а не «подновлению» его лишь в интересах дворян-землевладельцев, создавало условия для мобилизации крупной земельной собственности и сокращения масштабов латифундиального землевладения без всякого принудительного отчуждения 63 2005.01.012 (впрочем, уже на рубеже XIX–XX вв. процесс мобилизации дворянского землевладения шел достаточно высокими темпами). Как для идеологов и сторонников проводившихся правительством преобразований, так и для оппозиционеров из либерального лагеря достаточно важным был вопрос о возможности использования опыта социально-экономического развития и экономической политики государств Западной Европы в процессе модернизации российской экономики, и прежде всего обеспечения ускоренного промышленного развития страны. Однако, если вторые обращали внимание прежде всего на экономическую жизнь современного им Запада, то для первых гораздо важнее был анализ и использование исторического опыта наиболее развитых стран – того периода их истории, который они считали аналогичным уровню социально-экономического развития России на рубеже XIX–XX столетий. Тем не менее даже повторение их эволюции в чистом виде Россией было едва ли возможно, так как она вынуждена была модернизировать свою экономику, испытывая серьезное воздействие экономически более развитых стран и стремясь в то же время составить им конкуренцию, что и являлось основной причиной форсирования преобразований; таким образом, определенное усиление роли государства в экономической жизни было неизбежным, и именно государство являлось важнейшим фактором экономической модернизации страны. И наличие четко выраженной правительственной позиции по важнейшим вопросам экономического развития страны, ведение полемики с лучшими представителями либеральной профессуры на высоком профессиональном уровне свидетельствуют об осознании государственной властью своей возросшей роли и привлечении ею для выработки и проведения экономических реформ высококвалифицированных специалистов. Одним из ключевых являлся вопрос о «комплексности» модернизации. Идеологи и сторонники осуществлявшейся политики считали допустимым, а многие из них – предпочтительным (или даже единственно возможным) поэтапное реформирование отдельных секторов экономики и сфер общественной жизни, и для всех них было характерно убеждение в необходимости сохранения политической стабильности, обеспечивавшейся самодержавной властью, как важнейшего условия успеха экономических реформ. Напротив, либеральные оппозиционеры были искренне убеждены в том, что любые «частичные» реформы обречены на провал, и важнейшим условием эффективной экономической модернизации является глубокая 2005.01.012 64 демократизация всех сфер жизни общества, и прежде всего политической системы; самодержавие же неизбежно лишь деформирует все то, что пытается реформировать. Соответственно, политика Витте воспринималась радикальным крылом российского либерализма как грандиозная экономическая диверсия самодержавия, призванная отвлечь внимание общества от необходимости проведения социально-политических преобразований. Последовательно либеральной альтернативы проводившейся экономической политике, по сути, не существовало. Автор подчеркивает, что «при всех своих очевидных пороках государственная власть России на рубеже XIX–XX столетий оказалась способна выработать и проводить в жизнь экономический курс, обеспечивавший форсированную экономическую модернизацию страны. Представляется, что к началу второго десятилетия XX в. в России предпосылки для дальнейшего динамичного социально-экономического развития, а также постепенной трансформации политической системы были гораздо более весомыми, чем для революционного разрешения сохранявшихся противоречий. И лишь мировая война, ставшая для России непосильным испытанием, не позволила им реализоваться» (с. 221). В.М. Шевырин