К ВОПРОСУ ОБ ОБЩЕСТВЕННОЙ СЛУЖБЕ В В

23
Терещенков Л. Е. Изучение революции 1917 года и гражданской войны в КарелоМурманском регионе в системе историко-партийных учреждений 1920–1930-х годов. Автореф. дисс…канд. ист. наук. – СПб., 2011. – С. 13.
Д. А. Мухин
ВЛАСТЬ КАК НАКАЗАНИЕ
(К ВОПРОСУ ОБ ОБЩЕСТВЕННОЙ СЛУЖБЕ
В ВОЛОГОДСКОЙ ДЕРЕВНЕ В КОНЦЕ XIX – НАЧАЛЕ XX ВВ.)
На рубеже XIX–XX вв. сельские общества должны были избирать из
своего состава должностных лиц крестьянского общественного управления. Как отмечал П. Н. Зырянов, крестьяне смотрели на само несение
выборной должности как на натуральную повинность1. В прошениях
встречается также мнение, что именно такой статус сельской службы и
установлен законом. Так, в своем прошении крестьянин Поподьинской
волости Вологодского уезда Алексей Кириллов Шестеряков писал: «Я
считаю мое избрание в эти должности положительно незаконным, потому что я до 1895 года три года исправлял должность кандидата сельского старосты и был вахтером в это же время 1 ½ года, следовательно,
я натуральные повинности отбыл сполна, как это следует по общему
положению о крестьянах»2.
Причем эта повинность для самих крестьян оказывалась одной из
наиболее тяжелых3. Особенностью данной повинности было то, что несло его не все общество в целом, а только отдельные его представители. Это делало вопросы, связанные с выборами, особенно острыми.
Источниками для работы послужили документы Государственного
архива Вологодской области (далее – ГАВО) и Великоустюгского центрального архива (далее – ВЦА): прошения крестьян об удалении от
должностей (217 прошений из 5 уездов Вологодской губернии), а также
дальнейшее делопроизводство по этим прошениям. Важнейшим источником являются этнографические описания, в частности, материалы,
собранные корреспондентами Тенишевского бюро.
Количество выборных должностей в деревне было большим. В центральных уездах Вологодской губернии одновременно службу несли не менее 1/7 всех крестьянских семейств, в юго-западных уездах губернии – до
½4. В результате практически ни одна семья не могла избежать выбора.
59
Выбор на определенные должности (прежде всего, сельского старосты, сборщика податей, полицейского сотского и другие) для самих
крестьян мог серьезно повлиять на благосостояние семьи. Как отмечал
корреспондент Тенишевского бюро Н. М. Маталаев из Нестеферовской
волости Устюгского уезда, «бывают случаи, что если попал на эту должность (сельского старосты – Д. М.) человек не очень зажиточный […],
то к концу трехлетия разоряется и, бывает, принужден продать лошадь
или корову, чуть не последнюю, чтобы внести и пополнить растрату»5.
Как правило, крестьяне старались сделать «справедливый», с их
точки зрения, выбор, чтобы сохранить взаимоотношения внутри общины. Учитывалось количество работников, материальное положение
семьи, предшествующая общественная или военная служба. Существовали очереди, например, по деревням, из которых выбираются старосты6, или внутри деревни для замещения определенных должностей7.
Другим вариантом служили жеребьевки, когда, по крестьянским представлениям, решение принимал Бог8.
В отдельных случаях сельское общество использовало выборы как
способ наказания провинившихся крестьян. Одним из оснований выбора, фигурирующим в прошениях крестьян и этнографических описаниях, является неприязнь со стороны общины. В случаях конфликта
выбор в должность или несколько выборов подряд оказывался средством давления или наказания неугодного члена общины. Как сообщал
земский начальник А. Новиков, «судился ли с обществом, донес ли правильно или неправильно, […] пожар ли начался с твоего дома – это все
причины для выборов»9.
В 9 прошениях именно неприязненное отношение приводится как
причина несправедливого выбора. В своих прошениях об удалении
от должностей крестьяне либо только сообщали о наличии «злобы и
ненависти», либо могли указывать конкретные причины таковой. Так,
например, в 1891 году крестьянин Иван Квашнин жаловался на то, что
без его участия (что само по себе редкостью не являлось) на сходе он
был избран сельским старостой Трофимовского общества Никольского
уезда. По поводу своего избрания он писал следующее: «избрание меня
в должность состоялось по злобе соседей нашей деревни Никитинской
по причине того, что переселился я из деревни Трофимовской в деревню Никитинскую в дом вдовы Мальцевой»10.
Просители указывали на неприязнь со стороны общества в целом,
как в рассмотренном ранее примере, или со стороны конкретного лица
(например, крестьянин Спасской волости Тотемского уезда Василий Бе60
гунов жаловался, что избран сельским старостой «по наклонности бывшего – а ныне покойного Старшины Александра Бурцова»11), или группы лиц («злости на меня некоторых крестьян»12, «по злобе и ненависти
некоторых крестьян, желающих, чтобы я лишен был своей должности
[…] на железной дороге»13, «по желанию нескольких лиц, состоящих со
мной в ссоре»14, «по настоянию нескольких односельчан, которые имеют ко мне неприязненные отношения»15).
Сельское общество, осознавая тяжесть сельской службы, могло
использовать выборы в какую-либо должность, а иногда и несколько
выборов подряд как способ наказания неугодного члена общества или
даже были способом избавиться от такового. То есть выборы могли служить реальным способом наказания отдельных крестьян и их семейств.
Яркий пример подобной мотивации при выборе должностных лиц был
зафиксирован корреспондентом Тенишевского бюро А. Власовым в соседнем с Вологодским Череповецком уезде Новгородской губернии.
«Сначала Дураничев начал было сам владеть наделами, (выкупив их в
собственность – Д. М.), но крестьяне сейчас же избрали его сельским
старостой, для исполнения обязанностей которого Дураничеву пришлось нанять заручевского мужика (представителя этого сельского общества – Д. М.) за 25 руб. в год, т. е. тратить все, что дает земля; кроме
того, пришлось участвовать в постановке огородов вокруг полей, починке дорог и других общественных работах. По истечении трех лет, отслуженных Дураничевым старостой, общество избрало его на три года
полицейским десятским; опять пришлось нанять. Мужики говорили:
«выкурим же мы Дураничева из своего общества». Дураничев проарендовал наделы двум заручевским крестьянам по 7 р. 50 к. за каждый и
поставил условием, чтобы арендаторы исполняли все натуральные повинности и платежи, причитающиеся с его наделов»16. То есть выборы
оказались наиболее эффективным способом избавиться от неугодного
обществу человека.
Степень распространенности подобных практик оценить невозможно. Даже в рассмотренном случае крестьянина Дураничева никаких прошений подано не было, и мотивировка выбора сохранилась
лишь благодаря случайному попаданию в этнографические описания.
По Положению о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости,
самоотвод для должностных лиц не предполагался. Поэтому отказаться
от службы, ссылаясь на мотивы выбора, было невозможно. В данном случае важно, что ни в одном из выявленных прошений «злоба и ненависть»
не являются единственным приводимым просителем основанием уда61
ления от должности. Для просителей это лишь аргумент, усиливающий
другие основания: сложное семейное положение, наличие нарушений
во время выборов, болезненное состояние просителя и т. д.
Особенностью прошений является высокий уровень их субъективности, а также высокая вероятность фальсификации указываемых в них обстоятельств. Целью их создания часто бывало описание
настолько тяжелого положения, чтобы этого было достаточно, в частности, для удаления от должности, причем дальнейшими расследованиями эти сведения могли признаваться несоответствующими действительности. Кроме того, перепроверить приводимые просителями
сведения с помощью других источников представляется практически
невозможным. Поэтому нельзя утверждать, что каждый факт выборов
«по злобе и ненависти», приведенный просителями, имел место быть.
Но наличие ряда прошений, происходящих из 3 уездов губернии (Вологодского, Никольского и Тотемского), а также приведение подобных
мотивировок в этнографических описаниях, позволяют утверждать,
что подобные факты и отношения существовали.
Такое отношение к общественной службе нашло свое отражение и
в связанной с избранием лексике. В двух прошениях, в которых основанием для освобождения от должности был несправедливый, по мнению
просителей, выбор, говорилось: «в нашем селении есть крестьяне-домохозяева гораздо меня виноватее»17 или «другие лица по семейному положению гораздо меня виноватее»18. В данных случаях критериями «вины»
было материальное положение, количество работников в семействе, а
также предшествующие должности, в которых служили представители
семейства. То есть «виновность» в данном контексте являлась синонимом возможности и необходимости «наказания», т. е. службы представителей определенного семейства. И аналогичным образом, удаляя от
должности крестьянина Пожарищенского, Сретенский сельский сход
Страдненской волости Устюгского уезда постановил: «Семейство просителя против прочих домохозяев общества в отбывании общественных
выборов и отправлении воинской повинности правее»19.
Таким образом, выбор на центральные должности крестьянского
общественного управления мог восприниматься или являться наказанием конкретного крестьянина со стороны общества.
Литература
Зырянов П. Н. Крестьянская община Европейской России, 1907–1914 гг. – М., 1992.
– С. 28–29.
2
ГАВО. Ф. 76. Оп. 1. Д. 1309. Л. 1–1 об.
1
62
3
Необходимо оговориться, что, несмотря на общее негативное отношение к службе, в отдельных районах замещение той или иной должности могло быть престижным
(например, должности сборщика податей в Спасской волости Тотемского уезда или сельского старосты в Корбангской волости Кадниковского уезда), однако подобные случаи
носили единичный характер. Кроме того, совершенно другой характер имели выборы
волостного уровня, где существовала серьезная конкуренция.
4
См. подробнее: Мухин Д. А. Выборная служба как всеобщая повинность (к вопросу о
сельских выборах в Вологодской губернии в конце XIX – начале ХХ века) // Региональное
управление и проблема эффективности власти в России (XVIII – начало XXI вв.): сб. ст. Всероссийской научной конференции «Региональное управление и проблема эффективности власти в России (XVIII – начало XXI вв.)» (г. Оренбург, 30 октября – 2 ноября 2012 года) /
Под науч ред. Е.В. Годововой, С.В. Любичанковского. – Оренбург, 2012. – С. 240–243.
5
Русские крестьяне. Жизнь. Быт. Нравы. Материалы «Этнографического бюро» князя
В.Н. Тенишева. Т. 5. Вологодская губерния. Ч. 4. Тотемский, Устьсысольский, Устюгский и
Яренгский уезды. – СПб., 2008. – С. 514.
6
Например, в Богородской волости Вологодского уезда (ГАВО. Ф. 76. Оп. 1. Д. 1506. Л.2.)
7
Например, полицейского десятского в Трегубовской волости Устюгского уезда
(ВЦА. Ф. 11. Оп. 1. Д. 466. Л. 194).
8
Например, Куракинской волости Тотемского уезда (ГАВО. Ф. 679. Оп. 1. Д. 91. Л. 7).
9
Новиков А. Записки земского начальника. СПб., 1899. С. 43.
10
ВЦА. Ф. 61. Оп. 1. Д. 328. Л. 1.
11
ГАВО. Ф. 676. Оп. 1. Д. 78. Л. 1.
12
ГАВО. Ф. 679. Оп. 1. Д. 89. Л. 1.
13
ГАВО. Ф. 76. Оп. 1. Д. 1231. Л. 3 об.
14
ГАВО. Ф. 678. Оп.1. Д. 181. Л. 1.
15
ГАВО. Ф. 678. Оп. 1. Д. 207. Л. 1 об.
16
Российский этнографический музей. Ф. 7. Оп. 1. Д. 848. Л. 10.
17
ГАВО. Ф. 679. Оп. 1. Д. 89. Л. 1.
18
ГАВО. Ф. 679. Оп. 1. Д. 30. Л. 1.
19
ВЦА. Ф. 353. Оп. 1. Д. 38. Л. 56.
Е. С. Пазгалова
СОВЕРШЕНСТВОВАНИЕ ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ ПОДГОТОВКИ УЧИТЕЛЕЙ
ПУТЕМ ОРГАНИЗАЦИИ УЧИТЕЛЬСКИХ СЪЕЗДОВ
И ПЕДАГОГИЧЕСКИХ КУРСОВ ЗЕМСТВАМИ ВОЛОГОДСКОЙ ГУБЕРНИИ
В 70-е годы ХIХ века в Вологодской губернии проходил процесс становления местного земского самоуправления. Одной из самых ключевых задач земства на этом этапе работы стал подбор педагогического
персонала для значительного количества начальных училищ территориально обширной губернии. Открытие Тотемской учительской семинарии в 1872 году полностью не решило проблемы дефицита учительских
кадров. Ежегодно двадцать пять выпускников Тотемской учительской
63